Страница:
3. Только что рассмотренная идея и есть понятие живого субъекта и его процесса; определения, находящиеся здесь в отношении друг к другу, суть соотносящееся с собой отрицательное единство понятия и объективность, которая есть его средство, но в которой понятие возвратилось в само себя. Но так как это моменты идеи жизни внутри понятия жизни, то они не определенные понятийные моменты живого индивида в его реальности. Объективность или телесность живого индивида есть конкретная тотальность; указанные моменты суть стороны, из которых конституируется жизненность; поэтому они не моменты этой жизненности, уже конституированной через идею.
Но ввиду того, что живая объективность индивида, как таковая, одушевлена понятием и имеет его своей субстанцией, она содержит также в самой себе в качестве существенных такие различия, которые суть определения понятия, всеобщность, особенность и единичность; поэтому образ (Gestalt), в котором они внешне различены, расчленен или рассечен (insectum) сообразно этим определениям б6.
Живая объективность, стало быть, есть, во-первых, всеобщность, трепет жизненности исключительно лишь в самой себе, чувствительность. Понятие всеобщности, как оно получилось выше, есть простая непосредственность, которая, однако, такова лишь как абсолютная отрицательность внутри себя. Это понятие абсолютного различия, поскольку его отрицательность растворена в простоте и равна самой себе, дано созерцанию в виде чувствительности. Чувствительность есть внутри-себя-бытие не как абстрактная простота, а как бесконечная определимая восприимчивость, которая в своей определенности не становится чем-то многообразным и внешним, а всецело рефлектирована в себя. Определенность выступает в этой всеобщности как простой принцип; единичная внешняя определенность, так называемое впечатление, возвращается из своего внешнего и многообразного определения в эту простоту самоощущения. Чувствительность можно тем самым рассматривать как наличное бытие внутри себя сущей души, так как она принимает в себя любую внешность, но приводит ее обратно к совершенной простоте равной себе всеобщности.
Второе определение понятия - это особенность, момент положенного различия, раскрытие отрицательности, которая заключена в простом самоощущении, иначе говоря, есть в нем идеальная, еще не реальная определенность, - раздражимость. Ввиду абстрактности своей отрицательности чувство есть импульс;
оно определяет себя; самоопределение живого есть его суждение (Urteil) или превращение его в конечное, сообразно чему оно соотносится с внешним как с объективностью, выступающей в качестве предпосылки, и находится с ней во взаимодействии. - Как такая особенность живое есть, с одной стороны, вид наряду с другими видами живого; формальная рефлексия в себя этой безразличной разности есть формальный род и его систематизирование; индивидуальная же рефлексия состоит в том, что особенность, отрицательность ее определенности как направленности вовне есть соотносящаяся с собой отрицательность понятия.
По этому третьему определению живое выступает как единичное. Точнее эта рефлексия-в-себя определяется так, что в раздражимости живое есть внешность самому себе, той объективности, которую оно имеет непосредственно в самом себе как свое средство и орудие, и которая внешне определима. Рефлексия-в-себя снимает эту непосредственность, с одной стороны, как теоретическая рефлексия, а именно поскольку отрицательность выступает как простой момент чувствительности, который был рассмотрен в ней и который составляет чувство; с другой же стороны, она снимает ее как реальная рефлексия, поскольку единство понятия полагает себя в своей внешней объективности как отрицательное единство - воспроизведение. - Два первых момента, чувствительность и раздражимость, суть абстрактные определения; в воспроизведении же жизнь есть конкретное и жизненность; лишь в нем как в своей истине жизнь обладает также чувством и силой сопротивления. Воспроизведение есть отрицательность как простой момент чувствительности, а раздражимость есть живая сила сопротивления только потому, что отношение к внешнему есть воспроизведение и индивидуальное тождество с собой. Каждый из отдельных моментов есть по существу своему тотальность всех; их различие составляет идеальная определенность формы, положенная в воспроизведении как конкретная тотальность целого. Вот почему это целое, с одной стороны, как нечто третье, а именно как реальная тотальность, противоположно указанным выше определенным тотальностям, но, с другой стороны, оно их в-себе-сущая существенность и в то же время то, в чем они объединены как моменты и в чем они имеют свой субъект и свое устойчивое наличие.
Вместе с воспроизведением как моментом единичности живое полагает себя как действительную индивидуальность, как соотносящееся с собой для-себя-бытие, но в то же время оно реальное соотношение, направленное вовне, рефлексия особенности или раздражимости по отношению к чему-то иному, по отношению к объективному миру. Процесс жизни, замкнутый внутри индивида, переходит в отношение к выступающей в качестве предпосылки объективности, как таковой, в силу того, что индивид, полагая себя как субъективную тотальность, становится также моментом своей определенности как соотношением с внешностью - становится тотальностью.
В. ПРОЦЕСС ЖИЗНИ (DER LEBENSPROZESS)
Формируя себя внутри самого себя, живой индивид тем самым вступает в напряженные отношения к своей первоначальной предпосылке и противопоставляет себя как в себе и для себя сущего субъекта объективному миру, выступающему в качестве предпосылки. Субъект есть самоцель, понятие, имеющее в подчиненной ему объективности свое средство и свою субъективную реальность;
тем самым он конституирован как в себе и для себя сущая идея и как то, что по существу своему самостоятельно, по сравнению с чем выступающий в качестве предпосылки внешний мир имеет лишь значение чего-то отрицательного и несамостоятельного. В своем самоощущении живое существо обладает этой уверенностью во в себе сущей ничтожности противостоящего ему инобытия. Его импульс есть потребность снять это инобытие и сообщить себе истину указанной уверенности. Индивид как субъект есть прежде всего лишь понятие идеи жизни; его субъективный процесс внутри себя, в котором он живет за счет самого себя, и непосредственная объективность, которую он полагает как естественное средство соответственно своему понятию, опосредствованы тем процессом, который соотносится с целиком положенной внешностью, с безразлично находящейся рядом с ним объективной тотальностью.
Этот процесс начинается с потребности, т. е. с того, что живое, во-первых, определяет себя, тем самым полагает себя как подвергшееся отрицанию и этим соотносится с другой по отношению к нему, безразличной объективностью, но что оно, во-вторых, так же не утрачено в этой утрате самого себя, сохраняет себя в ней и остается тождеством равного самому себе понятия;
тем самым оно импульс к полаганию для себя указанного другого по отношению к нему мира как равного понятию, к снятию этого мира и к объективированию себя. Вследствие этого самоопределение живого имеет форму объективной внешности, а ввиду того, что оно в то же время тождественно с собой, оно абсолютное противоречие. Непосредственное формирование (Gestaltung) есть идея в ее простом понятии, сообразная с понятием объективность;
как такое оно от природы хорошо. Но так как его отрицательный момент реализует себя в виде объективной особенности, т. е. так как каждый из существенных моментов его единства сам по себе реализован в виде тотальности, то понятие раздвоилось, придя к абсолютному своему неравенству самому себе, а так как понятие есть в равной мере абсолютное тождество в этом раздвоении, то живое есть для самого себя это раздвоение и обладает чувством этого противоречия, каковое чувство есть боль. Вот почему боль есть преимущество живых существ; так как они суть существующее понятие, то они действительность, обладающая такой бесконечной силой, что внутри себя они отрицательность самих себя, что эта их отрицательность имеет бытие для них и что они сохраняют себя в своем инобытии. - Если говорят, что противоречие немыслимо, то [нужно сказать], что скорее в боли, испытываемой живым [существом], противоречие есть даже действительное существование.
Это расщепление живого внутри себя, принятое в простую всеобщность понятия, в чувствительность, есть чувство. С боли начинаются потребность и импульс, составляющие переход к тому, чтобы индивид, будучи для себя своим отрицанием, в такой же мере становился для себя также тождеством, тождеством, данным только как отрицание указанного отрицания. - Тождество, имеющееся в импульсе, как таковом, есть субъективная достоверность самого себя, на основе которой индивид относится к внешнему себе, безразлично существующему миру как к явлению как к действительности, лишенной в себе понятия и несущественной. Этот мир должен получить в самом себе понятие только через субъект, который есть имманентная цель. Безразличие объективного мира к определенности И тем самым к цели составляет его внешнюю способность быть соответствующим субъекту какие бы еще спецификации объективный мир ни имел в самом себе, его механическая определимость, недостаток свободы имманентного понятия составляют его бессилие сохранить себя перед лицом живого. - Поскольку объект выступает по отношению к живому прежде всего как безразлично внешнее, он может механически воздействовать на него, но тогда он действует на него не как на живое; поскольку же он находится в отношении к живому, он не действует как причина, а [лишь] возбуждает его. Так как живое есть импульс, то внешность доходит до него и входит в него, лишь поскольку она уже сама по себе есть в нем' поэтому воздействие на субъект состоит лишь в том, что субъект соответствующим образом находит представившуюся ему внешность; если она и не соответствует его тотальности, она должна соответствовать по крайней мере некоторой особенной стороне в субъекте, а возможность этого заключена в том, что субъект именно как действующий внешним образом есть особенИтак, поскольку субъект как определенный в своей потребности соотносится с внешним и потому сам есть нечто внешнее или орудие, - он совершает насилие над объектом. Его особенный характер, его конечность вообще причастны к более определенному проявлению этого отношения. - Внешняя сторона этого отношения есть процесс объективности вообще, механизм и химизм. Но этот процесс непосредственно прерывается, и внешность превращается во внутренность (Innerlichkeit). Внешняя целесообразность, порождаемая прежде всего деятельностью субъекта в безразличном объекте, снимается в силу того, что объект не есть субстанция по отношению к понятию и поэтому понятие не только может стать его внешней формой, но сообразно своему первоначальному тождеству должно полагать себя как его сущность и имманентное определение, проникающее [его].
Поэтому, овладевая объектом, механический процесс переходит во внутренний процесс, через который индивид так усваивает себе объект, что лишает его специфичности, делает его своим средством и сообщает ему в качестве субстанции свою субъективность. Эта ассимиляция тем самым совпадает с рассмотренным выше процессом воспроизведения индивида; в этом процессе индивид живет прежде всего за счет себя, делая себе объектом свою собственную объективность; механический и химический конфликт его членов с внешними вещами есть один из его объективных моментов. Механическое и химическое в этом процессе есть начало разложения живого. Так как жизнь есть истина этих процессов и тем самым в качестве живого она существование этой истины и ее мощь, то она перехлестывает за их пределы, проникает их как их всеобщность, и их продукт полностью определен жизнью. Это их превращение в живую индивидуальность составляет возвращение этой индивидуальности в самое себя, так что продуцирование, которое, как таковое, было бы переходом в нечто иное, становится репродуцированием, в котором живое полагает себя для себя тождественным с собой.
Непосредственная идея есть также непосредственное, не как для себя сущее тождество понятия и реальности; через объективный процесс живое сообщает себе свое самоощущение;
ибо оно полагает себя в нем как то, чтб оно есть в себе и для себя, как то, чтб в своем инобытии, положенном как безразличное, тождественно с самим собой, есть отрицательное единство отрицательного. В этом слиянии индивида со своей объективностью, вначале предположенной как безразличная ему, он так же, с одной стороны, конституировал себя как действительную единичность (Einheit), как, [с другой стороны], снял свою особенность и возвел себя во всеобщность. Его особенность состояла в расщеплении, в силу которого жизнь полагала как свои виды индивидуальную жизнь и внешнюю ей объективность. Тем самым жизнь через внешний жизненный процесс положена собой как реальная всеобщая жизнь, как род.
С. РОД (DIE GATTUNG)
Живой индивид, выделившийся сначала из всеобщего понятия жизни, есть предпосылка, которая еще не оправдалась самой собой. Через процесс [взаимодействия] с миром, выступающим в качестве предпосылки, живой индивид, вместе с тем положен самим собой для себя как отрицательное единство своего инобытия, как основа самого себя; он есть таким образом действительность идеи, так, что теперь индивид порождает себя из действительности, между тем как раньше он происходил лишь из понятия, и его возникновение, которое раньше было предполаганием, становится теперь его продуктом.
Дальнейшее же определение, которого он достиг через снятие противоположности, - это быть родом как тождеством себя со своим ранее безразличным инобытием. Так как эта идея индивида есть указанное существенное тождество, то она по существу своему обособляется от самой себя. Сообразно тотальности, из которой она происходит, это ее расщепление есть удвоение индивида - предполагание такой объективности, которая тождественна с ним, и отношение живого к самому себе как к другому
живому.
Это всеобщее есть третья ступень, истина жизни, поскольку
жизнь еще заключена в своей сфере. Эта ступень есть соотносящийся с собой процесс индивида, где внешность есть имманентный момент индивида; во-вторых, эта внешность как живая тотальность сама есть такая объективность, которая для индивида есть он сам, -объективность, в которой-не как снятой, а как наличной (bestehender) - он обладает достоверностью самого себя.
А так как отношение рода есть тождество индивидуального самоощущения в чем-то таком, что в то же время есть другой самостоятельный индивид, то оно противоречие; живое тем самым снова есть импульс. - Род, правда, есть завершение идеи жизни, однако вначале он еще (находится) внутри сферы непосредственности- вот почему эта всеобщность действительна в единичном образе (Gestalt); это-понятие, реальность которого имеет форму непосредственной объективности. Поэтому, хотя индивид в себе есть род, но для себя он не род; то, чтб есть для него это еще только другой живой индивид; отличенное от себя понятие имеет тождественным с собой предметом не себя как понятие, а такое понятие, которое в качестве живого имеет в то же время для самого себя внешнюю объективность, - форму, которая поэтому противостоит ему непосредственно.
Тождество с другим, всеобщность индивида есть, стало быть, еще только внутреннее или субъективное тождество; индивид имеет поэтому желание полагать это тождество и реализовать себя как всеобщее. Но это влечение к роду может реализовать себя лишь снятием еще обособленных друг от друга единичных индивидуальностей. Прежде всего так как именно они, будучи в себе всеобщими, удовлетворяют напряженность своего желания и растворяются в своей родовой всеобщности, то их реализованное тождество есть отрицательное единство рода, рефлектирующегося в себя из раздвоения. Ввиду этого род есть индивидуальность самой жизни, порожденная уже не из ее понятия, а из действительной идеи. Прежде всего сам род есть лишь понятие, которое еще должно объективировать себя, но действительное понятие, - зародыш живого индивида. Для обычного восприятия в нем наличествует то, чтб есть понятие, и то, что субъективное понятие обладает внешней действительностью. Ибо зародыш живого есть полная конкретность индивидуальности, содержащей все свои различные стороны, свойства и расчлененные различия во всей их определенности, а тотальность, вначале имматериальная субъективная, неразвита, проста и нечувственна; зародыш есть таким образом, все живое в целом во внутренней форме
Рефлексия рода в себя есть с этой стороны то, благодаря чему он обретает действительность, так как в нем полагается момент отрицательного единства и индивидуальности, - размножение живых поколений. Идея, которая как жизнь еще имеет форму непосредственности, постольку переходит обратно в действительность, и эта ее рефлексия есть лишь повторение и бесконечный прогресс, в котором она не выходит из конечности своей непосредственности. Но это возвращение идеи в свое первое понятие имеет и ту высшую сторону, что идея не только прошла через опосредствование своих процессов в пределах непосредственности, но именно этим сняла эту непосредственность и тем самым поднялась до более высокой формы своего наличного бытия.
А именно, процесс рода, где единичные индивиды снимают друг в друге свое безразличное, непосредственное существование и умирают в этом отрицательном единстве, имеет, далее, другой стороной своего продукта реализованный род, положивший себя тождественным с понятием. - В процессе рода обособленные единичности индивидуальной жизни гибнут; отрицательное тождество, в котором род возвращается в себя, есть, с одной стороны, порождение единичности, а с другой стороны, точно так же ее снятие, есть, стало быть, сливающийся с собой род, для себя становящаяся всеобщность идеи. В продолжении рода умирает непосредственность живой индивидуальности; смерть этой жизни есть возникновение (Hervorgehen) духа. Идея, которая как род есть в себе, есть для себя; когда она сняла свою особенность, которая составляла живые поколения, и этим сообщила себе реальность, которая сама есть простая всеобщность; таким образом, она есть идея, относящаяся к себе как к идее, всеобщее, имеющее своей определенностью и наличным бытием всеобщность, идея познания.
Глава вторая
ИДЕЯ ПОЗНАНИЯ (DIE IDEE DES ERKENNTNIS)
Жизнь есть непосредственная идея, иначе говоря, идея как ее еще не реализованное в себе самом понятие. В своем суждении идея есть познание вообще.
Понятие как понятие есть для себя, когда оно существует свободно как абстрактная всеобщность или как род. Таким образом, оно есть свое чистое тождество с собой, которое так различает себя внутри самого себя, что различенное не есть какая-то объективность, а равным образом освобождено для того, чтобы быть субъективностью или формой простого равенства с собой, и, стало быть, есть предмет понятия, который [здесь] есть само понятие. Его реальность вообще есть форма его наличного бытия; все дело в определении этой формы; на этом определении основывается различие между тем, что понятие есть в себе или как субъективное, и тем, что оно есть, погруженное в объективность, а затем в идее жизни. В этой идее понятие, правда, отлично от своей внешней реальности и положено для себя- однако это свое для-себя-бытие оно имеет лишь как тождество, которое есть соотношение с собой как с погруженным в свою подчиненную ему объективность или соотношение с собой как с присущей ему субстанциальной формой. Возвышение понятия над жизнью состоит в том, что его реальность есть форма понятия, освобожденная в качестве всеобщности. Через это суждение (Urteil) идея раздвоена на субъективное понятие, реальность которого есть оно само, и на объективное понятие, которое выступает как жизнь. - Мышление, дух, самосознание суть определения идеи, поскольку она имеет своим предметом самое себя и поскольку ее наличное бытие, т. е. определенность ее бытия, есть ее собственное отличие от самой себя.
Метафизика духа или (как чаще говорили в прежнее время) души вращалась вокруг определений субстанции, простоты, имма-териальности - определений, для которых она полагала в основание в качестве субъекта представление о духе, почерпнутое из эмпирического сознания, а затем вопрошала, какие предикаты согласуются с восприятиями, - прием, который не мог идти дальше чем прием физики: сводить мир явления к всеобщим законам и рефлективным определениям, - так как дух лежал в основании также лишь в своем явлении; более того, по степени научности прием этот не мог не отставать от физики: так как дух не только бесконечно богаче, чем природа, но и абсолютное единство противоположного в понятии составляет его сущность, то он в своем явлении и соотношении с внешностью раскрывает противоречие в его самой острой (hochsten) определенности, и поэтому всегда должна представляться возможность сослаться на какой-нибудь опыт в пользу каждого из противоположных рефлективных определений, иначе говоря, исходя из опыта, прийти путем формального умозаключения к противоположным определениям. Так как предикаты, непосредственно обнаруживающиеся в явлениях, принадлежат еще прежде всего эмпирической психологии, то для метафизического рассмотрения остаются, собственно говоря, лишь совершенно скудные рефлективные определения. - Кант в своей критике рациональной психологии уличает эту метафизику, ука^ зывая что, если эта психология должна быть рациональной наукой, то малейшая почерпнутая из восприятия прибавка if-всеобщему представлению самосознания превратила бы эту науку в эмпирическую и тем самым нарушила бы ее рациональную чистоту и независимость от всякого опыта. - Таким образом, ничего не осталось бы, кроме простого представления, самого по себе лишенного всякого содержания: Я, которое нельзя даже назвать понятием; оно лишь сознание, сопутствующее всем понятиям. Посредством этого мыслящего Я или даже мыслящего Оно (вещи), согласно дальнейшим выводам Канта, представляется не что иное, как трансцендентальный субъект мыслей х, который познается лишь посредством мыслей, составляющих его предикаты, и о котором мы, если его обособить, никогда не можем иметь ни малейшего понятия; притом это Я, согласно собственному выражению Канта, имеет то неудобство, что мы всегда должны уже пользоваться им, чтобы иметь о нем какое-либо суждение, ибо оно не столько представление, отличающее тот или иной отдельный объект, сколько форма представления вообще, поскольку оно должно называться познанием. - Итак, паралогизм, который совершает рациональная психология, состоит, согласно Канту, в том, что модусы самосознания в мышлении превращаются в рассудочные понятия как бы о некотором объекте, в том, что указанное "я мыслю" берется как мыслящее существо, как вещь-в-себе; таким образом, из того, что Я всегда встречается в сознании как субъект, и притом как единичный, при всем многообразии представления тождественный и отличающий меня от этого многообразия как внешнего, - делается неправомерный вывод, что Я есть субстанция и, далее, нечто качественно простое, нечто "одно" и нечто существующее независимо от пространственных и временных вещей.
Я дал довольно подробное изложение [рассуждения Канта] потому, что из него можно определенно судить и о природе прежней метафизики души, и в особенности о природе сокрушившей ее критики. - Эта метафизика ставила своей целью определить абстрактную сущность души; она при этом первоначально исходила из восприятия и превращала его эмпирическую всеобщность и рефлективное определение (вообще внешнее по отношению к единичности действительного) в форму приведенных выше определений сущности. - Кант при этом имеет вообще в виду лишь состояние метафизики его времени, которая большей частью не шла дальше таких лишенных всякой диалектики абстрактных, односторонних определений; истинно спекулятивных идей более ранних философов о понятии духа он не принимал во внимание и не исследовал. В своей критике этих определений он просто-напросто следовал юмовской скептической манере; а именно, он твердо придерживается того, каким образом Я являет себя в самосознании, но, полагает он, так как дблжно познать его сущность, вещь-в-себе, - то отсюда следует отбросить все эмпирическое; после этого ничего не остается, кроме этого явления я мыслю, которое сопутствует всем представлениям и о котором мы не имеем ни малейшего понятия. - Несомненно следует согласиться с тем, что ни о Я, ни о чем бы то ни было, ни даже о самом понятии мы не имеем ни малейшего понятия, если мы не постигаем в понятии и довольствуемся простым, неподвижным представлением и названием. Странна мысль о том, - если ее вообще можно назвать мыслью, - что для того чтобы судить о Я, Я уже должен пользоваться этим Я. Я, которое, для того чтобы судить [о чем-то], пользуется самосознанием как средством есть, конечно, некий х, о котором, равно как и об отношении такого пользования, мы не можем иметь ни малейшего понятия. Но ведь смешно называть неудобством и, как нечто ошибочное, [порочным] кругом природу самосознания, а именно то, что Я мыслит само себя, что Я нельзя мыслить без Я, которое мыслит, - смешно назвать неудобством то обстоятельство, благодаря которому в непосредственном эмпирическом самосознании обнаруживается абсолютная, вечная природа самосознания и понятия, обнаруживается потому, что самосознание именно и есть наличие сущее, следовательно, эмпирически воспринимаемое, чистое понятие, абсолютное соотношение с самим собой, которое как разделяющее суждение делает себя своим предметом и состоит исключительно в том, чтобы этим обратить себя в круг. - Камень не страдает таким неудобством; когда о нем мыслят или судят, он при этом не преграждает себе путь; он избавлен от этой тягости пользоваться для этого дела самим собой; есть нечто иное вне его, чтб должно взять на себя этот труд.
Но ввиду того, что живая объективность индивида, как таковая, одушевлена понятием и имеет его своей субстанцией, она содержит также в самой себе в качестве существенных такие различия, которые суть определения понятия, всеобщность, особенность и единичность; поэтому образ (Gestalt), в котором они внешне различены, расчленен или рассечен (insectum) сообразно этим определениям б6.
Живая объективность, стало быть, есть, во-первых, всеобщность, трепет жизненности исключительно лишь в самой себе, чувствительность. Понятие всеобщности, как оно получилось выше, есть простая непосредственность, которая, однако, такова лишь как абсолютная отрицательность внутри себя. Это понятие абсолютного различия, поскольку его отрицательность растворена в простоте и равна самой себе, дано созерцанию в виде чувствительности. Чувствительность есть внутри-себя-бытие не как абстрактная простота, а как бесконечная определимая восприимчивость, которая в своей определенности не становится чем-то многообразным и внешним, а всецело рефлектирована в себя. Определенность выступает в этой всеобщности как простой принцип; единичная внешняя определенность, так называемое впечатление, возвращается из своего внешнего и многообразного определения в эту простоту самоощущения. Чувствительность можно тем самым рассматривать как наличное бытие внутри себя сущей души, так как она принимает в себя любую внешность, но приводит ее обратно к совершенной простоте равной себе всеобщности.
Второе определение понятия - это особенность, момент положенного различия, раскрытие отрицательности, которая заключена в простом самоощущении, иначе говоря, есть в нем идеальная, еще не реальная определенность, - раздражимость. Ввиду абстрактности своей отрицательности чувство есть импульс;
оно определяет себя; самоопределение живого есть его суждение (Urteil) или превращение его в конечное, сообразно чему оно соотносится с внешним как с объективностью, выступающей в качестве предпосылки, и находится с ней во взаимодействии. - Как такая особенность живое есть, с одной стороны, вид наряду с другими видами живого; формальная рефлексия в себя этой безразличной разности есть формальный род и его систематизирование; индивидуальная же рефлексия состоит в том, что особенность, отрицательность ее определенности как направленности вовне есть соотносящаяся с собой отрицательность понятия.
По этому третьему определению живое выступает как единичное. Точнее эта рефлексия-в-себя определяется так, что в раздражимости живое есть внешность самому себе, той объективности, которую оно имеет непосредственно в самом себе как свое средство и орудие, и которая внешне определима. Рефлексия-в-себя снимает эту непосредственность, с одной стороны, как теоретическая рефлексия, а именно поскольку отрицательность выступает как простой момент чувствительности, который был рассмотрен в ней и который составляет чувство; с другой же стороны, она снимает ее как реальная рефлексия, поскольку единство понятия полагает себя в своей внешней объективности как отрицательное единство - воспроизведение. - Два первых момента, чувствительность и раздражимость, суть абстрактные определения; в воспроизведении же жизнь есть конкретное и жизненность; лишь в нем как в своей истине жизнь обладает также чувством и силой сопротивления. Воспроизведение есть отрицательность как простой момент чувствительности, а раздражимость есть живая сила сопротивления только потому, что отношение к внешнему есть воспроизведение и индивидуальное тождество с собой. Каждый из отдельных моментов есть по существу своему тотальность всех; их различие составляет идеальная определенность формы, положенная в воспроизведении как конкретная тотальность целого. Вот почему это целое, с одной стороны, как нечто третье, а именно как реальная тотальность, противоположно указанным выше определенным тотальностям, но, с другой стороны, оно их в-себе-сущая существенность и в то же время то, в чем они объединены как моменты и в чем они имеют свой субъект и свое устойчивое наличие.
Вместе с воспроизведением как моментом единичности живое полагает себя как действительную индивидуальность, как соотносящееся с собой для-себя-бытие, но в то же время оно реальное соотношение, направленное вовне, рефлексия особенности или раздражимости по отношению к чему-то иному, по отношению к объективному миру. Процесс жизни, замкнутый внутри индивида, переходит в отношение к выступающей в качестве предпосылки объективности, как таковой, в силу того, что индивид, полагая себя как субъективную тотальность, становится также моментом своей определенности как соотношением с внешностью - становится тотальностью.
В. ПРОЦЕСС ЖИЗНИ (DER LEBENSPROZESS)
Формируя себя внутри самого себя, живой индивид тем самым вступает в напряженные отношения к своей первоначальной предпосылке и противопоставляет себя как в себе и для себя сущего субъекта объективному миру, выступающему в качестве предпосылки. Субъект есть самоцель, понятие, имеющее в подчиненной ему объективности свое средство и свою субъективную реальность;
тем самым он конституирован как в себе и для себя сущая идея и как то, что по существу своему самостоятельно, по сравнению с чем выступающий в качестве предпосылки внешний мир имеет лишь значение чего-то отрицательного и несамостоятельного. В своем самоощущении живое существо обладает этой уверенностью во в себе сущей ничтожности противостоящего ему инобытия. Его импульс есть потребность снять это инобытие и сообщить себе истину указанной уверенности. Индивид как субъект есть прежде всего лишь понятие идеи жизни; его субъективный процесс внутри себя, в котором он живет за счет самого себя, и непосредственная объективность, которую он полагает как естественное средство соответственно своему понятию, опосредствованы тем процессом, который соотносится с целиком положенной внешностью, с безразлично находящейся рядом с ним объективной тотальностью.
Этот процесс начинается с потребности, т. е. с того, что живое, во-первых, определяет себя, тем самым полагает себя как подвергшееся отрицанию и этим соотносится с другой по отношению к нему, безразличной объективностью, но что оно, во-вторых, так же не утрачено в этой утрате самого себя, сохраняет себя в ней и остается тождеством равного самому себе понятия;
тем самым оно импульс к полаганию для себя указанного другого по отношению к нему мира как равного понятию, к снятию этого мира и к объективированию себя. Вследствие этого самоопределение живого имеет форму объективной внешности, а ввиду того, что оно в то же время тождественно с собой, оно абсолютное противоречие. Непосредственное формирование (Gestaltung) есть идея в ее простом понятии, сообразная с понятием объективность;
как такое оно от природы хорошо. Но так как его отрицательный момент реализует себя в виде объективной особенности, т. е. так как каждый из существенных моментов его единства сам по себе реализован в виде тотальности, то понятие раздвоилось, придя к абсолютному своему неравенству самому себе, а так как понятие есть в равной мере абсолютное тождество в этом раздвоении, то живое есть для самого себя это раздвоение и обладает чувством этого противоречия, каковое чувство есть боль. Вот почему боль есть преимущество живых существ; так как они суть существующее понятие, то они действительность, обладающая такой бесконечной силой, что внутри себя они отрицательность самих себя, что эта их отрицательность имеет бытие для них и что они сохраняют себя в своем инобытии. - Если говорят, что противоречие немыслимо, то [нужно сказать], что скорее в боли, испытываемой живым [существом], противоречие есть даже действительное существование.
Это расщепление живого внутри себя, принятое в простую всеобщность понятия, в чувствительность, есть чувство. С боли начинаются потребность и импульс, составляющие переход к тому, чтобы индивид, будучи для себя своим отрицанием, в такой же мере становился для себя также тождеством, тождеством, данным только как отрицание указанного отрицания. - Тождество, имеющееся в импульсе, как таковом, есть субъективная достоверность самого себя, на основе которой индивид относится к внешнему себе, безразлично существующему миру как к явлению как к действительности, лишенной в себе понятия и несущественной. Этот мир должен получить в самом себе понятие только через субъект, который есть имманентная цель. Безразличие объективного мира к определенности И тем самым к цели составляет его внешнюю способность быть соответствующим субъекту какие бы еще спецификации объективный мир ни имел в самом себе, его механическая определимость, недостаток свободы имманентного понятия составляют его бессилие сохранить себя перед лицом живого. - Поскольку объект выступает по отношению к живому прежде всего как безразлично внешнее, он может механически воздействовать на него, но тогда он действует на него не как на живое; поскольку же он находится в отношении к живому, он не действует как причина, а [лишь] возбуждает его. Так как живое есть импульс, то внешность доходит до него и входит в него, лишь поскольку она уже сама по себе есть в нем' поэтому воздействие на субъект состоит лишь в том, что субъект соответствующим образом находит представившуюся ему внешность; если она и не соответствует его тотальности, она должна соответствовать по крайней мере некоторой особенной стороне в субъекте, а возможность этого заключена в том, что субъект именно как действующий внешним образом есть особенИтак, поскольку субъект как определенный в своей потребности соотносится с внешним и потому сам есть нечто внешнее или орудие, - он совершает насилие над объектом. Его особенный характер, его конечность вообще причастны к более определенному проявлению этого отношения. - Внешняя сторона этого отношения есть процесс объективности вообще, механизм и химизм. Но этот процесс непосредственно прерывается, и внешность превращается во внутренность (Innerlichkeit). Внешняя целесообразность, порождаемая прежде всего деятельностью субъекта в безразличном объекте, снимается в силу того, что объект не есть субстанция по отношению к понятию и поэтому понятие не только может стать его внешней формой, но сообразно своему первоначальному тождеству должно полагать себя как его сущность и имманентное определение, проникающее [его].
Поэтому, овладевая объектом, механический процесс переходит во внутренний процесс, через который индивид так усваивает себе объект, что лишает его специфичности, делает его своим средством и сообщает ему в качестве субстанции свою субъективность. Эта ассимиляция тем самым совпадает с рассмотренным выше процессом воспроизведения индивида; в этом процессе индивид живет прежде всего за счет себя, делая себе объектом свою собственную объективность; механический и химический конфликт его членов с внешними вещами есть один из его объективных моментов. Механическое и химическое в этом процессе есть начало разложения живого. Так как жизнь есть истина этих процессов и тем самым в качестве живого она существование этой истины и ее мощь, то она перехлестывает за их пределы, проникает их как их всеобщность, и их продукт полностью определен жизнью. Это их превращение в живую индивидуальность составляет возвращение этой индивидуальности в самое себя, так что продуцирование, которое, как таковое, было бы переходом в нечто иное, становится репродуцированием, в котором живое полагает себя для себя тождественным с собой.
Непосредственная идея есть также непосредственное, не как для себя сущее тождество понятия и реальности; через объективный процесс живое сообщает себе свое самоощущение;
ибо оно полагает себя в нем как то, чтб оно есть в себе и для себя, как то, чтб в своем инобытии, положенном как безразличное, тождественно с самим собой, есть отрицательное единство отрицательного. В этом слиянии индивида со своей объективностью, вначале предположенной как безразличная ему, он так же, с одной стороны, конституировал себя как действительную единичность (Einheit), как, [с другой стороны], снял свою особенность и возвел себя во всеобщность. Его особенность состояла в расщеплении, в силу которого жизнь полагала как свои виды индивидуальную жизнь и внешнюю ей объективность. Тем самым жизнь через внешний жизненный процесс положена собой как реальная всеобщая жизнь, как род.
С. РОД (DIE GATTUNG)
Живой индивид, выделившийся сначала из всеобщего понятия жизни, есть предпосылка, которая еще не оправдалась самой собой. Через процесс [взаимодействия] с миром, выступающим в качестве предпосылки, живой индивид, вместе с тем положен самим собой для себя как отрицательное единство своего инобытия, как основа самого себя; он есть таким образом действительность идеи, так, что теперь индивид порождает себя из действительности, между тем как раньше он происходил лишь из понятия, и его возникновение, которое раньше было предполаганием, становится теперь его продуктом.
Дальнейшее же определение, которого он достиг через снятие противоположности, - это быть родом как тождеством себя со своим ранее безразличным инобытием. Так как эта идея индивида есть указанное существенное тождество, то она по существу своему обособляется от самой себя. Сообразно тотальности, из которой она происходит, это ее расщепление есть удвоение индивида - предполагание такой объективности, которая тождественна с ним, и отношение живого к самому себе как к другому
живому.
Это всеобщее есть третья ступень, истина жизни, поскольку
жизнь еще заключена в своей сфере. Эта ступень есть соотносящийся с собой процесс индивида, где внешность есть имманентный момент индивида; во-вторых, эта внешность как живая тотальность сама есть такая объективность, которая для индивида есть он сам, -объективность, в которой-не как снятой, а как наличной (bestehender) - он обладает достоверностью самого себя.
А так как отношение рода есть тождество индивидуального самоощущения в чем-то таком, что в то же время есть другой самостоятельный индивид, то оно противоречие; живое тем самым снова есть импульс. - Род, правда, есть завершение идеи жизни, однако вначале он еще (находится) внутри сферы непосредственности- вот почему эта всеобщность действительна в единичном образе (Gestalt); это-понятие, реальность которого имеет форму непосредственной объективности. Поэтому, хотя индивид в себе есть род, но для себя он не род; то, чтб есть для него это еще только другой живой индивид; отличенное от себя понятие имеет тождественным с собой предметом не себя как понятие, а такое понятие, которое в качестве живого имеет в то же время для самого себя внешнюю объективность, - форму, которая поэтому противостоит ему непосредственно.
Тождество с другим, всеобщность индивида есть, стало быть, еще только внутреннее или субъективное тождество; индивид имеет поэтому желание полагать это тождество и реализовать себя как всеобщее. Но это влечение к роду может реализовать себя лишь снятием еще обособленных друг от друга единичных индивидуальностей. Прежде всего так как именно они, будучи в себе всеобщими, удовлетворяют напряженность своего желания и растворяются в своей родовой всеобщности, то их реализованное тождество есть отрицательное единство рода, рефлектирующегося в себя из раздвоения. Ввиду этого род есть индивидуальность самой жизни, порожденная уже не из ее понятия, а из действительной идеи. Прежде всего сам род есть лишь понятие, которое еще должно объективировать себя, но действительное понятие, - зародыш живого индивида. Для обычного восприятия в нем наличествует то, чтб есть понятие, и то, что субъективное понятие обладает внешней действительностью. Ибо зародыш живого есть полная конкретность индивидуальности, содержащей все свои различные стороны, свойства и расчлененные различия во всей их определенности, а тотальность, вначале имматериальная субъективная, неразвита, проста и нечувственна; зародыш есть таким образом, все живое в целом во внутренней форме
Рефлексия рода в себя есть с этой стороны то, благодаря чему он обретает действительность, так как в нем полагается момент отрицательного единства и индивидуальности, - размножение живых поколений. Идея, которая как жизнь еще имеет форму непосредственности, постольку переходит обратно в действительность, и эта ее рефлексия есть лишь повторение и бесконечный прогресс, в котором она не выходит из конечности своей непосредственности. Но это возвращение идеи в свое первое понятие имеет и ту высшую сторону, что идея не только прошла через опосредствование своих процессов в пределах непосредственности, но именно этим сняла эту непосредственность и тем самым поднялась до более высокой формы своего наличного бытия.
А именно, процесс рода, где единичные индивиды снимают друг в друге свое безразличное, непосредственное существование и умирают в этом отрицательном единстве, имеет, далее, другой стороной своего продукта реализованный род, положивший себя тождественным с понятием. - В процессе рода обособленные единичности индивидуальной жизни гибнут; отрицательное тождество, в котором род возвращается в себя, есть, с одной стороны, порождение единичности, а с другой стороны, точно так же ее снятие, есть, стало быть, сливающийся с собой род, для себя становящаяся всеобщность идеи. В продолжении рода умирает непосредственность живой индивидуальности; смерть этой жизни есть возникновение (Hervorgehen) духа. Идея, которая как род есть в себе, есть для себя; когда она сняла свою особенность, которая составляла живые поколения, и этим сообщила себе реальность, которая сама есть простая всеобщность; таким образом, она есть идея, относящаяся к себе как к идее, всеобщее, имеющее своей определенностью и наличным бытием всеобщность, идея познания.
Глава вторая
ИДЕЯ ПОЗНАНИЯ (DIE IDEE DES ERKENNTNIS)
Жизнь есть непосредственная идея, иначе говоря, идея как ее еще не реализованное в себе самом понятие. В своем суждении идея есть познание вообще.
Понятие как понятие есть для себя, когда оно существует свободно как абстрактная всеобщность или как род. Таким образом, оно есть свое чистое тождество с собой, которое так различает себя внутри самого себя, что различенное не есть какая-то объективность, а равным образом освобождено для того, чтобы быть субъективностью или формой простого равенства с собой, и, стало быть, есть предмет понятия, который [здесь] есть само понятие. Его реальность вообще есть форма его наличного бытия; все дело в определении этой формы; на этом определении основывается различие между тем, что понятие есть в себе или как субъективное, и тем, что оно есть, погруженное в объективность, а затем в идее жизни. В этой идее понятие, правда, отлично от своей внешней реальности и положено для себя- однако это свое для-себя-бытие оно имеет лишь как тождество, которое есть соотношение с собой как с погруженным в свою подчиненную ему объективность или соотношение с собой как с присущей ему субстанциальной формой. Возвышение понятия над жизнью состоит в том, что его реальность есть форма понятия, освобожденная в качестве всеобщности. Через это суждение (Urteil) идея раздвоена на субъективное понятие, реальность которого есть оно само, и на объективное понятие, которое выступает как жизнь. - Мышление, дух, самосознание суть определения идеи, поскольку она имеет своим предметом самое себя и поскольку ее наличное бытие, т. е. определенность ее бытия, есть ее собственное отличие от самой себя.
Метафизика духа или (как чаще говорили в прежнее время) души вращалась вокруг определений субстанции, простоты, имма-териальности - определений, для которых она полагала в основание в качестве субъекта представление о духе, почерпнутое из эмпирического сознания, а затем вопрошала, какие предикаты согласуются с восприятиями, - прием, который не мог идти дальше чем прием физики: сводить мир явления к всеобщим законам и рефлективным определениям, - так как дух лежал в основании также лишь в своем явлении; более того, по степени научности прием этот не мог не отставать от физики: так как дух не только бесконечно богаче, чем природа, но и абсолютное единство противоположного в понятии составляет его сущность, то он в своем явлении и соотношении с внешностью раскрывает противоречие в его самой острой (hochsten) определенности, и поэтому всегда должна представляться возможность сослаться на какой-нибудь опыт в пользу каждого из противоположных рефлективных определений, иначе говоря, исходя из опыта, прийти путем формального умозаключения к противоположным определениям. Так как предикаты, непосредственно обнаруживающиеся в явлениях, принадлежат еще прежде всего эмпирической психологии, то для метафизического рассмотрения остаются, собственно говоря, лишь совершенно скудные рефлективные определения. - Кант в своей критике рациональной психологии уличает эту метафизику, ука^ зывая что, если эта психология должна быть рациональной наукой, то малейшая почерпнутая из восприятия прибавка if-всеобщему представлению самосознания превратила бы эту науку в эмпирическую и тем самым нарушила бы ее рациональную чистоту и независимость от всякого опыта. - Таким образом, ничего не осталось бы, кроме простого представления, самого по себе лишенного всякого содержания: Я, которое нельзя даже назвать понятием; оно лишь сознание, сопутствующее всем понятиям. Посредством этого мыслящего Я или даже мыслящего Оно (вещи), согласно дальнейшим выводам Канта, представляется не что иное, как трансцендентальный субъект мыслей х, который познается лишь посредством мыслей, составляющих его предикаты, и о котором мы, если его обособить, никогда не можем иметь ни малейшего понятия; притом это Я, согласно собственному выражению Канта, имеет то неудобство, что мы всегда должны уже пользоваться им, чтобы иметь о нем какое-либо суждение, ибо оно не столько представление, отличающее тот или иной отдельный объект, сколько форма представления вообще, поскольку оно должно называться познанием. - Итак, паралогизм, который совершает рациональная психология, состоит, согласно Канту, в том, что модусы самосознания в мышлении превращаются в рассудочные понятия как бы о некотором объекте, в том, что указанное "я мыслю" берется как мыслящее существо, как вещь-в-себе; таким образом, из того, что Я всегда встречается в сознании как субъект, и притом как единичный, при всем многообразии представления тождественный и отличающий меня от этого многообразия как внешнего, - делается неправомерный вывод, что Я есть субстанция и, далее, нечто качественно простое, нечто "одно" и нечто существующее независимо от пространственных и временных вещей.
Я дал довольно подробное изложение [рассуждения Канта] потому, что из него можно определенно судить и о природе прежней метафизики души, и в особенности о природе сокрушившей ее критики. - Эта метафизика ставила своей целью определить абстрактную сущность души; она при этом первоначально исходила из восприятия и превращала его эмпирическую всеобщность и рефлективное определение (вообще внешнее по отношению к единичности действительного) в форму приведенных выше определений сущности. - Кант при этом имеет вообще в виду лишь состояние метафизики его времени, которая большей частью не шла дальше таких лишенных всякой диалектики абстрактных, односторонних определений; истинно спекулятивных идей более ранних философов о понятии духа он не принимал во внимание и не исследовал. В своей критике этих определений он просто-напросто следовал юмовской скептической манере; а именно, он твердо придерживается того, каким образом Я являет себя в самосознании, но, полагает он, так как дблжно познать его сущность, вещь-в-себе, - то отсюда следует отбросить все эмпирическое; после этого ничего не остается, кроме этого явления я мыслю, которое сопутствует всем представлениям и о котором мы не имеем ни малейшего понятия. - Несомненно следует согласиться с тем, что ни о Я, ни о чем бы то ни было, ни даже о самом понятии мы не имеем ни малейшего понятия, если мы не постигаем в понятии и довольствуемся простым, неподвижным представлением и названием. Странна мысль о том, - если ее вообще можно назвать мыслью, - что для того чтобы судить о Я, Я уже должен пользоваться этим Я. Я, которое, для того чтобы судить [о чем-то], пользуется самосознанием как средством есть, конечно, некий х, о котором, равно как и об отношении такого пользования, мы не можем иметь ни малейшего понятия. Но ведь смешно называть неудобством и, как нечто ошибочное, [порочным] кругом природу самосознания, а именно то, что Я мыслит само себя, что Я нельзя мыслить без Я, которое мыслит, - смешно назвать неудобством то обстоятельство, благодаря которому в непосредственном эмпирическом самосознании обнаруживается абсолютная, вечная природа самосознания и понятия, обнаруживается потому, что самосознание именно и есть наличие сущее, следовательно, эмпирически воспринимаемое, чистое понятие, абсолютное соотношение с самим собой, которое как разделяющее суждение делает себя своим предметом и состоит исключительно в том, чтобы этим обратить себя в круг. - Камень не страдает таким неудобством; когда о нем мыслят или судят, он при этом не преграждает себе путь; он избавлен от этой тягости пользоваться для этого дела самим собой; есть нечто иное вне его, чтб должно взять на себя этот труд.