Страница:
Если же, конечно, понимать под "романом" преимущественно роман развлекательный, сиречь произвольно выдуманную историю, то тезис об устаревании будет менее бессмыслен. И в этой области ситуация действительно стала намного лучше. По сравнению, скажем, с 80-ми годами у нас появилась не столько лучшая литература, сколько более образованная, более литературная публика. Чисто развлекательных романов, имевших огромный успех, в последние годы у нас почти что и не было. А все, что пользовалось успехом, было довольно ценным и в литературном и в человеческом отношении. Тот же факт, что Френссен и Байерляйн издавались в десять раз больше, чем Келлер и Мёрике, вопрос уже иного порядка. Большая публика предпочитает свои книги не искать, а брать то новое, что плывет в руки само собой, и ценит книгу тем выше, чем больше она кажется ей современной.
А в таких произведениях в последнее время недостатка не было. Большинство новейших хороших романов полностью подлаживалось под современные течения и современные культурные проблемы, и авторы некоторых книг обязаны своим успехом лишь темпераментному подходу к проблемам и потребностям нашего времени. Выходили даже исключительно тенденциозные книги, и не самые плохие. Отраднее и благороднее были, однако, те немногие, чьи авторы стремились выразить не столько современное, сколько извечно человеческое. Кто же является только литератором, только наблюдателем и повествователем, правильно делает, что не преступает круг современного, интересного; подлинный писатель всегда затронет нас тем глубже и тем больше обогатит нас, если облечет в звуки древнюю песнь творения и человеческих чаяний.
Относительно редкими в новейшей романной продукции были создания чистой фантазии, те обольстительные - и не менее опасные разновидности литературных произведений, в которых нет непосредственной связи с жизнью наших дней и даже в известном смысле со временем и местом; мастерами таких творений были наши ранние романтики. Кажется, что после какого-то периода переоценки чисто литературного элемента взошла новая радость от изображения фактического, реального, которая очень ощутимо проявляется и в склонности к народному.
В области новеллы и короткого рассказа можно указать на два между собою в сущности различных основных направления. Одно клонится к упразднению строгой новеллистической формы, к эскизному, фрагментарному живописанию настроения, к образам, схватывающим мгновения. Другое же направление полагает ценность в завершенности, в сохранении и дальнейшем развитии классической новеллистической техники, в строгой экономии средств, создающих напряжение, короче - в композиции. В обоих жанрах есть мастера слова, которыми можно восторгаться, но которым, чувствуется, грозит непосредственная опасность впасть в виртуозный артистизм, уже испортивший много недюжинных дарований. Несколько мастеров в этой деликатной области, несколько хороших новеллистов, два или три хороших рассказчика анекдотических историй есть, но их немного. В среднем же уровень здесь не особенно высок, и большинство вещей, которые созданы ныне в этом жанре, не более чем газетный очерк.
Пусть этот этюд будет предисловием к будущим ежемесячным обзорам. Мне хочется, чтобы он прозвучал не как критика, не как взвешивание слов, а как выбор и характеристика лучшего из всего нового. Хорошо бы мои старания были поддержаны и публикацией фрагментов для ознакомительного чтения. И эту деятельность я начинаю с радостным убеждением, что хороших произведений из года в год появляется отнюдь не так мало, как это зачастую считается, и что в нашем народе заметно растет радость от подлинных, истинно хороших произведений.
(1903)
ОБРАЩЕНИЕ С КНИГАМИ
О чтении
Вот уже почти пять веков печатная книга - один из своеобразнейших и могучих факторов в культурной жизни Европы. Едва ли найдется другое, относительно молодое искусство, без которого для нас настолько не представима современная жизнь, как книгопечатание. При этом Германия, как это часто бывало, играет трагикомическую двойную роль: подарив миру изобретение печатного искусства и одни из лучших и благороднейших оттисков, она, однако, чуть ли не сразу отказалась от последующих лавров, и в печатном деле - как и в покупке красивых книг - уже около трех столетий далеко отстает от других стран, особенно Англии и Франции. Но в новейшее время в этой давно заброшенной у нас области ощущается прилив немалых новых сил, несомненно порожденный потребностями и нуждами народа. "Дом без книг" постепенно перестает быть правилом, и мы надеемся, что вскоре он будет все более редким исключением.
В Германии писали, печатали и читали, конечно, много во все времена, и, возможно, даже больше, чем за границей. По сравнению с другими странами, у нас лучше, чем где бы то ни было, организована книготорговля, и самая надежная библиография - немецкая; но забота о книге, радость от книжного собирательства и обладания красивой домашней библиотекой, отобранной личным вкусом, - вещь у нас еще далеко не всеобщая и не естественная, по крайней мере в неученых кругах. Но она неотъемлемая и важная деталь всякого культивированного образа жизни, и, вероятно, стоит немного поговорить об этом. Обращение с книгами, искусство чтения столь же достойны умной, радостной заботы и столь же необходимы, как и всякая другая отрасль искусства жизни.
Если книги не рекомендованы и не навязаны текущей модой, то неученый человек испытывает перед ними зачастую такой же необоснованный страх, как и перед произведениями изобразительного искусства. Он чувствует, что "ничего в этом не смыслит", он не доверяет собственным суждениям и, чтобы не покупать и не читать никаких книг, пугливо обходит стороной все книжные лавки, или что бывает чаще - при случае тем неизбежнее попадается в сети назойливого книгоноши, оказываясь в один прекрасный день владельцем дорогостоящих, красиво позолоченных, роскошных томов, с которыми неизвестно что делать и которые вскоре при каждом взгляде на них начнут вызывать раздражение.
Вряд ли найдется человек - если только он не вырос среди книг, - не нуждающийся в известном воспитании, а при случае и в поучении. И здесь, как и во всем, главное - не знание, а желание, не готовое суждение, а восприимчивость, честность, непринужденность. С определенных высот жизни, достижимых для всякого, кто к ним стремится, границы между искусствами и областями знания стираются: нет исторических периодов и жанров, нет драм и пьес - видны лишь произведения искусства. С этой точки зрения никто уже не воспользуется такими расхожими, свидетельствующими о лени фразами, как "я из принципа не читаю современных романов" или "я принципиально не хожу на пантомимы" и т. п. Каждый, независимо от того, разбирается он в искусствах или нет, будет смотреть тогда на вещи более непринужденно и - только руководствуясь тем, говорят ли и значат ли они для него нечто прекрасное, обогащают ли они его жизнь чувствами и мыслями, открывают ли новые источники силы, хорошего самочувствия, радости или размышлений. При чтении книги, равно как и при слушании музыки или созерцании ландшафта, он не будет сообразовываться ни с чем кроме желания почерпнуть для себя нечто новое, радостное, незабываемое, стать в результате чуть богаче, оптимистичнее или умнее; и ему будет почти безразлично, кому он обязан этим новым, этим обогащением и углублением: стихотворцу ли, философу, трагику или остроумному собеседнику.
На такую точку зрения стать много легче, чем принято думать. Нужно только отбросить смущение, презрительность или испуг, равно как и дутую предвзятость и всезнайство. Тем самым будет почти сделан решающий шаг к действительному "собственному мнению". Не существует списка книг, которые надо обязательно прочесть и без которых нет благодати и образования! Но для каждого человека существует значительное число книг, которые могут доставить ему удовлетворение и наслаждение. Эти книги следует подбирать исподволь, вступая с ними в длительные отношения, приобретая их одну за другой по мере возможности в постоянную, внешнюю и внутреннюю собственность, что для каждого человека задача исключительно личная, пренебречь которой значит сильно сузить круг своего образования и своих наслаждений, а вместе с тем и ценность своего бытия. Но как же прийти к этому? Как в грудах книг, составляющих всемирную литературу, отыскать одну-другую или несколько дюжин авторов, которые особенно ценны и отрадны? Этот дежурный вопрос звучит обескураживающе и пугающе, и многие предпочитают сразу же сложить оружие и отказаться от части образования, которое, судя по всему, столь труднодоступно.
Но те же самые люди ежедневно находят время и силы для чтения одной или нескольких газет! И девяносто процентов газетных статей читают они не из интереса, не из потребности, не для удовольствия, а просто по старой дурной привычке - "надо же читать газеты!" Автор этих строк не читал в свои школьные годы ни одной газеты, за исключением нескольких номеров в дороге, и не стал от этого не только ни беднее и ни глупее, а сэкономил для лучшего многие сотни и тысячи часов. Любители газет не знают, что если взяться за дело планомерно, то по меньшей мере половины времени, затрачиваемого ими ежедневно на чтение, хватило бы, чтобы познакомиться с сокровищами жизни и истины, накопленными в книгах учеными и писателями.
Подобно тому, как по учебнику ботаники ты не много узнал об особенно любимом дереве или цветке, ты вряд ли сумеешь опознать или выбрать по учебнику истории литературы или теоретической работе книги, которые станут для тебя любимыми. Но человек, приучившийся по возможности ежедневно осознавать истинную цель каждого своего поступка (а это основа всякого образования), вскоре и к чтению научится применять сущностные законы и различия, даже если он ориентируется поначалу только на газеты и журналы.
Заложенные в книгах мысли и характеры авторов всех времен не что-то мертвое, а живой, совершенно органичный мир. Очень даже возможно, что и без всяких литературных познаний, будучи лишь внимательным и достаточно тонко чувствующим читателем, человек самостоятельно найдет дорогу от своей ежедневной газеты к Гёте. С той же удивительной уверенностью, с какой отыскиваешь ты в толпе двух сотен знакомых несколько человек, годящихся тебе в друзья, откроешь ты и в пестрой газетной или журнальной мешанине тона и голоса, которые могут сказать тебе что-то существенное и которые, если последовать за ними, приведут затем и к другим отрадным именам и произведениям. Среди тысяч читателей "Ёрна Уля" * многие безусловно обнаружили, что в этой книге наиболее существенно, и затем открыли для себя, что некоторые другие, более крупные писатели, Вильгельм Раабе, например, изобразили это наиболее существенное еще чище и изящнее. Большинство знают о Раабе только то, что он немного пространен и порою трудно читается. На самом же деле Раабе и вполовину не столь пространен и вполовину не столь трудно читается, как Френссен, только он, к сожалению, не моден. И так же обстоят дела со многими книгами, популярными сегодня, - у них у всех есть менее известные, но более ценные образцы. Их-то и нужно искать, чтобы вскоре обрести понимание высоких законов всякой литературы.
* Роман Г. Френссена.
Я знаком с одним мелким ремесленником, у которого есть целая полка книг, и среди них произведения Раабе, Келлера, Мёрике и Уланда. Как пришел он к этим писателям, счастливым обладателем и частым читателем которых он ныне стал? Однажды в "Берлинер цайтунг", попавшей к нему в виде обертки, он случайно наткнулся на парочку стихотворений и маленький очерк одного современного писателя. Слова писателя запомнились ему, и подобные вещи он начал читать с жадным и обостренным вниманием, и этот однажды пробудившийся интерес безо всякой помощи со стороны повел его дальше - к Уланду и Келлеру.
Это только один пример и, возможно, исключение. Он показывает, что к более высокому чтению можно прийти и от газет. Вообще же газета, конечно, один из опаснейших врагов книги, и не только потому, что за небольшую плату она якобы много дает; и не только потому, что чересчур много отнимает времени и сил; опасна она и тем, что своей безликой мешаниной портит вкус и способность к тонкому чтению у тысячи людей. Безвкусица, введенная в моду газетами и по-прежнему недостаточно критикуемая, современный моветон - также и чтение сочинений и романов "с продолжениями".
Автора, которого ценишь, никогда не следует позорить таким чтением. Надо покупать его произведения в форме книги или по крайней мере дождаться, чтобы собрались все номера, разнесшие его сочинение на куски, и прочесть целое, не прерываясь.
Кому не безразлично, с какими людьми общаться, кто для своего окружения выбирает людей предпочтительно симпатичных, кому не все равно, как и где он живет, как одевается, кто считает важным характер и тип своих основных жизненных привязанностей, тот обязательно должен иметь и личное, дружелюбно-доверительное отношение к миру книг и выбирать себе чтение, следуя собственному независимому, индивидуальному вкусу и собственным потребностям. Здесь властвует еще слишком много несвободы и неразборчивости, иначе бы из двух равноценных книг одна не оставалась бы совершенно без внимания, как это случается ежегодно, а другая не продавалась бы сотнями тысяч экземпляров благодаря случайности моды.
Для ценности, какую может иметь для меня книга, прославленность и популярность ее не значат ровным счетом ничего. Замечательная книга Эмиля Штрауса "Дружище Хайн" знаменита и всем известна, а не менее прекрасный "Хозяин-ангел" того же автора навечно застрял на первом издании. То есть "Дружище Хайн" читается не потому, что Штраус значительный писатель, а потому, что именно эта его книга случайно стала известнее, чем другие. Но книги существуют не для того, чтобы за какое-то время быть прочитанными всеми, дать расхожую тему для беседы и кануть затем в Лету, подобно актуальному репортажу о спортивном событии или убийстве с ограблением, а для того, чтобы спокойно и серьезно наслаждаться ими, любить их. Лишь тогда обнаружат они свою внутреннюю красоту и силу.
Потрясающе усиливается воздействие многих книг, когда они прочитываются вслух. И это касается необязательно только стихотворений, небольших рассказов, изящных коротких эссе и тому подобного. Попробуйте сделать это хотя бы с "Легендами" Готфрида Келлера, "Картинами из немецкого прошлого" Фрайтага, новеллами Шторма или с двумя лучшими современными сборниками маленьких историй - "Фантазиями реалиста" Линкойза и "Принцессой Востока" Пауля Эрнста. Более объемные произведения, большие романы, раздробленные при чтении вслух на слишком многие части, теряются и становятся утомительными. При хорошем чтении вслух подходящих для этого произведений учишься чрезвычайно многому: обостряется прежде всего чувство скрытого в прозе ритма, составляющего основу всякого личного стиля.
Только лишь разовое, обязательное чтение или чтение из любопытства никогда не приносит настоящей радости и глубокого наслаждения, давая в лучшем случае мимолетное, быстро проходящее напряжение. Но если какая-нибудь книга при первом, возможно даже случайном, знакомстве произвела на тебя достаточно глубокое впечатление, то некоторое время спустя не премини прочесть ее еще раз! Удивительно, как при повторном чтении проступает ядро книги, как после спада чисто поверхностного напряжения становятся очевидны внутренняя жизненная ценность, своеобразие красоты и сила изображения. И книгу, которую ты прочел с наслаждением дважды, нужно купить обязательно, даже если это будет недешево. Один из моих друзей никогда не покупает книг, не прочтенных им прежде с удовлетворением один или два раза, и у него целая стенка книг, которые он почти все без исключения перечитывал многократно, полностью или частично. Новеллы флорентийца Саккетти, которые он особенно любит, были прочтены им более десяти раз. Я сам по нынешний день четыре раза прочел "Зеленого Генриха" Готфрида Келлера, семь раз "Сокровище" Мёрике, три раза "Дорожные тени" Юстинуса Кернера, шесть раз "Бездельника" Эйхендорфа, по четыре-пять раз большинство рассказов из турецкой "Книги попугая" *, и всякий раз, видя эти книги на полке, я радостно предвкушаю тот день, когда буду читать их вновь. Необходимо иметь собственный экземпляр каждой такой книги. Утверждая это, мы подходим к разговору о покупке книг. Последняя в наши дни перестала уже, к счастью, быть спортом чудаков и бесполезной роскошью: люди все больше сознают, что обладание книгами это нечто отрадное и благородное, что иметь собственный экземпляр книги и брать его в руки, когда заблагорассудится, - наслаждение несравненно большее, чем одалживать ее где-то или у кого-то на несколько часов или дней. Однако еще ежедневно встречаются списки имущества по наследству, в которых серебряной посуды перечисляется на тысячу марок и на двадцать марок книг. Для состоятельного человека не иметь библиотеки должно быть позором точно таким же, как не иметь фарфора и ковров. В каждом богатом доме, по которому меня проводит владелец, я обычно спрашиваю: а где ваши книги? - и людям, у которых больше денег, чем у меня, я не даю читать книг. Тот же, кто живет на средства умеренные, будет поступать, вероятно, правильно, покупая только такие произведения, которые настоятельно рекомендованы ему близкими друзьями или которые он уже знает и ценит и о которых ему точно известно, что он возьмет их в руки не однажды. Для знакомства и первоначального чтения можно повсюду воспользоваться публичными библиотеками, и, кроме того, почти все новые книги выставлены в книжных магазинах. При умеренных потребностях, помимо прочего, рекомендуется поддерживать регулярную связь с каким-нибудь недюжинным книготорговцем. Немецкие ассортиментные книготорговцы, которых зачастую очень несправедливо ругают, своими советами, подборками, справками относительно неточно или неверно объявленных книг и сотнями других мелких услуг оказывают читательским кругам и тем самым нашей духовной жизни содействие, воистину достойное признания.
* Книга Нахшаби.
Давать определенные советы, что читать и покупать каждому отдельному человеку, естественно, невозможно. В этом деле каждый должен следовать собственному разумению и вкусу. Нередко предпринимались попытки составить список тысячи или сотни "лучших" книг, что для частных библиотек, разумеется, не имеет никакого смысла. Еще раз следует подчеркнуть, что первыми добродетелями читателя должны быть свобода выбора и непредвзятость мнения. Часто слышишь и от очень умных людей, что чтение стихов - это пустая трата времени и годится разве что для подростков; большинство этих людей думают, что читать следует только поучительные, научные книги. Но целые народы и эпохи излагали свою сокровищницу поучения и знаний исключительно в стихах! Есть множество стихотворений, сказок и драм, в которых глубины, ценности и даже пользы для повседневной жизни содержится больше, чем в бесчисленных учебниках, и, с другой стороны, есть научные труды, чей стиль и способ преподнесения столь личны, свежи и полнокровны, что могут равняться с лучшей художественной литературой. Книги Данте и Гете можно читать как философские произведения, а философские эссе Дидро как формально совершенные стихотворения.
Одинаково несостоятельны и неправильны как и чрезмерный трепет перед академической ученостью, так и однобокое превознесение чисто поэтических произведений. На наших глазах почти ежегодно один-два замечательных таланта покидают академии и кафедры, чтобы, облегченно вздохнув, посвятить себя свободной литературе с ее более обширным радиусом действия, и наоборот - как часто мы видим довольно способных писателей, которые с жарким рвением сосредотачиваются на чисто научной работе. Тот, у кого есть что сказать хорошего и кто способен облечь это хорошее в новую, прекрасную, своеобразную форму, должен благодарно приветствоваться нами независимо от того, пишет ли он при этом "Вильгельма Мейстера" или "Культуру итальянского Возрождения" *.
* Книга Я. Буркхардта.
Странно наблюдать, как стыдливо и боязливо скрывают свои литературные пристрастия нередко даже довольно образованные люди: один из моих знакомых, который обычно высказывается довольно свободно, без обиняков, как-то в разговоре со мной лишь после длительных колебаний признался, что роман К. Ф. Майера, взятый у меня для прочтения, ему не по вкусу. Он боялся опозорить себя этим, ибо знал, что Майер - признанная знаменитость. Но при чтении совсем не важно несовпадение личных мнений с общепринятыми, важна лишь радость от умножения своих внутренних богатств еще одним новым, полюбившимся сокровищем! А другой знакомый как-то открылся мне, да так робко, будто винился в преступлении, что для него нет чтения любимее, чем сочинения Жан Поля, которые считаются устаревшими. Но именно то, что, читая их, он испытывает сокровенную радость, пусть даже он в ней одинок, достаточное доказательство того, что Жан Поль не устарел и не умер, а по-прежнему живет и волнует.
Вся эта боязливость, это недоверие к собственному вкусу, этот безграничный страх перед суждением знатоков и специалистов - явления почти всегда плохие. Не существует сотни лучших книг или авторов! Нет вообще никакой абсолютно точной, неопровержимо верной критики! Подбитый ветром бездумный читатель, набредя на какую-нибудь книгу, бывает восторженно хвалит ее, чтобы затем, при новом свидании с нею, отказаться понимать себя самого и стыдливо умолкнуть. Но тот, у кого с книгой отношения доверительные, кто перечитывает ее вновь и вновь, испытывая всякий раз новую радость и удовлетворение, может спокойно полагаться на собственное чувство и не портить себе радость никакой критикой. Есть люди, которые всю жизнь с наслаждением читают сборники сказок, и есть другие, которые отбирают сказки даже у своих детей, держат их подальше от такого чтения. Прав всегда только тот, кто следует не принятым нормам и шаблонам, а собственному чувству и сердечному влечению. Поэтому я обращаюсь отнюдь не к тем, кто читает все подряд. Есть ненасытные, которые даже обрывка газеты не выпустят из рук, не прочтя его, которые читают как заведенная машина - неважно что, - будто воду наливают в сито. Этим обжорам советами не поможешь, их изъян коренится не в манере чтения, а глубже - в самом их характере; они неполноценны и как люди. Полезными и приятными не сделает их никакая, даже самая утонченная методика чтения. Но достаточно много серьезных мужчин и женщин, которым в искусстве и литературе требуется помощь, которые просто, но тщательно культивируя чтение становятся жизнерадостнее и внутренне богаче. И неуклонно следуя своим внутренним потребностям, не заботясь о моде и сохраняя верность своим советчикам, они получат настоящее литературное образование быстрее и увереннее, чем слишком трепетно прислушиваясь ко всякой влиятельной критике. Тональность, которая им полюбилась в произведении молодого автора, ученика или подражателя, они будут с радостью обнаруживать у других, и, оттачивая свое чутье, прокладывая путь в направлении, где эта тональность звучит чище и полнее, они придут к самому мастеру. И тогда они, может быть, с удивлением обнаружат, что мастера знают немногие, в то время как его последователь и, возможно, незначительный подражатель благодаря случайному успеху читается всеми и вся. Кто собственными стараниями дошел до таких подлинных мастеров, как Г. Келлер, Мёрике, Шторм, Енс Петер Якобсен, Верхарн, Уолт Уитмен, владеет ими лучше, чем самый ученый знаток. Такие открытия на собственном пути не только укрепляют веру в личную способность суждения, но и сами по себе - восхитительнейшая и чистейшая радость, какую только можно пережить.
С чтением дело обстоит точно так же, как и со всяким другим наслаждением: оно всегда тем глубже и устойчивей, чем искреннее и любвеобильнее мы ему предаемся. С книгами надо поступать, как со своими друзьями и любимцами, ценить каждую за своеобразие и не требовать от нее ничего чуждого этому своеобразию. Книги следует читать не когда попало, не в любое время, не слишком быстро каждую и не одну за другой, а лишь в часы, наиболее благоприятные для восприятия - на досуге и в уюте. Любимые книги, язык которых звучит для нас особенно нежно и импонирующе, хорошо бы время от времени читать вслух.
Произведения иноязычных литератур надо бы, конечно, по возможности, читать на языке оригинала и пытаться сохранить это обыкновение, если оно не сопряжено с существенными потерями. Но при этом нельзя впадать в крайность и поступать только так. Иностранная литература, язык которой нам не привычен и затруднителен, в хороших переводах читается обычно лучше и с большей пользой, чем в оригинале. Читать на языке оригинала Данте, или Шекспира, или Сервантеса могут немногие, и все же наслаждаются ими тысячи. Бесплодно и опасно лишь торопливое копание во многих литературах, жадная погоня за все новыми, небывалыми прелестями, которые ныне сулятся персидскими сказками, завтра скандинавскими сагами, послезавтра современным американским гротеском. Кто читает нетерпеливо, с пятого на десятое, пригубляя и то и это, стремясь постоянно только к самому пикантному, самому лакомому, самому отменному, вскоре утратит чувство стиля и красоты изображения. Читатели, производящие зачастую впечатление утонченно образованных знатоков искусства, почти все в конце концов опускаются до восприятия лишь фактуры или до неполноценных литературных "изысков". Так не лучше ли противоположность этой неустанной суеты и вечной погони, не лучше ли оставаться на длительное время с произведениями одного и того же писателя, одной и той же эпохи, одной и той же школы?! Владеешь по-настоящему только тем, что знаешь основательно. Кто читал только трех-четырех наших лучших авторов, но зато полностью и многократно, духовно богаче и образованней, чем тот, кто гонимый зудом любопытства проглотил кучу отрывков и фрагментов литератур всех времен и народов. Знать немного книг, но зато досконально - чтобы, лишь взяв их в руки, вновь оказаться во власти чувств и мыслей, пережитых за бесчисленные часы чтения этих книг, - благороднее и отраднее, чем засорять голову ворохом смутных воспоминаний о тысячах книжных заглавий и писательских имен.
А в таких произведениях в последнее время недостатка не было. Большинство новейших хороших романов полностью подлаживалось под современные течения и современные культурные проблемы, и авторы некоторых книг обязаны своим успехом лишь темпераментному подходу к проблемам и потребностям нашего времени. Выходили даже исключительно тенденциозные книги, и не самые плохие. Отраднее и благороднее были, однако, те немногие, чьи авторы стремились выразить не столько современное, сколько извечно человеческое. Кто же является только литератором, только наблюдателем и повествователем, правильно делает, что не преступает круг современного, интересного; подлинный писатель всегда затронет нас тем глубже и тем больше обогатит нас, если облечет в звуки древнюю песнь творения и человеческих чаяний.
Относительно редкими в новейшей романной продукции были создания чистой фантазии, те обольстительные - и не менее опасные разновидности литературных произведений, в которых нет непосредственной связи с жизнью наших дней и даже в известном смысле со временем и местом; мастерами таких творений были наши ранние романтики. Кажется, что после какого-то периода переоценки чисто литературного элемента взошла новая радость от изображения фактического, реального, которая очень ощутимо проявляется и в склонности к народному.
В области новеллы и короткого рассказа можно указать на два между собою в сущности различных основных направления. Одно клонится к упразднению строгой новеллистической формы, к эскизному, фрагментарному живописанию настроения, к образам, схватывающим мгновения. Другое же направление полагает ценность в завершенности, в сохранении и дальнейшем развитии классической новеллистической техники, в строгой экономии средств, создающих напряжение, короче - в композиции. В обоих жанрах есть мастера слова, которыми можно восторгаться, но которым, чувствуется, грозит непосредственная опасность впасть в виртуозный артистизм, уже испортивший много недюжинных дарований. Несколько мастеров в этой деликатной области, несколько хороших новеллистов, два или три хороших рассказчика анекдотических историй есть, но их немного. В среднем же уровень здесь не особенно высок, и большинство вещей, которые созданы ныне в этом жанре, не более чем газетный очерк.
Пусть этот этюд будет предисловием к будущим ежемесячным обзорам. Мне хочется, чтобы он прозвучал не как критика, не как взвешивание слов, а как выбор и характеристика лучшего из всего нового. Хорошо бы мои старания были поддержаны и публикацией фрагментов для ознакомительного чтения. И эту деятельность я начинаю с радостным убеждением, что хороших произведений из года в год появляется отнюдь не так мало, как это зачастую считается, и что в нашем народе заметно растет радость от подлинных, истинно хороших произведений.
(1903)
ОБРАЩЕНИЕ С КНИГАМИ
О чтении
Вот уже почти пять веков печатная книга - один из своеобразнейших и могучих факторов в культурной жизни Европы. Едва ли найдется другое, относительно молодое искусство, без которого для нас настолько не представима современная жизнь, как книгопечатание. При этом Германия, как это часто бывало, играет трагикомическую двойную роль: подарив миру изобретение печатного искусства и одни из лучших и благороднейших оттисков, она, однако, чуть ли не сразу отказалась от последующих лавров, и в печатном деле - как и в покупке красивых книг - уже около трех столетий далеко отстает от других стран, особенно Англии и Франции. Но в новейшее время в этой давно заброшенной у нас области ощущается прилив немалых новых сил, несомненно порожденный потребностями и нуждами народа. "Дом без книг" постепенно перестает быть правилом, и мы надеемся, что вскоре он будет все более редким исключением.
В Германии писали, печатали и читали, конечно, много во все времена, и, возможно, даже больше, чем за границей. По сравнению с другими странами, у нас лучше, чем где бы то ни было, организована книготорговля, и самая надежная библиография - немецкая; но забота о книге, радость от книжного собирательства и обладания красивой домашней библиотекой, отобранной личным вкусом, - вещь у нас еще далеко не всеобщая и не естественная, по крайней мере в неученых кругах. Но она неотъемлемая и важная деталь всякого культивированного образа жизни, и, вероятно, стоит немного поговорить об этом. Обращение с книгами, искусство чтения столь же достойны умной, радостной заботы и столь же необходимы, как и всякая другая отрасль искусства жизни.
Если книги не рекомендованы и не навязаны текущей модой, то неученый человек испытывает перед ними зачастую такой же необоснованный страх, как и перед произведениями изобразительного искусства. Он чувствует, что "ничего в этом не смыслит", он не доверяет собственным суждениям и, чтобы не покупать и не читать никаких книг, пугливо обходит стороной все книжные лавки, или что бывает чаще - при случае тем неизбежнее попадается в сети назойливого книгоноши, оказываясь в один прекрасный день владельцем дорогостоящих, красиво позолоченных, роскошных томов, с которыми неизвестно что делать и которые вскоре при каждом взгляде на них начнут вызывать раздражение.
Вряд ли найдется человек - если только он не вырос среди книг, - не нуждающийся в известном воспитании, а при случае и в поучении. И здесь, как и во всем, главное - не знание, а желание, не готовое суждение, а восприимчивость, честность, непринужденность. С определенных высот жизни, достижимых для всякого, кто к ним стремится, границы между искусствами и областями знания стираются: нет исторических периодов и жанров, нет драм и пьес - видны лишь произведения искусства. С этой точки зрения никто уже не воспользуется такими расхожими, свидетельствующими о лени фразами, как "я из принципа не читаю современных романов" или "я принципиально не хожу на пантомимы" и т. п. Каждый, независимо от того, разбирается он в искусствах или нет, будет смотреть тогда на вещи более непринужденно и - только руководствуясь тем, говорят ли и значат ли они для него нечто прекрасное, обогащают ли они его жизнь чувствами и мыслями, открывают ли новые источники силы, хорошего самочувствия, радости или размышлений. При чтении книги, равно как и при слушании музыки или созерцании ландшафта, он не будет сообразовываться ни с чем кроме желания почерпнуть для себя нечто новое, радостное, незабываемое, стать в результате чуть богаче, оптимистичнее или умнее; и ему будет почти безразлично, кому он обязан этим новым, этим обогащением и углублением: стихотворцу ли, философу, трагику или остроумному собеседнику.
На такую точку зрения стать много легче, чем принято думать. Нужно только отбросить смущение, презрительность или испуг, равно как и дутую предвзятость и всезнайство. Тем самым будет почти сделан решающий шаг к действительному "собственному мнению". Не существует списка книг, которые надо обязательно прочесть и без которых нет благодати и образования! Но для каждого человека существует значительное число книг, которые могут доставить ему удовлетворение и наслаждение. Эти книги следует подбирать исподволь, вступая с ними в длительные отношения, приобретая их одну за другой по мере возможности в постоянную, внешнюю и внутреннюю собственность, что для каждого человека задача исключительно личная, пренебречь которой значит сильно сузить круг своего образования и своих наслаждений, а вместе с тем и ценность своего бытия. Но как же прийти к этому? Как в грудах книг, составляющих всемирную литературу, отыскать одну-другую или несколько дюжин авторов, которые особенно ценны и отрадны? Этот дежурный вопрос звучит обескураживающе и пугающе, и многие предпочитают сразу же сложить оружие и отказаться от части образования, которое, судя по всему, столь труднодоступно.
Но те же самые люди ежедневно находят время и силы для чтения одной или нескольких газет! И девяносто процентов газетных статей читают они не из интереса, не из потребности, не для удовольствия, а просто по старой дурной привычке - "надо же читать газеты!" Автор этих строк не читал в свои школьные годы ни одной газеты, за исключением нескольких номеров в дороге, и не стал от этого не только ни беднее и ни глупее, а сэкономил для лучшего многие сотни и тысячи часов. Любители газет не знают, что если взяться за дело планомерно, то по меньшей мере половины времени, затрачиваемого ими ежедневно на чтение, хватило бы, чтобы познакомиться с сокровищами жизни и истины, накопленными в книгах учеными и писателями.
Подобно тому, как по учебнику ботаники ты не много узнал об особенно любимом дереве или цветке, ты вряд ли сумеешь опознать или выбрать по учебнику истории литературы или теоретической работе книги, которые станут для тебя любимыми. Но человек, приучившийся по возможности ежедневно осознавать истинную цель каждого своего поступка (а это основа всякого образования), вскоре и к чтению научится применять сущностные законы и различия, даже если он ориентируется поначалу только на газеты и журналы.
Заложенные в книгах мысли и характеры авторов всех времен не что-то мертвое, а живой, совершенно органичный мир. Очень даже возможно, что и без всяких литературных познаний, будучи лишь внимательным и достаточно тонко чувствующим читателем, человек самостоятельно найдет дорогу от своей ежедневной газеты к Гёте. С той же удивительной уверенностью, с какой отыскиваешь ты в толпе двух сотен знакомых несколько человек, годящихся тебе в друзья, откроешь ты и в пестрой газетной или журнальной мешанине тона и голоса, которые могут сказать тебе что-то существенное и которые, если последовать за ними, приведут затем и к другим отрадным именам и произведениям. Среди тысяч читателей "Ёрна Уля" * многие безусловно обнаружили, что в этой книге наиболее существенно, и затем открыли для себя, что некоторые другие, более крупные писатели, Вильгельм Раабе, например, изобразили это наиболее существенное еще чище и изящнее. Большинство знают о Раабе только то, что он немного пространен и порою трудно читается. На самом же деле Раабе и вполовину не столь пространен и вполовину не столь трудно читается, как Френссен, только он, к сожалению, не моден. И так же обстоят дела со многими книгами, популярными сегодня, - у них у всех есть менее известные, но более ценные образцы. Их-то и нужно искать, чтобы вскоре обрести понимание высоких законов всякой литературы.
* Роман Г. Френссена.
Я знаком с одним мелким ремесленником, у которого есть целая полка книг, и среди них произведения Раабе, Келлера, Мёрике и Уланда. Как пришел он к этим писателям, счастливым обладателем и частым читателем которых он ныне стал? Однажды в "Берлинер цайтунг", попавшей к нему в виде обертки, он случайно наткнулся на парочку стихотворений и маленький очерк одного современного писателя. Слова писателя запомнились ему, и подобные вещи он начал читать с жадным и обостренным вниманием, и этот однажды пробудившийся интерес безо всякой помощи со стороны повел его дальше - к Уланду и Келлеру.
Это только один пример и, возможно, исключение. Он показывает, что к более высокому чтению можно прийти и от газет. Вообще же газета, конечно, один из опаснейших врагов книги, и не только потому, что за небольшую плату она якобы много дает; и не только потому, что чересчур много отнимает времени и сил; опасна она и тем, что своей безликой мешаниной портит вкус и способность к тонкому чтению у тысячи людей. Безвкусица, введенная в моду газетами и по-прежнему недостаточно критикуемая, современный моветон - также и чтение сочинений и романов "с продолжениями".
Автора, которого ценишь, никогда не следует позорить таким чтением. Надо покупать его произведения в форме книги или по крайней мере дождаться, чтобы собрались все номера, разнесшие его сочинение на куски, и прочесть целое, не прерываясь.
Кому не безразлично, с какими людьми общаться, кто для своего окружения выбирает людей предпочтительно симпатичных, кому не все равно, как и где он живет, как одевается, кто считает важным характер и тип своих основных жизненных привязанностей, тот обязательно должен иметь и личное, дружелюбно-доверительное отношение к миру книг и выбирать себе чтение, следуя собственному независимому, индивидуальному вкусу и собственным потребностям. Здесь властвует еще слишком много несвободы и неразборчивости, иначе бы из двух равноценных книг одна не оставалась бы совершенно без внимания, как это случается ежегодно, а другая не продавалась бы сотнями тысяч экземпляров благодаря случайности моды.
Для ценности, какую может иметь для меня книга, прославленность и популярность ее не значат ровным счетом ничего. Замечательная книга Эмиля Штрауса "Дружище Хайн" знаменита и всем известна, а не менее прекрасный "Хозяин-ангел" того же автора навечно застрял на первом издании. То есть "Дружище Хайн" читается не потому, что Штраус значительный писатель, а потому, что именно эта его книга случайно стала известнее, чем другие. Но книги существуют не для того, чтобы за какое-то время быть прочитанными всеми, дать расхожую тему для беседы и кануть затем в Лету, подобно актуальному репортажу о спортивном событии или убийстве с ограблением, а для того, чтобы спокойно и серьезно наслаждаться ими, любить их. Лишь тогда обнаружат они свою внутреннюю красоту и силу.
Потрясающе усиливается воздействие многих книг, когда они прочитываются вслух. И это касается необязательно только стихотворений, небольших рассказов, изящных коротких эссе и тому подобного. Попробуйте сделать это хотя бы с "Легендами" Готфрида Келлера, "Картинами из немецкого прошлого" Фрайтага, новеллами Шторма или с двумя лучшими современными сборниками маленьких историй - "Фантазиями реалиста" Линкойза и "Принцессой Востока" Пауля Эрнста. Более объемные произведения, большие романы, раздробленные при чтении вслух на слишком многие части, теряются и становятся утомительными. При хорошем чтении вслух подходящих для этого произведений учишься чрезвычайно многому: обостряется прежде всего чувство скрытого в прозе ритма, составляющего основу всякого личного стиля.
Только лишь разовое, обязательное чтение или чтение из любопытства никогда не приносит настоящей радости и глубокого наслаждения, давая в лучшем случае мимолетное, быстро проходящее напряжение. Но если какая-нибудь книга при первом, возможно даже случайном, знакомстве произвела на тебя достаточно глубокое впечатление, то некоторое время спустя не премини прочесть ее еще раз! Удивительно, как при повторном чтении проступает ядро книги, как после спада чисто поверхностного напряжения становятся очевидны внутренняя жизненная ценность, своеобразие красоты и сила изображения. И книгу, которую ты прочел с наслаждением дважды, нужно купить обязательно, даже если это будет недешево. Один из моих друзей никогда не покупает книг, не прочтенных им прежде с удовлетворением один или два раза, и у него целая стенка книг, которые он почти все без исключения перечитывал многократно, полностью или частично. Новеллы флорентийца Саккетти, которые он особенно любит, были прочтены им более десяти раз. Я сам по нынешний день четыре раза прочел "Зеленого Генриха" Готфрида Келлера, семь раз "Сокровище" Мёрике, три раза "Дорожные тени" Юстинуса Кернера, шесть раз "Бездельника" Эйхендорфа, по четыре-пять раз большинство рассказов из турецкой "Книги попугая" *, и всякий раз, видя эти книги на полке, я радостно предвкушаю тот день, когда буду читать их вновь. Необходимо иметь собственный экземпляр каждой такой книги. Утверждая это, мы подходим к разговору о покупке книг. Последняя в наши дни перестала уже, к счастью, быть спортом чудаков и бесполезной роскошью: люди все больше сознают, что обладание книгами это нечто отрадное и благородное, что иметь собственный экземпляр книги и брать его в руки, когда заблагорассудится, - наслаждение несравненно большее, чем одалживать ее где-то или у кого-то на несколько часов или дней. Однако еще ежедневно встречаются списки имущества по наследству, в которых серебряной посуды перечисляется на тысячу марок и на двадцать марок книг. Для состоятельного человека не иметь библиотеки должно быть позором точно таким же, как не иметь фарфора и ковров. В каждом богатом доме, по которому меня проводит владелец, я обычно спрашиваю: а где ваши книги? - и людям, у которых больше денег, чем у меня, я не даю читать книг. Тот же, кто живет на средства умеренные, будет поступать, вероятно, правильно, покупая только такие произведения, которые настоятельно рекомендованы ему близкими друзьями или которые он уже знает и ценит и о которых ему точно известно, что он возьмет их в руки не однажды. Для знакомства и первоначального чтения можно повсюду воспользоваться публичными библиотеками, и, кроме того, почти все новые книги выставлены в книжных магазинах. При умеренных потребностях, помимо прочего, рекомендуется поддерживать регулярную связь с каким-нибудь недюжинным книготорговцем. Немецкие ассортиментные книготорговцы, которых зачастую очень несправедливо ругают, своими советами, подборками, справками относительно неточно или неверно объявленных книг и сотнями других мелких услуг оказывают читательским кругам и тем самым нашей духовной жизни содействие, воистину достойное признания.
* Книга Нахшаби.
Давать определенные советы, что читать и покупать каждому отдельному человеку, естественно, невозможно. В этом деле каждый должен следовать собственному разумению и вкусу. Нередко предпринимались попытки составить список тысячи или сотни "лучших" книг, что для частных библиотек, разумеется, не имеет никакого смысла. Еще раз следует подчеркнуть, что первыми добродетелями читателя должны быть свобода выбора и непредвзятость мнения. Часто слышишь и от очень умных людей, что чтение стихов - это пустая трата времени и годится разве что для подростков; большинство этих людей думают, что читать следует только поучительные, научные книги. Но целые народы и эпохи излагали свою сокровищницу поучения и знаний исключительно в стихах! Есть множество стихотворений, сказок и драм, в которых глубины, ценности и даже пользы для повседневной жизни содержится больше, чем в бесчисленных учебниках, и, с другой стороны, есть научные труды, чей стиль и способ преподнесения столь личны, свежи и полнокровны, что могут равняться с лучшей художественной литературой. Книги Данте и Гете можно читать как философские произведения, а философские эссе Дидро как формально совершенные стихотворения.
Одинаково несостоятельны и неправильны как и чрезмерный трепет перед академической ученостью, так и однобокое превознесение чисто поэтических произведений. На наших глазах почти ежегодно один-два замечательных таланта покидают академии и кафедры, чтобы, облегченно вздохнув, посвятить себя свободной литературе с ее более обширным радиусом действия, и наоборот - как часто мы видим довольно способных писателей, которые с жарким рвением сосредотачиваются на чисто научной работе. Тот, у кого есть что сказать хорошего и кто способен облечь это хорошее в новую, прекрасную, своеобразную форму, должен благодарно приветствоваться нами независимо от того, пишет ли он при этом "Вильгельма Мейстера" или "Культуру итальянского Возрождения" *.
* Книга Я. Буркхардта.
Странно наблюдать, как стыдливо и боязливо скрывают свои литературные пристрастия нередко даже довольно образованные люди: один из моих знакомых, который обычно высказывается довольно свободно, без обиняков, как-то в разговоре со мной лишь после длительных колебаний признался, что роман К. Ф. Майера, взятый у меня для прочтения, ему не по вкусу. Он боялся опозорить себя этим, ибо знал, что Майер - признанная знаменитость. Но при чтении совсем не важно несовпадение личных мнений с общепринятыми, важна лишь радость от умножения своих внутренних богатств еще одним новым, полюбившимся сокровищем! А другой знакомый как-то открылся мне, да так робко, будто винился в преступлении, что для него нет чтения любимее, чем сочинения Жан Поля, которые считаются устаревшими. Но именно то, что, читая их, он испытывает сокровенную радость, пусть даже он в ней одинок, достаточное доказательство того, что Жан Поль не устарел и не умер, а по-прежнему живет и волнует.
Вся эта боязливость, это недоверие к собственному вкусу, этот безграничный страх перед суждением знатоков и специалистов - явления почти всегда плохие. Не существует сотни лучших книг или авторов! Нет вообще никакой абсолютно точной, неопровержимо верной критики! Подбитый ветром бездумный читатель, набредя на какую-нибудь книгу, бывает восторженно хвалит ее, чтобы затем, при новом свидании с нею, отказаться понимать себя самого и стыдливо умолкнуть. Но тот, у кого с книгой отношения доверительные, кто перечитывает ее вновь и вновь, испытывая всякий раз новую радость и удовлетворение, может спокойно полагаться на собственное чувство и не портить себе радость никакой критикой. Есть люди, которые всю жизнь с наслаждением читают сборники сказок, и есть другие, которые отбирают сказки даже у своих детей, держат их подальше от такого чтения. Прав всегда только тот, кто следует не принятым нормам и шаблонам, а собственному чувству и сердечному влечению. Поэтому я обращаюсь отнюдь не к тем, кто читает все подряд. Есть ненасытные, которые даже обрывка газеты не выпустят из рук, не прочтя его, которые читают как заведенная машина - неважно что, - будто воду наливают в сито. Этим обжорам советами не поможешь, их изъян коренится не в манере чтения, а глубже - в самом их характере; они неполноценны и как люди. Полезными и приятными не сделает их никакая, даже самая утонченная методика чтения. Но достаточно много серьезных мужчин и женщин, которым в искусстве и литературе требуется помощь, которые просто, но тщательно культивируя чтение становятся жизнерадостнее и внутренне богаче. И неуклонно следуя своим внутренним потребностям, не заботясь о моде и сохраняя верность своим советчикам, они получат настоящее литературное образование быстрее и увереннее, чем слишком трепетно прислушиваясь ко всякой влиятельной критике. Тональность, которая им полюбилась в произведении молодого автора, ученика или подражателя, они будут с радостью обнаруживать у других, и, оттачивая свое чутье, прокладывая путь в направлении, где эта тональность звучит чище и полнее, они придут к самому мастеру. И тогда они, может быть, с удивлением обнаружат, что мастера знают немногие, в то время как его последователь и, возможно, незначительный подражатель благодаря случайному успеху читается всеми и вся. Кто собственными стараниями дошел до таких подлинных мастеров, как Г. Келлер, Мёрике, Шторм, Енс Петер Якобсен, Верхарн, Уолт Уитмен, владеет ими лучше, чем самый ученый знаток. Такие открытия на собственном пути не только укрепляют веру в личную способность суждения, но и сами по себе - восхитительнейшая и чистейшая радость, какую только можно пережить.
С чтением дело обстоит точно так же, как и со всяким другим наслаждением: оно всегда тем глубже и устойчивей, чем искреннее и любвеобильнее мы ему предаемся. С книгами надо поступать, как со своими друзьями и любимцами, ценить каждую за своеобразие и не требовать от нее ничего чуждого этому своеобразию. Книги следует читать не когда попало, не в любое время, не слишком быстро каждую и не одну за другой, а лишь в часы, наиболее благоприятные для восприятия - на досуге и в уюте. Любимые книги, язык которых звучит для нас особенно нежно и импонирующе, хорошо бы время от времени читать вслух.
Произведения иноязычных литератур надо бы, конечно, по возможности, читать на языке оригинала и пытаться сохранить это обыкновение, если оно не сопряжено с существенными потерями. Но при этом нельзя впадать в крайность и поступать только так. Иностранная литература, язык которой нам не привычен и затруднителен, в хороших переводах читается обычно лучше и с большей пользой, чем в оригинале. Читать на языке оригинала Данте, или Шекспира, или Сервантеса могут немногие, и все же наслаждаются ими тысячи. Бесплодно и опасно лишь торопливое копание во многих литературах, жадная погоня за все новыми, небывалыми прелестями, которые ныне сулятся персидскими сказками, завтра скандинавскими сагами, послезавтра современным американским гротеском. Кто читает нетерпеливо, с пятого на десятое, пригубляя и то и это, стремясь постоянно только к самому пикантному, самому лакомому, самому отменному, вскоре утратит чувство стиля и красоты изображения. Читатели, производящие зачастую впечатление утонченно образованных знатоков искусства, почти все в конце концов опускаются до восприятия лишь фактуры или до неполноценных литературных "изысков". Так не лучше ли противоположность этой неустанной суеты и вечной погони, не лучше ли оставаться на длительное время с произведениями одного и того же писателя, одной и той же эпохи, одной и той же школы?! Владеешь по-настоящему только тем, что знаешь основательно. Кто читал только трех-четырех наших лучших авторов, но зато полностью и многократно, духовно богаче и образованней, чем тот, кто гонимый зудом любопытства проглотил кучу отрывков и фрагментов литератур всех времен и народов. Знать немного книг, но зато досконально - чтобы, лишь взяв их в руки, вновь оказаться во власти чувств и мыслей, пережитых за бесчисленные часы чтения этих книг, - благороднее и отраднее, чем засорять голову ворохом смутных воспоминаний о тысячах книжных заглавий и писательских имен.