Биас зевнул и бросил сердитый взгляд на своего царя.
   – Почему ты больше никого не будишь, когда не можешь уснуть?
   – Они не так раздражаются, как ты. Это не так забавно.
   – Они тоже раздражаются, царь, только не показывают этого.
   – Я подумываю о том, чтобы оставить Генни и продать остальных. Талисман для «Пенелопы».
   Биас вздохнул:
   – Ты не станешь этого делать. Ты просто говоришь так, чтобы рассердить меня.
   – Но это неплохая идея.
   – Что именно? Рассердить меня или оставить свинью?
   – Обе эти идеи неплохие – но я имел в виду свинью. Чернокожий моряк засмеялся.
   – Я понимаю, что это было бы смешно. Да, – сказал он, немного подумав. – Мне нравится эта мысль.
   – Это глупая идея, – фыркнул Одиссей. – Свиньи – общительные создания. Ему было бы одиноко. К тому же из-за него провонял бы весь корабль.
   Он посмотрел на Биаса и встретил понимающий взгляд.
   – Да нет, правда, никаких хитростей. Мне действительно нравится эта свинья!
   – Я знаю. Я слышал, как ты разговаривал с ней. Туман сгущается, – добавил Биас, показав на море, где белая стена медленно наползала на камни.
   – Хорошее ясное утро рассеет его.
   Одиссей протер глаза. Они устали и были словно песком засыпаны.
   – Ты решил, что делать с нашими пассажирами? – спросил его первый помощник, потянувшись за бурдюком с водой и сделав большой глоток.
   – Отвезу их туда, куда они хотят.
   – Это хорошо.
   – Женщину тоже. Биас посмотрел на него.
   – Я не знал, что были какие-то сомнения насчет женщины.
   – А я не упоминал о ней? – поинтересовался Одиссей, понизив голос. – Она беглая жрица с острова Теры. Это означает смерть для каждого, кто будет помогать ей.
   – Беглая… Ох! Ты все еще пытаешься разыгрывать меня.
   – Нет, я не шучу.
   – Прекрати, Одиссей, – сказал чернокожий моряк. – Я не в настроении для таких шуток.
   Царь Итаки вздохнул.
   – Ты говоришь, что знаешь меня, Биас, мой друг. Тогда посмотри мне глаза и ответь, шучу я или нет. Она та, о ком я говорю.
   Биас посмотрел на него, затем сделал еще глоток.
   – Я начинаю жалеть, что это не вино, – усмехнулся он. – Теперь поговорим серьезно, мой царь. Она беглая жрица с Теры?
   – Да.
   Биас выругался.
   – Разве они не сожгли последнюю беглянку? – прошептал он, нервно оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что все спят.
   – Сожгли заживо. Они сожгли семью, которая приняла ее, и капитана корабля, на судне которого она сбежала. И отрезали голову мужчине, с которым она скрылась.
   – Да, да, теперь я это вспомнил! – воскликнул первый помощник. – Так, кто такая Пирия? Пожалуйста, скажи мне, что она дочь какого-то вождя племени, живущего далеко от моря.
   – Ее отец – Пелей, царь Фессалии.
   – Зубы Кракена! Она сестра Ахилла?
   – Так и есть.
   – Мы могли бы выдать ее в Киосе, – предложил моряк. – Там есть храм Афины, и жрицы могли бы подержать ее там, пока не сообщат семье.
   – Выдать ее? Биас, парень, не ты ли говорил мне, что двое храбрых мужчин спасли эту девушку? И что все мои истории о героях? Какая разница?
   – Ты хорошо знаешь, в чем разница, – зашипел Биас. – Двое микенцев испарятся, присоединившись к какому-нибудь чужеземному отряду, и это будет разумно. Девушка – сестра Ахилла. Убийцы Ахилла, Кровопийцы, Потрошителя. Когда ее поймают – а это случится, – пойдут слухи, что «Пенелопа» участвовала в ее побеге. Ты хочешь, чтобы Ахилл охотился за тобой? Нет более известного убийцы в западных землях.
   Одиссей тихо засмеялся.
   – Так, по-твоему, мы можем вести себя героически, когда нас невозможно поймать, но если существует реальная опасность, тогда нам следует вести себя как трусы?
   Теперь чернокожий моряк вздохнул.
   – Не имеет значения, что я скажу, ты уже принял решение.
   – Да, это так. Пойми это, мой друг. Я согласен со всем, что ты сказал.
   – Тогда зачем рисковать? Одиссей помолчал минуту.
   – Наверное потому, что это история, Биас. И я не имею в виду сказки, которые рассказывают на берегу в лунную ночь. Это нить в огромном ковре. Может быть, я хочу увидеть весь узор. Подумай об этом. Жрица царского рода убегает из Великого Храма, ее захватывают пираты. Двое из этих пиратов выступают против своих товарищей и рискуют жизнью, чтобы спасти ее. Они не знают почему. Затем мы случайно попадаемся на их пути. Зеленое море огромно. Но она оказывается на корабле, которым управляет царь, знакомый с ней. И куда она направляется? В Золотой город, куда едут все цари запада и востока. В город интриг, заговоров и надежд разбогатеть.
   – И Ахилл будет там, – заметил Биас.
   – О, да. Как он может не приехать? Гектор и Ахилл – два великана на поле битвы, две легенды, два героя. Гордость и тщеславие приведут Ахилла в Трою. Он будет надеяться, что Гектор примет участие в играх, устроенных в честь его свадьбы. Он мечтает о том, чтобы победить его, чтобы люди говорили только об одном великом герое.
   – Поэтому мы плывем в Трою со сбежавшей сестрой Ахилла? И что она там будет делать? Ходить по улицам, пока кто-нибудь не узнает ее?
   Царь Итаки покачал головой.
   – Мне кажется, что она ищет другую бывшую жрицу Теры – подругу.
   Внезапно к чернокожему моряку пришло озарение:
   – Ты говоришь об Андромахе?
   – Да.
   – Сбежавшая сестра Ахилла направляется к невесте Гектора?
   – Да. Теперь ты видишь, что я имею в виду, говоря о нитке и ковре?
   – Меня не волнуют нити! – с чувством воскликнул Биас. – Но команда не должна узнать, кто эта девушка.
   – Она не станет им рассказывать. И чем меньше они будут знать, тем им будет лучше.
   – Я бы тоже предпочел ничего не знать, – со злостью сказал моряк.
   Одиссей усмехнулся.
   – Так ты все еще полагаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам?
   Биас замолчал на какое-то время, а когда заговорил, то царь Итаки услышал печаль в его голосе.
   – Это не имеет отношения к тому, что я знаю о тебе, Одиссей. Человек, которого я действительно не знаю, – я сам.
   – Думаю, мы никогда так и не узнаем себя по-настоящему, – глубоко вздохнул Одиссей. – Я привык быть Грабителем городов, торговцем рабами и разбойником. Мне казалось, что я удовлетворен этим. Затем я стал торговцем, человеком, у которого нет врагов. И я считаю, что я удовлетворен. Я ошибался тогда, может, я ошибаюсь и сейчас? – он посмотрел на Биаса. – Порой мне кажется: чем больше я узнаю, тем меньше знаю.
   – Ну, мне больше нравится служить человеку, у которого нет врагов, – улыбнулся моряк.
   Они посидели молча какое-то время. Наконец Одиссей встал.
   – Знаешь, он все еще снится мне, – сказал он. – Я все еще слышу его смех.
   Биаса охватила печаль, когда он смотрел вслед удаляющемуся царю Итаки.
   «Знаешь, он все еще снится мне. Я все еще слышу его смех».
   Прошло четырнадцать лет с тех ужасных дней смерти и отчаяния, но у Биаса остались яркие, тяжелые и болезненные воспоминания.
   Во время похода за рабами Биаса ранили в левую руку топором. Треснула кость, руку пришлось долго лечить. Все же им удалось захватить восемнадцать женщин, предназначенных для невольничьих рынков Кипра. Рабыни молчали все путешествие, сбившись в кучу в центре палубы. Но когда они наконец прибыли на остров, одна из них, высокая женщина с темными глазами, зло посмотрела на Одиссея.
   – Наслаждайся своей победой, Грабитель городов, – сказала она. – Но знай: прежде чем закончится этот сезон, ты узнаешь ту же боль, что переживаем мы. Твое сердце разобьется, а душа будет гореть в огне.
   Одиссей покачал головой.
   – Ты неблагодарная сука, – ответил он. – Тебя изнасиловали? Тебя избили? Разве я не следил, чтобы вас кормили и заботились о вас? Тебе будет так же хорошо на Кипре, как в твоей вшивой деревне.
   – А кто вернет нам мужей, которых ты убил, детей, которые остались там? Проклятие Сета падет на твою голову, Одиссей. Вспомни мои слова, когда придет этот день.
   Было совершено еще два успешных похода, прежде чем «Пенелопа» и три других корабля вернулись на Итаку. Биаса оставили там, пока не срастется его сломанная кость. Одиссей провел три дня с Пенелопой и своим сыном, шестилетним Лаэртом, а затем отправился в новое плаванье.
   Ближе к концу сезона Пенелопа сказала Биасу, что собирается на Пилос с Лаэртом. Нестор пригласил их на свадьбу одного из его сыновей. Биас отправился с ними на восток.
   Первые три дня прошли хорошо. Биас пользовался успехом у рабынь во дворце Нестора. Одной ночью даже две наложницы оказались в его постели: одна – блондинка с большой грудью, а другая – черноволосая с большими глазами. Это была прекрасная ночь. Но на рассвете они услышали плач со стороны дворца.
   Биас тогда ничего не знал, но понял, несмотря на свою радость, что этот плач возвещал о наступивших днях траура.
   Десять дней назад в деревне поблизости разразилась чума. Царь Нестор приказал взять ее в карантин, никого не выпускать оттуда. Позже стало известно, что один из воинов тайно вывез сестру из деревни, и она приехала во дворец. На четвертый день после ее приезда у нескольких рабов распухли подмышки и пах. Через несколько дней по дворцу распространилась чума.
   Больных отвезли в оцепленную деревню и поместили в огромный дом, принадлежащий торговцу, который наблюдал за сбором льна в этой местности. Он умер первым. Его дворец стал известен как Дом чумы. Биас был в ужасе. Если не считать сломанной руки, он ни разу не болел за всю свою жизнь, и мысль о беспомощности его пугала больше, чем сама смерть.
   Затем заболел маленький Лаэрт. Пенелопа настояла на том, что поедет с ним в Дом чумы. Биас чувствовал себя трусом, потому что не предложил сопровождать ее. Он тоже должен был так поступить. Прошло два дня, и он проснулся с сухим горлом, пот проступил по всему телу.
   Сначала он попытался скрыть симптомы, но рабыня, которая делила с ним постель, рассказала все своей госпоже, и пришли стражники, чтобы проводить Биаса из дворца еще с несколькими несчастными, которые заболели.
   К тому времени, как повозка достигла Дома чумы, Биас был в бреду и мало что помнил о следующих нескольких днях, кроме того, что его тело раздирала ужасная боль. Ему снились чудовища, из-за горячего дыхания которых его тело покрылось волдырями. Но он был силен и пережил болезнь: гной наполнил пузыри, и они прорвались у него в подмышках и в паху. Пенелопа часто приходила к его постели, принося ему суп и чистую холодную воду. Она выглядела измученной, потому что работала без устали вместе с тремя жрецами Асклепия. Каждый день привозили новых людей, и теперь многие дома деревни были заполнены свежими жертвами чумы. Смерть была повсюду, крики умирающих эхом разносились по деревне. Болезнь уносила четверых из пяти заболевших.
   Затем заболела Пенелопа. Биас отнес ее на широкую постель, на которой лежал ее маленький мальчик, Лаэрт, и положил рядом с ним. Мальчик спал последние несколько дней, его было невозможно разбудить, даже чтобы напоить холодной водой.
   К десятому дню двое из трех жрецов тоже заболели. Теперь только несколько выживших людей заботились о больных. Однажды утром Биас покинул дом, позвал стражников, которые возвели изгородь вокруг деревни, и сообщил им, что внутри нужна помощь. Этим вечером приехали четыре престарелые жрицы Артемиды с повозкой еды. Это были недружелюбные женщины с суровыми глазами, которые с жаром принялись за дело. Они приказали Биасу и трем другим выздоровевшим мужчинам собрать все тела и перенести их в открытую яму, полную масла и хвороста. Там тела и сожгли.
   Чернокожий моряк вспомнил ясное утро, когда Одиссей появился у изгороди, выкрикивая имя Пенелопы.
   Биас вышел из дома и увидел царя, стоящего у внешней границы лагеря в зеленом плаще на широких плечах; солнечные лучи играли в его рыжей бороде.
   – Где они, Биас? – закричал он. – Где моя жена и сын?
   – Они больны, мой господин. Вы должны держаться подальше от этого места.
   Биас уже знал, как царь Итаки, бесстрашный на поле битвы или во время шторма, боялся болезни. Его собственный отец умер от чумы.
   Поэтому моряк очень удивился, когда Одиссей подошел к воротам и поднял кожаную петлю. Стражники окружили его, схватили за руки и оттащили назад. Царь освободился, сбив одного из них с ног.
   – Я – Одиссей, царь Итаки! – бушевал он. – Следующий человек, который коснется меня, лишится руки!
   Они отступили, а Одиссей открыл ворота и вошел.
   Вместе они прошли в дом. Одиссей дрогнул, когда увидел множество больных, лежащих в мегароне. В воздухе стоял запах рвоты, экскрементов и мочи. Биас отвел царя в спальню наверху, где находились Пенелопа и Лаэрт. Одиссей рухнул рядом с их постелью, взял жену за руку и поднес ее к губам.
   – Я здесь, моя любовь, – сказал он. – Уродец рядом с тобой. Затем он погладил сына по лицу.
   – Будь сильным, Лаэрт. Вернись ко мне.
   Но Лаэрт умер той ночью. Биас был там. Царь Итаки плакал, сотрясаясь всем телом. Он прижал мертвого ребенка к груди, качая огромными руками голову мальчика.
   Биас много раз видел, как Одиссей обнимал так сына. Лаэрт счастливо смеялся и целовал отца в бородатую щеку. В другое время он бы беспомощно хихикал, пока отец щекотал его. Теперь ребенок был бесконечно спокоен, его лицо было бледным, словно мрамор. Одиссей долго молчал. Затем он посмотрел на Биаса.
   – Я навлек на них эту судьбу, – сказал он.
   – Нет, мой царь. Не ты принес чуму.
   – Ты слышал слова рабыни. Она прокляла меня. Сказала, что я узнаю ту же боль, что пережила она.
   В эту минуту Пенелопа тихо застонала. Одиссей нежно положил сына обратно на постель и потянулся к жене.
   Царь Итаки наклонился над Пенелопой, убрав промокшие от пота волосы с ее блестящего лба.
   – Не оставляй меня, девочка. Услышь мой голос. Останься со мной.
   Он оставался там три дня, обмывая ее тело теплой водой, меняя грязное постельное белье, прижимая к себе, все время разговаривая с ней, хотя она не могла слышать его. На утро четвертого дня ее волдыри прорвались, а тело избавилось от яда. Одна из жриц Артемиды пришла посмотреть на нее.
   – Она выживет, – сообщила она и покинула комнату.
   Все меньше и меньше людей привозили в деревню в следующие недели. Количество выздоравливающих увеличилось.
   Начались осенние дожди, когда Одиссей, Пенелопа и Биас покинули деревню. Когда они шли по горной тропе ко дворцу Нестора, солнце ненадолго пробилось сквозь густые серые облака. Биас посмотрел на своего царя. При свете солнца он увидел серебряные нити у него на висках и усталость в глазах.
   Одиссей больше никогда не говорил о проклятье. Но это было последнее лето, когда корабли Итаки принимали участие в набегах за рабами. Одиссей-Грабитель городов, Разбойник, Пират, стал Одиссеем-Торговцем, Рассказчиком историй.
 
   Биас лежал на песке и смотрел на звезды. В этот момент он тоже вспомнил смех Лаэрта. Мальчику теперь бы исполнилось двадцать, он стал бы красивым и сильным мужчиной.
   Но его смерть принесла Одиссею четырнадцать лет мирной торговли. Сколько деревень могло быть разграблено за это время? Сколько женщин вырвали бы из дома и продали в рабство? Сколько отцов убили бы на глазах родных?
   Эта мысль удивила Биаса, и он тихо выругался. Бросив взгляд на лагерь, он увидел, что Одиссей громко храпит.
   «Зачем тебе понадобилось говорить о нитях и коврах? Теперь я не смогу заснуть!»
 

Глава 6 Три царя

   Каллиадес сидел, глядя на окутавший море туман. Было что-то зловещее в этой мерцающей белой стене. Туман, словно щупальца, схватил темные, наполовину скрытые камни. Каллиадес задрожал и плотнее закутался в свой плащ. Легко поверить в легенды о морских чудовищах и демонах, живущих под водой, когда смотришь на такой туман. Там могло быть скрыто все, что угодно, и оно могло наблюдать за людьми, спящими на берегу. Такие мысли заставили его вспомнить детство, когда он сидел у костра и слушал ужасные рассказы о ночных созданиях, которые пробирались в дома и ели сердца молодых. Он одновременно любил и ненавидел эти истории: любил их, пока сидел с другими детьми, и ненавидел, когда позже оставался один и прислушивался к тихим шагам ночных животных. Во многих историях был волшебный туман, который скрывал передвижение демонов.
   Каллиадес внезапно улыбнулся. «Ты больше не испуганный ребенок», – сказал он себе. Затем его улыбка исчезла.
   Ему было шесть лет, когда разбойники напали на их деревню, подожгли дома, убили мужчин и утащили молодых женщин. Его четырнадцатилетняя сестра, Агаста, схватила его, и они попытались убежать. Она спрятала его на поле льна. Затем сильные мужчины схватили ее. Он помнил выражение лица Агасты – отчаяние, страх и боль. Она сражалась с ними, царапаясь и кусаясь, когда они насиловали ее. Придя в ярость от ее сопротивления, они перерезали ей горло. Каллиадес лежал, наблюдая за тем, как льется ее кровь.
   Стараясь отогнать эти воспоминания, Каллиадес посмотрел туда, где возле маленького костра сидела Пирия. Ребенок, он не мог спасти свою сестру. Став мужчиной, он, по крайней мере, предотвратил подобную трагедию. Было ли в этом хоть небольшое утешение?
   Какой-то звук прервал его размышления. Повернувшись к туману, он услышал его снова – странный скрипучий звук. Затем он расслышал приглушенные крики людей.
   Туман немного рассеялся, и на секунду он увидел мачту, наклоненную под странным углом, и неясные очертания корпуса. Вряд ли моряки решили провести ночь в море. Путешествия по Зеленому морю были достаточно опасными, чтобы рисковать и плыть наугад в темноте без возможности видеть рифы и подводные камни.
   Каллиадес закричал морякам, спящим вокруг костра.
   Одиссей, Биас и остальные члены команды побежали к морю. Неловко передвигающийся корабль снова поглотил туман.
   – Он потерял много весел, – заметил первый моряк. – Похоже, он тонет.
   Никто не двинулся с места. Они стояли неровной линией, глядя на стену тумана. Затем поврежденное судно показалось вновь, на этот раз боком. В лунном свете можно было разглядеть нарисованную на носу голову буйвола.
   Одиссей красноречиво выругался.
   – Это корабль Мерионеса, – сказал он. – Во имя богов, не стойте так, сыны коров! У меня друг попал в беду!
   Тотчас моряки побежали к вытащенной на берег «Пенелопе», толкая ее в воду и вскакивая на борт. Каллиадес и Банокл пошли с ними, но Одиссей, последним взобравшись на палубу, приказал им оставаться на берегу.
   – Разожгите сигнальные огни, – велел он. – Похоже, нам понадобится немного света, чтобы добраться обратно.
   Одиссей побежал на переднюю палубу и взобрался на стойку на носу. Туман был таким густым, что он даже не мог видеть кормы и фигуры Биаса у руля. А звук весел, опускающихся в воду, был приглушенным и отдаленным. Он слышал, как его друг выкрикивает медленный ритм негромким и искаженным туманом голосом.
   Повернувшись налево, Одиссей внимательно вгляделся в мерцающий туман. Где-то поблизости находилась отвесная стена скал, которая поднималась из моря и сейчас была невидимой. Светловолосый великан, Леукон, был главным гребцом с левого борта. Царь Итаки закричал ему:
   – Будь внимателен! Помни о скале!
   Они двигались недостаточно быстро для столкновения, из-за которого могла пострадать «Пенелопа». Но была опасность сломать весла.
   Корпус «Пенелопы» заскрипел и застонал, когда корабль медленно царапнул о гряду подводных камней.
   – Ровней, парни! – закричал Одиссей. – Теперь легче! Одиссей устал, его глаза были словно засыпаны песком, мышцы болели, и тело было покрыто синяками после спасения Генни. Глубоко вздохнув, царь Итаки прищурился и вгляделся в туман.
   – Ты слышишь меня, Мерионес! – заревел он.
   Ответа не последовало, и он прокричал имя друга еще несколько раз. Рядом с ним появился моряк, тяжелый канат был обернут вокруг его плеч. Затем «Пенелопа» начала содрогаться. Одиссей громко выругался, когда еще одно землетрясение обрушилось на море. Поднялись волны. «Пенелопу» резко развернуло, словно при отливе, а затем внезапно бросило к берегу. Царь Итаки потерял равновесие и начал падать. Моряк с канатом подхватил его, вернув обратно на палубу. Огромная волна подняла корабль, и «Пенелопа» резко накренилась на правый борт.
   Одиссей вскарабкался обратно на нос. Биас выкрикивал быстрые команды гребцам, и корабль вновь обрел равновесие. Но их отнесло назад к скале. Она неясно вырисовывалась в тумане, огромная и темная. В море начали падать камни, поднимая фонтаны брызг. Царь Итаки посмотрел вверх. Высоко над «Пенелопой» был огромный выступ, почти такой же длинный, как киль корабля. На нем показалась большая трещина.
   Поднялся ветер, который обрушил на корабль море и понес его обратно к черной стене.
   – Налегайте на весла, сыны коров! – закричал Одиссей. Весла глубоко опустились в бурлящую воду, но, борясь с силой наступающих волн, гребцы просто пытались помешать кораблю разбиться о скалы.
   Со стороны скалы раздался ужасный стон. Пыль и камни градом полетели из увеличивающейся трещины в выступе на палубу «Пенелопы».
   – Скорость тарана! – заревел Одиссей. На палубе не было тарана, но все моряки знали, что он имел в виду. Они изо всех сил налегли на весла. Биас отсчитывал быстрый ритм.
   – Тащи! Тащи! Тащи!
   «Пенелопа» начала медленно двигаться вперед. Одиссей облизал сухие губы языком, его сердце бешено стучало.
   – Давай, моя девочка! – тихо сказал он, нежно гладя по носу корабля. – Вытащи нас.
   Наверху раздался ужасный треск – и выступ оторвался от скалы. Бег времени замедлился для царя Итаки. Он видел, как оторвался огромный кусок скалы, и знал, что корабль погиб. К своему удивлению, он не почувствовал отчаяния. Перед его глазами появилось лицо жены, в руках она держала маленького Лаэрта. Одиссей услышал смех ребенка, который наполнил его сердце радостью.
   В эту секунду волна подхватила «Пенелопу», оттащив ее от скалы как раз в тот момент, когда выступ упал в море всего на расстоянии копья у них за спиной. Сокрушительная волна подняла корабль и закружила. Но он выправился.
   Одиссей разразился смехом, усталость покинула его.
   – Боги любят нас, парни! – закричал он. – Мы придумаем историю об этом происшествии!
   – Черт побери твои истории! – раздался чей-то голос. – Как насчет небольшой помощи?
   Одиссей посмотрел на правый борт. Наклонившаяся военная галера теперь была рядом, ее окутывал туман. На ее носу стоял человек с тяжелой бородой, весь одетый в черное.
   – Мне нужно было догадаться, что это ты, Мерионес, – радостно ответил царь Итаки. – Ты не смог бы проплыть на ветке по луже, чтобы не потопить ее.
   – Я тоже рад тебя видеть, толстый хвастун!
   Моряк, стоящий рядом с Одиссеем, обернул канат вокруг носа корабля, а затем бросил его Мерионесу. У военной галеры была пробоина, и на левом борту треснула обшивка. Одиссей приказал команде дать задний ход, и они медленно потащили поврежденное судно к берегу.
   Туман теперь стал еще гуще, и царь Итаки перешел с центральной палубы на заднюю. Он не мог видеть сигнальные огни, но слышал слабые крики с берега. Они пытались криками направить их, снова и снова выкрикивая имя «Пенелопы». Следуя за своим именем, корабль медленно возвращался, пока не стали видны первые проблески сигнальных огней. Микенский воин, Каллиадес, расположил ряд маленьких костров на горном склоне в форме наконечника стрелы. Биас усмехнулся.
   – Хорошо придумано, – похвалил он его работу. Одиссей кивнул.
   – Как только мы причалим, пусть все тянут за канат. Мы поставим их галеру рядом с нами.
   – Выглядит так, словно после битвы, – заметил Биас.
   Одиссей ничего не ответил. Битва могла быть только с пиратским флотом. Но ни одно пиратское судно не осмелилось бы атаковать Мерионеса. Его репутация морского бойца была хорошо известна, с ним мог поспорить разве что Геликаон. Но зачем нападать на критскую галеру? На ней нет денег.
   Корма «Пенелопы» коснулась песка. Биас приказал команде взяться за канат, и военную галеру втащили на берег рядом. Когда оба корабля были в безопасности, Одиссей спрыгнул на землю. Люди спустились с обоих кораблей. Высокий человек в боевых доспехах и шлеме подошел к царю Итаки.
   Идоменей, царь Крита, остановился перед ним.
   – Благодарю тебя, Итака, – сказал он резким голосом. Прежде чем Одиссей смог ответить, к ним присоединился чернобородый Мерионес.
   Одиссей засмеялся.
   – Так что случилось, Мерионес? Ты налетел на камень?
   – Ты прекрасно знаешь, что произошло, – ответил ему друг. – Нас протаранили.
   – Проклятые пираты, – воскликнул Идоменей. – Подумать только, царь не может плавать по своим водам спокойно. Клянусь Посейдоном, когда-нибудь я вернусь из Трои с военным флотом в эти воды и уничтожу всех ублюдков, которых найду.
   – Сколько их было? – спросил Одиссей.
   – Шесть галер. Мы потопили две, но сами потеряли один корабль, – рассказал Мерионес. – Там было весело: горящие стрелы, пираты, берущие нас на абордаж, лязгающие мечи. Тебе бы это понравилось.
   – Мне бы понравилось наблюдать за этим, – усмехнулся царь Итаки. – «Пенелопа» не военный корабль. На ее киле нет тарана. Думаете, они еще будут охотиться за вами завтра?
   – Не сомневаюсь в этом, – вмешался в разговор царь Идоменей. – Они знают, кто я. Они также знают, что все цари по Зеленому морю направляются сейчас в Трою. Это было бы прибыльное дело. Они хотели захватить меня и продать моим сыновьям. – Он посмотрел на берег и увидел идущего к ним Нестора. – О, это прекрасный оборот событий! Три царя на берегу, и у них нет ни одного военного корабля.