Страница:
– Я могу занять его место ненадолго, – закричал великан.
– Давай, парень, – согласился Биас.
Одиссей шел с носа, в то время как Леукон направился на корму, подальше от запаха. Только тогда Каллиадес увидел, что самая большая из свиней пробирается сквозь стадо и бежит к Одиссею. Поставив передние ноги на горизонтальную мачту, она громко завизжала. Леукон как раз проходил мимо. Он зло ударил ее, стукнув огромной рукой по морде животного. Свинья громко закричала, перелезла через временное ограждение и бросилась на Леукона. Все свиньи начали фыркать и визжать. Леукон упал, но ударил налетевшую на него свинью, стараясь спастись от нее. Гребец, сидящий слева, встал со своего сиденья, чтобы помочь товарищу. Свинья кинулась на него, затем вскарабкалась на скамейку гребцов. Ее ноги беспомощно заскользили по влажному деревянному сиденью, и, прежде чем кто-нибудь смог остановить его, животное с визгом бросилось в море.
Одиссей в ярости подбежал к Леукону.
– Зачем ты ударил свинью?! – закричал он.
– Она раздражала меня! – со злостью ответил моряк.
– О, – сказал царь Итаки. – Ну, тогда ясно. Если тебя что-то беспокоит, ты это бьешь. Тебе стало легче?
– Да.
Не произнеся больше ни слова, Одиссей нанес удар слева по лицу Леукона, сбив гребца с ног. Тот сильно ударился о палубу и остался лежать там, хлопая глазами от изумления.
– Ну, на этот раз ты оказался прав, навозная башка, – признался царь Итаки. – Я действительно чувствую себя лучше, – и, повернувшись к команде, он крикнул: – Теперь давайте вернем Генни на борт!
Вначале задание казалось нетрудным. Несколько моряков нырнули в воду, опустили канаты с петлями, чтобы обвязать их вокруг плавающей свиньи. Но каждый раз, когда кто-нибудь из людей плыл к ней, она нападала на него, кусаясь. Каллиадес услышал грохот в отдалении и увидел, как на ближайшем острове вниз по горному склону покатились камни.
Пирия тоже увидела эту лавину вдалеке. Она взглянула на микенца.
– Кто-то, кого боги очень любили, только что умер, – заметила девушка. – Теперь они сотрясают землю в гневе.
Мужчины в море забыли о свинье и быстро поплыли обратно к «Пенелопе». Одиссей поднялся на палубу и стоял там, сердито глядя на свинью.
– Это всего лишь животное, – сказал Биас. – Не стоит ради него рисковать кораблем. Землетрясение вызовет волны, которые могут потопить корабль.
Одиссей повернулся к Леукону.
– Я вычту стоимость свиньи из твоей доли, – пообещал он моряку. – Есть возражения?
– Нет, мой царь.
– Хорошо! Гребцы, по местам!
Тяжелые облака нависали над «Пенелопой», но дождя не было. Ветер подул сильнее, море стало беспокойным. Корабль начал качаться на волнах, гребцам пришлось приложить усилия, чтобы войти в узкую бухту на мысе Скалы Титана. Одиссей вернулся к рулю, в то время как Биас отсчитывал ритм, ходя вдоль палубы:
– Поднять… опустить… тянуть на себя. Каллиадес увидел, что Пирия смотрит в море.
– Ты видишь ее? – спросил он.
– Да. Далеко позади.
Микенец осмотрел волнующееся море. Он снова заметил какую-то темную тень, теперь скрытую волнами.
– Ты думаешь, свинья сможет добраться до берега? – воскликнула девушка.
– Нет. Она погибнет в море.
– Как печально!
– Не более печально, чем погибнуть, пытаясь накормить семью. Все живые создания должны умирать. Настало его время, – он улыбнулся. – Ты беспокоишься о свинье?
Пирия пожала плечами.
– У него есть имя. Генни. Он не просто свинья.
Одиссей тоже оглянулся назад. Он увидел, что Каллиадес наблюдает за ним.
– Слишком далеко, чтобы свинья доплыла, – сказал царь.
– Долгий путь, – согласился микенец. – Жаль, однако, – добавил он.
– Я ненавижу терять груз, – вздохнул царь Итаки, переведя свой взгляд на берег. Затем закричал на команду. – Налегайте на весла, сыны коров! Вы думаете, что я хочу провести здесь всю ночь?
Свет от полной луны был таким ярким, что на берегу острова Скала Титана были тени. Моряки разожгли два небольших костра для приготовления пищи и один побольше на возвышенности за скалами; вокруг костра неправильным кругом расположилась большая часть команды. Со своего удобного места на горном выступе Пирия наблюдала за тем, как мужчины играют в бабки, сплетничают и спорят. До нее доносился запах готовящейся пищи, и у девушки свело пустой желудок. Ей не хотелось покидать это место и идти к морякам. Они забыли о ней и занялись своими вечерними делами, и девушка не желала лишний раз напоминать им о себе, чтобы не видеть, как они изучают ее с задумчивым выражением лица. Потому что впервые за эти дни она почувствовала умиротворение и ревниво охраняла это ощущение, завернувшись в красный плащ, одолженный у Банокла.
Ее стало немного спокойней при взгляде на загон из хвороста, где устроили на ночь свиней. Старуха Кирка ошиблась в своих предсказаниях. У моряков не было переломов, только несколько царапин и синяков, которые они получили, когда стаскивали свиней с «Пенелопы».
Теперь в лунном свете девушка могла видеть, как стадо устраивается на ночь, прижимаясь друг к другу толстыми телами, чуть слышно ворча в загоне. Каждую ночь одно животное успокаивало своих товарищей, заставляя их тихо визжать, перед тем как отойти ко сну.
Пирия была благодарна свиньям. Они отвлекли всеобщее внимание от нее во время путешествия. Боль от ранений накатывала на нее волнами, вызывая тошноту. Ее голова постоянно болела, а шее было тяжело поворачиваться на плечах, словно ее вырвал, а потом поставил на место неумелый мастер.
Она увидела чернокожего моряка, Биаса, идущего к ней с чашкой в одной руке и круглой кукурузной лепешкой в другой. Ее охватил страх, и руки начали дрожать. Девушка представила, как он предлагает ей еду, а потом делает грубую попытку приблизиться. Биас подошел и протянул ей чашку и хлеб. Пирия почувствовала запах рыбы и чеснока, и голод пересилил страх.
– Тебе нужно спуститься к костру, – сказал он. – Ночь холодная.
– Я буду спать здесь, – ответила она.
Биас в сомнении посмотрел на скалистый край.
– Здесь не очень уютно.
– Я привыкла к неудобствам.
Биас кивнул и вернулся назад к теплу костра. Пирия отщипнула кусок кукурузного хлеба и обмакнула его в уху. Она почувствовала, как тепло растекается по желудку, и поняла, что ее кожа похожа на лед. Девушка плотнее закуталась в плащ. Внезапно на нее нахлынула волна отчаяния и одиночества, она почувствовала, как слезы защипали глаза.
– Что ты наделала? – прошептала Пирия.
Девушка вспомнила пламя предсказаний, горевшее летней ночью в Великом Храме. Они с Андромахой хихикали, пьяные от вина и любви. Две молодые женщины попросили старую Мелиту предсказать им их общее будущее. Это было сделано больше ради пьяной шутки, чем всерьез. Все жрицы знали, что Мелита когда-то была предсказательницей, но теперь, когда она стала полуслепой и немного сумасшедшей, ее слова часто казались бессмысленными. Так было и в этот раз.
– Твое будущее не здесь, юная Каллиопа, – сказала тогда Мелита. – Вскоре Андромаха будет потеряна для Благословенного острова, она вернется в мир мужчин и войн.
Несмотря на то что они не поверили ее словам, обе женщины были испуганы этим предсказанием, оно выветрило из их головы вино и развеяло беззаботное настроение.
Через восемнадцать дней прибыл корабль с новостями от Гекубы, царицы Трои. Собрали Совет старейшин, чтобы обсудить просьбу царицы, хотя никто не сомневался, что она будет выполнена. Троя была самым большим благодетелем Храма. Андромаху вызвали к Главной жрице и сказали, что ей разрешают покинуть Остров Храма, чтобы выйти замуж за сына Гекубы, воина Гектора. Пирия была с ней в зале Совета.
– Моя сестра, Палеста, помолвлена с Гектором, – возразила Андромаха.
Главной жрице, казалось, было неловко.
– Палеста умерла в Трое. Внезапная болезнь. Твой отец и царь Приам решили, что ты поможешь соблюсти соглашение, которое они заключили.
Пирия знала, что Палеста была дорога Андромахе, и увидела ужас, написанный на ее лице. Наклонив голову, она молчала какое-то время, затем выражение ее лица стало более суровым, и девушка посмотрела на Главную жрицу. Зеленые глаза сверкали от гнева.
– Я все равно не поеду! Ни у одного мужчины нет права требовать, чтобы жрица оставила свои священные обязанности.
– Сложились особые обстоятельства, – сказала Главная жрица.
– Особые? Вы продаете меня за золото Приама. Что в этом особенного? Женщин продают с тех пор, как боги еще были молодыми. Но всегда мужчины. Этого следовало ожидать от них. Но от вас!
Презрение Андромахи наполнило комнату, словно бурлящий туман, и Пирия увидела, что Главная жрица побледнела. Девушка ожидала услышать резкий ответ. Вместо этого старая женщина только вздохнула.
– Это не только из-за золота Приама, Андромаха, но и из-за того, что это золото представляет. Без него не было бы Храма на Тере, жриц, чтобы усмирять зверя внизу. Да, было бы чудесно, если бы мы могли не считаться с желаниями таких могущественных мужчин, как Приам, и исполнять свой долг здесь без помех. Такая свобода, однако, просто мечта. Ты больше не жрица Теры. Ты завтра уезжаешь.
Той ночью, когда они лежали вместе в последний раз, прислушиваясь к ветру, шелестящему в листьях тамариска, Пирия умоляла Андромаху убежать вместе с ней:
– В дальней части острова есть маленькие лодки. Мы могли бы украсть одну из них и уплыть.
– Нет, – покачала головой Андромаха, наклонившись и нежно ее целуя. – Некуда бежать, моя любовь – кроме мира мужчин. Ты счастлива здесь, Каллиопа.
– Я не могу быть счастлива без тебя.
Они долго разговаривали тогда, но наконец Андромаха сказала:
– Ты должна остаться здесь, Каллиопа. Где бы я ни была, я буду знать, что ты в безопасности, и это придаст мне силы. Я смогу закрыть глаза и представлять себе наш остров. Я буду видеть, как ты бежишь и смеешься. Я буду воображать тебя в нашей постели, и это будет успокаивать меня.
И с разбитым сердцем женщина, которую теперь звали Пирия, наблюдала, как утром в солнечных лучах корабль уплыл на восток.
Несмотря на печаль, она попыталась выполнять свои обязанности, погрузиться в молитвенные пения и приношения даров Минотавру, грохочущему под горой. Шли холодные и пустые зимние дни. А весной старая Мелита упала, когда собирала крокусы и белые лилии для полуденного ритуала. Ее отнесли в комнату, но дыхание старухи было прерывистым и хриплым, и все знали, что конец близок.
Пирия была с ней поздно ночью, когда старуха села в постели, заговорив внезапно сильным и глубоким голосом.
– Почему ты здесь, дитя? – спросила она.
– Чтобы побыть с тобой, сестра, – ответила Пирия, обняв старую женщину и уложив обратно в постель.
– О, да. На Тере. Где Андромаха?
– Она уехала. Ты помнишь? В Трою.
– Троя, – прошептала Мелита, закрыв глаза. Она молчала какое-то время, но вдруг закричала:
– Огонь и смерть! Теперь я вижу Андромаху. Она бежит сквозь пламя! Злые мужчины преследуют ее!
Старуха начала размахивать руками.
– Беги! – закричала она. Пирия схватила ее за руку.
– Успокойся, Мелита, – сказала девушка. – Ты в безопасности. Умирающая жрица открыла глаза, напряглась всем телом.
Потекли слезы.
– Злые, злые мужчины! Судьба настигнет вас! Минотавр сожрет вас. Он придет с великим громом, небо потемнеет, а солнце исчезнет.
– Что с Андромахой? – спросила Пирия. – Ты можешь ее видеть? Говори!
Предсказательница расслабилась и улыбнулась.
– Я вижу тебя, Каллиопа. Я вижу тебя, и все хорошо.
– Ты видишь меня с Андромахой в огне?
Но Мелита больше ничего не сказала. Пирия посмотрела в глаза старой женщины, и поняла, что она умерла.
Оставшись одна на берегу, девушка смахнула слезы и покачала головой. «Это было истинное видение?» – спрашивала себя Пирия. Это означало, что ей суждено спасти Андромаху от злых людей? Или умирающая старуха просто имела в виду, что видела ее сидящей у постели?
Девушка вздохнула. Теперь было слишком поздно задавать вопросы. В ночь смерти Мелиты Пирия собрала несколько золотых безделушек и немного еды, а затем направилась на север острова, где украла маленькую лодку.
Пирия увидела дородную фигуру Одиссея, шагающего вдоль места стоянки и удаляющегося от корабля и команды. Он смотрел в противоположную сторону. Девушка знала, что царь Итаки избегает ее. Под влиянием порыва она осторожно встала и спустилась на берег. Когда она добралась до него, Одиссей стоял на коленях, старательно рисуя ножом на песке чье-то лицо. Он поднял глаза, ничего не сказал, но выражение его лица было не очень дружелюбным.
Секунду девушка молчала.
– Зачем ты пытался спасти свинью? – спросила она. Он поднял брови, словно ожидал другого вопроса.
– Кирка объяснила мне, что другие свиньи последуют за Генни. Он был нам нужен, чтобы контролировать их.
Царь Итаки встал, вытер нож о грязную тунику и повесил его на пояс. Затем он смахнул песок с ног, уничтожив изображение лица.
– Пока тебе удалось спустить их с корабля и поместить в загон без его помощи.
Между ними снова воцарилось молчание. Одиссей выглядел напряженным, не было и следа его обычной грубовато-простодушной манеры поведения; он был сосредоточен и внимателен. Пирия испугалась, что он уже принял решение предать ее и поэтому чувствовал вину.
– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала она, заставив себя улыбнуться, – за то, что ты принял меня как Пирию. И за то, что позволил мне отправиться на твоем корабле в Трою.
Он уклончиво хмыкнул.
– Ты слышал о Каллиадесе до встречи с ним? – спросила его девушка.
Царь Итаки взглянул на нее.
– Да, я слышал о нем. У него репутация прекрасного воина.
– Он и его друг спасли меня от пиратов, от неизбежных пыток и смерти, не думая о награде.
В душе она не верила в это, но продолжала говорить, беспокоясь, что заставила царя сомневаться.
– Он смелый человек, которому можно доверять, – Пирия посмотрела в глаза царя. – На Зеленом, в этом пенном море, встречается мало людей, похожих на него.
Он ничего не ответил, поэтому девушка кивнула и собралась уходить. Но обернулась.
– А ты – такой человек, Одиссей?
Его спас от ответа беспорядок в загоне свиней. Пирия повернулась посмотреть. Свиньи визжали и беспокойно хрюкали, многие из них бросались в ту часть загона, которая была обращена к морю, и рвали ногами сухой хворост.
Затем земля начала трястись. Пирию закачало из стороны в сторону. Одиссей поймал ее и крепко держал, когда камни полетели вниз по горному склону. Море заволновалось, затем внезапно отхлынуло назад от берега, превратившись в огромную разрушительную волну, которая бросилась вперед, обогнув Пирию и Одиссея, вверх по берегу. Костры смыло, но главное пламя на возвышенности избежало наводнения, как и загон свиней. «Пенелопу» подняло на первой волне и отнесло далеко на пляж.
Огромные волны бились о побережье, но земля перестала дрожать. Теперь свиньи визжали от страха. Ругаясь, Одиссей побежал к загону, Пирия – за ним.
– Успокойтесь, вы, глупые сыны коров! – заревел он, свиньи замолчали, испугавшись внезапного шума.
В тишине можно было услышать далекий визг, доносимый с моря ночным ветром.
– Там! – один из мужчин показал на воду. Пирия напрягла зрение и смогла заметить в лунном свете маленькую черную точку, которую поднимали в отдалении волны.
– Генни, – выдохнул Одиссей. – Во имя всех ублюдочных богов…
Он сбросил свой драгоценный пояс, сандалии и бросился в воду. Биас с проклятием побежал за ним и схватил его за плечо.
– Мой царь, не делай этого! – закричал он, его голос был едва слышен сквозь рев бури. – Валы отнесут тебя на скалы! Ты погибнешь!
Одиссей молча оттолкнул его и пошел в воду. Громко ругаясь, Биас последовал за ним. Немного помедлив, еще два моряка бросились вдогонку.
Свинью быстро несло на волнах, и, когда она приблизилась, Пирия увидела, что животное устало: его ноги ели дергались, поднимаясь вверх и поворачиваясь на пенных волнах. Вдали виднелась линия черных скал, и Генни несло прямо на них. Крики свиньи стали слабее, и девушка испугалась, что она умирает.
Проплыть все это расстояние, преследовать корабль с надеждой в сердце…
Одиссей наполовину шел, наполовину плыл к линии острых камней. Он взобрался на них, борясь с волнами. Другие моряки с трудом присоединились к нему. Пирия понимала, что их сила проверялась натиском моря. Они двигались вдоль камней, пытаясь поймать Генни, когда его принесет к ним.
Огромная волна накрыла черную свинью, затем Пирия снова заметила, как ее несет к краю камней, на которых стоял Одиссей. Когда следующая волна подняла животное, царь Итаки бросился в море, ударившись телом о Генни и изменив направление его движения. Следующая волна накрыла их обоих – царь и Генни исчезли в пене. Когда они снова появились, то были уже далеко от смертельных камней.
Биас и другие моряки нырнули за ними, и Пирия ничего уже не могла видеть. Затем она разглядела, как двое мужчин несут измученную свинью на берег, Биас и Одиссей идут за ними по воде.
Свинью положили на песок рядом с ее товарищами, которые, хрюкая, волновались в загоне и вытягивали шею, чтобы посмотреть на своего друга. Соленая вода вытекала из пасти Генни, он дышал, задыхаясь. Его лапы еле двигались, а моряки стояли вокруг, не зная, что делать.
Одиссей выглядел уставшим, вода стекала с него на песок. Он был в синяках и порезах, на руке, там, где царь Итаки, должно быть, оттолкнулся от камней, появилась длинная царапина.
– Ему нужно отдохнуть и согреться, – сказал Одиссей. – Положите его возле огня.
Он показал на Леукона и зарычал:
– Отдай ему свой плащ! Это твоя вина, идиот!
Светловолосый моряк быстро скинул свой желтый плащ и встал на колени, неловко завернув в него раненое животное.
Царь Итаки отвернулся и захромал к «Пенелопе». Когда он проходил мимо Пирии, девушка услышала его бормотание:
– Глупая свинья.
Глава 5 Жрица царской крови
– Давай, парень, – согласился Биас.
Одиссей шел с носа, в то время как Леукон направился на корму, подальше от запаха. Только тогда Каллиадес увидел, что самая большая из свиней пробирается сквозь стадо и бежит к Одиссею. Поставив передние ноги на горизонтальную мачту, она громко завизжала. Леукон как раз проходил мимо. Он зло ударил ее, стукнув огромной рукой по морде животного. Свинья громко закричала, перелезла через временное ограждение и бросилась на Леукона. Все свиньи начали фыркать и визжать. Леукон упал, но ударил налетевшую на него свинью, стараясь спастись от нее. Гребец, сидящий слева, встал со своего сиденья, чтобы помочь товарищу. Свинья кинулась на него, затем вскарабкалась на скамейку гребцов. Ее ноги беспомощно заскользили по влажному деревянному сиденью, и, прежде чем кто-нибудь смог остановить его, животное с визгом бросилось в море.
Одиссей в ярости подбежал к Леукону.
– Зачем ты ударил свинью?! – закричал он.
– Она раздражала меня! – со злостью ответил моряк.
– О, – сказал царь Итаки. – Ну, тогда ясно. Если тебя что-то беспокоит, ты это бьешь. Тебе стало легче?
– Да.
Не произнеся больше ни слова, Одиссей нанес удар слева по лицу Леукона, сбив гребца с ног. Тот сильно ударился о палубу и остался лежать там, хлопая глазами от изумления.
– Ну, на этот раз ты оказался прав, навозная башка, – признался царь Итаки. – Я действительно чувствую себя лучше, – и, повернувшись к команде, он крикнул: – Теперь давайте вернем Генни на борт!
Вначале задание казалось нетрудным. Несколько моряков нырнули в воду, опустили канаты с петлями, чтобы обвязать их вокруг плавающей свиньи. Но каждый раз, когда кто-нибудь из людей плыл к ней, она нападала на него, кусаясь. Каллиадес услышал грохот в отдалении и увидел, как на ближайшем острове вниз по горному склону покатились камни.
Пирия тоже увидела эту лавину вдалеке. Она взглянула на микенца.
– Кто-то, кого боги очень любили, только что умер, – заметила девушка. – Теперь они сотрясают землю в гневе.
Мужчины в море забыли о свинье и быстро поплыли обратно к «Пенелопе». Одиссей поднялся на палубу и стоял там, сердито глядя на свинью.
– Это всего лишь животное, – сказал Биас. – Не стоит ради него рисковать кораблем. Землетрясение вызовет волны, которые могут потопить корабль.
Одиссей повернулся к Леукону.
– Я вычту стоимость свиньи из твоей доли, – пообещал он моряку. – Есть возражения?
– Нет, мой царь.
– Хорошо! Гребцы, по местам!
Тяжелые облака нависали над «Пенелопой», но дождя не было. Ветер подул сильнее, море стало беспокойным. Корабль начал качаться на волнах, гребцам пришлось приложить усилия, чтобы войти в узкую бухту на мысе Скалы Титана. Одиссей вернулся к рулю, в то время как Биас отсчитывал ритм, ходя вдоль палубы:
– Поднять… опустить… тянуть на себя. Каллиадес увидел, что Пирия смотрит в море.
– Ты видишь ее? – спросил он.
– Да. Далеко позади.
Микенец осмотрел волнующееся море. Он снова заметил какую-то темную тень, теперь скрытую волнами.
– Ты думаешь, свинья сможет добраться до берега? – воскликнула девушка.
– Нет. Она погибнет в море.
– Как печально!
– Не более печально, чем погибнуть, пытаясь накормить семью. Все живые создания должны умирать. Настало его время, – он улыбнулся. – Ты беспокоишься о свинье?
Пирия пожала плечами.
– У него есть имя. Генни. Он не просто свинья.
Одиссей тоже оглянулся назад. Он увидел, что Каллиадес наблюдает за ним.
– Слишком далеко, чтобы свинья доплыла, – сказал царь.
– Долгий путь, – согласился микенец. – Жаль, однако, – добавил он.
– Я ненавижу терять груз, – вздохнул царь Итаки, переведя свой взгляд на берег. Затем закричал на команду. – Налегайте на весла, сыны коров! Вы думаете, что я хочу провести здесь всю ночь?
Свет от полной луны был таким ярким, что на берегу острова Скала Титана были тени. Моряки разожгли два небольших костра для приготовления пищи и один побольше на возвышенности за скалами; вокруг костра неправильным кругом расположилась большая часть команды. Со своего удобного места на горном выступе Пирия наблюдала за тем, как мужчины играют в бабки, сплетничают и спорят. До нее доносился запах готовящейся пищи, и у девушки свело пустой желудок. Ей не хотелось покидать это место и идти к морякам. Они забыли о ней и занялись своими вечерними делами, и девушка не желала лишний раз напоминать им о себе, чтобы не видеть, как они изучают ее с задумчивым выражением лица. Потому что впервые за эти дни она почувствовала умиротворение и ревниво охраняла это ощущение, завернувшись в красный плащ, одолженный у Банокла.
Ее стало немного спокойней при взгляде на загон из хвороста, где устроили на ночь свиней. Старуха Кирка ошиблась в своих предсказаниях. У моряков не было переломов, только несколько царапин и синяков, которые они получили, когда стаскивали свиней с «Пенелопы».
Теперь в лунном свете девушка могла видеть, как стадо устраивается на ночь, прижимаясь друг к другу толстыми телами, чуть слышно ворча в загоне. Каждую ночь одно животное успокаивало своих товарищей, заставляя их тихо визжать, перед тем как отойти ко сну.
Пирия была благодарна свиньям. Они отвлекли всеобщее внимание от нее во время путешествия. Боль от ранений накатывала на нее волнами, вызывая тошноту. Ее голова постоянно болела, а шее было тяжело поворачиваться на плечах, словно ее вырвал, а потом поставил на место неумелый мастер.
Она увидела чернокожего моряка, Биаса, идущего к ней с чашкой в одной руке и круглой кукурузной лепешкой в другой. Ее охватил страх, и руки начали дрожать. Девушка представила, как он предлагает ей еду, а потом делает грубую попытку приблизиться. Биас подошел и протянул ей чашку и хлеб. Пирия почувствовала запах рыбы и чеснока, и голод пересилил страх.
– Тебе нужно спуститься к костру, – сказал он. – Ночь холодная.
– Я буду спать здесь, – ответила она.
Биас в сомнении посмотрел на скалистый край.
– Здесь не очень уютно.
– Я привыкла к неудобствам.
Биас кивнул и вернулся назад к теплу костра. Пирия отщипнула кусок кукурузного хлеба и обмакнула его в уху. Она почувствовала, как тепло растекается по желудку, и поняла, что ее кожа похожа на лед. Девушка плотнее закуталась в плащ. Внезапно на нее нахлынула волна отчаяния и одиночества, она почувствовала, как слезы защипали глаза.
– Что ты наделала? – прошептала Пирия.
Девушка вспомнила пламя предсказаний, горевшее летней ночью в Великом Храме. Они с Андромахой хихикали, пьяные от вина и любви. Две молодые женщины попросили старую Мелиту предсказать им их общее будущее. Это было сделано больше ради пьяной шутки, чем всерьез. Все жрицы знали, что Мелита когда-то была предсказательницей, но теперь, когда она стала полуслепой и немного сумасшедшей, ее слова часто казались бессмысленными. Так было и в этот раз.
– Твое будущее не здесь, юная Каллиопа, – сказала тогда Мелита. – Вскоре Андромаха будет потеряна для Благословенного острова, она вернется в мир мужчин и войн.
Несмотря на то что они не поверили ее словам, обе женщины были испуганы этим предсказанием, оно выветрило из их головы вино и развеяло беззаботное настроение.
Через восемнадцать дней прибыл корабль с новостями от Гекубы, царицы Трои. Собрали Совет старейшин, чтобы обсудить просьбу царицы, хотя никто не сомневался, что она будет выполнена. Троя была самым большим благодетелем Храма. Андромаху вызвали к Главной жрице и сказали, что ей разрешают покинуть Остров Храма, чтобы выйти замуж за сына Гекубы, воина Гектора. Пирия была с ней в зале Совета.
– Моя сестра, Палеста, помолвлена с Гектором, – возразила Андромаха.
Главной жрице, казалось, было неловко.
– Палеста умерла в Трое. Внезапная болезнь. Твой отец и царь Приам решили, что ты поможешь соблюсти соглашение, которое они заключили.
Пирия знала, что Палеста была дорога Андромахе, и увидела ужас, написанный на ее лице. Наклонив голову, она молчала какое-то время, затем выражение ее лица стало более суровым, и девушка посмотрела на Главную жрицу. Зеленые глаза сверкали от гнева.
– Я все равно не поеду! Ни у одного мужчины нет права требовать, чтобы жрица оставила свои священные обязанности.
– Сложились особые обстоятельства, – сказала Главная жрица.
– Особые? Вы продаете меня за золото Приама. Что в этом особенного? Женщин продают с тех пор, как боги еще были молодыми. Но всегда мужчины. Этого следовало ожидать от них. Но от вас!
Презрение Андромахи наполнило комнату, словно бурлящий туман, и Пирия увидела, что Главная жрица побледнела. Девушка ожидала услышать резкий ответ. Вместо этого старая женщина только вздохнула.
– Это не только из-за золота Приама, Андромаха, но и из-за того, что это золото представляет. Без него не было бы Храма на Тере, жриц, чтобы усмирять зверя внизу. Да, было бы чудесно, если бы мы могли не считаться с желаниями таких могущественных мужчин, как Приам, и исполнять свой долг здесь без помех. Такая свобода, однако, просто мечта. Ты больше не жрица Теры. Ты завтра уезжаешь.
Той ночью, когда они лежали вместе в последний раз, прислушиваясь к ветру, шелестящему в листьях тамариска, Пирия умоляла Андромаху убежать вместе с ней:
– В дальней части острова есть маленькие лодки. Мы могли бы украсть одну из них и уплыть.
– Нет, – покачала головой Андромаха, наклонившись и нежно ее целуя. – Некуда бежать, моя любовь – кроме мира мужчин. Ты счастлива здесь, Каллиопа.
– Я не могу быть счастлива без тебя.
Они долго разговаривали тогда, но наконец Андромаха сказала:
– Ты должна остаться здесь, Каллиопа. Где бы я ни была, я буду знать, что ты в безопасности, и это придаст мне силы. Я смогу закрыть глаза и представлять себе наш остров. Я буду видеть, как ты бежишь и смеешься. Я буду воображать тебя в нашей постели, и это будет успокаивать меня.
И с разбитым сердцем женщина, которую теперь звали Пирия, наблюдала, как утром в солнечных лучах корабль уплыл на восток.
Несмотря на печаль, она попыталась выполнять свои обязанности, погрузиться в молитвенные пения и приношения даров Минотавру, грохочущему под горой. Шли холодные и пустые зимние дни. А весной старая Мелита упала, когда собирала крокусы и белые лилии для полуденного ритуала. Ее отнесли в комнату, но дыхание старухи было прерывистым и хриплым, и все знали, что конец близок.
Пирия была с ней поздно ночью, когда старуха села в постели, заговорив внезапно сильным и глубоким голосом.
– Почему ты здесь, дитя? – спросила она.
– Чтобы побыть с тобой, сестра, – ответила Пирия, обняв старую женщину и уложив обратно в постель.
– О, да. На Тере. Где Андромаха?
– Она уехала. Ты помнишь? В Трою.
– Троя, – прошептала Мелита, закрыв глаза. Она молчала какое-то время, но вдруг закричала:
– Огонь и смерть! Теперь я вижу Андромаху. Она бежит сквозь пламя! Злые мужчины преследуют ее!
Старуха начала размахивать руками.
– Беги! – закричала она. Пирия схватила ее за руку.
– Успокойся, Мелита, – сказала девушка. – Ты в безопасности. Умирающая жрица открыла глаза, напряглась всем телом.
Потекли слезы.
– Злые, злые мужчины! Судьба настигнет вас! Минотавр сожрет вас. Он придет с великим громом, небо потемнеет, а солнце исчезнет.
– Что с Андромахой? – спросила Пирия. – Ты можешь ее видеть? Говори!
Предсказательница расслабилась и улыбнулась.
– Я вижу тебя, Каллиопа. Я вижу тебя, и все хорошо.
– Ты видишь меня с Андромахой в огне?
Но Мелита больше ничего не сказала. Пирия посмотрела в глаза старой женщины, и поняла, что она умерла.
Оставшись одна на берегу, девушка смахнула слезы и покачала головой. «Это было истинное видение?» – спрашивала себя Пирия. Это означало, что ей суждено спасти Андромаху от злых людей? Или умирающая старуха просто имела в виду, что видела ее сидящей у постели?
Девушка вздохнула. Теперь было слишком поздно задавать вопросы. В ночь смерти Мелиты Пирия собрала несколько золотых безделушек и немного еды, а затем направилась на север острова, где украла маленькую лодку.
Пирия увидела дородную фигуру Одиссея, шагающего вдоль места стоянки и удаляющегося от корабля и команды. Он смотрел в противоположную сторону. Девушка знала, что царь Итаки избегает ее. Под влиянием порыва она осторожно встала и спустилась на берег. Когда она добралась до него, Одиссей стоял на коленях, старательно рисуя ножом на песке чье-то лицо. Он поднял глаза, ничего не сказал, но выражение его лица было не очень дружелюбным.
Секунду девушка молчала.
– Зачем ты пытался спасти свинью? – спросила она. Он поднял брови, словно ожидал другого вопроса.
– Кирка объяснила мне, что другие свиньи последуют за Генни. Он был нам нужен, чтобы контролировать их.
Царь Итаки встал, вытер нож о грязную тунику и повесил его на пояс. Затем он смахнул песок с ног, уничтожив изображение лица.
– Пока тебе удалось спустить их с корабля и поместить в загон без его помощи.
Между ними снова воцарилось молчание. Одиссей выглядел напряженным, не было и следа его обычной грубовато-простодушной манеры поведения; он был сосредоточен и внимателен. Пирия испугалась, что он уже принял решение предать ее и поэтому чувствовал вину.
– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала она, заставив себя улыбнуться, – за то, что ты принял меня как Пирию. И за то, что позволил мне отправиться на твоем корабле в Трою.
Он уклончиво хмыкнул.
– Ты слышал о Каллиадесе до встречи с ним? – спросила его девушка.
Царь Итаки взглянул на нее.
– Да, я слышал о нем. У него репутация прекрасного воина.
– Он и его друг спасли меня от пиратов, от неизбежных пыток и смерти, не думая о награде.
В душе она не верила в это, но продолжала говорить, беспокоясь, что заставила царя сомневаться.
– Он смелый человек, которому можно доверять, – Пирия посмотрела в глаза царя. – На Зеленом, в этом пенном море, встречается мало людей, похожих на него.
Он ничего не ответил, поэтому девушка кивнула и собралась уходить. Но обернулась.
– А ты – такой человек, Одиссей?
Его спас от ответа беспорядок в загоне свиней. Пирия повернулась посмотреть. Свиньи визжали и беспокойно хрюкали, многие из них бросались в ту часть загона, которая была обращена к морю, и рвали ногами сухой хворост.
Затем земля начала трястись. Пирию закачало из стороны в сторону. Одиссей поймал ее и крепко держал, когда камни полетели вниз по горному склону. Море заволновалось, затем внезапно отхлынуло назад от берега, превратившись в огромную разрушительную волну, которая бросилась вперед, обогнув Пирию и Одиссея, вверх по берегу. Костры смыло, но главное пламя на возвышенности избежало наводнения, как и загон свиней. «Пенелопу» подняло на первой волне и отнесло далеко на пляж.
Огромные волны бились о побережье, но земля перестала дрожать. Теперь свиньи визжали от страха. Ругаясь, Одиссей побежал к загону, Пирия – за ним.
– Успокойтесь, вы, глупые сыны коров! – заревел он, свиньи замолчали, испугавшись внезапного шума.
В тишине можно было услышать далекий визг, доносимый с моря ночным ветром.
– Там! – один из мужчин показал на воду. Пирия напрягла зрение и смогла заметить в лунном свете маленькую черную точку, которую поднимали в отдалении волны.
– Генни, – выдохнул Одиссей. – Во имя всех ублюдочных богов…
Он сбросил свой драгоценный пояс, сандалии и бросился в воду. Биас с проклятием побежал за ним и схватил его за плечо.
– Мой царь, не делай этого! – закричал он, его голос был едва слышен сквозь рев бури. – Валы отнесут тебя на скалы! Ты погибнешь!
Одиссей молча оттолкнул его и пошел в воду. Громко ругаясь, Биас последовал за ним. Немного помедлив, еще два моряка бросились вдогонку.
Свинью быстро несло на волнах, и, когда она приблизилась, Пирия увидела, что животное устало: его ноги ели дергались, поднимаясь вверх и поворачиваясь на пенных волнах. Вдали виднелась линия черных скал, и Генни несло прямо на них. Крики свиньи стали слабее, и девушка испугалась, что она умирает.
Проплыть все это расстояние, преследовать корабль с надеждой в сердце…
Одиссей наполовину шел, наполовину плыл к линии острых камней. Он взобрался на них, борясь с волнами. Другие моряки с трудом присоединились к нему. Пирия понимала, что их сила проверялась натиском моря. Они двигались вдоль камней, пытаясь поймать Генни, когда его принесет к ним.
Огромная волна накрыла черную свинью, затем Пирия снова заметила, как ее несет к краю камней, на которых стоял Одиссей. Когда следующая волна подняла животное, царь Итаки бросился в море, ударившись телом о Генни и изменив направление его движения. Следующая волна накрыла их обоих – царь и Генни исчезли в пене. Когда они снова появились, то были уже далеко от смертельных камней.
Биас и другие моряки нырнули за ними, и Пирия ничего уже не могла видеть. Затем она разглядела, как двое мужчин несут измученную свинью на берег, Биас и Одиссей идут за ними по воде.
Свинью положили на песок рядом с ее товарищами, которые, хрюкая, волновались в загоне и вытягивали шею, чтобы посмотреть на своего друга. Соленая вода вытекала из пасти Генни, он дышал, задыхаясь. Его лапы еле двигались, а моряки стояли вокруг, не зная, что делать.
Одиссей выглядел уставшим, вода стекала с него на песок. Он был в синяках и порезах, на руке, там, где царь Итаки, должно быть, оттолкнулся от камней, появилась длинная царапина.
– Ему нужно отдохнуть и согреться, – сказал Одиссей. – Положите его возле огня.
Он показал на Леукона и зарычал:
– Отдай ему свой плащ! Это твоя вина, идиот!
Светловолосый моряк быстро скинул свой желтый плащ и встал на колени, неловко завернув в него раненое животное.
Царь Итаки отвернулся и захромал к «Пенелопе». Когда он проходил мимо Пирии, девушка услышала его бормотание:
– Глупая свинья.
Глава 5 Жрица царской крови
Каллиадес сидел один далеко от костра. Море снова успокоилось, но ночь стояла холодная, ледяной ветер свистел над скалами. Большинство моряков спало. Он посмотрел наверх, туда, где сидела Пирия, прижавшись к камню, который укрывал ее от ветра. Микенец собирался подняться к ней, когда увидел, что чернокожий великан, Биас, принес дрова туда, где она сидела, и поджег их головешкой от основного костра. Затем он предложил ей одеяло. Каллиадес пожалел, что не подумал об этом.
Закрыв глаза, он прислонился к камню, и мрачные мысли охватили его. Потом воин услышал какой-то звук позади себя, его сердце подпрыгнуло: он подумал, что Пирия пришла посидеть с ним. Открыв глаза, молодой микенец увидел коренастую фигуру Одиссея. Царь сел рядом с ним.
– Есть что-то сегодня в море, что заставляет людей чувствовать себя маленькими, – заметил он.
– Я чувствую это, когда смотрю на горы, – ответил ему воин.
– Это потому, что ты не моряк. Но ты прав. Море и горы – вечные, они никогда не меняются. А мы здесь ненадолго, чтобы исчезнуть в пыли истории.
Он замолчал, а затем спросил:
– Итак, расскажи мне, что произошло той ночью в Трое? Это был невинный вопрос, но сердце Каллиадеса сжалось.
Одиссею было все известно. Микенец внезапно почувствовал себя глупо. Вчера, на берегу, он говорил о том, как сражался против Аргуриоса. Эти глупые слова слетели с его языка. «И что теперь?» – спросил он себя. На Киосе была микенская крепость. Это и есть план Одиссея? Продать их Агамемнону за золото? Он увидел, что царь Итаки внимательно смотрит на него, и понял, что еще не ответил на его вопрос.
– Мы проиграли, – коротко отрезал Каллиадес. – Этого не должно было произойти. Нашим предводителем оказался глупец.
– Что он сделал?
– Я не желаю говорить об этом, – покачал головой микенец. – Что ты намерен делать с нами?
– Успокойся, парень, – ответил Одиссей. – Я не собираюсь ничего делать. Для меня вы просто пассажиры.
– Тебя не интересует награда Агамемнона? С трудом в это верится.
Царь Итаки засмеялся.
– Честно говоря, это приходило мне в голову. К несчастью, у меня доверчивая команда. Поэтому ты можешь делать все, что тебе угодно.
Каллиадес удивился:
– Как их доверчивость влияет на твои решения?
– Мне напомнили, что ты и твой друг – два превосходных героя, которые рисковали своими жизнями ради незнакомой им женщины. Короче говоря, такие люди, о которых я рассказываю свои истории. Поэтому, несмотря на то что золото Агамемнона было бы мне кстати, я должен от него отказаться.
Молодой микенец ничего не сказал. Он сомневался, что желания моряков могли по-настоящему повлиять на решения Одиссея, и вспомнил слова Секундоса о противоречивой природе этого человека. Затем царь Итаки снова заговорил.
– Теперь ты готов рассказать мне, почему твой полководец оказался глупцом?
Мысли Каллиадеса вернулись к этой кровавой ночи, он снова услышал крики раненых, звон мечей и скрип щитов. Микенец снова увидел, как могучий Аргуриос удерживает лестницу, а ужасный Геликаон сражается рядом с ним.
– Почему глупец? – спросил он. – Он позволил армии выбирать стратегию. Как только мы атаковали стены дворца и стали сражаться в мегароне, Аргуриос отвел своих людей к большой лестнице. Он и Геликаон стояли там, ожидая, когда мы осмелимся напасть на них. Мы превосходили их числом. Нам следовало взять лестницы и подняться на галерею, минуя защитников Приама. Потом мы смогли бы ударить по ним с двух сторон. Но мы этого не сделали. Мы просто пытались победить двух героев. На лестнице наше преимущество в числе не имело значения. Потом появился Гектор, и нас окружили.
Потом он рассказал о том, как их полководец, Коланос, пытался спасти свою жизнь, предлагая предать Агамемнона, но царь Приам отказал ему.
– Я все еще не понимаю, – сказал Каллиадес. – Царь, которого мы должны были убить, позволил нам жить, а царь, которому мы поклялись служить, приговорил нас к смерти. Может, ты придумаешь об этом историю, Одиссей?
– Полагаю, что я так и сделаю в один прекрасный день.
– А что будет с Пирией? – спросил микенец. – Она может делать все, что пожелает?
– Ты беспокоишься о ней?
– Это странно?
– Совсем нет. Я просто спросил. Но на твой вопрос отвечаю: да, она свободна делать то, что пожелает. Но она не останется с тобой. Ты понимаешь это?
– Ты не знаешь этого, Одиссей.
– Есть много вещей, которых я не знаю. Я не знаю, где начинается ветер или заканчивается небо. Мне неизвестно, куда уходят звезды днем. Но я знаю женщин, Каллиадес, и Пирия не та женщина, которая испытывает влечение к мужчинам. И никогда не была такою.
– Откуда ты ее знаешь? Царь Итаки покачал головой.
– Если она сама не рассказала тебе, парень, тогда я не могу тебе сказать. Но быть рядом с ней – это искать опасности.
– Она очень страдала эти последние дни, – заметил микенец. – Ее ненависть к мужчинам понятна. Но я думаю, что я ей нравлюсь.
– Я уверен, что это так. Как брат, – добавил Одиссей. – Я довезу ее до Трои. Но там она окажется в большой опасности.
– Почему?
– За ее голову, как и за твою, назначена цена – во много, много раз большая, чем за тебя.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Она мне нравится, – сказал царь Итаки. – Я думаю, вскоре ей понадобятся друзья. Верные друзья.
– Ты знаешь, зачем она направляется в Трою?
– Полагаю, что знаю. Там находится человек, которого она любит – и любит достаточно сильно, чтобы рисковать ради него своей жизнью.
– Но это не мужчина, – тихо заметил Каллиадес.
– Нет, парень, не мужчина.
Одиссей встал и ушел от микенца к загону свиней. Животные спали, прижавшись друг к другу в той части заграждения, которая стояла на берегу. Он бросил взгляд на главный костер и увидел Генни, накрытого желтым плащом. Свинья подняла голову и посмотрела на царя Итаки. Одиссей подошел к нему.
– Ты счастливый парень, – тихо прошептал он. – Тебя принесли волны, поднявшиеся из-за этого землетрясения. Наверное, боги любят тебя.
Генни негромко захрюкал, затем снова заснул. Царь улыбнулся.
– Глупая свинья, – нежно сказал он. – Я поговорю с Ористенесом и позабочусь, чтобы ты не закончил свою жизнь на столе человека.
«Теперь ты ведешь разговоры при луне со свиньями», – посмеялся он над собой.
Добавив дров в костер, Одиссей растянулся на песке в надежде заснуть. Редкие мысли проносились в его голове, словно раздраженные летучие мыши. Женщина Пирия, которую он знал под именем царевны Каллиопы, представляла опасность для всех, кто соприкасался с ней. Затем был еще микенский воин и его неуклюжий товарищ. Агамемнон объявил их вне закона – изгнанниками. Если он будет помогать им, то, вне всяких сомнений, вызовет вражду микенского царя. Одиссей перевернулся и сел, смахнув песок с туники.
Недовольство Агамемнона. Эта мысль пугала.
А есть кто-то, кого царь Микен не ненавидел? Даже его друзья были только на очереди, чтобы стать врагами. Потянувшись к бурдюку с водой, Одиссей жадно напился. Биас спал поблизости. Царь Итаки толкнул его ногой.
– Ты проснулся? – спросил он, ткнув сильнее в ребра Биаса. Чернокожий моряк заворчал:
– Что такое?
– Ну, когда ты проснешься, мы могли бы посидеть и поговорить о старых временах.
Закрыв глаза, он прислонился к камню, и мрачные мысли охватили его. Потом воин услышал какой-то звук позади себя, его сердце подпрыгнуло: он подумал, что Пирия пришла посидеть с ним. Открыв глаза, молодой микенец увидел коренастую фигуру Одиссея. Царь сел рядом с ним.
– Есть что-то сегодня в море, что заставляет людей чувствовать себя маленькими, – заметил он.
– Я чувствую это, когда смотрю на горы, – ответил ему воин.
– Это потому, что ты не моряк. Но ты прав. Море и горы – вечные, они никогда не меняются. А мы здесь ненадолго, чтобы исчезнуть в пыли истории.
Он замолчал, а затем спросил:
– Итак, расскажи мне, что произошло той ночью в Трое? Это был невинный вопрос, но сердце Каллиадеса сжалось.
Одиссею было все известно. Микенец внезапно почувствовал себя глупо. Вчера, на берегу, он говорил о том, как сражался против Аргуриоса. Эти глупые слова слетели с его языка. «И что теперь?» – спросил он себя. На Киосе была микенская крепость. Это и есть план Одиссея? Продать их Агамемнону за золото? Он увидел, что царь Итаки внимательно смотрит на него, и понял, что еще не ответил на его вопрос.
– Мы проиграли, – коротко отрезал Каллиадес. – Этого не должно было произойти. Нашим предводителем оказался глупец.
– Что он сделал?
– Я не желаю говорить об этом, – покачал головой микенец. – Что ты намерен делать с нами?
– Успокойся, парень, – ответил Одиссей. – Я не собираюсь ничего делать. Для меня вы просто пассажиры.
– Тебя не интересует награда Агамемнона? С трудом в это верится.
Царь Итаки засмеялся.
– Честно говоря, это приходило мне в голову. К несчастью, у меня доверчивая команда. Поэтому ты можешь делать все, что тебе угодно.
Каллиадес удивился:
– Как их доверчивость влияет на твои решения?
– Мне напомнили, что ты и твой друг – два превосходных героя, которые рисковали своими жизнями ради незнакомой им женщины. Короче говоря, такие люди, о которых я рассказываю свои истории. Поэтому, несмотря на то что золото Агамемнона было бы мне кстати, я должен от него отказаться.
Молодой микенец ничего не сказал. Он сомневался, что желания моряков могли по-настоящему повлиять на решения Одиссея, и вспомнил слова Секундоса о противоречивой природе этого человека. Затем царь Итаки снова заговорил.
– Теперь ты готов рассказать мне, почему твой полководец оказался глупцом?
Мысли Каллиадеса вернулись к этой кровавой ночи, он снова услышал крики раненых, звон мечей и скрип щитов. Микенец снова увидел, как могучий Аргуриос удерживает лестницу, а ужасный Геликаон сражается рядом с ним.
– Почему глупец? – спросил он. – Он позволил армии выбирать стратегию. Как только мы атаковали стены дворца и стали сражаться в мегароне, Аргуриос отвел своих людей к большой лестнице. Он и Геликаон стояли там, ожидая, когда мы осмелимся напасть на них. Мы превосходили их числом. Нам следовало взять лестницы и подняться на галерею, минуя защитников Приама. Потом мы смогли бы ударить по ним с двух сторон. Но мы этого не сделали. Мы просто пытались победить двух героев. На лестнице наше преимущество в числе не имело значения. Потом появился Гектор, и нас окружили.
Потом он рассказал о том, как их полководец, Коланос, пытался спасти свою жизнь, предлагая предать Агамемнона, но царь Приам отказал ему.
– Я все еще не понимаю, – сказал Каллиадес. – Царь, которого мы должны были убить, позволил нам жить, а царь, которому мы поклялись служить, приговорил нас к смерти. Может, ты придумаешь об этом историю, Одиссей?
– Полагаю, что я так и сделаю в один прекрасный день.
– А что будет с Пирией? – спросил микенец. – Она может делать все, что пожелает?
– Ты беспокоишься о ней?
– Это странно?
– Совсем нет. Я просто спросил. Но на твой вопрос отвечаю: да, она свободна делать то, что пожелает. Но она не останется с тобой. Ты понимаешь это?
– Ты не знаешь этого, Одиссей.
– Есть много вещей, которых я не знаю. Я не знаю, где начинается ветер или заканчивается небо. Мне неизвестно, куда уходят звезды днем. Но я знаю женщин, Каллиадес, и Пирия не та женщина, которая испытывает влечение к мужчинам. И никогда не была такою.
– Откуда ты ее знаешь? Царь Итаки покачал головой.
– Если она сама не рассказала тебе, парень, тогда я не могу тебе сказать. Но быть рядом с ней – это искать опасности.
– Она очень страдала эти последние дни, – заметил микенец. – Ее ненависть к мужчинам понятна. Но я думаю, что я ей нравлюсь.
– Я уверен, что это так. Как брат, – добавил Одиссей. – Я довезу ее до Трои. Но там она окажется в большой опасности.
– Почему?
– За ее голову, как и за твою, назначена цена – во много, много раз большая, чем за тебя.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Она мне нравится, – сказал царь Итаки. – Я думаю, вскоре ей понадобятся друзья. Верные друзья.
– Ты знаешь, зачем она направляется в Трою?
– Полагаю, что знаю. Там находится человек, которого она любит – и любит достаточно сильно, чтобы рисковать ради него своей жизнью.
– Но это не мужчина, – тихо заметил Каллиадес.
– Нет, парень, не мужчина.
Одиссей встал и ушел от микенца к загону свиней. Животные спали, прижавшись друг к другу в той части заграждения, которая стояла на берегу. Он бросил взгляд на главный костер и увидел Генни, накрытого желтым плащом. Свинья подняла голову и посмотрела на царя Итаки. Одиссей подошел к нему.
– Ты счастливый парень, – тихо прошептал он. – Тебя принесли волны, поднявшиеся из-за этого землетрясения. Наверное, боги любят тебя.
Генни негромко захрюкал, затем снова заснул. Царь улыбнулся.
– Глупая свинья, – нежно сказал он. – Я поговорю с Ористенесом и позабочусь, чтобы ты не закончил свою жизнь на столе человека.
«Теперь ты ведешь разговоры при луне со свиньями», – посмеялся он над собой.
Добавив дров в костер, Одиссей растянулся на песке в надежде заснуть. Редкие мысли проносились в его голове, словно раздраженные летучие мыши. Женщина Пирия, которую он знал под именем царевны Каллиопы, представляла опасность для всех, кто соприкасался с ней. Затем был еще микенский воин и его неуклюжий товарищ. Агамемнон объявил их вне закона – изгнанниками. Если он будет помогать им, то, вне всяких сомнений, вызовет вражду микенского царя. Одиссей перевернулся и сел, смахнув песок с туники.
Недовольство Агамемнона. Эта мысль пугала.
А есть кто-то, кого царь Микен не ненавидел? Даже его друзья были только на очереди, чтобы стать врагами. Потянувшись к бурдюку с водой, Одиссей жадно напился. Биас спал поблизости. Царь Итаки толкнул его ногой.
– Ты проснулся? – спросил он, ткнув сильнее в ребра Биаса. Чернокожий моряк заворчал:
– Что такое?
– Ну, когда ты проснешься, мы могли бы посидеть и поговорить о старых временах.