Страница:
Одиссей замолчал и поднес кувшин с вином к губам, сделав глоток. Даже в воцарившемся молчании волшебство его истории не исчезло. Никто не двигался. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он рассказал им о женщине в пещере:
– Она казалась молодой и красивой, спокойной, словно закат. Целительница посмотрела на умирающего мальчика глазами любви и положила тонкую руку ему на лоб. Затем с низким вздохом она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Вся болезнь покинула ребенка, его глаза открылись. Женщина улыбнулась отцу. Так велика была радость этого человека, что он вернулся позже к целительнице и подарил ей волшебное руно. Праксинос услышал эту историю и решил найти пещеру, женщину и руно с нескончаемым потоком золота. Говорят, пытались и другие, но никому из них это не удалось. Потому что женщина была такой чистой, что мужчина даже с крупицей добра в душе не мог заставить себя причинить ей вред. Это не волновало Праксиноса, потому что в нем не осталось ничего, кроме горечи и желчи. Он бы завладел руном и убил женщину. Праксинос поклялся в этом. Один из членов его команды рассказал мне, что он даже дал кровавый обет в этом самому темному из старых богов, Кефелосу Пожирателю, черному и клыкастому Хозяину теней, – Одиссей покачал головой. – Наверное, именно он наслал туман, который окутал «Кровавого ястреба», словно саван. Мы плыли вперед медленно и осторожно, ожидая того момента, когда увидим землю или почувствуем скрип морского дна под нашим килем. Но этого не случилось. Вокруг мы слышали шепот и пение призраков, наши имена выкрикивали духи ночи. О, парни, это было ужасное время, потому что я не знаю, в каком море мы плыли той ночью. С наступлением рассвета туман исчез, а мы оказались на широкой реке, текущей по горной местности. «Руно близко, – закричал Праксинос. – Я чувствую, как оно зовет меня». Мы нашли место для стоянки и пошли вдоль берега. Праксинос разделил нас на группы, и мы отправились на поиски пещеры целительницы. В наш отряд входил я, старый Абидос, юноша по имени Мелеагрос и хетт, которого звали Арташес. Абидос был грязным ублюдком и одним из самых уродливых людей, которых вы когда-либо видели, но остальные были немногим лучше. В нашей группе не было ни одного красавца. Мы шли через сосновые леса и по прекрасному лугу, усыпанному желтыми цветами. Он был таким, когда мы увидели его. Рядом находилась пещера, возле которой на траве сидела толпа людей. Это были жители деревни, они принесли дары и еду целительнице. Там было около пятидесяти человек, старых и молодых, мужчин и женщин. А нас было только четверо, поэтому мы подошли к пещере, ничего не предпринимая. Я заглянул внутрь. Там на коврике сидела она и разговаривала со стариком и его женой. Позади нее, на стене пещеры, висело руно, которое сверкало, словно было сделано из золотого огня. Мы все увидели его и попали под его волшебную власть. Прежде чем я понял, что делаю, я вошел в пещеру с отвисшей челюстью и стоял там, глазея. Абидос оказался рядом со мной с открытым от удивления ртом. Молодой хетт прошептал какие-то слова, прозвучавшие как молитва. Мелеагрос подошел и коснулся руна, его палец покрылся золотым налетом.
Одиссей опять замолчал. Казалось, он дрожит от охвативших его воспоминаний, но он овладел собой и продолжил:
– Затем женщина встала с коврика. Она была уже немолода, но выглядела так хорошо, как ни одна женщина. Целительница подошла к старому Абидосу и положила руку ему на плечо. Он улыбнулся ей. Я говорил вам, что он был некрасивым человеком. Но с этого дня он больше не был уродливым. Удивительная вещь, потому что черты его лица не изменились. Он выглядел так же, но только не был некрасивым. «Добро пожаловать», – сказала она, ее голос был сладким, словно мед, им можно было наслаждаться. У Мелеагроса был нарыв на шее – противная штука, источающая гной. Она коснулась его, и краснота исчезла, осталась только чистая, загорелая кожа. В общем, ни один из нас не подумал пойти и найти Праксиноса. Но нам и не пришлось этого делать. Перед закатом он ворвался в пещеру с обнаженным мечом. У нас не было времени подумать и остановить его. Он промчался по пещере и вонзил меч в женщину. Она упала с криком. Затем он схватил руно со стены и бросился назад к кораблю. Мы не пошли с ним. Мы медленно приходили в себя от того, что увидели. Затем старый Абидос встал на колени рядом с умирающей целительницей. У него в глазах стояли слезы. Мелеагрос упал рядом с ним. «Жаль, что у меня нет дара, чтобы вылечить тебя, – сказал он. – Как у тебя». И он положил руку ей на лоб. И знаете что? Этот чертов нарыв внезапно появился у него на шее, а рана у нее на груди немного закрылась. Рядом были еще люди. Я повернулся к ним. «Она вылечила вас?» – спросил я. Они кивнули. «Тогда имейте храбрость вернуть назад полученный дар», – попросил я их. Друг за другом они выходили вперед. При виде этого зрелища разрывалось сердце. Старуха коснулась целительницы, и ее руки начали сильно трястись, они сморщились и иссохли. Мужчина склонился над ней, огромный нарост появился на его горле. И все это время рана женщины закрывалась, становилась все меньше. Наконец она вздохнула и открыла глаза. Мы помогли ей подняться, а целительница посмотрела на больных и умирающих вокруг. Затем женщина протянула руки, и вокруг пещеры вспыхнул золотой свет. Я ослеп на секунду, а когда зрение вернулось ко мне, болезнь и страдания покинули пещеру. Все снова были здоровы. Его голос стих.
– А что с руном? – закричал пират.
– А, да, руно. Я был рассержен, когда возвращался назад к кораблю. Я решил тогда выпотрошить Праксиноса, словно рыбу, от горла до паха, и бросить его тело в реку. Остальные чувствовали то же самое. Когда мы добрались до «Кровавого ястреба», мы увидели его сидящим на месте капитана с руном на коленях. Мы поднялись на борт и кинулись к нему. Тогда свет померк, и мы услышали его крик: «Помогите мне! Из жалости!» Только тогда я увидел его руки. Они стали золотыми – не покрытыми пылью, а сделанными из твердого металла. И мы увидели, как золото медленно вытекает из его рук. Старый Абидос подошел к нему и ударил костяшками пальцев по правой ноге Праксиноса. Она зазвенела. Тогда я посмотрел в глаза капитана. Во имя всех богов, я еще не видел такого ужаса. Мы остолбенели. Он умер, прежде чем золото добралось до его лица, но оно все еще вытекало, пока даже его волосы не превратились в золотые пряди. Когда все закончилось, мы взяли руно. В нем не осталось ни одной золотой крупинки. Это была простая шкура.
– Что вы сделали? – спросил другой слушатель.
– Мы ничего не могли исправить. Абидос отнес руно обратно к целительнице, мы разбили Праксиноса и разделили золото между собой. На свою долю я построил свой первый корабль. Но один маленький кусочек я оставил, чтобы он напоминал мне о том, как опасно быть слишком жадным.
Одиссей засунул руку в мешочек, висящий у него на поясе, и вытащил палец из золота, который он кинул ближе всех сидящему пирату.
– Пусти его по кругу, парень. Но не держи слишком долго. Он проклят.
Моряк посмотрел на него при свете костра и быстро протянул его человеку рядом. Золотой палец переходил из рук в руки, пока, наконец, не попал к Каллиадесу. Он рассмотрел его. Палец был совсем как настоящий, начиная со сломанного ногтя до сгиба сустава. Микенец протянул его Баноклу.
– Я не хочу его, – пробормотал великан, отклонившись. Наконец палец вернулся к Одиссею, который бросил его обратно в мешочек.
– Еще одну историю! – закричал молодой пират.
– Нет, парень, я слишком устал сегодня. Но если вы направляетесь на северо-восток, то можете остановиться на ночь вместе с нами. Может быть, у меня будет настроение рассказать еще одну историю. Я буду путешествовать с царем Идоменеем. Он тоже прекрасный рассказчик.
– Это человек, за которым мы охотимся, – сказал пират, который первым заговорил с Одиссеем при встрече.
– Я знаю это, Ослиная морда. Это глупая мысль. Вы хотите получить за него выкуп. И кто его заплатит? У царя Идоменея два сына, они оба хотели бы стать царями в его дворце. Поэтому они позволят вам убить его, не заплатив и медной монеты. Конечно, они будут уверять, что направили весь критский флот на ваши поиски. Память подсказывает мне, что это больше двух сотен галер. Они будут рыскать по морям, – Одиссей засмеялся. – Но я хорошо знаю людей и понимаю, что вы уже сами догадались об этом. Поэтому это будет скорее кровавая месть, чем пожива. Что Идоменей сделал вам?
– Я не буду отвечать на твой вопрос, Одиссей.
– Хорошо. Но ты будешь отвечать перед ними! – резко воскликнул он, показав на застывших в ожидании пиратов. – Они плавают ради добычи, не ради мести. Не ради кровавой прибыли.
– Он украл мою жену и убил моих сыновей, – объяснил пират дрожащим голосом. – А когда он закончил с ней, то продал египтянам. Я никогда не найду ее.
Одиссей помолчал минуту, а когда, наконец, заговорил, в его голосе больше не было резкости.
– Тогда у тебя есть причины для ненависти. Никто не станет возражать. Если бы кто-нибудь захватил мою Пенелопу, я бы охотился за ними и заставил бы их страдать. Это меньшее, что может сделать человек. Но это личное дело, и твои люди пойдут на смерть не ради награды. Идоменей не захватывал их жен и не убивал их сыновей.
С этими словами Одиссей толкнул ногой Генни и направился обратно к горной тропе. Свинья постояла минуту, а затем побежала за ним. Каллиадес и Банокл отправились следом.
– Это была прекрасная история, – заметил молодой воин. – Где на самом деле ты взял этот золотой палец?
Одиссей выглядел усталым, его ответ был невыразительным.
– Он мой, – объяснил царь Итаки, помахивая своим указательным пальцем. – Золотых дел мастер отлил форму для меня прошлым летом, а затем покрыл его золотом.
– Сколько пиратских кораблей выступит против нас теперь?
– Вероятно, два, в худшем случае, три, – вздохнул Одиссей. – Иссопон – умный старый боец. Он услышал мои слова и, думаю, заберет свои галеры. Но Ослиная морда – совсем другое дело. Он жаждет крови. И я не могу винить его. Идоменей всегда был жестоким и эгоистичным человеком.
Пирия спала, но сны ее были беспокойны. Ей снова снился день, когда она и ее пятнадцатилетний брат плавали в скалистом водоеме под мраморными валунами. Ахилл, на три года старше ее, был уже красивым юношей, сильным и атлетически сложенным, восхищающим своим умением обращаться с копьем и мечом. Кроме того, он был прекрасным бойцом и борцом. Отец обожал его, хвалил и осыпал дарами. Пирия никогда не завидовала. Она любила Ахилла и радовалась его успехам.
В день их последнего плавания скрытый за скалами водоем наполнился смехом. Это звук редко можно было услышать во дворце, стоящем высоко на горе над ними. Отец был суровым и раздражительным человеком. Слуги и рабы ходили осторожно, и даже вассалы говорили, понизив голос.
Когда она проснулась от первых лучей золотого солнца, сон все еще не отпускал ее, словно морской туман на скалах. Пирия задрожала. Отец не был жестоким, когда она была младше. Часто он сажал ее себе на колени, перебирая пальцами ее длинные светлые волосы. Порой он рассказывал ей истории. Это всегда были ужасные истории о мечах, крови и богах, принимающих человеческий облик, чтобы нести хаос и разрушение в мир людей. А потом отец изменился. Оглядываясь назад, она понимала, что это было связано с ее изменениями в переходном возрасте. Он часто не сводил с нее глаз, стал более угрюмым и холодным. Пирия была сбита с толку.
В один ужасный день понимание настигло ее, словно копье. Она сидела голой со своим братом, когда отец сбежал вниз по горной тропе, выкрикивая оскорбления и называя ее шлюхой.
– Как ты смеешь прыгать голой перед мужчиной? – кричал отец.
Это было странно, потому что они с братом плавали голыми вместе с детства. Но ярость отца все росла. Он приказал брату одеться и вернуться во дворец. Когда Ахилл ушел, он схватил Пирию за волосы.
– Ты хочешь заигрывать с мужчинами, потаскуха? – бушевал он. – Тогда я покажу тебе, что это значит.
Даже теперь воспоминания о последовавшем за этим насилии причиняли ей боль, и, отогнав их, она осмотрела берег в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь ее.
Одиссей разговаривал с толстым торговцем, который ходил вокруг загона со свиньями и осматривал животных. Каллиадес и Банокл стояли в стороне от команды и тихо разговаривали между собой. Она увидела чернокожего моряка, Биаса, который приближался к ней. У него в руках были доспехи из кожи и круглый кожаный шлем.
– Одиссей велел мне принести тебе это, – сказал он. – Похоже, будет бой, перед которым на нас обрушится град стрел.
– С кем вы будете сражаться?
– С пиратами.
Ее охватил страх, но она этого не показала. Пирия поблагодарила его, сняла плащ Банокла и надела доспехи. Они были сделаны грубо, но хорошо ей подошли. Шлем был слишком большим, поэтому девушка отложила его в сторону. Через несколько минут она увидела, что Биас принес еще одни доспехи Каллиадесу. Надев их, микенец увидел, что она смотрит на него, и улыбнулся. Пирия отвела взгляд.
К ней подошел царь Итаки.
– Лучше тебе подняться на борт, – посоветовал он.
– Ты получил хорошую цену за свиней?
– Нет. Пришлось заплатить Ористенесу, чтобы он присмотрел за ранеными, которых мы вынуждены оставить. Идоменей уверяет меня, что возместит затраты, но у него плохая память, когда нужно отдавать долги. Я все еще жду его деньги, которые он проиграл в споре со мной двенадцать сезонов назад. – Он улыбнулся и покачал головой. – Цари! Никому не стоит доверять дальше, чем ты можешь бросить быка.
Одиссей замолчал, глядя на свиней.
– Я думаю, Генни будет скучать по тебе, – заметила девушка. Царь Итаки засмеялся.
– Он визжал, когда я забрал у него желтый плащ. Полагаю, он ему понравился. Возможно, я навещу его в следующий раз, когда окажусь в этих местах.
– К тому времени он превратится в дымящийся окорок, – усмехнулась Пирия.
– Нет, только не Генни! Ористенес клянется, что будет относиться к нему как царю среди свиней. Он будет счастлив здесь.
– И ты веришь, что Ористенес сдержит слово? Одиссей вздохнул.
– Я верю в его чувство самосохранения. Я не продавал Генни ему. Это моя свинья. Ористенес может использоваться его для спаривания, а за это он должен хорошо его кормить. Ористенес знает меня. Он сделает то, что обещает.
– Или ты убьешь его, царь Одиссей?
– Я не стал бы убивать человека из-за свиньи. Возможно, просто сжег бы его дом, а самого продал бы в рабство. Но давай поговорим о тебе, Каллиопа. Почему ты убежала с острова Тера? Это было глупо и крайне опасно.
– Ты считаешь меня безмозглой девчонкой? – возмутилась она. – Время, проведенное на Тере, было самым счастливым в моей жизни. Никаких подлых и хитрых мужчин, предателей и насильников. Я ищу подругу, потому что предсказательница сказала мне, что я понадоблюсь ей перед самым концом.
– Концом чего?
– Я не знаю. Она видела пламя и пожар, а моя подруга убегала от жестоких убийц.
– И ты спасешь ее? – вопрос был задан мягко, без следа презрения.
– Если смогу, то спасу. Одиссей кивнул.
– Я боюсь, что видение может оказаться правдивым. Близится война, которой нельзя будет долго избегать. Твоя подруга – Андромаха. Я познакомился с ней по дороге в Трою. Прекрасная женщина. Она мне понравилась. Мы с ней заключили договор, она и я, что я всегда буду говорить ей правду, – он засмеялся. – Такие обещания я не так легко даю. Рассказчики преображают правду в ложь и ложь в правду. Нам приходится. Правда часто бывает очень скучной.
– Она говорила обо мне? – спросила Пирия, прежде чем смогла остановить себя.
– Андромаха говорила о любви к Тере и о том, и как ей не хотелось уезжать. Ты очень любишь ее, да?
– Она – это моя жизнь! – воскликнула девушка, глядя в его глаза в поисках презрения или отвращения.
– Остерегайся того, с кем поделишься этими чувствами, – тихо сказал он.
– И ты не собираешься говорить мне, что мои чувства изменятся, когда в моей жизни появится подходящий мужчина?
– Почему так зло? – спросил царь Итаки. – Ты думаешь, что я буду осуждать тебя? Любовь – это тайна. Мы получаем ее там, где можем. Чаще всего мы не выбираем, кого любить. Это просто происходит. Голос говорит с нами так, что ухо не может расслышать. Мы узнаем красоту, которую глаза не могут разглядеть. Мы ощущаем в наших сердцах изменения, которые нельзя описать словами. В любви нет зла, Каллиопа.
– Скажи это моему отцу. Скажите это жрицам, царям и воинам этого проклятого мира.
Он улыбнулся.
– Генни – храбрая свинья, и он мне нравится. Но я не буду тратить время, пытаясь объяснить ему тонкости мореплавания.
Пирия обнаружила, что ее гнев тает, и девушка улыбнулась царю.
– На это стоило бы посмотреть, – сказала она. Они постояли немного вместе, и девушка почувствовала тепло солнечных лучей на своем лице и свежий морской ветер в обрезанных волосах. Она повернулась к Одиссею:
– Ты сказал, что рассказчик создает правду из лжи? Как это может быть?
– Над этим вопросом я долго размышлял. – Он показал на Биаса. – Я однажды рассказал историю о крылатом демоне, который напал на «Пенелопу». Я сказал, что Биас, величайший копьеносец в мире, забросил копье так сильно, что оно пронзило крылья демона и спасло корабль от гибели. Биаса так поразила эта история, что он стал практиковаться с копьем. И в конце концов он завоевал большой приз на Играх царя. Понимаешь? Он стал великим, потому что я солгал об этом. И это больше не ложь.
– Я понимаю, – кивнула Пирия, – а как правда может стать ложью?
– О, девочка, этого никто из нас не может избежать. Наклонившись, он взял глиняную тарелку, на которой Биас ей вчера ночью принес еду.
– Что это? – спросил царь Итаки у нее.
– Глиняная тарелка.
– Да, глиняная. И она сделана руками человека, который воспользовался водой, землей и затем огнем. Без огня она бы не стала гончарным изделием, а без воды ей нельзя было бы придать форму. Все это правда. Так это настоящая тарелка?
– Да, это настоящая тарелка, – согласилась она. Внезапно Одиссей ударил кулаком о тарелку, разбив ее вдребезги.
– Это все еще тарелка? – поинтересовался он.
– Нет.
– И все же это гончарное изделие, сделанное из глины, воды и огня. Ты думаешь, что я изменил истину своим кулаком. Сделал ли я ее ложью?
– Нет, это была тарелка. Ты разбил ее, но ты не изменил правду ее существования.
– Хорошо! – восхищенно воскликнул он. – Мне нравится наблюдать за работой ума. По-моему, истина – это огромное количество сложностей, созданных из многих частей. А какая твоя правда? Главная жрица на Тере заявила бы, что ты предала Порядок, твои эгоистичные действия могли принести несчастье в мир, разбудить Минотавра и повергнуть все в темноту. Это правда? Ты бы сказала, что тобой движет любовь и желание защитить подругу, ты хочешь рискнуть своей жизнью ради нее. Главная Жрица приняла бы такую правду? Если бы я выдал тебя Порядку, та же Главная жрица назвала бы меня хорошим человеком и наградила бы меня. Будет ли это правдой? Если я отвезу тебя в Трою и это обнаружат, меня назовут безбожником и проклятым. Меня назовут плохим, злым человеком. Это правда или ложь? Одновременно? Это зависит от восприятия, понимания, веры. Поэтому, возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, не трудно сделать из правды ложь. Мы делаем это все время и часто даже не осознаем этого.
Он посмотрел на небо на востоке.
– Солнце встало. Пора отплывать.
Глава 9 Черная лошадь на волнах
– Она казалась молодой и красивой, спокойной, словно закат. Целительница посмотрела на умирающего мальчика глазами любви и положила тонкую руку ему на лоб. Затем с низким вздохом она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Вся болезнь покинула ребенка, его глаза открылись. Женщина улыбнулась отцу. Так велика была радость этого человека, что он вернулся позже к целительнице и подарил ей волшебное руно. Праксинос услышал эту историю и решил найти пещеру, женщину и руно с нескончаемым потоком золота. Говорят, пытались и другие, но никому из них это не удалось. Потому что женщина была такой чистой, что мужчина даже с крупицей добра в душе не мог заставить себя причинить ей вред. Это не волновало Праксиноса, потому что в нем не осталось ничего, кроме горечи и желчи. Он бы завладел руном и убил женщину. Праксинос поклялся в этом. Один из членов его команды рассказал мне, что он даже дал кровавый обет в этом самому темному из старых богов, Кефелосу Пожирателю, черному и клыкастому Хозяину теней, – Одиссей покачал головой. – Наверное, именно он наслал туман, который окутал «Кровавого ястреба», словно саван. Мы плыли вперед медленно и осторожно, ожидая того момента, когда увидим землю или почувствуем скрип морского дна под нашим килем. Но этого не случилось. Вокруг мы слышали шепот и пение призраков, наши имена выкрикивали духи ночи. О, парни, это было ужасное время, потому что я не знаю, в каком море мы плыли той ночью. С наступлением рассвета туман исчез, а мы оказались на широкой реке, текущей по горной местности. «Руно близко, – закричал Праксинос. – Я чувствую, как оно зовет меня». Мы нашли место для стоянки и пошли вдоль берега. Праксинос разделил нас на группы, и мы отправились на поиски пещеры целительницы. В наш отряд входил я, старый Абидос, юноша по имени Мелеагрос и хетт, которого звали Арташес. Абидос был грязным ублюдком и одним из самых уродливых людей, которых вы когда-либо видели, но остальные были немногим лучше. В нашей группе не было ни одного красавца. Мы шли через сосновые леса и по прекрасному лугу, усыпанному желтыми цветами. Он был таким, когда мы увидели его. Рядом находилась пещера, возле которой на траве сидела толпа людей. Это были жители деревни, они принесли дары и еду целительнице. Там было около пятидесяти человек, старых и молодых, мужчин и женщин. А нас было только четверо, поэтому мы подошли к пещере, ничего не предпринимая. Я заглянул внутрь. Там на коврике сидела она и разговаривала со стариком и его женой. Позади нее, на стене пещеры, висело руно, которое сверкало, словно было сделано из золотого огня. Мы все увидели его и попали под его волшебную власть. Прежде чем я понял, что делаю, я вошел в пещеру с отвисшей челюстью и стоял там, глазея. Абидос оказался рядом со мной с открытым от удивления ртом. Молодой хетт прошептал какие-то слова, прозвучавшие как молитва. Мелеагрос подошел и коснулся руна, его палец покрылся золотым налетом.
Одиссей опять замолчал. Казалось, он дрожит от охвативших его воспоминаний, но он овладел собой и продолжил:
– Затем женщина встала с коврика. Она была уже немолода, но выглядела так хорошо, как ни одна женщина. Целительница подошла к старому Абидосу и положила руку ему на плечо. Он улыбнулся ей. Я говорил вам, что он был некрасивым человеком. Но с этого дня он больше не был уродливым. Удивительная вещь, потому что черты его лица не изменились. Он выглядел так же, но только не был некрасивым. «Добро пожаловать», – сказала она, ее голос был сладким, словно мед, им можно было наслаждаться. У Мелеагроса был нарыв на шее – противная штука, источающая гной. Она коснулась его, и краснота исчезла, осталась только чистая, загорелая кожа. В общем, ни один из нас не подумал пойти и найти Праксиноса. Но нам и не пришлось этого делать. Перед закатом он ворвался в пещеру с обнаженным мечом. У нас не было времени подумать и остановить его. Он промчался по пещере и вонзил меч в женщину. Она упала с криком. Затем он схватил руно со стены и бросился назад к кораблю. Мы не пошли с ним. Мы медленно приходили в себя от того, что увидели. Затем старый Абидос встал на колени рядом с умирающей целительницей. У него в глазах стояли слезы. Мелеагрос упал рядом с ним. «Жаль, что у меня нет дара, чтобы вылечить тебя, – сказал он. – Как у тебя». И он положил руку ей на лоб. И знаете что? Этот чертов нарыв внезапно появился у него на шее, а рана у нее на груди немного закрылась. Рядом были еще люди. Я повернулся к ним. «Она вылечила вас?» – спросил я. Они кивнули. «Тогда имейте храбрость вернуть назад полученный дар», – попросил я их. Друг за другом они выходили вперед. При виде этого зрелища разрывалось сердце. Старуха коснулась целительницы, и ее руки начали сильно трястись, они сморщились и иссохли. Мужчина склонился над ней, огромный нарост появился на его горле. И все это время рана женщины закрывалась, становилась все меньше. Наконец она вздохнула и открыла глаза. Мы помогли ей подняться, а целительница посмотрела на больных и умирающих вокруг. Затем женщина протянула руки, и вокруг пещеры вспыхнул золотой свет. Я ослеп на секунду, а когда зрение вернулось ко мне, болезнь и страдания покинули пещеру. Все снова были здоровы. Его голос стих.
– А что с руном? – закричал пират.
– А, да, руно. Я был рассержен, когда возвращался назад к кораблю. Я решил тогда выпотрошить Праксиноса, словно рыбу, от горла до паха, и бросить его тело в реку. Остальные чувствовали то же самое. Когда мы добрались до «Кровавого ястреба», мы увидели его сидящим на месте капитана с руном на коленях. Мы поднялись на борт и кинулись к нему. Тогда свет померк, и мы услышали его крик: «Помогите мне! Из жалости!» Только тогда я увидел его руки. Они стали золотыми – не покрытыми пылью, а сделанными из твердого металла. И мы увидели, как золото медленно вытекает из его рук. Старый Абидос подошел к нему и ударил костяшками пальцев по правой ноге Праксиноса. Она зазвенела. Тогда я посмотрел в глаза капитана. Во имя всех богов, я еще не видел такого ужаса. Мы остолбенели. Он умер, прежде чем золото добралось до его лица, но оно все еще вытекало, пока даже его волосы не превратились в золотые пряди. Когда все закончилось, мы взяли руно. В нем не осталось ни одной золотой крупинки. Это была простая шкура.
– Что вы сделали? – спросил другой слушатель.
– Мы ничего не могли исправить. Абидос отнес руно обратно к целительнице, мы разбили Праксиноса и разделили золото между собой. На свою долю я построил свой первый корабль. Но один маленький кусочек я оставил, чтобы он напоминал мне о том, как опасно быть слишком жадным.
Одиссей засунул руку в мешочек, висящий у него на поясе, и вытащил палец из золота, который он кинул ближе всех сидящему пирату.
– Пусти его по кругу, парень. Но не держи слишком долго. Он проклят.
Моряк посмотрел на него при свете костра и быстро протянул его человеку рядом. Золотой палец переходил из рук в руки, пока, наконец, не попал к Каллиадесу. Он рассмотрел его. Палец был совсем как настоящий, начиная со сломанного ногтя до сгиба сустава. Микенец протянул его Баноклу.
– Я не хочу его, – пробормотал великан, отклонившись. Наконец палец вернулся к Одиссею, который бросил его обратно в мешочек.
– Еще одну историю! – закричал молодой пират.
– Нет, парень, я слишком устал сегодня. Но если вы направляетесь на северо-восток, то можете остановиться на ночь вместе с нами. Может быть, у меня будет настроение рассказать еще одну историю. Я буду путешествовать с царем Идоменеем. Он тоже прекрасный рассказчик.
– Это человек, за которым мы охотимся, – сказал пират, который первым заговорил с Одиссеем при встрече.
– Я знаю это, Ослиная морда. Это глупая мысль. Вы хотите получить за него выкуп. И кто его заплатит? У царя Идоменея два сына, они оба хотели бы стать царями в его дворце. Поэтому они позволят вам убить его, не заплатив и медной монеты. Конечно, они будут уверять, что направили весь критский флот на ваши поиски. Память подсказывает мне, что это больше двух сотен галер. Они будут рыскать по морям, – Одиссей засмеялся. – Но я хорошо знаю людей и понимаю, что вы уже сами догадались об этом. Поэтому это будет скорее кровавая месть, чем пожива. Что Идоменей сделал вам?
– Я не буду отвечать на твой вопрос, Одиссей.
– Хорошо. Но ты будешь отвечать перед ними! – резко воскликнул он, показав на застывших в ожидании пиратов. – Они плавают ради добычи, не ради мести. Не ради кровавой прибыли.
– Он украл мою жену и убил моих сыновей, – объяснил пират дрожащим голосом. – А когда он закончил с ней, то продал египтянам. Я никогда не найду ее.
Одиссей помолчал минуту, а когда, наконец, заговорил, в его голосе больше не было резкости.
– Тогда у тебя есть причины для ненависти. Никто не станет возражать. Если бы кто-нибудь захватил мою Пенелопу, я бы охотился за ними и заставил бы их страдать. Это меньшее, что может сделать человек. Но это личное дело, и твои люди пойдут на смерть не ради награды. Идоменей не захватывал их жен и не убивал их сыновей.
С этими словами Одиссей толкнул ногой Генни и направился обратно к горной тропе. Свинья постояла минуту, а затем побежала за ним. Каллиадес и Банокл отправились следом.
– Это была прекрасная история, – заметил молодой воин. – Где на самом деле ты взял этот золотой палец?
Одиссей выглядел усталым, его ответ был невыразительным.
– Он мой, – объяснил царь Итаки, помахивая своим указательным пальцем. – Золотых дел мастер отлил форму для меня прошлым летом, а затем покрыл его золотом.
– Сколько пиратских кораблей выступит против нас теперь?
– Вероятно, два, в худшем случае, три, – вздохнул Одиссей. – Иссопон – умный старый боец. Он услышал мои слова и, думаю, заберет свои галеры. Но Ослиная морда – совсем другое дело. Он жаждет крови. И я не могу винить его. Идоменей всегда был жестоким и эгоистичным человеком.
Пирия спала, но сны ее были беспокойны. Ей снова снился день, когда она и ее пятнадцатилетний брат плавали в скалистом водоеме под мраморными валунами. Ахилл, на три года старше ее, был уже красивым юношей, сильным и атлетически сложенным, восхищающим своим умением обращаться с копьем и мечом. Кроме того, он был прекрасным бойцом и борцом. Отец обожал его, хвалил и осыпал дарами. Пирия никогда не завидовала. Она любила Ахилла и радовалась его успехам.
В день их последнего плавания скрытый за скалами водоем наполнился смехом. Это звук редко можно было услышать во дворце, стоящем высоко на горе над ними. Отец был суровым и раздражительным человеком. Слуги и рабы ходили осторожно, и даже вассалы говорили, понизив голос.
Когда она проснулась от первых лучей золотого солнца, сон все еще не отпускал ее, словно морской туман на скалах. Пирия задрожала. Отец не был жестоким, когда она была младше. Часто он сажал ее себе на колени, перебирая пальцами ее длинные светлые волосы. Порой он рассказывал ей истории. Это всегда были ужасные истории о мечах, крови и богах, принимающих человеческий облик, чтобы нести хаос и разрушение в мир людей. А потом отец изменился. Оглядываясь назад, она понимала, что это было связано с ее изменениями в переходном возрасте. Он часто не сводил с нее глаз, стал более угрюмым и холодным. Пирия была сбита с толку.
В один ужасный день понимание настигло ее, словно копье. Она сидела голой со своим братом, когда отец сбежал вниз по горной тропе, выкрикивая оскорбления и называя ее шлюхой.
– Как ты смеешь прыгать голой перед мужчиной? – кричал отец.
Это было странно, потому что они с братом плавали голыми вместе с детства. Но ярость отца все росла. Он приказал брату одеться и вернуться во дворец. Когда Ахилл ушел, он схватил Пирию за волосы.
– Ты хочешь заигрывать с мужчинами, потаскуха? – бушевал он. – Тогда я покажу тебе, что это значит.
Даже теперь воспоминания о последовавшем за этим насилии причиняли ей боль, и, отогнав их, она осмотрела берег в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь ее.
Одиссей разговаривал с толстым торговцем, который ходил вокруг загона со свиньями и осматривал животных. Каллиадес и Банокл стояли в стороне от команды и тихо разговаривали между собой. Она увидела чернокожего моряка, Биаса, который приближался к ней. У него в руках были доспехи из кожи и круглый кожаный шлем.
– Одиссей велел мне принести тебе это, – сказал он. – Похоже, будет бой, перед которым на нас обрушится град стрел.
– С кем вы будете сражаться?
– С пиратами.
Ее охватил страх, но она этого не показала. Пирия поблагодарила его, сняла плащ Банокла и надела доспехи. Они были сделаны грубо, но хорошо ей подошли. Шлем был слишком большим, поэтому девушка отложила его в сторону. Через несколько минут она увидела, что Биас принес еще одни доспехи Каллиадесу. Надев их, микенец увидел, что она смотрит на него, и улыбнулся. Пирия отвела взгляд.
К ней подошел царь Итаки.
– Лучше тебе подняться на борт, – посоветовал он.
– Ты получил хорошую цену за свиней?
– Нет. Пришлось заплатить Ористенесу, чтобы он присмотрел за ранеными, которых мы вынуждены оставить. Идоменей уверяет меня, что возместит затраты, но у него плохая память, когда нужно отдавать долги. Я все еще жду его деньги, которые он проиграл в споре со мной двенадцать сезонов назад. – Он улыбнулся и покачал головой. – Цари! Никому не стоит доверять дальше, чем ты можешь бросить быка.
Одиссей замолчал, глядя на свиней.
– Я думаю, Генни будет скучать по тебе, – заметила девушка. Царь Итаки засмеялся.
– Он визжал, когда я забрал у него желтый плащ. Полагаю, он ему понравился. Возможно, я навещу его в следующий раз, когда окажусь в этих местах.
– К тому времени он превратится в дымящийся окорок, – усмехнулась Пирия.
– Нет, только не Генни! Ористенес клянется, что будет относиться к нему как царю среди свиней. Он будет счастлив здесь.
– И ты веришь, что Ористенес сдержит слово? Одиссей вздохнул.
– Я верю в его чувство самосохранения. Я не продавал Генни ему. Это моя свинья. Ористенес может использоваться его для спаривания, а за это он должен хорошо его кормить. Ористенес знает меня. Он сделает то, что обещает.
– Или ты убьешь его, царь Одиссей?
– Я не стал бы убивать человека из-за свиньи. Возможно, просто сжег бы его дом, а самого продал бы в рабство. Но давай поговорим о тебе, Каллиопа. Почему ты убежала с острова Тера? Это было глупо и крайне опасно.
– Ты считаешь меня безмозглой девчонкой? – возмутилась она. – Время, проведенное на Тере, было самым счастливым в моей жизни. Никаких подлых и хитрых мужчин, предателей и насильников. Я ищу подругу, потому что предсказательница сказала мне, что я понадоблюсь ей перед самым концом.
– Концом чего?
– Я не знаю. Она видела пламя и пожар, а моя подруга убегала от жестоких убийц.
– И ты спасешь ее? – вопрос был задан мягко, без следа презрения.
– Если смогу, то спасу. Одиссей кивнул.
– Я боюсь, что видение может оказаться правдивым. Близится война, которой нельзя будет долго избегать. Твоя подруга – Андромаха. Я познакомился с ней по дороге в Трою. Прекрасная женщина. Она мне понравилась. Мы с ней заключили договор, она и я, что я всегда буду говорить ей правду, – он засмеялся. – Такие обещания я не так легко даю. Рассказчики преображают правду в ложь и ложь в правду. Нам приходится. Правда часто бывает очень скучной.
– Она говорила обо мне? – спросила Пирия, прежде чем смогла остановить себя.
– Андромаха говорила о любви к Тере и о том, и как ей не хотелось уезжать. Ты очень любишь ее, да?
– Она – это моя жизнь! – воскликнула девушка, глядя в его глаза в поисках презрения или отвращения.
– Остерегайся того, с кем поделишься этими чувствами, – тихо сказал он.
– И ты не собираешься говорить мне, что мои чувства изменятся, когда в моей жизни появится подходящий мужчина?
– Почему так зло? – спросил царь Итаки. – Ты думаешь, что я буду осуждать тебя? Любовь – это тайна. Мы получаем ее там, где можем. Чаще всего мы не выбираем, кого любить. Это просто происходит. Голос говорит с нами так, что ухо не может расслышать. Мы узнаем красоту, которую глаза не могут разглядеть. Мы ощущаем в наших сердцах изменения, которые нельзя описать словами. В любви нет зла, Каллиопа.
– Скажи это моему отцу. Скажите это жрицам, царям и воинам этого проклятого мира.
Он улыбнулся.
– Генни – храбрая свинья, и он мне нравится. Но я не буду тратить время, пытаясь объяснить ему тонкости мореплавания.
Пирия обнаружила, что ее гнев тает, и девушка улыбнулась царю.
– На это стоило бы посмотреть, – сказала она. Они постояли немного вместе, и девушка почувствовала тепло солнечных лучей на своем лице и свежий морской ветер в обрезанных волосах. Она повернулась к Одиссею:
– Ты сказал, что рассказчик создает правду из лжи? Как это может быть?
– Над этим вопросом я долго размышлял. – Он показал на Биаса. – Я однажды рассказал историю о крылатом демоне, который напал на «Пенелопу». Я сказал, что Биас, величайший копьеносец в мире, забросил копье так сильно, что оно пронзило крылья демона и спасло корабль от гибели. Биаса так поразила эта история, что он стал практиковаться с копьем. И в конце концов он завоевал большой приз на Играх царя. Понимаешь? Он стал великим, потому что я солгал об этом. И это больше не ложь.
– Я понимаю, – кивнула Пирия, – а как правда может стать ложью?
– О, девочка, этого никто из нас не может избежать. Наклонившись, он взял глиняную тарелку, на которой Биас ей вчера ночью принес еду.
– Что это? – спросил царь Итаки у нее.
– Глиняная тарелка.
– Да, глиняная. И она сделана руками человека, который воспользовался водой, землей и затем огнем. Без огня она бы не стала гончарным изделием, а без воды ей нельзя было бы придать форму. Все это правда. Так это настоящая тарелка?
– Да, это настоящая тарелка, – согласилась она. Внезапно Одиссей ударил кулаком о тарелку, разбив ее вдребезги.
– Это все еще тарелка? – поинтересовался он.
– Нет.
– И все же это гончарное изделие, сделанное из глины, воды и огня. Ты думаешь, что я изменил истину своим кулаком. Сделал ли я ее ложью?
– Нет, это была тарелка. Ты разбил ее, но ты не изменил правду ее существования.
– Хорошо! – восхищенно воскликнул он. – Мне нравится наблюдать за работой ума. По-моему, истина – это огромное количество сложностей, созданных из многих частей. А какая твоя правда? Главная жрица на Тере заявила бы, что ты предала Порядок, твои эгоистичные действия могли принести несчастье в мир, разбудить Минотавра и повергнуть все в темноту. Это правда? Ты бы сказала, что тобой движет любовь и желание защитить подругу, ты хочешь рискнуть своей жизнью ради нее. Главная Жрица приняла бы такую правду? Если бы я выдал тебя Порядку, та же Главная жрица назвала бы меня хорошим человеком и наградила бы меня. Будет ли это правдой? Если я отвезу тебя в Трою и это обнаружат, меня назовут безбожником и проклятым. Меня назовут плохим, злым человеком. Это правда или ложь? Одновременно? Это зависит от восприятия, понимания, веры. Поэтому, возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, не трудно сделать из правды ложь. Мы делаем это все время и часто даже не осознаем этого.
Он посмотрел на небо на востоке.
– Солнце встало. Пора отплывать.
Глава 9 Черная лошадь на волнах
Море было спокойным, дул легкий северный ветер, когда «Пенелопа» отчалила от берега. Последний моряк взобрался на борт, и весла заскользили по чистой голубой воде. Одиссей стоял на задней палубе, наблюдая за гребцами. Вся команда теперь была в кожаных доспехах и шлемах, а рядом с ними лежали луки и колчаны со стрелами. Сам царь Итаки тоже оделся в доспехи, такие же, как у его людей. Рядом с ним стоял великолепно вооруженный Идоменей в высоком шлеме. Нестор не стал надевать доспехи, он был в простой зеленой тунике длиной до колен и длинном плаще потрясающе белого цвета. Оба его сына облачились в доспехи и взяли круглые щиты. Они стояли рядом с отцом, готовые защищать его.
Дул свежий ветер, обещая дождь. Оказавшись в открытом море, Биас начал отсчитывать более быстрый ритм, а гребцы сильнее налегли на весла.
– Ты говоришь, что у него лицо, как у осла? – спросил Идоменей у Одиссея. – Я не помню такого человека.
– А он тебя запомнил, – возразил ему царь Итаки.
– Может, ты спросил его имя?
– Если ты не можешь вспомнить человека, сыновей которого ты убил и жену которого украл, сомневаюсь, что тебе поможет его имя.
Идоменей засмеялся.
– Я украл множество жен. Поверь мне, Одиссей, большинство из них были счастливы, что их украли.
Царь Итаки пожал плечами.
– Полагаю, ты скоро с ним встретишься. Его лицо, возможно, будет последним, что ты увидишь.
Идоменей покачал головой.
– Я не умру здесь. Однажды предсказатель сказал мне, что я умру в тот день, когда в полдень воцарится полночь. Пока этого не случилось.
Одиссей отошел от царя Крита, изучая море и мыс. Он услышал, как великан Банокл жалуется Каллиадесу:
– Не много места для боя, если кто-то нападет. И если пираты тоже в кожаных доспехах, я не буду знать, кого я убиваю.
– Лучше убивай тех, кто нападает на тебя.
– Это хороший план. Оборонительная позиция. Но лучше я буду нападать. Держу пари, ты пожалеешь, что оставил доспехи на пиратском корабле. Я говорил тебе. Эти кожаные доспехи не смогут защитить даже от брошенной гальки.
– Мне следовало прислушаться к твоим словам, – согласился Каллиадес. – Но тогда ты – человек, который надевает доспехи даже в публичный дом.
– Человек никогда не знает, где его подстерегает опасность, – заметил Банокл. – И однажды меня ранил муж шлюхи.
Молодой воин засмеялся.
– В задницу. Ты убегал, насколько я помню.
– Мне понравился этот человек. Я не хотел его убивать. В любом случае, это была просто царапина. Даже не нужно было зашивать.
Одиссей улыбнулся. Его симпатия к этим воинам росла с каждым днем.
Пирия стояла на корме, глядя на берег. Ее плечи были напряжены, а выражение лица сосредоточенно. Одиссей увидел, как к ней подошел Каллиадес.
– Она – прекрасный корабль, – сказал он. Ответ девушки был холодным:
– Я обычно удивляюсь, почему мужчины говорят «она», когда разговаривают о кораблях. Когда я была маленькой, то считала, что это из уважения. Теперь я знаю, что это не так. Лодки плывут туда, куда им велят мужчины. Это просто вещи, на которых ездят мужчины.
Одиссей подошел к ним.
– Имеет значение любовь, Пирия. Послушай моряков, когда они говорят о «Пенелопе». Ты не услышишь ничего, кроме любви и восхищения.
– Разная правда, – вздохнула она и улыбнулась. Каллиадес глядел удивленно.
Одиссей заметил корабль, появившийся со стороны мыса, примерно в полумиле впереди. Это была большая галера с двадцатью гребцами на каждой стороне, бойцы собрались на центральной палубе. Биас тоже увидел пиратов и наклонился над рулем, уводя «Пенелопу» от них. Одиссей прошел мимо Каллиадеса, упал на одно колено и поднял люк, а потом опустился на нижнюю палубу. Когда он вернулся, у него в руках был большой лук, сделанный из дерева, кожи и рога. На плече висел колчан с очень длинными стрелами.
– Вам повезло сегодня, – сказал он Пирии. – Это Акилина, величайший лук во всем мире. Я однажды послал из него стрелу в луну.
Девушка не улыбнулась, и Одиссей почувствовал страх и напряжение, исходящие от нее. Только гордость помогала ей держать себя в руках.
Дул свежий ветер, обещая дождь. Оказавшись в открытом море, Биас начал отсчитывать более быстрый ритм, а гребцы сильнее налегли на весла.
– Ты говоришь, что у него лицо, как у осла? – спросил Идоменей у Одиссея. – Я не помню такого человека.
– А он тебя запомнил, – возразил ему царь Итаки.
– Может, ты спросил его имя?
– Если ты не можешь вспомнить человека, сыновей которого ты убил и жену которого украл, сомневаюсь, что тебе поможет его имя.
Идоменей засмеялся.
– Я украл множество жен. Поверь мне, Одиссей, большинство из них были счастливы, что их украли.
Царь Итаки пожал плечами.
– Полагаю, ты скоро с ним встретишься. Его лицо, возможно, будет последним, что ты увидишь.
Идоменей покачал головой.
– Я не умру здесь. Однажды предсказатель сказал мне, что я умру в тот день, когда в полдень воцарится полночь. Пока этого не случилось.
Одиссей отошел от царя Крита, изучая море и мыс. Он услышал, как великан Банокл жалуется Каллиадесу:
– Не много места для боя, если кто-то нападет. И если пираты тоже в кожаных доспехах, я не буду знать, кого я убиваю.
– Лучше убивай тех, кто нападает на тебя.
– Это хороший план. Оборонительная позиция. Но лучше я буду нападать. Держу пари, ты пожалеешь, что оставил доспехи на пиратском корабле. Я говорил тебе. Эти кожаные доспехи не смогут защитить даже от брошенной гальки.
– Мне следовало прислушаться к твоим словам, – согласился Каллиадес. – Но тогда ты – человек, который надевает доспехи даже в публичный дом.
– Человек никогда не знает, где его подстерегает опасность, – заметил Банокл. – И однажды меня ранил муж шлюхи.
Молодой воин засмеялся.
– В задницу. Ты убегал, насколько я помню.
– Мне понравился этот человек. Я не хотел его убивать. В любом случае, это была просто царапина. Даже не нужно было зашивать.
Одиссей улыбнулся. Его симпатия к этим воинам росла с каждым днем.
Пирия стояла на корме, глядя на берег. Ее плечи были напряжены, а выражение лица сосредоточенно. Одиссей увидел, как к ней подошел Каллиадес.
– Она – прекрасный корабль, – сказал он. Ответ девушки был холодным:
– Я обычно удивляюсь, почему мужчины говорят «она», когда разговаривают о кораблях. Когда я была маленькой, то считала, что это из уважения. Теперь я знаю, что это не так. Лодки плывут туда, куда им велят мужчины. Это просто вещи, на которых ездят мужчины.
Одиссей подошел к ним.
– Имеет значение любовь, Пирия. Послушай моряков, когда они говорят о «Пенелопе». Ты не услышишь ничего, кроме любви и восхищения.
– Разная правда, – вздохнула она и улыбнулась. Каллиадес глядел удивленно.
Одиссей заметил корабль, появившийся со стороны мыса, примерно в полумиле впереди. Это была большая галера с двадцатью гребцами на каждой стороне, бойцы собрались на центральной палубе. Биас тоже увидел пиратов и наклонился над рулем, уводя «Пенелопу» от них. Одиссей прошел мимо Каллиадеса, упал на одно колено и поднял люк, а потом опустился на нижнюю палубу. Когда он вернулся, у него в руках был большой лук, сделанный из дерева, кожи и рога. На плече висел колчан с очень длинными стрелами.
– Вам повезло сегодня, – сказал он Пирии. – Это Акилина, величайший лук во всем мире. Я однажды послал из него стрелу в луну.
Девушка не улыбнулась, и Одиссей почувствовал страх и напряжение, исходящие от нее. Только гордость помогала ей держать себя в руках.