Страница:
Я выбрался из-под тела и затащил Макото в укрытие из камней на случай, если на склоне есть кто-то еще.
Макото тяжело дышал, глаза сверкали.
– Теперь я понимаю, что у тебя за таланты!
– Спасибо. Ты сам довольно ловок!
– Кто эти люди?
Я подошел к трупам. Первый был Кикута, я определил по руке, а у второго под доспехами оказалась эмблема клана Отори.
– Это воин, – сказал я, разглядывая цаплю. – Ясно, почему у него меч. А вот другой – из Племени. Кикута.
Я не узнал незнакомца, но, судя по линиям на ладони, мы могли оказаться родственниками.
Появление воина из клана Отори встревожило меня. Он приехал из Хаги? Что его связывает с наемником Кикутой? Похоже, уже всем известно, что я направляюсь в Тераяму. Мысли перенеслись к Ихиро. Я надеялся, что эти сведения выпытали не у него. Может быть, меня предал Е-Ан или один из неприкасаемых? А что если эти двое уже побывали в храме, и там нас поджидают другие?
– Ты полностью исчез, – сказал Макото. – Я видел только твои следы на снегу. Невероятно! – Он сиял от радости. Не верилось, что передо мной отчаявшийся флейтист. – Давно я так не сражался. Даже не думал, что игра со смертью делает жизнь столь прекрасной.
Снег будто стал белее, а мороз крепче. Меня терзал невыносимый голод, я мечтал о горячей ванне, кружке вина, в грезах видел обнаженное женское тело.
Мы отправились дальше с удвоенной энергией. Силы нам очень пригодились: за последний час усилился ветер, повалил снег. Росла моя благодарность к Макото, ведь тропы замело, а он ни разу не сбился с пути. Со времен последнего посещения храма кое-что изменилось – вокруг основных строений соорудили деревянную стену, у ворот нас остановили стражники. Макото что-то сказал, и нас тотчас пригласили внутрь. Караульные явно беспокоились за Макото и обрадовались его возвращению.
Когда за нами опустился засов, очередь дошла до меня. Похоже, мой плачевный вид вызвал у стражников подозрения. К счастью, вовремя вмешался Макото:
– Господин Отори Такео просит прибежище на зиму. Сообщите настоятелю, что он здесь.
Один из стражников опрометью бросился через двор. Бежать к монастырю приходилось навстречу ветру, и посыльного замело с ног до головы. Большие крыши главных залов уже покрылись шапками снега, голые ветви вишни и сливы согнулись от цветков зимы.
Стражники пригласили нас к огню. Как и Макото, они были молодыми монахами, которым выдали луки, копья и дубинки. Нас угостили чаем. Ничего вкусней я не пробовал. От чая и одежды шел пар. Лишь теперь я понял, как соскучился по теплу и уюту. Однако расслабляться пока еще было рано.
– Кто-нибудь приходил сюда, спрашивал меня?
– Рано утром на горе появились незнакомцы.
Они обогнули храм и поднялись по склону лесом. Мы не знали, что ищут вас. Мы немного испугались за Макото – вдруг они разбойники, но стояла слишком плохая погода, чтобы выслать подмогу. Господин Отори прибыл вовремя. Путь, по которому вы спустились, полностью занесло. Теперь к храму не подступиться до весны.
– Ваше возвращение – большое событие для нас, – робко сказал один из монахов.
Судя по их взглядам, они хорошо понимали, что означает мое появление.
Через десять минут вернулся посыльный:
– Настоятель приветствует господина Отори и просит его совершить омовение и откушать. Он хотел бы поговорить с вами по окончании вечерних молитв.
Макото допил чай, церемонно поклонился мне и сказал, что должен готовиться к вечерней молитве, словно он весь день провел в храме с остальными монахами, а не пробирался сквозь бурю и не бился насмерть с врагами. Он держался невозмутимо. Я знал, что под холодностью скрывается сердце настоящего друга, но здесь Макото вел себя, как подобает монаху, а мне предстояло вспомнить, что такое быть господином. Над крышами завывал ветер, неумолимо мел снег.
Я в безопасности, в Тераяме. Впереди целая зима, есть время подумать о дальнейшей жизни.
Молодой человек, который передал послание настоятеля, отвел меня в одну из комнат для гостей. Весной и летом эти комнаты полны паломников, а зимой пустуют. Внешние ставни закрыли, и все же было невыносимо холодно. Ветер сквозил через щели в стене, снег набивался внутрь. Монах показал мне, где находится небольшая баня, построенная над горячим источником. Я снял промокшую грязную одежду и тщательно выстирал ее. Затем опустился в горячую воду. Какое наслаждение! Я вспомнил о людях, которые пытались убить меня за последние два дня, и почувствовал небывалую радость оттого, что остался жив. Вокруг бурлила вода, поднимался пар. Я благодарил судьбу: как же хорошо, что источник бьет прямо из горы, омывает мое измученное тело, согревает замерзшие ноги и руки. Я подумал о вулканических горах, которые выбрасывают пепел и лаву, сотрясают землю и разрушают здания, превращая беспомощных людей в жалких букашек, сползающих с горящего бревна. Эта гора могла погубить меня и заморозить до смерти, а она дарует мне теплую воду.
Мои руки были в синяках от хватки воина, а на шее осталась глубокая царапина: видимо, задело мечом. Зато окрепло правое запястье, которое побаливало с тех времен, как Акио в Инуяме повредил мне сухожилия. Я похудел, как никогда, зато находился в хорошей форме даже после трудного пути.
Я услышал шаги в комнате – монах принес еду и сухую одежду. Я вылез из воды с раскрасневшейся кожей, вытерся о тряпки, оставленные в качестве полотенца, и по доскам, не наступая в снег, вернулся в комнату.
Комната была уже пустой, одежда лежала на полу: чистая набедренная повязка, стеганое нижнее белье, шелковое платье, тоже стеганое, и пояс. На облачении цвета темной сливы с вытканным багровым рисунком красовался серебряный герб клана Отори. Я неспешно оделся, наслаждаясь прикосновением шелка. Много времени прошло с тех пор, как я носил одежду такого качества. Интересно, откуда она в храме? Принадлежал ли наряд Шигеру? Казалось, он незримо присутствует здесь. Утром первым делом схожу на его могилу – он подскажет мне, как свершить месть.
Аппетитный запах напомнил, как я изголодался. Пища оказалась самой вкусной за последние несколько дней, и я проглотил угощение за две минуты. Чтобы опять не замерзнуть и не уснуть, я занялся упражнениями, завершив их медитацией.
Сквозь ветер и снег я слышал, как поют монахи в главном зале храма. Снежная ночь, пустынная комната со своими воспоминаниями и духами, торжественные слова древних сутр – все навевало печаль, но не было в этом чувстве горечи. По коже пробежали мурашки. Жаль, что я не способен выразить это в словах, следовало проявить больше терпения, когда Ихиро пытался обучить меня поэзии. Мне так хотелось взять в руки кисть: если не словами, то хотя бы образами запечатлеть мои чувства.
«Возвращайся к нам, – сказал старый священник, – когда все закончится…»
Хорошо бы остаться здесь и провести остаток жизни в покое и созерцании. Но я вспомнил, как часто слышал о планах вступления в войну; теперь монахи вооружены, а храм укреплен. Все далеко еще не закончилось – борьба только начиналась.
Пение прервалось, монахи побрели ужинать, затем полагалось несколько часов поспать, пока колокол не разбудит послушников в полночь. Один из них направился к моей комнате, отворил дверь, поклонился и сказал:
– Господин Отори, вас желает видеть настоятель.
Я встал и последовал за ним.
– Как тебя зовут?
– Норио, господин, – ответил он и шепотом добавил: – Я родом из Хаги.
Он замолчал, правила храма запрещали вступать в разговоры без надобности. Мы обогнули центральный двор, уже заваленный снегом, прошли мимо столовой, где на циновках рядами сидели монахи с чашами еды, мимо главного зала, откуда пахло ладаном и воском горящих свечей, а в полумраке светилась золотая фигура. На третьей стороне квадратного двора располагались служебные помещения. Из дальней комнаты доносились щелчки четок, тихий шепот. Мы остановились у первой двери, и Норио негромко позвал:
– Господин настоятель, гость прибыл.
Я увидел того же старого священника в изношенной одежде, которого встретил, когда впервые приехал в Тераяму. Мне стало немного неловко. Тогда я принял его за простого старика, никак не за настоятеля. Надо же было так погрузиться в собственные проблемы, чтобы даже не понять, с кем имеешь дело. Я опустился на колени и коснулся лбом циновки. Он подошел ко мне, велел подняться и радушно обнял. Затем настоятель сел и внимательно с улыбкой посмотрел на меня. Чувствовалось, что он искренне рад встрече. Я улыбнулся в ответ.
– Господин Отори, – начал он. – Хорошо, что вы вернулись к нам целым и невредимым. Я часто думал о вас. Вы пережили нелегкие времена.
– И трудности еще не закончились. Я прошу у вас убежища на зиму. Меня преследуют, хотелось бы укрыться в безопасном месте и собраться с силами.
– Макото рассказал о ваших невзгодах. Вам всегда здесь рады.
– Я должен сразу посвятить вас в мои планы. Я собираюсь заявить права на наследство и наказать тех, кто повинен в смерти Шигеру. Это может навлечь на храм опасность.
– Мы готовы ко всему, – безмятежно ответил он.
– Я не заслуживаю вашей доброты.
– Вы скоро поймете, что те из нас, кто давно знаком с кланом Отори, считают себя в долгу перед вами, – ответил он. – И, конечно же, мы верим в ваше будущее.
Кажется, больше, чем я. Я слегка покраснел. Подумать только, он хвалит меня после всех моих ошибок. Я чувствовал себя никчемным самозванцем, нацепившим одежды клана Отори, – у меня нет ни денег, ни владений, ни войска.
– Для любого великого начинания нужно сделать первый шаг, – сказал настоятель, словно прочел мои мысли. – Вы правильно поступили, придя сюда.
– Меня послал мой учитель, Ихиро. Он прибудет в монастырь весной. Ихиро посоветовал мне просить защиты у господина Араи. Наверное, следовало поступить так с самого начала.
Настоятель улыбнулся, вокруг глаз появились морщины.
– Нет, Племя не оставило бы вас в живых. Тогда вы были намного уязвимей. Вы не знали своего врага. Теперь у вас есть неплохое представление о силе противника.
– Вам много о них известно?
– Шигеру всегда делился своими знаниями и спрашивал у меня совета. Во время последнего визита он рассказал о вас.
– Я этого не знал.
– Он проявил похвальную осторожность и отвел меня к водопаду. Потом мы перешли в эту комнату.
– Речь шла о войне?
– Шигеру хотел убедиться, что храм и город восстанут, как только умрет Йода. Он сомневался, стоит ли замышлять убийство и посылать вас на верную смерть. В итоге после его собственной гибели вспыхнуло восстание, и мы при всем желании не смогли бы предотвратить волнений. Араи, однако, заключал союз с Шигеру, а не с кланом Отори. Он не откажется от спорных территорий. К лету начнется война.
Настоятель ненадолго замолчал, а затем продолжил:
– Отори намереваются присвоить земли Шигеру и объявить ваше усыновление незаконным. Мало того, что они вступили в заговор против Шигеру, они и теперь оскорбляют память о нем. Поэтому я рад, что вы решили бороться за свое наследство.
– Примут ли меня Отори? – Я протянул руки кверху ладонями. – На мне метка Кикуты.
– Поговорим об этом позже. Вы удивитесь, узнав, сколько народа ждет вашего возвращения. Весной увидите. Верные люди найдут вас.
– Один из воинов Отори уже пытался убить меня, – неуверенно сказал я.
– Макото рассказал мне. Клан на грани раскола, Шигеру предвидел это и не остановился. В этом нет вины Шигеру: семя раздора было посеяно, когда Отори узурпировали власть после гибели его отца.
– Я считаю ближайших родственников Шигеру повинными в его смерти, – заявил я. – Чем больше узнаю, тем больше изумляюсь, как они позволили ему жить столь долго.
– Срок нашей жизни определяет судьба, – ответил настоятель. – Глава клана Отори боится собственного народа. Так сложилось, что земледельцы его феода непостоянны по своей сущности. Они никогда не были полностью зависимы, как крестьяне клана Тогана. Шигеру хорошо знал их и уважал, за что заслужил ответную любовь и почтение. Они защищали его, и преданность людей теперь распространится на вас.
– Возможно, – сказал я, – однако есть другая проблема: Племя приговорило меня к смерти.
Лицо настоятеля цвета слоновой кости осталось спокойным.
– Полагаю, это одна из причин, почему вы здесь. Я думал, что настоятель продолжит, но он замолчал и выжидающе смотрел на меня.
– Господин Шигеру оставил бумаги, – тихо произнес я. – Записи о Племени и его деятельности. Надеюсь, вы разрешите мне их посмотреть.
– Они хранились здесь для вас, – ответил он. – Я пошлю за бумагами. И, конечно, для вас припасено кое-что еще.
– Ято, – догадался я. Он кивнул:
– Меч вам понадобится.
Настоятель позвал Норио, велел ему сходить в хранилище и принести деревянную коробку и меч.
– Шигеру не хотел навязывать вам решения, – сказал он, пока я слушал, как удалялись шаги Но-рио. – Он понимал, что наследие поставит вас перед выбором. Он предполагал, что вы станете Кику-той. В этом случае никто не увидел бы записей, кроме меня. Раз уж зы теперь Отори, то они в вашем распоряжении.
– Я купил себе несколько месяцев жизни, – проговорил я с ноткой презрения к самому себе. – В моем выборе не было расчета, в конце концов я всего лишь выполнял требование Шигеру. От меня ничего не зависело, но теперь мое пребывание в Племени подошло к концу. Что касается принадлежности к клану Отори, то я ведь приемыш, и мне постоянно придется отстаивать свои права.
Лицо настоятеля снова озарилось улыбкой, в глазах – понимание и мудрость.
– Воля Шигеру – немаловажная на то причина. Я чувствовал, что ему известно что-то еще, чем он поделится со мной позже. Тут я услышал шаги. Я невольно напрягся, пока не узнал тяжелую поступь Норио: он нес коробку и меч. Он открыл дверь и опустил ношу на циновку. Я не поворачивал головы, но услышал мягкий удар о пол. Мой пульс участился от радости и страха, что я снова возьму в руки Ято.
Норио закрыл за собой дверь, опустился на колени, поместил драгоценные предметы перед настоятелем, в поле моего зрения. Все было завернуто в старинную ткань. Настоятель развернул Ято и обеими руками протянул его мне. Я принял меч тоже обеими руками, поднял над головой, поклонился, ощущая знакомый холодный вес ножен. Страстно хотелось вынуть клинок, услышать его стальную песню, но я не посмел проявлять нетерпение в присутствии настоятеля. Я благоговейно опустил меч на пол, пока он разворачивал коробку.
Повеяло запахом листьев руты. Я сразу узнал ту самую деревянную коробку, которую нес вверх по холму под надзором Кенжи, думая, что это некий дар храму. Неужели Кенжи и не подозревал, что в ней находится?
Старик поднял крышку – она даже не была заперта, – и запах усилился. Он достал один из свитков и протянул мне.
– Сначала прочтите вступление. Так велел Шигеру. – Настоятель разволновался и добавил: – Не думал, что это когда-нибудь случится.
Я заглянул в его лицо. Глубоко посаженные глаза старика стали яркими и оживленными, как у юноши. Он не отвел взгляда, и я понял, что он никогда не поддастся сну Кикуты. Вдалеке трижды прозвенели колокола, и я представил, как молятся и медитируют монахи. Я ощущал духовную силу этого святого места. Той же силой засветились глаза старика. Как благодарен я ему и его вере Небесам и богам, которые будто взяли меня под опеку, несмотря на мои сомнения в их существовании.
– Прочтите же, – поторопил старик. – Остальное изучите позже, а это прочтите прямо сейчас.
Я развернул свиток, нахмурился, увидев текст. Я узнал почерк Шигеру, мне были знакомы иероглифы, среди них находилось и мое имя, но слова не содержали никакого смысла. Я бегал глазами вверх-вниз по колонкам, разворачивая свиток, и утонул в море имен. Скорей всего, это генеалогическое древо, нечто подобное показывал мне Госабуро в Мацуэ.
Уловив суть, я начал кое-что понимать. Вернулся к вступлению и внимательно перечитал. Затем просмотрел в третий раз и поднял глаза на настоятеля:
– Это правда?
Настоятель усмехнулся:
– Похоже, да. Вы не видите своего лица – вот прямое доказательство. Может быть, у вас руки Кикуты, но лицо – Отори. Мать вашего отца работала по заданию Племени. Ее наняли люди клана Тогана и послали в Хаги, когда отец Шигеру, Шигемори, едва оперился. Возникла любовная связь, очевидно, утаенная от Племени. В результате родился ваш отец. Бабушка обладала достаточной мудростью, чтобы скрыть это от посторонних. Она вышла замуж за двоюродного брата, и ребенка воспитали как Кикуту.
– Шигеру и мой отец были братьями. Так значит, Шигеру приходится мне дядей.
– Глядя на вас, это трудно опровергнуть. Когда Шигеру впервые вас увидел, он поразился, насколько вы похожи на его младшего брата, Такеши, и на него самого. Будь у вас волосы чуть длинней, вы были бы копией Шигеру в молодости.
– Как он узнал обо мне?
– Отчасти из записей семьи. Его отец всегда подозревал, что та женщина зачала ребенка, и перед смертью рассказал об этом Шигеру. Остальное Шигеру выяснил сам. Он выследил вашего отца в Мино и узнал, что после его смерти у него родился сын. Должно быть, вашего отца мучило то же, что и вас. Воспитанный семьей Кикута, наделенный талантами, необыкновенными даже по меркам Племени, он все же пытался сбежать от них. Это само по себе доказывает, что в нем текла смешанная кровь, потому и отсутствовал фанатизм человека Племени. Шигеру начал делать записи о Племени с момента знакомства с Муто Кенжи. Они встретились на Егахаре: Кенжи участвовал в сражении и видел, как умирал Шигемори. – Настоятель опустил глаза на Ято. – Кенжи привез Шигеру меч. Вам, наверное, рассказывали эту историю.
– Кенжи упомянул об этом, – сказал я.
– Кенжи помог Шигеру спастись от солдат Йоды. Тогда оба были молоды и стали друзьями. Их связывала не только дружба; они оказались полезны друг другу. Годами они обменивались сведениями о многих вещах, иногда, надо отметить, делились случайно. Полагаю, даже Кенжи не осознавал, насколько скрытным и хитроумным человеком был господин Шигеру.
Я молчал. Меня поразило это откровение, хотя теперь все прояснилось. Кровь Отори пробудила во мне жажду мести, когда мою семью убили в Мино, та же кровь соединила меня с Шигеру. Я снова загрустил, сожалея, что не знал ничего раньше, и радуясь, что мы с Шигеру родственники. Я принадлежу к клану Отори – теперь это неоспоримо.
– Значит, выбор оказался верным, – наконец произнес я, задыхаясь от волнения. – Но воин из клана Отори должен многому научиться. – Я показал на свитки. – Даже читать я толком не умею!
– Впереди целая зима, – успокоил меня настоятель. – Макото поможет совершенствоваться в чтении и письме. Весной вам следует отправиться к Араи, чтобы постигнуть искусство ведения войны. А пока займитесь теорией и тренировками с мечом.
Он помолчал и снова улыбнулся. Я догадался, что для меня припасен некий сюрприз.
– Постараюсь помочь вам, – сказал настоятель. – До поступления на службу Просветленному я слыл мастером боя. В мире меня звали Мацуда Шинген.
Даже я слышал это имя. Мацуда был одним из самых доблестных воинов Отори предыдущего поколения, героем молодежи в Хаги. Заметив мое изумление, настоятель ухмыльнулся:
– Думаю, зима пройдет с пользой. Физические упражнения не дадут нам замерзнуть. Возьмите ваши вещи, господин Отори. Мы начнем утром. В свободное от занятий время медитируйте с монахами. Макото поднимет вас в час Тигра.
Я почтительно поклонился. Настоятель жестом отпустил меня.
– Мы всего лишь возвращаем долг.
– Нет, – возразил я. – Это я ваш вечный должник. Я сделаю все, что вы пожелаете. Я всецело в вашем распоряжении.
У самой двери он окликнул меня:
– Пожалуй, есть одна просьба.
Я повернулся и пал на колени:
– Все, что угодно.
– Отрастите волосы! – сказал настоятель со смехом.
Следуя за Норио в комнату для гостей, я все еще слышал, как он посмеивается. Норио нес коробку, я держал Ято. Ветер слегка стих, снег стал сырым и тяжелым. Он смягчал звуки, покрывал гору, отрезая храм от всего мира.
В комнате уже разостлали постель. Я поблагодарил Норио и пожелал ему спокойной ночи. Комнату освещали две лампы. Я вытащил Ято из ножен и осмотрел меч, размышляя о пламени, в котором его выковали столь тонким, прочным и смертельно острым. Сталь клинка украшали прекрасные волнистые узоры. Ято достался мне из рук Шигеру, вместе с новым именем и новой жизнью. Я поднял меч двумя руками и повторил древние движения, которым научился в Хаги.
Ято пел мне о крови и войне.
8
Макото тяжело дышал, глаза сверкали.
– Теперь я понимаю, что у тебя за таланты!
– Спасибо. Ты сам довольно ловок!
– Кто эти люди?
Я подошел к трупам. Первый был Кикута, я определил по руке, а у второго под доспехами оказалась эмблема клана Отори.
– Это воин, – сказал я, разглядывая цаплю. – Ясно, почему у него меч. А вот другой – из Племени. Кикута.
Я не узнал незнакомца, но, судя по линиям на ладони, мы могли оказаться родственниками.
Появление воина из клана Отори встревожило меня. Он приехал из Хаги? Что его связывает с наемником Кикутой? Похоже, уже всем известно, что я направляюсь в Тераяму. Мысли перенеслись к Ихиро. Я надеялся, что эти сведения выпытали не у него. Может быть, меня предал Е-Ан или один из неприкасаемых? А что если эти двое уже побывали в храме, и там нас поджидают другие?
– Ты полностью исчез, – сказал Макото. – Я видел только твои следы на снегу. Невероятно! – Он сиял от радости. Не верилось, что передо мной отчаявшийся флейтист. – Давно я так не сражался. Даже не думал, что игра со смертью делает жизнь столь прекрасной.
Снег будто стал белее, а мороз крепче. Меня терзал невыносимый голод, я мечтал о горячей ванне, кружке вина, в грезах видел обнаженное женское тело.
Мы отправились дальше с удвоенной энергией. Силы нам очень пригодились: за последний час усилился ветер, повалил снег. Росла моя благодарность к Макото, ведь тропы замело, а он ни разу не сбился с пути. Со времен последнего посещения храма кое-что изменилось – вокруг основных строений соорудили деревянную стену, у ворот нас остановили стражники. Макото что-то сказал, и нас тотчас пригласили внутрь. Караульные явно беспокоились за Макото и обрадовались его возвращению.
Когда за нами опустился засов, очередь дошла до меня. Похоже, мой плачевный вид вызвал у стражников подозрения. К счастью, вовремя вмешался Макото:
– Господин Отори Такео просит прибежище на зиму. Сообщите настоятелю, что он здесь.
Один из стражников опрометью бросился через двор. Бежать к монастырю приходилось навстречу ветру, и посыльного замело с ног до головы. Большие крыши главных залов уже покрылись шапками снега, голые ветви вишни и сливы согнулись от цветков зимы.
Стражники пригласили нас к огню. Как и Макото, они были молодыми монахами, которым выдали луки, копья и дубинки. Нас угостили чаем. Ничего вкусней я не пробовал. От чая и одежды шел пар. Лишь теперь я понял, как соскучился по теплу и уюту. Однако расслабляться пока еще было рано.
– Кто-нибудь приходил сюда, спрашивал меня?
– Рано утром на горе появились незнакомцы.
Они обогнули храм и поднялись по склону лесом. Мы не знали, что ищут вас. Мы немного испугались за Макото – вдруг они разбойники, но стояла слишком плохая погода, чтобы выслать подмогу. Господин Отори прибыл вовремя. Путь, по которому вы спустились, полностью занесло. Теперь к храму не подступиться до весны.
– Ваше возвращение – большое событие для нас, – робко сказал один из монахов.
Судя по их взглядам, они хорошо понимали, что означает мое появление.
Через десять минут вернулся посыльный:
– Настоятель приветствует господина Отори и просит его совершить омовение и откушать. Он хотел бы поговорить с вами по окончании вечерних молитв.
Макото допил чай, церемонно поклонился мне и сказал, что должен готовиться к вечерней молитве, словно он весь день провел в храме с остальными монахами, а не пробирался сквозь бурю и не бился насмерть с врагами. Он держался невозмутимо. Я знал, что под холодностью скрывается сердце настоящего друга, но здесь Макото вел себя, как подобает монаху, а мне предстояло вспомнить, что такое быть господином. Над крышами завывал ветер, неумолимо мел снег.
Я в безопасности, в Тераяме. Впереди целая зима, есть время подумать о дальнейшей жизни.
Молодой человек, который передал послание настоятеля, отвел меня в одну из комнат для гостей. Весной и летом эти комнаты полны паломников, а зимой пустуют. Внешние ставни закрыли, и все же было невыносимо холодно. Ветер сквозил через щели в стене, снег набивался внутрь. Монах показал мне, где находится небольшая баня, построенная над горячим источником. Я снял промокшую грязную одежду и тщательно выстирал ее. Затем опустился в горячую воду. Какое наслаждение! Я вспомнил о людях, которые пытались убить меня за последние два дня, и почувствовал небывалую радость оттого, что остался жив. Вокруг бурлила вода, поднимался пар. Я благодарил судьбу: как же хорошо, что источник бьет прямо из горы, омывает мое измученное тело, согревает замерзшие ноги и руки. Я подумал о вулканических горах, которые выбрасывают пепел и лаву, сотрясают землю и разрушают здания, превращая беспомощных людей в жалких букашек, сползающих с горящего бревна. Эта гора могла погубить меня и заморозить до смерти, а она дарует мне теплую воду.
Мои руки были в синяках от хватки воина, а на шее осталась глубокая царапина: видимо, задело мечом. Зато окрепло правое запястье, которое побаливало с тех времен, как Акио в Инуяме повредил мне сухожилия. Я похудел, как никогда, зато находился в хорошей форме даже после трудного пути.
Я услышал шаги в комнате – монах принес еду и сухую одежду. Я вылез из воды с раскрасневшейся кожей, вытерся о тряпки, оставленные в качестве полотенца, и по доскам, не наступая в снег, вернулся в комнату.
Комната была уже пустой, одежда лежала на полу: чистая набедренная повязка, стеганое нижнее белье, шелковое платье, тоже стеганое, и пояс. На облачении цвета темной сливы с вытканным багровым рисунком красовался серебряный герб клана Отори. Я неспешно оделся, наслаждаясь прикосновением шелка. Много времени прошло с тех пор, как я носил одежду такого качества. Интересно, откуда она в храме? Принадлежал ли наряд Шигеру? Казалось, он незримо присутствует здесь. Утром первым делом схожу на его могилу – он подскажет мне, как свершить месть.
Аппетитный запах напомнил, как я изголодался. Пища оказалась самой вкусной за последние несколько дней, и я проглотил угощение за две минуты. Чтобы опять не замерзнуть и не уснуть, я занялся упражнениями, завершив их медитацией.
Сквозь ветер и снег я слышал, как поют монахи в главном зале храма. Снежная ночь, пустынная комната со своими воспоминаниями и духами, торжественные слова древних сутр – все навевало печаль, но не было в этом чувстве горечи. По коже пробежали мурашки. Жаль, что я не способен выразить это в словах, следовало проявить больше терпения, когда Ихиро пытался обучить меня поэзии. Мне так хотелось взять в руки кисть: если не словами, то хотя бы образами запечатлеть мои чувства.
«Возвращайся к нам, – сказал старый священник, – когда все закончится…»
Хорошо бы остаться здесь и провести остаток жизни в покое и созерцании. Но я вспомнил, как часто слышал о планах вступления в войну; теперь монахи вооружены, а храм укреплен. Все далеко еще не закончилось – борьба только начиналась.
Пение прервалось, монахи побрели ужинать, затем полагалось несколько часов поспать, пока колокол не разбудит послушников в полночь. Один из них направился к моей комнате, отворил дверь, поклонился и сказал:
– Господин Отори, вас желает видеть настоятель.
Я встал и последовал за ним.
– Как тебя зовут?
– Норио, господин, – ответил он и шепотом добавил: – Я родом из Хаги.
Он замолчал, правила храма запрещали вступать в разговоры без надобности. Мы обогнули центральный двор, уже заваленный снегом, прошли мимо столовой, где на циновках рядами сидели монахи с чашами еды, мимо главного зала, откуда пахло ладаном и воском горящих свечей, а в полумраке светилась золотая фигура. На третьей стороне квадратного двора располагались служебные помещения. Из дальней комнаты доносились щелчки четок, тихий шепот. Мы остановились у первой двери, и Норио негромко позвал:
– Господин настоятель, гость прибыл.
Я увидел того же старого священника в изношенной одежде, которого встретил, когда впервые приехал в Тераяму. Мне стало немного неловко. Тогда я принял его за простого старика, никак не за настоятеля. Надо же было так погрузиться в собственные проблемы, чтобы даже не понять, с кем имеешь дело. Я опустился на колени и коснулся лбом циновки. Он подошел ко мне, велел подняться и радушно обнял. Затем настоятель сел и внимательно с улыбкой посмотрел на меня. Чувствовалось, что он искренне рад встрече. Я улыбнулся в ответ.
– Господин Отори, – начал он. – Хорошо, что вы вернулись к нам целым и невредимым. Я часто думал о вас. Вы пережили нелегкие времена.
– И трудности еще не закончились. Я прошу у вас убежища на зиму. Меня преследуют, хотелось бы укрыться в безопасном месте и собраться с силами.
– Макото рассказал о ваших невзгодах. Вам всегда здесь рады.
– Я должен сразу посвятить вас в мои планы. Я собираюсь заявить права на наследство и наказать тех, кто повинен в смерти Шигеру. Это может навлечь на храм опасность.
– Мы готовы ко всему, – безмятежно ответил он.
– Я не заслуживаю вашей доброты.
– Вы скоро поймете, что те из нас, кто давно знаком с кланом Отори, считают себя в долгу перед вами, – ответил он. – И, конечно же, мы верим в ваше будущее.
Кажется, больше, чем я. Я слегка покраснел. Подумать только, он хвалит меня после всех моих ошибок. Я чувствовал себя никчемным самозванцем, нацепившим одежды клана Отори, – у меня нет ни денег, ни владений, ни войска.
– Для любого великого начинания нужно сделать первый шаг, – сказал настоятель, словно прочел мои мысли. – Вы правильно поступили, придя сюда.
– Меня послал мой учитель, Ихиро. Он прибудет в монастырь весной. Ихиро посоветовал мне просить защиты у господина Араи. Наверное, следовало поступить так с самого начала.
Настоятель улыбнулся, вокруг глаз появились морщины.
– Нет, Племя не оставило бы вас в живых. Тогда вы были намного уязвимей. Вы не знали своего врага. Теперь у вас есть неплохое представление о силе противника.
– Вам много о них известно?
– Шигеру всегда делился своими знаниями и спрашивал у меня совета. Во время последнего визита он рассказал о вас.
– Я этого не знал.
– Он проявил похвальную осторожность и отвел меня к водопаду. Потом мы перешли в эту комнату.
– Речь шла о войне?
– Шигеру хотел убедиться, что храм и город восстанут, как только умрет Йода. Он сомневался, стоит ли замышлять убийство и посылать вас на верную смерть. В итоге после его собственной гибели вспыхнуло восстание, и мы при всем желании не смогли бы предотвратить волнений. Араи, однако, заключал союз с Шигеру, а не с кланом Отори. Он не откажется от спорных территорий. К лету начнется война.
Настоятель ненадолго замолчал, а затем продолжил:
– Отори намереваются присвоить земли Шигеру и объявить ваше усыновление незаконным. Мало того, что они вступили в заговор против Шигеру, они и теперь оскорбляют память о нем. Поэтому я рад, что вы решили бороться за свое наследство.
– Примут ли меня Отори? – Я протянул руки кверху ладонями. – На мне метка Кикуты.
– Поговорим об этом позже. Вы удивитесь, узнав, сколько народа ждет вашего возвращения. Весной увидите. Верные люди найдут вас.
– Один из воинов Отори уже пытался убить меня, – неуверенно сказал я.
– Макото рассказал мне. Клан на грани раскола, Шигеру предвидел это и не остановился. В этом нет вины Шигеру: семя раздора было посеяно, когда Отори узурпировали власть после гибели его отца.
– Я считаю ближайших родственников Шигеру повинными в его смерти, – заявил я. – Чем больше узнаю, тем больше изумляюсь, как они позволили ему жить столь долго.
– Срок нашей жизни определяет судьба, – ответил настоятель. – Глава клана Отори боится собственного народа. Так сложилось, что земледельцы его феода непостоянны по своей сущности. Они никогда не были полностью зависимы, как крестьяне клана Тогана. Шигеру хорошо знал их и уважал, за что заслужил ответную любовь и почтение. Они защищали его, и преданность людей теперь распространится на вас.
– Возможно, – сказал я, – однако есть другая проблема: Племя приговорило меня к смерти.
Лицо настоятеля цвета слоновой кости осталось спокойным.
– Полагаю, это одна из причин, почему вы здесь. Я думал, что настоятель продолжит, но он замолчал и выжидающе смотрел на меня.
– Господин Шигеру оставил бумаги, – тихо произнес я. – Записи о Племени и его деятельности. Надеюсь, вы разрешите мне их посмотреть.
– Они хранились здесь для вас, – ответил он. – Я пошлю за бумагами. И, конечно, для вас припасено кое-что еще.
– Ято, – догадался я. Он кивнул:
– Меч вам понадобится.
Настоятель позвал Норио, велел ему сходить в хранилище и принести деревянную коробку и меч.
– Шигеру не хотел навязывать вам решения, – сказал он, пока я слушал, как удалялись шаги Но-рио. – Он понимал, что наследие поставит вас перед выбором. Он предполагал, что вы станете Кику-той. В этом случае никто не увидел бы записей, кроме меня. Раз уж зы теперь Отори, то они в вашем распоряжении.
– Я купил себе несколько месяцев жизни, – проговорил я с ноткой презрения к самому себе. – В моем выборе не было расчета, в конце концов я всего лишь выполнял требование Шигеру. От меня ничего не зависело, но теперь мое пребывание в Племени подошло к концу. Что касается принадлежности к клану Отори, то я ведь приемыш, и мне постоянно придется отстаивать свои права.
Лицо настоятеля снова озарилось улыбкой, в глазах – понимание и мудрость.
– Воля Шигеру – немаловажная на то причина. Я чувствовал, что ему известно что-то еще, чем он поделится со мной позже. Тут я услышал шаги. Я невольно напрягся, пока не узнал тяжелую поступь Норио: он нес коробку и меч. Он открыл дверь и опустил ношу на циновку. Я не поворачивал головы, но услышал мягкий удар о пол. Мой пульс участился от радости и страха, что я снова возьму в руки Ято.
Норио закрыл за собой дверь, опустился на колени, поместил драгоценные предметы перед настоятелем, в поле моего зрения. Все было завернуто в старинную ткань. Настоятель развернул Ято и обеими руками протянул его мне. Я принял меч тоже обеими руками, поднял над головой, поклонился, ощущая знакомый холодный вес ножен. Страстно хотелось вынуть клинок, услышать его стальную песню, но я не посмел проявлять нетерпение в присутствии настоятеля. Я благоговейно опустил меч на пол, пока он разворачивал коробку.
Повеяло запахом листьев руты. Я сразу узнал ту самую деревянную коробку, которую нес вверх по холму под надзором Кенжи, думая, что это некий дар храму. Неужели Кенжи и не подозревал, что в ней находится?
Старик поднял крышку – она даже не была заперта, – и запах усилился. Он достал один из свитков и протянул мне.
– Сначала прочтите вступление. Так велел Шигеру. – Настоятель разволновался и добавил: – Не думал, что это когда-нибудь случится.
Я заглянул в его лицо. Глубоко посаженные глаза старика стали яркими и оживленными, как у юноши. Он не отвел взгляда, и я понял, что он никогда не поддастся сну Кикуты. Вдалеке трижды прозвенели колокола, и я представил, как молятся и медитируют монахи. Я ощущал духовную силу этого святого места. Той же силой засветились глаза старика. Как благодарен я ему и его вере Небесам и богам, которые будто взяли меня под опеку, несмотря на мои сомнения в их существовании.
– Прочтите же, – поторопил старик. – Остальное изучите позже, а это прочтите прямо сейчас.
Я развернул свиток, нахмурился, увидев текст. Я узнал почерк Шигеру, мне были знакомы иероглифы, среди них находилось и мое имя, но слова не содержали никакого смысла. Я бегал глазами вверх-вниз по колонкам, разворачивая свиток, и утонул в море имен. Скорей всего, это генеалогическое древо, нечто подобное показывал мне Госабуро в Мацуэ.
Уловив суть, я начал кое-что понимать. Вернулся к вступлению и внимательно перечитал. Затем просмотрел в третий раз и поднял глаза на настоятеля:
– Это правда?
Настоятель усмехнулся:
– Похоже, да. Вы не видите своего лица – вот прямое доказательство. Может быть, у вас руки Кикуты, но лицо – Отори. Мать вашего отца работала по заданию Племени. Ее наняли люди клана Тогана и послали в Хаги, когда отец Шигеру, Шигемори, едва оперился. Возникла любовная связь, очевидно, утаенная от Племени. В результате родился ваш отец. Бабушка обладала достаточной мудростью, чтобы скрыть это от посторонних. Она вышла замуж за двоюродного брата, и ребенка воспитали как Кикуту.
– Шигеру и мой отец были братьями. Так значит, Шигеру приходится мне дядей.
– Глядя на вас, это трудно опровергнуть. Когда Шигеру впервые вас увидел, он поразился, насколько вы похожи на его младшего брата, Такеши, и на него самого. Будь у вас волосы чуть длинней, вы были бы копией Шигеру в молодости.
– Как он узнал обо мне?
– Отчасти из записей семьи. Его отец всегда подозревал, что та женщина зачала ребенка, и перед смертью рассказал об этом Шигеру. Остальное Шигеру выяснил сам. Он выследил вашего отца в Мино и узнал, что после его смерти у него родился сын. Должно быть, вашего отца мучило то же, что и вас. Воспитанный семьей Кикута, наделенный талантами, необыкновенными даже по меркам Племени, он все же пытался сбежать от них. Это само по себе доказывает, что в нем текла смешанная кровь, потому и отсутствовал фанатизм человека Племени. Шигеру начал делать записи о Племени с момента знакомства с Муто Кенжи. Они встретились на Егахаре: Кенжи участвовал в сражении и видел, как умирал Шигемори. – Настоятель опустил глаза на Ято. – Кенжи привез Шигеру меч. Вам, наверное, рассказывали эту историю.
– Кенжи упомянул об этом, – сказал я.
– Кенжи помог Шигеру спастись от солдат Йоды. Тогда оба были молоды и стали друзьями. Их связывала не только дружба; они оказались полезны друг другу. Годами они обменивались сведениями о многих вещах, иногда, надо отметить, делились случайно. Полагаю, даже Кенжи не осознавал, насколько скрытным и хитроумным человеком был господин Шигеру.
Я молчал. Меня поразило это откровение, хотя теперь все прояснилось. Кровь Отори пробудила во мне жажду мести, когда мою семью убили в Мино, та же кровь соединила меня с Шигеру. Я снова загрустил, сожалея, что не знал ничего раньше, и радуясь, что мы с Шигеру родственники. Я принадлежу к клану Отори – теперь это неоспоримо.
– Значит, выбор оказался верным, – наконец произнес я, задыхаясь от волнения. – Но воин из клана Отори должен многому научиться. – Я показал на свитки. – Даже читать я толком не умею!
– Впереди целая зима, – успокоил меня настоятель. – Макото поможет совершенствоваться в чтении и письме. Весной вам следует отправиться к Араи, чтобы постигнуть искусство ведения войны. А пока займитесь теорией и тренировками с мечом.
Он помолчал и снова улыбнулся. Я догадался, что для меня припасен некий сюрприз.
– Постараюсь помочь вам, – сказал настоятель. – До поступления на службу Просветленному я слыл мастером боя. В мире меня звали Мацуда Шинген.
Даже я слышал это имя. Мацуда был одним из самых доблестных воинов Отори предыдущего поколения, героем молодежи в Хаги. Заметив мое изумление, настоятель ухмыльнулся:
– Думаю, зима пройдет с пользой. Физические упражнения не дадут нам замерзнуть. Возьмите ваши вещи, господин Отори. Мы начнем утром. В свободное от занятий время медитируйте с монахами. Макото поднимет вас в час Тигра.
Я почтительно поклонился. Настоятель жестом отпустил меня.
– Мы всего лишь возвращаем долг.
– Нет, – возразил я. – Это я ваш вечный должник. Я сделаю все, что вы пожелаете. Я всецело в вашем распоряжении.
У самой двери он окликнул меня:
– Пожалуй, есть одна просьба.
Я повернулся и пал на колени:
– Все, что угодно.
– Отрастите волосы! – сказал настоятель со смехом.
Следуя за Норио в комнату для гостей, я все еще слышал, как он посмеивается. Норио нес коробку, я держал Ято. Ветер слегка стих, снег стал сырым и тяжелым. Он смягчал звуки, покрывал гору, отрезая храм от всего мира.
В комнате уже разостлали постель. Я поблагодарил Норио и пожелал ему спокойной ночи. Комнату освещали две лампы. Я вытащил Ято из ножен и осмотрел меч, размышляя о пламени, в котором его выковали столь тонким, прочным и смертельно острым. Сталь клинка украшали прекрасные волнистые узоры. Ято достался мне из рук Шигеру, вместе с новым именем и новой жизнью. Я поднял меч двумя руками и повторил древние движения, которым научился в Хаги.
Ято пел мне о крови и войне.
8
Каэдэ вернулась издалека, из багровой пустыни, омытой огнем и кровью, кошмарные видения отступили – она открыла глаза и ощутила знакомый свет родительского дома, В замке Но-гучи ей часто снился счастливый сон, будто она просыпается дома, но через несколько минут наступало подлинное пробуждение в жестокой реальности замка. Теперь она лежала недвижно, опустив веки, и ожидала повторного пробуждения. Острая боль внизу живота не отпускала. Откуда доносится запах китайской полыни?
– Она вернулась к нам! – раздался незнакомый мужской голос.
Каэдэ почувствовала руку на лбу – Шизука часто прикасалась к лицу больной, и ее ладонь служила единственной прохладной преградой между разумом и навязчивыми кошмарами. Больше она ничего не помнила. С ней что-то случилось, но сознание вытеснило последствия из памяти. Движение, падение. Должно быть, она упала с маленького серого коня Раку, что подарил ей Такео. Да, она упала, она потеряла ребенка.
Глаза наполнились слезами. Мысли перепутались, однако Каэдэ не сомневалась, что ребенка больше нет. Рука Шизуки исчезла, затем вернулась с теплой тряпкой, чтобы протереть лицо.
– Госпожа! – позвала Шизука. – Госпожа Каэдэ!
Каэдэ попыталась поднять руку, но снова почувствовала боль.
– Не шевелитесь, – сказала Шизука. – Вас лечил врач господина Фудзивары, доктор Ишида. Теперь вы поправитесь. Не плачьте, госпожа!
– Ничего страшного, – послышался голос врача. – Те, кто близко подходят к смерти, всегда тихо плачут по возвращении, то ли от радости, то ли от грусти, я никогда не мог понять.
Каэдэ сама не знала, отчего плачет. Слезы текли сами по себе, а когда иссякли, она заснула.
Она спала несколько дней: просыпалась, немного ела и засыпала снова. Затем просто лежала с закрытыми глазами и слушала, что происходит вокруг. Голос Ханы звучал уверенно, Аи говорила совсем спокойно, Шизука напевала и бранила Хану, у которой появилась привычка следовать за ней повсюду. Мужчины держались поодаль, а в доме хозяйничали женщины, недавно оказавшиеся на грани катастрофы. Опасность еще не миновала, но все пока были живы. Осень постепенно сменилась зимой.
Единственным мужчиной был врач, который поселился в доме для гостей и навещал Каэдэ каждый день. Низкорослый и ловкий, с длинными пальцами и тихим голосом, он непостижимым образом внушал к себе доверие. Каэдэ заметила, что врач избегает оценочных суждений. Он не считал ее ни плохой, ни хорошей и действительно не мыслил такими категориями. Он лишь хотел видеть пациентку здоровой.
Врач пользовался методами, которым научился на континенте: серебряными и золотыми иглами, лечебной мазью из протертой полыни, отваром ивовой коры. Среди знакомых Каэдэ он был единственным человеком, который путешествовал на континент. Иногда она лежала и слушала, как он рассказывает Хане о необычных животных, об огромных китах в море, о медведях и тиграх на суше.
Когда Каэдэ начала подниматься с постели и прогуливаться на свежем воздухе, доктор Ишида сказал, что нужно устроить церемонию в память о потерянном ребенке. Каэдэ доставили в храм на паланкине, и она долго стояла на коленях перед ракой Йизо, святого, кто заботится о детях, умерших до рождения. Каэдэ горевала о ребенке, зачатом и погибшем в мире жестокости. Жизнь его оказалась краткой, и все же это был плод любви.
Я никогда тебя не забуду, пообещала она в глубине души и помолилась, чтобы младенцу ничто не помешало родиться в следующий раз. Она чувствовала, что его душа в безопасности, пока он не начал обратный путь к жизни. Она прочла ту же молитву за ребенка Шигеру, ведь только ей и Шизуке было известно о его недолгом существовании. Снова полились слезы, но когда она вернулась домой, то почувствовала облегчение.
– Теперь вы должны жить дальше, – сказал доктор Ишида. – Вы еще молоды, выйдете замуж и нарожаете детей.
– Мне судьбой предначертано оставаться одной, – ответила Каэдэ.
Ишида улыбнулся, думая, что она шутит. Конечно, это шутка. Женщины столь высокого положения всегда выходят замуж, точнее, их выдают за того, кто предложит самый выгодный союз. Однако подобные браки устраивают отцы, главы кланов или иные повелители. Таких людей в окружении Каэдэ не оказалось. Отец умер, как и его главные вассалы. Клан Сейшу, которому принадлежали семьи Маруяма и Ширакава, поглощены собственными тревогами, вызванными падением клана Тогана и неожиданным возвышением Араи Даичи. Кто поможет ей в трудный час? Араи? Стоит ли вступить с ним в официальный альянс, признав своим владыкой? Каковы преимущества и недостатки такого шага?
– Она вернулась к нам! – раздался незнакомый мужской голос.
Каэдэ почувствовала руку на лбу – Шизука часто прикасалась к лицу больной, и ее ладонь служила единственной прохладной преградой между разумом и навязчивыми кошмарами. Больше она ничего не помнила. С ней что-то случилось, но сознание вытеснило последствия из памяти. Движение, падение. Должно быть, она упала с маленького серого коня Раку, что подарил ей Такео. Да, она упала, она потеряла ребенка.
Глаза наполнились слезами. Мысли перепутались, однако Каэдэ не сомневалась, что ребенка больше нет. Рука Шизуки исчезла, затем вернулась с теплой тряпкой, чтобы протереть лицо.
– Госпожа! – позвала Шизука. – Госпожа Каэдэ!
Каэдэ попыталась поднять руку, но снова почувствовала боль.
– Не шевелитесь, – сказала Шизука. – Вас лечил врач господина Фудзивары, доктор Ишида. Теперь вы поправитесь. Не плачьте, госпожа!
– Ничего страшного, – послышался голос врача. – Те, кто близко подходят к смерти, всегда тихо плачут по возвращении, то ли от радости, то ли от грусти, я никогда не мог понять.
Каэдэ сама не знала, отчего плачет. Слезы текли сами по себе, а когда иссякли, она заснула.
Она спала несколько дней: просыпалась, немного ела и засыпала снова. Затем просто лежала с закрытыми глазами и слушала, что происходит вокруг. Голос Ханы звучал уверенно, Аи говорила совсем спокойно, Шизука напевала и бранила Хану, у которой появилась привычка следовать за ней повсюду. Мужчины держались поодаль, а в доме хозяйничали женщины, недавно оказавшиеся на грани катастрофы. Опасность еще не миновала, но все пока были живы. Осень постепенно сменилась зимой.
Единственным мужчиной был врач, который поселился в доме для гостей и навещал Каэдэ каждый день. Низкорослый и ловкий, с длинными пальцами и тихим голосом, он непостижимым образом внушал к себе доверие. Каэдэ заметила, что врач избегает оценочных суждений. Он не считал ее ни плохой, ни хорошей и действительно не мыслил такими категориями. Он лишь хотел видеть пациентку здоровой.
Врач пользовался методами, которым научился на континенте: серебряными и золотыми иглами, лечебной мазью из протертой полыни, отваром ивовой коры. Среди знакомых Каэдэ он был единственным человеком, который путешествовал на континент. Иногда она лежала и слушала, как он рассказывает Хане о необычных животных, об огромных китах в море, о медведях и тиграх на суше.
Когда Каэдэ начала подниматься с постели и прогуливаться на свежем воздухе, доктор Ишида сказал, что нужно устроить церемонию в память о потерянном ребенке. Каэдэ доставили в храм на паланкине, и она долго стояла на коленях перед ракой Йизо, святого, кто заботится о детях, умерших до рождения. Каэдэ горевала о ребенке, зачатом и погибшем в мире жестокости. Жизнь его оказалась краткой, и все же это был плод любви.
Я никогда тебя не забуду, пообещала она в глубине души и помолилась, чтобы младенцу ничто не помешало родиться в следующий раз. Она чувствовала, что его душа в безопасности, пока он не начал обратный путь к жизни. Она прочла ту же молитву за ребенка Шигеру, ведь только ей и Шизуке было известно о его недолгом существовании. Снова полились слезы, но когда она вернулась домой, то почувствовала облегчение.
– Теперь вы должны жить дальше, – сказал доктор Ишида. – Вы еще молоды, выйдете замуж и нарожаете детей.
– Мне судьбой предначертано оставаться одной, – ответила Каэдэ.
Ишида улыбнулся, думая, что она шутит. Конечно, это шутка. Женщины столь высокого положения всегда выходят замуж, точнее, их выдают за того, кто предложит самый выгодный союз. Однако подобные браки устраивают отцы, главы кланов или иные повелители. Таких людей в окружении Каэдэ не оказалось. Отец умер, как и его главные вассалы. Клан Сейшу, которому принадлежали семьи Маруяма и Ширакава, поглощены собственными тревогами, вызванными падением клана Тогана и неожиданным возвышением Араи Даичи. Кто поможет ей в трудный час? Араи? Стоит ли вступить с ним в официальный альянс, признав своим владыкой? Каковы преимущества и недостатки такого шага?