Гейман Нил. Невероятные расследования Шерлока Холмса (сборник)

   – Ты ехала туда в коляске? – начал я.
   Она посмотрела на меня так, словно хотела сказать «да», а потом передумала.
   – В чем-то другом? – предположил я.
   – Да. В маленькой коляске, не такой как наша. Там было холодно.
   – Вы уехали очень далеко?
   – Нет.
   Едва задав вопрос, я понял, насколько он нелеп. Что такое «далеко» с точки зрения ребенка? Холмс бы разнес меня в пух и прах за пустую трату времени.
   – В той комнате было тепло? Там горел огонь?
   – Нет.
   – Кто там еще находился, кроме профессора? Тебе давали поесть?
   – Да. Кексы и много масла.
   При этих словах она улыбнулась – видимо, воспоминания не были неприятными. Но как вытянуть из нее хоть малейший намек на то место, куда ее возили? Хоть малейший намек на способ разрушить зловещий план Мориарти?
   – Ты поднималась наверх? – попробовал я.
   Девочка кивнула.
   – Очень высоко, – ответила она, серьезно глядя на меня. – Из окна было видно на несколько миль вокруг.
   – Вот как? – Мне даже не пришлось изображать интерес. – И что ты видела?
   Она живо описала всю картину, и у меня не осталось никаких сомнений относительно того места, где ее держали. Это был высокий дом – судя по лестницам, по которым ей пришлось подниматься, как минимум трехэтажный, – расположенный чуть к западу от соседнего села Хэмпден. Я искренне поблагодарил ее, сказав, что она очень умная, и, похоже, доставил ей этим немалое удовольствие. После чего поспешил прочь, чтобы рассказать Ханту о полученных сведениях. Однако я не упомянул, что, по моему мнению, нашим врагом оказался печально известный Мориарти.
   – У меня есть основания полагать, что дело крайне серьезное, – сказал я, когда мы сели в кабинете.
   Лицо Ханта все еще было пепельно-серым, он судорожно вертел в пальцах сперва нож для бумаг, затем перо, царапая им по столу, словно в нем были чернила, но лишь повреждая кончик.
   – Чего он хочет?! – в отчаянии воскликнул Хант. – Я не могу даже выполнить его требования! Он ни о чем не просит!
   – Прошу вашего разрешения отправиться на почту и послать телеграмму моему другу Шерлоку Холмсу, – ответил я. – Думаю, он охотно займется этим делом. Нет лучшей возможности раскрыть любую загадку, как прибегнуть к его помощи.
   Лицо Ханта озарилось надеждой.
   – В самом деле? Такая простая история – ребенок похищен, а потом возвращен без требования о выкупе? Вряд ли это большое преступление.
   – Причинение страданий – само по себе серьезное преступление, – почти искренне сказал я. – И то, что злоумышленник не потребовал платы, но угрожал повторить содеянное, наверняка заинтересует Холмса.
   – Тогда зовите его, Ватсон, умоляю! Я подам двуколку ко входу, чтобы вас немедленно отвезли. Попросите его приехать как можно быстрее. В награду я ничего не пожалею.
 
   Я знал: одного имени Мориарти будет достаточно, чтобы Холмс приехал. Так и вышло. Несколько часов спустя пришла ответная телеграмма, она сообщала, что мой друг приедет вечерним поездом и будет неплохо, если его встретят на станции. Я провел остаток дня, обшаривая Хэмпден, пока не нашел дом, который описала Дженни. Однако благоразумно сделал вид, что иду мимо по своим делам; если кто и видел меня, то ничего не заподозрил.
   Вечером я встречал поезд. Едва тот подъехал и остановился в облаках пара, распахнулась дверь и я увидел знакомый худой силуэт – миг спустя Холмс уже шагал по платформе навстречу мне. Он был совершенно не похож на несчастного, которого я оставил на Бейкер-стрит. Подойдя, Холмс произнес единственное слово, как магическое заклинание, и его глаза вспыхнули:
   – Мориарти!
   Внезапно я испугался, что неправильно оценил ситуацию, возможно сделав чересчур поспешные выводы. Холмс часто обвинял меня в подобных ошибках.
   – Полагаю, да, – осторожно ответил я.
   Он впился в меня взглядом.
   – Вы не уверены. В чем причина сомнений, Ватсон? Что случилось с тех пор, как вы послали мне телеграмму?
   – Ничего! – поспешил ответить я. – Ничего особенного. То, что именно он похитил ребенка, – мое умозаключение, а не установленный факт.
   – Пока никаких требований? – В голосе друга все еще слышался интерес, но мне показалось, что появились и нотки разочарования.
   – Пока нет, – ответил я, когда мы подошли к воротам, за которыми стояла двуколка. Холмс забрался в нее, и мы поехали по извилистым дорогам с крутыми насыпями, уже тонувшими в вечерних тенях. Я поведал ему о своем разговоре с Дженни, а также о том, что нашел дом из рассказа девочки. Он слушал, никак не комментируя. Я отнюдь не собирался просить прощения у друга за то, что вызвал его по делу, в котором мог и не быть замешан его заклятый враг. Речь шла о похищении ребенка, что мне казалось не менее важным.
   Нас отделяло от поместья четверть мили, когда мы увидели в сумерках садовника – отчаянно размахивая руками, он бежал навстречу. Я остановился, чтобы лошадь не испугалась и не понесла.
   – Спокойнее! – воскликнул я. – Что случилось?
   – Дженни! – закричал он с расстояния в несколько ярдов, судорожно всхлипывая. – Она опять пропала!
   Холмс тотчас соскочил с двуколки и направился к перепуганному работнику.
   – Я Шерлок Холмс. Расскажите, что произошло. Не упускайте никаких подробностей, но говорите лишь о том, что видели сами, или, если вам кто-то что-то рассказал, передавайте слово в слово.
   Садовник очень старался взять себя в руки, но не мог скрыть отчаяния, излагая факты.
   – Няня Джозефина была с Дженни наверху, в детской. Девочка бегала туда-сюда и больно ушибла палец на ноге. Пошла кровь, и Джозефина пошла в спальню – там в шкафу хранятся бинты и все такое. А когда она вернулась, Дженни исчезла. Сперва няня не придала этому значения, поскольку слышала тележку мороженщика за воротами, а Дженни обожает мороженое, – наверное, сбежала вниз, к кухарке, чтобы та нашла продавца. – Его смятение было так велико, что слова перемежались рыданиями. – Но девочки там не оказалось, а кухарка заявила, что вообще ее не видела. Мы искали повсюду, наверху и внизу…
   – Но не нашли, – мрачно закончил за него Холмс.
   – Именно! Пожалуйста, сэр, ради всего святого, если можете нам помочь, помогите! Найдите ее! Я знаю, хозяин отдаст этому дьяволу все, что тот пожелает, лишь бы вернуть назад Дженни целой и невредимой.
   – Где сейчас мороженщик? – спросил Холмс.
   – Перси? Здесь, с нами, помогает искать, – ответил садовник.
   – Он из местных?
   – Да. Я его знаю большую часть моей жизни. Вы же не думаете, будто он в состоянии что-то ей сделать? Да он и не мог, поскольку все время находился здесь.
   – В таком случае нужна другая версия. – Холмс забрался обратно в двуколку. – Возможно, Ватсон знает, куда девочку отвезли в первый раз, и мы немедленно туда отправляемся. Сообщите об этом вашему хозяину и продолжайте поиски здесь. Если это дело рук человека, о котором мы думаем, то он не настолько глуп, чтобы вернуться на прежнее место. Но взглянуть необходимо.
   Мы помчались во весь опор в Хэмпден, и я привез Холмса на улицу, параллельную той, где стоял дом. Однако тот оказался пуст. На тщательный осмотр не было времени, к тому же в нашем распоряжении имелся единственный фонарь с коляски.
   – Сегодня ее здесь не было, – с горечью сказал Холмс, хотя на самом деле мы не верили в возможность повторения ситуации. – Приедем сюда утром и все выясним.
   Ничего не оставалось, как вернуться в поместье и оказать посильную помощь. Царила такая же суматоха, как прошлым вечером. Холмс опросил слуг. К одиннадцати часам вечера все выбились из сил и почти обезумели от страха за Дженни.
   Я нашел моего друга в огороде, где он в очередной раз обходил сараи и теплицы, высоко держа фонарь и разглядывая влажную землю в поисках следов.
   – Дело дрянь, Ватсон, – сказал он, узнав мою походку и даже не повернувшись. – И особенно подло использовать для достижения своей цели ребенка. Если это на самом деле Мориарти, он крайне низко пал. Но ему наверняка что-то нужно.
   Холмс пристально посмотрел на меня, и свет фонаря обострил черты его лица. Мой друг едва сдерживал гнев. Я никогда не замечал за ним особой любви к детям, но причиненная отцу боль была очевидна всем. К тому же Холмс презирал трусов еще больше, чем дураков. Глупость – в большинстве случаев природный недостаток, трусость же – зло, происходящее от того, что кто-то ставит собственную безопасность выше безопасности других. Он считал, что подобный эгоизм лежит в основе множества иных грехов.
   – Да, Ватсон, ему что-то нужно. Мориарти ничего не делает лишь потому, что у него есть такая возможность. Говорите, ребенка вернули вчера ночью, а сегодня утром доставили письмо? Будет еще одно. Возможно, он решил мучить свою жертву, пока несчастный отец не лишится сил из-за постоянных метаний от надежды к отчаянию и обратно. Но рано или поздно преступник назовет цену. И можете быть уверены: чем дольше он ждет, тем выше ставка в игре.
   Я пытался сосредоточиться на его словах, но мне не терпелось снова взять фонарь и возобновить поиски Дженни. После утреннего разговора она стала для меня не просто потерявшимся ребенком, а человеком, к которому возникли нежные чувства. Должен признаться, мысль о том, что Мориарти использует ее в своих интригах, почти лишила меня способности здраво мыслить. Попади он сейчас ко мне в руки, я избил бы его до полусмерти – может, и прикончил бы.
   Я прошагал многие мили, зовя девочку по имени, оступаясь в бороздах на поле, пробираясь через живые изгороди и пугая птиц и зверей в рощице. А в итоге вернулся в дом полностью разбитый и без слова надежды.
   Мы все собрались на кухне – прислуга, Хант, Холмс и я. Было около полуночи. Повар заварил чай, а дворецкий принес лучший бренди, и тут вдруг распахнулась дверь. Мы как один повернулись в ее сторону и увидели Дженни, бледную, без одной туфли и с измазанной кровью ногой.
   – Папа… – начала она.
   Хант бросился к девочке и схватил ее на руки. Он сжал малышку так крепко, что она вскрикнула от боли, а потом уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Дженни была не одинока: все служанки плакали вместе с ней, и немало мужчин вдруг ощутили потребность шмыгнуть носом или на мгновение отвернуться, чтобы справиться с чувствами.
 
   Холмс встал еще до шести. Спустившись к завтраку около половины седьмого, я нашел его в холле. Он расхаживал туда-сюда.
   – Наконец-то! – сказал он, критически взглянув на меня. – Идите и снова расспросите девочку. Узнайте все что можно. Особенно меня интересует, кто ее забрал и кто вернул обратно.
   – Неужели вы думаете, что в этом замешан кто-нибудь из прислуги?
   Подобная мысль внушала мне страх, я был обязан рассмотреть и эту возможность. Ведь похищение прошло как по маслу.
   – Не знаю, Ватсон. Что-то от меня ускользает, что-то за гранью обычного. Это наверняка Мориарти в самой своей зловещей ипостаси, но слишком уж просто все выглядит.
   – Просто? – бросил я. – Девочку похищают дважды, причем во второй раз оказываются тщетны наши меры предосторожности. Если Мориарти заставил кого-то из слуг предать своего хозяина, он – сам дьявол.
   Холмс покачал головой:
   – Если и так, то это лишь совпадение. У него явно какие-то собственные замыслы. Пока вы спали, я кое-что узнал насчет деловых интересов Ханта. Судя по всему, он главный акционер местной шахты и владелец больших участков в округе, но у него нет ни политических амбиций, ни явных врагов. До сих пор не могу понять, почему он заинтересовал Мориарти.
   – Деньги! – резко сказал я. – Наверняка любому, у кого есть богатство, семья или близкие друзья, могут угрожать. В конечном счете кто-нибудь умный и безжалостный займется вымогательством.
   – Неуклюжая версия, Ватсон. Такого человека полиция будет преследовать до конца его дней. Да и деньги могут оказаться мечеными, и тогда останется лишь выбросить их. Нет, простое похищение ради выкупа – не для Мориарти. Оно не дает истинного удовлетворения.
   – Надеюсь, вы правы, – не слишком убежденно сказал я. – Сумма, которую Хант готов заплатить, чтобы его ребенка не трогали, устроила бы большинство похитителей.
   Холмс бросил на меня убийственный взгляд, но, ощутив, должно быть, мой страх и злость, вместо того чтобы спорить, снова предложил расспросить Дженни.
   Однако пришлось ждать до девяти, и то няня согласилась после долгих уговоров. Я нашел Дженни в детской – бледную, но очень спокойную для девочки, дважды пережившей страшное испытание. Очевидно, она была слишком мала, чтобы оценить угрожавшую ей опасность.
   – Привет, доктор Ватсон, – сказала она, явно обрадовавшись новой встрече. – Я еще не завтракала. А вы?
   – Нет, – признался я. – Вот пришел узнать, как ты себя чувствуешь после вчерашнего приключения.
   – Мне это не нравится, – ответила она. – Я больше туда не хочу.
   Мое сердце сжалось при мысли о том, что нужно добиться от нее подробного рассказа. Как же это ужасно: полон дом народу, и никто не в силах ее защитить.
   – Мы делаем все возможное, чтобы это не повторилось, – сказал я. – Но мне нужна твоя помощь. Скажи, это был тот же человек? Профессор?
   Она кивнула.
   – И то же самое место?
   – Нет, – покачала она головой. – Что-то вроде конюшни. Там много соломы и рыжая лошадь. Солома кололась, и было очень скучно.
   – Как профессор забрал тебя из детской?
   Девочка задумалась на несколько минут. Я терпеливо ждал.
   – Не помню, – наконец сказала она.
   – Он нес тебя или ты шла сама? – попытался я расшевелить ее память.
   – Не помню… Я шла.
   – Вниз по задней лестнице, где ходят слуги?
   Почему ее никто не видел? Почему Мориарти осмелился на подобную дерзость? Наверняка заплатил кому-то из слуг. Разумного ответа нет, это очевидно и без выкладок Холмса!
   – Не помню, – снова сказала она.
   Может, спала? Или ей дали какое-то снадобье? Я взглянул на няню – не прочту ли в ее глазах что-то еще, кроме любви к девочке? Попытка выяснить, как ребенок вернулся назад, тоже оказалась безуспешной. Дженни заявила, что ничего не помнит, а Джозефина не позволила мне продолжить расспросы. Боится, что я нападу на след? Но в равной степени ее может заботить спокойствие подопечной. Будь я на ее месте, тоже бы запретил.
   Я снова спустился вниз, ожидая, что Холмса разочарует итог моих усилий, и предвидя заслуженную критику. Он же встретил меня, размахивая письмом, которое, судя по всему, только что принесли.
   – Вот причина, Ватсон! – сказал он. – Очень похоже на Мориарти! Вы были правы в своих умозаключениях.
   И он протянул мне листок.

   Мой дорогой Хант!
   Вижу, вы позвали Шерлока Холмса. Как же предсказуем Ватсон! Но это ничего вам не даст. Я по-прежнему могу забрать ребенка в любой момент, когда пожелаю, и вы никак не сможете этому помешать.
   Однако, если решите продать 90 % ваших акций шахты «Мортон» по текущей рыночной цене – полагаю, примерно 1 фунт 3 шиллинга и 6 пенсов, – я более не стану вас беспокоить.

Мориарти

   Я взглянул на Холмса.
   – Зачем, во имя всего святого, ему нужно, чтобы Хант продал акции? – спросил я. – Какой толк с этого «Мортона»?
   – Начнется паника, и рухнет стоимость шахты, – ответил Холмс. – Вероятно, и другие шахты в округе подешевеют – а ну как Хант знает о своей нечто такое, что может оказаться опасным для остальных. Причем любое возражение с его стороны лишь подхлестнет слухи.
   – Да-да, конечно… А потом Мориарти или тот, на кого он работает, скупит все за бесценок.
   – Именно! – подхватил Холмс. – И мало того, еще сможет претендовать на лавры героя, сохранившего для горняков источники заработка. Это Мориарти собственной персоной, Ватсон. Его рука! – В глазах моего друга пылал огонь, и, должен признаться, меня это слегка разозлило: охотничий азарт ни в коей мере не сравним с опасностью, грозящей Ханту и прежде всего Дженни. – А теперь, – продолжал он, – что вы узнали от девочки? Как ее похитили?
   – Почти ничего, – ответил я. – Боюсь, ее одурманили.
   Я повторил то немногое, что она сумела мне рассказать, включая скудное описание конюшни.
   – Днем одолжим двуколку и снова поедем в Хэмпден, – сказал Холмс. – Осмотрим тот дом, возможно, сумеем что-нибудь выяснить, а затем поищем конюшню. Хотя я не сомневаюсь, что Мориарти там давно нет. Но сперва нужно поговорить с Хантом и убедить его ничего не делать с акциями.
   Его слова повергли меня в смятение.
   – Вы не можете просить его об этом! Очевидно же, что мы не в состоянии защитить Дженни. Два дня подряд ее выкрадывают из дома и возвращают обратно, а мы ни разу не видели, ни как исчезала девочка, ни как возвращалась. И не можем помешать случиться этому еще раз.
   – Рано отчаиваться, – мрачно ответил Холмс. – Полагаю, у нас есть несколько часов. – Он достал из кармана часы и посмотрел на циферблат. – Сейчас всего шесть минут одиннадцатого. Подождем до двух. Ханту хватит времени, чтобы связаться со своим брокером до конца рабочего дня, и Мориарти получит подтверждение – при худшем раскладе.
   – И чем, по-вашему, все это может закончиться? – спросил я, пытаясь увидеть хотя бы проблеск надежды.
   Как же унизительна мысль, что придется подчиниться требованиям злодея, и не кого-нибудь, а самого Мориарти. Но мы были слишком уязвимы, ведь речь шла о жизни ребенка. Я знал, что Хант пожертвует всем ради спасения Дженни, и сказал об этом Холмсу.
   – Всем, кроме собственной чести, – быстро ответил Холмс. – Его душа будет разрываться на части, но он не обречет на нужду тысячи рабочих, которым нужно кормить своих детей. Время дорого, мы не можем стоять здесь и спорить. Позаботьтесь о двуколке. Я выйду к вам, как только переговорю с Хантом.
   – Какой смысл ехать в Хэмпден или на конюшню, если Мориарти там давно нет? – угрюмо спросил я.
   – Преступник всегда оставляет следы, Ватсон, – ответил Холмс.
   Я с тревогой предположил, что он решил поехать от отчаяния, не имея никаких других идей.
   – Пожалуй, не будет лишним, если вы приведете садовника или еще кого-нибудь, кто хорошо знает эти места, – добавил мой друг, уходя.
   Не прошло и получаса, как Холмс вернулся. Двуколка, в которой сидели мы с садовником, была готова отправиться в путь. Я успел расспросить нашего проводника о заброшенных местных фермах, которые могли отвечать скудному описанию Дженни, а также о конюшнях, чьи хозяева, скорее всего, не догадывались, что помогают преступнику.
   – Вам удалось убедить Ханта? – спросил я, когда Холмс уселся рядом и лошадь тронулась быстрой рысью. – Он подождет?
   – Только до двух, – коротко ответил Холмс, и, судя по тону, даже это далось ему нелегко.
   Придвинувшись к садовнику, он сразу начал расспрашивать о близлежащих фермах, об их владельцах и о том, в каких отношениях они находятся с Хантом.
   Услышанное не показалось мне полезным для дела. Либо садовник – симпатичный пятидесятилетний крестьянин по имени Ходжкинс – не отличался беспристрастностью в отношении хозяина, либо Ханта действительно любили все в округе. Правда, кое-кто слегка ему завидовал, но без злобы. Смерть его жены, когда дочь была еще младенцем, вызвала всеобщее сочувствие. Хант владел немалым состоянием в виде усадьбы, земли и шахты, но свободных денег у него было немного. Он отнюдь не бедствовал, но жил достаточно скромно для человека своего положения. Был щедр с прислугой и жильцами, не чурался благотворительности. Само собой, у него имелись и недостатки, но из тех, что свойственны многим: порой несдержан на язык, склонен к поспешным суждениям, слишком доверчив с друзьями и слеп, когда это удобно.
   Холмс все больше уходил в себя, слушая многочисленные похвалы. Ничего нового они не добавляли, лишь подтверждали: нужно не только выяснить, куда забрали Дженни, но, что еще сложнее, извлечь из этого какую-то пользу.
   Мы с легкостью нашли высокий дом и, задав несколько вопросов соседям, получили точный словесный портрет Мориарти. Войдя внутрь, снова поднялись в комнату, которая днем удивительным образом соответствовала описанию Дженни, оказавшись светлой и просторной. Там стояла красная кушетка, но камин был чистым и холодным, словно в нем давно не разжигали огонь. Заметив на полу несколько крошек, я сказал Холмсу, что они, скорее всего, от кексов, которыми кормили Дженни.
   – Я в этом не сомневаюсь, – без особой радости ответил Холмс. – На подушке остался светлый волос. – Он рассеянно кивнул в сторону красной кушетки, глядя в окно. – Идем! – внезапно сказал он. – Здесь мы больше ничего не выясним. Именно тут он держал девочку, рассчитывая, что мы об этом узнаем. Даже оставил крошки, чтобы мы их нашли. Зачем, как вы думаете?
   – Просто небрежность, – ответил я, спускаясь следом за ним и Ходжкинсом по лестнице. – И самонадеянность.
   – Нет, Ватсон, нет! Мориарти не бывает небрежен. Крошки оставлены нарочно. Давайте поищем конюшню. Должна быть… какая-то улика. Наверняка он сделал нечто такое, что даст мне ключ к разгадке.
   Однако я опасался, что это лишь пустая надежда. Холмс ни за что бы не сознался, что порой свойственная ему доброта вступает в противоречие со здравым смыслом. Естественно, я никогда не говорил об этом вслух.
   Мы снова сели в двуколку, и Ходжкинс спросил Холмса, куда ехать. Несколько мгновений тот молчал. Я уже собирался повторить вопрос, боясь, что мой друг не расслышал, когда тот резко выпрямился.
   – Где тут ферма? – взволнованно спросил он. – Которая больше всего соответствует нашим условиям?
   – Хозяйство Миллера, – ответил Ходжкинс.
   – Далеко?
   – Без малого две мили. Отвезти вас туда?
   – Нет. А вторая из самых подходящих?
   Ходжкинс подумал пару секунд.
   – Пожалуй, ферма старого Адамса, сэр.
   – Хорошо. Вот туда-то и везите нас, и как можно быстрее.
   – Будет сделано, сэр!
   Ехать пришлось дальше, чем до первой названной фермы, и, должен признаться, я все сильнее беспокоился по мере того, как время приближалось к двум. Холмс нередко прятал от меня свои мысли, но я опасался, что на сей раз у него не больше идей насчет того, как расстроить планы Мориарти, чем у меня. Даже если найдем ферму, что это даст? Нет никаких оснований полагать, что мы застанем на ней Мориарти или что он вообще когда-либо там появлялся. Но заводить об этом разговор с Холмсом я не стал, возможно, просто из робости. Не хотелось услышать, что он растерян и напуган не меньше моего.
   Когда мы добрались до фермы Адамса и заброшенной конюшни, Холмс распахнул ворота настежь, впустив внутрь дневной свет, и тщательно изучил помещение, будто мог найти среди соломы и пыли вожделенный ключ к разгадке. Мне это показалось абсолютно лишенным смысла. Да откуда тут взяться следу вроде детского волоса или крошек? Я наблюдал за другом, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя полную беспомощность и сознавая, что мы теряем драгоценные мгновения.
   – Холмс! – наконец не выдержал я. – Мы…
   Но договорить не успел. Он торжествующе поднял маленький грязный белый носок, который вполне пришелся бы впору ребенку, и быстро осмотрел его с возрастающим удивлением и радостью.
   – И что? – сердито спросил я. – Ну да, носок Дженни. Выходит, она тут побывала. Но чем это поможет? Он все равно сегодня ночью ее выкрадет и, будьте уверены, доставит не сюда!
   Холмс вынул карманные часы.
   – Уже второй час! – расстроенно проговорил он. – Времени у нас больше нет. Ходжкинс, везите меня в поместье. И гоните во весь опор!
   Ходжкинс, похоже, больше меня поверил, что для спешки есть причина, – он безжалостно нахлестывал лошадь. Должен сказать, та не подкачала. Несчастное создание, все в мыле, еле дышало, когда мы наконец остановились на дорожке у парадной двери и Холмс выпрыгнул из коляски, размахивая носком.
   – Все будет хорошо! – крикнул он Ходжкинсу. – Позаботьтесь о нашем славном четвероногом помощнике! Ватсон, за мной!
   Он ворвался в холл, зовя что есть мочи Ханта. Я с ужасом увидел, что напольные часы у подножия лестницы показывают три минуты третьего.
   Хант распахнул дверь кабинета. Он был бледен, глаза округлились от страха.
   Холмс показал ему носок.
   – На нем нет крови! – торжествующе заявил он. – Скажите, в котором часу приезжает мороженщик?
   Хант уставился на моего друга как на сумасшедшего, и, должен признаться, то же опасение промелькнуло и в моей голове. Выругавшись, Хант повернулся кругом, – слишком захваченный эмоциями, он был просто не в состоянии отвечать.
   Холмс шагнул следом, схватил Ханта за плечо, и тот вновь повернулся, замахнувшись кулаком.
   – Поверьте, сэр, я совершенно серьезно! – мрачно произнес Холмс. – Вашей дочери ничто не угрожает, пока не появится мороженщик…
   – Мороженщик! – взорвался Хант. – Вы с ума сошли, сэр! Я знаю Перси Брэдфорда, сколько самого себя помню! Он никогда…
   – Он ни в чем не виноват, – согласился мой друг, продолжая сжимать плечо Ханта. – Все дело в мелодии, которую он играет. Взгляните! – Он снова поднял маленький грязный носок. – Видите: на нем нет крови! Мориарти хочет убедить нас, что носок нашли там, где он держал Дженни прошлой ночью, и что предмет одежды обронен случайно. Но это не так. Несомненно, это носок вашей дочери, но оставшийся после первого похищения, когда вы ее не охраняли, поскольку ни о чем не подозревали.
   – И какая разница? – В голосе Ханта отчетливо прозвучал страх.
   – Пошлите за мороженщиком, и я вам покажу, – ответил Холмс. – Пусть подойдет к воротам как обычно, но прямо сейчас, и сыграет свою мелодию.