Гэфни Патриция. Сердце негодяя

   Фу, какая гадость! Его чуть не стошнило от виски и курева на пустой желудок. Кэйди так разволновалась из-за магазина Дигби, что отправила его во вражеский стан, не угостив даже чашкой кофе. Настроение у Джесса было хуже некуда.
   К счастью, Уайли не заставил себя ждать. Он спустился по лестнице красного дерева — свежий, отдохнувший, в сюртуке, полосатых брюках и галстуке бабочкой. Неужто в церковь собрался? Выглядел он соответственно: почтенный, процветающий деловой человек, настоящий джентльмен, как говорится, «отец города». Но Джесс и сам неплохо разбирался в маскарадных костюмах, он сразу понял, что Уайли разыгрывает комедию. К тому же Кэйди успела ему сообщить, как этот подонок обходился с женщинами.
   В частности, с Глендолин. Это еще больше разожгло в нем злость.
   Только одного она ему так и не сказала: что связывало ее с Уайли? Они друг друга на дух не переносили, это сразу бросалось в глаза, но Джесс подозревал, что в прошлом они были больше, чем друзьями. Сама мысль об этом сжигала его изнутри. И ему не требовалось более веской причины, чтобы возненавидеть Уайли. Джесс теперь считал Кэйди своей девушкой. Отныне она принадлежала только ему одному. Что бы ни произошло между ним и Уайли, он хотел покончить с этим поскорее. Он уже успел соскучиться. Вот уже целых десять минут он ее не видел.
   — А, мистер Голт!
   С учетом того, как они расстались в прошлый раз, можно считать, что Уайли — сама любезность.
   — Я вижу, вам надоело шляться по трущобам. Вы все-таки решили поработать на меня? Почему бы не подняться ко мне в кабинет и не обсудить дела с глазу на глаз?
   Слишком поздно Джесс сообразил, что никакого плана у него нет. Что же ему теперь делать? Сказать:
   «Верни Лютеру Дигби его магазин, а не то я тебя пристрелю»? Насколько он знал, в отказе на выкуп закладной нет ничего незаконного. И вообще речь вовсе не о Дигби. Уайли хотел получить весь этот несчастный город, а Джесс каким-то образом должен ему помешать. Каким? Все, что он умел, это блефовать. А Уайли единственный человек, с которым нельзя было действовать наобум и который не купился на его блеф. Во всяком случае, не до конца.
   Глядя на его мясистое лицо, на густую темно-рыжую шевелюру, на толстый мизинец, украшенный рубиновым перстнем, Джесс честно признал, что Уайли внушает ему страх. В его бульдожьих глазках навыкате светилась железная решимость и ум. Нет, пожалуй, нечто большее. То, о чем Кэйди сказала:
   «Это просто бесчеловечно».
   — А где твои головорезы? — спросил он, решив покончить со всем этим поскорее.
   Раз уж у него нет другого оружия против Уайли, кроме образа Голта, стоит использовать его до отказа: выпалить из всех стволов и дать деру.
   Уайли собирался сесть, да так и застыл. Его тяжелый зад завис над стулом.
   — Что?
   — Уоррен и Клайд, твои телохранители. Они что, в церковь отправились?
   Кто-то у него за спиной захихикал, но сразу умолк под грозным взглядом Уайли. Он поплотнее уселся на стуле и сложил свои маленькие ручки на краю стола. Ни приветливости, ни любезности в его лице не осталось.
   — Зачем ты сюда пришел?
   — Пришел сказать, что ты мне не нравишься. — Заскрипели стулья. Джесс краем глаза заметил, как двое или трое клиентов поднялись и поспешили к выходу. Уайли притворно рассмеялся.
   — А с чего ты решил, что меня это интересует?
   Его голос слегка дрожал, но от гнева, а не от страха.
   — Ты грязно работаешь, и мне это не по душе. Я не в восторге от того, что ты спалил конюшню Логана.
   — Это неправда. Кто тебе это сказал? Тебя же не было в городе! Я на тебя в суд подам за кл…
   — Мне не понравилось, как ты выжил Форреста Салливана с его ранчо. Ты его разорил из жадности, и он покончил с собой только по твоей вине.
   Уайли вскочил на ноги.
   — Убирайся.
   — Мне противно, что ты пытаешься разорить Лютера Дигби, — монотонно продолжал Джесс, не двигаясь с места.
   — Это не твое собачье…
   — И если ты доведешь это дело до конца, тебе придется горько пожалеть.
   — Ты что, угрожать мне вздумал?
   — Угу. И вот тебе еще одна угроза, так что слушай внимательно. Если ты сам или кто-то из твоих прихвостней попробует подступиться к «Приюту бродяги» или к Кэйди Макгилл, клянусь, ты даже не успеешь об этом пожалеть: времени у тебя не будет.
   Бросив непотушенную папиросу на ковер, Джесс поднялся на ноги.
   — Тебе все ясно, Мерл, или ты чего-то не понял? Может, мне повторить?
   Уайли трясся от бешенства, губы у него побелели. Он был вне себя, но Джесс так и не смог бы сказать с уверенностью, напугал его или нет.
   — Убирайся, — повторил он. — Возвращайся к своей шлюхе.
   Брызги слюны разлетались у него изо рта, в углах губ показались хлопья белой пены.
   — О, да, мне все известно о вас с Кэйди, — продолжал он с лютой злобой. — Она служила подстилкой старику Шлегелю до того, как спуталась с тобой. Она тебе об этом не рассказывала? А как ты думаешь, почему Шлегель оставил ей свой салун? Да потому, что она его отработала, лежа на спине!
   По натуре Джесс не был вспыльчив, но стоило ему разозлиться, как он начинал орать и швырять стулья: совершенно не в духе Голта. Нечеловеческим усилием воли он подавил ярость и сумел выговорить ледяным шепотом Голта:
   — Давай-ка выйдем отсюда, Мерл. Повтори мне все, что ты сказал, на улице, в двадцати шагах.. Пошли. И вытащи пушку из-за голенища.
   Примерно год или два они смотрели друг на друга молча. И каждую секунду Джессу казалось, что сейчас Уайли его послушает: поймает на слове и согласится на поединок.
   Но он этого не сделал. Прошла, наверное, вечность с небольшим, его плечи обмякли, напряженность в лице сменилась наигранно небрежной ухмылкой.
   — Драться с тобой я не собираюсь. Я буду действовать по-другому. Убирайся вон и больше не возвращайся.
   — Вернусь, когда захочу. И ты не сможешь мне помешать, Мерл.
   «Хватит. Уноси ноги». Но Джесс не прислушался к голосу разума и его полезным советам. Он был слишком разозлен, чтобы соблюдать осторожность.
   — А теперь извинись.
   — За что?
   — Ты назвал мисс Макгилл нехорошим словом. Проси прощения.
   Кто-то опять засмеялся, но замаскировал смех кашлем. Лицо Уайли стало сизым, как слива.
   — Проси прощения, — повторил Джесс, подходя к нему ближе, пересиливая свой страх. — Ну давай, говори. Скажи: «Я извиняюсь».
   Уайли никак не мог заставить себя заговорить, язык не слушался его.
   — Ах ты, ублюдок, — прохрипел он.
   — Неправильный ответ. Скажи: «Я извиняюсь».
   — Я… извиняюсь.
   — Вот и хорошо. За что ты извиняешься? — Джесс слышал, как скрипят коренные зубы Уайли, видел, как ходят желваки у него на скулах.
   — За то, что назвал ее шлюхой, — прохрипел Уайли еле слышно.
   Джесс долго смотрел ему в глаза, потом ухмыльнулся своей знаменитой ухмылкой маньяка.
   — Вот и отлично, — шепнул он.
   Надо было обладать немалой выдержкой, чтобы повернуться спиной к Уайли и уйти не торопясь. Ему казалось, что на спине у него мишень — бубновый туз между лопаток. Интересно, что чувствуешь, когда в тебя попадает пуля? Горячую обжигающую боль или просто тяжелый удар и онемение? Джесс дошел до двойных дверей и небрежно распахнул их, не пытаясь пригнуться. Двери со стуком захлопнулись за ним, и он продолжил свой неторопливый путь. Дзинь-топ, дзинь-топ… Хорошо еще, что день выдался жаркий, а не то кто-нибудь мог бы подумать, что пот струится у него по лицу от пережитого испуга.

10.

   — Ты только не подумай, я не в претензии, — заметил Джесс, ловко направляя лошадь в обход выбоины в дорожной колее, — но почему Хэм с нами не поехал?
   Кэйди виновато улыбнулась. Она обожала Хэма, но в эту минуту тоже не жалела, что его нет рядом.
   — Леви попросил его остаться. У него на сегодняшний день особые планы, и Хэм должен ему помочь.
   Джесс удивленно покосился на нее.
   — Что за планы?
   Она придвинулась и сообщила, заговорщически понизив голос:
   — Именно сегодня Леви собирается пригласить Лию Чанг на прогулку и надеется, что она охотнее согласится, если он прихватит с собой Хэма.
   — Какой коварный замысел! Теперь бедной девушке просто некуда будет деться.
   — Да уж надеюсь.
   Вот уже много месяцев Кэйди наблюдала за неторопливыми ухаживаниями Леви: ей не терпелось увидеть, как он перейдет к решительным действиям. Не будучи буддисткой, она, вероятно, ждала результата даже с большим нетерпением, чем сам Леви.
   — Знаешь, почему я рад, что Хэм с нами не поехал?
   — Почему?
   — Будь он здесь, я не смог бы сделать вот так. — Джесс переложил вожжи в одну руку, обнял ее и звонко чмокнул в губы. Кэйди радостно засмеялась, и он поцеловал ее снова, на этот раз нежнее. Ей пришлось схватиться за голову, чтобы шляпка не слетела.
   — М-м-м, какая сладость, — проговорил Джесс, прижимаясь губами к ее губам и лизнув их языком.
   В эту самую минуту колесо двуколки угодило в яму величиной с кратер вулкана. У Кэйди лязгнули зубы.
   — О, черт, — выругался Джесс, потирая затылок, и подмигнул ей. — Пожалуй, мне лучше следить за дорогой.
   — Да, пожалуй. Мне бы не хотелось, чтобы ты откусил себе язык.
   Она многозначительно выгнула бровь.
   — Я серьезно. Мне бы очень этого не хотелось.
   Челюсть у него отвисла, когда до него наконец дошло, что она имеет в виду. Кэйди засмеялась, прислонилась к нему, весьма довольная собой. Как это здорово — придумывать неприличные шутки, говорить двусмысленности человеку, который… с которым… состоишь в интимных отношениях.
   Именно так она пыталась думать о Джессе. Мужчина, с которым ее связывали интимные отношения. Глендолин сказала бы, что это тот, с которым она спит. Пожалуй, так даже лучше. Грубее, точнее. К тому же это определение не оставляло места для эмоций. Так безопаснее.
   — Видишь этот каменный столб под дубовыми деревьями? — спросила она, указывая пальцем. — Это поворот на подъездную аллею.
   Джесс натянул поводья и повернул лошадь. Заросший бурьяном проселок огибал вытянутый, усеянный полевыми цветами холм, за которым скрывался дом. С дороги его не было видно до самой последней секунды.
   — Это и есть то самое место? — спросил Джесс, с любопытством оглядываясь вокруг.
   «Есть одно место, куда мне иногда нравится ездить», — таинственно намекнула Кэйди перед тем, как они пустились в путь. Ни разу в жизни она не обмолвилась ни единой живой душе, что ездит сюда, не говоря уж о том, чтобы взять кого-нибудь с собой. Это был ее секрет. Если бы она рассказала Джессу заранее, если бы подготовила его к чему-то особенному, а он оказался бы разочарованным, ей стало бы больно. Да, ей стало бы больно, вот и все.
   — Это место называется Речная ферма, — небрежно пояснила она. — Вернее, когда-то оно называлось «Le Coeur au Coquin» — «Сердце бродяги». Просто заброшенный старый дом. Мне он нравится. По-моему, тут очень красиво. Вот сейчас увидишь, — она опять указала рукой. — Вот он.
   Что случилось с домом? Может быть, тут побывали какие-то вандалы? Или буря… Да нет. Просто сейчас она видела дом глазами Джесса: ясным, непредвзятым взглядом постороннего. Кэйди внутренне содрогнулась.
   Какие жалкие развалины! Жалюзи, которые еще не сорвало ветром, висели под кривым углом, половина деревянных планок отсутствовала. На полусгнившее парадное крыльцо страшно ступить. Только в чердачных окнах сохранились невыбитые стекла, все остальные потрескались или разбились. Одна из труб обрушилась и превратилась в груду битого кирпича, обшитая дранкой крыша дырявая, как решето. Тесовые стены, некогда покрытые побелкой, облупились.
   Слово «обветшалый» было слишком мягким для дома, когда-то носившего гордое имя «Le Coeur au Coquin» — «Сердце бродяги».
   Джесс остановил лошадь в дальнем конце кругообразной подъездной аллеи, там, где начиналась выложенная растрескавшимися аспидными плитками и заросшая сорной травой пешеходная дорожка. Кэйди старательно избегала его взгляда и нервно разглаживала платье на коленях.
   — Правда, жуткая трущоба? Вовсе не обязательно подъезжать к дому. Хочешь, остановимся здесь? Мы могли бы погулять. В саду очень красиво. Я подумала, что мы могли бы устроить тут пикник, если хочешь. А если нет, мы можем…
   — Да, конечно, давай тут и остановимся. Мне очень нравятся старинные дома. Думаю, в прежние времена это было нечто потрясающее!
   Сердце Кэйди, без разрешения, исполнило тройное сальто-мортале. Она сама не понимала, что с ней творится. Ее не должно волновать, какое впечатление произведет на Джесса, мужчину, с которым она состоит в интимных отношениях, старая ферма Расселов, уговаривала она себя. Ей совершенно все равно. «Запомни это хорошенько, Кэйди», — сказала она себе, опираясь на его протянутую руку и выпрыгивая из двуколки.
   Оказалось, ему действительно нравились такие дома. Он прилипал носом ко всем окнам, испробовал все двери, хотя с тем же успехом, что и она сама когда-то: Сэм Блэкеншип, выставивший этот дом на продажу по поручению своей компании по сделкам с недвижимостью, повсюду навесил замки.
   Джесс знал, что такое парапет и что такое пилястр. Он похвалил мансардные окна под скатными козырьками (увы, полуобвалившимися), красивые трехгранные эркеры и причудливое круглое окно-розетку, венчавшее двухэтажную викторианскую башенку. Он продолжал твердить: «Да, это было нечто», а Кэйди стискивала зубы, чтобы удержать просившиеся с языка слова: «Это место могло бы вернуть себе прежнюю славу». Должно быть, ей все-таки не удалось скрыть свои чувства так ловко, как хотелось бы, потому что Джесс обнял ее за талию и спросил:
   — Ты любишь это место, правда?
   Кэйди скорчила гримаску.
   — Здесь неплохо. Ну… ты понимаешь. Здесь очень мило. Мне нравится старина.
   Ну почему она не могла признаться? Сказать ему: «Это моя мечта». Возможно, ей страшно начать,. потому что неизвестно, как далеко заведет ее эта откровенность. Она могла бы ответить уклончиво, спросить: «А у тебя есть дом твоей мечты?» А вдруг он посмеется над ней? Что ж, так ей и надо. И все-таки это было бы очень больно.
   Джесс распряг лошадь — ту же. самую добродушную и смирную серую кобылу, которую Кэйди всегда брала напрокат у Нестора Эйкса, — и пустил ее пастись. Перед тем как отправиться в конюшню, он сказал ей, что хочет ехать на Пегасе и взять для нее какую-нибудь верховую лошадь, например, Бэлль Флер, и черт с ней, с двуколкой. Но выяснилось, что вчерашняя трехмильная скачка утомила жеребца, ему нужен отдых. Кэйди ездила верхом, но не слишком уверенно держалась в седле и предпочитала двуколку. Однако за всю жизнь она еще не встречала человека, любящего лошадей так сильно, как Джесс.
   — А река вон там, за теми деревьями. Слышишь, как шумит?
   Он поднял голову и прислушался.
   — Я думал, это ветер.
   — Нет, это река. Хочешь посмотреть?
   Заглохшая тропинка вела от подъездной аллеи в рощу раскидистых, поросших мхами и лишайниками виргинских дубов, заслонявших солнце. Когда-то здесь была настоящая дорога, объяснила Кэйди. Расселлы проложили ее, чтобы подъезжать к скалистому берегу реки. Но теперь от нее осталась лишь едва заметная тропинка, местами наглухо перегороженная поваленными деревьями.
   Джесс поддерживал Кэйди под руку, помогал преодолевать препятствия, через которые она сама с легкостью перелезала. Какое же чистое наслаждение — быть с ним, заглядывать ему в лицо, дотрагиваться до него когда вздумается! Как много воды утекло с ее отказа ехать с ним на прогулку, потому что ей не нравилась его профессия…
   Деревья кончились. Внезапно дикий рев воды обрушился на них и оглушил. Это было похоже на удар под дых.
   — Иногда внизу можно увидеть старателей, — Кэйди приходилось чуть ли не кричать, указывая на подножие отвесного утеса. — Но золота почти не осталось, все запасы истощились.
   Джесс кивнул. В ослепительном блеске солнца и воды его светлые глаза казались почти лишенными цвета.
   — Очень красиво, — сказал он. Ей пришлось читать по губам: сердитый рев реки заглушал слова. Но она видела по лицу, что ему все это нравится. Что ж, ничего удивительного, ему должна импонировать эта грубая мощь. Ей тоже по сердцу Бродяжья река, но порой впечатления переполняли ее, а шум воды подавлял, хотелось отступить, укрыться в мирной лесной тишине.
   Они долго следили за бурлящим течением сине-зеленой воды, за взрывами белой пены там, где она наскакивала на невидимую скалу. Можно потерять счет времени, глядя на кипящую воду и слушая ее —свирепый хриплый рев. Кэйди пришлось потянуть Джесса за руку, чтобы заставить его стронуться с места, и прокричать ему в ухо: «Ты не проголодался?» Ей показалось, что иначе он никогда отсюда не уйдет.
   За домом располагался задний двор, отделенный от фруктового сада полуразрушенной каменной стенкой. Две высокие старые яблони отбрасывали на стену густую тень, и они решили, что это самое удачное место для пикника: здесь можно было укрыться от стоявшего над головой солнца. Джесс пришел в такой восторг от завтрака, упакованного для нее Жаком в картонную коробку и состоявшего из бисквитов с ветчиной, жареного цыпленка и салата с огурцами, что Кэйди вздохнула тайком: следовало принять участие в приготовлении, а потом ненароком упомянуть об этом при нем. Весь вопрос в том, не забыла ли она, как готовить еду. Когда-то умела, но теперь сомневалась, сумеет ли вскипятить воду. Но она, разумеется, не собиралась сообщать об этом Джессу.
   Но почему?
   — А знаешь, я начинаю привыкать к этой соленой минеральной воде, — сказал он ей, завинчивая пробку и передавая бутылку.
   Кэйди кивнула.
   — Знаю, с непривычки она может показаться противной. Я ее сама терпеть не могла, когда приехала сюда, а теперь городскую воду на дух не переношу: как будто в ней посуду мыли. Она слишком теплая и жажды не утоляет.
   Джесс кивнул. Кэйди улыбнулась. Ей нравилось, когда они соглашались друг с другом.
   Она ела и прислушивалась к разносившемуся над садом пению жаворонка, У них над головой, в ветвях старой яблони скакала белка, а в десяти шагах, на залитой солнцем стене, грелась маленькая зеленая ящерица. Пчелы жужжали в цветах клевера, непрерывно стрекотали сверчки. Интересно, слышит ли их Джесс?
   — Иногда я забываю, что ты глух на одно ухо, — тихо сказала Кэйди.
   Он был занят разрезанием яблочного пирога и не поднял головы.
   — Джесс?
   — А?
   — Я иногда забываю, что ты глух, — повторила она, смеясь.
   Ей показалось забавным, что он не расслышал именно этих слов.
   — А-а, вот в чем дело.
   Он усмехнулся, уловив соль шутки.
   — Ты не думай, я не совсем глух. А уж твоих слов я почти никогда не пропускаю.
   — Правда? А почему?
   — Улавливаю тембр.
   — Вот оно что.
   Кэйди надеялась, что он отвесит какой-нибудь цветистый комплимент ее голосу, но этого не случилось.
   — Ну-ка напомни мне: сколько тебе лет?
   Джесс откусил большой кусок пирога, не сводя с нее глаз поверх уставленной едой скатерки в бело-голубую клетку, медленно прожевал и проглотил.
   — Тридцать восемь.
   Она уставилась на него.
   — Вот это да! Нет, ты не подумай, я не хочу сказать, что это очень много…
   На самом деле Кэйди казалось, что это возраст древности.
   — Просто ты мне показался моложе, вот и все. На вид тебе скорее… двадцать восемь.
   Джесс улыбнулся.
   — Спасибо. Это у меня наследственное, причем с обеих сторон. У нас в семье все выглядели молодо.
   Кэйди хотела задать ему какой-то вопрос о семье, но Джесс ее прервал:
   — Смотри, что подарил мне Джо.
   — Что?
   Он вынул из нагрудного кармана тоненькую палочку, похожую на спичку, но с заостренными концами.
   — Это зубочистка.
   — Да ну?
   — Выточена из кости оленя.
   — Очень мило.
   — Он сам ее сделал и подарил мне.
   Джесс выглядел таким счастливым. А впрочем, чему удивляться? Кто же будет делать подарки наемному стрелку? Откуда у него вообще могут взяться друзья? Ему можно было предложить деньги, чтобы он вас не убивал, но не подарок.
   — Джесс…
   — Да?
   — Да нет, ничего.
   — В чем дело?
   — Ничего. Забудь.
   Она не собиралась портить этот прекрасный день, задавая ему вопросы, на которые он не хотел отвечать.
   — Можно мне кусочек пирога? Или ты собираешься съесть все сам?
   После завтрака Кэйди повела его на прогулку по старому саду.
   — Тут триста акров, но только половина засажена фруктовыми деревьями. Остальное в основном пастбища и сосновый лес на холмах. В самой середине La Vallee aux Coquins — Долина бродяг.
   Неожиданно Джесс сказал:
   — Если бы я здесь жил, я стал бы разводить лошадей.
   Кэйди прислонилась к гладкому стволу грушевого дерева и отогнула вниз поля шляпы, защищая глаза от солнца.
   —Каких лошадей?
   — Не знаю. Чистокровных. Скаковых, арабских, тентессийских верховых, кливлендских упряжных. Пони. Всяких.
   Он опустил глаза с виноватой ухмылкой,
   — Пожалуй, я слишком размахнулся. Придется сократить список.
   — Тебе нравятся разные породы?
   — Все, какие есть.
   — Прямо как твоему кузену Мэриону.
   — Мэриону? — нахмурился Джесс. — Ах да, верно, Мэрион без ума от лошадей. В этом мы с ним похожи.
   Он взял ее под руку, и они вновь двинулись вперед.
   — А что там?
   — Луг. Хочешь посмотреть?
   — Конечно.
   Они пошли в ногу, размахивая сцепленными руками в такт шагам, как настоящие влюбленные. Опять Кэйди почувствовала, что сердце не умещается у нее в груди — настолько оно было переполнено бьющим через край волнением.
   — Какой прекрасный день! — воскликнула она, запрокинув голову к небу и вдыхая полной грудью чистый, напоенный солнцем воздух.
   — Рада выбраться из салуна?
   — О Господи, конечно!
   — Но ведь тебе нравится быть его хозяйкой?
   — Да, конечно, я просто счастлива! Но здесь так хорошо… Так приятно побыть вдалеке от дыма, от плевательниц и… ну, ты знаешь, ото всего этого. От мужчин, — добавила она со смехом. — Иногда… иногда их бывает слишком много.
   Кэйди решила сказать ему кое-то еще:
   — От женщин тоже иногда хочется побыть вдалеке.
   — От женщин?
   — От городских, респектабельных дам. При встрече на улице они поворачиваются ко мне спиной. И прячут от меня детей, если я им улыбнусь или скажу «Привет». Хорошо уехать подальше от всего этого хоть на денек. Я обожаю деревню.
   Они вышли на поросший цветами луг. Астры и дикая гвоздика, высотой выше колена, простирались, насколько хватал глаз. От сладкого аромата цветов у Кэйди закружилась голова.
   — Давай присядем, — предложил Джесс. Они опустились на траву прямо посреди луга, их окружало разнотравье: голубые, красные, лиловые цветы. Джесс обнял ее.
   — К черту их, Кэйди. Они не стоят даже минуты твоего внимания. Нет смысла из-за них переживать.
   — Я знаю.
   — И вообще, что они против тебя имеют? Ты деловая женщина.
   — Вот именно.
   — Просто они тебе завидуют, вот и все. — Его сочувствие согрело ее не меньше солнечных лучей.
   —Что ж, — вынуждена была признать Кэйди, — они считают, что я слишком уж деловая.
   Джесс сунул в рот свою новую зубочистку из оленьей кости и прищурился, глядя на нее.
   — Правда? А почему?
   — Ну… сам знаешь.
   — Ты хочешь сказать, из-за Шлегеля?
   Кэйди оцепенела.
   — Что тебе известно про мистера Шлегеля?
   — Ничего.
   — С кем ты говорил?
   — Ни с кем.
   Она заглянула ему в лицо. Только один человек мог бы заронить сомнение насчет нее и мистера Шлегеля.
   — Это Уайли тебе сказал.
   — Черт с ним, мне плевать на его слова. Кэйди…
   — Что он тебе сказал?
   — Ничего. Ну ладно, он сказал, что вы были вместе. Ты и Шлегель. Вот и все.
   — И ты ему поверил?
   — Я решил, что меня это не касается.
   — Большое тебе спасибо.
   Джесс положил руку ей на плечо, когда она начала подниматься с земли.
   —Нет-нет, погоди. Я хотел сказать, что для меня это не имеет значения.
   — Что не имеет значения?
   — Ну… было у тебя с ним что-нибудь или нет.
   — Это не имеет значения?
   — О, черт!
   Теперь ему понадобились обе руки, чтобы удержать ее от бегства.
   — Я никак не могу найти правильные слова, чтобы ты поняла. Кэйди, не злись.
   — Я не злюсь.
   — Нет, злишься. Да погоди ты, не дергайся! Перестань подскакивать, как кузнечик, черт бы его побрал. Сядь смирно и дай мне объяснить.
   Она перестала вырываться.
   — Нет уж, дай мне объяснить! Густав Шлегель был самым добрым, самым великодушным и порядочным человеком из всех, кого я знала. После его смерти в Парадизе не осталось никого, кто мог бы с ним сравниться: он был настоящим джентльменом.
   — Ладно.
   — Хотела бы я «быть с ним вместе»! Очень жаль, что это не так.
   — Ладно.
   — Хотела бы я, чтобы он на мне женился!
   — Ну хорошо, хорошо.
   Ну почему она никак не могла успокоиться? Сидела и дулась еще целую минуту, потом сделала над собой усилие и проворчала:
   — Извини.
   Только после этого ей удалось поднять глаза на Джесса. Он улыбнулся ей с надеждой, но Кэйди прочла что-то еще в его глазах. Обиду? Боль?
   — Джесс…
   Он положил руку ладонью на землю рядом с ее рукой. Их пальцы соприкоснулись.
   — Что ты обо мне думаешь? Должно быть, ты сделал какие-то предположения на мой счет. О моем прошлом. Я имею в виду мужчин…
   Джесс посмотрел на нее. Небось уже думает, что от таких, как она, надо держаться подальше. Кэйди почему-то не сомневалась, что в голове у него в эту минуту мелькают такие выражения, как «на пушечный выстрел» или «обходить за милю».
   — Я управляю салуном, играю с клиентами в «блэк джек», продаю пьяницам выпивку. Иногда девушки, которых я нанимаю, приглашают мужчин к себе домой. Я им запрещаю, но они не слушают. С учетом всех этих фактов у большинства людей сложилось определенное мнение на мой счет. А какое мнение сложилось у тебя?