Гилберт Эдвин. Камни его родины

   Он сидел, пытаясь сосредоточиться и обдумать данные, тщательно собранные Винсом. Заглянул он и в свои собственные заметки – наспех записанные мысли о школьной архитектуре; в большинстве своем они были результатом его наблюдений и раздумий во время поездки по стране.
   Архитектору, выступающему на таких заседаниях, предупреждал его Винс, следует зарубить себе на носу: нечего и пытаться заранее представить себе, о чем его спросят и какие предъявят требования. Каждый из сидящих здесь архитекторов должен быть готов ответить на тысячу вопросов.
   Один за другим его коллеги входили в зал и выходили оттуда с такими измученными, устало-удивленными и потными физиономиями, что, глядя на них, Рафф все больше волновался.
   – Пожалуйста, мистер Блум. – Кто-то поманил его из приоткрытой двери в конце коридора.
   Рафф вскочил, и все бумажки Винса разлетелись по полу. Кое-как подобрав их, он зашагал к двери, вошел в зал и был представлен комитету, заседавшему под председательством седовласого крепыша, Джошуа Ханта. К этому времени в голове у Раффа осталась какая-то каша из разрозненных, полузабытых фактов.
   Он стоял в своем мешковатом сером костюме «в елочку», белой рубашке и грубошерстном галстуке, прижимал к груди папку с чертежами и смотрел на членов комитета, в котором, помимо мистера Ханта, было четверо мужчин и две женщины.
   Он смутно услышал слова Ханта о том, что Винсент Коул заболел и вместо него от фирмы «Остин, Коул и Блум» явился мистер Блум.
   – Какие школы построила ваша фирма? – спросил один из членов комитета.
   На это вместо Раффа ответил сам Хант:
   – Никаких.
   Долгое молчание. Члены комитета углубились в лежавшие перед ними большие желтые блокноты.
   Первым поднял глаза на Раффа длиннолицый бледный человек.
   – Мистер Блум... – Он указал на план участка, прикрепленный к классной доске на правой стене зала. – При наличии такого вот участка, расположенного на пересеченной местности, как вы ориентировали бы здание по отношению к шоссе?
   Вопрос был удачный: Рафф все-таки успел изучить фотокопию плана, раздобытую Винсом. Но ответил он не так, как на его месте ответил бы Винс, а по-своему:
   – Говоря по совести, – тут он спохватился и добавил «сэр», – я не считаю, что эта школа должна помещаться в одном здании. На таком неровном участке лучше разместить несколько небольших строений. – Это предложение было полной неожиданностью для него самого. – Прелесть такой планировки в том, что в ансамбль можно включить все деревья, и они будут не только давать тень, но и объединят здание с ландшафтом, который...
   – Минуточку, мистер Блум, – перебил Джошуа Хант. – Я хотел бы уточнить. Сколько именно зданий?
   – Я думаю, четыре, – нерешительно сказал Рафф.
   Хант подергал густые серебряные усы.
   – А не приведет ли это к тому, что стоимость кладки по меньшей мере удвоится?
   – Мы не намерены входить в лишние расходы, – добавил длиннолицый. – Нам кажется, что самое экономичное сооружение – это одно здание с четырьмя стенами.
   – Было бы очень желательно, чтобы мистер Блум подробнее изложил свои соображения, – вмешалась молодая женщина в очках.
   – В общем, – благодарно повернулся к ней Рафф, – школа представляется мне в виде нескольких небольших зданий, соединенных крытыми переходами. Детям это Должно понравиться – они любят разнообразие. Помню, в. детстве я ненавидел большое школьное здание – в нем было что-то слишком... педагогическое. – Морщина на лбу Длиннолицего заставила его замолчать. Но возражений не было, и он продолжал: – Я хочу сказать, что в наших школах слишком много «школьного», а ребенку нужно дать ощущение дома – маленькое здание или несколько непохожих друг на друга зданий... может быть, выкрашенных в разные цвета... так, чтобы они напоминали кубики.
   – Мистер Блум, – ровным голосом сказал Хант, – не кажется ли вам, что вы упускаете одну мелочь: бюджет? Нам нужно удобное, недорогое здание, в котором могло бы учиться двести двадцать детей. Не следует также забывать, что через десять лет число учеников удвоится. Мы не можем позволить себе эксперименты с... кубиками.
   – Джош, – обратилась к нему молодая женщина в очках, – по-моему, выслушаем мистера Блума до конца. В том, что он говорит, много правильного. Вот мои малыши постоянно жалуются, что наша теперешняя школа похожа на большую старую тюрьму.
   Член комитета с темно-рыжими щетинистыми волосами и светло-рыжими бровями сказал:
   – Я охотно согласился бы с вами, Лойс, только вряд ли нам по карману... как бы это сказать... забавляться кубиками, когда департамент просвещения...
   – Я так ничего и не понял, мистер Блум, – перебил его Джошуа Хант. – Не можете ли вы объяснить нагляднее? – И он указал на доску.
   – Попытаюсь. – Рафф подошел к доске. Детские кубики! И какого черта он употребил это дурацкое выражение! Но, когда он взял в руки мел и повернулся к слушателям спиной, уверенность вернулась к нему. – Давайте подойдем к проблеме так, – говоря это, он набрасывал план. – Сгруппируем помещения вокруг открытой площадки для игр и большого зала, приспособленного для самых разнообразных целей. Расположим их несимметрично. Пусть в каждом здании будет по две классные комнаты с уборными и умывальными. Перегородки между классами поставим передвижные. – Он соединил домики между собой, и теперь даже по этому черновому наброску можно было судить, как будет выглядеть такая школа, похожая на летний лагерь. Он поискал глазами и, обнаружив цветные мелки, раскрасил здания в красный, зеленый, желтый и синий цвета. – Такие жесткие краски не годятся, – заметил он. – Нужны более мягкие оттенки, гармонирующие с окружающим пейзажем.
   – Как было бы чудесно! – услышал он голос молодой женщины. – Они действительно выглядят как кубики.
   Рафф повернулся к слушателям:
   – Конечно, я сделал только самый общий набросок, но...
   Другой член комитета раздраженно прогнусавил:
   – А я-то думал, что современные архитекторы стоят за плоские крыши. Сколько их тут выступило и все настаивали на плоских крышах, потому что они экономичнее. А вы вон какие коньки насажали.
   – Видите ли, – сразу ответил Рафф, потому что этот вопрос был для него животрепещущим, – я лично не считаю, что плоские крыши хороши во всех случаях жизни... сэр. Мне это пришло в голову в прошлом году, когда я ездил по стране. Из-за этих плоских крыш все дома выглядят на одно лицо; через несколько лет кругом будет такое однообразие – сплошные горизонтальные линии. Мне кажется, что невысокие двускатные крыши теснее связывают дом с небом...
   Он запнулся, почти физически ощутив нетерпение слушателей.
   – Мы говорили о сравнительной стоимости, – сказал гнусавый. – У ваших... кубиков покатые крыши. Насколько они дороже плоских?
   – И скажите еще, коли на то пошло, – вставил рыжий, – на сколько процентов удорожатся малярные работы из-за этой сногсшибательной раскраски?
   Если бы члены комитета не так набросились на него, если бы они не оборвали его на полуслове, а дали ему собраться с мыслями, он мог бы приблизительно ответить на эти вопросы. Но сейчас он молчал, чувствуя нестерпимое раздражение и полное свое бессилие. У него даже вспотел затылок. О господи, ну как втолковать этим господам, что для детишек школа, в которой они учатся, не менее важна, чем для их папаш и мамаш дома, в которых они живут! А дети заслуживают, во всяком случае, такого же внимания, как строительные контракты!
   Конечно, стоимость – вещь немаловажная; бюджет у строительного комитета очень жесткий. И все-таки в первую очередь нужно думать о том, чтобы получше устроить школу, а уже потом изобретать способы, как уложиться в бюджет. Какой смысл заранее отрезать себе все пути!
   Когда он наконец заговорил, голос его звучал слишком громко:
   – Я не могу подсчитать вам сию минуту на логарифмической линейке, насколько дороже обойдется окраска. (Если бы Винс слышал это!) Может быть, даже и ненамного. Дело ведь не в этом. Сейчас я пытаюсь разрешить основную проблему: какой должна, быть школа, чтобы она пришлась малышам по душе и чтобы они охотно в нее ходили. Не станут дети весело и с пользой учиться, если вместо школы вы дадите им просто столько-то квадратных Футов по сходной цене. Это можно устроить в два счета: таких архитекторов, с логарифмической линейкой вместо мозгов, сколько угодно. А вот чудесных школ для чудесных детишек очень мало.
   Ну, выложил им все. Конечно, они не в восторге –. это сразу видно. Но что сказано, то сказано, и провалиться ему на этом месте, если он не подпишется под каждым своим словом.
   Члены комитета снова зашевелились, зашуршали листами желтых блокнотов.
   – Мы очень благодарны вам, мистер Блум, – заговорил Джошуа Хант. – О результатах дадим вам знать. Передайте, пожалуйста, мистеру Коулу привет от меня.
   В коридоре Рафф подошел к умывальнику, наклонился над краном и с жадностью глотнул воды.
   – Мистер Блум! – окликнул его кто-то. Он выпрямился и увидел молодую женщину из комитета. – Меня зовут Лойс Вертенсон. – Высокая, темноволосая, с длинной талией, она смотрела на него прямо и серьезно, держа очки в руках. – Мне только хотелось сказать вам, что, по-моему, ваш замысел очень интересен. Замечательный замысел. – Она теребила очки в черепаховой оправе. – Я... Мне просто хотелось сказать вам это.
   – Благодарю вас, – сказал Рафф так, словно она вручила ему золотую медаль Американского института архитекторов.
   – Пожалуйста, не теряйте надежды, – продолжала она, – пока еще не теряйте. У нас нелегкое положение, но не думайте, что остальные члены комитета так уж безнадежны, как вам могло показаться. Они... в общем, вы немного ошеломили их.
   Рафф кивнул, глубоко тронутый.
   – Если бы мне дали больше времени, я объяснил бы им, как я все это вижу... Но ведь в первую очередь нужно было изложить общую концепцию...
   – Да, – согласилась она. – Как бы там ни было, мне хотелось сказать вам, что я сделаю все возможное, чтобы вас вызвали еще раз. – Лойс Вертенсон улыбнулась; ее карие глаза светились решимостью.
   – Благодарю вас, – снова сказал Рафф.

22

   В среду рано утром в доме Винса Коула зазвонил телефон. Винс в это время принимал душ. Трой вошла в ванную, когда он одевался.
   Вечно она так. В этом идиотском доме двери и окна всегда настежь. Полезно для здоровья, видите ли!
   – Звонил Эб. – Трой стояла на пороге босиком, в темно-синем халатике. «Была бы недурна, – подумал Винс, – если бы ее живот не занимал половину ванной».
   – Эб? – По выражению ее лица Винс понял: случилось что-то серьезное. – Насчет школы? – тревожно спросил он.
   – У Нины нервное расстройство, – сказала Трой. – Она в Нью-Йорке, в психиатрической больнице. Эб только что оттуда.
   А из школы ни слова. И Джошуа Хант тоже молчит. Если Рафф Блум провалил это дело...
   – Нервное расстройство? Да что там у них стряслось? – раздраженно спросил он.
   – Понятия не имею. Знаю только, что это случилось в понедельник вечером. Больше Эб ничего не сказал. Просил меня приехать.
   Винс обмотал вокруг бедер мохнатое полотенце. Ему было неловко под спокойным взглядом Трой. До чего ее разнесло! Брр, даже мурашки побежали.
   – Странная вещь, Винсент, – сказала Трой, когда они сели завтракать в старинной кухне, – мне почему-то не верится, что у Нины нервное расстройство. Она для этого слишком холодна, слишком уверена в себе. И с чего это вдруг?
   – Она вообще настоящий рефрижератор, – заявил Винс.
   – Бедный Эб. У него был такой убитый голос. – Не притронувшись к яичнице, она закурила. Вечно она так. Слава богу, его бронхит прошел. Еще один день такого домашнего ареста – и он совсем спятит.
   – Спроси его, не могу ли я чем-нибудь помочь. Завтра я уже пойду в контору, – сказал Винс, доедая яичницу.
   После завтрака он отправился в столовую, снял со стены портрет Ханны Трой и принялся реставрировать облупившуюся старую раму. Он любил такие занятия. Помогает убить время. Господи Иисусе, как надоело, как опостылело сидеть в этом логове!
   Вошла Трой, уже совсем одетая.
   – Пожалуйста, купи еще банку позолоты; тогда я сегодня кончу раму. – Он начал счищать наждачной бумагой растрескавшуюся позолоту.
   – Рама получится прямо роскошная. Только не возись с ней так много, милый. Тебе сейчас нужно побольше отдыхать.
   – Хочу к воскресенью кончить ее и высушить.
   – Ей-богу, Винсент, нашим гостям совершенно безразлично, будет старуха Ханна висеть на стене или нет.
   – Хочу к воскресенью закончить.
   – Сидение дома не улучшило твоего настроения, да милый? Ты колючий, как еж. Я чем-нибудь провинилась?
   – Конечно нет. Чем ты могла провиниться? – Провинилась не Трой, а Бланш Ормонд. Теперь его к ней силой не подтащить. Шуточка сказать, пропустил из-за нее заседание в Ньюхилле!
   Стоя перед ним, Трой перебирала содержимое своей сумочки. Все беременные женщины такие. Вечно возятся со всякими пустяками. К тому же Трой не способна посмотреть на себя со стороны. Абсолютно не способна. Порхает себе по дому, занимается общественными делами, носится с какими-то проектами, реформами, собирает подписи под петициями, пишет письма в газеты – словом, черт знает что. И воображает, что она соблазнительна как никогда. Какой уж там соблазн!
   – Когда придет Пьетро, – заговорила Трой, – попроси его сгрести листья с подъездной дорожки и подмести двор. Только, пожалуйста, будь полюбезнее.
   – Я с удовольствием попросил бы его побриться, – буркнул Винс.
   – Ох, Винсент, пожалуйста, не придирайся к бедняге. Ты даже не представляешь себе, как ему трудно живется. Поверь мне.
   – Но бриться время от времени он все-таки может. – Винс продолжал с остервенением зачищать раму. И какого дьявола Трой так носится с этим итальяшкой в грязных штанах и с грязными коричневыми ногами? Подумать только, на прошлой неделе он в белой куртке, как положено лакею, разносил вино перед обедом и вдруг уселся – наглец этакий! – и пустился в разговоры с гостями! Трой видит в нем представителя всех угнетенных и обездоленных крестьян старухи Италии, а он, наверно, самый прожженный негодяй в этом городишке. И к тому же пьянчуга.
   – Знаешь, Винсент, рядом с тобой даже мой папаша покажется закоренелым, воинствующим коммунистом.
   Винс застонал.
   – Послушай, Трой, я обожаю всех итальянцев, и всех евреев, и всех католиков, и всех арабов. Но все-таки он может побриться.
   – Ну ладно, миленький. – Трой наклонилась и поцеловала его в губы. Уже стоя в дверях, она вдруг вспомнила. – Да, Винсент, если до моего возвращения зайдет Пэт Милвин, отдай ей все передовицы и «Нью Рипаблик». Они на телефонном столике. – Она снова вернулась в столовую. – Мне так жаль, Винсент, что я не умею тебя развлечь. Тебе очень тошно дома, правда? – тихо сказала она.
   – Что за вздор, Трой! – Он старательно тер наждачной бумагой раму.
   – Знаю, что тошно.
   Он не ответил. Что тут ответишь?
   – Господи, я бы с радостью полезла в мясорубку или куда угодно, лишь бы снова стать тоненькой, как тростинка, и чтобы ты, как прежде, все время обнимал меня...
   – Да разве я хоть раз заикнулся... – угрюмо начал Винс.
   – Нет, дорогой, не заикался. Просто я...
   – Что – просто ты? – выдавил он из себя.
   – Нет, ничего. Мне действительно пора бежать. – Она снова поцеловала его и сделала несколько шагов к двери. – Ох, как я боюсь встречи с беднягой Эбом! Все это так ужасно. – Из передней она крикнула: – Постараюсь вернуться к ленчу.
   Входная дверь захлопнулась.
   Винс встал и прислонил портрет к боковой стенке камина. Вне себя от раздражения, он крепче стянул поясом полосатый халат и начал бродить по комнатам.
   Приходится поминутно напоминать себе, какой это почтенный, можно сказать – исторический дом. Иначе с ума сойдешь от всех этих закоулков, и ступенек, и сквозняков, и пыльных плинтусов, и скрипучих половиц. Достопримечательность, ничего не попишешь.
   Пэт Милвин.
   Может быть, она придет.
   Пэт Милвин.
   Он прошел в переднюю и посмотрел на телефонный столик, где Трой оставила для Пэт пачку газетных вырезок и журнал.
   На всякий случай он решил побриться. Поймал себя на том, что все время прислушивается, не шуршат ли шины на подъездной дорожке.
   А почему бы не позвонить ей? Почему не напомнить, что Трой оставила для нее всю эту ерунду? Почему не проявить учтивость?
   Милвины жили в нескольких минутах езды от них – вернее, не Милвины, а Пэт Милвин. Флойд, ее муж, почти все время был в разъездах.
   Они – потенциальные клиенты, это несомненно. Флойд Милвин получил недавно большое наследство и все лето только и говорил за коктейлями о своем земельном участке вблизи Стэмфорда. Участок был большой, и Флойд в компании со своими друзьями надумал построить там поселок в тридцать домов.
   Винс вспомнил первое появление Пэт в их доме. Как только они поселились в старой мельнице, она пришла к ним в белых перчатках с официальным визитом. Благосклонность Трой к Милвинам объяснялась вначале тем, что Флойд заведовал торговым отделом крупной фабрики резиновых изделий и среди прочих товаров продавал противозачаточные средства. Трой это забавляло. Но Милвины ужасно не любили говорить на эту тему.
   С точки зрения Винса, единственным недостатком Пэт было неумеренное обожание, с которым она относилась к Трой. Она восхищалась ею просто до глупости. Трой покровительствовала Пэт, приобщила ее к политике и общественной работе, внушила ей любовь к современному искусству и, как она выражалась, превратила неодушевленный предмет под названием Hausfrau ^[44]в живую женщину.
   Естественно, Винсу было нелегко завязать с Пэт сколько-нибудь личные отношения. «А сложись обстоятельства иначе, – думал он, – это не представляло бы труда». Однажды он танцевал с ней на благотворительном вечере, устроенном тоунтонской Лигой женщин-избирательниц. Когда танцуешь с женщиной, сразу чувствуешь...
   Побрившись, он набрал номер телефона Милвинов.
   – Здравствуйте, Пэт, говорит Винсент. Считаю своим долгом доложить, что Трой оставила для вас кучу передовиц. Я боялся, что вы приедете, когда никого не будет.
   – Огромное спасибо, Винс, – сказала она. – Голос у вас гораздо лучше. Просто преобразился.
   – Как и его хозяин. – Затем небрежным тоном, чтобы она, при желании, могла превратить все в шутку: – Почему бы вам не приехать за ними сейчас? Пока преображенный человек еще сидит дома? Или вы заняты?
   – Какое там! Бездельничаю самым постыдным образом и ужасно хочу прочесть эти статьи. Хотя, конечно, я понимаю, что до Трой мне не дотянуться. Вы действительно не возражаете против того, чтобы я заехала?
   – Если вы не знали до сих пор, так знайте: никто не возражает против лишней встречи с Пэт Милвин. – Некоторое преувеличение, конечно, но ведь иначе она не приедет.
   – Я не одета, – сказала она.
   – Я тоже, – ответил он, осмелев. Вот и все. Понимай как хочешь.
   Повесив трубку, он подумал, что важнее сохранить дружеские отношения с Милвинами, чем добиться благосклонности Пэт. Нельзя рисковать почти верным заказом на проектирование поселка, о котором говорил Флойд.
   Может быть, разумнее держаться сегодня в границах? Так сказать, пустить пробный шар, но далеко не заходить.
   Чтобы укрепиться в этом мудром решении, он постарался сосредоточиться на делах: позвонил в контору и спросил Сью Коллинз, какие сегодня получены письма и нет ли вестей от Джошуа Ханта?
   Нет.
   А Рафф Блум в конторе? Нет, он ушел в бар к мистеру Коркорану – там у него назначена встреча с подрядчиком.
   В конторе нет никого, кроме агента фирмы, поставляющей кровельные материалы.
   Винс вернулся в столовую. Посмотрел на часы. Только половина десятого.
   Он снова взялся за раму, но работа не клеилась. Он перешел в гостиную, сел на кушетку и уткнулся в последний номер «Аркитекчерел рекорд».
   Услышав, что к дому подъехала машина, он вскочил.
   На Пэт Милвин были темные клетчатые брюки. Она была на удивление узкобедрая. На удивление – потому, что Пэт ела за троих, могла влить в себя сколько угодно вина и джина и все-таки никогда не толстела. «Штучки внутренней секреции», – любил говорить Флойд Милвин.
   Примечательно в ней, разумеется, не лицо, а тело. Лицо слишком мясистое, нос слишком бесформенный, лоб слишком высокий, несмотря на темную челку. Но, танцуя с ней, ощущая прикосновение этих твердых грудей, кто стал бы думать о ее лице?
   Она взяла со столика пачку вырезок.
   – Я скоро стану таким синим чулком, что самой страшно. А где Трой? Как она ухитряется быть такой умной? Под влиянием своего мужа, Винс?
   – Безусловно, – подтвердил Винс. Пэт направилась к дверям. – Куда вы так спешите, Пэт?
   – Мне пора.
   – Ну, хоть выпейте со мной кофе! – попросил Винс.
   Она заколебалась.
   – Объясните мне, как это Трой может? Она ведь выдувает по утрам половину кофейника. Я сама видела, теперь она и меня приучает к кофе.
   – Вот и хорошо. – Далась же ей Трой!
   – Ну ладно, но только одну чашечку.
   Он пропустил ее вперед, и они прошли в кухню.
   Согрев кофе и разлив его по чашкам, Винс спросил:
   – Флойд давно уехал?
   Пэт положила на стол возле чашки пачку сигарет.
   – Больше трех недель, почти четыре.
   – Ах вы бедняжка! – Винс внимательно наблюдал за ней.
   – А что, я похожа на оголодавшую вдову?
   – Да. А я похож на оголодавшего вдовца?
   Пэт посмотрела на него и, улыбнувшись, забавно сморщила нос.
   – Вы?
   – Вдовец по беременности, – сказал он. – Да будет вам известно, это не так уж весело.
   – Вероятно... Но Трой держится просто изумительно.
   Винс кивнул. Потом уставился на блузку под ее вязаной кофточкой.
   – Пожалуй, мне не слишком полезно засматриваться на милвиновские сокровища. – Он усмехнулся и покачал головой. – Безнадежный случай.
   Она рассмеялась, но Винс заметил, как вспыхнули ее щеки:
   – Продолжайте в том же духе, Винс. Зарядите меня на весь день. – Однако, не успел он открыть рот, как она опередила его: – По-моему, Трой выглядит не такой уж беременной.
   – Вы думаете? – Винс отхлебнул кофе. Как трудно найти к ней подход! – По-видимому, я чувствительнее к проявлениям беременности, чем большинство мужчин. Обычно мужей нисколько не трогает, когда их жены...
   – У нас никогда не было детей, и мы оба жалеем об этом. – Она тут же рассмеялась. – Флойд любит подшучивать на этот счет: он говорит, что это отлично рекомендует продукцию фирмы, но, по существу...
   – Да. – Винс довольно грубо оборвал ее: больно уж неподходящая тема. Протягивая Пэт закуренную сигарету, он коснулся ее руки.
   – Мне очень приятно с вами. Жаль, что нет Трой.
   – Она поехала к Эбу, – сказал Винс. – Вернется только к концу дня.
   – Я чувствую себя ужасно неловко, прямо как преступница, оттого что вот так сижу с вами. – Пэт сняла с языка табачную крошку.
   – Не надо, Пэт! – Винс положил ладонь на спинку ее кресла. – Вы совершили настоящее благодеяние! Я был болен домашней скукой в тяжелой форме.
   – Вам, должно быть, до смерти хочется в контору?
   – Завтра обязательно пойду. – Его рука окончательно перебралась на спинку кресла. – Поэтому я так рад, что вы пришли. Неужели я не заслуживаю, чтобы меня иногда побаловали? – Он коснулся ее затылка. – Не заслуживаю? – Голос его звучал приглушенно.
   Она встала.
   – Вы удивительный, Винс. Клиентки будут сходить по вас с ума.
   – Надеюсь, вы будете первая, – сказал он, тоже вставая. Теперь можно взять ее под руку. – Пойдемте, я покажу вам мою рабочую комнату – прежде там был кабинет Верна.
   – О, с удовольствием! Я у вас такая частая гостья, но ни разу не была наверху, а ведь это удивительный старый дом, правда?
   – Осторожнее, не споткнитесь, – предупредил " Винс, когда они поднимались по узкой, крутой лестнице восемнадцатого века.
   – А это ваша спальня? – Она заглянула в большую комнату направо от площадки и секунду внимательно смотрела на огромную кровать. – Правда, противно, когда кровать называют рабочим местом?
   Винс расхохотался; но у него вдруг обмякли ноги. В непроветренной спальне воздух был пропитан духами Трой, и от этого запаха и от теплого аромата Пэт Милвин голова у него совсем закружилась. Сердце нестерпимо стучало.
   Они вернулись на площадку, и Винс открыл дверь в кабинет.
   – Вот здесь прежде работал Верн, а теперь работаю я. – Голос его звучал так хрипло, что ему пришлось откашляться.
   Пэт вошла в старинную, отделанную панелями комнату и сразу направилась к наклонно поставленной чертежной доске.
   – Как бы мне хотелось, чтобы Остин, Коул и Блум выстроили новый дом для меня!
   – Что ж, об этом можно подумать, – многозначительно сказал Винс. – Только вам придется дать мне взятку.
   Она засмеялась и снова сморщила нос.
   – Винс, вы чудо!..
   Но он почувствовал, как дрогнула ее рука. Время для него перестало существовать.
   – Все-таки в этих старых берлогах есть что-то очень уютное.
   – Еще бы! – Пэт повернулась к нему. – И Трой права: как это характерно для современного архитектора – поселиться в такой старой перечнице... – Она вдруг замолчала и чуть заметно придвинулась к Винсу, словно и ей было уже невмоготу бороться со слабостью, рожденной запахом спальни и этой, похожей на кокон, комнатой со сводчатым потолком. – Но я думаю...