Страница:
– Знакомьтесь, – сказал Фридкес, но Молчун не понял смысл его слов – он неотрывно смотрел в лицо вошедшего. Им не нужно было знакомиться. Это лицо Молчун запомнил навсегда – как запомнил и красный спортивный костюм. В карих глаза за толстыми стеклами очков мелькнул страх, "спортсмен" отступил на шаг, а потом он – одновременно с Молчуном – заметил лежащий на кухонном столике большой разделочный нож.
Их руки метнулись к нему одновременно.
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Их руки метнулись к нему одновременно.
Глава 16
Они договорились встретиться в десять утра на автобусной остановке. Как водится, Кирилл пришел раньше, а Лика опоздала. Девушки вечно опаздывают на свидания.
– Ты принарядился, – оценила она внешний вид Кирилла, который избавился наконец от пострадавшего при экскурсии в дом Молочкова плаща. – Думаешь, Лагинская оценит, растает и будет откровенна как на духу?
Лагинская оказалась маленькой сухощавой женщиной лет пятидесяти с хвостиком. Она курила тонкие импортные сигареты и разговаривала с кем-то по мобильному телефону.
– И ты скажешь, что она не может быть мозговым центром? – шепнула Лика. – Вот так по мобильному она и договаривается с каким-нибудь европейским "черным" дилером о продаже татуировок...
Кирилл не ответил – он изумленно осматривал интерьер квартиры Лагинской – это походило то ли на антикварную лавку, то ли на Эрмитаж, то ли на квартиру председателя комитета по управлению городским имуществом, в обыске которой Кириллу приходилось принимать участие.
– Ну так о чем у нас будет беседа? – спросила Лагинская, забравшись с ногами на тонконогую софу и напомнив Кириллу портрет какой-то писательницы начала века. – Девушка сказала по телефону, что ее интересует Тигран Тевосян. Вы студенты?
– Мы из милиции, – сказал Кирилл. – Извините, что сразу не сказали.
– Но у вас тогда должен быть...
– Он из милиции, – уточнила Лика. – А я студентка. Я действительно интересуюсь творчеством Тиграна Тевосяна. Вы же знали его лично...
– Имела такое несчастье...
– Почему несчастье?
– Потому что Тигран был достаточно сложным человеком. К тому же он переживал своего рода кризис, и это не делало его более любезным и открытым. Тем не менее это был выдающийся художник... Я пыталась вписать его в городскую культурную жизнь, но, честно говоря, у меня это не получилось. Тигран объехал весь мир, и для него культурная жизнь Белогорска, вероятно, была абсолютно неинтересна... Если вас интересуют какие-то подробности, то я планирую написать книгу о белогорском периоде жизни Тевосяна. Если удастся найти спонсора для издания...
– Хамакулов, – предложил Кирилл. – Ему это должно быть интересно.
– Вот не ожидала, что милиция у нас посвящена в художественные пристрастия водочных королей! – Лагинская засмеялась, стряхнула пепел и выжидательно посмотрела на гостей. – Если есть конкретные вопросы... – она не договорила, задержав свой взгляд на Кирилле. – А вы точно из милиции? Я не очень понимаю такую странную компанию, изучающую творчество Тиграна, – студентка в компании милиционера...
– А что, милиционеры не люди? – обидчиво поинтересовался Кирилл.
– Помолчи, – бросила ему Лика. – Мне кажется, хватит ходить вокруг да около...
– Как скажете, милочка, – пожала плечами Лагинская.
– С некоторых пор заниматься творчеством Тиграна Тевосяна стало небезопасно, – сказала Лика. – Поэтому приходится водить с собой охрану.
– Что вы имеете в виду?
– Может быть, вы помните Игоря Молочкова? Он бывал у Тиграна...
– Игорь? Такой говорливый? Кажется, у него ювелирный бизнес...
– Он самый. Его убили три дня назад.
– Какой ужас, – бесстрастно произнесла Лагинская. – Но ведь бизнес – опасная штука, это всем известно. И при чем здесь Тигран?
– Вы знаете, что Тигран делал некоторым своим знакомым татуировки...
– Это вопрос?
– Нет, – сказала Лика. – Вы знаете.
– Допустим...
– У Игоря была татуировка. Его убили и сняли ее с тела.
– Извините. – Лагинская нервно забила кончиком сигареты о край пепельницы, и сигарета переломилась. – Сняли с тела?
– Вырезали кусок кожи.
– Если это вы так шутите...
– Думаете, этим можно шутить? Моя подруга, девушка Игоря, была убита по той же причине – ей отрезали руку, на которой Тигран сделал татуировку!
– Нет, – Лагинская замотала головой.
– Да, – сказал Кирилл. – Так и было. И, может быть, вы помните, что случилось с Дианой Шверник?
– Я помню, – прошептала Лагинская. – И вы думаете, что все это – одна цепь...
– Все эти люди были убиты по одной и той же причине, – отчеканила Лика. – И мы пришли к вам, чтобы положить этому предел!
– То есть?
– Вы же хорошо знали Тиграна, – вступил Кирилл. – Вы знали, с кем он общался. Вы должны знать, кто еще носит на своем теле татуировки, сделанные Те-восяном. Мы должны предупредить этих людей, мы должны спасти их... И поймать убийц, само собой.
– Я понимаю, понимаю... – губы Лагинской от напряжения сжались в узкую линию, ногти впились в обивку софы. – Я понимаю причину – какой-то сумасшедший коллекционер хочет заполучить себе даже татуировки, которые сделал Тевосян... Но я... Ох! – Она зябко поежилась. – Но я знаю только одного человека, у которого есть тевосяновская татуировка. Это я сама.
– Вы тоже? – холодно спросила Лика.
– И я тоже. Соблазн слишком велик – художник с мировым именем предлагает тебе свой рисунок, чтобы ты носила его до самой смерти... Я не могла ему отказать.
– Покажите, – так же холодно и жестко сказала Лика.
– Что? – Две тонкие линии выщипанных бровей поползли вверх.
– Я хочу убедиться, что у вас действительно есть татуировка.
– Кто вы такая, чтобы я вам... Черт знает что!
– Я объясню, – сказал Кирилл. – Тот, кто убивает – он тоже из близких Тевосяну людей. Иначе откуда ему знать, что у Игоря Молочкова или у Алены Ждановой были татуировки. Мы хотим проверить всех. Если у вас действительно есть татуировка, то вы вне подозрений, вы нуждаетесь в защите.
Лагинская задумалась.
– Звучит разумно, но лишь отчасти. Почему убийцей не может быть человек с татуировкой? Он убьет других, но не тронет себя. Получит деньги не за пять татуировок, а за четыре, невелика разница.
– А почему вы думаете, что татуировок всего пять?
– Я просто предполагаю... Наверняка должен знать Рукавишников, ученик Тиграна. Пока они не поругались, Рукавишников был самым близким к Тиграну человеком.
– А в чем причина ссоры? – спросил Кирилл.
– И это наверняка знает только один человек, Рукавишников. Ведь Тиграна уже нет с нами... – ее глаза на миг затуманились. – Впрочем, защита мне все равно не помешает. Если для этого женщине в моем возрасте нужно обнажиться – извольте!
– Я выйду, – сказал Кирилл и поднялся с кресла, но Лагинская повелительно указала пальцем:
– Ни с места! Пусть в этом будет какая-то пикантность... Хотя в последние годы я раздевалась перед мужчинами исключительно в темноте... – она взялась за пояс халата.
– Но не перед Тиграном, – желчно заметила Лика...
– Ты принарядился, – оценила она внешний вид Кирилла, который избавился наконец от пострадавшего при экскурсии в дом Молочкова плаща. – Думаешь, Лагинская оценит, растает и будет откровенна как на духу?
Лагинская оказалась маленькой сухощавой женщиной лет пятидесяти с хвостиком. Она курила тонкие импортные сигареты и разговаривала с кем-то по мобильному телефону.
– И ты скажешь, что она не может быть мозговым центром? – шепнула Лика. – Вот так по мобильному она и договаривается с каким-нибудь европейским "черным" дилером о продаже татуировок...
Кирилл не ответил – он изумленно осматривал интерьер квартиры Лагинской – это походило то ли на антикварную лавку, то ли на Эрмитаж, то ли на квартиру председателя комитета по управлению городским имуществом, в обыске которой Кириллу приходилось принимать участие.
– Ну так о чем у нас будет беседа? – спросила Лагинская, забравшись с ногами на тонконогую софу и напомнив Кириллу портрет какой-то писательницы начала века. – Девушка сказала по телефону, что ее интересует Тигран Тевосян. Вы студенты?
– Мы из милиции, – сказал Кирилл. – Извините, что сразу не сказали.
– Но у вас тогда должен быть...
– Он из милиции, – уточнила Лика. – А я студентка. Я действительно интересуюсь творчеством Тиграна Тевосяна. Вы же знали его лично...
– Имела такое несчастье...
– Почему несчастье?
– Потому что Тигран был достаточно сложным человеком. К тому же он переживал своего рода кризис, и это не делало его более любезным и открытым. Тем не менее это был выдающийся художник... Я пыталась вписать его в городскую культурную жизнь, но, честно говоря, у меня это не получилось. Тигран объехал весь мир, и для него культурная жизнь Белогорска, вероятно, была абсолютно неинтересна... Если вас интересуют какие-то подробности, то я планирую написать книгу о белогорском периоде жизни Тевосяна. Если удастся найти спонсора для издания...
– Хамакулов, – предложил Кирилл. – Ему это должно быть интересно.
– Вот не ожидала, что милиция у нас посвящена в художественные пристрастия водочных королей! – Лагинская засмеялась, стряхнула пепел и выжидательно посмотрела на гостей. – Если есть конкретные вопросы... – она не договорила, задержав свой взгляд на Кирилле. – А вы точно из милиции? Я не очень понимаю такую странную компанию, изучающую творчество Тиграна, – студентка в компании милиционера...
– А что, милиционеры не люди? – обидчиво поинтересовался Кирилл.
– Помолчи, – бросила ему Лика. – Мне кажется, хватит ходить вокруг да около...
– Как скажете, милочка, – пожала плечами Лагинская.
– С некоторых пор заниматься творчеством Тиграна Тевосяна стало небезопасно, – сказала Лика. – Поэтому приходится водить с собой охрану.
– Что вы имеете в виду?
– Может быть, вы помните Игоря Молочкова? Он бывал у Тиграна...
– Игорь? Такой говорливый? Кажется, у него ювелирный бизнес...
– Он самый. Его убили три дня назад.
– Какой ужас, – бесстрастно произнесла Лагинская. – Но ведь бизнес – опасная штука, это всем известно. И при чем здесь Тигран?
– Вы знаете, что Тигран делал некоторым своим знакомым татуировки...
– Это вопрос?
– Нет, – сказала Лика. – Вы знаете.
– Допустим...
– У Игоря была татуировка. Его убили и сняли ее с тела.
– Извините. – Лагинская нервно забила кончиком сигареты о край пепельницы, и сигарета переломилась. – Сняли с тела?
– Вырезали кусок кожи.
– Если это вы так шутите...
– Думаете, этим можно шутить? Моя подруга, девушка Игоря, была убита по той же причине – ей отрезали руку, на которой Тигран сделал татуировку!
– Нет, – Лагинская замотала головой.
– Да, – сказал Кирилл. – Так и было. И, может быть, вы помните, что случилось с Дианой Шверник?
– Я помню, – прошептала Лагинская. – И вы думаете, что все это – одна цепь...
– Все эти люди были убиты по одной и той же причине, – отчеканила Лика. – И мы пришли к вам, чтобы положить этому предел!
– То есть?
– Вы же хорошо знали Тиграна, – вступил Кирилл. – Вы знали, с кем он общался. Вы должны знать, кто еще носит на своем теле татуировки, сделанные Те-восяном. Мы должны предупредить этих людей, мы должны спасти их... И поймать убийц, само собой.
– Я понимаю, понимаю... – губы Лагинской от напряжения сжались в узкую линию, ногти впились в обивку софы. – Я понимаю причину – какой-то сумасшедший коллекционер хочет заполучить себе даже татуировки, которые сделал Тевосян... Но я... Ох! – Она зябко поежилась. – Но я знаю только одного человека, у которого есть тевосяновская татуировка. Это я сама.
– Вы тоже? – холодно спросила Лика.
– И я тоже. Соблазн слишком велик – художник с мировым именем предлагает тебе свой рисунок, чтобы ты носила его до самой смерти... Я не могла ему отказать.
– Покажите, – так же холодно и жестко сказала Лика.
– Что? – Две тонкие линии выщипанных бровей поползли вверх.
– Я хочу убедиться, что у вас действительно есть татуировка.
– Кто вы такая, чтобы я вам... Черт знает что!
– Я объясню, – сказал Кирилл. – Тот, кто убивает – он тоже из близких Тевосяну людей. Иначе откуда ему знать, что у Игоря Молочкова или у Алены Ждановой были татуировки. Мы хотим проверить всех. Если у вас действительно есть татуировка, то вы вне подозрений, вы нуждаетесь в защите.
Лагинская задумалась.
– Звучит разумно, но лишь отчасти. Почему убийцей не может быть человек с татуировкой? Он убьет других, но не тронет себя. Получит деньги не за пять татуировок, а за четыре, невелика разница.
– А почему вы думаете, что татуировок всего пять?
– Я просто предполагаю... Наверняка должен знать Рукавишников, ученик Тиграна. Пока они не поругались, Рукавишников был самым близким к Тиграну человеком.
– А в чем причина ссоры? – спросил Кирилл.
– И это наверняка знает только один человек, Рукавишников. Ведь Тиграна уже нет с нами... – ее глаза на миг затуманились. – Впрочем, защита мне все равно не помешает. Если для этого женщине в моем возрасте нужно обнажиться – извольте!
– Я выйду, – сказал Кирилл и поднялся с кресла, но Лагинская повелительно указала пальцем:
– Ни с места! Пусть в этом будет какая-то пикантность... Хотя в последние годы я раздевалась перед мужчинами исключительно в темноте... – она взялась за пояс халата.
– Но не перед Тиграном, – желчно заметила Лика...
Глава 17
Работник морга был флегматичен, лыс и немногословен. Изучив удостоверение Львова, он коротко спросил:
– Будете смотреть?
– Поверю вам на слово, – сказал Львов.
– Бахтияров Марат, – сказал работник морга. – Такой же мертвый, как и до того, как пропал. Только теперь у него еще и кожа со спины содрана. Все.
– Как же это он у вас пропал?
– Очень оригинальный вопрос, – фыркнул лысый. – Как все везде пропадает: раз – и нету! Чем покойник хуже каких-нибудь запчастей? Кому-то, видать, понадобился.
– А потом перестал надобиться...
– Так ведь получили, что хотели.
– Это вы про кожу?
– Про нее, – сказал лысый. – Вон там, между прочим, родственники Бахтиярова стоят. За телом приехали. Если им сказать, что вы из милиции, вам не только на спине кожу обдерут, но и еще кое-где...
– Я сам им скажу, – проговорил Львов и направился к группе людей, одетых в черное. Там стояли пятеро мужчин разного возраста и две женщины. Их лица были сосредоточены, глаза – враждебны. Женщины не плакали. Слезы тоже имеют свойство иссякать.
– Что толку соболезновать, – сказал Львов, глядя себе под нос. – Все самое плохое, что только могло случится, уже случилось.
– Пошел вон отсюда, – сказал самый старший из мужчин.
– Само собой, – кивнул Львов. – Я просто хотел спросить...
– Тебе же сказали! – едва сдерживаясь, прошипел парень помоложе. – Пошел отсюда, пока не порвали тебя, мусор поганый...
Его придержали за руки.
– Вопрос у меня плохой, – сказал Львов, не поднимая глаз. – Но я не уйду, пока вы мне не ответите.
– Спрашивай, – сказал старший.
– Что у Марата было на спине?
– Пока он не попал к вам в руки, – сказал старший, – там была кожа. Нормальная человеческая кожа.
– Правильно, – сказал Львов. – Это все?
Ему ответила женщина, та, что помоложе.
– Татуировка. Вот что у него там было.
– Так, – сказал Львов. – Что за татуировка?
– Колесо фортуны, – помедлив, сказала женщина. – Так Марат это называл.
Старший среди мужчин недоуменно посмотрел на говорившую и развел руками.
– А я не знал, – сказал он. – Я не знал. Какое-то колесо... Зачем ему это колесо?
– Он так хотел, – устало сказала женщина. – Ему сказали, что это для него в самый раз. Вроде как талисман.
– Кто сказал? – спросил Львов и в следующий миг получил удар кулаком в висок. Он пошатнулся, а ударившего его парня родственники оттащили в сторону.
– Убирайся, убирайся, убирайся!! – кричал парень. Львов дотронулся до лица – на пальцах осталась кровь. Все-таки мужчины носят перстни не для красоты.
– Я ухожу, – сказал Львов. – Спасибо вам за помощь правоохранительным органам. И еще раз – соболезнования...
– Ему сказал какой-то Тигран, – услышал Львов уже в дверях. Он обернулся. Две женщины подошли к нему поближе, обе в черных до пола платьях, обе в черных платках. – Я не знаю, что это за Тигран... Среди друзей, которые к нам в дом приходили, такого не было.
– Тигран? – Старшая женщина повторила это имя низким и страшным голосом. – Армянин или грузин. Ненавижу... Его, тебя, – она ткнула Львова пальцем в грудь. – Ее, – взгляд метнулся на молодую женщину. – Себя... Всех – кто живет. А Марат до сих пор себе пристанища найти не может...
– Скажи ему про дедушку Рафика, – вдруг произнесла молодая.
– Зачем? – не поняла и напряглась старшая. – Зачем это?
Львов посмотрел в глаза молодой, а потом медленно, осторожно и аккуратно взял старшую женщину за руку.
– Я вас очень прошу, – сказал он. – Расскажите мне про дедушку Рафика.
– Будете смотреть?
– Поверю вам на слово, – сказал Львов.
– Бахтияров Марат, – сказал работник морга. – Такой же мертвый, как и до того, как пропал. Только теперь у него еще и кожа со спины содрана. Все.
– Как же это он у вас пропал?
– Очень оригинальный вопрос, – фыркнул лысый. – Как все везде пропадает: раз – и нету! Чем покойник хуже каких-нибудь запчастей? Кому-то, видать, понадобился.
– А потом перестал надобиться...
– Так ведь получили, что хотели.
– Это вы про кожу?
– Про нее, – сказал лысый. – Вон там, между прочим, родственники Бахтиярова стоят. За телом приехали. Если им сказать, что вы из милиции, вам не только на спине кожу обдерут, но и еще кое-где...
– Я сам им скажу, – проговорил Львов и направился к группе людей, одетых в черное. Там стояли пятеро мужчин разного возраста и две женщины. Их лица были сосредоточены, глаза – враждебны. Женщины не плакали. Слезы тоже имеют свойство иссякать.
– Что толку соболезновать, – сказал Львов, глядя себе под нос. – Все самое плохое, что только могло случится, уже случилось.
– Пошел вон отсюда, – сказал самый старший из мужчин.
– Само собой, – кивнул Львов. – Я просто хотел спросить...
– Тебе же сказали! – едва сдерживаясь, прошипел парень помоложе. – Пошел отсюда, пока не порвали тебя, мусор поганый...
Его придержали за руки.
– Вопрос у меня плохой, – сказал Львов, не поднимая глаз. – Но я не уйду, пока вы мне не ответите.
– Спрашивай, – сказал старший.
– Что у Марата было на спине?
– Пока он не попал к вам в руки, – сказал старший, – там была кожа. Нормальная человеческая кожа.
– Правильно, – сказал Львов. – Это все?
Ему ответила женщина, та, что помоложе.
– Татуировка. Вот что у него там было.
– Так, – сказал Львов. – Что за татуировка?
– Колесо фортуны, – помедлив, сказала женщина. – Так Марат это называл.
Старший среди мужчин недоуменно посмотрел на говорившую и развел руками.
– А я не знал, – сказал он. – Я не знал. Какое-то колесо... Зачем ему это колесо?
– Он так хотел, – устало сказала женщина. – Ему сказали, что это для него в самый раз. Вроде как талисман.
– Кто сказал? – спросил Львов и в следующий миг получил удар кулаком в висок. Он пошатнулся, а ударившего его парня родственники оттащили в сторону.
– Убирайся, убирайся, убирайся!! – кричал парень. Львов дотронулся до лица – на пальцах осталась кровь. Все-таки мужчины носят перстни не для красоты.
– Я ухожу, – сказал Львов. – Спасибо вам за помощь правоохранительным органам. И еще раз – соболезнования...
– Ему сказал какой-то Тигран, – услышал Львов уже в дверях. Он обернулся. Две женщины подошли к нему поближе, обе в черных до пола платьях, обе в черных платках. – Я не знаю, что это за Тигран... Среди друзей, которые к нам в дом приходили, такого не было.
– Тигран? – Старшая женщина повторила это имя низким и страшным голосом. – Армянин или грузин. Ненавижу... Его, тебя, – она ткнула Львова пальцем в грудь. – Ее, – взгляд метнулся на молодую женщину. – Себя... Всех – кто живет. А Марат до сих пор себе пристанища найти не может...
– Скажи ему про дедушку Рафика, – вдруг произнесла молодая.
– Зачем? – не поняла и напряглась старшая. – Зачем это?
Львов посмотрел в глаза молодой, а потом медленно, осторожно и аккуратно взял старшую женщину за руку.
– Я вас очень прошу, – сказал он. – Расскажите мне про дедушку Рафика.
Глава 18
– Вы знаете, как это называется? – спросила Лика, когда Лагинская оделась и заняла прежнюю позу – на софе, с новой сигаретой в тонких пальцах.
– Верховная Жрица. Кажется, так он это называл. – Лагинская улыбнулась краешками губ. – Тигран сказал, что теперь я буду видеть, что у меня творится за спиной.
– Потому что наколка на спине?
– Не только. Это было сказано в широком смысле. Видите ли, Тигран любил беседовать с людьми, причем не столько сам рассказывал, сколько слушал других...
– Немного странно, – сказал Кирилл. – Учитывая, что его жизнь была насыщена событиями...
– Именно, – кивнула Лагинская. – Я пыталась разговорить его, заставить рассказать о путешествиях, о знаменитостях, с которыми он был знаком... Но! – Она негромко рассмеялась. – Увы, каждый раз все это заканчивалось одним и тем же. Я начинала изливать ему душу, рассказывая про себя, про свою жизнь... Причем даже такие вещи, которые никому раньше не рассказывала. Про своих мужчин, про то, как они уходили, а я оставалась... Про то, как я сама пыталась стать художницей, но у меня не хватило то ли страсти к этому делу, то ли мне нечего было выражать в живописи... Тигран все это внимательно выслушал и сказал, что мне нужны глаза на спине. Чтобы более четко разбираться в вещах, чтобы принимать верные решения. Учитывая, что разговор проходил под мартини, неудивительно, что я согласилась... И вот результат.
– В вашем присутствии он ни с кем больше не вел таких же вот задушевных бесед? – спросил Кирилл. Перед этим, когда Лагинская говорила, он покосился на Лику – ее лицо стало неподвижным, задумчивым. Она как будто что-то вспоминала, эти воспоминания не были неприятными...
– Задушевные беседы... – Лагинская выпустила струйку дыма изо рта. – Это тоже странно. Тигран как будто постоянно нуждался в общении, он постоянно привечал каких-то людей, вел с ними вот такие же беседы... Причем люди были разные, большинства из них я не знаю, и большинство из них, я думаю, попадали в дом Тиграна в первый и в последний раз. Я не понимала, что у них может быть общего – это не были люди из интеллигентных кругов, не были богатые поклонники... Однажды я застала у него дома такого типичного – как это? – качка... Квадратная морда, стриженый затылок, спортивные штаны... Я изумилась – что общего может быть у Тиграна с этим человеком? Но Тигран – так странно – выпроводил меня тогда, сказав, что занят. И остался с этим стриженым.
– Может быть, это был сексуальный интерес? – предположил Кирилл.
– Я тоже слышала, что Тигран работал на два фронта, и с мальчиками, и с девочками... Но только слышала, не видела. А с этим стриженым – Тигран называл его Шнурок, представляете? – они просто говорили. Причем поначалу Шнурок был такой зажатый, напряженный, а потом буквально на моих глазах стал разговорчивым, заулыбался...
– Вероятно, Тигран угостил его чем-то из своих запасов, – сказала Лика.
– Учитывая, что один из вас трудится в правоохранительных органах, – заметила Лагинская, – я не буду комментировать эту тему. Мне кажется, что право на защиту я уже заработала. Разве нет?
– Конечно, – согласно кивнул Кирилл. – Я позвоню от вас, если не возражаете, и договорюсь об охране.
– Кого-нибудь помоложе, если можно, – пожелала Лагинская. – Помоложе, помускулистее... А вам я все же советую отправиться к Рукавишникову. Он, кажется, совсем замкнулся в себе после смерти Тиграна, но попытка – не пытка... Если хотите, я продиктую вам его адрес.
– Может, сослаться на вас, тогда он с нами поговорит?
– Дело не во мне, дело в Тигране, это он был учителем Рукавишникова, и это его слово имело бы какой-то смысл. Но Тиграна нет... И я могу понять Рукавишникова. Тигран был для него всем, а потом эта ссора, а потом новый ученик...
– Что? – Кирилл, который уже направился было к телефону, замер на месте. – Какой новый ученик?
– Был какой-то мальчик. Тигран его взял после того, как разругался с Рукавишниковым. Я видела его буквально пару раз мельком – худенький, молоденький, голубоглазый... Рукавишникова это и добило – он оказался так легко заменимым.
– А как звали этого нового мальчика? Куда он делся после смерти Тиграна?
– Я не знаю, – сказал Лагинская. – Так много тайн, так много странностей...
– И почему-то до вас это дошло только сейчас, – голос Лики был резким, почти обвиняющим. – Почему-то раньше вы не задумывались над происходящим вокруг Тиграна. Ну а сейчас задумываться уже поздно...
– Задумываться никогда не поздно, – спокойно ответила Лагинская. – Например, тебе, милочка, задуматься о своем неподобающем тоне...
Кирилл оторвался от телефонной трубки, вернулся в комнату и вытащил Лику под локоть – пока дело не дошло до потасовки. Он поставил Лику рядом с собой и стал заново набирать номер. Когда разговор закончился, Лика вопросительно посмотрела на оперуполномоченного. Было понятно, что Кириллу сказали нечто иное, нежели он рассчитывал.
– Они хотят, чтобы я сначала приехал в отделение и все объяснил, – безрадостно сообщил Кирилл. – Дело, которым я занимался, передали в прокуратуру, так что теперь все стало сложнее. Во всяком случае, моментально охрану Лагинской мы не добудем.
– Вряд ли стоит ей об этом говорить. – Лика разглядывала антикварное трюмо в прихожей, заставленное шкатулками и коробочками. – Если ты сможешь быстро убедить своих, тогда тебе стоит съездить на работу. Я подожду тебя...
– Не уверен, что все выгорит быстро, – сказал Кирилл, отводя глаза. – Видишь ли, после того как случилась вся эта история с Мурзиком, меня временно отстранили...
– То есть ты все это время...
– Все это время, – негромко, чтобы не донеслось до Лагинской, сказал Кирилл, – у меня не было права производить оперативно-разыскные мероприятия. Согласно закону, – усмехнулся он, вспомнив процедуру изготовления плаката.
– Но ты это делал, – сказала Лика. – И если это не требовали от тебя на работе, то кто же требовал? Зачем тебе это было нужно?
– Я помню, что ты сказала, – проговорил Кирилл, все еще держа трубку у щеки. – Что если я не найду убийц Алены, ты сама возьмешься за дело. И я не хотел, чтобы у тебя были неприятности. Потому что когда берешься за какое-то дело, в котором ни черта не понимаешь, то обязательно нарвешься на такие неприятности...
– Ты не представляешь, как ты прав, – сказала Лика. – И я благодарна тебе, что до сих пор ты со мной. Благодарна, что ты до сих пор мне помогаешь. И будешь помогать, ведь так?
– Надо ехать на работу, – пробормотал Кирилл и неожиданно ощутил на своей щеке влажное горячее прикосновение. И увидел вблизи небесно-чистые Ликины глаза. – Черт! – вырвалось у него. – Конечно, конечно, я буду тебе помогать... Если ты будешь помогать мне... – он протянул руки, чтобы обнять ее, но Лика увернулась и приложила Палец к губам:
– Тихо! Там же Лагинская сидит и прислушивается!
Из комнаты немедленно раздалось:
– Ну как там с моей охраной? Есть голубоглазые блондины?
– Ищут, – коротко сказал Кирилл, глядя на Лику и непонятно чему радуясь...
Сорок минут спустя после их ухода Лагинской вздумалось позвонить водочному королю Хамакулову и напомнить ему об обязанностях спонсора. Хамакулов был в каком-то необычном возбуждении и соглашался на все предложения Лагинской, отчего та пришла в некоторое замешательство и спросила напрямую:
– Да что это сегодня с тобой? Обычно из тебя копейки не вытрясешь...
– У меня сегодня встреча, – сказал Хамакулов с мальчишеским восторгом в голосе. – Представляешь, учитель Тевосяна, Шароватов, нашел у себя в бумагах папку с юношескими рисунками Тиграна! Говорит, штук двенадцать листов, натюрморты и портреты! Старик нуждается, поэтому согласился мне их уступить всего за десять тысяч баксов! Я весь день просто сам не свой, жду не дождусь вечера!
– Какая скотина твой Шароватов, – с болью в голосе произнесла Лагинская. – Я с ним позавчера разговаривала по телефону, он даже не намекнул...
– Ты заплатила бы ему десять тысяч баксов? Откуда у тебя?
– Продала бы что-нибудь из вещей...
– Ты над своим старьем трясешься от жадности, ты никогда бы ничего не продала, вот поэтому Шароватов сразу и обратился ко мне...
– Какой ты грубый, Алик, – сказала Лагинская. – А ко мне, между прочим, уже экскурсии ходят. Знаешь, как раньше пионеры к ветеранам войны: "Расскажите, как вы сражались за нашу Родину..." А ко мне: "Расскажите, как вы дружили с Тиграном Тевосяном..." Чувствую себя просто музейным экспонатом.
– Кто это к тебе приходил? – без особого интереса спросил Хамакулов.
– Странная парочка, она студентка, он... – тут Лагинская вспомнила, почему вместе с девушкой был милиционер. – О черт! Вот с чего нужно было начать, Алик...
– С чего? – зевнул Хамакулов.
– Эти двое рассказали мне такие вещи...
Лагинская вздрогнула и обернулась на звук. Рука с телефонной трубкой сама собой опустилась вниз.
– Как вы сюда попали? – удивленно прошептала она, будучи абсолютно уверена, что закрыла дверь после ухода Кирилла и Лики. После этого никто не стучал, не звонил, и тем не менее...
– Что вам?.. – Она осеклась, разглядев в знакомых глазах ранее не виданную там решимость. И жестокость.
– Ты знаешь, – был ответ. Лагинская попыталась вскочить с софы, но удар бросил ее обратно, а после второго удара на софе остался лишь неподвижный цветастый комок, состоящий из женского тела и халата. Софа утратила товарный вид, пропитавшись кровью.
На этот раз пояс халата Лагинской развязали чужие пальцы.
– Верховная Жрица. Кажется, так он это называл. – Лагинская улыбнулась краешками губ. – Тигран сказал, что теперь я буду видеть, что у меня творится за спиной.
– Потому что наколка на спине?
– Не только. Это было сказано в широком смысле. Видите ли, Тигран любил беседовать с людьми, причем не столько сам рассказывал, сколько слушал других...
– Немного странно, – сказал Кирилл. – Учитывая, что его жизнь была насыщена событиями...
– Именно, – кивнула Лагинская. – Я пыталась разговорить его, заставить рассказать о путешествиях, о знаменитостях, с которыми он был знаком... Но! – Она негромко рассмеялась. – Увы, каждый раз все это заканчивалось одним и тем же. Я начинала изливать ему душу, рассказывая про себя, про свою жизнь... Причем даже такие вещи, которые никому раньше не рассказывала. Про своих мужчин, про то, как они уходили, а я оставалась... Про то, как я сама пыталась стать художницей, но у меня не хватило то ли страсти к этому делу, то ли мне нечего было выражать в живописи... Тигран все это внимательно выслушал и сказал, что мне нужны глаза на спине. Чтобы более четко разбираться в вещах, чтобы принимать верные решения. Учитывая, что разговор проходил под мартини, неудивительно, что я согласилась... И вот результат.
– В вашем присутствии он ни с кем больше не вел таких же вот задушевных бесед? – спросил Кирилл. Перед этим, когда Лагинская говорила, он покосился на Лику – ее лицо стало неподвижным, задумчивым. Она как будто что-то вспоминала, эти воспоминания не были неприятными...
– Задушевные беседы... – Лагинская выпустила струйку дыма изо рта. – Это тоже странно. Тигран как будто постоянно нуждался в общении, он постоянно привечал каких-то людей, вел с ними вот такие же беседы... Причем люди были разные, большинства из них я не знаю, и большинство из них, я думаю, попадали в дом Тиграна в первый и в последний раз. Я не понимала, что у них может быть общего – это не были люди из интеллигентных кругов, не были богатые поклонники... Однажды я застала у него дома такого типичного – как это? – качка... Квадратная морда, стриженый затылок, спортивные штаны... Я изумилась – что общего может быть у Тиграна с этим человеком? Но Тигран – так странно – выпроводил меня тогда, сказав, что занят. И остался с этим стриженым.
– Может быть, это был сексуальный интерес? – предположил Кирилл.
– Я тоже слышала, что Тигран работал на два фронта, и с мальчиками, и с девочками... Но только слышала, не видела. А с этим стриженым – Тигран называл его Шнурок, представляете? – они просто говорили. Причем поначалу Шнурок был такой зажатый, напряженный, а потом буквально на моих глазах стал разговорчивым, заулыбался...
– Вероятно, Тигран угостил его чем-то из своих запасов, – сказала Лика.
– Учитывая, что один из вас трудится в правоохранительных органах, – заметила Лагинская, – я не буду комментировать эту тему. Мне кажется, что право на защиту я уже заработала. Разве нет?
– Конечно, – согласно кивнул Кирилл. – Я позвоню от вас, если не возражаете, и договорюсь об охране.
– Кого-нибудь помоложе, если можно, – пожелала Лагинская. – Помоложе, помускулистее... А вам я все же советую отправиться к Рукавишникову. Он, кажется, совсем замкнулся в себе после смерти Тиграна, но попытка – не пытка... Если хотите, я продиктую вам его адрес.
– Может, сослаться на вас, тогда он с нами поговорит?
– Дело не во мне, дело в Тигране, это он был учителем Рукавишникова, и это его слово имело бы какой-то смысл. Но Тиграна нет... И я могу понять Рукавишникова. Тигран был для него всем, а потом эта ссора, а потом новый ученик...
– Что? – Кирилл, который уже направился было к телефону, замер на месте. – Какой новый ученик?
– Был какой-то мальчик. Тигран его взял после того, как разругался с Рукавишниковым. Я видела его буквально пару раз мельком – худенький, молоденький, голубоглазый... Рукавишникова это и добило – он оказался так легко заменимым.
– А как звали этого нового мальчика? Куда он делся после смерти Тиграна?
– Я не знаю, – сказал Лагинская. – Так много тайн, так много странностей...
– И почему-то до вас это дошло только сейчас, – голос Лики был резким, почти обвиняющим. – Почему-то раньше вы не задумывались над происходящим вокруг Тиграна. Ну а сейчас задумываться уже поздно...
– Задумываться никогда не поздно, – спокойно ответила Лагинская. – Например, тебе, милочка, задуматься о своем неподобающем тоне...
Кирилл оторвался от телефонной трубки, вернулся в комнату и вытащил Лику под локоть – пока дело не дошло до потасовки. Он поставил Лику рядом с собой и стал заново набирать номер. Когда разговор закончился, Лика вопросительно посмотрела на оперуполномоченного. Было понятно, что Кириллу сказали нечто иное, нежели он рассчитывал.
– Они хотят, чтобы я сначала приехал в отделение и все объяснил, – безрадостно сообщил Кирилл. – Дело, которым я занимался, передали в прокуратуру, так что теперь все стало сложнее. Во всяком случае, моментально охрану Лагинской мы не добудем.
– Вряд ли стоит ей об этом говорить. – Лика разглядывала антикварное трюмо в прихожей, заставленное шкатулками и коробочками. – Если ты сможешь быстро убедить своих, тогда тебе стоит съездить на работу. Я подожду тебя...
– Не уверен, что все выгорит быстро, – сказал Кирилл, отводя глаза. – Видишь ли, после того как случилась вся эта история с Мурзиком, меня временно отстранили...
– То есть ты все это время...
– Все это время, – негромко, чтобы не донеслось до Лагинской, сказал Кирилл, – у меня не было права производить оперативно-разыскные мероприятия. Согласно закону, – усмехнулся он, вспомнив процедуру изготовления плаката.
– Но ты это делал, – сказала Лика. – И если это не требовали от тебя на работе, то кто же требовал? Зачем тебе это было нужно?
– Я помню, что ты сказала, – проговорил Кирилл, все еще держа трубку у щеки. – Что если я не найду убийц Алены, ты сама возьмешься за дело. И я не хотел, чтобы у тебя были неприятности. Потому что когда берешься за какое-то дело, в котором ни черта не понимаешь, то обязательно нарвешься на такие неприятности...
– Ты не представляешь, как ты прав, – сказала Лика. – И я благодарна тебе, что до сих пор ты со мной. Благодарна, что ты до сих пор мне помогаешь. И будешь помогать, ведь так?
– Надо ехать на работу, – пробормотал Кирилл и неожиданно ощутил на своей щеке влажное горячее прикосновение. И увидел вблизи небесно-чистые Ликины глаза. – Черт! – вырвалось у него. – Конечно, конечно, я буду тебе помогать... Если ты будешь помогать мне... – он протянул руки, чтобы обнять ее, но Лика увернулась и приложила Палец к губам:
– Тихо! Там же Лагинская сидит и прислушивается!
Из комнаты немедленно раздалось:
– Ну как там с моей охраной? Есть голубоглазые блондины?
– Ищут, – коротко сказал Кирилл, глядя на Лику и непонятно чему радуясь...
Сорок минут спустя после их ухода Лагинской вздумалось позвонить водочному королю Хамакулову и напомнить ему об обязанностях спонсора. Хамакулов был в каком-то необычном возбуждении и соглашался на все предложения Лагинской, отчего та пришла в некоторое замешательство и спросила напрямую:
– Да что это сегодня с тобой? Обычно из тебя копейки не вытрясешь...
– У меня сегодня встреча, – сказал Хамакулов с мальчишеским восторгом в голосе. – Представляешь, учитель Тевосяна, Шароватов, нашел у себя в бумагах папку с юношескими рисунками Тиграна! Говорит, штук двенадцать листов, натюрморты и портреты! Старик нуждается, поэтому согласился мне их уступить всего за десять тысяч баксов! Я весь день просто сам не свой, жду не дождусь вечера!
– Какая скотина твой Шароватов, – с болью в голосе произнесла Лагинская. – Я с ним позавчера разговаривала по телефону, он даже не намекнул...
– Ты заплатила бы ему десять тысяч баксов? Откуда у тебя?
– Продала бы что-нибудь из вещей...
– Ты над своим старьем трясешься от жадности, ты никогда бы ничего не продала, вот поэтому Шароватов сразу и обратился ко мне...
– Какой ты грубый, Алик, – сказала Лагинская. – А ко мне, между прочим, уже экскурсии ходят. Знаешь, как раньше пионеры к ветеранам войны: "Расскажите, как вы сражались за нашу Родину..." А ко мне: "Расскажите, как вы дружили с Тиграном Тевосяном..." Чувствую себя просто музейным экспонатом.
– Кто это к тебе приходил? – без особого интереса спросил Хамакулов.
– Странная парочка, она студентка, он... – тут Лагинская вспомнила, почему вместе с девушкой был милиционер. – О черт! Вот с чего нужно было начать, Алик...
– С чего? – зевнул Хамакулов.
– Эти двое рассказали мне такие вещи...
Лагинская вздрогнула и обернулась на звук. Рука с телефонной трубкой сама собой опустилась вниз.
– Как вы сюда попали? – удивленно прошептала она, будучи абсолютно уверена, что закрыла дверь после ухода Кирилла и Лики. После этого никто не стучал, не звонил, и тем не менее...
– Что вам?.. – Она осеклась, разглядев в знакомых глазах ранее не виданную там решимость. И жестокость.
– Ты знаешь, – был ответ. Лагинская попыталась вскочить с софы, но удар бросил ее обратно, а после второго удара на софе остался лишь неподвижный цветастый комок, состоящий из женского тела и халата. Софа утратила товарный вид, пропитавшись кровью.
На этот раз пояс халата Лагинской развязали чужие пальцы.
Глава 19
– Так что, получается, я был прав с самого начала? – Кирилл задал этот вопрос без злорадства, без торжества в голосе, просто чтобы услышать ответ подполковника Бородина. Но Бородин не спешил отвечать.
– Видишь ли, – сказал он, аккуратно разложив ручки и карандаши у себя на столе. – С самого начала ты действительно выдвинул идею о серийном убийце. В прокуратуре сейчас тоже именно такие настроения. Но ты же потом кинулся за Мурзиком... Ну? – Бородин развел руками. – Так же нельзя. Нужно было держаться за какую-то одну версию. А ты и сам запутался, и меня запутал... И Львов сейчас бегает по городу молодым козликом, собирает документы, чтобы доказать прокуратуре, будто мы не валяли дурака, а вкалывали... Тринадцатое отделение тоже свою порцию звездюлей получит, что убийство Шверник засекретили... Н-да... Ты вот беседовал с лектором в юридическом колледже, специалистом по маньякам?
– Беседовал, – сказал Кирилл.
– Так почему не взял с него какую-нибудь справку? Было бы научное обоснование, пригласили бы его научным консультантом...
– Пусть сейчас пригласят...
– Так он же не местный, он из Москвы приехал, отчитал свои лекции да обратно подался... Львов его искал – не нашел. Да и с собакой этой – запрос сделал и забыл про него! Тоже не дело, Кирилл...
– А где ответ на запрос?
– У Львова. А вообще теперь прокуратура все под себя гребет. Так что если у тебя есть еще какие-то идеи, позвони им и расскажи.
– Идея все та же самая.
– С татуировками? То есть и Жданова, и Шверник, и Молочков, и Колокольникова...
– Колокольникова?
– А ты не знал? Тот же самый почерк. Поэтому прокуратура, собственно, и взялась – слишком много трупов уже... Получается преступление большого общественного резонанса. – Бородин вздохнул. – Да и Мурзик еще.
– Что Мурзик?
– Нашелся... С ободранной спиной. Вытащили из морга, обработали и бросили неподалеку. Пятая жертва.
– То есть я был прав, – сказал Кирилл, не чувствуя от этого факта прилива радости.
– Держи. – Бородин протянул ему телефонную трубку. – Я тебе помогу навести порядок в голове. Не хочешь ехать на рыбалку, так можно проще – звонишь в прокуратуру, выкладываешь им все свои мысли и с чистой совестью идешь домой. Держи-держи, сейчас я даже номер наберу... Спроси Лопушкова...
– Кого? Лопушкова?
– Ну фамилия у него такая, ну что поделаешь.
– Я лучше расскажу Львову. А Львов расскажет в прокуратуре. У него лучше получится.
Бородин вздохнул, но больше ничего не стал говорить оперуполномоченному Иванову. Право на ошибку – одно из основных прав человека, наряду с правом на труд, отдых и доступ к независимым средствам информации. И оно не требует никаких гарантий в законах, потому что люди и так используют это право чаще всех остальных. Вид человека, совершающего ошибку, уже давно не вызывал у Бородина специальных эмоций. Насмотрелся в зеркале и привык.
Кирилл между тем толкнул дверь кабинета Львова, но та была закрыта. Он на всякий случай грохнул пару раз кулаком, но реакции не последовало. Тогда Кирилл вытащил из-за пазухи многократно сложенные листы распечаток из художественного колледжа и просунул их под дверь. Авось пригодится Львову, когда тот появится...
Примерно через час Кирилл закончил все свои дела и вышел из здания ОВД. Ему на миг показалось, что Бородин прав и у него, Кирилла, действительно уехала крыша, уехала в дальние края, окончательно и бесповоротно. Кирилл помнил, что на календаре в кабинете Бородина значилось тридцатое апреля. Стало быть, завтра намечалось Первое мая, день весны и чего-то там еще. На улице мела метель.
Кирилл спустился с крыльца, огляделся и увидел посреди свихнувшейся погодной стихии и обезумевшего мира единственную точку спокойствия и порядка. Ее звали Лика, и она стояла в том же самом месте, где Кирилл оставил ее, прежде чем войти в здание. Впрочем, метели тогда не наблюдалось.
– Я, кажется, не по сезону оделась, – пробормотала она, глядя на свои ноги в тонких колготках. – Где мои валенки? Где моя шуба?
– Мир сошел с ума, – поделился с ней Кирилл созревшей мыслью.
– Не надо обобщать, – сказала Лика, переминаясь с ноги на ногу. – Это ты спятил, бросив меня здесь.
– Я кое-что узнал...
– Ты точно спятил, если собираешься мне что-то здесь рассказывать!
Они добежали до универмага, где Ликино внимание сразу же привлек рекламный щит с обещаниями горячих напитков и выпечки в кафе на четвертом этаже. Пока эскалатор вез их наверх, Лика понемногу приходила в себя.
– Так что ты там выведал? Только сначала о хорошем... О плохом будешь говорить после того, как я выпью что-нибудь горячее.
– Хорошее? – Кирилл задумался. – Ну вот, например... Я поспрашивал ребят, и они сказали, что действительно есть такой деятель по кличке Шнурок, бандит не бандит, но крутится в этих слоях... Рассказали мне, где его можно найти.
– Это все хорошие новости?
– Пожалуй, что да. Есть новость нейтральная...
– Это как?
– Ну ты же знаешь, что Мурзика убили. То есть ты уже не расстроишься....
– Видишь ли, – сказал он, аккуратно разложив ручки и карандаши у себя на столе. – С самого начала ты действительно выдвинул идею о серийном убийце. В прокуратуре сейчас тоже именно такие настроения. Но ты же потом кинулся за Мурзиком... Ну? – Бородин развел руками. – Так же нельзя. Нужно было держаться за какую-то одну версию. А ты и сам запутался, и меня запутал... И Львов сейчас бегает по городу молодым козликом, собирает документы, чтобы доказать прокуратуре, будто мы не валяли дурака, а вкалывали... Тринадцатое отделение тоже свою порцию звездюлей получит, что убийство Шверник засекретили... Н-да... Ты вот беседовал с лектором в юридическом колледже, специалистом по маньякам?
– Беседовал, – сказал Кирилл.
– Так почему не взял с него какую-нибудь справку? Было бы научное обоснование, пригласили бы его научным консультантом...
– Пусть сейчас пригласят...
– Так он же не местный, он из Москвы приехал, отчитал свои лекции да обратно подался... Львов его искал – не нашел. Да и с собакой этой – запрос сделал и забыл про него! Тоже не дело, Кирилл...
– А где ответ на запрос?
– У Львова. А вообще теперь прокуратура все под себя гребет. Так что если у тебя есть еще какие-то идеи, позвони им и расскажи.
– Идея все та же самая.
– С татуировками? То есть и Жданова, и Шверник, и Молочков, и Колокольникова...
– Колокольникова?
– А ты не знал? Тот же самый почерк. Поэтому прокуратура, собственно, и взялась – слишком много трупов уже... Получается преступление большого общественного резонанса. – Бородин вздохнул. – Да и Мурзик еще.
– Что Мурзик?
– Нашелся... С ободранной спиной. Вытащили из морга, обработали и бросили неподалеку. Пятая жертва.
– То есть я был прав, – сказал Кирилл, не чувствуя от этого факта прилива радости.
– Держи. – Бородин протянул ему телефонную трубку. – Я тебе помогу навести порядок в голове. Не хочешь ехать на рыбалку, так можно проще – звонишь в прокуратуру, выкладываешь им все свои мысли и с чистой совестью идешь домой. Держи-держи, сейчас я даже номер наберу... Спроси Лопушкова...
– Кого? Лопушкова?
– Ну фамилия у него такая, ну что поделаешь.
– Я лучше расскажу Львову. А Львов расскажет в прокуратуре. У него лучше получится.
Бородин вздохнул, но больше ничего не стал говорить оперуполномоченному Иванову. Право на ошибку – одно из основных прав человека, наряду с правом на труд, отдых и доступ к независимым средствам информации. И оно не требует никаких гарантий в законах, потому что люди и так используют это право чаще всех остальных. Вид человека, совершающего ошибку, уже давно не вызывал у Бородина специальных эмоций. Насмотрелся в зеркале и привык.
Кирилл между тем толкнул дверь кабинета Львова, но та была закрыта. Он на всякий случай грохнул пару раз кулаком, но реакции не последовало. Тогда Кирилл вытащил из-за пазухи многократно сложенные листы распечаток из художественного колледжа и просунул их под дверь. Авось пригодится Львову, когда тот появится...
Примерно через час Кирилл закончил все свои дела и вышел из здания ОВД. Ему на миг показалось, что Бородин прав и у него, Кирилла, действительно уехала крыша, уехала в дальние края, окончательно и бесповоротно. Кирилл помнил, что на календаре в кабинете Бородина значилось тридцатое апреля. Стало быть, завтра намечалось Первое мая, день весны и чего-то там еще. На улице мела метель.
Кирилл спустился с крыльца, огляделся и увидел посреди свихнувшейся погодной стихии и обезумевшего мира единственную точку спокойствия и порядка. Ее звали Лика, и она стояла в том же самом месте, где Кирилл оставил ее, прежде чем войти в здание. Впрочем, метели тогда не наблюдалось.
– Я, кажется, не по сезону оделась, – пробормотала она, глядя на свои ноги в тонких колготках. – Где мои валенки? Где моя шуба?
– Мир сошел с ума, – поделился с ней Кирилл созревшей мыслью.
– Не надо обобщать, – сказала Лика, переминаясь с ноги на ногу. – Это ты спятил, бросив меня здесь.
– Я кое-что узнал...
– Ты точно спятил, если собираешься мне что-то здесь рассказывать!
Они добежали до универмага, где Ликино внимание сразу же привлек рекламный щит с обещаниями горячих напитков и выпечки в кафе на четвертом этаже. Пока эскалатор вез их наверх, Лика понемногу приходила в себя.
– Так что ты там выведал? Только сначала о хорошем... О плохом будешь говорить после того, как я выпью что-нибудь горячее.
– Хорошее? – Кирилл задумался. – Ну вот, например... Я поспрашивал ребят, и они сказали, что действительно есть такой деятель по кличке Шнурок, бандит не бандит, но крутится в этих слоях... Рассказали мне, где его можно найти.
– Это все хорошие новости?
– Пожалуй, что да. Есть новость нейтральная...
– Это как?
– Ну ты же знаешь, что Мурзика убили. То есть ты уже не расстроишься....