Герролд Дэвид. День проклятия

   Голоса пели. Смеялись. Юношеский хор. Хор девушек. Хор юношей и девушек. Хор человечества. Зов. Кто-то держал меня за руку. Я не мог шагнуть навстречу Зов нарастал.
   — Что?
   Кто-то тянул меня назад. Мои ноги шагали сами по себе, не останавливаясь. Я споткнулся. Кто-то подхватил меня, поднял. Кто-то говорил. Я знал эти звуки. Все вокруг стало пурпурным.
   «Шим! Шим!»
   Голос звал меня… Внезапная боль обожгла лицо. Звон в ушах. Звук пощечины.
   — Не «Шим», Джим! Это я. — Кто?
   — Джим! — Кто?..
   Мысль ускользала.
   — Не покидай меня, — говорил голос. — Джим!
   — Я должен знать, кто…
   — Что кто?
   — Здесь кто-то был. Я слышал… Кто-то звал меня…
   — Я повторяла твое имя снова и снова.
   — Нет, не ты. Кто-то другой. Кто-то из другого… — Я схватился за голову. Тяжело. Я не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства, зная лишь, что мое место не здесь. — Я почти…
   — Джим!
   — Если б я только мог…
   — Джим, не уходи! Джим, посмотри на меня. Я поднял глаза на Флетчер.
   — Я… притворялся, да?
   — Ты ушел.
   — Я… Простите. — Я моргнул и огляделся. — Где мы?
   — На Маркет-стрит.
   — Маркет… стрит?.. Она кивнула.
   — О Боже. — Я спрятал лицо в ладонях, потеряв остатки самообладания. — Я даже не представлял себе, насколько сильно это действует. Господи… — Я оглянулся. — Они продолжают?
   — Только что начали расходиться.
   — О! — В моем голосе слышалась растерянность.
   — Джим, не уходи. Останься со мной.
   — Хорошо, хорошо.
   — Что это было? Расскажи мне. — — Она заставила меня смотреть ей прямо в глаза. — Ты можешь описать это?
   — Мы… В нашем языке для этого нет слов. — Я махнул в сторону площади. — У них свои слова. Слова… Слова…
   — Не покидай меня, Джим!
   — То, что они делают… Делают… Я перехватил ее руку.
   — Нет, не бей меня снова. Дай закончить. Те слова… они выше слов. Я знаю, что говорю нелепость, но вы бы поняли меня, услышав их.
   Я замолчал, прислушиваясь к мыслям, которые роились в голове, как бы выплывая из тумана. Впрочем, туманом это не было.
   Я сглотнул и сказал:
   — Вы правы. Они общались невербально. — Я остановился перевести дыхание. Нужно поскорее найти слова, прежде чем они утратят смысл, надо торопиться, пока мысль не ускользнула. — Мы общаемся с помощью слов. Слово — это понятие. Символ. Мы обмениваемся симво-. лами. Они же разговаривают звуками. Нет… музыкой. Они создают музыку и подстраиваются под нее. Они… Может, это покажется невероятным, но я почувствовал. Они общаются в процессе поиска самого общения, все вместе создают фон общения и… как-то подстраиваются друг к другу… каким-то способом превращаясь в клетки… более сложного организма. В стадо. И…
   Боже, теперь я все понял!
   — Они стали такими, потому что лишились собственного «я». Они потеряли способность помнить, а лишившись памяти, каждый утрачивает свою неповторимость. Они держатся вместе ради секса, ради пищи, но главным образом ради общего «я». О Господи, мы же наблюдаем зарождение нового человека!
   Осознавать это было ужасно. По спине пробежали мурашки; меня передернуло.
   — Здесь можно где-нибудь присесть? — спросил я, утирая пот со лба и смущенно оглядываясь. Голова кружилась.
   Флетчер подвела меня к почерневшей каменной скамье, оставшейся от прежних времен, усадила и присела рядом.
   — Почему вы не предупредили меня? — хрипло спросил я.
   — Я не знала, — извиняющимся тоном ответила она. — На всех это действует по-разному.
   Ее глаза повлажнели.
   Я отвел взгляд и уставился в землю. Бетон был покрыт застывшими пузырями. Я проглотил ком и сказал:
   — Мне сейчас плохо и очень грустно. — Лицо мое непроизвольно сморщилось. — Меня словно выпотрошили, вынули душу и выбросили. Хуже не бывает. Я чувствую себя так, будто навсегда потерял что-то очень важное…
   Больше я не мог сдерживаться. Я рыдал, закрыв лицо ладонями, и не понимал, почему бегут слезы, но остановиться не мог.

 

   В. Как хторране называют бетонный бункер?

   О. Грильяж.

«ПЕРЕЛОМАЙТЕ ИМ НОГИ»

   Вероятность — это константа.

Соломон Краткий

 
   — Ну как, получше? — спросила Флетчер и протянула носовой платок.
   Я вытер глаза и покосился на нее.
   — Как вам это удается? Как вы сопротивляетесь… притяжению?
   Она пожала плечами.
   — Я даже не чувствую, что сопротивляюсь. Просто считаю, что мое участие сводится к наблюдению, и пытаюсь все понять. Этим я занимаюсь всю жизнь — наблюдаю. Отхожу в сторону и наблюдаю. Может быть, поэтому я могу разгуливать среди них без всяких последствий.
   Я вернул платок. Меня словно выпотрошили, выжали как лимон, лишили сил. Флетчер протянула руку, и я попытался встать. Она подхватила меня под локоть, подняла со скамьи.
   — Пойдемте, — предложила она. — Просто погуляем. Пока она возилась со мной, я, искоса поглядывая, заметил, что ее губы плотно сжаты.
   — Спасибо. — Я действительно был ей благодарен.
   Мы направились к джипу. Стадо уже утратило сплоченность. Собрание закончилось, и его участники разбрелись по площади. Появились парочки, совокупляющиеся на засохшей лужайке.
   Я поинтересовался:
   — Так всегда бывает? Флетчер пожала плечами.
   — По-разному. Иногда они впадают в настоящий экстаз. Случалось, накал достигал такой силы, что кое-кто умирал от разрыва сердца. А иногда все проходит вяло. Сегодня, пожалуй, был средний уровень.
   — Это происходит каждый день? Она сдвинула брови.
   — Теперь примерно три-четыре раза в неделю. Поначалу такое случалось раз или два в месяц. Потом — все чаще и чаще, сейчас практически через день, а через месяц, скорее всего, ритуал станет ежедневным. Я думаю, это один из механизмов пополнения стада. С появлением ритуала оно растет быстрее, чем предполагалось. Некие силы втягивают людей в стадо. Вы испытали это на себе.
   Я кивнул.
   — И еще я думаю, что это удерживает всех вместе, — добавила Флетчер. — В прошлом году были случаи, когда люди возвращались к нормальной жизни. Они были растерянны, нуждались в интенсивной терапии, но вновь обретали сознание. За этот год из стада не ушел ни один. Ни один — с тех пор как это началось.
   — Расскажите о вернувшихся, — попросил я. — Как им удалось?
   — Обычно уход связан с каким-нибудь потрясением. Например, один парень сломал ногу. Боль была такая сильная, что он начал кричать и неожиданно позвал доктора. Была поставлена на карту жизнь, и ему пришлось как-то реагировать. Ни один из типов стадного поведения не подходил. Тогда он извлек кое-что из глубин своего мозга. К несчастью — для него, разумеется, — в его памяти всплыло все, связанное с травмой. Он был вынужден войти с нами в контакт, чтобы объяснить, где и как болит, так что пришлось ему снова воспользоваться самосознанием.
   — Вы же можете разрушить стадо, — предложил я. — Переломайте им ноги.
   Флетчер рассмеялась.
   — Если бы все было так просто, Джим! Некоторым можно вернуть самосознание с помощью шока, но большинство этому не поддаются: они не желают вновь обретать свое «я».
   — М-м, — только и выдавил я.
   Эта мысль заслуживала всестороннего изучения. Я вертел ее так и эдак, пытаясь понять подтекст и вытрясти из него возможные следствия.
   Я остановился и задумчиво посмотрел на стадо. Здесь было еше что-то, недоступное моему пониманию. Это «что-то» я не мог сформулировать, объяснить и потому злился.
   Флетчер присмотрелась ко мне и осторожно спросила:
   — Вы думаете об отце? По-прежнему считаете, что он жив? Что он в стаде?
   Ее слова вернули меня к реальности. Какое-то время я размышлял, потом отрицательно мотнул головой:
   — Нет. Я не могу представить отца потерявшим рассудок. Только не это. Лучше считать его мертвым, теперь я могу в это поверить. Спасибо.
   Она погладила меня по шеке.
   — Я знаю, Джим, для вас это потрясение. Но гораздо лучше, что вы…
   Ее лицо окаменело — за моей спиной что-то происходило.
   Обернувшись, я увидел, что к нам направляется высокий плечистый мужчина с широкой грудью, обнаженный, мускулистый, как Геракл. На загорелой коже блестели капельки пота. Настоящий жеребец. Точнее, бык. У него были светлые глаза и весьма решительное выражение лица. А еще он демонстрировал такую эрекцию, что не заметить ее было невозможно.
   — Не ваш ли это пропавший ученый?.. — начал было я, но Флетчер оттолкнула меня.
   Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
   Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
   — На-на-на-на-на!
   Бык повернулся и быстро пошел прочь.
   — Очень эффективно…
   Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
   — Что случилось?
   — Ничего.
   — Чушь, — возразил я. — Вы не умеете лгать. Флетчер хотела уйти, но я схватил ее за руку.
   — Вы никого не одурачите.
   Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и закрыла лицо ладонями; плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
   — Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на него. Особенно… когда он ведет себя так. Простите.
   Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и повел к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
   — Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
   — Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
   — И еще?.. — подсказал я. Флетчер вздохнула.
   — И еще я надеюсь понять стадо. И… вернуть его обратно.
   Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
   — Он вам дорог? Она кивнула.
   — Он был… не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный, как джентльмен. — Она посмотрела на толпу — Иногда…
   Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
   — Это ведь очень заманчиво. Они живут в своем мире. Наслаждаются и радуются. — И она добавила: — Они, наверное, единственные на планете могут себе это позволить.
   — Хотел бы я знать, сколько они протянут, если о них перестанут заботиться. Такие наслаждения — опасная роскошь. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
   Она не ответила — смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для дневных развлечений — подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была прежняя Флетчер, хладнокровная и решительная.
   Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она молчала, пока мы не доехали до середины моста.
   — Можете сделать мне одолжение? — попросила она.
   — Конечно.
   — Не говорите никому об этом.
   — Я там не был.
   Флетчер благодарно улыбнулась:
   — Спасибо.
   Теперь настала моя очередь.
   — Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей… реакции.
   Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
   — Об этом он никогда не услышит.
   — Спасибо.
   Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор. Теперь все о'кей.
   Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести мою фамилию в список для свободного входа в лабораторную секцию. Я смотрел ей вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско. Впрочем, это действительно не мое дело.
   Дьюка дома не оказалось, но он оставил записку: «Ложись спать пораньше. Подъем в шесть». На койке лежали новые инструкции. Я пролистал их за едой. Корректировка стрельбы? И ради этого нас выдернули из Колорадо?
   Чепуха какая-то. Я лег расстроенный, всю ночь ворочался, слышал голоса. Но они так ничего и не объяснили.

 

   В. Что хторранин носит в коробке для завтраков?

   О. Два кусочка ржаного хлеба и Чикаго.

   В. Чем хторранин пользуется вместо зубочистки?

   О. Отбойным молотком.

СКОРПИОНЫ

   Из кислого винограда обычно получается кислое вино.

Соломон Краткий

 
   Утро наступило досадно быстро. Я встал с койки, включил автопилот, покинул свою телесную облочку и пришел в себя уже в джипе — меня разбудил шум. Мы катили по маслянистому потрескавшемуся гудрону Ок-лендского международного аэропорта, где в конце взлетно-посадочной полосы ожидал полностью готовый «Бан-ши-6» с уже ревущими двигателями.
   Дьюк подогнал джип к самому вертолету. Зажав уши, я следом за ним взбежал по трапу. Едва мы ввалились, как люк автоматически захлопнулся. Пилот не стала ждать, пока мы займем места, и взялась за штурвал. Я бросил вещмешок и упал в кресло. Дамочка вознесла нас так шустро, что я не успел застегнуть привязные ремни.
   Она говорила в микрофон:
   — … Ложусь на курс три-пять-два. Можете выпускать своих пташек. Мы подхватим их над заливом Сан-Пабло.
   Нельзя не узнать этот голос. Лиз Тирелли. Я наклонился к Дьюку.
   — Помнишь, как Тед и я улетали с «Альфа Браво»? — Дьюк кивнул. — У нас та же летчица.
   Лизард включила автопилот и развернула кресло к нам. Она ничуть не изменилась, оставшись такой же хорошенькой, какой я ее запомнил. Жаль только, напялила этот шлем — мне нравились рыженькие.
   — Я — полковник Тирелли, — представилась она. — Вы капитан Андерсон?
   Дьюк кивнул.
   — А это, конечно, лейтенант Маккарти. Я тоже кивнул.
   — Поздравляю с повышением. Проигнорировав поздравление, Лиз обратилась к Дьюку:
   — Полагаю, вы удивлены внезапностью своего перевода. Я специально просила передать вас обоих в мое подчинение.
   Дьюк издал какой-то неопределенный звук. Полковник Тирелли пояснила:
   — Мне понравилось, как чисто вы работаете. Район Скалистых гор контролируется сегодня только потому, что в прошлом году вы умело организовали дело.
   — Там работа только разворачивается, — вставил Дьюк.
   Я почувствовал недовольство в его голосе. Заметила ли это Лиз?
   — Я знаю размеры территории — читала ваши отчеты. Но Скалистыми горами займутся другие. Вы нужны здесь.
   Дьюк явно расстроился, но промолчал. Собственно, ему и не нужно было ничего говорить — Лиз, похоже, умела читать мысли не хуже, чем летать.
   — Я все понимаю, капитан, но это задание — по линии дяди Аиры.
   — О-о, — протянул Дьюк. Вопрос был закрыт.
   Я встречался с полковником Айрой Уоллакстейном лишь однажды — за день до его гибели. Потом я прикончил убившего его червя. Не могу сказать, что мне понравился «дядя» Аира, однако он был крестным отцом Спецсил, и к его памяти следовало относиться с почтением.
   Лиз перешла на более доверительный тон.
   — Во время операции вы будете заниматься корректировкой. Инструкции получили?
   — Только вчера вечером, — сказал Дьюк.
   — Прочитали? Мы кивнули.
   — Хорошо. Времени у вас, к сожалению, было мало, но скажите спасибо, что вообще получили их. Связь в паршивом состоянии и останется такой, пока мы не обеспечим безопасность наземных станций. Правда, когда до этого дойдут руки — бог знает. — Она была раздражена и расстроена, но виду не подавала. — Ну да ладно. В лесах Северной Калифорнии обнаружено нечто вроде крупномасштабного заражения. Необходимо его уничтожить, впрочем, имеются особенности. Гнезда на второй и третьей стадиях…
   — Третьей? — воскликнул Дьюк.
   Тирелли, недовольная тем, что ее перебили, хмуро кивнула.
   Мы переглянулись. Неужели дошло до этого?
   Мы видели гнезда на второй стадии, заснятые со скай-бола: один купол в центре и шесть вокруг. Такой план мог нарисовать любой ребенок, если ему дать компас и карандаш. Но третья стадия? Я не мог себе представить, как она выглядит.
   Лиз снова прочитала мои мысли.
   — Сразу узнаете, когда увидите. Капитан, займитесь левой стороной. Маккарти будет наблюдать с правого борта. Когда увидите что-нибудь красное, выстреливайте маяк. Команда расчистки будет следовать за нами с интервалом в тридцать секунд. Они сбросят соответствующие детергенты, а также короткоживущие нуклиды, таконитовую пыль, ядовитые микроорганизмы, биоразлагаемые пестициды. Огнеметы мы не используем. Скопления средних и больших куполов взорвут управляемыми зарядами, которые несут на борту корабли второй волны, следующей за первой с интервалом в шестьдесят секунд. Вопросы есть?
   — Это далеко? — спросил Дьюк.
   — Полтора часа лету. Дьюк удивился.
   — Так близко?
   — Дела обстоят еще хуже: в районе действуют ренегаты.
   — Рядом с крупным заражением? — Дьюк удивился еще больше.
   Лизард кивнула. Дьюк почесал затылок.
   — Ну, если вы утверждаете… Хотя трудно поверить.
   — Многие не верят, — сказала Лизард. — Все началось в прошлом году в Орегоне. Там остались нетронутыми большие территории, и там же появились Племена. Конечно, трудности следовало ожидать — ведь люди могут пойти на все, что, по их мнению, поможет выжить. Однако парочка Племен выбрала собственные правительства. Одно Племя, — продолжала Тирелли, — насчитывало около трехсот человек. Они провозгласили независимость, утверждая, что теперь договор между штатами утратил силу. — В ее голосе зазвучало презрение. — Они создали так называемое правительство намерений, чтобы выработать новое соглашение.
   — И какие же у них были намерения? — поинтересовался Дьюк.
   — Это выяснилось очень скоро.
   — Все выглядит так, словно они добились какого-то преимущества, — вмешался я. — По крайней мере, такого, в которое поверили целых триста человек.
   Лиз пожала плечами.
   — Подобная чепуха годится для простаков, но не для меня. На мне попрежнему зеленый мундир армии США, и она мне по-прежнему платит. Других предложений пока не поступало.
   — Значит, были серьезные осложнения?
   — Да, оба раза. — Лиз поморщилась и потерла нос. — Мы попросили их покинуть территорию для их же безопасности. Они отказались. Мы подчеркнули, что выбора нет. В ответ они отказались признать власть Соединенных Штатов. Как вам это нравится? Мне плевать, во что верят или не верят эти люди. Я выросла в семье дугар-чей — мои родители исповедовали Духовную Гармонию Человечества, — так что я способна понять любые убеждения. Если кто-то жаждет быть голубым или сожительствовать со слоном — на здоровье. Скажу вам по секрету, что некоторые Племена примерно этим и занимались. Беда заключалась в другом: они экспроприировали — попросту присвоили — собственность Соединенных Штатов. «Во имя людей», — говорили они. Разумеется, «людьми» были они сами.
   — Какую собственность?
   — Армейскую, конечно. Ситуация создалась скверная. Каким-то образом в их руки попало довольно серьезное вооружение. Пришлось нанести полномасштабный воздушный удар. Я участвовала в первой волне атаки.
   Дьюк был ошеломлен.
   — Разве не было другого выхода?
   — У них имелись ракеты «земля-воздух», танки! А главное — они добирались до бункера с ядерным оружием.
   Все верно — другого выхода действительно не было.
   — Мне уже доводилось слышать, что Племена набирают силу, — заметил я. — Но чтобы дело зашло так далеко — я не представлял. Догадываюсь, какая была заварушка.
   — Ваше счастье, что вас там не было, — сказала Лизард. — Они обучили детей стрельбе из пулемета. Вы представляете реакцию солдата, который вместо врага вдруг видит двенадцатилетнюю девочку? Словами не передать!
   Дьюку разговор пришелся не по душе; он явно хотел переменить тему.
   — Почему они держались рядом с зоной заражения? — спросил он.
   — Думаю, рассчитывали на червей как на прикрытие, — ответила Лиз.
   Я посчитал своим долгом уточнить:
   — Вы хотите сказать, что они нашли способ сосуществования с ними?
   Дьюк фыркнул.
   — Существует только один способ сосуществования — в их брюхе.
   — Все очень просто, — объяснила Лиз. — Зараженные территории находятся вне юрисдикции правительства Соединенных Штатов — по крайней мере, сейчас, — и, вероятно, такое положение сохранится еще долго. Племена понимают, что как только они выберутся из холодка, перешагнут оборонительные рубежи и попадут и любой из Безопасных Городов, то, помимо защиты, окажутся под властью правительства США. А это означает конец «независимости».
   — Как же они защищаются от червей? — спросил я.
   — Мы тоже хотели бы это знать.
   — Разве вы не допросили пленных? — озадаченно поинтересовался Дьюк.
   — Пленных не было. — Она произнесла это так, словно захлопнула перед нашим носом дверь.
   Теперь Дьюк посмотрел на Лиз с уважением. Она холодно встретила взгляд — было ясно, что продолжать разговор на эту тему опасно. Дьюк опустил глаза и стал внимательно изучать днище вертолета. Кому, как не ему, известно, что пережила Лиз. Ведь он сам прошел через это, а как сказать ей об этом — не знал.
   — Согласно одной из гипотез, хторранская флора достаточно развилась, и черви, возможно, предпочитают питаться продуктами родной экосистемы, а не земными организмами. Не исключено, что человек больше не числится первым в их меню. Однако это лишь предположение. Лично я не собираюсь проверять, насколько оно верное…
   Разговор прервали позывные радио, и Лизард поспешила выйти на связь:
   — Тирелли слушает.
   — «Банши-6», вы в пределах видимости. Следуем, за вами, как послушные детки.
   Лиз посмотрела налево и назад.
   — Эй, утята, сколько вас в воздухе? — спросила она.
   — Крыло в полном составе, полковник.
   — Почему же я вижу только двенадцать машин?
   — Вторая волна только что стартовала. Мы соединимся к северу от СантаРозы.
   — Кому пришла в голову такая блестящая идея?
   — Капитану Кэсуеллу, полковник.
   — Ясно. Ну хорошо, мальчики, вы готовы к работе?
   — Мы чисты и светлы, полковник, и готовы сеять смерть и разрушение до самого Орегона.
   — Только в пределах цели, пожалуйста.
   — Есть. Конец связи.
   Я перебрался к Дьюку и заглянул в фонарь наблюдателя. За нами выстраивались в линию шесть боевых кораблей.
   — Эй! Но это же «скорпионы»!
   — Да, они, — откликнулась Лиз. — Есть вопросы?
   — Еще бы. Мне казалось, что мы должны были затопить все боевые вертолеты в соответствии с Московскими договорами.
   — И затопили. Все до единого.
   — Но тогда откуда?.. — Я снова выглянул: все точно, «скорпионы».
   Мое недоумение забавляло Лиз.
   — Да, затопили, но предварительно покрыли акрилом. В нем они чудесно сохранились, даже не намокли. А в прошлом году, когда они потребовались снова, мы начали их поднимать. — Она посмотрела в иллюминатор и ухмыльнулась. — А ведь хороши!
   Кто бы спорил — действительно хороши. Большие, черные, злобные, а с красными глазками габаритных огней они и вовсе казались зловещими.
   — Пора ввести вас в курс дела, — сказала Лиз. — Я говорю о стратегической обстановке. Данные непроверенные, но смахивают на правду. Денвер становится слишком уязвимым. Военные снова собираются эвакуировать правительство.
   — Куда? — вырвалось у меня. — Сейчас почти везде одинаково опасно.
   — Только не на Гавайях, — возразила Лиз. — Ни на одном из островов до сих пор не замечено никаких признаков заражения. Мы надеемся, что такое положение сохранится и впредь. Для гарантии везде, включая искусственные острова и морские платформы, запрещено размещать любые исследовательские лаборатории.
   Дьюк покачал головой.
   — Не надо заниматься самообманом. Все это напоминает бегство.
   — Это и будет бегством, если произойдет, — сказала Лиз.
   — Гавайи слишком малы. Кого-то планируют бросить здесь?
   — Острова — только первый этап. Следующий — Австралия и Новая Зеландия. Они пока тоже не заражены. Переговоры уже идут. Нас искренне рады принять, особенно вкупе с нашими технологиями — сколько сумеем вывезти морем.
   Она потянулась к холодильнику рядом с креслом, достала кока-колу и бросила по банке нам с Дькжом.
   — Но сейчас первостепенная задача — это полная централизация на полтора года. Президент объявит о ней в конце месяца. Мы создадим цепочку Безопасных Городов, каждый из которых будет окружен десятикилометровым защитным поясом и сможет продержаться самостоятельно в течение года. Большую часть работ проделают роботы. После этого каждый город станет базой для военных действий в прилегающем к нему районе.
   — А всю остальную территорию сдадите без боя, так, что ли? — спросил я.
   Она отрицательно покачала головой.
   — Нет, не так. Прежде всего мы спасаем людей. Нельзя же, в самом деле, вести войну, не имея передовой.
   — Тогда при чем здесь Калифорния? — вставил Дьюк.
   — Тихоокеанская автострада, — пояснила Лиз. — Она — становой хребет Западного побережья. Без нее не обойтись. Сиэтл и Окленд станут Безопасными Городами, Сан-Франциско, надеемся, тоже. Возможно, и Портленд, но по нему решение еще не принято. Мы должны защитить автостраду, поэтому хотим заложить вдоль нее несколько крепостей. Основные действия развернутся здесь. Для нас жизненно необходимо сохранить выход к океану — от этого зависит эвакуация на Гавайские острова и в Австралию. Теперь понятно?
   Мы кивнули почти одновременно — чего уж тут непонятного.
   — Вот и отлично.
   Запищала радиостанция, и полковник Тирелли переключилась на радиопереговоры. Мы летели над Гейзер-виллом, где к нам должно было присоединиться второе крыло вертушек.
   Я залез в фонарь наблюдателя на правом борту и стал смотреть вниз, на проносящуюся землю. Мы летели достаточно низко, и меня слегка мутило. Затем Лиз снизилась еще. Теперь вертолет нырял то вверх, то вниз, повторяя холмистый рельеф. Сверху калифорнийский ландшафт напоминает измятое одеяло.