Страница:
Однажды, роясь в груде обломков, я нашел книги. Они лежали навалом, видимо, упавшие с полок, верхние слои совершенно сгнили, но нижние частично сохранились. То, что я прочел, оказалось беллетристикой, но написанной в таком странном стиле, что я ничего не мог понять. Некоторые слова были совершенно неизвестны мне и многие искажены. Одна из книжек показалась мне чем-то вроде исторических сказок или саг. В общем, мифология адаптированная для детей. Читалась более-менее легко. Подвиги, сражения. Герои свободно перемещаются как ко времени, так и в пространстве. Раса богов, имеющих свойство появляться и исчезать в самых неожиданных ситуациях. Я начинал понимать. Наверняка прибор был скопирован и размножен. Человек не может сам проникнуть в глубокое прошлое, но может вернуться на несколько десятилетий, найти престарелого ученика, передать ему знания и прибор. Ученик вернется ещё на несколько десятилетий в прошлое и повторит тот же фокус. Цепочка возвращений. Знания будущего постепенно проваливаются в прошлые века. Тихо сыплются на них сверху как ночной снег. Сыплются на столетия, тысячелетия, на десятки тысяч лет. Я даже не могу представить себе насколько это усложняет историю. И технический прогресс начинается на много тысячелетий раньше. А люди? Будем считать, что они просто уехали, найдя лучшее место для жизни. Не все ли равно.
Найдя разгадку я успокоился. Но, как показали последующие события, до настоящей разгадки было ещё далеко.
Однажды я сидел на лужайке и в очередной раз размышлял о том, где бы мне взять необходимые химикаты и оборудование для изготовления батарейки. Какой-то шорох привлек мое внимание. За моей спиной стоял старый лес, впереди во все стороны шли пологие холмы, вдалеке зеркалилась река. Абсолютное безветрие, накаленное солнцем. Тишина, мощная как рев мотора. Ни единого живого существа крупнее муравья. Мир скреплен неподвижностью словно строительным раствором. Я обернулся, но не увидел ничего неожиданного. Просто упала ветка? Я продолжал прислушиваться. Мне показалось, что мои уши даже повернулись назад, как у кошки. Минут через пять шорох послышался снова. Теперь я был уверен. То, что подкрадывалось ко мне, казалось обыкновенным обломком древесного ствола. Сейчас ствол лежал на полпути между мной и опушкой, хотя только что был гораздо дальше.
Без сомнения, это было не бревно. В нем не было обыкновенной деревянной неподвижности, я заметил как оно шевельнулось, затаиваясь. Подходить вплотную я не собирался. Я поднял обломок кирпича и бросил. Звук был мягким, дерево так не звучит. Оно вздрогнуло и пошевелилось. Это было животное, притворяющееся деревом и довольно крупное животное, килограмм на сто. Я бросил ещё один кирпич, туда, где по моим предположениям была его голова. Оно вскочило, развернулось и бросилось бежать. Я увидел что-то среднее между насекомым и хамелеоном, большой бесхвостой ящерицей. Оно сворачивалось животиком внутрь а спиной имитировало деревянную поверхность.
С этого дня я стал сторониться леса и вообще деревьев. Если до сих пор я бродил где попало, то теперь старался не заходить в глушь. Похоже, что эти существа безобидны, но кто его знает, как на самом деле. Я заточил для себя металлическое острие и решил носить его с собой для безопасности. Я прекрасно помнил звук удара по мягкой коже этого зверя - металл легко пробьет её.
Вскоре я научился замечать хамелеонов. Их было полно. Они валялись всюду, как червяки после дождя. То ли их стало больше, то ли я просто не обращал на них внимания. В основном они притворялись гнилыми бревнами, но некоторые - камнями или выступами на стенах. Были такие, которые притворялись кучками земли. Когда я их спугивал, они обычно убегали - я так и не смог рассмотреть ни одного из них вблизи. Если первый показался мне отвратительным, то это только от неожиданности. На самом деле это были довольно мясистые создания, возможно даже млекопитающие. У каждого - по четыре конечности и голова довольно правильной формы, которую они удивительным образом умели пригибать и прятать где-нибудь под мышкой или в складках кожи. Скорее всего травоядные потому что друг на друга они не нападали, а других животных просто не было. Я их даже стал называть про себя моими коровками.
С каждым днем мне все больше хотелось мяса, а корнеплоды совсем опостылели. Коровки стали назойливыми и подпускали меня к себе на расстояние десятка шагов. Некоторые из них пытались ползти за мной, может быть, они приручились, думал я. Как бы то ни было, я решил поохотиться. Я выбрал тушку не слишком большого размера, которая, вроде бы, мирно грелась а солнце, и метнул в неё свою заостренную железяку. Оно дико заверещало, вскочило и бросилось бежать. Я не стал его преследовать, потому что увидел: ЭТО было человеком.
Толстая уродина с гребнистыми выростами на спине бежала, унося в своем теле мое оружие. Она верещала от боли. Она бежала на двух ногах и выкрикивала слова. Так не бежит и так не кричит на одно животное.
Люди не ушли, люди изменились. Но как могло случиться, что они изменились настолько? Никакой естественный отбор не дал бы подобного результата.
Прибор был размножен, много людей множество раз опробовали его на себе. Возможно, даже организовывались агенства путешествий в прошлое, были турпоездки, учеба по обмену, контрабанда и всякая прочая ерунда. Сумасшедшие изобретатели прошлых веков получили знания и технологии из будущего, но не смогли ощутить того страха перед могуществом цивилизации, который намордником надет каждого из нас - этот страх может быть воспитан только научными ужасами двадцатого века. Наша научная этика - это страх самих себя, ужас урода, который впервые взглянул в зеркало. А ещё двести лет назад этого зеркала не было и в помине. Если генетические эксперименты начались на пару тысяч лет раньше, то они шли гораздо шире и вполне могли закончиться катастрофой для вида Homo, катастрофой, которую я вижу перед собой. Раса богов выродилась в неповоротливых животных.
Я сидел у костра и точил новое оружие. Я думал о том, насколько разумными могут быть эти людоподобные, когда мне в спину полетел камень. Удар был чувствителен. Несколько коровок стояли за моей спиной, в их лапах были камни и гребешки огня текуче отражались в их темных глазах. Я поразился, увидев, какими человеческими были их лица.
Они метнули ещё два камня, очень неточно. Потом ещё два. Они не хотели в меня попасть, они просто хотели, чтоб я ушел.
- Хорошо, ребята, - сказал я, - я не знал. Вы же сами от меня прятались. Я ухожу. Ухожу.
Я подхватил свою сумку и пошел подальше от них.
Увы, они не отстали. Я уходил от них всю ночь, и всю ночь они шли за мной. Когда рассвело, я увидел, как их много. Сейчас они почти не прятались и были даже больше похожи на людей, чем прошлой ночью. Вооружены они были лишь камнями и палками и двигались очень быстро. Вскоре я уловил направление, в котором они меня гнали. Целью был большой лес на востоке. Мне совсем не хотелось туда идти. Скорее всего, там их город или поселение. Они должны жить в лесах. Целый день я пытался сбить их с направления но они упорно возвращали меня на прежний путь. К вечеру, совершенно обессиленный, я оказался на опушке леса.
Они не подходили, они явно боялись меня. Их много, и каждый из них силен физически, я совершенно безоружен и тем не менее они меня боятся. Боятся чего? Моей странной наружности? Вряд ли.
Лес был не таким густым, каким он казался издалека. Солнце уже давно село, но полоска небе ещё светилась остаточным сиянием дня. Близость трагедии подчеркивала красоту. На опушке росли высокие клены и в темноте их желтые кроны светились. Светились и россыпи желтой листвы под ними. В лесу было довольно сыро. Преследователи мои зажгли несколько факелов. Вскоре я увидел такие же факелы слева и справа, потом впереди. Кольцо стягивалось. Один из них спрыгнул на меня сверху и мы покатились, почти зарываясь в листья. Остальные заорали. Это был могучий хоровой крик, совсем не похожий на крик человеческой толпы. Это было похоже на скучный и низкий гул, была в этом крике угроза, но не было ярости или задора. Я освободился от своего врага довольно легко. Но с деревьев стали спрыгивать следующие. В темноте при свете факелов они казались особенно уродливыми. Они ходили вокруг меня раскорячившись, выставляя руки вперед. Некоторые прыгали в мою сторону, но сразу отступали. Они явно боялись напасть. Но перевес в силе был слишком велик.
Я начал выкрикивать разные ругательства и это подействовало. Потом я просто стал орать изо всех сил. Пока я орал, они меня не трогали. Но факелов становилось больше. В конце концов меня крепко ударили сзади по голове и я потерял сознание.
Я очнулся от холода. Пол был ледяным. Это было помещение с довольно высоким потолком. Внутренность морозильника.
В полукруглых нишах вдоль стен стояло множество замороженных тел, настоящих человеческих тел. Их было здесь не меньше сотни и большинство одето. Одето по-человечески, хотя и странно. По моде следующих столетий. Я медленно встал, почти не чувствуя тела; тело было одним бесформенным куском тупой боли. Шею я не мог повернуть вообще, она распухла. Перелом шейного позвонка или трещина, как минимум. Приходилось идти очень осторожно, без толчков. А чтобы посмотреть в сторону, нужно было повернуться всем туловищем. Мне понадобилось несколько минут, чтобы подойти к нишам. Я смотрел в лицо человеку, такому настоящему, такому знакомому, такому похожему на меня. Лицо, превращенное в кусок льда. Лицо перекошенное от боли. Прежде чем заморозить, его препарировали, удалили ненужные внутренности. И может быть, во время операции он ещё не был мертв.
Это означало, то раса богов не выродилась в уродов. Это означало что люди подобные мне, ещё изредка встречаются или встречались в недавнем прошлом. Человекоподобные отлавливают их и выставляют в своих музеях в виде мумий. Бог знает зачем им это нужно. Бог знает, зачем нормальные люди с браслетами приходят сюда. Вы хотите от меня отгадки? - но я её не знаю. Я могу только предположить.
Авантюристы, любители приключений и риска, вооруженные браслетами, которые способны переносить их через время и вытаскивать практически из любых затруднительных ситуаций, они получили огромную, хотя и иллюзорную власть над любым человеком без браслета. Можно безнаказанно творить все что угодно. Наверняка эти боги натворили немало ужасов. Справиться с ними невозможно, их нельзя наказать, им нельзя отомстить, они возникают из ничего и уходят в никуда, на их запястьях волшебные браслеты безнаказанности. От них можно только спрятаться. И раса без браслетов становится все более незаметной. Она мимикрирует. Всего за несколько сотен или тысяч лет она становится совершенно невидимой, она сливается с природой и научается имитировать природные формы. И вот полубог, пришедший в поисках приключений, уже встречает пустые, скучные, заросшие лесом пространства пространства, где ему нечем заняться. Но горе ему, если он потеряет бдительность. Тысячи невидимых глаз днем и ночью следят за ним из пустоты, движимые страхом и врожденным инстинктом враждебности. Авантюристы с браслетами появляются все реже и темное сознание масс уже встречает каждого нового как чудо, как летающую тарелку, как Бермудский треугольник местного значения. И каждого живьем отловленного бога прячут в музейное хранилище, вроде того, в котором я сейчас нахожусь.
Громко лязгнула металлическая дверь и трое человекоподобных, одетых в теплы комбинезоны, вошли. Они катили перед собой тележку с медицинскими инструментами: кажется, с ножами и пробирками. Они переговаривались на незнакомом мне языке. Один указал на меня, а другой утвердительно хрюкнул. О их намерениях можно было легко догадаться. Они остановились, чтобы выкурить по сигарете. Смотри-ка, они даже способны курить. Хотя, если они способны поддерживать в рабочем состоянии такой большой морозильник, то они отнюдь не глупее нормальных людей. Одежда.
Одежда! На замороженных одежда. Раз есть одежда, значит есть и карманы. Может быть, мне повезет и карманы будут не пусты. Что-нибудь, работающее от батарейки. Часы, калькулятор, какой-нибудь очень нужный приборчик из будущего, неизвестный мне.
Я с трудом сделал несколько шагов и отошел от голой мумии к одетой. Но одежда примерзла к туловищу и было невозможно всунуть пальцы в карманы. Человекоподобные закончили курить и стали раскладывать инструменты. Они не спешили и были настроены по-деловому.
Со следующей мумией мне повезло больше, я все же влез в два кармана из четырех. В карманах был кое-какой хлам, несколько монет и бумажка с цифрами. Ничего больше. Человекоподобные начали прилаживать ремни.
С пятой или шестой попытки я нашел что-то напоминающее калькулятор или электронную записную книжку. Но эта мумия была совсем старой и наверняка батарейки давно сели. Вдалеке стояли мумии поновее, но уже не оставалось времени чтобы обшарить их карманы. Один из человекоподобных что-то выкрикнул. Он просит меня подойти. Хватит играться, батенька. Пора ложиться на стол.
Я выковырял батарейку. Конечно, я так и знал. Она не просто села, она потекла. Вон, у того на поясе что-то напоминающее пейджер. Человекоподобный крикнул снова, уже настойчивее. Все трое что-то сказали и тележка покатилась в мою сторону. Если гора не идет к Магомету... Вот, батарейка. Не подходит по размеру.
Дело ужасно осложнялось тем, что я не мог опустить головы. От волнения я все-таки чуть-чуть дергал шеей, она налилась и стала болеть совсем нестерпимо. Видно это действительно перелом позвоночника. Перед глазами плыл туман, с проколами мелких блестящих искорок, которые округлыми движениями ходили то вверх то вниз, стайкой, как рыбки. Еще немного и я потеряю сознание. Если батарейка работает, её можно было бы присоединить с помощью проводов. Но где взять провода? Один из человекоподобных похлопал меня по спине.
Одежда. Одежда очень яркая, с бестящими нитями. С виду нити металлические. Любой предмет с металлическим блеском должен проводить электричество, хотя бы кое-как. А что если батарейка тоже села? Или она дает не то напряжение? Нет, не может быть. Любые одинарные батарейки дают около полутора вольт. Я выдрал нить, сломав себе ногти. Человекоподобные начали терять терпение и уже пытались меня оттащить к столу. Сопротивляться я не мог. Перед глазами пошло вообще какое-то марево. Они толкали меня, а я медленно, как кукла, переставлял ноги. До стола ещё шагов десять-пятнадцать. Человекоподобные пахнут мазью для ботинок. Может быть, у них такой одеколон.
Мне помогал многолетний навык. Пальцы ещё сохранили память. Долгими часами я прилаживал детальку за деталькой, иногда с помощью микроскопа, иногда, если уставали глаза, просто на ощупь. Натренированные пальцы работали с точностью маленьких роботов. Сейчас нужно открыть корпус. Мизинцем прижать новую батарейку к запястью. Не перепутать полюса. Так, здесь должен быть плюс. Техника изменилась, но не настолько же. Безымянным пальцем перехватить обрывок проводка и всунуть его под ноготь, так он будет держаться, уже никуда не денется. Проводок слишком мягкий, приходится прижимать его по всей длине. Если они начнут укладывать меня на тележку, я элементарно потеряю сознание, потому что шея наклонится вбок или назад. Я должен сделать это до тележки. Еще несколько шагов. Нет. Я уже уперся в неё коленями. Теперь второй проводок. Перебросить его через средний палец, прижать указательным и большим. У меня больше не осталось пальцев. Нужно ещё чем-то нажать кнопку старта. Я медленно поднял руки к лицу. Они давили мне в спину и я терял равновесие. Еще секунда и я упаду. Кнопку я нажал левой скулой и боль сразу исчезла.
Поначалу я не понял где нахожусь. Это было похоже на смерть. Пустота, безразличие и освобождение от тела. Но вскоре началось знакомое мелькание, что означало приближение к цели. Еще мгновение - и я нашел себя стариком, стоящим на коленях в старой замусоренной комнате. В двух шагах от меня лежал детский ботиночек со стертым носиком. Я просто повернулся и сел на пыль. Все. Больше я туда не пойду. Как случилось, что тот мир не умер, когда я отменил его нажатием кнопки? Или дело было в том, что я оставил в нем прибор перемещения? А если нет? Тот мир был так реален, мне трудно представить, что он исчезнет просто от того, что я сбежал. Он объективен, он абсолютно объективен. Я его создал, но я не могу его уничтожить. В нем своя жизнь, своя история, свои правила игры. Все это жутко. Особенно жутко, что я сам в этом виноват. Но с другой стороны, если бы тот мир действительно исчез с нажатием кнопки, это означало бы, что я стал убийцей миллионов, если не миллиардов существ. Пусть они продолжают жить - там, в непересекающемся со мной прошлом. Даже Франкенштейн имеет право на жизнь. Особенно, если живет он далеко от вас.
По пути домой я купил газету с программкой. Газета печатала всякую чушь, которой сама же не верила. Заголовком сегодняшней первой страницы было: "Пойман инопланетный монстр, притворявшийся деревянным". И рисунок. Я закрыл глаза. Кажется, это начало.
ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
Андревна копала огород. Она всегда копала огород в свободное время летом, весной и осенью, не вынося свободного времени. Воткнув лопату в землю, она разогнулась, чтобы отдохнуть. Кто-то отдаленно знакомый шел улицей и помахал ей рукой, Андревна ответила. Она оперлась на лопату и посмотрела вдаль. Там плавилось на солнце дымчатое море. У моря плавились разноцветные (с преобладанием красного) толпы бездельников. Андревна не одобряла безделье.
Она нажала на лопату, но лопата наткнулась на твердый предмет. Андревна нажала ещё раз, надеясь что предмет капитулирует, но предмет, напротив, ожил и зашевелился. Из-под земли вылезло что-то фиолетовое, похожее на паука с членистым хвостом и преспокойно уселось, шевеля клешнями. Клешни были маленькие, как будто ненастоящие. Андревна прицелилась и ударила существо острием лопаты. Удар был отточен десятилетиями труда и легко разрезал мокрые куски кирпича, но фиолетовое что-то снова выкопалось из-под мягкой земли и даже не попробовало сбежать.
Тогда Андревна сходила за ведром и бутылью керосина. Она зачерпнула существо в ведро и поставила его на солнышко, а сама снова принялась копать. После первых ударов лопатой она убедилась, что копала не напрасно: под землей клубился целый выводок таких же, но маленьких. Только этой нечисти ей и недоставало на огороде.
Она бросила всех найденных в ведро и обильно полила их керосином. Нечисть не обратила на керосин никакого внимания. Андревна подожгла керосин и вытерла руки тряпкой. Подходило время обеда и она ушла во двор мыть руки. Ведро стояло на пригорке и дымило прозрачно-сизым дымком. Тень от дыма скользила по подсыхающей земле.
После обеда Андревна молча возилась во дворе часа два, делая всякую полезную работу, затем вернулась в огород. Ведро с керосином давно догорело; от него отвалилось донышко. Андревна подняла остаток ведра за ручку и пригляделась: донышко и стенки ведра были неравномерно изьедены, а от фиолетовой нечисти не осталось и следа. Видно ржавое было, подумала Андревна и принялась копать снова.
На город наплывала ночь, с виду совсем обыкновенная, но уже червивая трагедией - и слышалось уже что-то трагическое в маятниковом мяуканьи невидимой кошки, звавшей своего сына или дочь, утопленных милосердной человеческой рукой (а ведь все не верится ей, что никогда больше...). И дальние иголочки небоскребовских огоньков прокалывали, с переменным успехом, близкую иву, похожую на искуственный водопад - и было во всем этом что-то особенное.
А звезды всегда загораются вдруг, - подумал Нестор, случайно зацепив глазами небо.
Он только что выкупался в теплом струистом море (все ещё слышал струйки воды, прогоняемые мимо ушей каждым гребком кроля), вышел на холодный, в миниатюрных дюнах, песок и замер почти на минуту, глядя на цвет заката - красно-синий сменился невозможным - и пупырышками на коже ощутил прохладу. Этот дальний пляж он знал с детства - с первых ковыряний в песке, с первых переглядываний с соседками в пока плоских купальниках, с первых встреч со своей будущей половиной и первых холодных, бьющих в грудь поцелуев с запахом подсыхающих водорослей. Последние годы пляж был пуст и никого не интересовал, поэтому Нестор купался голым - доказывая что-то самому себе из детского (в детстве был бестолково стеснителен) духа противоречия.
Он протянул руку и поднял купальный халат.
Прожив тридцать лет в городе, он оставался для города чужаком: не имевший того, что принято называть друзьями и только предполагавший значение этого слова; не здоровавшийся с соседями, которые не заслужили такой чести; не загорающий на потных людных пляжах
Он накинул халат на плечи и снова зацепил глазами небо, но вдруг прыгнул, задергавшись, как мертвая лягушка под током.
Халат упал на песок и зашевелился.
Закат, обленившись, лег на кромке горизонта и развлекал себя черным силуэтом кораблика, шумели бурьянные травы, притворяясь лесом, в памяти тихо пахло шашлыками и чем-то, потерянным навсегда, а из рукава халата выползал фиолетовый скорпион, липко скользя и поблескивая. Кажется, Нестор помнил, что фиолетовых скорпионов не бывает.
Скорпион не спеша начал уползать, а Нестор сидел, окаменев, на песке и чувствовал шевеление своих волос - будто превратился в Горгону и в её жертву одновременно. В синеве скользнула звезда. М е т е о р н ы й п о т о к и з с о з в е з д и я Л ь в а н а з ы в а е т с я Л е о н и - д ы, вспомнил Нестор фразу из школьного учебника, забытую пятнадцать лет назад ненужный фокус памяти.
- Кажется у меня бред, - сказал он сам себе, чтобы приободриться.
Привычку разговаривать с собой он приобрел в последние пять лет перед женитьбой, в годы одиночества, острого как бритва и безнадежного как нераскрывшийся парашют. Но с появлением Светланы привычка исчезла - спасибо женщинам за то что любят нас, неумелых.
Когда скорпион отполз шагов на двести, Нестор решился подойти к одежде.Смутная тревога пойманной бабочкой билась в горле. Это было похоже на самые детские его годы, когда он мочил постель, боялся темноты до пота и судорог, прятался в шкаф от незнакомых людей. Взрослые лечили его бромом.
Он побоялся тронуть халат и, обойдя его справа широким полукругом, аккуратно приподнял брюки, тряхнул их и кошмар повторился.
Из брюк выпал ворох скорпионов поменьше, каждый величиной с пуговицу, и с опасной скоростью стал расползаться в стороны.
Нестор остановился, только взобравшись на холм. Холодный ветер ерошил волосы; облако, похожее на червяка, плыло среди ядовито-зеленых звезд и от этого хотелось закричать и продолжать кричать пока будет воздух в легких.
Он решил подождать полуночи и затем пробраться домой к Светлане. Пробираться по городу придется голым: при мысли об одежде начинало тошнить. Что, если я вообще не могу одеться? - подумал Нестор и пойманная бабочка зашевелилась в горле.
Пока герой пробирается домой, прячась в тенях кустов и проклиная географические асфальты (с долинами, вулканами и разломами коры), я познакомлю вас с ним поближе. Собственно, ничего выдающегося. Родители заранее обрекли сына на ничтожную жизнь, назвав его Нестором. Может быть, они стремились к противоположному, ведь в эпосе это имя звучит славно, но согласитесь: сейчас и у нас "Нестор" звучит ничтожно. Нестор был человеком низко-среднего роста, с короткой шеей, волосами и усами неопределенного цвета. Его усы торчали в стороны, что придавало ему сходство с хомяком. Правда, хомяки выглядят упитаннее. Иногда он носил очки, потому что в детстве неугомонные родители находили в нем какой-то деффект зрения, но в очках видел хуже. Его глаза были постоянно слегка несчастны - каждый день и час изменялось качество несчастья, но количество его оставалось неизменным. Это свойство его глаза приобрели ещё в том нежном возрасте, когда ребенок впервые оставляется родителями наедине со сверстниками и сверстники сразу же проверяют прочность его костей (похоже на обряд посвящения у дикарей, где мальчика режут акульими зубьями, чтобы он поскорее стал взрослым, а если не станет, то сам виноват)...
К счастью, ничего особенного по пути не случилось. Только однажды голый Нестор остановился, скользя вдоль бульвара. Он увидел девочку на дереве. Девочка висела на молоденьком пирамидальном тополе, вся в бантиках и белых колготках, и громко плакала. Под тополем сидела собачка небольшая, но с воспоминанием об овчарской породе в окрасе. Собачка иногда задорно взлаивала и била хвостом по пыли. Ей было весело по понятной причине: всегда радостно загнать кого-то на дерево. Учуяв Нестора, она отошла от своей жертвы.
- Смотри у меня! - сказал Нестор негромко, но твердо, и собака посмотрела виноватым взглядом: "ну можно?"
- Нет, нельзя.
Собака огорчилась и ушла. Девочка за это время успела сползти с тополя (где она держалась неизвестно на чем) и улепетывала вдоль аллеи.
Найдя разгадку я успокоился. Но, как показали последующие события, до настоящей разгадки было ещё далеко.
Однажды я сидел на лужайке и в очередной раз размышлял о том, где бы мне взять необходимые химикаты и оборудование для изготовления батарейки. Какой-то шорох привлек мое внимание. За моей спиной стоял старый лес, впереди во все стороны шли пологие холмы, вдалеке зеркалилась река. Абсолютное безветрие, накаленное солнцем. Тишина, мощная как рев мотора. Ни единого живого существа крупнее муравья. Мир скреплен неподвижностью словно строительным раствором. Я обернулся, но не увидел ничего неожиданного. Просто упала ветка? Я продолжал прислушиваться. Мне показалось, что мои уши даже повернулись назад, как у кошки. Минут через пять шорох послышался снова. Теперь я был уверен. То, что подкрадывалось ко мне, казалось обыкновенным обломком древесного ствола. Сейчас ствол лежал на полпути между мной и опушкой, хотя только что был гораздо дальше.
Без сомнения, это было не бревно. В нем не было обыкновенной деревянной неподвижности, я заметил как оно шевельнулось, затаиваясь. Подходить вплотную я не собирался. Я поднял обломок кирпича и бросил. Звук был мягким, дерево так не звучит. Оно вздрогнуло и пошевелилось. Это было животное, притворяющееся деревом и довольно крупное животное, килограмм на сто. Я бросил ещё один кирпич, туда, где по моим предположениям была его голова. Оно вскочило, развернулось и бросилось бежать. Я увидел что-то среднее между насекомым и хамелеоном, большой бесхвостой ящерицей. Оно сворачивалось животиком внутрь а спиной имитировало деревянную поверхность.
С этого дня я стал сторониться леса и вообще деревьев. Если до сих пор я бродил где попало, то теперь старался не заходить в глушь. Похоже, что эти существа безобидны, но кто его знает, как на самом деле. Я заточил для себя металлическое острие и решил носить его с собой для безопасности. Я прекрасно помнил звук удара по мягкой коже этого зверя - металл легко пробьет её.
Вскоре я научился замечать хамелеонов. Их было полно. Они валялись всюду, как червяки после дождя. То ли их стало больше, то ли я просто не обращал на них внимания. В основном они притворялись гнилыми бревнами, но некоторые - камнями или выступами на стенах. Были такие, которые притворялись кучками земли. Когда я их спугивал, они обычно убегали - я так и не смог рассмотреть ни одного из них вблизи. Если первый показался мне отвратительным, то это только от неожиданности. На самом деле это были довольно мясистые создания, возможно даже млекопитающие. У каждого - по четыре конечности и голова довольно правильной формы, которую они удивительным образом умели пригибать и прятать где-нибудь под мышкой или в складках кожи. Скорее всего травоядные потому что друг на друга они не нападали, а других животных просто не было. Я их даже стал называть про себя моими коровками.
С каждым днем мне все больше хотелось мяса, а корнеплоды совсем опостылели. Коровки стали назойливыми и подпускали меня к себе на расстояние десятка шагов. Некоторые из них пытались ползти за мной, может быть, они приручились, думал я. Как бы то ни было, я решил поохотиться. Я выбрал тушку не слишком большого размера, которая, вроде бы, мирно грелась а солнце, и метнул в неё свою заостренную железяку. Оно дико заверещало, вскочило и бросилось бежать. Я не стал его преследовать, потому что увидел: ЭТО было человеком.
Толстая уродина с гребнистыми выростами на спине бежала, унося в своем теле мое оружие. Она верещала от боли. Она бежала на двух ногах и выкрикивала слова. Так не бежит и так не кричит на одно животное.
Люди не ушли, люди изменились. Но как могло случиться, что они изменились настолько? Никакой естественный отбор не дал бы подобного результата.
Прибор был размножен, много людей множество раз опробовали его на себе. Возможно, даже организовывались агенства путешествий в прошлое, были турпоездки, учеба по обмену, контрабанда и всякая прочая ерунда. Сумасшедшие изобретатели прошлых веков получили знания и технологии из будущего, но не смогли ощутить того страха перед могуществом цивилизации, который намордником надет каждого из нас - этот страх может быть воспитан только научными ужасами двадцатого века. Наша научная этика - это страх самих себя, ужас урода, который впервые взглянул в зеркало. А ещё двести лет назад этого зеркала не было и в помине. Если генетические эксперименты начались на пару тысяч лет раньше, то они шли гораздо шире и вполне могли закончиться катастрофой для вида Homo, катастрофой, которую я вижу перед собой. Раса богов выродилась в неповоротливых животных.
Я сидел у костра и точил новое оружие. Я думал о том, насколько разумными могут быть эти людоподобные, когда мне в спину полетел камень. Удар был чувствителен. Несколько коровок стояли за моей спиной, в их лапах были камни и гребешки огня текуче отражались в их темных глазах. Я поразился, увидев, какими человеческими были их лица.
Они метнули ещё два камня, очень неточно. Потом ещё два. Они не хотели в меня попасть, они просто хотели, чтоб я ушел.
- Хорошо, ребята, - сказал я, - я не знал. Вы же сами от меня прятались. Я ухожу. Ухожу.
Я подхватил свою сумку и пошел подальше от них.
Увы, они не отстали. Я уходил от них всю ночь, и всю ночь они шли за мной. Когда рассвело, я увидел, как их много. Сейчас они почти не прятались и были даже больше похожи на людей, чем прошлой ночью. Вооружены они были лишь камнями и палками и двигались очень быстро. Вскоре я уловил направление, в котором они меня гнали. Целью был большой лес на востоке. Мне совсем не хотелось туда идти. Скорее всего, там их город или поселение. Они должны жить в лесах. Целый день я пытался сбить их с направления но они упорно возвращали меня на прежний путь. К вечеру, совершенно обессиленный, я оказался на опушке леса.
Они не подходили, они явно боялись меня. Их много, и каждый из них силен физически, я совершенно безоружен и тем не менее они меня боятся. Боятся чего? Моей странной наружности? Вряд ли.
Лес был не таким густым, каким он казался издалека. Солнце уже давно село, но полоска небе ещё светилась остаточным сиянием дня. Близость трагедии подчеркивала красоту. На опушке росли высокие клены и в темноте их желтые кроны светились. Светились и россыпи желтой листвы под ними. В лесу было довольно сыро. Преследователи мои зажгли несколько факелов. Вскоре я увидел такие же факелы слева и справа, потом впереди. Кольцо стягивалось. Один из них спрыгнул на меня сверху и мы покатились, почти зарываясь в листья. Остальные заорали. Это был могучий хоровой крик, совсем не похожий на крик человеческой толпы. Это было похоже на скучный и низкий гул, была в этом крике угроза, но не было ярости или задора. Я освободился от своего врага довольно легко. Но с деревьев стали спрыгивать следующие. В темноте при свете факелов они казались особенно уродливыми. Они ходили вокруг меня раскорячившись, выставляя руки вперед. Некоторые прыгали в мою сторону, но сразу отступали. Они явно боялись напасть. Но перевес в силе был слишком велик.
Я начал выкрикивать разные ругательства и это подействовало. Потом я просто стал орать изо всех сил. Пока я орал, они меня не трогали. Но факелов становилось больше. В конце концов меня крепко ударили сзади по голове и я потерял сознание.
Я очнулся от холода. Пол был ледяным. Это было помещение с довольно высоким потолком. Внутренность морозильника.
В полукруглых нишах вдоль стен стояло множество замороженных тел, настоящих человеческих тел. Их было здесь не меньше сотни и большинство одето. Одето по-человечески, хотя и странно. По моде следующих столетий. Я медленно встал, почти не чувствуя тела; тело было одним бесформенным куском тупой боли. Шею я не мог повернуть вообще, она распухла. Перелом шейного позвонка или трещина, как минимум. Приходилось идти очень осторожно, без толчков. А чтобы посмотреть в сторону, нужно было повернуться всем туловищем. Мне понадобилось несколько минут, чтобы подойти к нишам. Я смотрел в лицо человеку, такому настоящему, такому знакомому, такому похожему на меня. Лицо, превращенное в кусок льда. Лицо перекошенное от боли. Прежде чем заморозить, его препарировали, удалили ненужные внутренности. И может быть, во время операции он ещё не был мертв.
Это означало, то раса богов не выродилась в уродов. Это означало что люди подобные мне, ещё изредка встречаются или встречались в недавнем прошлом. Человекоподобные отлавливают их и выставляют в своих музеях в виде мумий. Бог знает зачем им это нужно. Бог знает, зачем нормальные люди с браслетами приходят сюда. Вы хотите от меня отгадки? - но я её не знаю. Я могу только предположить.
Авантюристы, любители приключений и риска, вооруженные браслетами, которые способны переносить их через время и вытаскивать практически из любых затруднительных ситуаций, они получили огромную, хотя и иллюзорную власть над любым человеком без браслета. Можно безнаказанно творить все что угодно. Наверняка эти боги натворили немало ужасов. Справиться с ними невозможно, их нельзя наказать, им нельзя отомстить, они возникают из ничего и уходят в никуда, на их запястьях волшебные браслеты безнаказанности. От них можно только спрятаться. И раса без браслетов становится все более незаметной. Она мимикрирует. Всего за несколько сотен или тысяч лет она становится совершенно невидимой, она сливается с природой и научается имитировать природные формы. И вот полубог, пришедший в поисках приключений, уже встречает пустые, скучные, заросшие лесом пространства пространства, где ему нечем заняться. Но горе ему, если он потеряет бдительность. Тысячи невидимых глаз днем и ночью следят за ним из пустоты, движимые страхом и врожденным инстинктом враждебности. Авантюристы с браслетами появляются все реже и темное сознание масс уже встречает каждого нового как чудо, как летающую тарелку, как Бермудский треугольник местного значения. И каждого живьем отловленного бога прячут в музейное хранилище, вроде того, в котором я сейчас нахожусь.
Громко лязгнула металлическая дверь и трое человекоподобных, одетых в теплы комбинезоны, вошли. Они катили перед собой тележку с медицинскими инструментами: кажется, с ножами и пробирками. Они переговаривались на незнакомом мне языке. Один указал на меня, а другой утвердительно хрюкнул. О их намерениях можно было легко догадаться. Они остановились, чтобы выкурить по сигарете. Смотри-ка, они даже способны курить. Хотя, если они способны поддерживать в рабочем состоянии такой большой морозильник, то они отнюдь не глупее нормальных людей. Одежда.
Одежда! На замороженных одежда. Раз есть одежда, значит есть и карманы. Может быть, мне повезет и карманы будут не пусты. Что-нибудь, работающее от батарейки. Часы, калькулятор, какой-нибудь очень нужный приборчик из будущего, неизвестный мне.
Я с трудом сделал несколько шагов и отошел от голой мумии к одетой. Но одежда примерзла к туловищу и было невозможно всунуть пальцы в карманы. Человекоподобные закончили курить и стали раскладывать инструменты. Они не спешили и были настроены по-деловому.
Со следующей мумией мне повезло больше, я все же влез в два кармана из четырех. В карманах был кое-какой хлам, несколько монет и бумажка с цифрами. Ничего больше. Человекоподобные начали прилаживать ремни.
С пятой или шестой попытки я нашел что-то напоминающее калькулятор или электронную записную книжку. Но эта мумия была совсем старой и наверняка батарейки давно сели. Вдалеке стояли мумии поновее, но уже не оставалось времени чтобы обшарить их карманы. Один из человекоподобных что-то выкрикнул. Он просит меня подойти. Хватит играться, батенька. Пора ложиться на стол.
Я выковырял батарейку. Конечно, я так и знал. Она не просто села, она потекла. Вон, у того на поясе что-то напоминающее пейджер. Человекоподобный крикнул снова, уже настойчивее. Все трое что-то сказали и тележка покатилась в мою сторону. Если гора не идет к Магомету... Вот, батарейка. Не подходит по размеру.
Дело ужасно осложнялось тем, что я не мог опустить головы. От волнения я все-таки чуть-чуть дергал шеей, она налилась и стала болеть совсем нестерпимо. Видно это действительно перелом позвоночника. Перед глазами плыл туман, с проколами мелких блестящих искорок, которые округлыми движениями ходили то вверх то вниз, стайкой, как рыбки. Еще немного и я потеряю сознание. Если батарейка работает, её можно было бы присоединить с помощью проводов. Но где взять провода? Один из человекоподобных похлопал меня по спине.
Одежда. Одежда очень яркая, с бестящими нитями. С виду нити металлические. Любой предмет с металлическим блеском должен проводить электричество, хотя бы кое-как. А что если батарейка тоже села? Или она дает не то напряжение? Нет, не может быть. Любые одинарные батарейки дают около полутора вольт. Я выдрал нить, сломав себе ногти. Человекоподобные начали терять терпение и уже пытались меня оттащить к столу. Сопротивляться я не мог. Перед глазами пошло вообще какое-то марево. Они толкали меня, а я медленно, как кукла, переставлял ноги. До стола ещё шагов десять-пятнадцать. Человекоподобные пахнут мазью для ботинок. Может быть, у них такой одеколон.
Мне помогал многолетний навык. Пальцы ещё сохранили память. Долгими часами я прилаживал детальку за деталькой, иногда с помощью микроскопа, иногда, если уставали глаза, просто на ощупь. Натренированные пальцы работали с точностью маленьких роботов. Сейчас нужно открыть корпус. Мизинцем прижать новую батарейку к запястью. Не перепутать полюса. Так, здесь должен быть плюс. Техника изменилась, но не настолько же. Безымянным пальцем перехватить обрывок проводка и всунуть его под ноготь, так он будет держаться, уже никуда не денется. Проводок слишком мягкий, приходится прижимать его по всей длине. Если они начнут укладывать меня на тележку, я элементарно потеряю сознание, потому что шея наклонится вбок или назад. Я должен сделать это до тележки. Еще несколько шагов. Нет. Я уже уперся в неё коленями. Теперь второй проводок. Перебросить его через средний палец, прижать указательным и большим. У меня больше не осталось пальцев. Нужно ещё чем-то нажать кнопку старта. Я медленно поднял руки к лицу. Они давили мне в спину и я терял равновесие. Еще секунда и я упаду. Кнопку я нажал левой скулой и боль сразу исчезла.
Поначалу я не понял где нахожусь. Это было похоже на смерть. Пустота, безразличие и освобождение от тела. Но вскоре началось знакомое мелькание, что означало приближение к цели. Еще мгновение - и я нашел себя стариком, стоящим на коленях в старой замусоренной комнате. В двух шагах от меня лежал детский ботиночек со стертым носиком. Я просто повернулся и сел на пыль. Все. Больше я туда не пойду. Как случилось, что тот мир не умер, когда я отменил его нажатием кнопки? Или дело было в том, что я оставил в нем прибор перемещения? А если нет? Тот мир был так реален, мне трудно представить, что он исчезнет просто от того, что я сбежал. Он объективен, он абсолютно объективен. Я его создал, но я не могу его уничтожить. В нем своя жизнь, своя история, свои правила игры. Все это жутко. Особенно жутко, что я сам в этом виноват. Но с другой стороны, если бы тот мир действительно исчез с нажатием кнопки, это означало бы, что я стал убийцей миллионов, если не миллиардов существ. Пусть они продолжают жить - там, в непересекающемся со мной прошлом. Даже Франкенштейн имеет право на жизнь. Особенно, если живет он далеко от вас.
По пути домой я купил газету с программкой. Газета печатала всякую чушь, которой сама же не верила. Заголовком сегодняшней первой страницы было: "Пойман инопланетный монстр, притворявшийся деревянным". И рисунок. Я закрыл глаза. Кажется, это начало.
ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
Андревна копала огород. Она всегда копала огород в свободное время летом, весной и осенью, не вынося свободного времени. Воткнув лопату в землю, она разогнулась, чтобы отдохнуть. Кто-то отдаленно знакомый шел улицей и помахал ей рукой, Андревна ответила. Она оперлась на лопату и посмотрела вдаль. Там плавилось на солнце дымчатое море. У моря плавились разноцветные (с преобладанием красного) толпы бездельников. Андревна не одобряла безделье.
Она нажала на лопату, но лопата наткнулась на твердый предмет. Андревна нажала ещё раз, надеясь что предмет капитулирует, но предмет, напротив, ожил и зашевелился. Из-под земли вылезло что-то фиолетовое, похожее на паука с членистым хвостом и преспокойно уселось, шевеля клешнями. Клешни были маленькие, как будто ненастоящие. Андревна прицелилась и ударила существо острием лопаты. Удар был отточен десятилетиями труда и легко разрезал мокрые куски кирпича, но фиолетовое что-то снова выкопалось из-под мягкой земли и даже не попробовало сбежать.
Тогда Андревна сходила за ведром и бутылью керосина. Она зачерпнула существо в ведро и поставила его на солнышко, а сама снова принялась копать. После первых ударов лопатой она убедилась, что копала не напрасно: под землей клубился целый выводок таких же, но маленьких. Только этой нечисти ей и недоставало на огороде.
Она бросила всех найденных в ведро и обильно полила их керосином. Нечисть не обратила на керосин никакого внимания. Андревна подожгла керосин и вытерла руки тряпкой. Подходило время обеда и она ушла во двор мыть руки. Ведро стояло на пригорке и дымило прозрачно-сизым дымком. Тень от дыма скользила по подсыхающей земле.
После обеда Андревна молча возилась во дворе часа два, делая всякую полезную работу, затем вернулась в огород. Ведро с керосином давно догорело; от него отвалилось донышко. Андревна подняла остаток ведра за ручку и пригляделась: донышко и стенки ведра были неравномерно изьедены, а от фиолетовой нечисти не осталось и следа. Видно ржавое было, подумала Андревна и принялась копать снова.
На город наплывала ночь, с виду совсем обыкновенная, но уже червивая трагедией - и слышалось уже что-то трагическое в маятниковом мяуканьи невидимой кошки, звавшей своего сына или дочь, утопленных милосердной человеческой рукой (а ведь все не верится ей, что никогда больше...). И дальние иголочки небоскребовских огоньков прокалывали, с переменным успехом, близкую иву, похожую на искуственный водопад - и было во всем этом что-то особенное.
А звезды всегда загораются вдруг, - подумал Нестор, случайно зацепив глазами небо.
Он только что выкупался в теплом струистом море (все ещё слышал струйки воды, прогоняемые мимо ушей каждым гребком кроля), вышел на холодный, в миниатюрных дюнах, песок и замер почти на минуту, глядя на цвет заката - красно-синий сменился невозможным - и пупырышками на коже ощутил прохладу. Этот дальний пляж он знал с детства - с первых ковыряний в песке, с первых переглядываний с соседками в пока плоских купальниках, с первых встреч со своей будущей половиной и первых холодных, бьющих в грудь поцелуев с запахом подсыхающих водорослей. Последние годы пляж был пуст и никого не интересовал, поэтому Нестор купался голым - доказывая что-то самому себе из детского (в детстве был бестолково стеснителен) духа противоречия.
Он протянул руку и поднял купальный халат.
Прожив тридцать лет в городе, он оставался для города чужаком: не имевший того, что принято называть друзьями и только предполагавший значение этого слова; не здоровавшийся с соседями, которые не заслужили такой чести; не загорающий на потных людных пляжах
Он накинул халат на плечи и снова зацепил глазами небо, но вдруг прыгнул, задергавшись, как мертвая лягушка под током.
Халат упал на песок и зашевелился.
Закат, обленившись, лег на кромке горизонта и развлекал себя черным силуэтом кораблика, шумели бурьянные травы, притворяясь лесом, в памяти тихо пахло шашлыками и чем-то, потерянным навсегда, а из рукава халата выползал фиолетовый скорпион, липко скользя и поблескивая. Кажется, Нестор помнил, что фиолетовых скорпионов не бывает.
Скорпион не спеша начал уползать, а Нестор сидел, окаменев, на песке и чувствовал шевеление своих волос - будто превратился в Горгону и в её жертву одновременно. В синеве скользнула звезда. М е т е о р н ы й п о т о к и з с о з в е з д и я Л ь в а н а з ы в а е т с я Л е о н и - д ы, вспомнил Нестор фразу из школьного учебника, забытую пятнадцать лет назад ненужный фокус памяти.
- Кажется у меня бред, - сказал он сам себе, чтобы приободриться.
Привычку разговаривать с собой он приобрел в последние пять лет перед женитьбой, в годы одиночества, острого как бритва и безнадежного как нераскрывшийся парашют. Но с появлением Светланы привычка исчезла - спасибо женщинам за то что любят нас, неумелых.
Когда скорпион отполз шагов на двести, Нестор решился подойти к одежде.Смутная тревога пойманной бабочкой билась в горле. Это было похоже на самые детские его годы, когда он мочил постель, боялся темноты до пота и судорог, прятался в шкаф от незнакомых людей. Взрослые лечили его бромом.
Он побоялся тронуть халат и, обойдя его справа широким полукругом, аккуратно приподнял брюки, тряхнул их и кошмар повторился.
Из брюк выпал ворох скорпионов поменьше, каждый величиной с пуговицу, и с опасной скоростью стал расползаться в стороны.
Нестор остановился, только взобравшись на холм. Холодный ветер ерошил волосы; облако, похожее на червяка, плыло среди ядовито-зеленых звезд и от этого хотелось закричать и продолжать кричать пока будет воздух в легких.
Он решил подождать полуночи и затем пробраться домой к Светлане. Пробираться по городу придется голым: при мысли об одежде начинало тошнить. Что, если я вообще не могу одеться? - подумал Нестор и пойманная бабочка зашевелилась в горле.
Пока герой пробирается домой, прячась в тенях кустов и проклиная географические асфальты (с долинами, вулканами и разломами коры), я познакомлю вас с ним поближе. Собственно, ничего выдающегося. Родители заранее обрекли сына на ничтожную жизнь, назвав его Нестором. Может быть, они стремились к противоположному, ведь в эпосе это имя звучит славно, но согласитесь: сейчас и у нас "Нестор" звучит ничтожно. Нестор был человеком низко-среднего роста, с короткой шеей, волосами и усами неопределенного цвета. Его усы торчали в стороны, что придавало ему сходство с хомяком. Правда, хомяки выглядят упитаннее. Иногда он носил очки, потому что в детстве неугомонные родители находили в нем какой-то деффект зрения, но в очках видел хуже. Его глаза были постоянно слегка несчастны - каждый день и час изменялось качество несчастья, но количество его оставалось неизменным. Это свойство его глаза приобрели ещё в том нежном возрасте, когда ребенок впервые оставляется родителями наедине со сверстниками и сверстники сразу же проверяют прочность его костей (похоже на обряд посвящения у дикарей, где мальчика режут акульими зубьями, чтобы он поскорее стал взрослым, а если не станет, то сам виноват)...
К счастью, ничего особенного по пути не случилось. Только однажды голый Нестор остановился, скользя вдоль бульвара. Он увидел девочку на дереве. Девочка висела на молоденьком пирамидальном тополе, вся в бантиках и белых колготках, и громко плакала. Под тополем сидела собачка небольшая, но с воспоминанием об овчарской породе в окрасе. Собачка иногда задорно взлаивала и била хвостом по пыли. Ей было весело по понятной причине: всегда радостно загнать кого-то на дерево. Учуяв Нестора, она отошла от своей жертвы.
- Смотри у меня! - сказал Нестор негромко, но твердо, и собака посмотрела виноватым взглядом: "ну можно?"
- Нет, нельзя.
Собака огорчилась и ушла. Девочка за это время успела сползти с тополя (где она держалась неизвестно на чем) и улепетывала вдоль аллеи.