Гаврюченков Юрий. Кладоискатель и доспехи нацистов

   – Не говори глупостей.
   – Когда мужчина хочет сказать женщине, что она дура набитая, он обычно говорит ей: «Ты совершенно права, дорогая», – ехидно напомнила Марина. – А вот Слава, между прочим, тебя к своей Ксении ничуть не ревнует. Я совершенно точно говорю. Мы с Ксюхой на эту тему немало разговаривали. Она его, кстати, тоже ко мне не ревнует.
   – Неужели? – вырвалось у меня.
   – Можешь сам спросить.
   – Обязательно, – неохотно пообещал я.
   Вынырнувшая откуда-то со стороны детской площадки четверка молодых людей быстро направилась к нам. Я продолжал вести Маринку как ни в чем не бывало, а у самого торопливо застучало сердце. Мне не понравилась их целеустремленность. Шли несомненно по делу. Ребятки обладали внешностью дворовой шпаны, которая проводит досуг в возлияниях под окнами родного дома. Сейчас им явно не хватало на бутылку. Брешь в бюджете должен был залатать неосмотрительно забредший в их дворик прохожий со своей барышней.
   Как бы невзначай я опустил руку в карман, где лежал светошоковый фонарь.
   – Мужик, дай закурить, – обратился главшпан – высокий тинейджер в серой клубной куртке.
   Я не курил, о чем мог бы сказать, но не захотелось терять лицо в присутствии Маринки. Да и не помогло бы. Так к чему унижаться!
   – У меня одна.
   – Давай одну.
   Кодла обступила нас полукругом. Справа от главшпана заняли позицию мальчонка в клетчатой кепке и чернявый пацан с пэтэушными усиками, слева стояло нескладное пирамидальное творение пьяных люмпенов, узкоплечее, толстожопое, с огромным губастым ртом под приплюснутым носом-пуговкой. Подростки меряли нас оценивающими взглядами, особенно Маринку, сволочи!
   – Вы такие не курите, – ответил я, сожалея, что не остановился и не подождал Славу.
   – Курим, курим, доставай, – насмешливо произнес главшпан, а мальчонка не преминул спросить:
   – Что за сорт?
   – «Красный богатырь», – ответил я, поражаясь собственному бесстрашию. – Только предупреждаю, она одна на всех.
   – Чего? – не врубился сразу главшпан. – Что за богатырь?
   – Красный, – ответил я, – с мохнатым фильтром и задними колесами.
   Со смекалкой у ребят был напряг. Только чернявый просек, что над ними глумятся, и быстро ткнул меня в лицо кулаком.
   Удар пришелся в губы, был он несильным. Я отступил и выдернул из кармана фонарь.
   «Везет на синьхуанов», – подумал я, нажимая на кнопку, но чернявый опять опередил меня. Удар ногой, ловкий и незаметный, выбил из руки шокер. Фонарик улетел, а кодла бросилась в драку. Отступать было некуда, Маринка связывала по рукам и ногам, да и не дали бы убежать молодые и резвые. Догнали бы и растерзали, поганцы.
   В озверелом обществе действовали законы стаи. Атаковал старший. Уклоняясь от удара, я пригнулся и поддел плечом движущегося по инерции главшпана. От удара под дых он содрогнулся, согнулся и отвалил. Я пнул изо всей силы оказавшегося поблизости мальчонку. Жесткий рант модельного ботинка угодил ему по голени. Поганца словно ветром сдуло, он отскочил, визжа.
   Чернявый с пирамидой налетели на меня, мутузя с обеих сторон. Попали в голову, я потерялся. Уже ничего не видя, не слыша и не соображая, я упал на спину, локтями инстинктивно защищаясь от сыплющихся отовсюду ударов. Сучьи детки, next-поколение, глушили меня с очумелой жестокостью. Могли бы и убить, не заголоси на весь квартал Маринка. На ее крик с воем примчался Слава и в шесть секунд навел порядок, утихомирив хулиганов связками ударов. Мне оставалось только кататься по земле, чтобы не попадать под ноги дерущихся.
   Когда рядом свалился главшпан, я понял, что развязка боя близка, вскочил и стал охаживать полудурка пыром по ребрам. Переросток кряхтел и ойкал, закрываясь руками, как я только что, но меня перемена ролей ничуть не смущала, и я продолжал с остервенением выколачивать из него дурь.
   – Хорош, Ильюха, – остановил меня корефан, – ты его так вообще забьешь насмерть.
   – Ну и пусть, – выдохнул я, сплевывая кровавую пену, но бить перестал, – одним подонком будет меньше!
   – Пошли отсюда. – Слава с Маринкой потащили меня с поля брани.
   – Пидоры и уроды! На людей как бешеные бросаются, лупцуют почем зря. Я же им ничего не сделал, петухам!
   – Сделал, не сделал, – пробормотал Слава, – какая разница. Все мы такими были по молодости.
   – Нет, не все. – Ярость моя иссякла, осталась только злость. – В юности я таким не был, можешь мне поверить.
   – Ну, это ты не был, – туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с легкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.
   Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.
   – Ого, у тебя и видок, – смерила она меня взглядом эскулапа и покосилась на мужа. – Где это вы отирались?
   – У тестя были, – ответил я, чем ее весьма удивил.
   – Ни хрена себе страна! – воскликнула Ксения. – Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.
   Жена, не отвечая, смотрела в пол.
   – От тестя что-нибудь осталось? – не унималась Ксения.
   – Папа здесь ни при чем, – быстро сказала Маринка. – Это хулиганы напали.
   Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять на кого.
   – А чего случилось? – забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.
   – Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, – смутился тот.
   – А ты где был? – накинулась на него Ксения, будто Слава был моим секьюрити, а она – директором охранного бюро.
   – Он задержался немного, – поспешил я на вы. ручку другу. – Мы с Мариной ушли вперед, а он слегка подотстал.
   – Нужда замучила, – нашелся Слава.
   – Ох, заняться вами некогда, – грозно подбоченилась Ксения. – Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.
   Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.
   – Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, – попытался я приободрить ее, но мне это не удалось.
   – Илья, ты свой фонарь потерял, – сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв ее за плечи, увела в комнату.
   Мы как оплеванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.
   – Ну ничего, – сказал корефан и стал раздеваться, – бабы сами разберутся.
   Это означало, что он предлагает возобновить банкет.
   – Нет, – возразил я, еще не отойдя после разговора с Маринкой, – моя половина без меня разбираться не будет. Пойду ее успокою.
   С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моем появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.
   – Прости, что так получилось, – сказал я, присаживаясь рядом.
   – Милый. – Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась лицом в грудь.
   Я заботливо погладил ее по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую прическу.
   – У тебя очень красивые волосы, – совсем не к месту сказал я комплимент и в результате под конец сумасшедшего дня лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но все же я предпочел бы находиться в отдельной квартире.
   – Я так за тебя испугалась, – доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.
   – Ничего страшного не могло случиться, – успокоил я ее, утвердившись в мысли, что никогда не расскажу ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. – Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.
   Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.
   – Так быстрее заживет, – оправдалась она.
   – Губа заживет совсем быстро, если ты не будешь высасывать из нее кровь.
   – А может, она у тебя вкусная, – рассмеялась удовлетворенная Маринка. – Может, мне нравится.
   «Доведут же проклятые гопники!» – подумал я.

9

   Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день, может, и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут, как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. «Светлое братство» с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем, и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы «братья» не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентеры, так родственники; не родственники, так друзья. «Никто не хотел умирать». В результате добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта. А уж потом и археолога ликвидируют.
   Поскольку такой вариант меня никоим образом не устраивал, я счел нужным временно самоустраниться. Заодно проверить возможности «Светлого братства». Сумеет ли оно найти меня на даче у Славы? Друган по случаю прикупил участок земли в Горелово, оформив его на Ксению, как и все прочее имущество. Слава был парень нежадный. Он сам и предложил затихариться у него, мне же не оставалось ничего, кроме как согласиться. К Маринкиным родителям на дачу дорога была однозначно заказана. Не хотелось одалживаться, да и отыскать нас там легко.
   Маринка была не против. В сущности, она сама уболтала меня на этот шаг. Придя к обоюдному согласию, мы сели в «Ниву» и поехали домой – собирать пожитки. Славу с Ксенией оставили отдыхать. Я пообещал им беречь Маринку и в доказательство продемонстрировал АПС, после чего убрал его во внутренний карман куртки. Мне поверили, вручили ключи от дачи, сопроводили напутствиями. Настроились отваливать конкретно – я даже Доспехи в багажник положил, чтобы из дома сразу ехать в Горелово. Сокращая время пребывания в городе, мы уменьшали возможность возникновения новых эксцессов. Я всегда был легок на подъем, да и Маринка тоже – она ведь моя вторая половина.
   Нежилая квартира производила тягостное впечатление, но я предложил Маринке не возиться с мокрой тряпкой, а поскорее укладывать шмотки. Сам же решил заглянуть к Боре – попрощаться, если он еще не уехал.
   Боря не уехал. Он встретил меня в той же рубашке с тем же значком, только в руке на сей раз держал трофейную «хлорницу» – прямоугольный пенальчик из коричневого эбонита, в котором немцы хранили порошок для обеззараживания воды. Из «хлорницы» торчали иголки. Видать, выломился отпирать прямо с рабочего места. Ждет, что ли, кого?
   – Привет, – сказал я. – Не ждал меня?
   – Не-а. – Боря отступил, пропуская меня в комнату.
   – А кого ждал?
   – Ребята должны зайти. Я заморочился в лес с ними поехать.
   – Где будете копать? – Кажется, Боря нашел подходящую компанию «черных следопытов».
   – В Синявино. Там у человека своя дача есть.
   – Что за ребята? – Мир тесен, некоторых я вполне мог знать по своему трофейному детству.
   – Аким, Пухлый, Саша Крейзи, Дима Боярский, Болт, и еще кто-то будет.
   – Что за Пухлый – Чачелов?
   – Ну да, – неуверенно ответил Боря, наших общих знакомых он знал несколько хуже, чем я. – Вова. Со шрамами такой: у носа щека и у глаза скула разворочены.
   – Затвором от трешки. Перед армией напоследок из любимой винтовки пальнул, а ему затвор в морду влетел.
   – Ты знаешь Пухлого?
   Я кивнул:
   – Он у вас небось проводником идет?
   – Ну да, – подтвердил Боря. – Он, говорят, в Синяве самый фирменный проводник, с малых лет копает. Это его дача. Нас Аким свел. Дима-мент и Крейзи тоже давно там тусуются.
   «Про меня, значит, не упоминали», – понял я. В прихожей раздался звонок.
   – Ага, пришли, – сорвался открывать Боря, но это оказалась Маринка.
   – Тебя папик хочет, – сообщила она.
   – Спешу на зов, – пришел мой черед подрываться. – Боря, дверь не запирай, я сейчас вернусь.
   – Лады, – мотнул башкой Боря.
   Как удобно, когда квартиры рядом! Создается эффект единого большого жилья. Я проскочил лестничную клеть и взял трубку. Господин Стаценко меня, наверное, обыскался. Что-то он там мне хотел предложить.
   – Алло. Здравствуйте, Остап Прохорович.
   – Добрый день, Илья Игоревич, – поздоровался пан Стаценко. – Вас никак не найти.
   – О-о, я был занят, мотался по городу без конца, весь в разъездах. Дел было невпроворот, весь в делах… всяких, семейных, всяких… – залопотал я. Остап Прохорович привел меня в смущение, сам того не подозревая.
   – Не помешал ли я вам? – корректно осведомился Стаценко.
   – Никоим образом.
   – Вы помните, о чем мы говорили в прошлый раз?
   – Как же, помню.
   – Не откажетесь ли вы, Илья Игоревич, обсудить сей вопрос в процессе застольной беседы? – Папик отлично копировал мою манеру говорить и мои интонации – подлизывался. – Я бы прислал за вами машину.
   – Ой, простите, Остап Прохорович, – взмолился я, – но вынужден отклонить ваше предложение.
   Оно мне по большому счету в хрен не уперлось и завтра фиг понадобится.
   – Вы куда-то торопитесь? – догадался Стаценко.
   – В данный момент – да. Может быть, потом как-нибудь встретимся. Я вам обязательно позвоню.
   – Вы мне уже обещали, – обиженно напомнил папик.
   – Забыл, каюсь. Жизнь довела до амнезии, – мне не хотелось огорчать радушного Остапа Прохоровича, но я чувствовал, что, если отложу отъезд, потом свалить из города не соберусь. Такие дела делаются на одном дыхании. – Но сейчас я действительно не могу посетить вас.
   – Жаль, очень жаль, – разочарованно протянул Стаценко. – Когда я могу застать вас дома?
   – Право, не знаю, – честно признался я. – Дело в том, что мы с женой собрались нанести визит к друзьям на дачу. Не представляю, на сколько он затянется.
   – Будете в Санкт-Петербурге – звоните, – деликатно закруглил беседу Стаценко. – Номер моей трубки вам известен.
   – Разумеется, – с облегчением вздохнул я. – Обязательно позвоню.
   Попотчевав друг друга оптимистическими пожеланиями, мы разъединились.
   – Чего хочет папик? – осведомилась Маринка. – Тебя?
   – Отобедать в моем присутствии, – поправил я. – Что за пошлые намеки? Мне кажется, сарказм неуместен. У нас ведь был разговор насчет ревности?
   – Если бы все было чисто, ты бы так не защищался, милый, – пристрастие к шпилькам Марина унаследовала от матери. – С точки зрения постороннего человека, ваши тайные вечери не могут не вызвать подозрения. Что за дела: приглашать в гости женатого человека без супруги? На что это похоже? Вот почему я называю ваши встречи интимными.
   – Нормальные конфиденциальные встречи.
   – Конфиденциальные, – фыркнула Марина. – Собрались два друга посекретничать! Папик твой меня в открытую игнорирует. Такое отношение можно объяснить только предварительным сговором либо исключительной неотесанностью.
   – Либо эгоизмом, – прибавил я. – Остапу Прохоровичу нравятся доверительные беседы. И ничего такого в этом нет, не выдумывай, дорогая.
   – Да мне-то что, милый. А вот тебе было бы приятно, если бы меня зазывала в гости загадочная особа, а про тебя всякий раз забывала, словно ты и не существуешь?
   – Неприятно, – я только сейчас это понял. – Постараюсь исправиться, извини.
   – И все??? – округлила глаза Маринка.
   – Но даче мы будем неразлучны целое лето, – напомнил я.
   – Ну хотя бы поцеловать, джентльмен.
   Уняв наконец-то жену, я возвратился к Боре. Дверь была приоткрыта. Боря сидел в комнате и латал лямку на «жопе» – подушке из пенополистирола, которую привязывают к мягкому месту, чтобы в лесу можно было без хлопот усаживаться на холодную землю, не боясь застудить почки.
   «Жопа» была покрашена в черный цвет и сильно потерта. Очевидно, ею много пользовались. В тех местах, где краска облезла, белоснежный теплоизолятор изгваздался, пошел грязно-серыми пятнами, в районе ягодиц они были темнее.
   – Хороший прибамбас, – заценил я, присаживаясь, – почто не взял, когда курган копать ездил?
   – Она не моя, – не отрываясь от работы, ответил Боря, – Аким дал.
   Следопытом он и в самом деле был зеленым. Если долго копаешь в лесу, без подкладки не обойтись. Россия – страна северная.
   – Как поживает Пухлый? – Давно, очень давно я не встречал никого из нашего отряда юных следопутов.
   – Нормально вроде, – пожал плечами Боря. Видимо, Вовка Чачелов был ему мало знаком. – А ты Пухлого давно знаешь?
   – С младых ногтей, – усмехнулся я, припомнив лихие похождения. – Мы с ним еще на Невском пятаке копали.
   – У дороги или в лесополосе? – загорелись глаза у Бори.
   Очевидно, Невский пятачок посещали все без исключения «черные следопыты». Любители трофейного оружия, которых я знал, на нем, как правило, и начинали. Исключение составлял Вова, у которого дед жил на линии бывшего Волховского фронта. Пухлый вырос в лесу и знал эти болота как свои пять пальцев.
   – Везде, – сказал я. – Ночью не видно. Маскировочной сетью от дороги отгородишься, и все время до рассвета – твое.
   – В ментовку попадал?
   – Не без того, пару раз ловили. Невелика беда, – отмахнулся я, – по шее пару раз дадут, инструмент отнимут, ну, в школу сообщат. А поскольку я был председателем военно-патриотического сектора и даже, – воздел я вверх палец, – имел ключ от комнаты боевой славы, мне все сходило с рук. Я мотивировал раскопки добычей экспонатов для нужд школы, и мне в общем-то верили, поскольку я туда кое-что приносил. Не оружие, а так… экспонаты. К тому же, проводил экскурсии в этой славной комнате и вел активную общественную работу. Поэтому мне прощали маленькие шалости, тем более что я один из всех малолетних балбесов фурычил в героической истории родного края. Еще бы не фурычить, – хмыкнул я, – столько земли перемолотил. Пятак хорош тем, что там можно копать в любом месте и что-нибудь обязательно да найдешь. Все-таки четыреста тысяч человек положили, шутка ли? Оружия на нем – еще не одному поколению раскопщиков хватит.
   – Да, Пятак место хлебное, но не прикольное из-за ментов, – кивнул Боря. – Я там начинал, а потом стал копать по Новгородской области. В Долину Смерти последний раз вообще фирменно съездили. Наткнулись на блиндаж. Его раскопали раньше нас, но не весь. Мы тоже стали рыться. Эрик портфель нашел, складник и телефон. Я – бак от эмгэ с патронами и тоже телефон. Потом отошли немного по окопу, стали бруствера обрушивать. Бац, пулеметные гильзы. Ну, раз есть такая россыпь гильз, значит, должен быть и пулемет. Смотрю, профиль траншеи на ячейку для пулеметного расчета похож. Стал копать, а из песка конец ленты торчит. Потянул, вытащил, насколько смог. Нормальный ход, думаю, и на нашей улице КамАЗ с игрушками перевернется! Копаю дальше – есть! Целехонький эмгэ. Вон, в углу стоит.
   – В песке что ему сделается, – окинул я взглядом предмет Бориной гордости. – В песке сухо, вода сразу вниз уходит, не дает железу ржаветь. В Приморске я вообще целые винтовки поднимал, на них даже дерево сохранилось. А в том же Мясном Бору ствол если он был, допустим, в окопе засыпан вертикально, то становится конусообразным – так неравномерно корродирует.
   – Такие клины я тоже вытаскивал, – согласился Боря. – Дерево – дефицит, оно дороже ствола. Если ты еще и столярничать умеешь, тогда вообще фирменный копатель, цены тебе нет.
   – У нас Пухлый умел по дереву работать, – припомнил я.
   – А из чего ложа делали? – Боря даже шитье отложил.
   «Бойцы вспоминали минувшие дни, окопы, где вместе сражались они». Вот тоже, собрались трофейщики лясы поточить. Лазают какие-то непонятные люди по лесам, а потом трендят об этом часами: трешь-мнешь, хрен поймешь. У Мертвого озера нас пробило на водные темы, а нынче предались воспоминаниям о сухопутных.
   – Из сосновой доски, – я увлеченно пересел, закинув ногу за ногу. – Ну, если для себя, тогда, конечно, из березки. Возиться с нею дольше, зато приклад выходит достойный. А сосна – она мягкая. После трех выстрелов ствол шатается.
   – И сколько по времени у вас фирменное ложе точилось?
   – Пухлый резал за день. К вечеру уже было готово. Он красивые ложа делал. Качественно обточенное дерево – это, конечно, вещь! А из гнилых винтовок Вова на даче забор смастерил.
   – Это ж сколько потребовалось стволов? – с плохо скрываемой завистью спросил Боря.
   – Не помню уже… Много.
   – Стволы-то рабочие?
   – Были рабочие, стрелять можно.
   – И не жалко?
   – Дед Пухлого из них потом фундамент для бани сделал. Бетонную подушку стал заливать и все стволы туда вомчал в качестве арматуры.
   – Да ну на фиг! – не поверил Боря. С точки зрения «зеленого следопыта», подобное расточительство было просто кощунством.
   – Можешь сам у Пухлого спросить. Будете у него на даче, в этой бане попаритесь.
   – Ну, вы оригиналы! – поразился Боря.
   – Это Пухлый оригинал, – сказал я. – Что там забор из винтовок! Мы когда на Невском пятаке копали, у Пухлого там было ложе из мосталыг. Собрал себе из костей типа трона и восседал на нем, как король каннибалов.
   – Ну, он дает!
   – Кстати, о каннибализме, – злорадно упомянул я. – У Пухлого есть идея-фикс: затащить в лес бабу и сожрать ее. Так что, если с вами будет женщина, может статься, что назад она не вернется. Поэтому смотри, что за мясо в котелке.
   – Да ну вас к черту, – скривился юный следопыт, – жути только гонишь. Кто в лесу будет с бабами канителиться, на хрен кому они там нужны!
   – Пухлый может, – поддразнил я, – он такой. Пронзительный визг прорвался к нам с лестничной площадки.
   – Илья, Илья! – это звала на помощь Маринка.
   Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, который я сделал, чтобы, покинув кресло, оказаться в прихожей. Дверь была не заперта, я дернул ее на себя и нос к носу столкнулся с человеком в черной одежде. Я врезал ему локтем в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи «стечкин». Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда доносился истошный Маринкин вопль:
   – Илья!!!
   Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор, я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС – волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги начисто сорвал башню.
   Не сомневаясь, что имею дело со «светлыми братьями», я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защелкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.
   Предварив свое появление шумовым эффектом, я пронесся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС в вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и рядом с ней двоих «светлых братьев», один был с «Калашниковым», второй держал в руке меч.
   – Амба! – ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.
   Нашороханный «светлый брат» вскинул свой калькулятор, собираясь дать очередь с пояса, но я опередил с окончательным расчетом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с нее кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.
   – Ложись, ложись, сука, на пол! – во всю глотку зарычал я.
   Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.
   – Лежи, козлина, если жизнь дорога, – пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул ее в коридор. – Сейчас попробуем выйти из дома. – Глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. – Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет – попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?
   – Да, – тряхнула головой Маринка, и я понял, что она точно ничего не сделает.
   – Тогда пошли, – сказал я и едва не попал под пули.
   Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошметки гипсокартона, в воздухе заклубилась известковая пыль.
   За стеной на лестнице кто-то упал.
   – Илья, – по голосу я узнал Борю, – ты живой?
   – В порядке, – ответил я.
   Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемета, потом спрашивает, живой ли?
   – Осторожно, – предупредил я, – мы идем.
   Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с решительным видом прохаживался по ней, держа на изготовку пулемет. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в черном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.