Страница:
Куда вдруг девалась моя деловитая сосредоточенность? Осознание собственной беспомощности и униженности внезапно накатило на меня с такой силой, что я застонал и, сжав зубы, прокусил сигаретный фильтр. И вдруг почувствовал себя безмерно усталым и несчастным.
Но силы в тот день у меня еще оставались. Они еще были – силы. Они оставят меня потом, через полчаса, но в тот момент я был пока в форме. Я не позволил себе расслабиться. Как бы ни складывались дела, сказал я себе, ты еще можешь узнать то, что не знает никто в целом мире. То, что предназначается именно для тебя.
Последнее Слово Уокера.
Я выбросил сигарету в окно, спустился на первый этаж и вышел из особняка. Суперкибер невозмутимо и молча стоял посреди сада камней и подпирал своей огромной башкой небо.
– Торнадо! – торжественно воззвал я.
– Слушаю, сэр!
– По воле мистера Джеймса Уокера ты должен вручить мне капсулу с носителем видеозаписи. Сделай это.
– Есть, сэр.
Кибер не сделал ни одного движения, но в цилиндрическом столбе его левой голени на уровне моей груди сдвинулась створка и обнажила дверцу встроенного сейфа.
Сейф был совсем небольшой – вроде тех, что стоят под столами у сотрудников офисов и предназначаются для хранения деловых и личных бумаг. Отличался он от них тем, что был изготовлен из суперпрочного сплава “манго” – это я определил по характерному оранжевому отливу на металле – и открывался не ключом, а имел электронный замок с пятью степенями защиты. Не зная кода, этот замок не открыл бы ни один медвежатник в мире.
Кнопки набора шифра на дверце весело замигали. Их было двадцать: десять – с цифрами и десять – с буквами.
Я ждал, когда Торнадо откроет сейф. Прошла минута, но дверца не открылась. Я поднял на кибера удивленный взгляд:
– В чем дело?
Торнадо смущенно молчал. Мне показалось, что он тянет время. Как двоечник в конце контрольной работы, который не сдает тетрадь и пытается в отыгранные секунды сделать то, что должен был сделать в назначенный промежуток времени. Я повысил голос:
– Торнадо, открой сейф!
– Я не могу этого сделать, сэр…
– Почему?
– Я докладывал, сэр, что удар ракеты нанес мне незначительные повреждения, среди которых – неисправимые сбои в работе некоторых электронных устройств. Все поврежденные узлы функционально вторичны, но один из них – шина управления запором встроенного сейфа. Она сгорела. Ее восстановление невозможно. Замена требует вскрытия корпуса в условиях стационарной лаборатории. Вследствие этого я не могу открыть сейф.
– Отлично! – рассвирепел я. – И это все? Все, что ты можешь мне сказать?!
– Нет, сэр, не все. Сейф может быть открыт вручную. Но для этого вы должны знать шифр электронного замка.
Я протянул к нему руку и, уже зная, что мне ответит кибер, возопил:
– Так дай мне его!
– Он мне неизвестен, мистер Рочерс, – спокойно и печально молвил кибер. – Его знал только мистер Уокер.
Я прикусил губу и злым взглядом уткнулся в ярмарочное мигание табло набора шифра. Может, попробовать потыкать кнопки наугад? И отвернулся от сейфа. Если бы я знал количество знаков в коде, можно было хотя бы подсчитать вероятность удачи случайного набора, а так… Если единицу разделить на бесконечность, выйдет ноль.
Ноль – вот твоя вероятность удачи, мистер Рочерс.
– Будут еще распоряжения, сэр? – виновато прогрохотал Торнадо.
Я не ответил, вяло отмахнулся и побрел в особняк.
И здесь силы оставили меня. Неудача с изъятием видеозаписи Уокера стала каплей, переполнившей чашу терпения журналиста Дэниела Рочерса. Я вдруг понял, что очень надеялся на Уокера – на то, что он мне скажет.
Надеялся. Потому что в руках у меня была “штука” – невиданное средство защиты – она спасла меня от “Монстров Галактики”! – и мощнейшее оружие, так говорил отец. Уокер должен был открыть мне тайну отцовского наследства и – как я этого хотел! – указать путь к спасению Лотты и охранников.
Я вдруг вспомнил, как заливисто смеялась моя ветренная дива в парке Конгресса на планете Виолетта; как возбужденно блестели ее глаза, когда она давила на газ, уходя от погони полицейских жаб; как танцевала на ночном шоссе над долиной Навигаторов. Посреди ночи, посреди Вселенной, в своей мини-юбочке, на стройных двоих – танцевала.
А мне не давало покоя ее прекрасное колено, и второе ее прекрасное колено тоже не давало мне покоя…
До прилета команды идиотов, которые четыре года искали и ловили “Монстров Галактики” и не могли, как ни старались, не могли ни найти, ни поймать, ни даже увидеть их одним глазком – оставались сутки. Ну, чуть меньше. Это не имело значения. Их прилет изменить ничего не мог. Не мог. Подобно тому, как я не мог открыть сейф Уокера. А значит, и у меня не было никакой надежды помочь Лотте.
Дуроломы с Земли, конечно, вскроют сейф – если я захочу сказать им о нем! – и выслушают Уокера, и заберут у меня”штуку” и звездолет впридачу, и снова отправятся ловить “Монстров”, и снова повторится четырехлетняя бестолковая и бесплодная Одиссея поисков и отлова…
А журналист Дэниел Рочерс будет кропать статейки в “Галактик экспресс” под дебильным руководством Молодого Имбецила и ждать известий. И вспоминать Лотту.
Нет! Я заскрипел зубами, вдарил ногой по двери особняка и ворвался в холл. “Нет, мать вашу, нет! – мысленно заорал я. – Я не отдам вам ни цента из того, чем сейчас обладаю. Потому что только Рочерс – слышите?! – только Дэниел Рочерс может спасти Шарлотту Ньюмен и ваших людей! И это ерунда, что у меня нет ни вашего бесполезного опыта, ни знания, ни команды. Все это бред. Потому что у меня есть кое-что похлеще – вы забыли? У меня есть кое-что похлеще! И вот если это мне не поможет – тогда…”
Я не договорил, подскочил к дверце обширного бара Уокера, распахнул ее и вперил взор в ряды бутылок с пестрыми наклейками. А потом выхватил из них литровый сосуд с виски, открутил пробку и прямо из горла, захлебываясь и проливая жидкость на грудь, начал заталкивать в себя огненную воду.
Кто-то скажет, что я просто алкоголик и воспользовался уединением и относительной безопасностью, чтобы напиться с горя. Кто-то скажет, что я сделал это не из желания надраться спиртным, а чтобы призвать на помощь в безвыходной ситуации свою ипостась номер два – Денни-дурака. Денни – пьяницу, дебошира, колдуна и гениального хакера.
Я не буду спорить ни теми, ни с другими. Это бесполезно, потому что истина в споре, насколько я знаю, лежит где-то на середине пути от одного мнения к другому. Или прячется на дне бутылки. Впрочем, последнее утверждение – мое частное наблюдение…
Как бы там ни было, через полчаса Дэнни-дурак явился ко мне во всей своей наглой красе. Мы растопили с ним камин – это в полдень на Корриде, когда асфальт за стенами особняка плавился от жары! – и долго и обстоятельно обсуждали положение дел. Потом Денни взял мой бластер, и мы пошли добивать оставшихся в крепости инопланетных гнид…
По-моему, по дороге мы захватили с собой Торнадо…
А дальше я ничего не помню.
ГЛАВА 5
Но силы в тот день у меня еще оставались. Они еще были – силы. Они оставят меня потом, через полчаса, но в тот момент я был пока в форме. Я не позволил себе расслабиться. Как бы ни складывались дела, сказал я себе, ты еще можешь узнать то, что не знает никто в целом мире. То, что предназначается именно для тебя.
Последнее Слово Уокера.
Я выбросил сигарету в окно, спустился на первый этаж и вышел из особняка. Суперкибер невозмутимо и молча стоял посреди сада камней и подпирал своей огромной башкой небо.
– Торнадо! – торжественно воззвал я.
– Слушаю, сэр!
– По воле мистера Джеймса Уокера ты должен вручить мне капсулу с носителем видеозаписи. Сделай это.
– Есть, сэр.
Кибер не сделал ни одного движения, но в цилиндрическом столбе его левой голени на уровне моей груди сдвинулась створка и обнажила дверцу встроенного сейфа.
Сейф был совсем небольшой – вроде тех, что стоят под столами у сотрудников офисов и предназначаются для хранения деловых и личных бумаг. Отличался он от них тем, что был изготовлен из суперпрочного сплава “манго” – это я определил по характерному оранжевому отливу на металле – и открывался не ключом, а имел электронный замок с пятью степенями защиты. Не зная кода, этот замок не открыл бы ни один медвежатник в мире.
Кнопки набора шифра на дверце весело замигали. Их было двадцать: десять – с цифрами и десять – с буквами.
Я ждал, когда Торнадо откроет сейф. Прошла минута, но дверца не открылась. Я поднял на кибера удивленный взгляд:
– В чем дело?
Торнадо смущенно молчал. Мне показалось, что он тянет время. Как двоечник в конце контрольной работы, который не сдает тетрадь и пытается в отыгранные секунды сделать то, что должен был сделать в назначенный промежуток времени. Я повысил голос:
– Торнадо, открой сейф!
– Я не могу этого сделать, сэр…
– Почему?
– Я докладывал, сэр, что удар ракеты нанес мне незначительные повреждения, среди которых – неисправимые сбои в работе некоторых электронных устройств. Все поврежденные узлы функционально вторичны, но один из них – шина управления запором встроенного сейфа. Она сгорела. Ее восстановление невозможно. Замена требует вскрытия корпуса в условиях стационарной лаборатории. Вследствие этого я не могу открыть сейф.
– Отлично! – рассвирепел я. – И это все? Все, что ты можешь мне сказать?!
– Нет, сэр, не все. Сейф может быть открыт вручную. Но для этого вы должны знать шифр электронного замка.
Я протянул к нему руку и, уже зная, что мне ответит кибер, возопил:
– Так дай мне его!
– Он мне неизвестен, мистер Рочерс, – спокойно и печально молвил кибер. – Его знал только мистер Уокер.
Я прикусил губу и злым взглядом уткнулся в ярмарочное мигание табло набора шифра. Может, попробовать потыкать кнопки наугад? И отвернулся от сейфа. Если бы я знал количество знаков в коде, можно было хотя бы подсчитать вероятность удачи случайного набора, а так… Если единицу разделить на бесконечность, выйдет ноль.
Ноль – вот твоя вероятность удачи, мистер Рочерс.
– Будут еще распоряжения, сэр? – виновато прогрохотал Торнадо.
Я не ответил, вяло отмахнулся и побрел в особняк.
И здесь силы оставили меня. Неудача с изъятием видеозаписи Уокера стала каплей, переполнившей чашу терпения журналиста Дэниела Рочерса. Я вдруг понял, что очень надеялся на Уокера – на то, что он мне скажет.
Надеялся. Потому что в руках у меня была “штука” – невиданное средство защиты – она спасла меня от “Монстров Галактики”! – и мощнейшее оружие, так говорил отец. Уокер должен был открыть мне тайну отцовского наследства и – как я этого хотел! – указать путь к спасению Лотты и охранников.
Я вдруг вспомнил, как заливисто смеялась моя ветренная дива в парке Конгресса на планете Виолетта; как возбужденно блестели ее глаза, когда она давила на газ, уходя от погони полицейских жаб; как танцевала на ночном шоссе над долиной Навигаторов. Посреди ночи, посреди Вселенной, в своей мини-юбочке, на стройных двоих – танцевала.
А мне не давало покоя ее прекрасное колено, и второе ее прекрасное колено тоже не давало мне покоя…
До прилета команды идиотов, которые четыре года искали и ловили “Монстров Галактики” и не могли, как ни старались, не могли ни найти, ни поймать, ни даже увидеть их одним глазком – оставались сутки. Ну, чуть меньше. Это не имело значения. Их прилет изменить ничего не мог. Не мог. Подобно тому, как я не мог открыть сейф Уокера. А значит, и у меня не было никакой надежды помочь Лотте.
Дуроломы с Земли, конечно, вскроют сейф – если я захочу сказать им о нем! – и выслушают Уокера, и заберут у меня”штуку” и звездолет впридачу, и снова отправятся ловить “Монстров”, и снова повторится четырехлетняя бестолковая и бесплодная Одиссея поисков и отлова…
А журналист Дэниел Рочерс будет кропать статейки в “Галактик экспресс” под дебильным руководством Молодого Имбецила и ждать известий. И вспоминать Лотту.
Нет! Я заскрипел зубами, вдарил ногой по двери особняка и ворвался в холл. “Нет, мать вашу, нет! – мысленно заорал я. – Я не отдам вам ни цента из того, чем сейчас обладаю. Потому что только Рочерс – слышите?! – только Дэниел Рочерс может спасти Шарлотту Ньюмен и ваших людей! И это ерунда, что у меня нет ни вашего бесполезного опыта, ни знания, ни команды. Все это бред. Потому что у меня есть кое-что похлеще – вы забыли? У меня есть кое-что похлеще! И вот если это мне не поможет – тогда…”
Я не договорил, подскочил к дверце обширного бара Уокера, распахнул ее и вперил взор в ряды бутылок с пестрыми наклейками. А потом выхватил из них литровый сосуд с виски, открутил пробку и прямо из горла, захлебываясь и проливая жидкость на грудь, начал заталкивать в себя огненную воду.
Кто-то скажет, что я просто алкоголик и воспользовался уединением и относительной безопасностью, чтобы напиться с горя. Кто-то скажет, что я сделал это не из желания надраться спиртным, а чтобы призвать на помощь в безвыходной ситуации свою ипостась номер два – Денни-дурака. Денни – пьяницу, дебошира, колдуна и гениального хакера.
Я не буду спорить ни теми, ни с другими. Это бесполезно, потому что истина в споре, насколько я знаю, лежит где-то на середине пути от одного мнения к другому. Или прячется на дне бутылки. Впрочем, последнее утверждение – мое частное наблюдение…
Как бы там ни было, через полчаса Дэнни-дурак явился ко мне во всей своей наглой красе. Мы растопили с ним камин – это в полдень на Корриде, когда асфальт за стенами особняка плавился от жары! – и долго и обстоятельно обсуждали положение дел. Потом Денни взял мой бластер, и мы пошли добивать оставшихся в крепости инопланетных гнид…
По-моему, по дороге мы захватили с собой Торнадо…
А дальше я ничего не помню.
ГЛАВА 5
НАСЛЕДНИК ДВУХ ГЕНИЕВ
Я очнулся в кабинете Уокера в кресле перед компьютером. С бластером в руках. Чувствовал я себя так, как будто Торнадо случайно наступил на меня во время проведения операции по уничтожению несчастных лиан, а потом одна из уцелевших тварей подползла ко мне и провела глубинное ментоскопирование.
Я осторожно пошевелил руками и ногами – любое движение вызывало боль в затылке и тошноту. Абстинентный синдром развивался успешно и, по всей видимости, достиг апогея.
Это надо было немедленно прекратить. Я, не вставая, зашарил рукой под креслом и – память еще работала! – обнаружил там початую бутылку бренди. Борясь с нежеланием жить, влил в себя несколько глотков и замер в ожидании результатов реанимации.
Через несколько минут я смог повернуть голову и посмотреть за окно – над владениями Уокера стояла глубокая ночь. По моим подсчетам я проспал около семи часов: явно недостаточно для отрезвления и достойной борьбы с похмельем. Непроглядная темь за окнами подвигла меня на то, чтобы прикончить бутылку бренди и закурить. Семь бед – один ответ: теперь уже поздно каяться в невоздержанности.
Я почувствовал себя увереннее, смело покачал головой, – ножи в затылке растворились в ожившем кровотоке – подпер щеку ладонью и задал философский вопрос: “Зачем? Зачем ты напился, мистер Рочерс?”
И уперся тупым взглядом в экран компьютера.
Сначала я просто бездумно пялился на беспорядочное кручение спиралей картинки-заставки. Потом осознал: меня что-то не устраивает. Озадачился, но не смог определить – что. Потом кое-как сосредоточился и, когда поставил вопрос ребром, тут же на него и ответил: меня не устраивало то, что компьютер был включен. Последний и единственный сеанс работы с ним – выход в ГКС и связь с Землей – я завершил, отключив питание системного блока, это я помнил точно.
– Дэнни, идиот, – проворчал я. – Опять копался в технике, придурок. Небось и в ГКС выходил, хулиганил. Хакер долбаный…
Я потянулся к оптической мыши и вдруг увидел, что в работе задействован один из дисководов. Я помнил, что “Монстры Галактики” утащили с собой все носители информации… Откуда в системном блоке взялся диск? Я тронул мышь, и картинка-заставка сменилась на экране крупной надписью: “Джеймс Уокер для Дэниела Рочерса. Видеозапись от 16 октября 20… года. Нажмите ОК”.
Меня вышвырнуло из кресла. Я встал, качаясь, как матрос на штормовой палубе, напротив компьютера и восхищенно прошептал:
– Хакер… Гений…
Дэнни-дурак открыл электронный замок сейфа. Замок с пятью степенями защиты.
Крепко держась за перила, я спустился по лестнице и вывалился из особняка. Торнадо стоял посреди сада камней, как ему и полагалось. Я тихо подошел к его левой ноге – сейф в нише был открыт и пуст.
Я поднял голову и глубокомысленно спросил:
– Торнадо, друг мой, как ты считаешь, всех мы врагов победили или нет?
– Я не знаю, что вы подразумеваете под словом “враги”, сэр, – столь же глубокомысленно ответил вечно бодрствующий и трезвый кибер, – но все инопланетные организмы во владениях мистера Уокера нами уничтожены.
– Да? – Я пьяно уставился на его ногу и проревел. – Хвалю за службу! Но! – Я поднял вверх и назидательно покачал им, как мне показалось, прямо перед мордой суперкибера. – Ты должен знать: что бы я не имел в виду под словом “враги”, мы победим всех врагов обязательно!
И отправился в кабинет Уокера. Смотреть видеозапись.
“Дэнни, мальчик, здравствуй, сынок! – Лицо дяди Уокера – длинное, рябое, с сетью старческих прожилок, с носом-картошкой лицо – некрасивое, знакомое до боли, живое, доброе, любимое – заполнило собой экран монитора и улыбнулось мне. – Здравствуй, мы не виделись сто лет…”
Сердце мое защемило.
– Зравствуй, дядя Уокер, – прошептал я и почувствовал, как на глаза навернулись слезы, приключения на Корриде совсем доконали лихого парня Рочерса.
С этого момента я вопреки всем законам физиологии начал катастрофически трезветь.
“Если ты сейчас слушаешь меня, значит, мы так и не встретились, а я… Меня уже нет. Очень жаль. Мне очень жаль, сынок, что мы никогда не увидимся. Я всегда помнил о тебе и очень хотел пожать при встрече твою руку…
Ты уже взрослый, ведь правда? Как ты?”
– Нормально, – просипел я в ответ. – Хотя… У меня неприятности, дядя…
“Я знаю: у тебя неприятности, – перебил меня Уокер. Я вздрогнул от неожиданности. – Ты нашел меня – а сделать это было нелегко, – и прилетел на Корриду. Это может означать только одно: твой отец умер. Дэниел Кристофер Рочерс скончался…”
Дядя Уокер опустил голову и замолчал. Масштаб изображения уменьшился, ракурс изменился, – видимо цифровая видеокамера автоматически отошла назад и в сторону – и я увидел, что Уокер сидит в том же кресле, в котором сейчас сидел я. Он был в чистой накрахмаленной сорочке и вязаном пуловере, с сигарой в руках. Таким, каким я привык его видеть в детстве, в нашем доме, за одним столом с отцом.
“Не печалься, – продолжал Уокер, – и не предавайся ненужным воспоминаниям, ты прилетел сюда не за этим. Оставь мертвым хоронить своих мертвецов. И тем более не вини себя. Ты ничем не мог помочь отцу, в его смерти твоей вины нет. Все было предопределено. В тот самый момент, когда мы решили уйти из Бюро Звездных Стратегий”.
Уокер прервался, смущенно провел пальцами по лбу, как бы собираясь с мыслями, и снова посмотрел на меня:
“Но, впрочем, я отвлекся, Дэн, давай все по порядку…
Когда я покидал твоего отца, он сказал:
– Ты отказался от всего, что мы создали, Джеймс, а следовательно, и от права распоряжаться нашим общим достоянием. Но я выполню твою волю. Тайна открытия никогда не будет выдана мною. Никому и никогда. Что же касается материального воплощения наших усилий – звездолета с начинкой, проекта “Ланцелотт”… Пусть он останется в мире. Пути Господни неисповедимы. Если “Ланцелотт” был создан нами только для того, чтобы сократить наши дни и занять двух престарелых людей на закате жизней – плоды нашего труда сгниют на какой-нибудь космической свалке, и дело с концом. Если же мы работали не зря – кто-то раскодирует защиту и докопается до сути”.
Уокер пристально посмотрел на меня и произнес:
“Он хотел, чтобы этот “кто-то” был ты, Дэниел. Он очень любил тебя. И тосковал без тебя в тайге – все годы нашей работы, Дэн. Все эти мерзлые, страшные, счастливые и невыносимые, мать их, годы. Тосковал так, как, наверно, не мог этого делать ни один отец в мире. Он сказал мне, что оставит “Ланцелотта” тебе. Отдаст перед смертью. Ничего не объясняя. Он почему-то очень верил в твои способности в области прикладной математики, хотя ты всегда тянулся к гуманитарным наукам. Он говорил, что если ты захочешь, сможешь стать техником-прикладником высшего порядка, каких еще свет не видел…”
Я поперхнулся дымом сигареты и закашлялся. Отец открыл во мне Дэнни-дурака за десяток лет до того, как я узнал о существовании своего двойника – пьющего хакера-колдуна!
“… Это не мешало ему восхищаться твоими успехами в журналистике, Дэнни, он любил тебя.
Так вот, Дэн. Я согласился с его решением. Меня устраивало то, что “Ланцелотт” попадет в руки непрофессионала, хотя и самый изощренный профи не снял бы защиту, что мы с твоим отцом установили на бортовой компьютер. А уж о теоретической основе проекта и говорить нечего: Дэниел Рочерс был гений, а гениальное открытие не поддается адекватному осмыслению профессионалов без комментариев гения!
Да, я был удовлетворен. Но прошли годы, каждый из них уверенно приближал меня к закономерному концу. Мы ведь с твоим отцом здорово провели время, гуляли вовсю, себя не жалели, все эксперименты проводили на себе…
Прошли годы, и я понял, что подобно Рочерсу, не могу похоронить созданное нами, а впоследствии – только мною вот на этой планете. И… Я тоже решил сыграть в “если”. Если Дэнни прилетит, если он захочет, если он останется с Торнадо один на один, если ему позарез будет нужно…
Если он захочет з н а т ь…
Если ты сейчас слушаешь меня, игра твоего отца и моя игра получились. И близки к завершению. Ты получишь от нас все, что мы узнали и чем обладали.
Такова воля Дэниела Рочерса и Джеймса Уокера.
Теперь слушай.
Как тебе известно, БЗС занимается разработкой различных стратегий превентивной защиты от вторжения инопланетян на планету Земля. Одним из важнейших направлений этой работы является создание новых эффективных видов оружия, способного уничтожать космические объекты типа крупного военного звездолайнера.
Такое оружие было создано, ты его знаешь – фотонный дезинтегратор. Он способен распылить не то что лайнер – целую планету. Но имеет ряд существенных недостатков. И один из них тот, что дезинтегратор громоздок. Его блоки заполняют внутреннее пространство самого объемного транспортника. По-существу, дезинтегратор должен создаваться как узкофункиональный корабль-оружие. А это, мягко говоря, неэкономично и неудобно.
В то время, когда все Бюро носилось с идеей дезинтеграции, мы с твоим отцом занимались вопросами пространственных преобразований. К созданию новых видов оружия они имели лишь косвенное отношение. Перемещение в гиперпространстве и различные эффекты, связанные с этим, – вот что было полем наших научных притязаний. Как ты помнишь, тогда я и твой отец чувствовали себя прекрасно: работа была достаточно интересной, деньги за нее платили немалые, мы были молоды и энергичны.
Нам в с е м было весело, правда, Денни?”
Уокер печально улыбнулся, а я вспомнил звездное небо над нашим фруктовым садом и звездолет размером с велосипед, набитый пирожными…
– Правда, дядя Уокер. Это правда. Спасибо…
“Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект “зеркала”. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое”.
Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.
“Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.
Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…
Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней – твое…
Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.
Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге – не зеркало вовсе, а в о р о т а в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству – ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано – или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались – работой генератора, который изобрел твой отец!”
Уокер откинулся на спинку кресла:
“А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя – понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты – труп.
Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание “зеркала” Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им “ворот” не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры “отражения”.
В принципе, “зеркало” можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев – перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…
Я погорячился, Дэн, назвав “зеркало” Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты – целые звездные системы!
Впрочем, дело было не в этом – не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.
О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…
Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент – гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в “зеркальный” генератор, – он взалкал одного: узнать больше.
С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни – узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, – ты должен понять и простить его – ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе”.
Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.
– Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.
Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.
“Его заворожила одна идея – п р о н и к н у т ь в то пространство, которое открывало “зеркало” генератора. Тот мир, та Вселенная – живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, – втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к “зеркалу”, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал – вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от “зеркала” и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:
– Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..
Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило “зеркало”. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я – стал его тенью. И – Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? – ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.
Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.
Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились – иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! – наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…”
Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.
“Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…
В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием “Простая история необъяснимого обмана”. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.
Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история – с другой женщиной, в другом антураже – не изменила фабуле первой. И я навсегда остался один…
Семья твоего отца – ты, твоя мама, Дэниел Кристофер Рочерс – была и моей семьей. Я любил вас, Дэн. И поэтому когда Рочерс принял роковое решение бросить все – лабораторию, БЗС, дом, жену и сына – и продолжить работу в условиях строгой изоляции и секретности, я был в отчаянии.
– Ты не смеешь! – кричал я. – Ты, сумасшедший фанатик, ты не посмеешь! И не сможешь сделать это!
– Смогу! – отвечал он, и глаза его светились потусторонним светом. Он, точно, казался умалишенным. – Смогу, Джеймс. Мы в последних экспериментах наткнулись на целый ряд побочных эффектов при разворачивании “зеркала”. Мы можем только с этим творить чудеса! А что нас ждет впереди! Но необходимо проведение полевых работ, Джеймс, п о л е в ы х. В условиях Космоса. Нам нужно выходить из стен лаборатории и нам нужен звездолет. И я не буду просить его у БЗС. Это означает разгерметизацию открытия, а тогда они ничего не дадут нам сделать. Тут же составят план работ, закуют в цепи их идиотских проверок и обкаток, запудрят мозги…. Я не смогу думать!
Мы уедем с тобой, Джеймс, уедем к черту на рога. Наших средств хватит на покупку стандартного зведолета с хорошими характеристиками и строительство экспериментальной базы. Нам не так уж много и нужно!
Рочерс решил стать отшельником. И звал меня с собой.
Я принял приглашение, Дэн. Черт меня возьми, я принял его!
Как мы жили в тайге, что нам удалось там построить за много лет неустанного труда в абсолютно дискомфортных для жизни двух городских ученых-теоретиков условиях – я рассказывать не буду. Ты был там, на нашей базе, и имеешь представление обо всем. Я скажу, к каким новым открытиям мы пришли. Именно это имеет для тебя сейчас первостепенное значение.
Рочерсу не удалось пройти сквозь “зеркало”. Преграда оказалась глухой и непреодолимой. Но в своих безумных и безрезультатных попытках нарушить принципы организации физической материи, пространства и времени твой отец пришел к совершенно неожиданным побочным результатам. Ты нашел в своем звездолете сенсоры управления встроенным оборудованием? “Зеркало”, “Ловушка”, “Уйти, чтобы остаться”, “Окно”…
Я осторожно пошевелил руками и ногами – любое движение вызывало боль в затылке и тошноту. Абстинентный синдром развивался успешно и, по всей видимости, достиг апогея.
Это надо было немедленно прекратить. Я, не вставая, зашарил рукой под креслом и – память еще работала! – обнаружил там початую бутылку бренди. Борясь с нежеланием жить, влил в себя несколько глотков и замер в ожидании результатов реанимации.
Через несколько минут я смог повернуть голову и посмотреть за окно – над владениями Уокера стояла глубокая ночь. По моим подсчетам я проспал около семи часов: явно недостаточно для отрезвления и достойной борьбы с похмельем. Непроглядная темь за окнами подвигла меня на то, чтобы прикончить бутылку бренди и закурить. Семь бед – один ответ: теперь уже поздно каяться в невоздержанности.
Я почувствовал себя увереннее, смело покачал головой, – ножи в затылке растворились в ожившем кровотоке – подпер щеку ладонью и задал философский вопрос: “Зачем? Зачем ты напился, мистер Рочерс?”
И уперся тупым взглядом в экран компьютера.
Сначала я просто бездумно пялился на беспорядочное кручение спиралей картинки-заставки. Потом осознал: меня что-то не устраивает. Озадачился, но не смог определить – что. Потом кое-как сосредоточился и, когда поставил вопрос ребром, тут же на него и ответил: меня не устраивало то, что компьютер был включен. Последний и единственный сеанс работы с ним – выход в ГКС и связь с Землей – я завершил, отключив питание системного блока, это я помнил точно.
– Дэнни, идиот, – проворчал я. – Опять копался в технике, придурок. Небось и в ГКС выходил, хулиганил. Хакер долбаный…
Я потянулся к оптической мыши и вдруг увидел, что в работе задействован один из дисководов. Я помнил, что “Монстры Галактики” утащили с собой все носители информации… Откуда в системном блоке взялся диск? Я тронул мышь, и картинка-заставка сменилась на экране крупной надписью: “Джеймс Уокер для Дэниела Рочерса. Видеозапись от 16 октября 20… года. Нажмите ОК”.
Меня вышвырнуло из кресла. Я встал, качаясь, как матрос на штормовой палубе, напротив компьютера и восхищенно прошептал:
– Хакер… Гений…
Дэнни-дурак открыл электронный замок сейфа. Замок с пятью степенями защиты.
Крепко держась за перила, я спустился по лестнице и вывалился из особняка. Торнадо стоял посреди сада камней, как ему и полагалось. Я тихо подошел к его левой ноге – сейф в нише был открыт и пуст.
Я поднял голову и глубокомысленно спросил:
– Торнадо, друг мой, как ты считаешь, всех мы врагов победили или нет?
– Я не знаю, что вы подразумеваете под словом “враги”, сэр, – столь же глубокомысленно ответил вечно бодрствующий и трезвый кибер, – но все инопланетные организмы во владениях мистера Уокера нами уничтожены.
– Да? – Я пьяно уставился на его ногу и проревел. – Хвалю за службу! Но! – Я поднял вверх и назидательно покачал им, как мне показалось, прямо перед мордой суперкибера. – Ты должен знать: что бы я не имел в виду под словом “враги”, мы победим всех врагов обязательно!
И отправился в кабинет Уокера. Смотреть видеозапись.
“Дэнни, мальчик, здравствуй, сынок! – Лицо дяди Уокера – длинное, рябое, с сетью старческих прожилок, с носом-картошкой лицо – некрасивое, знакомое до боли, живое, доброе, любимое – заполнило собой экран монитора и улыбнулось мне. – Здравствуй, мы не виделись сто лет…”
Сердце мое защемило.
– Зравствуй, дядя Уокер, – прошептал я и почувствовал, как на глаза навернулись слезы, приключения на Корриде совсем доконали лихого парня Рочерса.
С этого момента я вопреки всем законам физиологии начал катастрофически трезветь.
“Если ты сейчас слушаешь меня, значит, мы так и не встретились, а я… Меня уже нет. Очень жаль. Мне очень жаль, сынок, что мы никогда не увидимся. Я всегда помнил о тебе и очень хотел пожать при встрече твою руку…
Ты уже взрослый, ведь правда? Как ты?”
– Нормально, – просипел я в ответ. – Хотя… У меня неприятности, дядя…
“Я знаю: у тебя неприятности, – перебил меня Уокер. Я вздрогнул от неожиданности. – Ты нашел меня – а сделать это было нелегко, – и прилетел на Корриду. Это может означать только одно: твой отец умер. Дэниел Кристофер Рочерс скончался…”
Дядя Уокер опустил голову и замолчал. Масштаб изображения уменьшился, ракурс изменился, – видимо цифровая видеокамера автоматически отошла назад и в сторону – и я увидел, что Уокер сидит в том же кресле, в котором сейчас сидел я. Он был в чистой накрахмаленной сорочке и вязаном пуловере, с сигарой в руках. Таким, каким я привык его видеть в детстве, в нашем доме, за одним столом с отцом.
“Не печалься, – продолжал Уокер, – и не предавайся ненужным воспоминаниям, ты прилетел сюда не за этим. Оставь мертвым хоронить своих мертвецов. И тем более не вини себя. Ты ничем не мог помочь отцу, в его смерти твоей вины нет. Все было предопределено. В тот самый момент, когда мы решили уйти из Бюро Звездных Стратегий”.
Уокер прервался, смущенно провел пальцами по лбу, как бы собираясь с мыслями, и снова посмотрел на меня:
“Но, впрочем, я отвлекся, Дэн, давай все по порядку…
Когда я покидал твоего отца, он сказал:
– Ты отказался от всего, что мы создали, Джеймс, а следовательно, и от права распоряжаться нашим общим достоянием. Но я выполню твою волю. Тайна открытия никогда не будет выдана мною. Никому и никогда. Что же касается материального воплощения наших усилий – звездолета с начинкой, проекта “Ланцелотт”… Пусть он останется в мире. Пути Господни неисповедимы. Если “Ланцелотт” был создан нами только для того, чтобы сократить наши дни и занять двух престарелых людей на закате жизней – плоды нашего труда сгниют на какой-нибудь космической свалке, и дело с концом. Если же мы работали не зря – кто-то раскодирует защиту и докопается до сути”.
Уокер пристально посмотрел на меня и произнес:
“Он хотел, чтобы этот “кто-то” был ты, Дэниел. Он очень любил тебя. И тосковал без тебя в тайге – все годы нашей работы, Дэн. Все эти мерзлые, страшные, счастливые и невыносимые, мать их, годы. Тосковал так, как, наверно, не мог этого делать ни один отец в мире. Он сказал мне, что оставит “Ланцелотта” тебе. Отдаст перед смертью. Ничего не объясняя. Он почему-то очень верил в твои способности в области прикладной математики, хотя ты всегда тянулся к гуманитарным наукам. Он говорил, что если ты захочешь, сможешь стать техником-прикладником высшего порядка, каких еще свет не видел…”
Я поперхнулся дымом сигареты и закашлялся. Отец открыл во мне Дэнни-дурака за десяток лет до того, как я узнал о существовании своего двойника – пьющего хакера-колдуна!
“… Это не мешало ему восхищаться твоими успехами в журналистике, Дэнни, он любил тебя.
Так вот, Дэн. Я согласился с его решением. Меня устраивало то, что “Ланцелотт” попадет в руки непрофессионала, хотя и самый изощренный профи не снял бы защиту, что мы с твоим отцом установили на бортовой компьютер. А уж о теоретической основе проекта и говорить нечего: Дэниел Рочерс был гений, а гениальное открытие не поддается адекватному осмыслению профессионалов без комментариев гения!
Да, я был удовлетворен. Но прошли годы, каждый из них уверенно приближал меня к закономерному концу. Мы ведь с твоим отцом здорово провели время, гуляли вовсю, себя не жалели, все эксперименты проводили на себе…
Прошли годы, и я понял, что подобно Рочерсу, не могу похоронить созданное нами, а впоследствии – только мною вот на этой планете. И… Я тоже решил сыграть в “если”. Если Дэнни прилетит, если он захочет, если он останется с Торнадо один на один, если ему позарез будет нужно…
Если он захочет з н а т ь…
Если ты сейчас слушаешь меня, игра твоего отца и моя игра получились. И близки к завершению. Ты получишь от нас все, что мы узнали и чем обладали.
Такова воля Дэниела Рочерса и Джеймса Уокера.
Теперь слушай.
Как тебе известно, БЗС занимается разработкой различных стратегий превентивной защиты от вторжения инопланетян на планету Земля. Одним из важнейших направлений этой работы является создание новых эффективных видов оружия, способного уничтожать космические объекты типа крупного военного звездолайнера.
Такое оружие было создано, ты его знаешь – фотонный дезинтегратор. Он способен распылить не то что лайнер – целую планету. Но имеет ряд существенных недостатков. И один из них тот, что дезинтегратор громоздок. Его блоки заполняют внутреннее пространство самого объемного транспортника. По-существу, дезинтегратор должен создаваться как узкофункиональный корабль-оружие. А это, мягко говоря, неэкономично и неудобно.
В то время, когда все Бюро носилось с идеей дезинтеграции, мы с твоим отцом занимались вопросами пространственных преобразований. К созданию новых видов оружия они имели лишь косвенное отношение. Перемещение в гиперпространстве и различные эффекты, связанные с этим, – вот что было полем наших научных притязаний. Как ты помнишь, тогда я и твой отец чувствовали себя прекрасно: работа была достаточно интересной, деньги за нее платили немалые, мы были молоды и энергичны.
Нам в с е м было весело, правда, Денни?”
Уокер печально улыбнулся, а я вспомнил звездное небо над нашим фруктовым садом и звездолет размером с велосипед, набитый пирожными…
– Правда, дядя Уокер. Это правда. Спасибо…
“Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект “зеркала”. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое”.
Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.
“Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.
Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…
Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней – твое…
Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.
Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге – не зеркало вовсе, а в о р о т а в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству – ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано – или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались – работой генератора, который изобрел твой отец!”
Уокер откинулся на спинку кресла:
“А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя – понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты – труп.
Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание “зеркала” Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им “ворот” не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры “отражения”.
В принципе, “зеркало” можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев – перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…
Я погорячился, Дэн, назвав “зеркало” Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты – целые звездные системы!
Впрочем, дело было не в этом – не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.
О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…
Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент – гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в “зеркальный” генератор, – он взалкал одного: узнать больше.
С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни – узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, – ты должен понять и простить его – ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе”.
Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.
– Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.
Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.
“Его заворожила одна идея – п р о н и к н у т ь в то пространство, которое открывало “зеркало” генератора. Тот мир, та Вселенная – живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, – втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к “зеркалу”, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал – вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от “зеркала” и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:
– Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..
Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило “зеркало”. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я – стал его тенью. И – Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? – ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.
Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.
Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились – иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! – наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…”
Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.
“Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…
В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием “Простая история необъяснимого обмана”. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.
Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история – с другой женщиной, в другом антураже – не изменила фабуле первой. И я навсегда остался один…
Семья твоего отца – ты, твоя мама, Дэниел Кристофер Рочерс – была и моей семьей. Я любил вас, Дэн. И поэтому когда Рочерс принял роковое решение бросить все – лабораторию, БЗС, дом, жену и сына – и продолжить работу в условиях строгой изоляции и секретности, я был в отчаянии.
– Ты не смеешь! – кричал я. – Ты, сумасшедший фанатик, ты не посмеешь! И не сможешь сделать это!
– Смогу! – отвечал он, и глаза его светились потусторонним светом. Он, точно, казался умалишенным. – Смогу, Джеймс. Мы в последних экспериментах наткнулись на целый ряд побочных эффектов при разворачивании “зеркала”. Мы можем только с этим творить чудеса! А что нас ждет впереди! Но необходимо проведение полевых работ, Джеймс, п о л е в ы х. В условиях Космоса. Нам нужно выходить из стен лаборатории и нам нужен звездолет. И я не буду просить его у БЗС. Это означает разгерметизацию открытия, а тогда они ничего не дадут нам сделать. Тут же составят план работ, закуют в цепи их идиотских проверок и обкаток, запудрят мозги…. Я не смогу думать!
Мы уедем с тобой, Джеймс, уедем к черту на рога. Наших средств хватит на покупку стандартного зведолета с хорошими характеристиками и строительство экспериментальной базы. Нам не так уж много и нужно!
Рочерс решил стать отшельником. И звал меня с собой.
Я принял приглашение, Дэн. Черт меня возьми, я принял его!
Как мы жили в тайге, что нам удалось там построить за много лет неустанного труда в абсолютно дискомфортных для жизни двух городских ученых-теоретиков условиях – я рассказывать не буду. Ты был там, на нашей базе, и имеешь представление обо всем. Я скажу, к каким новым открытиям мы пришли. Именно это имеет для тебя сейчас первостепенное значение.
Рочерсу не удалось пройти сквозь “зеркало”. Преграда оказалась глухой и непреодолимой. Но в своих безумных и безрезультатных попытках нарушить принципы организации физической материи, пространства и времени твой отец пришел к совершенно неожиданным побочным результатам. Ты нашел в своем звездолете сенсоры управления встроенным оборудованием? “Зеркало”, “Ловушка”, “Уйти, чтобы остаться”, “Окно”…