Герасимов Сергей Владимирович. Фантастические рассказы и повести

   Тогда я попробовал использовать логику ещё раз. Конечно же, подумал я, строители работали в темноте и очень спешили, стремясь порадовать новоселов, поэтому они построили стену не там где нужно. Ничего страшного в этом нет. Скоро начнут вселяться другие жильцы (я вспомнил женщину, которая кучеря - ила волосы) и заметят, что стена стоит не на месте. Если же они не заметят сразу, то я стану стучать им в потолок и стены; рано или поздно меня спасут. К счастью, у меня припасено на два дня еды, поэтому беспокоиться не стоит. На работе я сумею обьяснить ситуацию, а впрочем, если меня не будет несколько дней, то никто этого не заметит. Если же мое заточение продлится более недели, то я сьем кошку, а что же делать? - как и все люди, привыкшие к одиночеству, я хорошо себя знал и понимал, что смогу сьесь кошку, если это будет нужно для спасения моей жизни. Правда, потом судьба распорядилась иначе.
   Было, по-видимому, около двенадцати, мои часы остановились и я определял время по солнцу. Делать было нечего и я решил осмотреть свои припасы и, если ничего нового не случится, почитать книгу. Из еды у меня оказалось: восемь банок рыбных консервов (припас к празднику новоселья), два батона хлеба, банка рисовой и банка овсяной крупы. Спичек, соли и сахара у меня не было. Две книги, которые я взял с собой были: Библия и "Робинзон Крузо". Я решил почитать Робинзона, потому что находил некоторое сходство между его ситуацией и моей. Когда я дочитал до того места, где Робинзон делает календарь, я взял карандаш и написал на клочке газеты: "Сегодня девятое апреля 1996 года. Первый день моего заточения." Читать расхотелось и я стал смотреть в окно, надеясь кого-нибудь увидеть и позвать на помощь. С пятнадцатого этажа открывался прекрасный вид. Я мог видеть город километрах в семи или десяти от меня, несколько недостроенных домов, разбросанных в пустоте без всякого порядка, дорогу, которая шла в мою сторону, но потом разветвлялась - ни одна из веток не направлялась к моему дому. Вдоль дороги шло большое животное, кажется, корова. Чуть ближе женщина катила коляску с огромными пустыми коробками. За дорогой виднелся оазис тополей, возле него стоял автобус. Поля уже начинали зеленеть и это приятно радовало глаз.
   Я отошел от окна потому что захотел пить. Странно, но до сих пор мысль о воде не приходила мне в голову. А должна была, потому что без воды человек погибает мучительной смертью на девятнадцатый день, как я слышал. Батареи были теплыми и это меня утешило. В крайнем случае, решил я, пропилю батарею пилочкой для ногтей и у меня будет много свежей горячей воды. А дырочку можно будет заткнуть чем-то. Потом я пошел в ванную и убедился что вода течет. Строители постарались на славу. Значит, у меня был свой источник, не хуже, чем у Робинзона. В передней комнате, недалеко от дверей, стояла бочка, в которой плавили смолу. Сейчас застывшая смола оставалась только на дне, поэтому я решил наполнить бочку водой - на всякий случай, если будут перебои с водоснабжением. Я начал носить воду литровой бутылкой из-под молока (другой посуды у меня не было) и убедился что наполнить бочку будет не так-то просто. По просьбе кошки я налил воды в баночку.
   Может быть, кто-то и не любит работать, но я не из таких. Я не умею просто сидеть на месте, от этого устаешь. Когда я нашел себе занятие, мне стало легче и спокойнее на душе. Я возился с бочкой до конца дня и только тогда вспомнил, что ничего не ел. Я разделил свою еду на минимально возможные порции и решил есть по одной порции в день. Порций оказалось четырнадцать - больше чем достаточно. Я бы мог есть и больше, но решил немного похудеть. В последние месяцы я несколько раз начинал серьезно следить за своим весом, но больше суток не выдерживал. Теперь же у меня появилась прекрасная возможность. Я всегда умел извлекать пользу из самых неожиданных ситуаций. А кошку я решил не кормить, кошки живучие. В ЭТОМ МЕСТЕ ЗАПИСКИ ПРЕРЫВАЮТСЯ. СЛЕДУЮЩАЯ ЗАПИСЬ ОТНОСИТСЯ, ВИДИМО, К НАЧАЛУ СЕНТЯБРЯ. ПОЧЕРК МЕНЯЕТСЯ, ЗАМЕТНО, ЧТО АВТОР ОТНОСИТСЯ ОЧЕНЬ БЕРЕЖНО К КАРАНДАШУ И ПИШЕТ МЕЛКИМИ БУКВАМИ, ПОЧТИ НЕ НАДАВЛИВАЯ НА БУМАГУ, ПОЭТОМУ НЕКОТОРЫЕ МЕСТА НЕРАЗБОРЧИВЫ.
   ...сьела Дракошу. Как жаль, ведь я уже немного научил её говорить. Я вспоминаю тот день, когда Дракоша впервые залетела в мое окно и Мурка бросилась на неё со скоростью стрелы, пущеной из лука. К тому времени Мурка стала мускулистой, поджарой, настоящей охотничьей кошкой. Говорят, что кошки настолько сильны, что способны загрызть даже человека. К счастью, Мурка меня любит. Но Дракошу она невзлюбила. Дракоша обычно спала, усевшись на люстру и только это спасало её от расправы. Улететь она не могла, мешало сломанное крыло, которое сраслось неправильно. Конечно, рано или поздно Мурка бы её сьела. Но жаль, Дракоша была умной вороной и знала целых восемь слов. Теперь мне не с кем будет поговорить.
   Я не виню Мурку, ведь только ей я обязан тем, что пока ещё не умер голодной смертью. Все же я очень исхудал, несколько месяцев мне было так плохо, что я даже не мог писать. Теперь немного легче. Я привык обходится минимальным количеством еды и просто не понимаю, как мог есть раньше такие огромные порции и ещё чувствовать себя голодным через два часа после обеда. Сейчас я немного слаб, но выгляжу прекрасно - я рассматриваю себя в зеркале каждый вечер. Зеркалом мне служит окно в кухне, оно очень запылилось снаружи и, если включить вечером свет, отражает меня не хуже настоящего зеркала. Хотя у меня выросла борода, но она не очень длинная и без единого седого волоса. Мне ни за что не дашь тридцать восемь. Похудев, я обнаружил мышцы на своем теле. Пока они не очень велики, но если не будет перебоев с едой, я буду заниматья упражнениями. Свободного времени у меня много.
   Мурка действительно хороший друг и легко поддается дрессировке. Может быть, она поняла, что нам не выжить друг без друга и поэтому каждую пойманую птичку несет ко мне. Мы делим добычу по справедливости и едим сырой. Я научился разгрызать косточки и мои зубы, безнадежно испорченные кариесом, снова стали крепкими и здоровыми. Я не знаю чему приписать этот удивительный эффект - то ли голоданию, то ли регулярному употреблению птичьего мяса. Вначале я приманивал птиц хлебными крошками, но крошки слишком дороги и я придумал лучший способ: я разобрал шкаф и сделал из него одну довольно длинную доску, которую прибил к оконной раме (труднее всего было изобрести молоток). По этой доске Мурка регулярно выбирается на крышу и там охотится. Не знаю как ей это удается, но она всегда возвращается с добычей. Я попробовал собрать в комнатах пыль и полить её водой, а потом посадить несколько ячменных зерен. К сожалению, зерна не прорасли. Я боюсь, что настанет время, когда я не смогу обходиться без витаминов.
   У меня есть маленький радиоприемник, который ловит несколько местных станций. Раньше я слушал его всегда, когда мне было скучно, и узнавал новости. Сейчас батарейка села и голоса почти не слышны. Я иногда слушаю новости, чтобы быть в курсе событий - это помогает мне ощущать себя человеком. В начале лета я слушал передачу о себе самом. Когда я исчез, никто не хватился меня, но вскоре исчезли деньги из кассы той фабрики, где я работал. Наверняка это сделали специально, чтобы меня обвинить, меня не очень любило начальство. Милиция обьявила розыск, но меня так и не нашли. Еще бы. Есть ещё одно неясное обстоятельство, которое удивляет меня: я не единственный пропавший без вести, таких как я ещё двадцать шесть человек. Жаль, но милиция не догадалась выяснить получали ли они кваритры в новых домах (вокруг стоит восемь почти готовых новых домов, мой девятый), вдруг кто-нибудь заперт в моем доме. Если так, мне не было бы так скучно. Приятно знать, что рядом с тобой есть человек.
   Как ни старались строители, но закончить мой дом они не успели. Об этом я тоже узнал из местных новостей. Все девять незаконченных домов были законсервированы на неопределенный срок. Боюсь, что мне придется прожить здесь годы. За пять месяцев люди только дважды проходили невдалеке и один раз у дома останавливалась машина. Каждый раз я кричал, человек из машины меня определенно слышал, но не стал помогать. Я думаю, он испугался моей бороды. Часто у дома пробегают стаи бродячих собак. Они приходят из полей и снова уходят в поля. Некоторые собаки довольно крупны, я думаю, что это могут быть волки, которые смешались с собачьей стаей. Наверное, эти стаи опасны. Я бы не хотел попасть в зубы этим тварям.
   Иногда я разговариваю сам с собой чтобы не разучитсься говорить. Мой голос звучит грубо и странно. Раньше у меня был совсем другой голос. Я начинаю забывать некоторые слова. Правда, это не совсем забывание, я могу прочесть или написать эти слова, но произнести их вслух мне не удается. Такое чувство будто ты двоечник и стоишь на экзамене перед грозной комиссией. Комиссия говорит:"Ну!", а ты не можешь выдавить из себя ни слова, даже если знаешь что-то. Это все из-за того, что мне не с кем говорить. Одно время я пробовал говорить сам с собой, но перестал, потому что начал чувствовать себя немного сумасшедшим. Мне даже казалось, что я раздвоился. Сейчас я нашел выход: я пою. Так как за всю жизнь я не спел ни одной песни, представляю что можно сказать о моем пении. Оказалось, что петь я могу только басом, хотя мой голос высокий от природы. Но если я пою своим собственным голосом, начинает болеть горло. Возможно, из-за пения мой голос изменился.
   Я всегда любил читать, но обе своих книги я прочел десятки раз. Теперь я не могу читать, потому что знаю наизусть каждую страницу. Моя память заметно улучшилась, потому что я помню наизусть всю Библию. Если бы кто-нибудь сказал мне раньше что такое возможно, я бы не поверил. Если бы не чтение и не мои записи, я бы уже разучилсвя разговаривать. Как жаль, что у меня всего один карандаш... НА ЭТОМ МЕСТЕ ЗАПИСЬ СНОВА ОБРЫВАЕТСЯ. СЛЕДУЮЩИЙ ОТРЫВОК БЫЛ ЗАПИСАН, ВИДИМО, ГОРАЗДО ПОЗЖЕ.
   ...такой ужас, что я не могу не написать об этом. Карандаш совсем не слушается пальцев, ещё бы, шесть лет прошло. Или пять? Не помню. Сейчас я способен вспомнить только те события, которые произошли не так давно: прошлым летом или весной. Что-то происходит с моей памятью. Когда я перечитываю свои записки, я убеждаюсь, что ничего из записанного не помню. Я совершенно не помню Дракоши, хотя из записок видно, что это была ворона, которую я научил говорить слова. Наверное, я её любил, а вот теперь не помню. Я совершенно не помню того, что происходило со мной в прошлой жизни, я даже с трудом представляю теперь, что в мире есть что-то ещё кроме моего дома. А ведь стоит долго посмотреть в окно и я обязательно увижу машины на дороге или даже людей. Интересно, что это за существа - люди? Неужели они похожи на меня?
   Увы, теперь мне не с кем разговаривать. Последнее живое существо покинуло меня. Прошлым летом Мурка, спускаясь с добычей, по неосторожности сорвалась с палки и упала вниз, на кучу земли. Кажется, она не разбилась, но её разорвали собаки. А в этом году собак стало ещё больше. Понятно, ведь они размножаются в городах, а когда пищи становится мало, уходят в поля. Их будет становиться все больше и больше, до тех пор, пока они не сьедят всех нас. Правда, до меня им не добраться.
   Если бы я не принял своевременно мер, то после смерти Мурки мне бы оставалось только умереть с голоду. Я воворю "принять меры", но это не правда, - все что я делал, я делал просто так, без умысла. Я совсем перестал думать о своем будущем. Оно так же мало значит для меня, как и прошлое. Я привык заниматься гимнастикой в свое свободное время. Наверное, вначале в этом был какой-то смысл, может быть, я расчитывал натренироваться до такой степени, чтобы суметь спуститься по отвесной стене. Но это оказалось невозможным и я продолжал заниматься только из привычки. На дне моего чемодана были приклеены листки из какого-то спортивного журнала. Журнал агитировал за восточные единоборства и показывал несколько упражнений и диаграмм. Не имея ничего другого, я занялся единоборствами и накачиванием мышц. Довольно быстро я стал прекрасным атлетом. Делать быстрые движения мне мешали длинные волосы и борода. Волосы я научился завязывать в узел, а бороду отрезал пилочкой для ногтей, пока не потерял её. До сих пор не знаю куда девалось это прекрасное устройство. Когда борода отрасла ниже пояса и стала мешать очень сильно, я придумал выход: каждое утро я стал откусывать двадцать длинных волосков. Вскоре моя борода стала короче. К тому же я до сих пор не разучился считать до двадцати - во всем есть свои плюсы. А вот дальше двадцати мне трудно.
   Еще тогда, когда Мурка была жива, незадолго перед её смертью, я предпринял свое первое путешествие за пределы квартиры. Несколько лет (не помню точнее) я тренировался лазить по стенам и научился это делать, не срываясь. Я могу сейчас даже уцепиться за потолок и повисеть на нем некоторое время. На моем потолке нет побелки, а дожди промыли широкие трещины, куда легко помещаются пальцы. Спуститься по стене я не мог пятнадцать этажей это слишком много - зато мне удалось подняться на крышу вслед за Муркой. Дело в том, что строители, торопясь, укладывали кирпичи очень неровно и вся стена над окнами моей квартиры была в выступах и впадинах, за которые легко цепляться пальцами. Самой крыши не было - был лишь недостроенный её кусок и кусок шестнадцатого этажа. По всему этому валялось великое множество битых кирпичей, бетонных осколков, арматурной проволоки и всего прочего. Там были прекрасные места для засады. Я выбрал хороший кусок проволоки и стал его затачивать чтобы получить оружие. Тогда я даже не догадывался, что этим оружием мне придется защищать свою жизнь.
   Я точил проволоку несколько дней, пока не получил идеальное копье. Старый шершавый бетон вполне подходящий заменитель точильного камня. Потом я выбрал ещё восемь прутков и спрятал, а остальное сбросил вниз. Не знаю, зачем я это сделал, но позже оказалось, что я поступил очень предусмотрительно.
   После гибели Мурки я научился охотиться на птиц самостоятельно. Это было не трудно сделать, потому что птицы глупы. Но я роассказываю не по порядку: в первый раз, выбравшись на крышу, я не увидел там ничего кроме травы. Трава росла везде - настоящая, зеленая. Я упал на траву и начал её есть. Я рвал её и горстями запихивал в рот. Она была такая горькая и такакя вкусная! Наверное, мне не хватало витаминов тогда. После этого я иногда щипал траву, но понемногу, а когда наступила зима, я обдирал кору с небольших деревьев, которые успели вырасти на крыше. Конечно, труднее всего мне приходилось зимой. Не из-за холода, потому что моя одежда давно износилась и я привык ходить совершенно голый. Волосы на моем теле начали расти неимоверно и сейчас я покрыт хорошей густой шерстью - не такой густой, как у настоящего зверя, конечно.
   Трудности настали с первыми заморозками. Я попробовал выбраться на крышу - и не смог. Кирпичи оказались скользкими.Если бы я не был так хорошо тренирован, я бы погиб. Но я приловчился висеть на одной руке, растапливая лед пальцами другой. Осенью это было ещё не так трудно, но зимой! Мне приходилось висеть часами на пальцах одной руки, изогнувшись в очень неудобной позе (кстати, недоступной для большинства людей). Несколько раз я срывался. К счастью, у меня есть веревка. Сейчас я уже не могу точно вспомнить зачем я её брал с собой, но могу предположить, что в день моего новоселья этой веревкой был обвязан мой чемодан. Предположение вполне логичное, потому что замки на моем чемодане сломаны. Один конец веревки я привязал к батарее, а второй к ремню своих брюк. Когда я срывался мне было очень страшно и больно, хотя я понимал что ничего страшного не случится. К сожалению, веревка была слишком короткой, чтобы обеспечить мне безопасный подьем, поэтому за метр или полтора до крыши мне приходилось отвязывать её от брюк. Вначале я поступал очень неосторожно, просто бросая конец веревки вниз и спускаясь совсем без страховки, но потом я придумал лучший способ. Я оторвал две железные скобы от дивана и сделал из них удобный крючок, за который цеплялся. При подьеме я цеплял этот крючок за выбоину в кирпиче, а при спуске - снова за свой ремень. Однажды мое копье упало вниз (копье я тоже продевал в ремень) и убило одну из собак, которые бегали внизу, дожидаясь, пока я сорвусь. Если бы у меня была длинная веревка, я имел бы замечательный способ охоты, но об этом остается только мечтать.
   Теперь я перехожу к самому страшному: однажды, поднявшись на крышу, я спрятался за кустами и стал ждать птиц. Я сидел за большим куском бетона, из которого во все стороны торчало железо. В этом месте ветер нанес много пыли. Пыль была плодородной. Я раздумывал о том, не взять ли немного пыли в свою комнату и не посадить ли мне что-нибудь у себя. Я осмотрелся, выбирая место где пыль лежала плотнее и к своему ужасу увидел след человеческой ноги. Сначала я не поверил своим глазам. Я всегда не могу верить своим глазам, когда случается что-нибудь удивительное - я больше доверяю разуму, чем чувуствам. Я встал и подошел к следу. След никак не мог быть моим, потому что он был намного больше моего и даже пах иначе. За последние годы мой нюх значительно развился и я даже не понимаю как обходился раньше без такого полезного чувства. Я принюхался - поблизости никого не было. Чепуха, подумал я, здесь не может быть людей, это какая-то ошибка природы. Успокоив себя так, я продолжил охоту. Правда, прежнего спокойствия уже не было. Мне начали сниться страшные сны и несколько ночей я вообще не спал. Но так как ничего страшного не происходило, я понемногу расслабился.
   У меня было прекрасное оружие - несколько тяжелых железных дротиков, и владел я им неплохо, так, что мог попасть в воробья, сидящего в десяти шагах. Я решил что сумею постоять за себя, если придется, хотя такая возможность казалась мне маловероятной. Я настолько отвык от людей, что не мог представить никого кроме самого себя. Временами я начинал серьезно думать, что людей вовсе не существует, а я одинок во Вселенной, что люди это просто выдумка моего нездорового воображения. Иногда мне снились женщины, но они тоже были нереальны - женщины без лиц. Я имел и другое оружие - собственные руки. В первый раз я задумался об этом тогда, когда отрывал от дивала железную скобу: она легко гнулась в моих пальцах, хотя вполне выдерживала вес моего тела. У меня была странная монета, ни назначения, ни стоимости которой я не помнил - 20 рублей. Оказалось, что я способен гнуть эту монету в пальцах как бумажную. Так же легко я гнул гвозди и прочее. Конечно, такие необычные спобобности были результатом долгих лазаний по стене и особенно зимних висений над пропастью на двух-трех пальцах.
   Иногда у меня возникали странные желания - бить, ломать, бросать что-нибудь. Я не сопротивлялся таким желаниям, хотя понимал, что цивилизованный человек себя так не ведет. Однажды я бросил хорошо заточенное копье в стену и оно застряло в штукатурке. Это дало мне идею пробить стену и освободиться. Стену, построенную на месте дверей, я не мог пробить из-за массивных бетонных блоков, зато другие стены были потоньше. После двух дней стараний я смог выбраться в соседнюю квартиру. На полу квартиры было несколько голубиных гнезд, которые я сьел вместе с содержимым. Мой желудок способен переварить практически любую пищу. Пара голубей все ещё билась в комнате; я поймал их на лету когда они пытались выпорхнуть в окно. После такой сытной еды меня потянуло в сон и я проспал применрно полтора дня. Интересно, что сейчас, когда путь к свободе был открыт, я не спешил. Я так сжился со своим домом, что совсем не хотел покидать его. Что ждет меня там, на свободе? Мир, которого я не помню и не знаю. Наверное, уже давно наступило третье тысячелетие и люди очень изменились, если не исчезли совсем с лица земли. Я подошел к двери и дернул ручку. Дверь оказалась не запертой, но за ней снова была стена.
   Я закричал и стал колотить в стену кулаками. Хотя ещё минуту назад я не хотел уходить отсюда, такое разочарование было выше моих сил. Я начал реветь как разьяренный зверь и удивился своему новому голосу - мой голос звучал так громко, что в окне треснуло стекло. Когда я замолчал, то услышал эхо. Другой получеловеческий голос, в точности похожий на мой, ответил мне. Я кричал ещё несколько раз, пока не убедился, что мне отвечает не эхо, а голос чужака. Первым моим импульсом было схватить чужака и разорвать его и я даже бросился на стену и взобрался по ней, но сразу успокоился. Не нервничай, сказал я себе, люди себя так не ведут, ты же человек, в конце концов.
   После этого случая меня все чаще стали одолевать сомнения. Я лежал на груде тряпья, оставшейся от моего дивана и размышлял: человек ли я? С одной стороны, если я мыслю, значит, я человек, но с другой? Мои руки к этому времени удлинились так, что я мог почесать любое место на ноге, не наклоняясь. Я совершенно разучился разговаривать и не знаю даже, узнал ли бы я человеческую речь, если бы её услышал. Нечленораздельные вопли, рев и плач - вот и все звуки, которые я мог издавать. Мне был понятен рев другого получеловека, в том звуке была угроза. Может быть, я стал обезьяной? - нет, потому что у обезьян длинные руки и короткие ноги, а мои ноги тоже несколько удлинились. Тогда кто же я? С ЭТОГО МОМЕНТА ЗАПИСИ СТАНОВЯТСЯ СОВЕРШЕННО НЕРАЗБОРЧИВЫМИ. ОДНАКО С ПОМОЩЬЮ КОМПЬЮТЕРНОГО АНАЛИЗА УДАЛОСЬ ВОССТАНОВИТЬ ЧАСТЬ ДОКУМЕНТА. ТЕ МЕСТА, ДЛЯ КОТОРЫХ НЕВОЗМОЖНА ТОЧНАЯ РАСШИФРОВКА, ПРИВОДЯТСЯ В ПЕРЕСКАЗЕ, ПО ВОЗМОЖНОСТИ ТОЧНОМ. БОЛЬШИНСТВО ФРАЗ ИСПРАВЛЕННО ДЛЯ СООТВЕТСТВИЯ ЯЗЫКОВЫМ НОРМАМ.
   ...мне удалось подобраться, оставшись незамеченным. Их было трое, среди них одна женщина, показавшаяся мне знакомой. Все трое были сыты и имели небольшие животики. Четвертый, который жарился на огне тоже был жирным: жир капал и вспыхивал искорками. Я бы мог убить их сейчас, потому что они безоружны и слабы, но будет лучше, если я поймаю их по одиночке. Пищу нужно расходовать экономно. С другой стороны они могут выследить меня и напасть на меня спящего.
   Глядя на женщину, я вспоминаю что-то очень давнее, что-то похожее на сон. У женщины очень длинные волосы, ниже колен, это неудобно, почему она их не откусывает? Волосы кучерявятся. Ноги у женщины толсты и, наверное, вкусны. На её пальцах два кольца, я не помню для чего служат эти предметы. Один из них главарь, я это ясно слышу по его рыку. Он на голову выше двух других. Но мне не трудно будет справиться с ним - у него слишком сытое лицо, такого лица не бывает у сильных мужчин. Наверное, я начну с него. Я спрячу его в дальней комнате и открою окно, чтобы тело присыпало снегом. Он пролежит до весны и не испортится. До самой весны я смогу не лазить на крышу. Недавно я чуть не погиб, сорвавшись. Еще одна такая же неудача может стать последней...
   ...все же выследили меня. Оказывается, они хитры. У них было несколько больших ножей и они напали на меня сонного. Я всегда крепко сплю после удачной охоты. Было видно, как они обрадовались, увидев веревку. Они помнят что это такое. Они привязали меня к трубе: я страшно рычал, потому что труба была горячей и мне казалось, что даже моя шерсть начала дымиться. Они не убили меня сразу потому что не голодны. Тут они очень ошиблись.
   Двое ушли (главарь и женщина), один остался. Я притворился спящим и опустил голову на грудь. На самом деле я подбирался зубами к веревке. Еще немного и она оказалась у меня во рту. Я не спеша начал перегрызать волокна. Веревка старая, но ещё прочная. Жаль, у меня больше не будет страховки. Мой сторож, кажется, уснул.
   Я перегрыз веревку и бесшумно освободился. Очень болела спина, но я привык не обращать внимания на такие мелочи. Я взял его нож и заглянул в соседнюю комнату. Те двое спали в обнимку. Как слабы эти существа, они так боятся холода, что не способны спать в одиночку. Я не стану их есть. Пусть они сами едят друг друга. Они мне противны. Я человек и останусь человеком до конца. Что это на меня нашло?
   ...сегодня они решили сьесть женщину. Конечно, они правы, потому что женщина толще всех и, наверное, мягче. Потом главарь сьест оставшегося, а после этого умрет с голоду. Эти твари не умеют охотиться по-настоящему, они умеют только нападать друг на друга. Они привязали женщину веревкой за шею и начали танцевать. Более бесполезных и уродливых телодвижений я никогда не видел. Женщина кричала, предчувствуя свою участь. Конечно, я бы мог вмешаться, но не знаю, нужно ли.
   Пока они топали ногами, я пробрался в их логово. Здесь есть много вещей, которые кажутся мне знакомыми. Например одежда. Я вспомнил что такое одежда, но не помню для чего её одевают. Судя по брюкам и платьям, здесь было двенадцать мужчин и восемь женщин. Потом они сьели друг друга. Интересно, как они выбирали кого сьедать раньше. С каждым днем я все больше их ненавижу, они кажутся мне грязными и больными. Уже поэтому я не стану их есть. Я уже два дня не был на крыше и проголодался. Надо бы пойти на охоту, пока не ослабел от голода.
   Я нашел такие вещи, которые почти заставили меня плакать. Например фотографии - на фотографиях были все люди и люди, а на некоторых только пустые поля или строения. Не понимаю, зачем нужны фотографии, на которых нет людей. Я узнал женщину на нескольких картинках. Это та самая, которую будут есть завтра. Нет, скорее всего послезавтра, нужно подождать чтобы у неё прочистился желудок. Если держать её на привязи слишком долго, то она начнет худеть. Этого они не допустят.
   Я помню, что брать чужое у людей не принято, поэтому я взял только пилочку для ногтей - она возвращает меня в прошлое, в то прошлое, которое я почти забыл, в то прошлое, когда я ещё был человеком. Чем дальше я от человека, тем больше хочется сохранить в себе что-нибудь человеческое. Я буду продолжать вести свои записи. Когда я закончу свой карандаш, я возьму ещё один здесь. Чтобы это не было воровством, я принесу и оставлю что-нибудь взамен. Когда я перечитываю свой дневник, я не понимаю начальные записи. Что, если те буквы, которые я пишу, уже давное не буквы? Что, если я стараюсь напрасно? Что, если я уже перестал быть человеком?