Бывший помощник всегда чувствовал мое настроение, нередко лучше меня самого.
   За тяжелым дубовым столом посреди комнаты сидели трое. Двоих я знал в лицо. Первый – Эдуард, принц Уэльский и наследник престола. Второй сосед был намного старше. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы узнать его, учитывая, что Альберт Саксен-Кобург-Готский, принц-консорт королевы Англии Виктории, в моем мире умер тридцать три года назад. Черты третьего кого-то напоминали. Судя по худому, похожему на череп лицу, его скорее можно было встретить на улицах Ист-Энда, чем в такой компании. При виде этих людей, особенно живой Мэри, я помолился о том, чтобы все не оказалось кошмарным сновидением.
   – Какая неожиданность, профессор! Мы давно не имели чести видеть вас в нашем обществе, – сказал принц Альберт.
   – Спасибо, ваше королевское высочество, – ответил Мориарти. – Полагаю, вы знаете Мюррея. А этот джентльмен – доктор Джон Ватсон, которого я попросил помочь нам в сегодняшнем предприятии. Полностью за него ручаюсь.
   – То, что он пребывает в вашем обществе, вполне доказывает его надежность, – сказал принц Эдуард, доставая из серебряного футляра большую сигару. – Ватсон? Ватсон… Не родственник ли покойного полковника Ватсона? Я встречался с ним несколько лет назад, когда путешествовал по Индии.
   – Двоюродный брат, сэр, – ответил я, улавливая неуверенность в собственном голосе. – Наши родители утверждали, что мы почти как близнецы.
   – Если память мне не изменяет, так оно и есть. – Наследник короны рассмеялся, закуривая сигару. – Он был хорошим человеком, ваша семья по праву может им гордиться. Настоящий герой империи!
   – Спасибо.
   – Итак, профессор, – сказал принц-консорт, – что привело вас сюда?
   – Вопрос чрезвычайной важности. По вашему собственному утверждению, даже королева не знает, в какой степени вы и ваш сын вовлечены в это дело. Если бы не ваша надежная поддержка из-за кулис, я не стал бы даже рассуждать о том, в каком состоянии сейчас пребывала бы наша страна. Однако ситуация такова, что действовать в одиночку я больше не могу. Уже несколько лет вам троим известно о моей продолжающейся вражде с Шерлоком Холмсом. Не могу точно вспомнить, сколько раз этот Наполеон преступного мира умудрялся ускользнуть из расставленных сетей. Сегодня он привел в действие план, включающий побег Джека-потрошителя.
   После этих слов наступила хорошо знакомая мне тишина – такая же, как после сообщения родным пациента о его смерти.
   – Вы уверены? – спросил принц Альберт.
   Казалось, что за несколько минут он постарел лет на двадцать.
   – Да. Более того, я полагаю, что события достигнут кульминации в течение нескольких суток. Через три дня – годовщина первого убийства, совершенного Потрошителем. Чувство юмора Холмса проявится во всей красе, если в этот день мы увидим убийцу на свободе.
   Третий человек, сидевший за столом и все это время молчавший, взял перо и стал писать. Затем он передал листок бумаги принцу Эдуарду, чья сигара лежала нетронутой в пепельнице; под ней скопилась кучка серого пепла.
   – Вы гарантировали молчание ваших товарищей, профессор. Что ж, пусть они оба осознают, что им предстоит услышать, возможно, самый опасный из всех секретов Британской империи. Что вы знаете о злодеяниях Потрошителя, джентльмены? – спросил наследник престола.
   – Только то, что было в газетах, – ответил Мюррей.
   Холмс участвовал в расследовании, но никогда не делился подробностями, утверждая, что об этом лучше не рассказывать. Я вспомнил множество слухов о Потрошителе, ходивших в те мрачные дни по всем пабам и закоулкам.
   – Шесть лет назад Мюррей был в Америке, помогал мне в расследовании дела фирмы «Мэй сервейланс». Доктора Ватсона тоже не было в стране.
   – Очень хорошо. Как вам известно, джентльмены, в течение примерно шести месяцев тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года Лондон был повергнут в ужас серией убийств, совершенных в районе Уайтчепел человеком, который стал известен под именем Джека-потрошителя. Благодаря стараниям профессора Мориарти, Скотланд-Ярда и покойного инспектора Элларда в начале июля того же года его схватили, – сказал принц Эдуард.
   – Но почему об этом не сообщили гражданам? – спросил Мюррей.
   – Из-за личности убийцы. До сих пор помню ночь, когда меня пригласили в Скотланд-Ярд. Я узнал, кто такой Потрошитель, и понял, что эти сведения не могут быть преданы огласке, – дрожащим голосом произнес принц Альберт.
   – Джек-потрошитель оказался не кем иным, как герцогом Кларенским, третьим в очереди претендентом на трон Англии, – продолжил его сын. – Это Альберт Виктор, моя плоть и кровь, мой собственный сын.
   Конечно, по поводу внука королевы ходили слухи, но, как и многие другие, я считал их плодом воображения напуганной толпы.
   – Само собой, он был безумцем: душевное расстройство на почве сифилиса. Вы наверняка понимаете, перед какой дилеммой мы стояли, – сказал Мориарти.
   – Моего внука пришлось исключить из числа претендентов на трон. Одна мысль о том, что наследник – убийца, потрясла бы основы монархии и нашей империи. Поэтому от него, если можно так выразиться, избавились, как от бешеной собаки, – с помощью высокопоставленных лиц инсценировали смерть. Последние несколько лет Альберт Виктор под именем Виктора Уэнсди содержался в приюте для умалишенных в Друидс-Хилле. Даже моя любимая Виктория не знает всей правды, – сказал принц Альберт.
   – Можете не сомневаться, ваше королевское высочество, что никто об этом не узнает ни от Мюррея, ни от меня, – заверил я.
   – Спасибо, доктор.
   То были слова не монарха, а убитого горем отца.
   Третий снова взял перо. На этот раз листок отправился прямо к принцу Альберту.
   Старик прочитал его и кивнул.
   – Не могу не согласиться. Профессор, я намерен полностью передать дело вам. Если потребуется, в вашем распоряжении будут все государственные ресурсы.
   Принц-консорт написал на листе бумаги несколько строк, скрепив их отпечатком своего перстня на горячем воске. Его сын взглянул на текст, подписал и поставил собственную печать.
   – Это не только даст вам доступ в приют, но и полномочия поступать так, как вы сочтете нужным в отношении Виктора Уэнсди, – сказал принц Эдуард.
   – Все полномочия?
   Я приподнял бровь. Для меня эти слова означали власть над жизнью и смертью. Подозреваю, что для Мориарти тоже.
   – Все полномочия, – подтвердил наследник престола.
   – Понимаю. И буду стараться действовать как можно благоразумнее.
   – Ни минуты в том не сомневался, – тихо ответил старик.
 
   Мориарти решил, что Мюррею лучше оставаться в Лондоне, пока мы с ним нанесем визит в «Друидс-Хилл». В пути нас сопровождал еще один человек – Мэри Морстен.
   – Думаю, в вашем предприятии ее помощь пригодится, – сказал принц Эдуард.
   Я начал возражать, опасаясь за ее безопасность. К тому же у меня возникла мысль, не является ли в этом мире Мэри одним из многих «близких друзей», которых мог иметь в виду Берти.
   – Прежде чем вы станете возражать, доктор, – сказала она, – позвольте кое-что объяснить. Я еще и квалифицированный врач, выпускница Королевского колледжа. Некоторое время практиковала. Моя последняя специализация – судебная психиатрия.
   Мэри всегда проявляла серьезный интерес к моей работе, но я не предполагал, что он может зайти так далеко. Вряд ли стоит говорить, что моему изумлению не было предела. Мне доводилось слышать о женщинах-врачах, но до сих пор я ни одной не встречал.
   – Каково состояние принца? – спросил я.
   – Оно постепенно ухудшается. Бывают периоды просветления, но недолгие. Как у многих страдающих сифилисом, мысли путаются, действия малоосмысленны или безрассудны. Иногда он впадает в смертельную ярость – при упоминании некоторых тем, в частности когда речь заходит о королеве, его бабушке. Всего три недели назад он чуть не убил врача, сделавшего замечание, – сказала она.
   – Вы понимаете опасность, которой себя подвергаете? – спросил я, осознав, что говорю с женщиной, в последние годы проведшей немало времени в обществе Джека-потрошителя и при том оставшейся в живых.
   – Да, доктор Ватсон, – ответила Мэри. – Но спасибо, что беспокоитесь обо мне.
   – Могу я задать вопрос, профессор? – сказал я.
   – Конечно. Учитывая нынешние обстоятельства, могу предположить, что у вас их немало.
   – Тот худой джентльмен на Кьюдеджин-сквер, что все время молчал, – кто он? Принц явно ему доверяет.
   – Так оно и есть. Его фамилия Холмс.
   – Холмс? Майкрофт Холмс?
   – Он самый, Ватсон. Как вижу, вы слышали о нем?
   – Да. Чем он занимается?
   – Точно не знаю, но думаю, что он глава секретной службы.
   – Думаете?
   – Это очень большая тайна.
   Хоть что-то в этом мире напоминало мой! Покачав головой, я повернулся к Мэри.
   Мы отправились с вокзала Виктория на следующее утро. В пути выяснилось, что мне удивительно легко общаться с Мэри, так похожей на женщину, которую я любил. И в то же время они отличались друг от друга как день и ночь.
 
   Вот и приют для умалишенных «Друидс-Хилл». Судя по названию, это место могло выглядеть более зловеще, чем роскошное загородное поместье, куда мы прибыли тем же вечером. Покоившийся на прочном каменном фундаменте дом с не менее чем трехсотлетней историей был окружен забором, который местами прятался под вьюном и деревьями. Узорные решетки на окнах были изготовлены из чугунной арматуры.
   – Настоящая крепость, – сказал я.
   – Холмсу будет нелегко сюда проникнуть, – заметила Мэри.
   – Доктор Морстен, я высоко ценю тот факт, что вы не считаете это невозможным, – сказал Мориарти. – Пока мы ехали, я придумал пять способов проникновения. Это нечто вроде вызова, и раньше Холмс его всегда принимал.
   Директором «Друидс-Хилла» оказался дородный джентльмен с бакенбардами – доктор Р. А. Трокмортон. У него был самодовольный вид человека, нашедшего свою нишу и готового защищать ее до конца.
   – Я не позволю нарушать размеренную жизнь этого заведения! Врываясь сюда посреди ночи, вы рискуете свести на нет многие месяцы труда. Доктор Морстен, я крайне удивлен, что вы связались с… искателями приключений.
   При этих словах Мориарти привстал в кресле, но тут же снова сел. Его лицо ничего не выражало, серые глаза пристально смотрели на доктора Трокмортона. Послышалось клацанье металла, и я заметил, что профессор перекатывает в руке три железных шарика.
   – Вы видели бумагу, подтверждающую полномочия.
   – Да, видел. Эта бумажка заставляет меня думать, что душевное расстройство Виктора Уэнсди лишь отчасти вызвано болезнью, а в большей степени – родословной, – сказал Трокмортон.
   – Подобное заявление граничит с изменой, доктор, – проговорил я.
   – Оно граничит с правом свободнорожденного англичанина говорить то, что он думает, сэр, – ответил директор. – Правом, которым обладаем мы все – и республиканцы, и роялисты.
   – Доктор Трокмортон, здесь не Гайд-парк. Вам известно, каковы мои полномочия, от кого они исходят и до каких границ простираются. Вы знаете, кто я. Мои спутники – врачи, они наверняка сумеют позаботиться о здоровье пациента. Вы допустите меня к нему? – спросил Мориарти.
   – Да, – наконец уступил Трокмортон.
 
   Альберт Виктор, герцог Кларенский, третий в очереди претендентов на трон Великобритании, он же Виктор Уэнсди, не спал, а сидел на кровати, не сводя глаз с пейзажной картинки, висевшей на противоположной стене.
   Его держали под землей, на самом нижнем уровне «Друидс-Хилла», на глубине почти тридцать футов. По словам Мэри, ему дозволялось покидать камеру лишь в сопровождении охраны. Эта часть приюта была отведена для самых опасных душевнобольных. Пока мы шли по коридорам, я слышал крики страдания и ярости, проникавшие сквозь каменную кладку.
   – Он сидит уже много дней без сна, просто таращится на картину, словно пытаясь вникнуть в ее мельчайшие детали. Возможно, это своего рода бегство от реальности, – сказала Мэри. – Иногда лепечет что-то практически лишенное смысла. А порой его ум проясняется, хотя это происходит все реже. Он словно понимает, что совершил и что с ним происходит.
   Мы пробыли там целый час, но за это время принц не ответил ни на один вопрос, вообще не заметил нашего присутствия. Он так и сидел на краю постели, неотрывно глядя на картину. Я достаточно отчетливо видел его лицо, чтобы различить черты сходства с двумя другими лицами, виденными мною несколько часов назад. Больной потерял в весе, но какое бы имя он ни носил в «Друидс-Хилле», передо мной безусловно была особа королевской крови.
   – Интересно, знает ли он, что его хотят освободить? – спросил я.
   – Мне было бы это известно, если бы Холмс пытался с ним связаться. Но сомневаюсь, что Виктор помнил бы об этом, – сказал Мориарти. – На данной стадии сифилиса память больного крайне слаба.
   Тем временем принц встал и пересек камеру, чтобы слегка поправить картину. Затем он начал расхаживать взад и вперед медленным размеренным шагом, держа осанку, вполне достойную члена августейшей семьи.
   На миг остановившись, он посмотрел на нас, слегка кивнул Мэри и пошел дальше.
   – Вряд ли стоит ждать прямого нападения, – сказал я Мориарти.
   – Возможно, – ответил он.
   – Порой лобовая атака оказывается лучшей стратегией, – послышался голос у нас за спиной.
   Повернувшись, мы увидели в дверях, которые вели на верхние этажи приюта, директора Трокмортона. Голос же принадлежал по-медвежьи крупному мужчине, стоявшему прямо позади него. Одной рукой он держал директора за шею, а другой прижимал к его виску пистолет.
   – Если вы, джентльмены и леди, будете столь любезны отойти к дальней стене, для большинства из нас все станет намного проще.
   – Прошу вас, сделайте, как он просит! Уже застрелены два моих санитара, и кто знает, сколько еще будет жертв, – умоляюще проскулил Трокмортон.
   – Полагаю, полковник Моран? – сказал я.
   – Он самый. А вы кто такой, сэр? Я знаю Мориарти и эту девушку, но вы мне не знакомы.
   – Полковник медицинской службы Джон Ватсон, Пятый Нортумберлендский стрелковый полк. Возможно, вам знакомо мое бывшее подразделение.
   Я решил присвоить себе непривычное звание, надеясь стать в глазах Морана равным ему.
   – Прекрасный полк. А теперь, полковник, если вы не встанете у стены, я пристрелю вас, а затем директора Трокмортона, – сказал он.
   Увы, похоже, мне не удалось произвести на него впечатление.
   – Знаете, мистер Холмс, – покачал головой Мориарти, – думаю, вам будет удобнее, если полковник Моран вынет пистолет из вашего уха.
   Сперва я не мог понять, какую игру он ведет, но затем увидел перемену, произошедшую с директором приюта. Моран действительно отпустил его, отойдя на несколько шагов назад. С плеч Трокмортона соскользнул пиджак на толстой подкладке, за ним последовали подложенная под рубашку подушка, затем копна растрепанных рыжих волос и такие же бакенбарды.
   Шерлок Холмс выпрямился во весь свой рост. Его лицо ничем не отличалось от лица моего друга, если не считать более глубокие морщины вокруг глаз.
   – Так намного лучше. Изменить внешность – дело несложное, но у этого человека столь невыносимый характер, что я не понимаю, как можно выдержать рядом с ним хотя бы минуту. Профессор, когда вы распознали обман?
   – Не сразу. Я стал подозревать, что разговариваю не с настоящим доктором Трокмортоном, заметив, что одна из ваших бакенбард приклеена неудачно. Вы превосходно сыграли. Несомненно, могли бы стать хорошим актером, – сказал Мориарти.
   – Благодарю вас! Подобно многим, я мечтал о театре. Возможно, если бы моя жизнь пошла по иному пути… Но к делу это не относится. Ваше внезапное появление вынудило меня поспешить с исполнением моего плана.
   Опустив тонкие пальцы в карман жилета, Холмс извлек длинный серый ключ, вставил его в замок и с торжествующим видом распахнул дверь.
   – Ваше высочество, не будете ли вы так любезны пойти со мной?
   Виктор Уэнсди продолжал расхаживать туда-сюда, не обращая внимания на Холмса. Наконец остановившись, он даже не взглянул ни на Шерлока, ни на открытую дверь, а уставился на картину.
   – Это реальность или обретший форму очередной кошмар? – прошептал он.
   – О, самая настоящая реальность, ваше высочество. Кошмаром эта ночь станет для тех, кто вас здесь запер, – ответил Холмс.
   – Хорошо, – сказал принц.
   Впервые мне показалось, будто Виктор Уэнсди исчез, а его место занял принц Альберт Виктор.
   – Мы были бы рады, если бы вы пошли вместе с нами, доктор Морстен, – небрежно бросил Холмс, направляясь к двери.
   При мысли о том, что Мэри может оказаться в руках изощренного преступника, известного как Джек-потрошитель, я, не думая о последствиях, с криком бросился на Холмса. Но путь к двойнику моего старого друга преградила человекоподобная гора. Моран схватил меня за лацканы пиджака и с размаху швырнул на решетку камеры.
   Последнее, что я услышал, прежде чем лишиться чувств, – голос Мэри, звавшей меня по имени.
 
   Прошла не одна вечность, прежде чем тьма рассеялась. Я попытался что-то сказать, но слова заглушил грохот в голове, напоминавший смену караула у Букингемского дворца. Попытка приподняться закончилась ничем: слабость накрыла меня как волна и снова опустила на пол.
   – Спокойно, доктор. Вы не только лишились чувств, но и сильно ударились головой о решетку. Сотрясения, похоже, нет, но немного полежать нужно, – сказал Мориарти.
   Мы находились в камере принца – это стало ясно почти сразу. Чтобы понять, что дверь надежно заперта, спрашивать не требовалось.
   – Как долго я был без сознания?
   – Минут десять, не больше.
   Мориарти, похоже удовлетворенный моим состоянием, повернулся к двери и начал внимательно ее изучать.
   – Не думаю, что стоит обсуждать очевидное, – сказал я. – Но если мы не выберемся отсюда, Мэри рискует стать шестой жертвой Джека-потрошителя.
   – Восьмой. Были еще две, о которых общественности неизвестно. Впрочем, полагаю, вы правы, – ответил он.
   В тот же миг дверь распахнулась. Повернувшись ко мне, Мориарти показал тонкую проволоку, которую он вновь прикрепил к цепочке карманных часов.
   – Идемте, доктор?
   Прежде чем я успел подняться на ноги, Мориарти подошел к противоположной стене и сунул руку в мусорную корзину возле поста охраны. Покопавшись там, он извлек револьвер, который дал мне накануне вечером Мюррей.
   – Вышибив из вас дух, Моран обыскал нас обоих. Он нашел у вас оружие, но самолюбие не позволило ему оставить себе обычный армейский револьвер. Вряд ли он ожидал, что мы так быстро им воспользуемся. – Профессор протянул находку мне.
   Главный холл «Друидс-Хилла» был почти пуст. Я услышал, как старинные часы пробили десять.
   – Вероятно, они направляются к каретному сараю, – сказал Мориарти.
   Я уже бежал к двери, опережая его на десяток шагов. К несчастью, мы опоздали. Я едва успел выскочить из дверей, как мимо галопом пронеслась открытая коляска. Человек, державший поводья – похоже, Моран, – силился управлять лошадьми, одновременно борясь с соседом, явно намеревавшимся вытолкнуть его из коляски. Судя по всему, это был принц.
   – Нам их не догнать! – крикнул профессор. – Стреляйте, Ватсон, стреляйте!
   Я трижды выстрелил.
   Моран потерял управление, когда лошади на дорожке вошли в крутой поворот. Коляску несколько раз бросило из стороны в сторону, затем она опрокинулась набок, и ее пассажиры вместе с перепуганными лошадьми растянулись на траве.
   Мэри я обнаружил в нескольких футах от того поворота. Она попыталась приподняться, чтобы выползти из смягчивших падение кустов, но ее лицо тут же исказилось от боли.
   – Не уверена точно, – сказала она, – но, кажется, я сломала руку.
   К счастью, перелом был закрытый. Остальные повреждения сводились к синякам и ссадинам.
   – Честная плата за мою жизнь, – улыбнулась она.
   Морана мы нашли лежащим без сознания на земле, а тело принца со сломанной шеей оказалось под перевернутой коляской – смерть наступила почти мгновенно.
   Мориарти досталась незавидная задача – известить отца и деда о том, что история, сочиненная ими много лет назад, стала реальностью.
   – Что произошло в коляске? Почему принц напал на Морана? – спросил Мориарти у Мэри.
   – Я сама не успела понять. Как только мы выехали из сарая, Моран что-то сказал принцу, тот яростно закричал и вцепился полковнику в горло. Впрочем, я этому рада, – ответила она.
   – Что бы ни случилось, похоже, Джек-потрошитель спас вам жизнь, – заметил Мориарти.
   Вдруг до меня дошло, что Холмс исчез.
   – Его следы ведут в сторону от приюта и теряются в четверти мили к востоку, – сказал профессор. – На них есть немного крови. Однако мы наверняка еще услышим о мистере Шерлоке Холмсе.
 
   – Поезд опаздывает, – сказал я, защелкивая крышку часов.
   Мэри взяла меня под локоть и улыбнулась. Ее левая рука висела на перевязи – напоминание о нашей встрече с другим Холмсом.
   Должен признаться, я изрядно волновался, что не удивительно, учитывая случившееся со мной за последние несколько дней.
   Это был не привычный мне вокзал Виктория, а скорее сельская железнодорожная станция. Собственно, это мог быть зал ожидания на любой станции от Ливерпуля до Глазго. По нему бродили редкие встречающие и пассажиры. Профессор Мориарти сидел с блокнотом на коленях, полуприкрыв глаза, и время от времени записывал несколько слов или математические формулы. Периодически слышался уже знакомый звук ударявшихся друг о друга металлических шариков, которые он перекатывал в ладони.
   Наш с Мэри разговор иссяк, и последние несколько минут мы молчали, изредка ободряюще улыбаясь друг другу.
   – Похоже, прибывает поезд, – сказала Мэри.
   Станция заполнилась знакомым шипением и свистом. На западе появились огни, я услышал лязг тормозов, а мгновение спустя увидел в облаках пара подъезжающий к платформе поезд.
   Мориарти достал из жилетного кармана часы.
   – Девять с половиной минут опоздания. Несущественно с точки зрения математики, особенно учитывая расстояние, которое ему пришлось преодолеть.
   Из поезда выходили пассажиры. Многие направились к багажному отделению, некоторые в замешательстве озирались по сторонам. Сквозь толпу прокладывала себе путь знакомая фигура в пальто-крылатке и цилиндре, с тростью в руке.
   – Холмс, мы здесь! – крикнул я.
   Признаюсь, до этого момента я опасался, что все мои воспоминания о другом мире – долгий сон.
   – Ватсон, дружище! Рад вас видеть, – сказал Холмс, пожимая мне руку. – Я совершил самое потрясающее путешествие в моей жизни и видел такое, что удивило даже меня.
   – Надо полагать, зрелище и впрямь впечатляющее, – заметил я.
   – Именно! Уверен, что обратное путешествие окажется еще удивительнее, – ответил он.
   Я бросил взгляд на Мэри. В ее глазах светилась житейская мудрость, которая всегда мне помогала.
   – Холмс, я совсем забыл… Позвольте представить вам…
   – Очень приятно, доктор Морстен.
   – Мое почтение, мистер Холмс. Вы в самом деле замечательный человек – именно такой, каким вас описывал Джон. Поскольку он уже объяснил, откуда вам известно мое второе «я», меня больше интересует, как вы определили, что я доктор?
   Холмс сверкнул знакомой улыбкой.
   – Проще простого. Вашу профессию выдают многие признаки. Упомяну лишь два: едва заметное пятно ляписа на вашей здоровой руке и наушник стетоскопа, торчащий из рукава. Поскольку я вижу, что Ватсон продолжает носить свой стетоскоп в шляпе, легко сделать вывод, что первый принадлежит другому врачу, в данном случае вам, – сказал он.
   – Потрясающе! – рассмеялась Мэри.
   – Элементарно, – сказал Холмс. – Согласны, профессор?
   – Несомненно, Холмс. Как я заметил, вы не упустили возможности рассмотреть меня в зеркале на стене.
   – Обычная предосторожность, учитывая нашу историю. Уверен: поменяйся мы местами, вы поступили бы так же.
   – Вы еще раз дали понять, почему ваш двойник оказался столь неуловим в течение многих лет, – усмехнулся Мориарти. – Рад с вами познакомиться, мистер Холмс.
   – И я рад, профессор, – ответил мой друг.
   Затем я увидел то, чего не ожидал увидеть никогда в жизни: Шерлок Холмс и Джеймс Мориарти обменялись рукопожатиями.
   – Письмо, которое вы прислали, имело захватывающие последствия, – сказал Холмс.
   – У вас не возникло проблем с предложенными мною формулами?
   – Никаких. Потребовалось лишь изменить свое восприятие, чтобы направить поезд на эту конкретную станцию вашего мира, – ответил Холмс. – Вряд ли остальные пассажиры что-то заметили.
   – В таком случае не должно быть проблем и с возвращением вас и Ватсона назад, в ваш мир, на следующем поезде, – Мориарти достал из кармана лист бумаги, – который отходит через десять с небольшим минут, если верить расписанию.
   Пора было решаться. Крепче сжав руку Мэри, я сказал:
   – К сожалению, я не возвращаюсь вместе с Холмсом.
   – Понимаю. И вряд ли я ошибусь, предположив, что, по крайней мере отчасти, причина тому – доктор Морстен? – спросил Холмс.
   Я увидел на его лице широкую улыбку.
   – Совершенно верно. В нашем мире карьера женщины-врача крайне тяжела. Здесь хотя это и не является нормой, но воспринимается проще. Будучи врачом общей практики, я могу работать где угодно. Не считая немногих родственников, близких у меня нет. Кроме вас и еще нескольких друзей, никто не заметит моего исчезновения. К тому же профессор предложил свою помощь для обустройства в этом мире, – сказал я.