Страница:
[638]рассматривать две половины лунного или месячного цикла, растущую и убывающую. А если солнце и луна могут рассматриваться оба как Janua Coeli (Янус Неба), то это потому, что в действительности в этих двух случаях небо понимается не в одном и том же смысле. В самом деле, самым общим образом это понятие может использоваться для обозначения всего того, что соотносится с надчеловеческими состояниями; но очевидно, что следует проводить большую разницу между теми из этих состояний, которые еще принадлежат Космосу,
[639]и тем, что, напротив, находится вне Космоса. Что касается "солнечных врат", то речь идет о небе, которое можно было бы назвать высшим и «надкосмическим»; напротив, что касается "лунных врат", то речь идет только о Сварге, т. е. о том из "трех миров", который, будучи самым возвышенным, остается, однако, включенным в Космос, так же, как и два других. Возвращаясь к рассмотрению самого верхнего из трех просверленных кирпичей ведического алтаря, можно сказать, что "солнечные врата" располагаются на его верхней поверхности (то есть подлинной вершине всеобщего здания), а "лунные врата" на его нижней поверхности, потому что сам этот кирпич олицетворяет Сваргу; кстати сказать, лунная сфера и в самом деле описывается как соприкасающаяся с верхней частью атмосферы, или промежуточного мира (Антарикша), который здесь олицетворяется средним кирпичом.
[640]Стало быть, в терминах индуистской традиции можно сказать, что "лунные врата" открывают доступ к Индра-локе (потому что Индра является правителем Сварги), а "солнечные врата" — к Брахма-локе; в традициях западной античности Индра-локе соответствует «Элизий», а Брахма-локе — «Эмпиреи», где первое «внутрикосмично», а второе — «надкосмично». И мы должны добавить, что только "солнечные врата" являются "узкими вратами" в собственном смысле слова, о которых речь шла ранее и через которые человеческое существо, выходя из Космоса и тем самым окончательно освобождаясь от условий всякого проявленного существования, поистине переходит "от смерти к бессмертию".
59. Кала-мукха
[641]
60. Свет и дождь
[661]
61. Цепь миров
[678]
59. Кала-мукха
[641]
В ходе исследования, о котором мы только что говорили,
[642]А. Кумарасвами попутно исследует другой символ, значение которого находится в связи с Janua Coeli: речь идет о "голове чудовища", которая в разнообразных и более или менее стилизованных формах встречается в самых различных странах, где она получила разные имена, в частности Кала-мукха и Кирти-мукха в Индии, и Тао тэ в Китае; она встречается также не только в Камбодже и на Яве, но и в Центральной Америке, и даже не чужда европейскому средневековому искусству. Важно отметить прежде всего, что это изображение обычно помещается на дверную перемычку либо на замок свода моста, или на вершину ниши (торана), заключающей в себе образ божества. Так или иначе, оно чаще всего связывается с идеей двери, что отчетливо определяло его символическую значимость.
[643]
Этому изображению давали разнообразные объяснения (само собой разумеется, мы не говорим здесь о тех, кто хотел бы видеть в этом просто-напросто «декоративный» мотив), которые могут заключать частицу истины, но большинство которых неубедительно — хотя бы потому, что они не могут быть применимы ко всем случаям без различия. Так, М.К. Маршалл отметил в изображениях, которые он изучал более конкретно, почти постоянное отсутствие нижней челюсти, а поскольку к этому добавляются круглая форма глаз [644]и оскаленные зубы, он заключает отсюда, что изначально речь должна была идти об изображении человеческого черепа. [645]Однако нижняя челюсть не всегда отсутствует, и она как раз существует в китайском Тао тэ, хотя и имеет здесь очень странный вид, как если бы она была скроена из двух симметричных частей, отогнутых с каждой стороны головы, что Карл Хенце объясняет поисками соответствия виду снятой шкуры тигра или медведя. [646]Это может быть верно в данном конкретном случае, но не в иных случаях, где чудовище имеет пасть нормальной формы и более или менее широко открытую; и даже в том, что касается Тао тэ, такое объяснение, в конечном счете, имеет лишь «историческую» ценность и, естественно, ни в коей мере не касается символической интерпретации.
Тао тэ, впрочем, в действительности не является ни тигром, ни медведем, ни каким-либо другим определенным животным, и г-н Генце так описывает сложный составной облик фантастической маски: "пасть хищника, вооруженная крупными клыками, рога буйвола или барана, лицевая часть и хохолок совы, крылья и когти хищной птицы, лобный узор в форме стрекозы". Это изображение является в Китае очень древним, т. к. оно почти неизменно встречается на бронзе династии Шан. [647]
Имя Тао тэ, которое обычно переводят как «пожиратель» или «людоед», похоже, было дано ему много позже, но, тем не менее, оно верно, ибо речь действительно идет о «пожирающем» чудовище. Равным образом, это верно и для его эквивалентов, принадлежащих к другим традициям, которые если и не имеют облика столь сложного, как Тао тэ, во всяком случае, никогда не могут быть сведены к изображению какого-либо одного животного; так, в Индии это может быть лев (и именно в этом особом случае его принято именовать Кала), или Макари (символ Варуны, что следует запомнить для понимания последующих соображений), или даже орел, т. е. Гаруда. Но под покровом всех этих форм основное значение остается неизменным.
Что же до этого значения, то г-н Хенце в только что упомянутой статье видит в Тао тэ прежде всего "демона мрака", это может быть верно в определенном смысле, но при условии дополнительного объяснения и уточнения, как, видимо, это и было сделано Хенце в другой работе. [648]
Это «демон» вовсе не в обычном смысле слова, а в изначальном смысле ведического «асура», и мрак, о котором идет речь, в действительности есть высший мрак; [649]иными словами, речь идет здесь о символе "Высшего Тождества" как поочередно поглощающего и излучающего "Свет Мира". Тао тэ и другие сходные чудовища соответствуют Вришре и его различным эквивалентам, а также Варуне, посредством которого свет и дождь попеременно удерживаются и выпускаются, и это есть попеременность инволютивных и эволютивных циклов универсальной проявленности. [650]Точно так же Кумарасвами мог вполне обоснованно заявить, что этот лик, каковы бы ни были его различные обличья, поистине является "Ликом Бога", который одновременно "убивает и животворит". [651]Это, стало быть, не вполне "мертвая голова", как того хотелось бы господину Маршаллу, если только последняя не принимается за символ, но это скорее, как говорит опять-таки Кумарасвами, "голова Смерти", т. е. Мрити, одним из имен которого является также и Кала. [652]
Кала есть, собственно, «пожирающее» Время, [653]но через транспозицию обозначает также само Первоначало, принцип как «пожирателя» или, скорее, «преобразователя» проявленности, которую он возвращает в непроявленное состояние, в некотором роде поглощая ее собой, что является самым высоким смыслом, в котором могла бы пониматься Смерть. Он также символически уподобляется солнцу, и, кстати, известно, что лев, маску (синкха-мукха) которого оно заимствует, является конкретно солнечным символом; это возвращает нас к тому, что мы уже говорили по поводу Janua Coeli, а Кумарасвами напоминает в этой связи, что Христос, который сказал: "Я дверь овцам" (Ин., 10, 1), одновременно является "Львом от колена Иу-дина" (Откр., 5, 5) и "Солнцем человеков". [654]В византийских церквах фигура Пантократора или Христа "в славе" занимает на своде центральное место, т. е. именно то, которое соответствует «глазу» купола; а последний, как мы уже объясняли ранее, олицетворяет находящуюся на верхней оконечности "Оси Мира" дверь, посредством которой осуществляется "выход из космоса". [655]
Возвращаясь к Кале, скажем, что составное изображение, известное на Яве под именем Кала-макара, в котором черты льва сочетаются с чертами Макары, также имеет по существу солярное значение, а в то же время своим аспектом Макары оно более конкретно соотносится с символикой Варуны. В той мере, в какой он отождествляется с Мрити или Ямой, [656]Макара есть крокодил (шишумара или шишумари) с разверстой пастью, который лежит "против течения", олицетворяющего единственный путь, коим неизбежно должно пройти каждое человеческое существо. Он, таким образом, выступает как "хранитель врат", которые следует пройти, чтобы освободиться от ограничивающих условий (символизируемых паша Ва-руны), удерживающих его в области случайного и проявленного существования. [657]С другой стороны, тот же самый Макара является в индуистском Зодиаке знаком Козерога, т. е. "врат Богов"; [658]следовательно, он имеет два противоположных аспекта, если угодно, «благотворный» и «злотворный», которые также соответствуют двойственности Митры и Варуны (объединенных в нерасчленимую чету двойственной формой Митраваруна), или "Солнца дневного" и "Солнца ночного", а это равносильно тому, что, в зависимости от состояния приближающегося к нему человека, его пасть становится для последнего "вратами Освобождения" или "челюстями Смерти". [659]Этот последний случай есть случай обычного человека, который должен, пройдя через смерть, вернуться к другому состоянию проявленности, тогда как первый — это случай существа, "готового пройти сквозь сердцевину Солнца" [660]посредством "седьмого луча", потому что само оно уже отождествилось с Солнцем, и потому что таким образом, на вопрос "Кто ты?", который будет задан ему, когда оно достигнет этой двери, оно поистине сможет ответить: "Я есть Ты".
Этому изображению давали разнообразные объяснения (само собой разумеется, мы не говорим здесь о тех, кто хотел бы видеть в этом просто-напросто «декоративный» мотив), которые могут заключать частицу истины, но большинство которых неубедительно — хотя бы потому, что они не могут быть применимы ко всем случаям без различия. Так, М.К. Маршалл отметил в изображениях, которые он изучал более конкретно, почти постоянное отсутствие нижней челюсти, а поскольку к этому добавляются круглая форма глаз [644]и оскаленные зубы, он заключает отсюда, что изначально речь должна была идти об изображении человеческого черепа. [645]Однако нижняя челюсть не всегда отсутствует, и она как раз существует в китайском Тао тэ, хотя и имеет здесь очень странный вид, как если бы она была скроена из двух симметричных частей, отогнутых с каждой стороны головы, что Карл Хенце объясняет поисками соответствия виду снятой шкуры тигра или медведя. [646]Это может быть верно в данном конкретном случае, но не в иных случаях, где чудовище имеет пасть нормальной формы и более или менее широко открытую; и даже в том, что касается Тао тэ, такое объяснение, в конечном счете, имеет лишь «историческую» ценность и, естественно, ни в коей мере не касается символической интерпретации.
Тао тэ, впрочем, в действительности не является ни тигром, ни медведем, ни каким-либо другим определенным животным, и г-н Генце так описывает сложный составной облик фантастической маски: "пасть хищника, вооруженная крупными клыками, рога буйвола или барана, лицевая часть и хохолок совы, крылья и когти хищной птицы, лобный узор в форме стрекозы". Это изображение является в Китае очень древним, т. к. оно почти неизменно встречается на бронзе династии Шан. [647]
Имя Тао тэ, которое обычно переводят как «пожиратель» или «людоед», похоже, было дано ему много позже, но, тем не менее, оно верно, ибо речь действительно идет о «пожирающем» чудовище. Равным образом, это верно и для его эквивалентов, принадлежащих к другим традициям, которые если и не имеют облика столь сложного, как Тао тэ, во всяком случае, никогда не могут быть сведены к изображению какого-либо одного животного; так, в Индии это может быть лев (и именно в этом особом случае его принято именовать Кала), или Макари (символ Варуны, что следует запомнить для понимания последующих соображений), или даже орел, т. е. Гаруда. Но под покровом всех этих форм основное значение остается неизменным.
Что же до этого значения, то г-н Хенце в только что упомянутой статье видит в Тао тэ прежде всего "демона мрака", это может быть верно в определенном смысле, но при условии дополнительного объяснения и уточнения, как, видимо, это и было сделано Хенце в другой работе. [648]
Это «демон» вовсе не в обычном смысле слова, а в изначальном смысле ведического «асура», и мрак, о котором идет речь, в действительности есть высший мрак; [649]иными словами, речь идет здесь о символе "Высшего Тождества" как поочередно поглощающего и излучающего "Свет Мира". Тао тэ и другие сходные чудовища соответствуют Вришре и его различным эквивалентам, а также Варуне, посредством которого свет и дождь попеременно удерживаются и выпускаются, и это есть попеременность инволютивных и эволютивных циклов универсальной проявленности. [650]Точно так же Кумарасвами мог вполне обоснованно заявить, что этот лик, каковы бы ни были его различные обличья, поистине является "Ликом Бога", который одновременно "убивает и животворит". [651]Это, стало быть, не вполне "мертвая голова", как того хотелось бы господину Маршаллу, если только последняя не принимается за символ, но это скорее, как говорит опять-таки Кумарасвами, "голова Смерти", т. е. Мрити, одним из имен которого является также и Кала. [652]
Кала есть, собственно, «пожирающее» Время, [653]но через транспозицию обозначает также само Первоначало, принцип как «пожирателя» или, скорее, «преобразователя» проявленности, которую он возвращает в непроявленное состояние, в некотором роде поглощая ее собой, что является самым высоким смыслом, в котором могла бы пониматься Смерть. Он также символически уподобляется солнцу, и, кстати, известно, что лев, маску (синкха-мукха) которого оно заимствует, является конкретно солнечным символом; это возвращает нас к тому, что мы уже говорили по поводу Janua Coeli, а Кумарасвами напоминает в этой связи, что Христос, который сказал: "Я дверь овцам" (Ин., 10, 1), одновременно является "Львом от колена Иу-дина" (Откр., 5, 5) и "Солнцем человеков". [654]В византийских церквах фигура Пантократора или Христа "в славе" занимает на своде центральное место, т. е. именно то, которое соответствует «глазу» купола; а последний, как мы уже объясняли ранее, олицетворяет находящуюся на верхней оконечности "Оси Мира" дверь, посредством которой осуществляется "выход из космоса". [655]
Возвращаясь к Кале, скажем, что составное изображение, известное на Яве под именем Кала-макара, в котором черты льва сочетаются с чертами Макары, также имеет по существу солярное значение, а в то же время своим аспектом Макары оно более конкретно соотносится с символикой Варуны. В той мере, в какой он отождествляется с Мрити или Ямой, [656]Макара есть крокодил (шишумара или шишумари) с разверстой пастью, который лежит "против течения", олицетворяющего единственный путь, коим неизбежно должно пройти каждое человеческое существо. Он, таким образом, выступает как "хранитель врат", которые следует пройти, чтобы освободиться от ограничивающих условий (символизируемых паша Ва-руны), удерживающих его в области случайного и проявленного существования. [657]С другой стороны, тот же самый Макара является в индуистском Зодиаке знаком Козерога, т. е. "врат Богов"; [658]следовательно, он имеет два противоположных аспекта, если угодно, «благотворный» и «злотворный», которые также соответствуют двойственности Митры и Варуны (объединенных в нерасчленимую чету двойственной формой Митраваруна), или "Солнца дневного" и "Солнца ночного", а это равносильно тому, что, в зависимости от состояния приближающегося к нему человека, его пасть становится для последнего "вратами Освобождения" или "челюстями Смерти". [659]Этот последний случай есть случай обычного человека, который должен, пройдя через смерть, вернуться к другому состоянию проявленности, тогда как первый — это случай существа, "готового пройти сквозь сердцевину Солнца" [660]посредством "седьмого луча", потому что само оно уже отождествилось с Солнцем, и потому что таким образом, на вопрос "Кто ты?", который будет задан ему, когда оно достигнет этой двери, оно поистине сможет ответить: "Я есть Ты".
60. Свет и дождь
[661]
Мы только что указали вскользь на некоторую связь, существующую между светом и дождем, поскольку и тот, и другой равным образом символизируют небесные или духовные влияния. Это значение самоочевидно в том, что касается света; что же до дождя, то его значение мы уже объясняли ранее,
[662]уточнив, что речь в этом случае идет прежде всего о схождении этих влияний в земной мир и заметив, что именно таков их реальный глубинный смысл, полностью независимый от всякого «магического» применения, от очень распространенных ритуалов, имеющих своей целью "вызывание дождя".
[663]Впрочем, и свет, и дождь, оба обладают «животворящей» силой, которая, видимо, олицетворяет действие влияний, о которых идет речь;
[664]с этим их свойством связывается также более конкретным образом символика росы, которая, естественно, тесно соотносится с символикой дождя и является общей для многочисленных традиционных форм, от герметизма
[665]и еврейской Каббалы
[666]до дальневосточной традиции.
[667]
Важно отметить, что свет и дождь, когда их рассматривают таким образом, соотносятся не только с небом вообще, но и, более тесно, с солнцем; и это находится в строгом согласии с природой соответствующих физических явлений, т. е. самих света и дождя, понимаемых в их буквальном смысле. В самом деле, с одной стороны солнце действительно является непосредственным источником света в нашем мире; а с другой — оно также, испаряя воды, некоторым образом уносит их в верхние слои атмосферы, откуда они дождем вновь ниспадают на землю. В связи с этим следует отметить еще и то, что действие солнца в произведении дождя обусловлено именно его теплом; таким образом, мы снова обнаруживаем два взаимодополняющих члена, свет и тепло, поляризующие огненный элемент, как мы уже говорили об этом в других случаях. И это примечание дает нам объяснение двойного смысла, являемого символическим изображением, которое, похоже, вообще слишком мало понималось.
Очень часто, в разное время и в разных местах, вплоть до западного средневековья, солнце изображалось с лучами двух видов, попеременно прямыми и волнистыми; замечательный пример этого изображения можно видеть на ассирийской табличке в Британском музее, датируемой I в. до н. э., [668]где солнце имеет облик своего рода звезды с восемью лучами: [669]каждый из четырех вертикальных и горизонтальных лучей слагается из двух прямых линий, образующих между собой очень острый угол, и каждый из четырех промежуточных лучей — из совокупности трех параллельных волнистых линий. В других равнозначных изображениях волнистые лучи образуются, как и лучи прямые, двумя линиями, соединяющимися на своих оконечностях и являющими тогда хорошо известный образ "пылающего меча". [670]Во всех случаях само собой разумеется, что основными элементами, которые надлежит рассматривать, являются соответственно прямая и волнистая линии; к ним, в конечном счете, и могут сводиться лучи на самых упрощенных изображениях. Но каково здесь точное значение этих двух линий?
На первый взгляд, по смыслу, который может представляться наиболее естественным, когда речь идет об изображении солнца, прямая линия олицетворяет свет, а линия волнистая — тепло; это, кстати, соответствует и символике еврейских букв реш и шин, как элементам, соответственно, корней ар и аш, которые выражают именно эти две взаимодополняющие модальности огня. [671]Однако, что, похоже, усложняет вопрос, так это то, что волнистая линия также имеет всеобщее значение символа воды. На той же самой ассирийской табличке, которую мы только что упоминали, воды изображены рядом волнистых линий, в точности сходных с теми, которые изображают и лучи солнца. Истина же в том, что, как следует из уже данных нами объяснений, здесь нет никакого противоречия; дождь, которому, естественно, подобает общий символ воды, реально может рассматриваться как исходящий от солнца. И кроме того, поскольку он и в самом деле является результатом солнечного тепла, его изображение вполне закономерно может смешиваться с изображением самого этого тепла. [672]
В связи с данным вопросом следует отметить еще вот что: огонь и вода являются элементами (стихиями) противоположными, хотя их оппозиция, впрочем, есть лишь внешняя видимость дополнительности; но за пределами области, где утверждаются противоположности, они должны, как все противоположности, неким образом вновь слиться и соединиться. В самом Первоначале, чувственно осязаемым образом которого является солнце, они в некотором роде взаимоотождествляются, что делает еще более оправданным только что рассмотренное нами изображение; и даже на уровнях более низких, но соответствующих состояниям проявленности более высоким, нежели физический мир, к которому принадлежат огонь и вода в их «грубом» аспекте, как раз и создающем условия для их оппозиции, тоже может существовать связь, равносильная, так сказать, относительному тождеству. Это верно для "верхних вод", которые суть возможности неоформленного проявления и которые, в определенном смысле, символически олицетворяются облаками, откуда дождь падает на землю, [673]а огонь в то же самое время пребывает там в виде молнии. [674]И это так же, даже и на уровне оформленной проявленности, для некоторых возможностей, принадлежащих к тонкой области. Особенно интересно отметить в связи с этим, что алхимики "под водами подразумевают лучи и блеск их огня" и что «омовением» они именуют не "обмывание чего-либо с помощью воды или какой-либо другой жидкости", а «очищение», совершаемое огнем, так что "древние скрыли тайну этого омовения под загадкой саламандры, о которой они говорят, что она кормится в огне, и не сгораемого льна, [675]который, не уничтожаясь, очищается и отбеливается в нем. [676]Отсюда можно понять, почему в герметической символике часто делаются намеки на "огонь, который не обжигает" и на "воду, которая не увлажняет рук", а также и то, что «одушевленная», т. е. оживленная действием серы ртуть описывается как "огненная вода", а иногда даже и как "жидкий огонь". [677]
Возвращаясь к символике солнца, добавим только, что два вида лучей, о которых мы говорили, встречаются и на некоторых символических изображениях сердца; и солнце, или то, что олицетворяется им, в самом деле рассматривается как 'Сердце Мира", так что и здесь тоже речь идет в действительности о том же самом. Но это, поскольку сердце выступает здесь как одновременно центр света и тепла, может стать предметом другого рассмотрения.
Важно отметить, что свет и дождь, когда их рассматривают таким образом, соотносятся не только с небом вообще, но и, более тесно, с солнцем; и это находится в строгом согласии с природой соответствующих физических явлений, т. е. самих света и дождя, понимаемых в их буквальном смысле. В самом деле, с одной стороны солнце действительно является непосредственным источником света в нашем мире; а с другой — оно также, испаряя воды, некоторым образом уносит их в верхние слои атмосферы, откуда они дождем вновь ниспадают на землю. В связи с этим следует отметить еще и то, что действие солнца в произведении дождя обусловлено именно его теплом; таким образом, мы снова обнаруживаем два взаимодополняющих члена, свет и тепло, поляризующие огненный элемент, как мы уже говорили об этом в других случаях. И это примечание дает нам объяснение двойного смысла, являемого символическим изображением, которое, похоже, вообще слишком мало понималось.
Очень часто, в разное время и в разных местах, вплоть до западного средневековья, солнце изображалось с лучами двух видов, попеременно прямыми и волнистыми; замечательный пример этого изображения можно видеть на ассирийской табличке в Британском музее, датируемой I в. до н. э., [668]где солнце имеет облик своего рода звезды с восемью лучами: [669]каждый из четырех вертикальных и горизонтальных лучей слагается из двух прямых линий, образующих между собой очень острый угол, и каждый из четырех промежуточных лучей — из совокупности трех параллельных волнистых линий. В других равнозначных изображениях волнистые лучи образуются, как и лучи прямые, двумя линиями, соединяющимися на своих оконечностях и являющими тогда хорошо известный образ "пылающего меча". [670]Во всех случаях само собой разумеется, что основными элементами, которые надлежит рассматривать, являются соответственно прямая и волнистая линии; к ним, в конечном счете, и могут сводиться лучи на самых упрощенных изображениях. Но каково здесь точное значение этих двух линий?
На первый взгляд, по смыслу, который может представляться наиболее естественным, когда речь идет об изображении солнца, прямая линия олицетворяет свет, а линия волнистая — тепло; это, кстати, соответствует и символике еврейских букв реш и шин, как элементам, соответственно, корней ар и аш, которые выражают именно эти две взаимодополняющие модальности огня. [671]Однако, что, похоже, усложняет вопрос, так это то, что волнистая линия также имеет всеобщее значение символа воды. На той же самой ассирийской табличке, которую мы только что упоминали, воды изображены рядом волнистых линий, в точности сходных с теми, которые изображают и лучи солнца. Истина же в том, что, как следует из уже данных нами объяснений, здесь нет никакого противоречия; дождь, которому, естественно, подобает общий символ воды, реально может рассматриваться как исходящий от солнца. И кроме того, поскольку он и в самом деле является результатом солнечного тепла, его изображение вполне закономерно может смешиваться с изображением самого этого тепла. [672]
В связи с данным вопросом следует отметить еще вот что: огонь и вода являются элементами (стихиями) противоположными, хотя их оппозиция, впрочем, есть лишь внешняя видимость дополнительности; но за пределами области, где утверждаются противоположности, они должны, как все противоположности, неким образом вновь слиться и соединиться. В самом Первоначале, чувственно осязаемым образом которого является солнце, они в некотором роде взаимоотождествляются, что делает еще более оправданным только что рассмотренное нами изображение; и даже на уровнях более низких, но соответствующих состояниям проявленности более высоким, нежели физический мир, к которому принадлежат огонь и вода в их «грубом» аспекте, как раз и создающем условия для их оппозиции, тоже может существовать связь, равносильная, так сказать, относительному тождеству. Это верно для "верхних вод", которые суть возможности неоформленного проявления и которые, в определенном смысле, символически олицетворяются облаками, откуда дождь падает на землю, [673]а огонь в то же самое время пребывает там в виде молнии. [674]И это так же, даже и на уровне оформленной проявленности, для некоторых возможностей, принадлежащих к тонкой области. Особенно интересно отметить в связи с этим, что алхимики "под водами подразумевают лучи и блеск их огня" и что «омовением» они именуют не "обмывание чего-либо с помощью воды или какой-либо другой жидкости", а «очищение», совершаемое огнем, так что "древние скрыли тайну этого омовения под загадкой саламандры, о которой они говорят, что она кормится в огне, и не сгораемого льна, [675]который, не уничтожаясь, очищается и отбеливается в нем. [676]Отсюда можно понять, почему в герметической символике часто делаются намеки на "огонь, который не обжигает" и на "воду, которая не увлажняет рук", а также и то, что «одушевленная», т. е. оживленная действием серы ртуть описывается как "огненная вода", а иногда даже и как "жидкий огонь". [677]
Возвращаясь к символике солнца, добавим только, что два вида лучей, о которых мы говорили, встречаются и на некоторых символических изображениях сердца; и солнце, или то, что олицетворяется им, в самом деле рассматривается как 'Сердце Мира", так что и здесь тоже речь идет в действительности о том же самом. Но это, поскольку сердце выступает здесь как одновременно центр света и тепла, может стать предметом другого рассмотрения.
61. Цепь миров
[678]
В Бхагавадгите сказано: "Все сущее
[679]в мире нанизано на Меня, как жемчужины на нить".
[680]Речь идет здесь о символике сутратмы, о которой мы уже говорили по другим поводам. Это Атма, которая как нить (сутра), пронизывает и связует между собой все миры, являясь в то же время «дыханием», наполняющим и дающим им жизнь. Без него они вообще не могли бы ни обладать реальностью, ни каким-либо образом существовать. Мы говорим здесь о мирах, становясь на точку зрения макрокосмическую, но нужно хорошо понимать, что, с точки зрения микрокосмической, следовало бы также рассмотреть уровни проявленности бытия, и что символика была бы точно такой же в каждом из этих случаев.
Каждый мир, или каждый уровень существования может олицетворяться сферой, которую диаметрально пересекает нить — таким образом, чтобы создать ось, соединяющую два полюса этой сферы; можно видеть, таким образом, что ось этого мира есть, собственно говоря, не что иное, как часть самой оси всей универсальной проявленности и что именно так устанавливается действительная связь всех состояний, входящих в эту проявленность. Прежде чем пойти дальше в исследовании этой символики, мы должны прежде всего рассеять досадное смешение того, что в таком изображении должно рассматриваться как «верх» и «низ». На уровне «физической» видимости, если двигаться от какой-либо точки на поверхности сферы, низом всегда будет направление, идущее к центру этой сферы; однако, было замечено, что это направление не прерывается в центре, что оттуда оно идет к противоположной точке поверхности, выходя за пределы самой сферы, из чего заключили, что точно так же должно продолжиться и нисхождение. Отсюда пожелали сделать вывод, будто бы существует не только "нисхождение к материи", т. е., коль скоро речь идет о нашем мире, к тому, что есть самого грубого на телесном уровне, но также и "нисхождение к духу" [681]— так что, если принять такую концепцию, и самый дух должен был бы иметь «злотворный» аспект. Реально же вещи следует рассматривать совершенно иначе: именно центр на таком изображении является самой нижней точкой, [682]и за пределами последней можно только подниматься, как Данте поднялся из Ада, продолжая следовать в том же направлении, по которому вначале спускался, или, по крайней мере, в том направлении, которое геометрически выглядит тем же самым, [683]потому что гора Земного Рая, в его символическом пространстве, является антиподом Иерусалима. [684]Впрочем, достаточно задуматься на мгновение, дабы понять, что в противном случае изображение не было бы цельным, ибо никоим образом не согласовалось бы с символикой силы тяготения, рассмотрение которой очень важно здесь. И, кроме того, каким образом то, что является самым низким для одной сферы, могло бы одновременно быть самым высоким для точки, диаметрально противоположной, и каким образом выглядело бы все, если бы, напротив, движение начиналось от этой последней точки? [685]Верно лишь то, что точка остановки спуска не располагается на уровне телесном, т. к. слишком реально присутствие «инфра-телесного» в продолжениях нашего мира; но такое «инфра-телесное» — это низшая психическая область, которая не только не может отождествляться с чем-либо духовным, но которая является именно тем, что наиболее удалено от всякой духовности, до такой степени, что могло бы показаться ее противоположностью во всех отношениях — во всяком случае, если бы позволительно было сказать, что дух имеет противоположность. Только что отмеченное нами смешение есть, стало быть, в конечном счете, не что иное, как частный случай более распространенного смешения психического и духовного. [686]
В ответ на только что сказанное можно было бы возразить, что, подобно тому, как существует иерархия проявленных состояний, т. е. между ними выделяются состояния высшие и низшие, точно так же, на самой «связующей» их нити есть направление, ведущее вверх, и направление противоположное, ведущее вниз. Это верно в определенном смысле, но следует еще добавить, прежде всего, что такое различие ни в коем случае не затрагивает сутратму, которая повсюду и всегда тождественна самой себе, каковы бы ни были природа и качество состояний, которые она проницает и наполняет; далее, это касается самой цепи миров, а не каждого из этих миров, взятого отдельно и рассматриваемого обособленно от других. В самом деле, любой из этих миров, сколь бы ни был он протяжен, является лишь бесконечно малым элементом в совокупности универсальной проявленности, таким образом, что, строго говоря, изображение его должно было бы сводиться к точке; можно было бы также, применяя геометрическую символику вертикального и горизонтального направлений, изобразить миры в виде бесконечной череды горизонтальных дисков, нанизанных на вертикальную ось. [687]Во всяком случае, таким образом можно видеть, что в пределах каждого мира ось реально достижима только в одной точке, и, следовательно, лишь выйдя за эти пределы, можно обнаруживать на оси верх и низ, или нисходящее направление.
Мы можем заметить еще и другое: ось, о которой идет речь, уподобляема, согласно другой символике, о которой мы уже говорили, "седьмому лучу" солнца; и если мир изобразить как сферу, то реально у этой сферы не должно быть никаких диаметров. Потому что если рассмотреть три прямоугольных диаметра, образующих оси трехмерной системы координат, то шесть образуемых ими попарно противоположных направлений окажутся не чем иным, как шестью другими лучами солнца; "седьмой луч" должен был бы быть им всем равно перпендикулярен, потому что он один, будучи осью универсальной проявленности, является тем, что можно было бы назвать абсолютной вертикалью, по отношению к которой оси координат рассматриваемого мира все горизонтальны. Очевидно, что это не изобразимо геометрически, [688]а это показывает, что всякое изображение вынужденно неадекватно; по крайней мере, "седьмой луч" не может быть реально изображен иначе, чем точкой, которая совпадает с самим центром сферы. И это указывает еще и на то, что для всякого бытия, которое заключено в пределы определенного мира, т. е. в конкретные условия определенного существования, сама по себе ось в действительности «невидима», и перцепции может быть доступна только та ее точка, которая является ее «следом» в этом мире. Впрочем, само собой разумеется, что это последнее наблюдение, необходимое для того, чтобы символика и его соотношения с мирами, которые эта ось связует между собой, могли быть представлены возможно полнее, нисколько не отменяет того, что на самом деле "цепь миров" чаще всего, как мы уже говорили, изображается рядом сфер, [689]нанизанных на нить наподобие жемчужного ожерелья, [690]и по правде сказать, было бы вовсе невозможно дать ей какой-либо другой чувственно осязаемый образ.
Важно еще отметить и то, что в действительности «цепь» может быть проходима только в одном единственном направлении, соответствующем тому, что мы назвали путем восхождения по оси; это особенно ясно в случае применения символики времени, уподобляющей миры или уровни существования последовательным циклам, так что, по отношению к данному уровню (состоянию), предыдущие циклы представляют низшие состояния, а циклы последующие — состояния высшие; это подразумевает, что их сцепление должно рассматриваться как необратимое. Впрочем, такая необратимость равным образом подразумевается в концепции этого же самого сцепления как имеющего, собственно, «причинный» характер, хотя такая концепция, по существу, предполагает единовременность, а не последовательность, потому что в соотношении причины и следствия два члена никогда не могут быть обратимы. И, по сути, это понятие причинной связи и составляет истинный смысл того, что символически передается видимостью циклической последовательности, ибо точка зрения единовременности всегда соотносится с уровнем реальности более глубоким, нежели уровень последовательности.
"Цепь миров" обычно изображается в форме круга, [691]потому что, если каждый мир рассматривается как цикл и, как таковой, символизируется фигурой круга или сферы, то вся целиком проявленность (манифестация), которая есть совокупность всех миров, предстанет в этом случае как своего рода "цикл циклов". Таким образом, цепь может быть не только непрерывно пройдена от начала до конца, но затем и снова, и всегда в одном и том же направлении, что, впрочем, в разворачивании манифестации соответствует другому уровню, нежели тот, на котором совершается простой переход от одного мира к другому.
Каждый мир, или каждый уровень существования может олицетворяться сферой, которую диаметрально пересекает нить — таким образом, чтобы создать ось, соединяющую два полюса этой сферы; можно видеть, таким образом, что ось этого мира есть, собственно говоря, не что иное, как часть самой оси всей универсальной проявленности и что именно так устанавливается действительная связь всех состояний, входящих в эту проявленность. Прежде чем пойти дальше в исследовании этой символики, мы должны прежде всего рассеять досадное смешение того, что в таком изображении должно рассматриваться как «верх» и «низ». На уровне «физической» видимости, если двигаться от какой-либо точки на поверхности сферы, низом всегда будет направление, идущее к центру этой сферы; однако, было замечено, что это направление не прерывается в центре, что оттуда оно идет к противоположной точке поверхности, выходя за пределы самой сферы, из чего заключили, что точно так же должно продолжиться и нисхождение. Отсюда пожелали сделать вывод, будто бы существует не только "нисхождение к материи", т. е., коль скоро речь идет о нашем мире, к тому, что есть самого грубого на телесном уровне, но также и "нисхождение к духу" [681]— так что, если принять такую концепцию, и самый дух должен был бы иметь «злотворный» аспект. Реально же вещи следует рассматривать совершенно иначе: именно центр на таком изображении является самой нижней точкой, [682]и за пределами последней можно только подниматься, как Данте поднялся из Ада, продолжая следовать в том же направлении, по которому вначале спускался, или, по крайней мере, в том направлении, которое геометрически выглядит тем же самым, [683]потому что гора Земного Рая, в его символическом пространстве, является антиподом Иерусалима. [684]Впрочем, достаточно задуматься на мгновение, дабы понять, что в противном случае изображение не было бы цельным, ибо никоим образом не согласовалось бы с символикой силы тяготения, рассмотрение которой очень важно здесь. И, кроме того, каким образом то, что является самым низким для одной сферы, могло бы одновременно быть самым высоким для точки, диаметрально противоположной, и каким образом выглядело бы все, если бы, напротив, движение начиналось от этой последней точки? [685]Верно лишь то, что точка остановки спуска не располагается на уровне телесном, т. к. слишком реально присутствие «инфра-телесного» в продолжениях нашего мира; но такое «инфра-телесное» — это низшая психическая область, которая не только не может отождествляться с чем-либо духовным, но которая является именно тем, что наиболее удалено от всякой духовности, до такой степени, что могло бы показаться ее противоположностью во всех отношениях — во всяком случае, если бы позволительно было сказать, что дух имеет противоположность. Только что отмеченное нами смешение есть, стало быть, в конечном счете, не что иное, как частный случай более распространенного смешения психического и духовного. [686]
В ответ на только что сказанное можно было бы возразить, что, подобно тому, как существует иерархия проявленных состояний, т. е. между ними выделяются состояния высшие и низшие, точно так же, на самой «связующей» их нити есть направление, ведущее вверх, и направление противоположное, ведущее вниз. Это верно в определенном смысле, но следует еще добавить, прежде всего, что такое различие ни в коем случае не затрагивает сутратму, которая повсюду и всегда тождественна самой себе, каковы бы ни были природа и качество состояний, которые она проницает и наполняет; далее, это касается самой цепи миров, а не каждого из этих миров, взятого отдельно и рассматриваемого обособленно от других. В самом деле, любой из этих миров, сколь бы ни был он протяжен, является лишь бесконечно малым элементом в совокупности универсальной проявленности, таким образом, что, строго говоря, изображение его должно было бы сводиться к точке; можно было бы также, применяя геометрическую символику вертикального и горизонтального направлений, изобразить миры в виде бесконечной череды горизонтальных дисков, нанизанных на вертикальную ось. [687]Во всяком случае, таким образом можно видеть, что в пределах каждого мира ось реально достижима только в одной точке, и, следовательно, лишь выйдя за эти пределы, можно обнаруживать на оси верх и низ, или нисходящее направление.
Мы можем заметить еще и другое: ось, о которой идет речь, уподобляема, согласно другой символике, о которой мы уже говорили, "седьмому лучу" солнца; и если мир изобразить как сферу, то реально у этой сферы не должно быть никаких диаметров. Потому что если рассмотреть три прямоугольных диаметра, образующих оси трехмерной системы координат, то шесть образуемых ими попарно противоположных направлений окажутся не чем иным, как шестью другими лучами солнца; "седьмой луч" должен был бы быть им всем равно перпендикулярен, потому что он один, будучи осью универсальной проявленности, является тем, что можно было бы назвать абсолютной вертикалью, по отношению к которой оси координат рассматриваемого мира все горизонтальны. Очевидно, что это не изобразимо геометрически, [688]а это показывает, что всякое изображение вынужденно неадекватно; по крайней мере, "седьмой луч" не может быть реально изображен иначе, чем точкой, которая совпадает с самим центром сферы. И это указывает еще и на то, что для всякого бытия, которое заключено в пределы определенного мира, т. е. в конкретные условия определенного существования, сама по себе ось в действительности «невидима», и перцепции может быть доступна только та ее точка, которая является ее «следом» в этом мире. Впрочем, само собой разумеется, что это последнее наблюдение, необходимое для того, чтобы символика и его соотношения с мирами, которые эта ось связует между собой, могли быть представлены возможно полнее, нисколько не отменяет того, что на самом деле "цепь миров" чаще всего, как мы уже говорили, изображается рядом сфер, [689]нанизанных на нить наподобие жемчужного ожерелья, [690]и по правде сказать, было бы вовсе невозможно дать ей какой-либо другой чувственно осязаемый образ.
Важно еще отметить и то, что в действительности «цепь» может быть проходима только в одном единственном направлении, соответствующем тому, что мы назвали путем восхождения по оси; это особенно ясно в случае применения символики времени, уподобляющей миры или уровни существования последовательным циклам, так что, по отношению к данному уровню (состоянию), предыдущие циклы представляют низшие состояния, а циклы последующие — состояния высшие; это подразумевает, что их сцепление должно рассматриваться как необратимое. Впрочем, такая необратимость равным образом подразумевается в концепции этого же самого сцепления как имеющего, собственно, «причинный» характер, хотя такая концепция, по существу, предполагает единовременность, а не последовательность, потому что в соотношении причины и следствия два члена никогда не могут быть обратимы. И, по сути, это понятие причинной связи и составляет истинный смысл того, что символически передается видимостью циклической последовательности, ибо точка зрения единовременности всегда соотносится с уровнем реальности более глубоким, нежели уровень последовательности.
"Цепь миров" обычно изображается в форме круга, [691]потому что, если каждый мир рассматривается как цикл и, как таковой, символизируется фигурой круга или сферы, то вся целиком проявленность (манифестация), которая есть совокупность всех миров, предстанет в этом случае как своего рода "цикл циклов". Таким образом, цепь может быть не только непрерывно пройдена от начала до конца, но затем и снова, и всегда в одном и том же направлении, что, впрочем, в разворачивании манифестации соответствует другому уровню, нежели тот, на котором совершается простой переход от одного мира к другому.