– Так, – сказал наконец Банокл, – ты собираешься объяснить мне, почему мы убили четверых из наших товарищей?
   – Они не были нашими товарищами. Мы просто плыли вместе с ними.
   – Ты понял, что я имею в виду.
   – Они собирались убить ее, Банокл.
   – Это я тоже знаю. Я был там. Какое отношение это имело к нам?
   Каллиадес не ответил, но еще раз посмотрел на спящую женщину.
   Он впервые увидел ее только вчера, когда она управляла маленькой лодкой, ее светлые волосы, убранные с лица и завязанные сзади, сияли в солнечном свете. Женщина была одета в белую тунику до колена с поясом, расшитым золотой ниткой. Солнце низко стояло в небе, легкий ветер нес ее судно к островам. Казалось, что она не заметила опасности, когда к ней приблизились два пиратских корабля. Первый из кораблей пошел ей наперерез. Женщина слишком поздно попыталась избежать плена, потянув за канат, чтобы изменить курс своего судна и спастись на берегу. Каллиадес наблюдал за ней с палубы второго корабля. Она совершенно не испугалась. Но маленькая лодка не могла обогнать галеры, управляемые опытными гребцами. К ней приблизился первый корабль, моряки кинули канаты, и бронзовые крюки вонзились в обшивку ее лодки. Несколько пиратов перебрались через борт галеры, спрыгнув в ее судно. Женщина попыталась бороться с ними, но они были сильнее – удары градом обрушились на ее тело.
   – Возможно, это беглянка, – заметил Банокл, когда они увидели, как женщину, наполовину потерявшую сознание, затащили на палубу первого корабля. С того места, где они стояли, – с палубы второй галеры – они могли наблюдать за происходящим. Вокруг нее собралась команда, моряки разорвали ее тунику и срезали дорогой пояс. Каллиадес с отвращением отвернулся.
   По дороге в Киос корабли причалили к острову Львиная голова – на ночлег. Женщину протащили по берегу к небольшим зарослям деревьев, к капитану второго корабля, плотному бритоголовому уроженцу острова Крит. Она выглядела покорной, ее дух, казалось, был сломлен. Это была уловка. Пока капитан насиловал ее, ей каким-то образом удалось вытащить его кинжал из ножен и перерезать ему горло. Никто не видел этого, и его тело нашли только какое-то время спустя.
   Команда в ярости отправилась на ее поиски. Каллиадес и Банокл удалились с кувшином вина. Они обнаружили рощу оливковых деревьев и сидели там тихо, попивая вино.
   – Арелосу не повезло, – заметил Банокл. Каллиадес ничего не ответил. Арелос был капитаном первого корабля и родственником убитого беглянкой. Он прославился своей жестокостью и умением обращаться с мечом, его боялись вдоль всего южного побережья. Если бы у Каллиадеса был другой выбор, он никогда не отправился бы в плавание вместе с ним, но за ним и Баноклом охотились. Если бы они остались в Микенах, их ждали бы мучения и смерть. Корабли Арелоса были для них единственным шансом спасения.
   – Ты сегодня очень тихий. Что тебя беспокоит? – спросил Банокл, когда они сидели в роще.
   – Нам нужно покинуть эту команду, – ответил молодой воин. – Держаться подальше от Секундоса и, возможно, парочки других: они отбросы. Меня оскорбляет то, что мы среди них.
   – Ты не хочешь подождать, пока мы не проберемся дальше на восток?
   – Нет. Мы уйдем завтра. Здесь останавливаются и другие корабли. Мы подождем и найдем капитана, который возьмет нас на борт. Затем мы отправимся в Ликию. Там много наемников, они защищают торговые караваны от разбойников, сопровождают богатых торговцев.
   – Мне бы хотелось разбогатеть, – вздохнул великан. – Я смог бы купить себе рабыню.
   – Если бы ты стал богатым, то смог бы купить сотню рабынь.
   – Не уверен, что смог бы справиться с сотней. С пятью, возможно, – захихикал он. – Да, пять было бы неплохо. Пять полных, темноволосых девушек. С большими глазами.
   Банокл выпил еще вина, затем срыгнул.
   – О, я чувствую, как дух Диоиса проникает в мои кости. Хотел бы я, чтобы одна из этих полных девушек была здесь.
   Каллиадес засмеялся:
   – Твоя голова всегда занята мыслями о пьянке или о женщинах. Тебя интересует что-нибудь еще?
   – Еда. Хороший обед, кувшин вина, а потом – полная женщина, которая визжит подо мной.
   – При твоем весе неудивительно, что она визжит под тобой. Великан засмеялся.
   – Они не поэтому визжат. Женщины обожают меня, потому что я красивый и сильный, как жеребец.
   – Ты упустил из вида, что всегда платишь им.
   – Конечно, я плачу им. Так же, как я плачу за вино и еду. О чем ты толкуешь?
   – Очевидно, я не прав.
   Около полуночи, когда воины уже приготовились спать, они услышали крики. Затем в рощу, шатаясь, вошла женщина, которую преследовало пятеро членов команды. Ослабев от ужасных событий этого дня, она споткнулась и упала рядом с тем местом, где сидел Каллиадес. Ее туника была грязной, разорванной и испачканной кровью. Подбежал свирепый моряк с изогнутым ножом в руке. Каллиадес узнал его – это был Барос, худой и высокий пират с близко посаженными темными глазами. Ему нравилось, когда его называли Баросом Убийцей.
   – Я собираюсь выпотрошить тебя, словно рыбу! – зарычал он.
   Женщина посмотрела на Каллиадеса, на ее бледном в лунном свете лице застыло выражение усталости, отчаяния и страха. Он видел такое выражение лица раньше, оно преследовало его с детства. В памяти снова всплыли огонь и жалобные крики.
   Вскочив на ноги, молодой воин встал между моряком и его жертвой.
   – Убери нож, – приказал он.
   Пират удивился.
   – Она должна умереть, – сказал Барос. – Так приказал Арелос.
   Показались еще четверо моряков. У всех было оружие. Барос шагнул к Каллиадесу.
   – Не вставай между мной и моей добычей, – предупредил он. – Я убивал людей в каждой стране по всему Великому Зеленому. Ты хочешь пролить свою кровь здесь, чтобы твои кишки валялись на траве?
   Короткий меч воина со свистом выскочил из ножен.
   – Нет необходимости кому-нибудь умирать, – тихо сказал он. – Но я не позволю, чтобы женщине и дальше причиняли вред.
   Барос покачал головой.
   – Я говорил Арелосу, что вам нужно было перерезать горло и забрать доспехи. Просто нельзя доверять микенцам, – он вложил свой нож в ножны и отступил назад, вытаскивая меч. – Теперь тебе преподнесут урок. Я чаще участвовал в поединках на мечах, чем любой моряк из моей команды.
   – Это не очень большая команда, – заметил Каллиадес. Барос прыгнул вперед с поразительной скоростью. Микенец парировал удар, затем шагнул вперед, ударив противника локтем в лицо. Пират упал на спину.
   – Убейте его! – закричал он. Четверо моряков бросились вперед. Каллиадес убил первого, а пьяный Банокл кинулся на остальных. Барос снова атаковал, но Каллиадес был готов к этому. Он отразил удар, перевернул запястье и ответным ударом перерезал противнику горло. Банокл убил одного моряка и сцепился с другим. Каллиадес бросился к нему на помощь как раз в тот момент, когда пятый пират направил свой меч к лицу Банокла. Но великан вовремя заметил это и повернулся к нападавшему. Лезвие вонзилось в шею моряка.
   Когда подбежал Каллиадес, оставшийся в живых пират повернулся и скрылся в ночи.
   Сидя теперь возле потрескивающего костра в пещере, он смотрел на Банокла.
   – Прости, что я впутал тебя во все это, друг мой. Ты заслужил лучшую долю.
   Банокл глубоко вздохнул.
   – Ты странный, Каллиадес, – сказал он, покачав головой. – Но с тобой не приходится скучать, – он зевнул. – Если я собираюсь убить завтра шестьдесят человек, тогда мне нужно немного отдохнуть.
   – Они придут не все. Некоторые останутся у кораблей. Другие будут предаваться разврату. Возможно, не больше десяти или пятнадцати человек.
   – О, мне будет легче заснуть, зная это. Банокл снял боевые доспехи и положил на землю.
   – Никогда не смог спокойно спать в доспехах, – вздохнул он и растянулся рядом с костром. Через несколько минут великан заснул, его дыхание стало ровным и глубоким.
   Каллиадес добавил дров в костер, затем вернулся к входу в пещеру. Дул холодный ветер, на небе сверкали звезды.
   Банокл был прав. Не было другого способа покинуть этот остров, и завтра команда пиратов устроит охоту на них. Какое-то время он сидел, погрузившись в свои мысли, а потом услышал слабое движение позади себя. Быстро поднявшись, молодой воин повернулся и увидел, что к нему приближается женщина, вся испачканная кровью, с камнем размером с кулак в руке. Ее ярко-голубые глаза сверкали ненавистью.
   – Тебе это не нужно, – сказал он, отступая назад. – Сегодня ты в безопасности.
   – Ты лжешь! – резко закричала женщина, ее голос дрожал от гнева. Каллиадес вытащил свой кинжал и увидел, как она напряглась. Он небрежно положил оружие у ее ног.
   – Я не лгу. Возьми оружие. Завтра оно тебе понадобится, потому что они придут за нами.
   Женщина присела и попыталась взять брошенный кинжал. Но она потеряла равновесие и чуть не упала. Каллиадес остался стоять там, где стоял.
   – Тебе нужно отдохнуть, – заметил он.
   – Теперь я тебя вспомнила, – сказала она ему. – Ты и твой друг сражались против людей, которые напали на меня. Почему?
   – О, пусть Великий Зевс ответит на этот вопрос! – воскликнул Банокл. Схватив кинжал, женщина попыталась повернуться к нему лицом, но снова пошатнулась.
   – Иногда от ударов в голову такое случается, – заметил великан. – Тебе нужно немного посидеть.
   Она внимательно посмотрела на Каллиадеса.
   – Я видела тебя с моей лодки, – вспомнила женщина. – Ты был на втором корабле. Ты видел, как они пошли наперерез и взяли меня на абордаж. Ты наблюдал за тем, как они втащили меня на борт.
   – Да. Мы плыли с ними.
   – Вы пираты.
   – Мы те, кто мы есть, – ответил Каллиадес.
   – Меня должны были перевести на твой корабль завтра. Они сказали мне это, пока насиловали.
   – Это был не мой корабль. Я не отдавал приказа напасть на тебя. Мы с моим товарищем не принимали участия в том, что последовало за этим. Ни один человек не может винить тебя за твой гнев, но не направляй его на тех, кто спас тебя.
   – Давайте будем надеяться, что кто-нибудь спасет нас, – добавил Банокл.
   – Что ты хочешь этим сказать? – возмутилась женщина.
   – Мы находимся на маленьком острове, – ответил воин. – У нас нет золота и корабля. Пираты будут искать нас завтра. Мы – великие воины, Каллиадес и я. Никого нет лучше. Ну… теперь Аргуриос мертв. Между нами, я считаю, что мы справимся с семью или восьмью врагами. Но на кораблях пиратов около шестидесяти моряков. И среди них нет слабаков.
   – У тебя есть план побега? – спросила она великана.
   – О, я не строю планов, женщина. Я пью, распутничаю, сражаюсь. А Каллиадес строит планы.
   – Тогда вы оба глупцы, – сказала она. – Вы обрекли себя на смерть.
   – Там, откуда я родом, рабы проявляют уважение, – ответил ей Банокл, едва сдерживая ярость.
   – Я не рабыня мужчин!
   – Очевидно, удары по голове выбили из тебя весь разум? Твой плот унесло в море. У него не было флага и защиты. Тебя захватили пираты, и теперь ты их собственность. Поэтому ты рабыня по законам богов и людей.
   – Тогда я плюю на эти законы богов и людей!
   – Успокойтесь, вы оба! – приказал Каллиадес. – Куда ты направлялась? – спросил он женщину.
   – В Киос.
   – У тебя там семья?
   – Нет. У меня были ценные вещи в лодке, драгоценности и золотые безделушки. Я надеялась пересесть на корабль до Трои. Пираты захватили все. И даже больше.
   Женщина потерла лицо, стирая засохшую кровь.
   – Недалеко от пещеры есть река, – сказал Каллиадес. – Ты могла бы умыть лицо там.
   Она помедлила; услышав его слова, она, казалось, немного расслабилась.
   – Значит, я не ваша пленница?
   – Нет. Ты вольна делать все, что тебе угодно.
   Женщина пристально посмотрела на Каллиадеса, затем на Банокла.
   – И вы не собираетесь сделать меня своей рабыней или продать другим мужчинам?
   – Нет, – успокоил ее Каллиадес.
   Казалось, это подействовало, но она все равно продолжала крепко сжимать кинжал.
   – Если то, что вы говорите, правда, мне следует… поблагодарить вас обоих, – произнесла она с трудом.
   – О, меня не благодари, – возразил Банокл. – Я бы позволил тебе умереть.
 

Глава 2 Меч Аргуриоса

   Каллиадес задремал у входа в пещеру, прислонившись головой к каменной стене. Банокл громко храпел и иногда бормотал во сне.
   Перед рассветом молодой воин покинул пещеру и пошел к реке. Встав на колени на берегу, он обмыл лицо, затем пробежал влажными пальцами по своим коротко подстриженным черным волосам.
   Из пещеры вышла женщина. Она тоже спустилась к реке. Высокая и изящная, она шла с гордо поднятой головой, ее движения были грациозными, как у критской танцовщицы. «Она не беглая рабыня», – понял Каллиадес. Рабы привыкли ходить с опущенными головами, их осанка выражала покорность. Он молча наблюдал, как женщина смывала засохшую кровь с лица и рук. Ее лицо все еще было распухшим, под глазами залегли синяки. «Даже если бы не это, эту женщину вряд ли можно было назвать хорошенькой», – подумал воин. Черты ее лица были непропорциональными, брови густыми, а нос слишком выступающим. Это было суровое лицо, на котором даже в лучшие времена смех был редким гостем.
   Умывшись, она подняла кинжал. На секунду Каллиадесу показалось, что женщина собирается перерезать себе горло. Но она схватила прядь своих волос и перерезала ее кинжалом. Воин молча сидел, пока она продолжала кромсать свои волосы, бросая их на камни. Каллиадес был заинтригован. На ее лице не было и следа гнева – вообще никакого выражения. Закончив, женщина наклонилась вперед и стряхнула с головы остатки отрезанных волос.
   Наконец она вышла из реки и села чуть поодаль.
   – Было не очень разумно с твоей стороны помогать мне, – сказала она.
   – Я не очень разумный человек.
   Небеса начали светлеть; с того места, где они сидели, можно было увидеть поля, усыпанные голубыми цветами. Женщина посмотрела на них, и Каллиадес заметил, что выражение ее лица смягчилось.
   – Словно цвет неба касается земли, – тихо заметила она. – Кто бы мог подумать, что такие прекрасные цветы могу расти в такой сухой местности? Ты знаешь, что это за цветы?
   – Это лен, – ответил он. – Твоя туника сделана из этих растений.
   – Как они превратились в одежду? – спросила женщина. Каллиадес посмотрел на льняные поля, вспоминая дни своего детства, когда он и его маленькие сестры работали на царя Нестора, срывая цветы у самого корня; они вытряхивали семена, которые можно было использовать для изготовления лекарственных масел или для обшивки корабля, а стебли опускали в бегущие волны реки, чтобы размочить их.
   – Ты знаешь ответ на этот вопрос? – настаивала женщина.
   – Да. Знаю.
   И он рассказал ей о тяжелом труде детей и женщин, собирающих лен, вымачивающих стебли. Как только стебли вымочены, их оставляют сохнуть, а затем бьют по ним деревянными молотками. Затем дети садятся под палящим солнцем, обдирают стебли и достают застрявшие деревянные щепки. После этого наступает время вычесывания льна: оставленные на солнце нити много раз прочесывают гребнями. Рассказывая ей об обработке льна, Каллиадес удивлялся стойкости и выносливости этой женщины. Несмотря на все, через что она прошла и через что ей только предстояло пройти, ее, казалось, очаровало это древнее мастерство. Но потом он посмотрел в ее светлые глаза и увидел, что ее интерес был внешним. За ним скрывались волнение и страх. Какое-то время они сидели молча. Затем воин посмотрел на нее, и их взгляды встретились.
   – Мы будем сражаться до самой смерти, чтобы помешать им забрать тебя снова. Я клянусь тебе в этом.
   Женщина ничего не ответила, и Каллиадес понял, что она не поверила ему. «А почему она должна мне верить?» – подумал он.
   В это время из пещеры вышел Банокл, остановился у ближайшего дерева и поднял свою тунику. Затем он начал мочиться с редким удовольствием, отступив назад и направив струю жидкости на ствол дерева так высоко, как это было возможно.
   – Что он делает? – спросила женщина.
   – Он очень гордится тем, что не встречал ни одного человека, который мог бы мочиться так высоко, как он.
   – Зачем ему это нужно? Каллиадес засмеялся.
   – Очевидно, ты проводила мало времени в обществе мужчин.
   Выражение лица его собеседницы посуровело, и воин выругался про себя.
   – Глупое замечание, – быстро добавил он. – Прости меня за него.
   – Не извиняйся, – покачала она головой, заставив себя улыбнуться. – Меня не сломит то, что произошло. Это не первый раз меня изнасиловали. Но, скажу я тебе, когда тебя насилуют незнакомцы, это не так подло, как когда тебя бесчестят люди, которым ты доверял и которых любил.
   Глубоко вздохнув, она снова посмотрела на поля с голубыми цветами.
   – Как тебя зовут?
   – Когда я была ребенком, меня называли Пирией. Этим именем я и буду пользоваться теперь.
   Банокл подошел к тому месту, где они сидели, и резко упал на землю позади Каллиадеса. Он посмотрел на женщину.
   – Ужасная стрижка, – заметил воин. – У тебя были вши? Пирия ничего не ответила и отвернулась. Великан повернулся к Каллиадесу.
   – Я настолько голоден, что готов жевать кору с дерева. Это значит, что мы должны спуститься в поселок, убить всех ублюдков, которые захотят нам помешать, и найти какую-нибудь еду?
   – Теперь я понимаю, почему ты не из тех, кто продумывает план действий, – заметила женщина.
   Банокл нахмурился.
   – С таким языком, как у тебя, ты никогда не найдешь себе мужа, – сказал воин.
   – Пусть твои слова долетят до ушей Великой богини, – горько воскликнула Пирия. – Пусть Гера исполнит их!
   Каллиадес отошел от них и встал у кривого дерева. С этого места он мог видеть поля со льном и расположившееся вдалеке поселение. Люди уже проснулись, женщины и дети готовились к работе на земле. Пока не было никаких признаков присутствия кого-нибудь из команды пиратов. Позади него женщина и Банокл спорили.
   «Именно в Трое все пошло не так», – решил он. До этого обреченного на провал предприятия его считали прекрасным воином и будущим военачальником. И он гордился тем, что его выбрали для нападения на город: отобрали только лучших воинов.
   Это дело должно было окончиться триумфом и принести всем добычу. Гектор, великий троянский воин, погиб во время битвы, и взбунтовавшиеся войска Трои должны были напасть на дворец, убить царя Приама и других его сыновей. Микенским воинам нужно было последовать за ними и прикончить всех верных Приаму. Новый правитель, поклявшийся в верности микенскому царю Агамемнону наградил бы их по-царски.
   План был превосходный. За исключением трех важных элементов.
   Во– первых, полководец, которого Агамемнон поставил во главе этой атаки, оказался трусом по имени Коланос – жестоким, злым человеком, который обманом добился гибели легендарного микенского героя. Во-вторых, этот герой – великий Аргуриос – оказался во время нападения во дворце Приама и сражался до самой смерти, чтобы удержать последнюю лестницу. И, в-третьих, Гектор не погиб и вернулся вовремя, чтобы атаковать микенцев сзади. Перспектива победить и разбогатеть исчезла. Нападавших ждали поражение и смерть.
   Подлый Коланос попытался заключить сделку с царем Приамом, предложив выдать все планы микенцев троянскому правителю в обмен на свою жизнь. Удивительно, но Приам отказался. В честь Аргуриоса, который погиб, защищая его, царь Трои освободил оставшихся в живых микенцев, позволил им вернуться на корабли вместе с их предводителем. Он попросил только одно взамен: Приам хотел услышать крики Коланоса, когда они будут отплывать.
   И Коланос кричал. Обезумевшие от ярости, микенские воины, оставшиеся в живых, разорвали его на кусочки, прежде чем галеры достигли выхода из бухты.
   Путешествие прошло без происшествий, и мужчины, опустившие головы из-за поражения, были счастливы, что остались в живых. В Микенах их встретили с презрением, потому что они потерпели неудачу. Но худшее было еще впереди.
   Каллиадеса охватила дрожь, когда он вспомнил, как четверо людей царя ворвались к нему в дом и, набросившись на него, связали руки. Один из них дернул его голову назад, и Клейтос, родственник погибшего Коланоса, выступил вперед с тонким кинжалом в руке.
   – Вы думали, что сможете избежать правосудия царя? – спросил Клейтос. – Вы думали, что вам простят убийство моего брата?
   – Коланос был предателем, который хотел продать нас всех. Он такой же, как и ты. Храбрый среди своих и слабый перед лицом смерти, во время боя. Ну же, убей меня! Это лучше, чем чувствовать твое зловонное дыхание.
   Тогда Клейтос засмеялся, и ледяной страх сковал тело Каллиадеса.
   – Убить тебя? Нет, Каллиадес. Царь Агамемнон приказал тебя наказать, а не просто убить. Ты не заслужил смерти воина. Нет. Я собираюсь выколоть твои глаза, затем отрезать пальцы на руках. Я оставлю тебе большие пальцы, чтобы ты мог собирать себе еду из-под столов более достойных мужчин.
   При одном воспоминании об этом Каллиадеса затошнило от страха.
   Тонкое лезвие ножа медленно поднималось, острие приближалось к его левому глазу.
   Затем распахнулась дверь, и в комнату ворвался Банокл. Огромный кулак опустился на лицо Клейтоса, сбив его с ног. Каллиадес освободился от испуганных мужчин, которые держали его. Последовавший за этим бой был жестоким и коротким. Банокл сломал шею одному из людей царя. Каллиадес бросился на второго, вынудив его отступить. Вытащив свой кинжал, молодой воин перерезал им горло напавшего.
   Они побежали из дома к ближайшему пастбищу, где украли лошадей и ускакали прочь из города.
   Царь Агамемнон назвал это позже Ночью справедливости льва. Сорок воинов, которые пережили нападение на Трою, были убиты той ночью, остальным отрезали правые руки. Каллиадеса и Банокла объявили беглецами, золото и богатые дары были обещаны тому, кто поймает или убьет их.
   Каллиадес печально улыбнулся. Теперь они были здесь, сумев убежать от ловких убийц, опытных и смелых воинов, жаждущих награды. Они оказались здесь, и теперь их ждала смерть на пустынном острове среди морских волн.
   Пирия сидела рядом с огромным воином, внешне спокойная, но сердце ее отчаянно билось. Ей казалось, что в ее груди испуганный воробей, обезумев, бьется о клетку и пытается вырваться. Ей было знакомо это чувство страха, девушка всегда одолевала его злостью. Но не теперь.
   Предыдущий день был трудным, ее охватила ярость, а затем отчаяние, когда команда пиратов захватила ее. Свирепые удары и дикая боль каким-то образом сделали ее бесстрашной. Пирия перестала сопротивляться, стойко переносила мучения и ждала подходящего момента. Когда он настал, она испытала чувство удовлетворения: у пирата из перерезанного горла лилась кровь, а его широко открытые глаза с удивлением смотрели на нее. Он недолго сопротивлялся, но Пирия крепко прижала мужчину к себе, чувствуя, как бьется его сердце. Быстро, потом медленнее и совсем остановилось. Наконец она столкнула с себя его тело и спряталась в тени.
   Только после этого девушка почувствовала настоящий страх. Когда она оказалась одна на этом унылом острове, ее храбрость испарилась. Пирия убежала в скалистую часть острова и упала на землю за горным выступом. И зарыдала. Ее ноги и руки дрожали, она лежала на твердой земле, притянув колени к животу и закрыв лицо руками, словно готовясь к новому нападению. В полном отчаянии она услышала слова Первой жрицы, которые когда-то ранили ее: «Высокомерная девчонка! Ты хвастаешься силой, которая никогда не подвергалась проверке. Ты насмехаешься над слабостью других женщин, хотя не знакома с их бедами. Ты – дочь царя, и под его защитой проходит твоя жизнь. Ты – сестра великого воина, меч которого снесет голову любому, кто посмеет тебя обидеть. Как ты смеешь осуждать сельских женщин, жизнь которых зависит от капризов жестоких мужчин?»
   – Прости, – прошептала она, прижавшись лицом к скале, хотя это были не те слова, которые вырвались у Пирии, когда Главная жрица отчитывала ее. Она не могла теперь точно вспомнить, что именно сказала тогда, но это были гордые и дерзкие слова.
   Пока она лежала среди скал, остатки гордости покинули ее.
   В конце концов, усталая, она ненадолго уснула, но боль ее измученного тела разбудила ее. Как раз вовремя, потому что девушка услышала шаги на горном склоне.
   И, спасая свою жизнь, Пирия побежала из последних сил в маленькую рощу. Она думала, что там ее ждет смерть. Вместо этого двое мужчин защитили ее, а затем помогли ей подняться в пещеру высоко в горах.
   Они не стали ее насиловать и не представляли для нее никакой опасности. Постепенно ее страх пропал. Она посмотрела на воина по имени Банокл. Он был мускулистым, с грубыми крупными чертами лица. Его голубые глаза не могли скрыть похоть, которую он испытывал при взгляде на нее. У нее не было защиты от него, кроме стены презрения, которую она воздвигла между ними. Маленький кинжал, подаренный ей Каллиадесом, был бесполезен против такого человека. Великан с легкостью мог бы выбить его из ее рук и наброситься на нее, как пираты на корабле.
   Она тяжело сглотнула, отогнав от себя ужасные воспоминания. Но отгородиться от ран, синяков и порезов, от ударов и пощечин, пронзительной боли было выше ее сил.
   Большой воин смотрел не на нее, он не сводил глаз с высокого худого юноши, стоящего в отдалении у изогнутого дерева. Она вспомнила его обещание сражаться за нее, и ее снова охватил гнев.
   «Он – пират. Он предаст тебя. Все мужчины – предатели. Жестокие, похотливые и лишенные жалости», – сказала она себе.