Страница:
[733]
Самым известным на Западе примером этого традиционного значения радуги является, естественно, библейский текст, где оно выражено совершенно четко. [734]Там говорится буквально: "Я полагаю радугу мою в облаке, чтобы она была знамением (вечного) завета между Мною и между Землею", но следует заметить, что это "знамение завета" ни в коем случае не предстает здесь как делающее возможным переход из одного мира в другой, переход, на который, впрочем, в этом тексте нет ни малейшего намека. В других случаях то же самое значение получает выражение в очень различных формах: например, у греков радуга уподоблялась покрывалу Ириды, а возможно — и самой Ириде, в ту эпоху, когда в символических изображениях «антропоморфизм» не был развит ими так сильно, как это случилось позже. Здесь это значение подразумевалось уже в силу того, что Ирида была "вестницей богов" и, следовательно, играла роль посредника между небом и землей; и само собой разумеется, что такое представление во всех отношениях далеко от символики моста. Похоже, что, по сути, радуга уподоблялась космическим потокам, посредством которых совершается обмен влияниями между небом и землей, в гораздо большей степени, чем посредством оси, по которой осуществляется связь между различными состояниями. И это, кстати, лучше согласуется с ее изогнутой формой, [735]потому что, хотя, как мы отметили ранее, сама эта форма вовсе не обязательно вступает в противоречие с идеей «вертикальности», тем не менее остается верным, что сама эта идея не может быть подсказана непосредственной видимостью, как то, напротив, имеет место в случае всех собственно осевых символов.
Нужно признать, что символика радуги в действительности очень сложна и проявляется в различных аспектах аспекты; но, возможно, одним из важнейших среди последних, хотя вначале это и может показаться странным и уж, во всяком случае, таким, который наиболее явным образом соотносится с тем, на что мы только что указали, является тот, что уподобляет ее змее и встречается в самых разных традициях. Отмечено, что китайский иероглиф, обозначающий радугу, имеет корень «змея», — хотя такое уподобление формально не выражено повсюду в дальневосточной традиции, — в т. ч. здесь скорее можно видеть как бы воспоминание о чем-то очень далеком. [736]Похоже, что такая символика была немного известна и самим грекам, по крайней мере, в архаический период, ибо, согласно Гомеру, радуга была изображена на щите Агамемнона в виде трех голубых змей, "подобия дуги Ириды и памятного знамения для людей, которое Зевс запечатлел в облаках. [737]Во всяком случае, в некоторых регионах Африки, а конкретнее — в Дагомее, "небесный змей" уподобляется радуге и в то же время он рассматривается как хозяин драгоценных камней и сокровищ; впрочем, может показаться, что существует определенное смешение двух различных аспектов символики змеи, потому что, если роль хозяина или хранителя сокровищ действительно довольно часто приписывается, в ряду других разнообразных существ, змеям или драконам, то последние тогда имеют характер скорее подземный, нежели небесный. Но возможно также, что между этими двумя по видимости противоположными аспектами имеется соотношение, сравниваемое с тем, которое существует между планетами и металлами. [738]С другой стороны, по меньшей мере любопытно заметить, что в данной связи этот "небесный змей" имеет весьма разительное сходство с "зеленой змеей" хорошо известной символической сказки Гете, где змея превращается в мост, а затем рассыпается драгоценными камнями; если этот последний тоже должен считаться имеющим отношение к радуге, то в этом случае можно было бы обнаружить ее идентичность с мостом, что было бы тем менее удивительно, что Гете, вполне возможно, подразумевал здесь конкретно скандинавскую традицию. Кроме того, нужно сказать, что сказка, о которой идет речь, очень неясна как в том, что касается происхождения различных элементов символики, которыми мог вдохновляться Гете, так и в самом ее значении. А все истолкования, которые пытались давать ей, в действительности мало удовлетворительны. [739]Мы не будем более настаивать на этом, но нам показалось, что небезынтересно провести мимоходом это несколько неожиданное сближение, для которого упомянутая сказка дала повод. [740]
Известно, что одно из основных символических значений змеи соотносится с космическими потоками, на которые мы указывали выше, потоками, которые, в конечном счете, есть не что иное, как следствие и как бы выражение действий и реакций сил, исходящих, соответственно, от неба и земли. [741]Именно здесь заключено то, что дает единственное внятное объяснение уподобления радуги змее, и такое объяснение совершенно согласуется с общепризнанным характером радуги как знака союза неба и земли, союза, который в действительности в некотором роде манифестируется этими потоками, потому что без него они бы не могли возникнуть. Нужно добавить, что змея, когда она обладает этим значением, чаще всего ассоциируется с осевыми символами — такими, как древо или жезл, что легко понять, потому что именно направление оси определяет направление космических потоков. Но, однако, без какого-либо смешения одного с другим, как если обратиться здесь к соответствующей символике в ее самой строгой геометрической форме, спираль, начерченная на цилиндре, никогда не совпадает с самой осью последнего. Между символом радуги и символом моста подобная связь была бы, в конечном счете, той, которую можно было бы счесть самой нормальной; но, как следствие, эта связь привела в некоторых случаях к своего рода слиянию двух символов, которое было бы целиком оправдано лишь тогда, когда дуальность дифференцированных течений одновременно рассматривалась бы как получающая разрешение в единстве осевого потока. Однако нужно также учесть и то, что изображения моста не идентичны — в зависимости от того, уподобляется он радуге или нет; и в этой связи можно было бы задаться вопросом, нет ли между прямым [742]мостом и мостом в форме арки — по крайней мере, в принципе — различия значений, в некотором смысле соответствующего тому, которое, как мы уже отмечали раньше, существует между вертикальной лестницей и винтовой. [743]Различия «осевого» пути, непосредственно ведущего человека в изначальное состояние, и пути, скорее, «периферического», подразумевающего раздельное прохождение через ряд иерархических состояний, хотя и в том, и в другом случае конечная цель неизбежно будет одной и той же. [744]
65. Цепь единства
[745]
66. Обрамления и лабиринты
[754]
67. "Цифра четыре"
[771]
Самым известным на Западе примером этого традиционного значения радуги является, естественно, библейский текст, где оно выражено совершенно четко. [734]Там говорится буквально: "Я полагаю радугу мою в облаке, чтобы она была знамением (вечного) завета между Мною и между Землею", но следует заметить, что это "знамение завета" ни в коем случае не предстает здесь как делающее возможным переход из одного мира в другой, переход, на который, впрочем, в этом тексте нет ни малейшего намека. В других случаях то же самое значение получает выражение в очень различных формах: например, у греков радуга уподоблялась покрывалу Ириды, а возможно — и самой Ириде, в ту эпоху, когда в символических изображениях «антропоморфизм» не был развит ими так сильно, как это случилось позже. Здесь это значение подразумевалось уже в силу того, что Ирида была "вестницей богов" и, следовательно, играла роль посредника между небом и землей; и само собой разумеется, что такое представление во всех отношениях далеко от символики моста. Похоже, что, по сути, радуга уподоблялась космическим потокам, посредством которых совершается обмен влияниями между небом и землей, в гораздо большей степени, чем посредством оси, по которой осуществляется связь между различными состояниями. И это, кстати, лучше согласуется с ее изогнутой формой, [735]потому что, хотя, как мы отметили ранее, сама эта форма вовсе не обязательно вступает в противоречие с идеей «вертикальности», тем не менее остается верным, что сама эта идея не может быть подсказана непосредственной видимостью, как то, напротив, имеет место в случае всех собственно осевых символов.
Нужно признать, что символика радуги в действительности очень сложна и проявляется в различных аспектах аспекты; но, возможно, одним из важнейших среди последних, хотя вначале это и может показаться странным и уж, во всяком случае, таким, который наиболее явным образом соотносится с тем, на что мы только что указали, является тот, что уподобляет ее змее и встречается в самых разных традициях. Отмечено, что китайский иероглиф, обозначающий радугу, имеет корень «змея», — хотя такое уподобление формально не выражено повсюду в дальневосточной традиции, — в т. ч. здесь скорее можно видеть как бы воспоминание о чем-то очень далеком. [736]Похоже, что такая символика была немного известна и самим грекам, по крайней мере, в архаический период, ибо, согласно Гомеру, радуга была изображена на щите Агамемнона в виде трех голубых змей, "подобия дуги Ириды и памятного знамения для людей, которое Зевс запечатлел в облаках. [737]Во всяком случае, в некоторых регионах Африки, а конкретнее — в Дагомее, "небесный змей" уподобляется радуге и в то же время он рассматривается как хозяин драгоценных камней и сокровищ; впрочем, может показаться, что существует определенное смешение двух различных аспектов символики змеи, потому что, если роль хозяина или хранителя сокровищ действительно довольно часто приписывается, в ряду других разнообразных существ, змеям или драконам, то последние тогда имеют характер скорее подземный, нежели небесный. Но возможно также, что между этими двумя по видимости противоположными аспектами имеется соотношение, сравниваемое с тем, которое существует между планетами и металлами. [738]С другой стороны, по меньшей мере любопытно заметить, что в данной связи этот "небесный змей" имеет весьма разительное сходство с "зеленой змеей" хорошо известной символической сказки Гете, где змея превращается в мост, а затем рассыпается драгоценными камнями; если этот последний тоже должен считаться имеющим отношение к радуге, то в этом случае можно было бы обнаружить ее идентичность с мостом, что было бы тем менее удивительно, что Гете, вполне возможно, подразумевал здесь конкретно скандинавскую традицию. Кроме того, нужно сказать, что сказка, о которой идет речь, очень неясна как в том, что касается происхождения различных элементов символики, которыми мог вдохновляться Гете, так и в самом ее значении. А все истолкования, которые пытались давать ей, в действительности мало удовлетворительны. [739]Мы не будем более настаивать на этом, но нам показалось, что небезынтересно провести мимоходом это несколько неожиданное сближение, для которого упомянутая сказка дала повод. [740]
Известно, что одно из основных символических значений змеи соотносится с космическими потоками, на которые мы указывали выше, потоками, которые, в конечном счете, есть не что иное, как следствие и как бы выражение действий и реакций сил, исходящих, соответственно, от неба и земли. [741]Именно здесь заключено то, что дает единственное внятное объяснение уподобления радуги змее, и такое объяснение совершенно согласуется с общепризнанным характером радуги как знака союза неба и земли, союза, который в действительности в некотором роде манифестируется этими потоками, потому что без него они бы не могли возникнуть. Нужно добавить, что змея, когда она обладает этим значением, чаще всего ассоциируется с осевыми символами — такими, как древо или жезл, что легко понять, потому что именно направление оси определяет направление космических потоков. Но, однако, без какого-либо смешения одного с другим, как если обратиться здесь к соответствующей символике в ее самой строгой геометрической форме, спираль, начерченная на цилиндре, никогда не совпадает с самой осью последнего. Между символом радуги и символом моста подобная связь была бы, в конечном счете, той, которую можно было бы счесть самой нормальной; но, как следствие, эта связь привела в некоторых случаях к своего рода слиянию двух символов, которое было бы целиком оправдано лишь тогда, когда дуальность дифференцированных течений одновременно рассматривалась бы как получающая разрешение в единстве осевого потока. Однако нужно также учесть и то, что изображения моста не идентичны — в зависимости от того, уподобляется он радуге или нет; и в этой связи можно было бы задаться вопросом, нет ли между прямым [742]мостом и мостом в форме арки — по крайней мере, в принципе — различия значений, в некотором смысле соответствующего тому, которое, как мы уже отмечали раньше, существует между вертикальной лестницей и винтовой. [743]Различия «осевого» пути, непосредственно ведущего человека в изначальное состояние, и пути, скорее, «периферического», подразумевающего раздельное прохождение через ряд иерархических состояний, хотя и в том, и в другом случае конечная цель неизбежно будет одной и той же. [744]
65. Цепь единства
[745]
В ряду масонских символов, которые, похоже, очень мало поняты в наше время, есть и символ "цепи единства",
[746]которая окружает Ложу в ее верхней части. Иные хотели бы видеть здесь шнур, которым оперативные масоны пользовались для того, чтобы очертить и отграничить контур здания; разумеется, они правы, однако такого объяснения недостаточно, и следовало бы, по крайней мере, задаться вопросом о символическом значении самого шнура.
[747]Можно было бы также счесть ненормальным положение, приписываемое «инструменту», предназначенному для выполнения чертежа на земле, и это также требует некоторых пояснений.
Чтобы понять, о чем идет речь, следует прежде всего вспомнить, что с традиционной точки зрения всякое здание, каково бы оно ни было, всегда строилось согласно космической модели; кстати сказать, особо уточняется, что Ложа есть образ Космоса, и, несомненно, это последнее воспоминание о таком знании, которое до сего дня сохранилось в западном мире. А коль скоро это было так, местоположение здания должно было определяться и" обрамляться" чем-то, что некоторым образом соотносилось с тем, что можно было бы назвать «рамой» самого Космоса. Мы сейчас увидим, что это такое, и мы можем тотчас же сказать, что контур, «материализованный» шнуром, представлял, собственно говоря, ее земную проекцию. Впрочем, мы уже видели нечто подобное в планах городов, основанных в соответствии с традиционными правилами; [748]в самом деле, взятые раздельно случай таких городов и случай зданий, по существу не различаются в этом отношении, потому что речь здесь всегда идет о подражании одной и той же космической модели. Когда здание построено и даже как только оно начало расти в вышину, шнур, очевидно, уже не играет никакой роли; точно так же, положение "цепи единства" соотносится не с контуром, обозначению которого послужил шнур, но скорее с его космическим прототипом, воспоминание о котором, напротив, всегда уместно для определения символического значения Ложи и ее различных частей. Сам шнур, в этой форме "цепи единства", становится тогда символом «рамы» Космоса; и его положение понимается без труда, если, как это и есть на самом деле, эта «рама» имеет характер небесный, а не земной; [749]уже посредством такой транспозиции, добавим мы, земля, в конечном счете, лишь возвращает небу то, что она позаимствовала у него вначале.
А еще более отчетливым смысл этого символа делает то, что в то время как шнур, в качестве «инструмента», естественно, представляет собой простую линию, "цепь единства", напротив, местами имеет узлы; обычно их должно быть двенадцать, [750]и, таким образом, они, очевидно, соответствуют знакам Зодиака. [751]В самом деле, это именно Зодиак, внутри которого движутся планеты, образует «оболочку» Космоса, т. е. ту «раму», о которой мы говорили, [752]и совершенно ясно, что это действительно, как мы сказали, есть небесная "рама".
Существует и еще нечто, не менее важное, а именно: то, что среди функций «рамы» есть одна, быть может, важнейшая, и она состоит в том, чтобы удерживать на их местах разнообразные элементы, которые она содержит или заключает внутри себя — таким образом, чтобы формировать из них упорядоченное целое, что, впрочем, как известно, и есть этимологическое значение самого слова "Космос". [753]Она ("рама") должна каким-то образом «связывать» или «соединять» эти элементы между собой, что, впрочем, формально и выражается наименованием "цепь единства"; и отсюда именно — в том, что касается последней, — проистекает ее самое глубокое значение. Потому что, подобно всем символам, являющим себя в форме цепи, шнура или нити, она, в конечном счете, соотносится с Сутратмой. Мы ограничимся лишь привлечением внимания к этому моменту, не вдаваясь на сей раз в более пространные объяснения, потому что мы вскоре должны будем к нему вернуться, ибо эта черта еще более явственно выражена в случае некоторых других символических «обрамлений», к исследованию которых мы теперь переходим.
Чтобы понять, о чем идет речь, следует прежде всего вспомнить, что с традиционной точки зрения всякое здание, каково бы оно ни было, всегда строилось согласно космической модели; кстати сказать, особо уточняется, что Ложа есть образ Космоса, и, несомненно, это последнее воспоминание о таком знании, которое до сего дня сохранилось в западном мире. А коль скоро это было так, местоположение здания должно было определяться и" обрамляться" чем-то, что некоторым образом соотносилось с тем, что можно было бы назвать «рамой» самого Космоса. Мы сейчас увидим, что это такое, и мы можем тотчас же сказать, что контур, «материализованный» шнуром, представлял, собственно говоря, ее земную проекцию. Впрочем, мы уже видели нечто подобное в планах городов, основанных в соответствии с традиционными правилами; [748]в самом деле, взятые раздельно случай таких городов и случай зданий, по существу не различаются в этом отношении, потому что речь здесь всегда идет о подражании одной и той же космической модели. Когда здание построено и даже как только оно начало расти в вышину, шнур, очевидно, уже не играет никакой роли; точно так же, положение "цепи единства" соотносится не с контуром, обозначению которого послужил шнур, но скорее с его космическим прототипом, воспоминание о котором, напротив, всегда уместно для определения символического значения Ложи и ее различных частей. Сам шнур, в этой форме "цепи единства", становится тогда символом «рамы» Космоса; и его положение понимается без труда, если, как это и есть на самом деле, эта «рама» имеет характер небесный, а не земной; [749]уже посредством такой транспозиции, добавим мы, земля, в конечном счете, лишь возвращает небу то, что она позаимствовала у него вначале.
А еще более отчетливым смысл этого символа делает то, что в то время как шнур, в качестве «инструмента», естественно, представляет собой простую линию, "цепь единства", напротив, местами имеет узлы; обычно их должно быть двенадцать, [750]и, таким образом, они, очевидно, соответствуют знакам Зодиака. [751]В самом деле, это именно Зодиак, внутри которого движутся планеты, образует «оболочку» Космоса, т. е. ту «раму», о которой мы говорили, [752]и совершенно ясно, что это действительно, как мы сказали, есть небесная "рама".
Существует и еще нечто, не менее важное, а именно: то, что среди функций «рамы» есть одна, быть может, важнейшая, и она состоит в том, чтобы удерживать на их местах разнообразные элементы, которые она содержит или заключает внутри себя — таким образом, чтобы формировать из них упорядоченное целое, что, впрочем, как известно, и есть этимологическое значение самого слова "Космос". [753]Она ("рама") должна каким-то образом «связывать» или «соединять» эти элементы между собой, что, впрочем, формально и выражается наименованием "цепь единства"; и отсюда именно — в том, что касается последней, — проистекает ее самое глубокое значение. Потому что, подобно всем символам, являющим себя в форме цепи, шнура или нити, она, в конечном счете, соотносится с Сутратмой. Мы ограничимся лишь привлечением внимания к этому моменту, не вдаваясь на сей раз в более пространные объяснения, потому что мы вскоре должны будем к нему вернуться, ибо эта черта еще более явственно выражена в случае некоторых других символических «обрамлений», к исследованию которых мы теперь переходим.
66. Обрамления и лабиринты
[754]
А. Кумарасвами исследовал
[755]символическое значение некоторых «узлов», которые встречаются на гравюрах Альбрехта Дюрера; эти «узлы» представляют собой очень сложные сплетения, образуемые непрерывной линией, притом что все целое являет фигуру круга. Иногда имя Дюрера оказывается вписано в центральную часть. Эти «узлы» сближались со сходной фигурой, обычно приписываемой Леонардо да Винчи, в центре которой читаются слова Accademia Leonardi Vinci; иные хотели бы видеть в этой последней "коллективную подпись" эзотерической «Академии», т. к. в Италии в эту эпоху существовало некоторое их число, и такое предположение не лишено оснований. В самом деле, иногда эти рисунки называли «дедалами» или «лабиринтами», и, как отмечает Кумарасвами, несмотря на различие форм, которое частично может быть обусловлено причинами технического порядка, они действительно имеют тесную связь с лабиринтами, а еще конкретнее — с теми, которые были начертаны на плитах пола некоторых средневековых церквей. А последние равным образом рассматриваются как "коллективная подпись" корпораций строителей. В той мере, в какой они символизируют узы, соединяющие между собой членов инициатической или, по меньшей мере, эзотерической организации, эти рисунки являют разительное сходство и с масонской "цепью единства". А если вспомнить об ее узлах, то имя «узлы», данное этим рисункам, по всей видимости, самим Дюрером, также предстает очень многозначительным. По этой причине, так же, как и по другой, к которой мы далее вернемся, важно отметить еще и то, что речь идет о линиях, не являющих собой какого-либо разрыва непрерывности;
[756]церковные лабиринты равным образом могли быть пройдены с одного конца до другого так, чтобы нигде не встретить точку разрыва, вынуждающую остановиться или вернуться назад. Таким образом, в действительности они представляли собою просто-напросто очень длинный путь, который следовало совершить весь целиком прежде, нежели достичь центра.
[757]
В некоторых случаях, как в Амьене, "мастер дела" заставил изобразить самого себя в центральной части, точно так же, как да Винчи и Дюрер вписали в нее свои имена; тем самым они символически располагались в "Святой Земле", [758]т. е. в месте, предназначенном для «избранных», как мы уже объясняли ранее, [759]или в духовном центре, который во всех случаях был образом или отражением подлинного "Центра Мира" — подобно тому, как дальневосточная традиция всегда помещала Императора на центральное место. [760]
Это прямо подводит нас к соображениям другого порядка, которые соотносятся с более «внутренним» и более глубоким смыслом этого символизма: поскольку человек, проходящий лабиринт или какое-либо другое равнозначное изображение, тем самым в конце концов обретает "центральное место", т. е., с точки зрения инициатической самореализации, свой собственный центр, [761]то само прохождение, со всеми своими сложностями, есть, очевидно олицетворение множественности состояний или модальностей проявленного существования, [762]по бесконечной череде которых человек должен был «блуждать» прежде, нежели суметь утвердиться в этом центре. Непрерывная линия тогда является образом сутратмы, которая соединяет между собой все состояния, и, кстати сказать, в случае "нити Ариадны", сопряженной с прохождением лабиринта, этот образ является с такой отчетливостью, что странно, как можно было этого не замечать; [763]таким образом, оказывается обоснованным примечание, которым мы закончили наше предыдущее исследование о символизме "цепи единства". С другой стороны, мы особенно настаивали на характере «обрамления», который являет последняя; но достаточно взглянуть на рисунки Дюрера и Винчи, чтобы заметить, что они также образуют собой подлинные «обрамления» вокруг центральной части, что составляет еще одну черту сходства между этими символами. А есть еще и другие случаи, где мы равным образом обнаружим тот же самый характер, притом таким образом, который еще раз выявляет совершенную согласованность различных традиций.
В одной книге, о которой мы уже говорили ранее, [764]Джексон Найт отметил, что в Греции, близ Коринфа, были обнаружены уменьшенные глиняные модели домов, восходящие к архаической эпохе, именуемой "геометрической"; [765]на внешних стенах можно видеть меандры, которые окружают дом и рисунок которых, похоже, в некотором роде является «замещением» лабиринта. В той мере, в какой последний олицетворял защиту, будь то от враждебных людей, будь то, в особенности, от враждебных психических влияний, можно рассматривать также и эти меандры как обладающие силой защитной и притом даже двойной, препятствующей не только проникновению злотворных влияний в жилище, но и выходу из него и рассеиванию вовне влияний благотворных. Возможно, что в определенные эпохи в них больше ничего не видели; но не нужно забывать, что сведение символов к более или менее «магическому» употреблению уже соответствует состоянию вырождения с точки зрения традиционной, состоянию, в котором забылся более глубокий смысл. [766]У истоков, стало быть, должно было иметь место нечто другое, и легко понять, о чем на самом деле идет речь, если вспомнить, что традиционно всякое здание строится по космической модели; и до тех пор, пока не было никакого различия между «сакральным» и «профаническим», то есть до тех пор, пока вследствие оскудения традиции не появилась профаническая точка зрения, так было всегда и повсюду даже и для обычных жилищ. Дом был тогда образом Космоса, т. е. как бы "малым миром", замкнутым и завершенным в самом себе; и если отмечают, что он «обрамлен» меандром, точно так же, как Ложа, космическое значение которой не было утрачено, «обрамлена» "цепью единства", то тождественность двух символов обнаруживает себя как совершенно очевидная. И в том, и в другом случае то, о чем идет речь, в конечном счете есть не что иное, как олицетворение самой «рамы» Космоса.
Другой пример, примечательный с точки зрения символизма «обрамлений», являют нам некоторые китайские иероглифы, изначально соотносившиеся с ритуалами фиксации или стабилизации, [767]которые состояли в начертании концентрических кругов или спирали вокруг предметов. Иероглиф хэн, обозначающий такой ритуал, в старинном письме образовывался спиралью или двумя концентрическими кругами между двумя прямыми линиями. Во всем древнем мире новые сооружения, будь то стоянки, города или деревни «стабилизировались» путем очерчивания вокруг них [768]спиралей или кругов; и добавим, что можно видеть реальное тождество «обрамлений» с лабиринтами. По поводу иероглифа ши фу, который поздние комментаторы переводят как просто-напросто «большой», только что процитированный нами автор говорит, что он обозначает магию, обеспечивающую интегральность, целостность пространств, «обрамляя» их защитными знаками. Таково назначение рисунков на бордюрах старинных произведений искусства. Ши фу есть благословение, которое было прямо или символически «обрамлено» таким способом; бич также может быть «обрамлен», дабы помешать ему распространяться. И здесь также видимым образом речь идет только о «магии» или о том, что считают ею; но идея «фиксации», или «стабилизации» достаточно ясно показывает, в чем состоит суть дела: речь идет о самой существенной функции «рамы», которая, как мы уже говорили ранее, заключается в собирании и удержании на своем месте различных элементов, окружаемых ею. Кстати сказать, у Лао-Цзэ есть тексты, где встречаются эти иероглифы, очень доказательные в данном отношении: "Когда обрамляют (или описывают инь, иероглиф, вызывающий представление, сходное с тем, что дает иероглиф хэн) семь животных духов и охватывают Единство, можно быть замкнутым, непроницаемым и неподкупным". [769]И в другом месте: "Благодаря знанию, должным образом обрамленному (ши), мы беспрепятственно идем по Великому Пути". [770]В первом из этих двух текстов речь идет, очевидно, об установлении или поддержании нормального порядка различных элементов, составляющих бытие, таким образом, чтобы превратить его в единое целое; во втором "хорошо обрамленное знание" есть, собственно говоря, знание, в котором каждой вещи отводится в точности то место, которое подобает ей. Впрочем, космическое значение «рамы» само по себе никоим образом не исчезает в подобном случае; в самом деле, разве согласно любым традиционным концепциям, человеческое существо не является «микрокосмом» и разве знание не должно также, охватывать неким образом целостность Космоса?
В некоторых случаях, как в Амьене, "мастер дела" заставил изобразить самого себя в центральной части, точно так же, как да Винчи и Дюрер вписали в нее свои имена; тем самым они символически располагались в "Святой Земле", [758]т. е. в месте, предназначенном для «избранных», как мы уже объясняли ранее, [759]или в духовном центре, который во всех случаях был образом или отражением подлинного "Центра Мира" — подобно тому, как дальневосточная традиция всегда помещала Императора на центральное место. [760]
Это прямо подводит нас к соображениям другого порядка, которые соотносятся с более «внутренним» и более глубоким смыслом этого символизма: поскольку человек, проходящий лабиринт или какое-либо другое равнозначное изображение, тем самым в конце концов обретает "центральное место", т. е., с точки зрения инициатической самореализации, свой собственный центр, [761]то само прохождение, со всеми своими сложностями, есть, очевидно олицетворение множественности состояний или модальностей проявленного существования, [762]по бесконечной череде которых человек должен был «блуждать» прежде, нежели суметь утвердиться в этом центре. Непрерывная линия тогда является образом сутратмы, которая соединяет между собой все состояния, и, кстати сказать, в случае "нити Ариадны", сопряженной с прохождением лабиринта, этот образ является с такой отчетливостью, что странно, как можно было этого не замечать; [763]таким образом, оказывается обоснованным примечание, которым мы закончили наше предыдущее исследование о символизме "цепи единства". С другой стороны, мы особенно настаивали на характере «обрамления», который являет последняя; но достаточно взглянуть на рисунки Дюрера и Винчи, чтобы заметить, что они также образуют собой подлинные «обрамления» вокруг центральной части, что составляет еще одну черту сходства между этими символами. А есть еще и другие случаи, где мы равным образом обнаружим тот же самый характер, притом таким образом, который еще раз выявляет совершенную согласованность различных традиций.
В одной книге, о которой мы уже говорили ранее, [764]Джексон Найт отметил, что в Греции, близ Коринфа, были обнаружены уменьшенные глиняные модели домов, восходящие к архаической эпохе, именуемой "геометрической"; [765]на внешних стенах можно видеть меандры, которые окружают дом и рисунок которых, похоже, в некотором роде является «замещением» лабиринта. В той мере, в какой последний олицетворял защиту, будь то от враждебных людей, будь то, в особенности, от враждебных психических влияний, можно рассматривать также и эти меандры как обладающие силой защитной и притом даже двойной, препятствующей не только проникновению злотворных влияний в жилище, но и выходу из него и рассеиванию вовне влияний благотворных. Возможно, что в определенные эпохи в них больше ничего не видели; но не нужно забывать, что сведение символов к более или менее «магическому» употреблению уже соответствует состоянию вырождения с точки зрения традиционной, состоянию, в котором забылся более глубокий смысл. [766]У истоков, стало быть, должно было иметь место нечто другое, и легко понять, о чем на самом деле идет речь, если вспомнить, что традиционно всякое здание строится по космической модели; и до тех пор, пока не было никакого различия между «сакральным» и «профаническим», то есть до тех пор, пока вследствие оскудения традиции не появилась профаническая точка зрения, так было всегда и повсюду даже и для обычных жилищ. Дом был тогда образом Космоса, т. е. как бы "малым миром", замкнутым и завершенным в самом себе; и если отмечают, что он «обрамлен» меандром, точно так же, как Ложа, космическое значение которой не было утрачено, «обрамлена» "цепью единства", то тождественность двух символов обнаруживает себя как совершенно очевидная. И в том, и в другом случае то, о чем идет речь, в конечном счете есть не что иное, как олицетворение самой «рамы» Космоса.
Другой пример, примечательный с точки зрения символизма «обрамлений», являют нам некоторые китайские иероглифы, изначально соотносившиеся с ритуалами фиксации или стабилизации, [767]которые состояли в начертании концентрических кругов или спирали вокруг предметов. Иероглиф хэн, обозначающий такой ритуал, в старинном письме образовывался спиралью или двумя концентрическими кругами между двумя прямыми линиями. Во всем древнем мире новые сооружения, будь то стоянки, города или деревни «стабилизировались» путем очерчивания вокруг них [768]спиралей или кругов; и добавим, что можно видеть реальное тождество «обрамлений» с лабиринтами. По поводу иероглифа ши фу, который поздние комментаторы переводят как просто-напросто «большой», только что процитированный нами автор говорит, что он обозначает магию, обеспечивающую интегральность, целостность пространств, «обрамляя» их защитными знаками. Таково назначение рисунков на бордюрах старинных произведений искусства. Ши фу есть благословение, которое было прямо или символически «обрамлено» таким способом; бич также может быть «обрамлен», дабы помешать ему распространяться. И здесь также видимым образом речь идет только о «магии» или о том, что считают ею; но идея «фиксации», или «стабилизации» достаточно ясно показывает, в чем состоит суть дела: речь идет о самой существенной функции «рамы», которая, как мы уже говорили ранее, заключается в собирании и удержании на своем месте различных элементов, окружаемых ею. Кстати сказать, у Лао-Цзэ есть тексты, где встречаются эти иероглифы, очень доказательные в данном отношении: "Когда обрамляют (или описывают инь, иероглиф, вызывающий представление, сходное с тем, что дает иероглиф хэн) семь животных духов и охватывают Единство, можно быть замкнутым, непроницаемым и неподкупным". [769]И в другом месте: "Благодаря знанию, должным образом обрамленному (ши), мы беспрепятственно идем по Великому Пути". [770]В первом из этих двух текстов речь идет, очевидно, об установлении или поддержании нормального порядка различных элементов, составляющих бытие, таким образом, чтобы превратить его в единое целое; во втором "хорошо обрамленное знание" есть, собственно говоря, знание, в котором каждой вещи отводится в точности то место, которое подобает ей. Впрочем, космическое значение «рамы» само по себе никоим образом не исчезает в подобном случае; в самом деле, разве согласно любым традиционным концепциям, человеческое существо не является «микрокосмом» и разве знание не должно также, охватывать неким образом целостность Космоса?
67. "Цифра четыре"
[771]
Среди старинных цеховых клейм есть одно, которое имеет особо загадочный характер: это то, которому дали имя "цифра четыре", потому что оно и в самом деле имеет форму цифры 4, к которой часто добавляются дополнительные линии, горизонтальные или вертикальные, и которая обычно сочетается либо с другими символами, либо с буквами или монограммами так, чтобы образовать сложный ансамбль, где она всегда занимает верхнюю часть. Этот знак был общим для большого числа корпораций, если даже не для всех, и мы не знаем, почему писатель-оккультист, который в довершение всего совершенно безосновательно возводит его происхождение к Катарам, счел возможным заявить недавно, что знак этот принадлежал именно "тайному обществу" печатников и книгопродавцов. Верно, что он встречается во многих клеймах печатников, но не менее часто — и у каменотесов, витражных мастеров, ковроткачей, и это лишь несколько примеров, достаточных для доказательства несостоятельности такого мнения. Было замечено даже, что частные лица или семьи изображали этот же самый знак на своих домах, на своих надгробных камнях или на своих гербах; но здесь в иных случаях никак нельзя доказать, что его не следует отнести скорее на счет каменотеса, нежели самого владельца, а в других речь наверняка идет о лицах, объединенных некими узами, иногда наследственными, с некоторыми цехами.
[772]Как бы то ни было, не вызывает сомнений, что знак, о котором идет речь, имеет цеховой характер и находится в прямой связи с ремесленными инициациями; и даже, если судить по тому, как он употреблялся, есть все основания думать, что по сути он был знаком мастерства.
Что же касается значения "цифры четыре", которое, очевидно, представляет для нас наибольший интерес, то говорившие о нем авторы далеки от согласия между собой, тем более, что все они, похоже, не ведают, что символ вполне поддается нескольким различным интерпретациям, нисколько друг друга не исключающим. В этом нет ничего, достойного удивления, что бы ни думали о нем те, кто придерживается профанической точки зрения, ибо не только множественность смыслов вообще неотъемлемо присуща самой символике, но, кроме того, в этом случае, как и в некоторых других, может иметь место взаимоналожение и даже слияние нескольких символов в один. М.В. Деонна, недавно упомянув "цифру четыре" в ряду других символов, фигурирующих на старинном оружии, [773]и говоря в связи с этим достаточно обобщенно, впрочем, о происхождении и значении данного клейма, упомянул и мнение, согласно которому оно олицетворяет то, что он именует, весьма неожиданно, "мистическим значением цифры 4". Не отбрасывая целиком такое истолкование, он, однако, предпочитает другое и предполагает, что "речь идет об астрологическом знаке", знаке Юпитера. Действительно, последний в своем главном аспекте являет сходство с цифрой 4; верно также и то, что употребление этого знака может находиться в какой-то связи с идеей «мастерства»; но несмотря на это, мы, в противоположность мнению г-на Деонна, думаем, что это всего лишь вторичная ассоциация, которая, сколь бы законной она ни была, [774]всего лишь добавляется к первичному и главному значению символа.
В самом деле, у нас не вызывает сомнений, что речь идет прежде всего о кватернерном символе — не столько в силу его сходства с цифрой 4, которое могло бы в некотором роде быть всего лишь «случайным», сколько по другой, более решающей причине. Эта цифра 4, во всех клеймах, в которых она присутствует, имеет форму, в точности совпадающую с формой креста, где верхняя оконечность вертикальной ветви и одна из оконечностей горизонтальной ветви соединены косой линией, но неоспоримо, что крест, независимо от всех его других значений, есть по существу кватернерный символ. [775]И такая интерпретация лишний раз подтверждается тем, что существуют случаи, где "цифра четыре", в соединении с другими символами явно занимает место, принадлежащее кресту на других, более распространенных изображениях, идентичных тому, которое рассматривается здесь, за исключением этого единственного различия. Именно так обстоит дело, когда "цифра четыре" встречается в изображении "шара Мироздания", или тогда, когда это знак венчает сердце, как это особенно часто имеет место в клеймах печатников. [776]
Это не все, есть и еще нечто другое, не менее важное, хотя г-н Дуонна и не приемлет такого допущения: в статье, на которую мы ссылались выше, отметив, что иные желали бы "произвести это клеймо от Константиневой монограммы, уже свободно толкуемой и искажаемой на меровингских и каролингских документах, [777]он говорит, что "гипотеза представляется совершенно произвольной" и "что некая аналогия не подтверждает ее". Мы далеки от подобного мнения; любопытно, впрочем, констатировать, что среди разнообразных изображений, репродуцированных самим г-ном Деонна, есть два, которые изображают полную хризму (монограмму Иисуса Христа), в которой буква «Р» просто-напросто заменена "цифрой четыре". Разве это не должно было бы побуждать, по меньшей мере, к большей осторожности? Следует также заметить, что встречаются, без какого-либо различения между ними, две противоположные ориентации "цифры четыре".
Что же касается значения "цифры четыре", которое, очевидно, представляет для нас наибольший интерес, то говорившие о нем авторы далеки от согласия между собой, тем более, что все они, похоже, не ведают, что символ вполне поддается нескольким различным интерпретациям, нисколько друг друга не исключающим. В этом нет ничего, достойного удивления, что бы ни думали о нем те, кто придерживается профанической точки зрения, ибо не только множественность смыслов вообще неотъемлемо присуща самой символике, но, кроме того, в этом случае, как и в некоторых других, может иметь место взаимоналожение и даже слияние нескольких символов в один. М.В. Деонна, недавно упомянув "цифру четыре" в ряду других символов, фигурирующих на старинном оружии, [773]и говоря в связи с этим достаточно обобщенно, впрочем, о происхождении и значении данного клейма, упомянул и мнение, согласно которому оно олицетворяет то, что он именует, весьма неожиданно, "мистическим значением цифры 4". Не отбрасывая целиком такое истолкование, он, однако, предпочитает другое и предполагает, что "речь идет об астрологическом знаке", знаке Юпитера. Действительно, последний в своем главном аспекте являет сходство с цифрой 4; верно также и то, что употребление этого знака может находиться в какой-то связи с идеей «мастерства»; но несмотря на это, мы, в противоположность мнению г-на Деонна, думаем, что это всего лишь вторичная ассоциация, которая, сколь бы законной она ни была, [774]всего лишь добавляется к первичному и главному значению символа.
В самом деле, у нас не вызывает сомнений, что речь идет прежде всего о кватернерном символе — не столько в силу его сходства с цифрой 4, которое могло бы в некотором роде быть всего лишь «случайным», сколько по другой, более решающей причине. Эта цифра 4, во всех клеймах, в которых она присутствует, имеет форму, в точности совпадающую с формой креста, где верхняя оконечность вертикальной ветви и одна из оконечностей горизонтальной ветви соединены косой линией, но неоспоримо, что крест, независимо от всех его других значений, есть по существу кватернерный символ. [775]И такая интерпретация лишний раз подтверждается тем, что существуют случаи, где "цифра четыре", в соединении с другими символами явно занимает место, принадлежащее кресту на других, более распространенных изображениях, идентичных тому, которое рассматривается здесь, за исключением этого единственного различия. Именно так обстоит дело, когда "цифра четыре" встречается в изображении "шара Мироздания", или тогда, когда это знак венчает сердце, как это особенно часто имеет место в клеймах печатников. [776]
Это не все, есть и еще нечто другое, не менее важное, хотя г-н Дуонна и не приемлет такого допущения: в статье, на которую мы ссылались выше, отметив, что иные желали бы "произвести это клеймо от Константиневой монограммы, уже свободно толкуемой и искажаемой на меровингских и каролингских документах, [777]он говорит, что "гипотеза представляется совершенно произвольной" и "что некая аналогия не подтверждает ее". Мы далеки от подобного мнения; любопытно, впрочем, констатировать, что среди разнообразных изображений, репродуцированных самим г-ном Деонна, есть два, которые изображают полную хризму (монограмму Иисуса Христа), в которой буква «Р» просто-напросто заменена "цифрой четыре". Разве это не должно было бы побуждать, по меньшей мере, к большей осторожности? Следует также заметить, что встречаются, без какого-либо различения между ними, две противоположные ориентации "цифры четыре".