Страница:
— Леви, я выйду подышать свежим воздухом, — небрежно бросила она как бы между прочим. — Скоро вернусь.
Бармен невозмутимо кивнул с понимающим видом.
— Прогуляйтесь, — он понимающе помахал рукой, словно благословляя в путь.
Кэйди начала пробираться между столами. Джесс следовал за ней, но на каждом шагу кто-нибудь непременно останавливал его, чтобы поговорить.
— Привет, мистер Воган!
— Как дела, мистер Воган?
— Ставлю вам выпивку, мистер Воган!
— Я тебя на улице подожду, — шепнула Кэйди ему на ухо.
— Нет, я иду, — засмеялся он, однако за следующим столиком его опять кто-то зацепил.
Она послала ему улыбку, полную кроткого мученичества, и выскользнула за двери.
Оказалось, что не ей одной захотелось подышать свежим воздухом. Доктор Мобайес стоял, опираясь на поручни крыльца, и курил.
— Привет, Док, — окликнула его Кэйди. Док был не один. Кэрли Боггз пил прямо из горлышка, сидя на ступеньках, а рядом, на тротуаре, спорили Леонард и Джим Танненбаумы. Кэйди вышла на улицу и незаметно направилась к переулку позади салуна.
Наконец-то она осталась одна! За деревьями вставала луна, напомнившая ей о той ночи, когда они с Джессом впервые были вместе. Как и в ту ночь, луна созрела на три четверти. Значит, это добрый знак.
Звуки музыки доносились и сюда — тихие и печальные. Очевидно, Чико пришел в меланхолическое расположение духа: он стал наигрывать «Умирающего ковбоя» или «Умирающего лесничего», а может, и «Умирающего калифорнийца», — Кэйди всегда их путала. В каждой из этих песен смерть героя была мучительна и растягивалась на добрую сотню куплетов.
Заслышав звяканье шпор, Кэйди обхватила себя руками. Дрожь предвкушения охватила ее. Высокая стройная мужская фигура, выделяясь чернотой, на более светлом фоне летней ночи, двинулась к ней от угла. Кэйди тоже пошла навстречу Джессу, улыбаясь и на ходу раскрывая объятия.
— Мне не терпится увидеть тебя в красном, — сказала она, когда он притянул ее к себе. — Или в синем, или в зеленом. В желтом. Они поцеловались.
— Ты хочешь сказать, что я должен носить цветное? И это все, что нужно, чтобы тебя заполучить?
Джесс вел ее задом наперед, пока она не уткнулась спиной в стену.
—Жаль, что я раньше не знал. Сколько времени мог сберечь, ты только подумай!
— Ну ты, кажется, не слишком перетрудился, стараясь меня заполучить.
— Тебе легко говорить.
Упираясь спиной в твердую стену, Кэйди возразила:
— Я бы не сказала, что сейчас мне очень легко.
Джесс засмеялся, и сердце Кэйди воспарило к небесам. Как ей нравилось вызывать его смех! Крепко обнимая любимого, она с лихорадочной нежностью покрывала поцелуями его лицо.
— Как хорошо, что он тебя не убил!
— Я тоже этому рад.
— Но, Джесс, почему ты мне не сказал? Веди ты и есть настоящий Голт!
— Голт умер. Ты выходишь замуж за Джесса Вогана.
— Я сама знаю, за кого выхожу замуж.
Почему он не захотел ей сказать? Да ладно, это не имело особого значения. Все сомнения в прошлом, а спереди лежало будущее — безоблачное, счастливое. Вот что важнее всего.
— Миссис Джесс Воган, — прошептала она, упиваясь любовью, которую читала в его глазах. — Это я…
— Это ты. — Он поцеловал ее в губы, и у нее закружилась голова от этого нежного прикосновения.
— Ужасно не хочется возвращаться в салун, — признался Джесс.
— Ну и не надо.
— Я хочу…
Хруст гравия под копытами лошади заставил ее насторожиться. Кэйди повернула голову, и губы Джесса прочертили дорожку к ее уху.
— Милая, — прошептал он.
Но тут хруст раздался снова, и он тоже расслышал.
Они обернулись.
Показался всадник. Высокий, в черном. На черном коне. Джесс схватил Кэйди за руку и проговорил каким-то чужим голосом:
— Пошли отсюда. — Но как раз в эту минуту лунный свет упал на лицо всадника. Кэйди ахнула:
— Джесс!
— Кэйди, давай…
— Это он!
Дрожа от ужаса, она отшатнулась и попыталась вжаться в стену. Всадник медленно и неумолимо приближался. Вот он поравнялся с ними и сковал их своим страшным одноглазым взором.
— Джесс… о. Господи, он… он скроется! Сделай что-нибудь!
С загадочным выражением на лице, в котором тревога и волнение сочетались с весельем, Джесс вытащил один из своих шестизарядных «кольтов» и наставил его прямо в лицо незнакомцу. Он выстрелил… и промахнулся.
У Кэйди открылся рот.
— Стреляй еще раз.
Бух!
Опять промах. Но это невозможно — он же стрелял в упор! Незнакомец даже не дрогнул. Нет, он усмехнулся, проезжая мимо, а поворачивая за угол, приподнял шляпу. Затем лихо пришпорил своего черного коня и скрылся.
Кэйди сделала три шага в сторону и опять привалилась к стене дома. В голове у нее все смешалось, но она не сошла с ума и не ослепла. Правда доходила до нее как сквозь туман.
У Джесса по-прежнему было все то же странное выражение на лице — не то паническое, не то истерически веселое. Ей удалось заглянуть ему в глаза, но лишь на секунду.
— Гм… Должно быть, заело, — пробормотал он, опустив глаза на револьвер. — Слушай, Кэйди, ты это видела? Оказывается, парень и не думал умирать! Не иначе как Док Мобайес был с ним в сговоре. Да и шериф, должно быть, тоже. Вот так фокус! Как ты думаешь…
Чтобы заставить его заткнуться, Кэйди выхватила у него револьвер.
— Ты лживый сукин сын. Ворюга!
Но он все еще пытался нахально отрицать очевидное.
— Погоди, погоди. Что ты имеешь в виду? Ты же видела кровь! Все ее видели. Парень был мертв. Ни малейших признаков жизни. Ну, погоди. Как же ты…
— Это был томатный сок. Ах ты, подлый скунс!
— Кэйди, миленькая моя…
Она была на девяносто девять процентов уверена, что револьвер заряжен холостыми патронами, а бушевавшей в душе ярости с лихвой хватило на единственный процент сомнения. Приставив револьвер прямо к лживому сердцу Джесса, Кэйди выстрелила.
Бац!
Он не упал, даже не дрогнул, но она все равно закричала. К тому же ее душил гнев, да и страх в последнюю секунду взял свое. На мгновение ее одолела слабость. Она покачнулась и даже не сразу высвободилась, когда он ее подхватил, но, придя в себя, изо всех сил оттолкнула его.
…— Скотина! — закричала Кэйди и ткнула трясущимся от негодования пальцем в конец переулка. — Кто этот человек?
— Кэйди, ну послушай…
— Кто он? Если не скажешь, клянусь, я достану настоящие пули. Кто он такой?
— Ш-ш-ш! Это был мой кузен Мэрион.
— Твой… Ты хочешь сказать, что это он — Голт?
— Да тихо ты! Да, это он. Разве я виноват, что ты не хотела верить?
Ох, если бы у нее сейчас были пули!
— Ты украл мои сбережения! Скажешь, нет?
Он почесал затылок, но отрицать не стал.
— Ты ядовитый змей, Джесс Воган! Подлая, лживая гиена! Верни мои деньги!
— Не могу. Мне пришлось отдать их Мэриону, чтобы он умер. Он не соглашался за просто так.
— Ну так догони его и верни их.
— И этого я тоже не могу. Понимаешь, он решил вернуться домой в Лексингтон и начать новую жизнь. — Джесс потянулся к ней, но она отмахнулась.
— Ну и отправляйся за ним следом. Можете палить друг в друга отсюда до самого Кентукки, мне все равно.
Кэйди повернулась кругом и пошла прочь, но Джесс поймал ее за руку и заставил остановиться.
— Прекрати. Ничего не хочу слушать.
— Ну, Кэйди! — протянул он жалобно. — Я собирался рассказать тебе про деньги.
— Ну да, конечно. Так я тебе и поверила. Не смей за мной ходить! — огрызнулась Кэйди, вновь вырывая у него руку.
— И вообще я понял, что ты скоро разбогатеешь. Как только узнал, что Уайли ворует золото из «Семи долларов».
— Так вот почему ты сделал мне предложение!
Джесс опять ее остановил. Лицо у него стало такое, что Кэйди едва не оттаяла, но все-таки устояла.
— На самом деле ты не можешь так думать. Я точно знаю.
— А почему бы и нет? Ты все время только и делал, что врал!
— Только не в главном.
— Ну, например?
— Например, о том, что я люблю тебя до безумия.
—Ерунда.
— Хочу прожить с тобой всю жизнь.
— Чушь.
— Хочу, чтобы у нас были дети. Чтобы мы вместе состарились и сидели рядышком в качалках на веранде. И слушали, как шумит река.
Кэйди пренебрежительно фыркнула. Он что, за дурочку ее держит?
— Оставь меня в покое и не смей морочить голову! Глаза бы мои тебя не видели!
Давясь злыми слезами, проклиная его, Кэйди решительно направилась обратно к салуну. На углу она один-единственный раз позволила себе обернуться, чтобы проверить, не идет ли он за ней.
Он шел.
15.
Бармен невозмутимо кивнул с понимающим видом.
— Прогуляйтесь, — он понимающе помахал рукой, словно благословляя в путь.
Кэйди начала пробираться между столами. Джесс следовал за ней, но на каждом шагу кто-нибудь непременно останавливал его, чтобы поговорить.
— Привет, мистер Воган!
— Как дела, мистер Воган?
— Ставлю вам выпивку, мистер Воган!
— Я тебя на улице подожду, — шепнула Кэйди ему на ухо.
— Нет, я иду, — засмеялся он, однако за следующим столиком его опять кто-то зацепил.
Она послала ему улыбку, полную кроткого мученичества, и выскользнула за двери.
Оказалось, что не ей одной захотелось подышать свежим воздухом. Доктор Мобайес стоял, опираясь на поручни крыльца, и курил.
— Привет, Док, — окликнула его Кэйди. Док был не один. Кэрли Боггз пил прямо из горлышка, сидя на ступеньках, а рядом, на тротуаре, спорили Леонард и Джим Танненбаумы. Кэйди вышла на улицу и незаметно направилась к переулку позади салуна.
Наконец-то она осталась одна! За деревьями вставала луна, напомнившая ей о той ночи, когда они с Джессом впервые были вместе. Как и в ту ночь, луна созрела на три четверти. Значит, это добрый знак.
Звуки музыки доносились и сюда — тихие и печальные. Очевидно, Чико пришел в меланхолическое расположение духа: он стал наигрывать «Умирающего ковбоя» или «Умирающего лесничего», а может, и «Умирающего калифорнийца», — Кэйди всегда их путала. В каждой из этих песен смерть героя была мучительна и растягивалась на добрую сотню куплетов.
Заслышав звяканье шпор, Кэйди обхватила себя руками. Дрожь предвкушения охватила ее. Высокая стройная мужская фигура, выделяясь чернотой, на более светлом фоне летней ночи, двинулась к ней от угла. Кэйди тоже пошла навстречу Джессу, улыбаясь и на ходу раскрывая объятия.
— Мне не терпится увидеть тебя в красном, — сказала она, когда он притянул ее к себе. — Или в синем, или в зеленом. В желтом. Они поцеловались.
— Ты хочешь сказать, что я должен носить цветное? И это все, что нужно, чтобы тебя заполучить?
Джесс вел ее задом наперед, пока она не уткнулась спиной в стену.
—Жаль, что я раньше не знал. Сколько времени мог сберечь, ты только подумай!
— Ну ты, кажется, не слишком перетрудился, стараясь меня заполучить.
— Тебе легко говорить.
Упираясь спиной в твердую стену, Кэйди возразила:
— Я бы не сказала, что сейчас мне очень легко.
Джесс засмеялся, и сердце Кэйди воспарило к небесам. Как ей нравилось вызывать его смех! Крепко обнимая любимого, она с лихорадочной нежностью покрывала поцелуями его лицо.
— Как хорошо, что он тебя не убил!
— Я тоже этому рад.
— Но, Джесс, почему ты мне не сказал? Веди ты и есть настоящий Голт!
— Голт умер. Ты выходишь замуж за Джесса Вогана.
— Я сама знаю, за кого выхожу замуж.
Почему он не захотел ей сказать? Да ладно, это не имело особого значения. Все сомнения в прошлом, а спереди лежало будущее — безоблачное, счастливое. Вот что важнее всего.
— Миссис Джесс Воган, — прошептала она, упиваясь любовью, которую читала в его глазах. — Это я…
— Это ты. — Он поцеловал ее в губы, и у нее закружилась голова от этого нежного прикосновения.
— Ужасно не хочется возвращаться в салун, — признался Джесс.
— Ну и не надо.
— Я хочу…
Хруст гравия под копытами лошади заставил ее насторожиться. Кэйди повернула голову, и губы Джесса прочертили дорожку к ее уху.
— Милая, — прошептал он.
Но тут хруст раздался снова, и он тоже расслышал.
Они обернулись.
Показался всадник. Высокий, в черном. На черном коне. Джесс схватил Кэйди за руку и проговорил каким-то чужим голосом:
— Пошли отсюда. — Но как раз в эту минуту лунный свет упал на лицо всадника. Кэйди ахнула:
— Джесс!
— Кэйди, давай…
— Это он!
Дрожа от ужаса, она отшатнулась и попыталась вжаться в стену. Всадник медленно и неумолимо приближался. Вот он поравнялся с ними и сковал их своим страшным одноглазым взором.
— Джесс… о. Господи, он… он скроется! Сделай что-нибудь!
С загадочным выражением на лице, в котором тревога и волнение сочетались с весельем, Джесс вытащил один из своих шестизарядных «кольтов» и наставил его прямо в лицо незнакомцу. Он выстрелил… и промахнулся.
У Кэйди открылся рот.
— Стреляй еще раз.
Бух!
Опять промах. Но это невозможно — он же стрелял в упор! Незнакомец даже не дрогнул. Нет, он усмехнулся, проезжая мимо, а поворачивая за угол, приподнял шляпу. Затем лихо пришпорил своего черного коня и скрылся.
Кэйди сделала три шага в сторону и опять привалилась к стене дома. В голове у нее все смешалось, но она не сошла с ума и не ослепла. Правда доходила до нее как сквозь туман.
У Джесса по-прежнему было все то же странное выражение на лице — не то паническое, не то истерически веселое. Ей удалось заглянуть ему в глаза, но лишь на секунду.
— Гм… Должно быть, заело, — пробормотал он, опустив глаза на револьвер. — Слушай, Кэйди, ты это видела? Оказывается, парень и не думал умирать! Не иначе как Док Мобайес был с ним в сговоре. Да и шериф, должно быть, тоже. Вот так фокус! Как ты думаешь…
Чтобы заставить его заткнуться, Кэйди выхватила у него револьвер.
— Ты лживый сукин сын. Ворюга!
Но он все еще пытался нахально отрицать очевидное.
— Погоди, погоди. Что ты имеешь в виду? Ты же видела кровь! Все ее видели. Парень был мертв. Ни малейших признаков жизни. Ну, погоди. Как же ты…
— Это был томатный сок. Ах ты, подлый скунс!
— Кэйди, миленькая моя…
Она была на девяносто девять процентов уверена, что револьвер заряжен холостыми патронами, а бушевавшей в душе ярости с лихвой хватило на единственный процент сомнения. Приставив револьвер прямо к лживому сердцу Джесса, Кэйди выстрелила.
Бац!
Он не упал, даже не дрогнул, но она все равно закричала. К тому же ее душил гнев, да и страх в последнюю секунду взял свое. На мгновение ее одолела слабость. Она покачнулась и даже не сразу высвободилась, когда он ее подхватил, но, придя в себя, изо всех сил оттолкнула его.
…— Скотина! — закричала Кэйди и ткнула трясущимся от негодования пальцем в конец переулка. — Кто этот человек?
— Кэйди, ну послушай…
— Кто он? Если не скажешь, клянусь, я достану настоящие пули. Кто он такой?
— Ш-ш-ш! Это был мой кузен Мэрион.
— Твой… Ты хочешь сказать, что это он — Голт?
— Да тихо ты! Да, это он. Разве я виноват, что ты не хотела верить?
Ох, если бы у нее сейчас были пули!
— Ты украл мои сбережения! Скажешь, нет?
Он почесал затылок, но отрицать не стал.
— Ты ядовитый змей, Джесс Воган! Подлая, лживая гиена! Верни мои деньги!
— Не могу. Мне пришлось отдать их Мэриону, чтобы он умер. Он не соглашался за просто так.
— Ну так догони его и верни их.
— И этого я тоже не могу. Понимаешь, он решил вернуться домой в Лексингтон и начать новую жизнь. — Джесс потянулся к ней, но она отмахнулась.
— Ну и отправляйся за ним следом. Можете палить друг в друга отсюда до самого Кентукки, мне все равно.
Кэйди повернулась кругом и пошла прочь, но Джесс поймал ее за руку и заставил остановиться.
— Прекрати. Ничего не хочу слушать.
— Ну, Кэйди! — протянул он жалобно. — Я собирался рассказать тебе про деньги.
— Ну да, конечно. Так я тебе и поверила. Не смей за мной ходить! — огрызнулась Кэйди, вновь вырывая у него руку.
— И вообще я понял, что ты скоро разбогатеешь. Как только узнал, что Уайли ворует золото из «Семи долларов».
— Так вот почему ты сделал мне предложение!
Джесс опять ее остановил. Лицо у него стало такое, что Кэйди едва не оттаяла, но все-таки устояла.
— На самом деле ты не можешь так думать. Я точно знаю.
— А почему бы и нет? Ты все время только и делал, что врал!
— Только не в главном.
— Ну, например?
— Например, о том, что я люблю тебя до безумия.
—Ерунда.
— Хочу прожить с тобой всю жизнь.
— Чушь.
— Хочу, чтобы у нас были дети. Чтобы мы вместе состарились и сидели рядышком в качалках на веранде. И слушали, как шумит река.
Кэйди пренебрежительно фыркнула. Он что, за дурочку ее держит?
— Оставь меня в покое и не смей морочить голову! Глаза бы мои тебя не видели!
Давясь злыми слезами, проклиная его, Кэйди решительно направилась обратно к салуну. На углу она один-единственный раз позволила себе обернуться, чтобы проверить, не идет ли он за ней.
Он шел.
15.
— Папочка приехал! Привет, мисс Кэйди!
Сидя рядом с ней на козлах фургона, Леви помахал сыну, улыбаясь и тихонько посмеиваясь себе под нос. Кэйди полностью разделяла его чувства. Было что-то невыразимо трогательное в нескладной фигурке Хэма: руки и ноги у него росли слишком быстро, обгоняя все остальные части тела. И было что-то такое упоительное в его веселой белозубой улыбке от уха до уха, в чистой радости которой светилась его милая мордашка, когда он был счастлив, что всякий раз при встрече с ним ей невольно хотелось смеяться. — Тпру, лошадка! — скомандовал Леви.
Смирная кобылка послушно остановилась у входа в салун «Приют бродяги». Леви спрыгнул с козел, а Хэм тут же с разбегу кинулся ему на шею, и они оба едва не свалились наземь, удержавшись на ногах только благодаря перекладине коновязи.
— Папочка приехал! — торжествовал Хэм. Леви на радостях подбросил его в воздух.
— Ой, папа, я целых сто лет тебя не видел!
— Целых сто лет, — согласился Леви, крепко обнимая сына и осторожно опуская его на землю.
Он провел вне дома всего двое суток, но, насколько было известно Кэйди, Леви и Хэм прежде никогда не разлучались.
— Добло позаловать домой, — прошелестел тихий голосок у них за спиной, и лицо Леви расплылось в такой же широкой и радостной улыбке, как у сына.
Кэйди смотрела, как он направляется к своей жене, с любопытством спрашивая себя, что они сейчас сделают: может, обнимутся или даже поцелуются? Если так, то это будет в первый раз. Во всяком случае, впервые на людях. До сих пор они позволяли себе только держаться за руки.
Не проявили они своего чувства при посторонних даже во время бракосочетания по буддистскому обряду, состоявшегося прошлой осенью. Лия придерживалась очень строгих правил на сей счет. И как только она ухитряется совмещать их со своим новым положением супруги хозяина салуна? Это оставалось для Кэйди неразрешимой загадкой.
Хэм проворно взобрался на козлы рядом с Кэйди, и она едва успела выставить руки, чтобы заслониться, потому что он тотчас же повис у нее на шее. Она поморщилась от боли, но сумела превратить страдальческую гримасу в приветливую улыбку, пока Хэм не заметил. Грудь все еще саднило, но это сущая чепуха по сравнению с тем, что ей пришлось пережить вчера, а к завтрашнему дню, она надеялась, все пройдет окончательно.
— Что ты делал, пока нас не было? — строго спросила она. — Ты слушался Лию? А как поживает твой дедушка?
Мистера Чанга Хэм называл Цзы, что по-китайски означало «хозяин», «господин», но и старик тоже называл его Цзы: это же слово означало «сын». Эти двое стали закадычными друзьями. Кэйди в глубине души была уверена, что именно Хэму удалось смягчить сердце упрямого старика, поначалу категорически возражавшего против свадьбы своей единственной дочери с представителем негритянской расы.
Теперь все это осталось позади. Хотя старый Чанг никогда не переступал порога салуна (это против его религии), но он теплыми летними вечерами любил посидеть в кресле-качалке на красном балконе со своей новой семьей, покуривая длинную глиняную трубку.
Пока Хэм рассказывал Кэйди обо всем, что делал последние два дня, Леви успел выгрузить из фургона дюжину ящиков виски. Он действовал с большой осторожностью, стараясь не задеть и не встряхнуть закупленные Кэйди плоские корзины с рассадой и укрытые мешковиной молодые деревца.
Поездку в Грантс-Пасс она предприняла по двум причинам (нет, как оказалось, по трем, но третья не была предусмотрена заранее): во-первых, следовало познакомить Леви с Джорджем Никерсоном из фирмы «Оптовая продажа спиртных напитков Никерсона и Спанна» и лично поручиться за него, чтобы цвет кожи бармена не повлиял на мнение мистера Никерсона; а во-вторых, ей хотелось собственноручно забрать из питомника драгоценные саженцы гибридных грушевых деревьев, не доверяя их грузовой почте. Однажды (в марте) она уже доверилась этому ведомству, поручив ему доставку дюжины карликовых яблонь, и больше половины из них погибли в пути.
— Заходите выпить с нами чаю, — пригласила Лия.
— С удовольствием, но я обещала Джессу непременно вернуться домой до заката. Может, в другой раз?
— Ладно, — с улыбкой согласилась Лия и отвесила один из своих грациозных поклонов. Хэм соскочил с фургона.
— Мисс Кэйди просила тебя забирать ее почту. Ты ее забрал? — спросил его Леви.
— Ах да.
Хэм сунул руку в задний карман холщовых штанов и извлек оттуда конверт.
— Вам пришло только одно письмо, мисс Кэйди. Взяв конверт, Кэйди взглянула на обратный адрес и улыбнулась: «М.Б., ферма „Золотой лист“, Лексингтон, Кентукки».
— Спасибо, Хэм.
— Пожалуйста.
— Что ж, мне, пожалуй, пора ехать. — Она обронила это небрежно, будто вовсе не спешила, но на самом деле они с Джессом тоже до сих пор ни разу не расставались, и двухдневная разлука показалась ей столетней. Леви приподнял шляпу.
— Я вам чистую правду сказал, — доверительно шепнул он. — Не забудьте.
— Что? Что ты сказал? — захотел узнать Хэм.
— Я же не с тобой разговаривал, верно?
— Я не забуду, — пообещала Кэйди, бросив на него растроганный взгляд.
Разве она могла забыть? Искренняя благодарность Леви тронула и даже смутила ее. Но ведь она ничего особенного не сделала! Для нее самой это решение естественно, как дыхание. Позаботилась, чтобы салун достался ему по сходной цене, и лично познакомила Леви с поставщиками крепких напитков, пива, табака и посуды. Подумаешь, большое дело! Черт возьми, на что же тогда друзья?
— Ой! — спохватился Хэм, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Вы знаете, кто выиграл? Папочка, ты слышал, кто выиграл?
— Кто выиграл что?
— Кубок Кентукки! Сегодня передали по телеграфу!
— Ну и кто же выиграл?
— Жеребец по кличке Бьюкенен.
— Понятно.
— А ты угадай, кто на нем скакал! Угадай!
— О Господи, Хэм, да откуда же мне знать?
— Негритянский жокей.
— Что? Не может быть.
— Да! Его зовут Айзек Мэрфи, и он первый цветной жокей, когда-либо победивший в дерби.
— Ну и чудеса. Подумать только!
Кэйди согласилась, но поверх головы Хэма они с Леви и Лией обменялись безнадежными взглядами. Хэм только-только начал отходить от увлечения конным спортом и всерьез интересоваться подводной охотой, и вот пожалуйста! Теперь его жизненная цель была окончательно определена: ему суждено стать жокеем.
Попрощавшись со всеми, Кэйди пустила кобылу рысцой по Главной улице. У платной конюшни стоял Логан, и она приветливо помахала ему. Прошло уже несколько месяцев, но ей все еще непривычно видеть Логана на месте Нестора, вечно сидевшего у ворот конюшни, чинившего упряжь или дремавшего в тени на холодке.
Однако приговор по делу против Уайли предусматривал, в частности, возвращение конюшни Логану вместе с денежным возмещением, размеров которого Кэйди так и не узнала. Впрочем, если оно было хоть вполовину таким же щедрым, как ее собственное денежное возмещение, Логан, должно быть, как сыр в масле катается.
Проезжая мимо конторы шерифа, Кэйди поискала глазами Глендолин, но той, как ни странно, не оказалось на месте. Глен любила в хорошую погоду посидеть у дверей, качая новорожденного. Кэйди скучала по ней, но в душе даже порадовалась, что на этот раз они разминулись. Она торопилась вернуться домой засветло, а если бы Глен вышла на крыльцо со своим ребенком, ей пришлось бы остановиться. Она просто не смогла бы удержаться от искушения подержать малыша на руках.
Кэйди глубоко вздохнула и задумалась. Неужели это только игра ее воображения или в самом деле здесь все красивее и даже воздух слаще, чем в Гранте-Пассе? Может, потому, что она возвращается домой? Да, наверное, так.
Она миновала «Семь долларов» и чуть было не свернула на въезде, но в последнюю секунду все-таки позволила лошади проскакать мимо. Дела подождут до завтра. И вообще, если бы за время ее отсутствия на руднике случилось что-то. Креветка доложил бы Джессу.
Кэйди улыбнулась, вспомнив, какое изумление вызвало у нее в свое время предложение Джесса сделать Креветку начальником шахты. «Креветка Мэлоун, — удивилась она. — Этот вонючий старый золотоискатель?» Что ж, он и до сих пор попахивал, но оказался не таким уж старым, а главное, идеальным работником. То, чего Креветка не знал о золотодобыче, могло уместиться на кончике иглы. И это Джесс его увидел таким. Вся заслуга принадлежала ему.
Ах, Джесс… Она замужем уже девять месяцев и три недели, но до сих пор краснеет при одной лишь мысли о нем. Похоже, ей никогда не удастся преодолеть это волнение. Возможно, ей суждено дожить до девяноста, и у нее по-прежнему будет кружиться голова, когда ее девяностотрехлетний муж подмигнет ей. Вот это будет фокус! А с другой стороны… нет, она бы этому ничуть не удивилась. Ни капельки.
Кэйди села прямее и потянула носом, принюхиваясь, как охотничья собака.
—М-м-м, — сказала она вслух, обращаясь к Нелл, кроткой, послушной маленькой кобылке, которую Джесс подарил ей на Рождество. — Чувствуешь? Яблоневый цвет. Как сладко пахнет! Прямо как деньги.
Она усмехнулась своим собственным словам: ведь это одна из любимых шуток Джесса! Он прекрасно понимал, что никто не воспримет его слова всерьез, и Кэйди поступала точно так же.
Во-первых, ее фруктовый сад вряд ли принесет прибыль в первый же год (вот на будущий год — это другой разговор: начиная с февраля она столько труда вложила в обрезку, в прививку глазков и черенков, и столько еще собиралась сделать: внести удобрения, высадить саженцы, а дальше пропалывание, прореживание, окучивание, поливка — словом, на будущий год уже можно рассчитывать на кое-какие зримые результаты).
А во-вторых, даже если она заработает на этом деле миллион долларов, все равно легкое, едва уловимое благоухание яблоневого цвета вовсе не напоминало Кэйди о деньгах. Оно заставляло думать о другом… О свободе и независимости (что само по себе странно, поскольку садоводство куда более рискованное предприятие, чем, к примеру, содержание салуна). О доме, о ее собственном гнезде, которое она обожала и научилась обустраивать с успехом, которому сама не переставала удивляться; О Джессе. Да, яблоневый цвет напоминал ей о Джессе. О безумной, недостижимой мечте, которая сбылась.
Старый каменный столб, отмечавший поворот на их ферму, больше не стоял, сиротливо покосившись. Джесс поправил его, а заодно уж и побелил. Кэйди залюбовалась сверкающим свежей краской дорожным щитом, который он заказал в дорогой и модной мастерской в Юджине. По самому верху голубыми буквами было выведено по-французски: LA VALLEE AUX COQUINS, понизу красным написано: ФЕРМА ДОЛИНЫ БРОДЯГ. А посредине на распростертых блестящих крыльях летел прекрасный черный конь. Копия Пегаса.
Солнце скрылось за верхушками самых высоких деревьев сада, все вокруг подернулось сказочной золотистой дымкой. Пчелы жужжали в соцветиях плодовых деревьев, на лугу, все еще заболоченном после зимних дождей, уже проглядывали первые весенние цветочки. На зеленой лужайке среди лютиков и фиалок красовался солнечный дом. После долгих споров и нескольких неудачных попыток они наконец покрасили стены не в белый, а в желтый, как лепестки крокуса, цвет со светло-лиловыми ставнями и белыми пилястрами, парапетами и перилами крыльца.
Такое решение показалось им самим слишком смелым, даже, пожалуй, безрассудным, особенно когда пришла зима и все вокруг их веселого, сияющего пастельными красками особняка потемнело, свернулось, умерло или впало в спячку. Но вот наступила весна — бурная, полнокровная, яркая, — и они почувствовали, что их выбор просто вдохновлен свыше. Им с Джессом вовсе не надо было возрождать ферму Расселлов, какой она была тридцать лет назад. Они не просто отремонтировали особняк и сделали его своим; они его перестроили. Подумать только! Ведь Кэйди всегда считала тот старый дом идеальным! И вдруг выяснилось, что ее представление о чем-то недостижимом изменилось. Ей приходилось постоянно искать все новое определение прекрасного по мере того, как она добивалась желаемого. Но ведь достигнуть совершенства невозможно!
Из-за угла дома показался мужчина. Он шел со стороны конюшни, и на мгновение ей показалось, что это Джесс. Ее сердце привычно зачастило в груди, но тут она поняла, что обозналась: это был всего лишь Нестор. Кэйди поприветствовала его, и он помахал в ответ. Она натянула поводья и остановила фургон у входа в дом.
— Привет, Кэйди.
Он коснулся полей своей жеваной шляпы. Нестор предпочитал соломенные, а лошади, за которыми он ухаживал, вечно путали шляпы со своей кормушкой и норовили откусить понемножку.
— Как съездила?
— Очень успешно. Как дела?
— Все в порядке.
Кэйди задала насущный вопрос:
— Где Джесс?
— В конюшне. Места себе не находит, все спрашивает, куда ты запропастилась.
Она счастливо улыбнулась.
— Тебе стоит поспешить, — посоветовал Нестор. — Мчись прямо в конюшню, у него для тебя сюрприз заготовлен.
— О, Нестор, неужели это то, что я думаю?
— Я ничего не скажу.
Но не удержался и подмигнул. Довольная ухмылка на его заросшей щетиной физиономии сказала ей все, что она хотела знать.
— Давай поторопись, — повторил Нестор. — Оставь Нелл у входа, я вернусь и сам ее распрягу.
— Спасибо, — бросила она через плечо, пустив кобылу шагом, и он опять приподнял свою полусъеденную шляпу.
Джесс говорил, что новая конюшня напоминает Тадж-Махал [24], хотя это, конечно, явное преувеличение. Просто она была белой с коричневато-красной отделкой, и на этом сходство заканчивалось. Внутри просторнее и чище, чем в любом из тех домов, в которых Кэйди раньше доводилось жить. Пока конюшню населяло трое обитателей (нет, уже четверо, если сюрприз Джесса окажется именно тем, что она думала), но вскоре положение должно было в корне измениться.
Тяжба тянулась долго, но две недели назад адвокаты Уайли наконец согласились удовлетворить все ее претензии к своему клиенту, отбывающему тюремный срок. Ей предстояло подписать еще несколько документов, чтобы стать по-настоящему богатой. Теперь она сможет купить те фруктовые деревья, какие захочет, и нанять столько помощников, сколько нужно, чтобы возродить ее сад. Хватит и на то, чтобы огородить загоны и пастбища, необходимые Джессу для разведения и дрессировки лошадей, а главное, на закупку нужных ему чистокровных скакунов. Ведь он мечтал превратить свою ферму в лучший конный завод на северо-западе.
Кэйди натянула поводья перед закрытыми дверями конюшни.
— Тпру, Нелл. Нестор сейчас придет, — сказала она кобыле, спрыгивая с козел, отряхивая юбки и поправляя волосы. — Получишь вкусного овса ровно через минуту, я обещаю. А пока потерпи.
Потрепав кобылу по носу, она распахнула двери конюшни и проскользнула внутрь.
Кто бы мог подумать, что мисс Кэйди Макгилл, бывшая владелица салуна и крупье по «блэк джеку», когда-нибудь полюбит запах конюшни? Тем не менее это случилось. Ей нравился терпкий запах седельной кожи, пыли и пота, соломы и дерева и… ну да, даже навоза. Здоровый мужской запах. Он напоминал ей о Джессе, разве она могла его не полюбить? По-своему он не менее сладок, чем аромат цветущих яблонь. Во всяком случае, для Кэйди.
Возможно, она была несколько пристрастна.
И тут до нее донесся голос Джесса. Слов не разобрать, но этот волнующий грудной полушепот. У нее сразу пересохло во рту. Таким голосом он разговаривал только в двух случаях: общаясь с Пегасом, когда думал, что никто его не слышит, и шепча нежности ей на ухо.
Краснея, улыбаясь, как девчонка, Кэйди пошла по широкому проходу на призывный звук его голоса. Ни конь, ни его хозяин не услышали ее приближения: они были слишком поглощены друг другом. Она остановилась, чтобы посмотреть на Джесса.
Он стоял, перегнувшись через низкую дверцу денника и поставив одну ногу в запыленном изношенном сапоге на нижнюю перекладину. На нем была розовая рубашка и старые рабочие штаны из рубчатого вельвета, а на шее — платок с пестрым восточным рисунком по синему полю. Это была их общая, им одним понятная шутка: Джесс вырядился в самые немыслимые цвета, чтобы подразнить Кэйди и посмеяться над своим прежним обликом мрачного, как смерть, затянутого в черное Голта.
— Гордишься собой, верно? — расслышала Кэйди его слова, обращенные к вороному. — Думаешь, ты самый сильный жеребец по эту сторону от Кентукки, так? Богом клянусь, ты даже в груди шире стал со вчерашнего дня. Что скажешь? А ну-ка поди сюда, мистер. Зазнайка! Вот так… Ах ты, мой умник! Ах ты, мой красавчик!
— Я могу и приревновать.
Сидя рядом с ней на козлах фургона, Леви помахал сыну, улыбаясь и тихонько посмеиваясь себе под нос. Кэйди полностью разделяла его чувства. Было что-то невыразимо трогательное в нескладной фигурке Хэма: руки и ноги у него росли слишком быстро, обгоняя все остальные части тела. И было что-то такое упоительное в его веселой белозубой улыбке от уха до уха, в чистой радости которой светилась его милая мордашка, когда он был счастлив, что всякий раз при встрече с ним ей невольно хотелось смеяться. — Тпру, лошадка! — скомандовал Леви.
Смирная кобылка послушно остановилась у входа в салун «Приют бродяги». Леви спрыгнул с козел, а Хэм тут же с разбегу кинулся ему на шею, и они оба едва не свалились наземь, удержавшись на ногах только благодаря перекладине коновязи.
— Папочка приехал! — торжествовал Хэм. Леви на радостях подбросил его в воздух.
— Ой, папа, я целых сто лет тебя не видел!
— Целых сто лет, — согласился Леви, крепко обнимая сына и осторожно опуская его на землю.
Он провел вне дома всего двое суток, но, насколько было известно Кэйди, Леви и Хэм прежде никогда не разлучались.
— Добло позаловать домой, — прошелестел тихий голосок у них за спиной, и лицо Леви расплылось в такой же широкой и радостной улыбке, как у сына.
Кэйди смотрела, как он направляется к своей жене, с любопытством спрашивая себя, что они сейчас сделают: может, обнимутся или даже поцелуются? Если так, то это будет в первый раз. Во всяком случае, впервые на людях. До сих пор они позволяли себе только держаться за руки.
Не проявили они своего чувства при посторонних даже во время бракосочетания по буддистскому обряду, состоявшегося прошлой осенью. Лия придерживалась очень строгих правил на сей счет. И как только она ухитряется совмещать их со своим новым положением супруги хозяина салуна? Это оставалось для Кэйди неразрешимой загадкой.
Хэм проворно взобрался на козлы рядом с Кэйди, и она едва успела выставить руки, чтобы заслониться, потому что он тотчас же повис у нее на шее. Она поморщилась от боли, но сумела превратить страдальческую гримасу в приветливую улыбку, пока Хэм не заметил. Грудь все еще саднило, но это сущая чепуха по сравнению с тем, что ей пришлось пережить вчера, а к завтрашнему дню, она надеялась, все пройдет окончательно.
— Что ты делал, пока нас не было? — строго спросила она. — Ты слушался Лию? А как поживает твой дедушка?
Мистера Чанга Хэм называл Цзы, что по-китайски означало «хозяин», «господин», но и старик тоже называл его Цзы: это же слово означало «сын». Эти двое стали закадычными друзьями. Кэйди в глубине души была уверена, что именно Хэму удалось смягчить сердце упрямого старика, поначалу категорически возражавшего против свадьбы своей единственной дочери с представителем негритянской расы.
Теперь все это осталось позади. Хотя старый Чанг никогда не переступал порога салуна (это против его религии), но он теплыми летними вечерами любил посидеть в кресле-качалке на красном балконе со своей новой семьей, покуривая длинную глиняную трубку.
Пока Хэм рассказывал Кэйди обо всем, что делал последние два дня, Леви успел выгрузить из фургона дюжину ящиков виски. Он действовал с большой осторожностью, стараясь не задеть и не встряхнуть закупленные Кэйди плоские корзины с рассадой и укрытые мешковиной молодые деревца.
Поездку в Грантс-Пасс она предприняла по двум причинам (нет, как оказалось, по трем, но третья не была предусмотрена заранее): во-первых, следовало познакомить Леви с Джорджем Никерсоном из фирмы «Оптовая продажа спиртных напитков Никерсона и Спанна» и лично поручиться за него, чтобы цвет кожи бармена не повлиял на мнение мистера Никерсона; а во-вторых, ей хотелось собственноручно забрать из питомника драгоценные саженцы гибридных грушевых деревьев, не доверяя их грузовой почте. Однажды (в марте) она уже доверилась этому ведомству, поручив ему доставку дюжины карликовых яблонь, и больше половины из них погибли в пути.
— Заходите выпить с нами чаю, — пригласила Лия.
— С удовольствием, но я обещала Джессу непременно вернуться домой до заката. Может, в другой раз?
— Ладно, — с улыбкой согласилась Лия и отвесила один из своих грациозных поклонов. Хэм соскочил с фургона.
— Мисс Кэйди просила тебя забирать ее почту. Ты ее забрал? — спросил его Леви.
— Ах да.
Хэм сунул руку в задний карман холщовых штанов и извлек оттуда конверт.
— Вам пришло только одно письмо, мисс Кэйди. Взяв конверт, Кэйди взглянула на обратный адрес и улыбнулась: «М.Б., ферма „Золотой лист“, Лексингтон, Кентукки».
— Спасибо, Хэм.
— Пожалуйста.
— Что ж, мне, пожалуй, пора ехать. — Она обронила это небрежно, будто вовсе не спешила, но на самом деле они с Джессом тоже до сих пор ни разу не расставались, и двухдневная разлука показалась ей столетней. Леви приподнял шляпу.
— Я вам чистую правду сказал, — доверительно шепнул он. — Не забудьте.
— Что? Что ты сказал? — захотел узнать Хэм.
— Я же не с тобой разговаривал, верно?
— Я не забуду, — пообещала Кэйди, бросив на него растроганный взгляд.
Разве она могла забыть? Искренняя благодарность Леви тронула и даже смутила ее. Но ведь она ничего особенного не сделала! Для нее самой это решение естественно, как дыхание. Позаботилась, чтобы салун достался ему по сходной цене, и лично познакомила Леви с поставщиками крепких напитков, пива, табака и посуды. Подумаешь, большое дело! Черт возьми, на что же тогда друзья?
— Ой! — спохватился Хэм, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Вы знаете, кто выиграл? Папочка, ты слышал, кто выиграл?
— Кто выиграл что?
— Кубок Кентукки! Сегодня передали по телеграфу!
— Ну и кто же выиграл?
— Жеребец по кличке Бьюкенен.
— Понятно.
— А ты угадай, кто на нем скакал! Угадай!
— О Господи, Хэм, да откуда же мне знать?
— Негритянский жокей.
— Что? Не может быть.
— Да! Его зовут Айзек Мэрфи, и он первый цветной жокей, когда-либо победивший в дерби.
— Ну и чудеса. Подумать только!
Кэйди согласилась, но поверх головы Хэма они с Леви и Лией обменялись безнадежными взглядами. Хэм только-только начал отходить от увлечения конным спортом и всерьез интересоваться подводной охотой, и вот пожалуйста! Теперь его жизненная цель была окончательно определена: ему суждено стать жокеем.
Попрощавшись со всеми, Кэйди пустила кобылу рысцой по Главной улице. У платной конюшни стоял Логан, и она приветливо помахала ему. Прошло уже несколько месяцев, но ей все еще непривычно видеть Логана на месте Нестора, вечно сидевшего у ворот конюшни, чинившего упряжь или дремавшего в тени на холодке.
Однако приговор по делу против Уайли предусматривал, в частности, возвращение конюшни Логану вместе с денежным возмещением, размеров которого Кэйди так и не узнала. Впрочем, если оно было хоть вполовину таким же щедрым, как ее собственное денежное возмещение, Логан, должно быть, как сыр в масле катается.
Проезжая мимо конторы шерифа, Кэйди поискала глазами Глендолин, но той, как ни странно, не оказалось на месте. Глен любила в хорошую погоду посидеть у дверей, качая новорожденного. Кэйди скучала по ней, но в душе даже порадовалась, что на этот раз они разминулись. Она торопилась вернуться домой засветло, а если бы Глен вышла на крыльцо со своим ребенком, ей пришлось бы остановиться. Она просто не смогла бы удержаться от искушения подержать малыша на руках.
Кэйди глубоко вздохнула и задумалась. Неужели это только игра ее воображения или в самом деле здесь все красивее и даже воздух слаще, чем в Гранте-Пассе? Может, потому, что она возвращается домой? Да, наверное, так.
Она миновала «Семь долларов» и чуть было не свернула на въезде, но в последнюю секунду все-таки позволила лошади проскакать мимо. Дела подождут до завтра. И вообще, если бы за время ее отсутствия на руднике случилось что-то. Креветка доложил бы Джессу.
Кэйди улыбнулась, вспомнив, какое изумление вызвало у нее в свое время предложение Джесса сделать Креветку начальником шахты. «Креветка Мэлоун, — удивилась она. — Этот вонючий старый золотоискатель?» Что ж, он и до сих пор попахивал, но оказался не таким уж старым, а главное, идеальным работником. То, чего Креветка не знал о золотодобыче, могло уместиться на кончике иглы. И это Джесс его увидел таким. Вся заслуга принадлежала ему.
Ах, Джесс… Она замужем уже девять месяцев и три недели, но до сих пор краснеет при одной лишь мысли о нем. Похоже, ей никогда не удастся преодолеть это волнение. Возможно, ей суждено дожить до девяноста, и у нее по-прежнему будет кружиться голова, когда ее девяностотрехлетний муж подмигнет ей. Вот это будет фокус! А с другой стороны… нет, она бы этому ничуть не удивилась. Ни капельки.
Кэйди села прямее и потянула носом, принюхиваясь, как охотничья собака.
—М-м-м, — сказала она вслух, обращаясь к Нелл, кроткой, послушной маленькой кобылке, которую Джесс подарил ей на Рождество. — Чувствуешь? Яблоневый цвет. Как сладко пахнет! Прямо как деньги.
Она усмехнулась своим собственным словам: ведь это одна из любимых шуток Джесса! Он прекрасно понимал, что никто не воспримет его слова всерьез, и Кэйди поступала точно так же.
Во-первых, ее фруктовый сад вряд ли принесет прибыль в первый же год (вот на будущий год — это другой разговор: начиная с февраля она столько труда вложила в обрезку, в прививку глазков и черенков, и столько еще собиралась сделать: внести удобрения, высадить саженцы, а дальше пропалывание, прореживание, окучивание, поливка — словом, на будущий год уже можно рассчитывать на кое-какие зримые результаты).
А во-вторых, даже если она заработает на этом деле миллион долларов, все равно легкое, едва уловимое благоухание яблоневого цвета вовсе не напоминало Кэйди о деньгах. Оно заставляло думать о другом… О свободе и независимости (что само по себе странно, поскольку садоводство куда более рискованное предприятие, чем, к примеру, содержание салуна). О доме, о ее собственном гнезде, которое она обожала и научилась обустраивать с успехом, которому сама не переставала удивляться; О Джессе. Да, яблоневый цвет напоминал ей о Джессе. О безумной, недостижимой мечте, которая сбылась.
Старый каменный столб, отмечавший поворот на их ферму, больше не стоял, сиротливо покосившись. Джесс поправил его, а заодно уж и побелил. Кэйди залюбовалась сверкающим свежей краской дорожным щитом, который он заказал в дорогой и модной мастерской в Юджине. По самому верху голубыми буквами было выведено по-французски: LA VALLEE AUX COQUINS, понизу красным написано: ФЕРМА ДОЛИНЫ БРОДЯГ. А посредине на распростертых блестящих крыльях летел прекрасный черный конь. Копия Пегаса.
Солнце скрылось за верхушками самых высоких деревьев сада, все вокруг подернулось сказочной золотистой дымкой. Пчелы жужжали в соцветиях плодовых деревьев, на лугу, все еще заболоченном после зимних дождей, уже проглядывали первые весенние цветочки. На зеленой лужайке среди лютиков и фиалок красовался солнечный дом. После долгих споров и нескольких неудачных попыток они наконец покрасили стены не в белый, а в желтый, как лепестки крокуса, цвет со светло-лиловыми ставнями и белыми пилястрами, парапетами и перилами крыльца.
Такое решение показалось им самим слишком смелым, даже, пожалуй, безрассудным, особенно когда пришла зима и все вокруг их веселого, сияющего пастельными красками особняка потемнело, свернулось, умерло или впало в спячку. Но вот наступила весна — бурная, полнокровная, яркая, — и они почувствовали, что их выбор просто вдохновлен свыше. Им с Джессом вовсе не надо было возрождать ферму Расселлов, какой она была тридцать лет назад. Они не просто отремонтировали особняк и сделали его своим; они его перестроили. Подумать только! Ведь Кэйди всегда считала тот старый дом идеальным! И вдруг выяснилось, что ее представление о чем-то недостижимом изменилось. Ей приходилось постоянно искать все новое определение прекрасного по мере того, как она добивалась желаемого. Но ведь достигнуть совершенства невозможно!
Из-за угла дома показался мужчина. Он шел со стороны конюшни, и на мгновение ей показалось, что это Джесс. Ее сердце привычно зачастило в груди, но тут она поняла, что обозналась: это был всего лишь Нестор. Кэйди поприветствовала его, и он помахал в ответ. Она натянула поводья и остановила фургон у входа в дом.
— Привет, Кэйди.
Он коснулся полей своей жеваной шляпы. Нестор предпочитал соломенные, а лошади, за которыми он ухаживал, вечно путали шляпы со своей кормушкой и норовили откусить понемножку.
— Как съездила?
— Очень успешно. Как дела?
— Все в порядке.
Кэйди задала насущный вопрос:
— Где Джесс?
— В конюшне. Места себе не находит, все спрашивает, куда ты запропастилась.
Она счастливо улыбнулась.
— Тебе стоит поспешить, — посоветовал Нестор. — Мчись прямо в конюшню, у него для тебя сюрприз заготовлен.
— О, Нестор, неужели это то, что я думаю?
— Я ничего не скажу.
Но не удержался и подмигнул. Довольная ухмылка на его заросшей щетиной физиономии сказала ей все, что она хотела знать.
— Давай поторопись, — повторил Нестор. — Оставь Нелл у входа, я вернусь и сам ее распрягу.
— Спасибо, — бросила она через плечо, пустив кобылу шагом, и он опять приподнял свою полусъеденную шляпу.
Джесс говорил, что новая конюшня напоминает Тадж-Махал [24], хотя это, конечно, явное преувеличение. Просто она была белой с коричневато-красной отделкой, и на этом сходство заканчивалось. Внутри просторнее и чище, чем в любом из тех домов, в которых Кэйди раньше доводилось жить. Пока конюшню населяло трое обитателей (нет, уже четверо, если сюрприз Джесса окажется именно тем, что она думала), но вскоре положение должно было в корне измениться.
Тяжба тянулась долго, но две недели назад адвокаты Уайли наконец согласились удовлетворить все ее претензии к своему клиенту, отбывающему тюремный срок. Ей предстояло подписать еще несколько документов, чтобы стать по-настоящему богатой. Теперь она сможет купить те фруктовые деревья, какие захочет, и нанять столько помощников, сколько нужно, чтобы возродить ее сад. Хватит и на то, чтобы огородить загоны и пастбища, необходимые Джессу для разведения и дрессировки лошадей, а главное, на закупку нужных ему чистокровных скакунов. Ведь он мечтал превратить свою ферму в лучший конный завод на северо-западе.
Кэйди натянула поводья перед закрытыми дверями конюшни.
— Тпру, Нелл. Нестор сейчас придет, — сказала она кобыле, спрыгивая с козел, отряхивая юбки и поправляя волосы. — Получишь вкусного овса ровно через минуту, я обещаю. А пока потерпи.
Потрепав кобылу по носу, она распахнула двери конюшни и проскользнула внутрь.
Кто бы мог подумать, что мисс Кэйди Макгилл, бывшая владелица салуна и крупье по «блэк джеку», когда-нибудь полюбит запах конюшни? Тем не менее это случилось. Ей нравился терпкий запах седельной кожи, пыли и пота, соломы и дерева и… ну да, даже навоза. Здоровый мужской запах. Он напоминал ей о Джессе, разве она могла его не полюбить? По-своему он не менее сладок, чем аромат цветущих яблонь. Во всяком случае, для Кэйди.
Возможно, она была несколько пристрастна.
И тут до нее донесся голос Джесса. Слов не разобрать, но этот волнующий грудной полушепот. У нее сразу пересохло во рту. Таким голосом он разговаривал только в двух случаях: общаясь с Пегасом, когда думал, что никто его не слышит, и шепча нежности ей на ухо.
Краснея, улыбаясь, как девчонка, Кэйди пошла по широкому проходу на призывный звук его голоса. Ни конь, ни его хозяин не услышали ее приближения: они были слишком поглощены друг другом. Она остановилась, чтобы посмотреть на Джесса.
Он стоял, перегнувшись через низкую дверцу денника и поставив одну ногу в запыленном изношенном сапоге на нижнюю перекладину. На нем была розовая рубашка и старые рабочие штаны из рубчатого вельвета, а на шее — платок с пестрым восточным рисунком по синему полю. Это была их общая, им одним понятная шутка: Джесс вырядился в самые немыслимые цвета, чтобы подразнить Кэйди и посмеяться над своим прежним обликом мрачного, как смерть, затянутого в черное Голта.
— Гордишься собой, верно? — расслышала Кэйди его слова, обращенные к вороному. — Думаешь, ты самый сильный жеребец по эту сторону от Кентукки, так? Богом клянусь, ты даже в груди шире стал со вчерашнего дня. Что скажешь? А ну-ка поди сюда, мистер. Зазнайка! Вот так… Ах ты, мой умник! Ах ты, мой красавчик!
— Я могу и приревновать.