В институте мне не объяснили, в чем состоит основной замысел проектов, в которых они попросили меня участвовать. Но постепенно я сам понял, в чем его суть. Этот проект имел кодовое название «дельфин-камикадзе». Дельфины должны были готовиться к нападению на корабли и подводные лодки с бомбами, прикрепленными у них на голове, в том числе и с ядерными боеголовками. Естественно, дельфины-камикадзе должны были погибать, разлетаясь на кусочки вместе с кораблем-целью, который предполагалось взорвать.
   Позднее я выяснил из одного независимого источника, который, кстати, не знал о моей причастности к этому эксперименту, что раньше в подобных опытах использовались бомбы-присоски, чтобы дельфины могли после выполнения задания успеть отплыть в безопасное место. Однако эти опыты были прекращены после того, как один дельфин, который при выполнении тренировочных заплывов с холостыми зарядами показывал очень хорошие результаты, после того как впервые получил настоящую бомбу, быстренько сбросил ее в море. И правильно сделал. Большинство невольных участников этого эксперимента сразу же перестали в нем участвовать, как только узнали о его реальных целях. И я, разумеется, тоже.
   Я с интересом прочитал на первой полосе газеты «Санди тайме» от 9 апреля 1989 года, что Союз обществ защиты животных возбудил уголовное дело против военно-морских сил США, объявив противозаконной программу испытаний над дельфинами. В статье также утверждалось, что дельфинов обучали не только охранять подводные лодки с ядерным оружием, но и нападать на противника. Сами животные при этом нередко подвергались физическим истязаниям и доводились до голодного истощения.
   Позднее я был вовлечен в еще более тревожный эксперимент, опять же не имея поначалу никакого понятия о его настоящей сути. Как выяснилось позже, цель опытов, проводимых на специальной экспериментальной базе, состояла в изучении изменения поведения людей под воздействием телепатического внушения. Среди тех, кто подвергался опытам, были заключенные, люди с психическими и умственными отклонениями, а также студенты, решившие подзаработать. Продолжалось все это два месяца, в течение которых передо мной стояла задача работать с пациентами в трех различных направлениях: во время сна, после пробуждения и под гипнозом. Я не имел возможности разговаривать ни с кем из этих пациентов и мог только наблюдать за ними из соседней комнаты через специальный проем в стене.
   В процессе экспериментов мне приходилось выполнять целый ряд заданий: будить людей ото сна, внушать в их сознание какие-то определенные мысли, побуждения, навязывать те или иные действия, заставлять выдавать необходимую информацию.
   Я так и не узнал, насколько успешными были эти опыты, потому что в какой-то момент понял, насколько опасно и безнравственно вторгаться в сознание других людей, вмешиваться в их мыслительный процесс, — и я прервал эту работу.
   В одном очень несложном опыте, который мне в целом хорошо удался, меня использовали как человеческий детектор лжи. Я должен был сказать, говорит ли пациент правду или лжет. Причем просили это сделать в трех разных ситуациях — в личной беседе, по телефону и на магнитофонной записи. Я почувствовал, что удачнее действую тогда, когда идет непосредственный, живой разговор. Это был скорее оборонительный, а не агрессивный тип эксперимента, и поэтому я не возражал против него.
   Примером иного свойства может послужить случай, когда меня привезли на большую свиноферму, в загон для крупных свиней, и попросили попытаться остановить работу сердца одного из животных. Хотя в то время я еще не был вегетарианцем, но тем не менее не имел ни малейшего желания делать подобные вещи. Поэтому я провел в лаборатории, ничего не предпринимая, несколько дней, а затем покинул ее.
   Конечно, меня интересовал вопрос, могу ли я сделать это в принципе? Думаю, что смог бы, если бы достаточно попрактиковался и потренировался, хотя, разумеется, ни при каких обстоятельствах не стал бы этого делать. Вспоминая о том, как мои телепатические силы восстали против той глупой рулеточной авантюры в Лондоне, не берусь гадать, что произошло бы со мной и с моей жертвой, если бы я хоть раз попытался использовать свои способности для прямой агрессии, нападения, убийства.
   Когда меня тестировали в национальной лаборатории Лоуренса Ливермора, один из сотрудников службы безопасности — Рон Робертсон из Комисии по атомной энергии поинтересовался, мог ли кто-нибудь, вроде меня, вызвать ядерный взрыв или, скажем, сделать так, чтобы что-то в реакторе неправильно сработало. «Для этого всего-то и нужно сдвинуть на тридцать сантиметров в сторону предмет в полсантиметра длиной и меньше четырех граммов весом» — так процитировал мне его слова Уилхелм Вильгельм, упомянув об этом в связи с сообщением о ничем не объяснимых взрывах бомб на борту американских кораблей во Вьетнаме, заметив при этом, что в Станфордеком институте мне уже удавалось передвигать предметы весом до полутора граммов.
   Через некоторое время меня пригласили в столь же секретное учреждение в другой стране, где один человек, который, насколько я знаю, не имел никакой связи с ливерморскими учеными, попросил меня сделать именно то, о чем так интересовался Робертсон. Ядерные боеголовки были настоящие, хотя, конечно же, они не были заряжены. Во время эксперимента боеголовки были отгорожены от меня экраном — так, чтобы я не мог видеть, сумел ли я воздействовать на них или нет. И потом мне об этом никто ничего не сказал.
   Возможно, вы уже поняли, почему я с некоторых пор больше не служу делу науки. У меня осталось очень много друзей среди ученых. И когда-нибудь я обязательно осуществлю несколько важных экспериментов в таких областях, как медицина, изучение телепатии и воздействие на металлы. Но с некоторых пор я не могу всецело доверять науке, и мне надо быть абсолютно уверенным в настоящих, конкретных целях и мотивах тех людей, которые меня исследуют. Я, к сожалению, никогда не могу быть до конца уверенным в том, что знаю, на кого они работают.
   Не поручусь, что отныне откажусь от всех научных исследований, но убежден, что никогда не буду иметь дело с исследованиями, оплачиваемыми из казны правительства любой страны. По опыту знаю, что они в большинстве случаев носят антигуманный характер.
   Мне кажется, я сослужил определенную службу в деле научной пропаганды парапсихологических явлений. Во-первых, десятки серьезных ученых проявляют сегодня особый интерес к телепатическим вопросам, который, возможно, и не возник бы, если бы не проведенные мной исследования этого феномена. Это не бахвальство, а то, что мне говорили сами ученые.
   Во-вторых, многие люди обнаружили в себе такие же способности, как и у меня. И их жизнь в результате стала богаче. Они сами также мне не раз об этом говорили.
   Так или иначе, я, думаю, внес свой вклад в научные исследования. А теперь, как вы увидите, у меня в жизни просто возникли другие приоритеты.

Глава 9. Большой бизнес

   Моя первая встреча с миром большого бизнеса произошла в 1973 году, когда я познакомился с сэром Валом Дунканом и услышал от него о том, что я мог бы делать «настоящие деньги, используя свой природный дар и необычайные способности в промышленном поиске месторождений нефти и драгоценных металлов». Но с тех пор прошло немало лет до той поры, когда было суждено сбыться его советам и предсказаниям.
   Началом послужило письмо от японского бизнесмена, которое я получил утром одного из последних дней уходящего 1982 года. Его автор, о котором я ровным счетом ничего не знал, хотел, чтобы я прилетел в Токио как можно скорее (все расходы оплачиваются) по причинам, не вполне ясным из текста письма. Что-то привлекло меня в этой идее, быть может некий налет таинственности, и поэтому я принял предложение и отправился в Японию.
   У японцев свои собственные представления о том, как делать большие дела. И в первое время я не совсем понимал, зачем нужен в Токио. Автор письма хотел только, чтобы я встретился с его друзьями. Так, по крайней мере, он сказал. И первым, кого он мне представил, был Райончи Сасакава. Это человек во многих отношениях примечательный. Основу своего будущего состояния он заложил, выигрывая пари на гонках спортивных судов. Затем сам взялся за строительство кораблей и в конце концов стал одним из ведущих кораблестроителей Японии. Как, кстати сказать, и одним из самых щедрых филантропов. В 1962 году он организовал Японский промышленный кораблестроительный фонд, который, помимо множества других своих функций, является сегодня и крупнейшим неправительственным вкладчиком на нужды всемирного здравоохранения. В последние десять лет фонд выделил более двадцати миллионов долларов для проведения кампаний борьбы против оспы, потери зрения, проказы и тропических заболеваний.
   Наша встреча в его офисе носила очень неформальный характер. Там я познакомился со всей прелестью традиционной национальной церемонии чаепития, на которой ни разу не было упомянуто о делах, о том, что господин Сасакава или кто-нибудь из его друзей хотели от меня. Затем я был приглашен на обед в ресторан вместе с большой группой заинтересованных людей.
   Многие из приглашенных на обед были главами ведущих японских корпораций, и скоро стало ясно, что это не просто какая-то встреча друзей. Началась она по всем правилам. Мы расселись вокруг низкого стола и не спеша оценивали достоинства артистически приготовленных блюд. Один из гостей вежливо заметил, что я не ем ничего мясного. Пришлось объяснить ему, что я вегетарианец. Мне показалось, что это почему-то его заинтересовало. И позже вечером именно он отвел меня в комнату для конфиденциального разговора.
   Прежде чем поведать о нем в подробностях, я должен объяснить, что далеко не все могу включить в книгу из-за того, что подписал ряд договоренностей, обязывающих меня не упоминать те или иные вещи. Хотя имена большинства моих крупных клиентов-нанимателей широко известны, они не будут названы мной.
   Господин Д. — так я буду называть человека, который пригласил меня на частный разговор, — был главой многонациональной компании с ежегодным оборотом в 1 млрд долларов, занимающейся очень широким спектром деятельности, начиная от гражданского машиностроения и кораблестроения до добычи полезных ископаемых.
   «Насколько я понимаю, вам приходилось работать на компанию по добыче полезных ископаемых?» — спросил он. По всей видимости, он видел статью в «Ньюсуике», где было упомянуто об одном из моих первых опытов (кстати, неоплаченном) в этой сфере. Потом спокойно добавил: «Я бы очень хотел найти золото в Бразилии».
   Господин Д. вкратце рассказал мне о стране, которую я и так знал достаточно хорошо, но все же кое-что в его информации было для меня новым. Я не удивился, узнав, что он имеет там крупные вклады во многих отраслях, так как с начала века существовал постоянный поток эмигрантов из Японии в Бразилию и узы между двумя странами были достаточно тесными. Крупнейшая в мире японская колония находится сейчас именно в Бразилии, где практически любая компания, основанная на японском капитале, имеет прямые связи со своими бывшими соотечественниками. Его компания не стала исключением, хотя была не самой крупной, но зато одной из самых быстро развивающихся в своей отрасли.
   Многие люди хотели найти золото в Бразилии, и многие уже нашли. Первой столицей страны, насколько известно, был город Оуро Прето — Черное золото, что говорит само за себя. Но времена, когда золото буквально лежало под ногами, на самой поверхности, давно ушли в историю, и сегодня перед его добытчиками стоят огромные проблемы. Гигантская территория Бразилии наполовину покрыта почти непроходимыми тропическими лесами бассейна реки Амазонки. Бесчисленные притоки этой реки заходят в семь или восемь стран, и многие латиноамериканцы, не щадя своих жизней, преодолевая бесчисленные трудности, странствовали по Амазонке в поисках золота.
   Господин Д., разумеется, не интересовался продиранием сквозь амазонские дебри и тяжелыми путешествиями по руслу реки. Он думал о крупных промышленных разработках новых месторождений. Но для того чтобы их начинать, необходимо было определить первоначальное место поиска, что требовало очень больших капиталовложений. Обширный район, который он имел в виду, располагался вдоль реки к югу от Манауса и был очень сложен для обычной геологической разведки из-за своего капризного ландшафта. Люди, подобные мне, как он рассчитывал, могли бы сберечь уйму денег и времени, указав точно, где имеет смысл начать проверочные бурения. Господин Д. назвал мне сумму, которую он приготовил, чтобы вложить в это дело, и спросил меня, не заинтересован ли я в том, чтобы за него взяться. Конкретной оплаты за мои услуги мы не обговаривали, и в итоге я ответил ему, что подумаю. Мы договорились встретиться с ним еще раз, когда он будет в Нью-Йорке.
* * *
   Вскоре он приехал и, как обещал, позвонил мне из отеля «Плаза». На нашей второй встрече он не стал терять время на формальности и сразу же приступил к делу.
   А теперь о вашем котракте, — сказал он на своем аккуратном английском языке. — Какая бы сумма вас устроила? Вы уже решили?
   Нет, — ответил я, — но я подумаю об этом.
   Хорошо, а почему бы вам прямо сейчас не поехать в Бразилию, и я дам вам 60 тысяч долларов, — сказал он. У него оказалось заранее приготовленное письмо-соглашение по этому поводу, напечатанное, как я заметил, на простой бумаге, так же как и все соглашения подобного рода, которые мне приходилось подписывать в своей жизни.
    Яне люблю обсуждать денежные вопросы, предпочитаю их поручать своим адвокатам. Конечно, это было не так уж плохо, что мне предложили пятизначную сумму и бесплатное путешествие в страну, которую я уже знал и любил, но я вовсе не собирался продавать себя дешево. Тем более прекрасно понимал, что для корпорации господина Д. это сэкономило бы десятки миллионов долларов, неизбежно потраченных бы им на многочисленные разработки в очень отдаленных и труднодоступных районах страны совершенно наугад до тех пор, пока необходимое по качеству золото будет найдено в количестве, достаточном для открытия крупного добывающего предприятия.
   — Дайте мне подумать до утра, — сказал я. — Хотя в любом случае, мне кажется, вы должны сделать мне более серьезное предложение, чем это.
   Я не был жадным. 60 тысяч долларов — немалая сумма. Но я заработал гораздо больше за предыдущую поездку в Бразилию.
   Я предвидел, что господин Д. согласится и на более высокую сумму контракта, но все же его следующие слова не могли не удивить меня — не меняя выражения лица, он произнес: «А пятьсот тысяч долларов вас устроят?» Цифра возросла в восемь раз всего за пару секунд.
   «Мне в любом случае хотелось бы обдумать ваше предложение», — настаивал я. Господин Д. сказал, что уезжает завтра, но я все равно не стал спешить с окончательным решением.
   После нашей встречи я позвонил своему адвокату, который жил недалеко от отеля «Плаза». «Послушай, — сказал я ему, — мне бы хотелось взяться за это дело, но не с наскока, за один короткий визит в Бразилию, а более основательно. И потом, как ты думаешь, мои услуги в данном случае стоят миллион долларов?»
   Адвокат знал систему расценок гораздо лучше, чем я, ему уже неоднократно приходилось подписывать для меня самые невероятные контракты. «Ты недооцениваешь себя, Ури», — вот, что он мне ответил.
   Я попросил его срочно связаться с господином Д. и через некоторое время он перезвонил мне.
   «Я сделал все, как ты хотел, Ури, — сказал он. — Запросил миллион, и он согласился, не торгуясь, правда, с выплатой в шестилетний период вместо четырех лет. Но после успешного окончания работы тебе будет выплачен еще один миллион».
   Первоначально предлагаемая цена подросла очень быстро, за какие-то несколько часов она увеличилась более чем в тридцать раз. Мой адвокат считал, что это лучшая сделка, на которую я мог рассчитывать в этой ситуации. Контракт был подписан, и миллион долларов в назначенное время аккуратно перекочевал на мой счет в банке.
* * *
   Мы прилетели в Рио-де-Жанейро, где нас ждал частный самолет, чтобы доставить до Манауса через всю Бразилию. Преодолев эти две тысячи миль, мы еще раз пересели — на сей раз в маленький аэроплан с пропеллером, и через несколько часов наконец-то приземлись на взлетной полосе, едва ли обозначенной на какой-нибудь другой карте мира, за исключением той, которую я получил для работы. Как называлось место, куда мы прибыли, я так и не узнал.
   Леса Амазонки и в самом деле приводят человека в душевный трепет, как никакие другие на земле. Это чувствуешь, пролетая над ними на маленькой высоте. Попробуйте представить себе, как сверху выглядит небо, полностью закрытое облаками? Огромная масса белой заты заполняет все пространство вплоть до самого горизонта, куда ни посмотри с высоты в несколько тысяч футов. Амазония — это колоссальное зеленое облако с маленькими, узкими щелями — притоками, которые прокладывают свой путь в неисследованные районы, чтобы снова затем выйти уже к другому берегу той же Амазонки, в отдельных местах более широкий, чем пролив Ла-Манш.
   Когда вы вплотную приближаетесь к земле, зеленое облако вдруг превращается в массу отдельных деревьев самых причудливых форм и размеров, каждое из которых отчаянно борется за место под солнцем и вносит свой посильный вклад в обеспечение планеты кислородом. А уже на земле вы попадаете в совершенно иной мир. Горизонт внезапно сжимает буквально до нескольких метров свободного пространства перед вами, а лес вокруг настолько непроходим, что без острого бразильского мачете не пройти и шагу, на каждом из которых к тому же вас может ожидать неожиданная встреча с какой-нибудь экзотической птичкой, животным или рептилией.
   Когда-нибудь я, возможно, вернусь в эти края, чтобы посмотреть на затерянные города и несметные сокровища, которые, по слухам, припрятаны в этих амазонских лесах.
   Но на этот раз я не был туристом. Корпорация господина Д. проделала такую гигантскую работу и понесла столько затрат, уж конечно, не для того, чтобы показать мне прелести джунглей. Меня ждала тяжелая работа.
   Магнетическое восприятие вещей на расстоянии, о котором я уже не раз рассказывал, требует очень интенсивной концентрации, причем в течение довольно продолжительного периода времени. Это страшно утомительный процесс. Куда более изнуряющий, чем любая лекция или выступление в телевизионной программе. Прежде чем посетить район, предназначенный для разведки, я тщательно изучаю карты местности, запоминаю главные очертания ландшафта, чтобы быстрее и точнее узнавать места, над которыми предстоит пролетать. Время от времени я провожу короткие сеансы лозоискательства прямо над картой, как учил меня сэр Вал Дункан. Используя, правда, при этом не маятник, а только свои руки, ладонями и кончиками пальцев ловя едва заметные магнетические ощущения. Иногда они приходят быстро, иногда нет. Но так или иначе в конце концов нахожу «нулевые отметки», как я их называю, и тогда отмечаю эти районы карандашом, раз за разом повторяю эту процедуру днями и даже неделями, чтобы окончательно убедиться в том, что мои ощущения и впечатления постоянны и одинаковы, а значит, верны.
   Когда мне удается этого добиться, я чувствую себя очень уверенным и уже без колебаний отмечаю те районы, над которыми необходимо в первую очередь сделать облет и снова пройти пешком дюйм за дюймом, определяя точные места промышленной разведки. Но, увы, далеко не всегда мои ощущения на карте постоянны, и тогда я просто иду по местности до тех пор, пока не появятся хоть какие-нибудь признаки наличия или, наоборот, отсутствия в этом месте того, что я ищу. Одним словом, на сегодняшний день мне, к сожалению, еще не удалось открыть легких путей поиска тех или иных богатств по первому требованию, не вставая из домашнего кресла.
   Я бы с удовольствием сказал, что удачлив на все сто процентов и никогда не ошибаюсь, но в действительности практически невозможно составить точное соотношение моих успехов и неудач.
   Раскопки на территории в несколько сотен квадратных миль в джунглях — занятие не из легких. И от тех, кто на них решился, они могут потребовать десятки тысяч часов работы, десятки или даже сотни миллионов долларов. И нет ничего удивительного, что такие люди, как- я, очень нужны господам Д., которые готовы платить сумасшедшие деньги за то, чтобы я им сказал, где стоит, а где не стоит начинать такие раскопки. Вскоре корпорация господина Д. приступила к разработке месторождений в районах, отмеченных мной на картах. И ряд из них, я надеюсь, уже дает им золото.
* * *
   В 1985 году на связь со мной вышел Питер Стерлинг, предприимчивый австралиец, чья горнодобывающая компания «Занекс» в Мельбурне, опередив конкурентов, первой сумела получить в аренду один из самых многообещающих в мире районов по добыче драгметаллов и других минеральных ископаемых — Соломоновы острова.
   Золото было найдено здесь еще в 1568 году, всего через год после открытия островов испанцем по имени Альваро де Менданья, назвавшего архипелаг в честь царя Соломона. Однако лишь четыре века спустя началась серьезная промышленная разработка и добыча золота на этих отдаленных островах, наиболее известный из которых — остров Гуадалканал — расположен в 1200 милях к северо-востоку от Австралии. Итак, фирма «Занекс» одержала победу в споре за открытие первой шахты на этих островах 9 ноября 1985 года, опередив в сложной борьбе несколько крупнейших международных корпораций. В заявлении, сделанном для держателей акций компании, Стерлинг сообщил, что «компания в настоящее время сочетает обычные способы разведки новых месторождений с принципиально новыми».
   Продолжая, он отметил, что, посоветовавшись со мной (точнее, была упомянута одна из моих фирм, а не мое имя), было принято решение расширить зону поиска фирмы «Занекс» и включить в нее еще один малоизведанный остров, где вскоре были обнаружены знаменитые алмазы, получившие название «кимберлитовых» [Кимберлит (по названию одного из островов) — богатая алмазосодержащая глинообразная порода, получившая среди шахтеров название «голубая земля» и «голубая руда». — Примеч. переводчика.]. Один из алмазов, извлеченных из месторождения в той местности, которую я указал на карте, был впоследствии изучен учеными Мельбурнского университета, по словам которых «этот образец указывает на очень высокую перспективность добычи алмазов в данном районе, где, по всей видимости, расположены крупные залежи». Стерлинг полностью подтвердил их предположение в интервью газете «Файненшнл тайме» от 18 ноября 1986 года, в котором также говорилось, что «Стерлинг был весьма доволен тем, что подключил к работе Геллера», и что начальные стадии исследования дали очень обнадеживающие результаты.
   Сразу же после поездки в Сан-Диего, которую я описал в предыдущей главе, я полетел в Гуадалканал на церемонию открытия месторождения, после которой меня ждала и очень трудная работа. Остров, как я обнаружил, не вполне соответствовал тому, что о нем написано в туристских рекламных проспектах. На нем и в самом деле было немало пляжей и пальмовых деревьев, но климат там был настолько жаркий и тяжелый, какой мне, пожалуй, раньше и не доводилось встречать. Кроме того, остров буквально кишел всякого рода опасными представителями дикой природы, начиная с ядовитых коралловых змей и кончая малярийными комарами. Пришлось глотать какие-то пилюли, чтобы защитить себя от последних. И дважды я чуть не наступил на коралловую змею во время моих ежедневных пробежек, которые я продолжал, невзирая на жару и влажность.
   Торжественное открытие шахты рудника «Маву» было достаточно необычным. Лента была перерезана сэром Питером Кэнилореа, первым премьер-министром Соломоновых островов со времени обретения независимости от Британии в 1979 году. Во время церемонии он держал ножницы в одной руке и ложку, которую я для него согнул, в другой!
   Сгибание ложки на этот раз оказалось для меня сложным испытанием. Начать нужно с того, что ее оказалось не так уж просто найти. Островитяне вообще с большой неохотой расстаются со своими металлическими предметами, особенно с ножами. В конце концов кто-то притащил кривую ложку, явно из фамильных вещей, ибо возраст ее был, по крайней мере, не меньше ста лет. Ложка оказалась солидной и крепкой. Я работал с ней по крайней мере десять минут. Пот катил с меня градом. Смилостивившись над моей репутацией, ложка наконец начала сгибаться в тот момент, когда я ее вручил сэру Питеру. К концу церемонии, в течение которой он не выпускал ложку из рук, она согнулась на сто градусов.
   Моя работа по разведке алмазных месторождений оказалась очень утомительной. Мы часами летали над несколькими островами, и я указывал те места, где сегодня плотно работают геологи «Занекса», очень удивленные и ободренные точностью моих первоначальных предсказаний. Питер Стерлинг сказал мне, что, по его подсчетам, я сумел сократить разброс предполагаемых месторождений в соотношении трехсот к одному, а даже это уже полностью оправдывает расходы фирмы на мое участие в этих работах. В довершение всего Питер Стерлинг первым из моих клиентов дал мне открытое рекомендательное письмо. Вот что он написал: