Страница:
Винс осторожно обнял ее за талию.
– О чем вы думаете?
– Винс! – Она задохнулась.
– Тсс! – Он привлек ее к себе. •
– Винс, не надо... Если Трой... Трой мой друг... Она для меня самая...
– Тсс! – повторил он.
– Винс! – Голос совсем изменил ей. – Я не могу... Мы с Трой...
Он заставил ее замолчать, прижавшись губами к ее губам.
Дрожала уже не только ее рука, дрожало все ее тело. Так они стояли, покачиваясь, и она тщетно пыталась отвести его руку, а потом сдалась, и они опустились на мягкую, обитую темно-красной материей кушетку.
Потом они лежали рядом, и Винс думал, что, пожалуй, теперь у него еще больше шансов получить заказ от Флойда. Уж он заставит Пэт поработать на него! Винс представил себе чертежную в их конторе: на досках приколоты чертежи ньюхиллской школы и милвиновского поселка, и оба заказа раздобыл Винс Коул. Какое это было бы блистательное начало для фирмы! А вся заслуга будет принадлежать ему, Винсу Коулу, и тогда...
На улице раздался какой-то шум. Винс вскочил.
– Боже мой! – вскрикнула Пэт. – Что это?..
Винс подбежал к окну. Сердце билось у него где-то в горле. Его даже затошнило – так он боялся увидеть сейчас Трой.
Он осторожно выглянул на улицу.
Старый «фордик» Пьетро.
Винс повернулся к Пэт, которая лихорадочно одевалась. С трудом отдышавшись, он сказал ей, что это не Трой. Но она продолжала торопливо натягивать свои одежки.
Винс поднял с пола полосатый халат, вынул из кармана пачку сигарет и протянул Пэт. Она отказалась.
Он посмотрел на часы. Все в порядке. Еще нет одиннадцати.
Потом он помог ей надеть шерстяную кофточку. Все это молча, без единого слова.
Только спустившись вниз и немного успокоившись, она сказала:
– Что с нами случилось? – Шепотом, словно самой себе. – Что случилось, Винс? Я, конечно, думаю и о Флойде... Но у меня так мерзко на душе не из-за Флойда... а из-за Трой... Как я посмотрю ей в глаза? Почему я такая? Как люди могут?..
Винс терпеть не мог запоздалых сожалений. Все же ему хотелось ответить ей и найти оправдание – хотя бы себе. Но оправдания не было. Трой ни в чем не повинна. Разве только в том, что слишком беременна. Но ведь он сам добивался этого. И добился. И тогда она вышла за него замуж. А теперь случилось вот это. Хуже, бесчестнее не придумаешь. Он должен как-то загладить свою вину. Должен.
Усадив Пэт в лимузин, Винс оделся: его пошатывало от слабости, но он твердо решил пойти в контору. Так бывало уже не раз: ответа на все вопросы, оправдания всех поступков он искал в работе, как в некоей облагораживающей, возвышающей силе.
Он вышел из дому. Пьетро все в тех же узких грязных штанах сидел на корточках под огромным кленом и кормил белку.
– Пьетро! – позвал Винс. Белка испуганно взметнулась на дерево.
– Здравствуйте, Винс.
Винс!
Он сказал Пьетро насчет листьев.
– А когда миссис Коул вернется, скажите ей, что мне пришлось поехать в контору.
– Ладно. Скажу ей сразу, как приедет. Только слишком уж много она мотается.
Винс пошел в гараж. Он ездил на машине Верна.
Наконец-то! Обошлось.
Теперь ему нужна только работа. Самое лучшее лекарство. Очистительное. Пальцы его стосковались по карандашу и рейсшине, перед глазами стоял белый лист чертежной бумаги. Ничего больше не нужно.
Сегодня он будет помогать Лему Херши или Раффу Блуму.
В конторе он радостно поздоровался со Сью Коллинз и через маленькую приемную вошел в свой маленький кабинет.
На столе лежала пачка бумаг – его заметки о ньюхиллской школе, которые Рафф Блум брал с собой в понедельник.
Может быть, позвонить Джошуа Ханту? Может быть у Ханта уже есть приватные и обнадеживающие сведения насчет заказа?
Нет. Лучше подождать. Но выдержки у него хватило ненадолго. Через час он позвонил в контору Ханта. Секретарша сказала, что Хант на весь день уехал в Нью-Йорк.
«Надо взять себя в руки», – решил Винс и отправился в чертежную. Херши ушел завтракать. Винс просмотрел чертежи на его доске. Взглянул на доску Раффа: она была пуста. Должно быть, Рафф чертит в баре Корки.
Винс вернулся в кабинет, предварительно попросив Сью Коллинз купить ему взбитых сливок и сэндвич.
Какая тишина! Поскорей бы приняться за дело. Не может он сидеть так, сложа руки. Тем более что Рафф, конечно, пьянствует в этом баре и уже не знает, на каком он свете, а Эбби вынужден сидеть в Нью-Йорке у Нины.
Винс откинулся на спинку стула, взглянул на фотографию Трой в серебряной рамке и вдруг вспомнил: в воскресенье Флойд и Пэт Милвин приглашены к ним на обед.
Вот и случай. Взяться за Флойда, не теряя ни минуты! Добиться от него заказа. Винс встал, снял пиджак, засучил рукава белой рубашки и уселся за чертежную доску.
Планы Флойда были ему известны. Флойд не раз заводил разговор об этом, но не делал никаких конкретных предложений, ожидая подходящей финансовой ситуации.
Так вот, почему бы не обдумать проект заранее? Сию минуту? Почему бы не подготовить кое-какие материалы?
Каждый дом обойдется тысяч в тридцать – – сорок, не считая стоимости участка. Следовательно, типовой проект тут не годится. Люди, которые селятся в таких домах, любят пустить пыль в глаза. Большая столовая и такая же гостиная – это прежде всего. Может быть, очаг снаружи, под стать камину внутри, где-нибудь неподалеку от кухни. А может быть, окаймленный разноцветными плитками оригинальный цветник между гостиной и террасой?
Впрочем, нет. Таких людей, как Флойд Милвин, интересует только, во что обойдется квадратный фут.
Нужно то, что Флойд назвал бы «разными штучками, фиглями-миглями».
Винс начал рыться в толстых томах суитсовского каталога [45]. Он решил, что экономнее будет принять для всех домов один и тот же модуль [46]в три фута. Это уменьшит затраты на рабочую силу. Трехфутовый модуль дает большой простор для различных вариаций. Принимая стандартную дверь шириной в два фута восемь дюймов четырехдюймовые стойки, мы получим между осями стоек ровно три фута. Для обычных полов и кровель трехфутовый шаг балок вполне подходит. Раздвижные окна шириной в три фута также имеются. А можно принять модуль и в четыре фута. Главное – установить основной принцип: создать видимость и ощущение нестандартного дома, применяя, в сущности, типовой проект, только гибкий, легко изменяемый. И конечно, искусно распланировать участки, расположить все дома по-разному. И применять различную окраску, различные материалы, чередовать каменную кладку с деревянной обшивкой, пологие крыши с островерхими. Все это в сочетании с модульной системой уменьшит стоимость строительства и, следовательно, увеличит прибыли строителей.
Винс заточил карандаши, раскатал лист чистой кальки и начал было чертить.
Но вдруг рука его застыла в воздухе.
Ему пришла в голову неожиданная мысль. Он резко повернулся на стуле, лоб у него покрылся испариной. Не оставил ли он, не оставила ли Пэт Милвин каких-либо улик там, наверху? Не забыли ли они чего-либо в спешке?
Винс закрыл глаза. Он напряженно пытался вспомнить, воссоздать, нервничая и злясь на себя за то, что его память, обычно такая острая, на этот раз отказалась повиноваться.
Но жестокие сомнения вновь овладели ею, как только Ч она увидела поджидавшего ее Эба, увидела его усталые тусклые глаза и молодое, но уже изможденное лицо, на котором особенно резко выделялись горбатый нос и тяжелый подбородок. Точно так же выглядел ее отец в конце тяжелого, изнурительного дня. И Верн.
Эбби не сразу рассказал ей о происшедшем. Они вместе упаковали Нинины вещи в чемодан и привели все в порядок, потом он вручил ей чеки и банковские документы для передачи Сью Коллинз.
– Сью знает номер телефона больницы и добавочный номер, по которому меня можно вызвать, – сказал он, вынося Нинин чемодан в гостиную. – Я буду там все время. Только в два часа отлучусь на примерку к Бруксу. Пришлось заказать новый костюм – у меня остался только тот, что на мне. Остальное она сожгла.
Трой уставилась на него.
– Что?!
– Она сожгла все мои вещи. В ванне.
– Боже мой! – Трой продолжала смотреть на него.
– Там я ее и нашел, когда вернулся. После того как Данбар... – Эб устало сел на край кушетки.
Трой села рядом с ним:
– Эб, значит, она... совсем больна?
Он сразу ощетинился:
– А ты что, сомневаешься в этом?
Увидев, что он опять занял прежнюю оборонительную позицию, Трой поспешно сказала:
– Миленький, если тебе не хочется, не рассказывай мне.
– Видимо, от меня ждут признания, что ничего этого не было бы, если бы в Нью-Хейвене я послушался советов своей сестрицы, – все еще враждебно сказал он.
– Эб, разве я об этом...
– Все это яснее ясного, и я не собираюсь...
– Эб, пожалуйста, не надо так! – взмолилась Трой. – Да, Нина мне всегда была не по душе, но я... – И вдруг она сказала то, что вовсе не собиралась говорить, сказала для того, чтобы Эбби не чувствовал себя таким одиноким, таким затравленным, загнанным в угол: – Эб, если посмотреть правде в глаза, так ведь нам обоим не повезло...
– Обоим? – Эбби даже заморгал от удивления.
Она покачала головой.
– Неважно. Ты расскажи мне, что стряслось.
Он долго смотрел на нее. Потом его словно прорвало:
– Это случилось в понедельник вечером. – Невольно он бросил взгляд в сторону спальни. – Началось-то все много раньше. Но вылезло наружу в понедельник. Когда я сказал, что пристройку Элен придется отложить. И потом, когда Данбар...
Трой не выразила никакого удивления.
– Миленький, неужели для тебя это было новостью? Если бы ты видел ее в воскресенье в клубе!
– Это не все. Тут есть и другое. Еще более страшное. – Эбби встал, подошел к стеклянной стене, снова вернулся и начал рассказывать. Подробно, почти ни о чем не умалчивая. О Данбаре, о пощечине, о своей сожженной в ванне одежде, о том, как потом Нина потеряла сознание и как он отвез ее в Нью-Йорк и поместил в психиатрическую клинику «Пэйзон-Мемориал». – Мне пришлось дать знать Элен, ну и, разумеется, она сразу примчалась в Нью-Йорк. Она совершенно потеряла голову и никак не может взять в толк, «почему ее детку нельзя положить в обыкновенную больницу». – Эбби мрачно усмехнулся. – Ну, вот и все.
– Миленький! – Трой встала и подошла к нему. – Как это ужасно, как немыслимо страшно. Почему ты не вызвал меня сразу, как только...
– Не мог: сейчас не время взваливать на тебя такую тяжесть.
– А как ты себя чувствуешь? – спросила Трой.
– Никак. То есть лучше. В понедельник вечером астма так скрутила меня, что доктору пришлось впрыснуть мне адреналин. – Он помолчал. – Однако я знаю твердо: все дурное между нами было не потому, что я в чем-то провинился или недосмотрел.
«Единственное его утешение», – подумала Трой.
– А ты понимаешь, Эбби, что с ней? Что ей нужно? Ее отношение к тебе всегда казалось мне не совсем искренним. Но я все-таки не понимаю, что ей нужно. Просто ли она распутная баба или...
– Нет, – отрезал Эбби. – Ничего похожего.
Он так сказал это, что Трой наконец все поняла.
– Значит, Винсент был прав, – сказала она. – Он всегда говорил, что Нина – настоящий холодильник.
Эбби уныло кивнул.
– Пора на вокзал. – Он поднял с пола Нинин чемодан.
– Да. – Трой шла рядом с ним и молчала, чувствуя, что он больше не в состоянии говорить об этом. Ей хотелось обнять его, сказать ему какие-то теплые, прочувствованные слова. Как она любила его в эту минуту и как бранила себя и грызла за то, что своим поведением заставляла его все время держаться начеку, защищать Нину, таить свое горе и никого к себе не подпускать!
Когда они уже ехали на вокзал, Трой спросила:
– Что ты теперь собираешься предпринять, Эб? Начнешь дело о разводе? Не откладывай этого в долгий ящик. – Она погладила его по руке. – Имей в виду, рано или поздно какая-нибудь девушка все равно подцепит тебя на крючок.
Он улыбнулся и тут же ошеломил ее вопросом:
– Трой, что ты сказала мне раньше... еще дома... насчет того, что нам обоим не повезло? У тебя нелады с Винсом?
– Да нет, я просто... – Она начала доставать из сумочки сигареты и зажигалку. Надо же было сморозить такую глупость! Как раз сегодня, когда у Эба и без того все так ужасно!
Но ведь дело тут не в оговорке и не в попытке утешить Эба. Эта фраза сама собою слетела у нее с языка, потому что явная катастрофа в семейной жизни Эба позволила ей признаться самой себе в том, что и в ее жизни немало разочарований.
Но сейчас надо как-то выпутываться.
– Что и говорить, мы оба не пылаем. Но, в общем, у нас это прочно. – Она отвернулась, довольная, что некогда входить в подробности: звонок, предупреждающий о приближении поезда, звонил не переставая, и по широкой дуге рельсов уже катились серебристые вагоны.
Поднявшись по лестнице и взглянув на дверь конторы, Трой почувствовала теплую волну радости; так бывало всякий раз, когда она видела эту золоченую надпись на матовом стекле: «Остин, Коул и Блум».
Она вошла в маленькую приемную. Взяв у нее чеки и документы, Сью Коллинз сказала:
– Какой ужас, правда? А я ничего не знала, пока мистер Остин не сказал сегодня утром.
– Да. Никто не знал.
– Но такие вещи в конце концов непременно выплывают наружу, – сказала Сью.
– Мистер Блум в конторе? – спросила Трой.
– Нет. Ему пришлось уйти по делу. Он совсем недавно выбрался – и, конечно, опаздывал. Как всегда.
– Он знает?
– О Нине? Да. Мистер Остин сказал ему утром. Он был страшно расстроен – я имею в виду мистера Блума.
Трой представила себе, как Рафф бегает по конторе неистово проклинает все на свете. Он способен огорчаться За Эба не меньше, чем сам Эб. Если не больше.
Она уже совсем собралась уходить, как вдруг с великим удивлением увидела в дверях чертежной Винсента:
– Винсент! Что... – начала она.
Он тоже увидел ее и замер на месте. Вид у него был удивленный и даже сконфуженный.
– Я передумал, – пробормотал он, когда Трой подошла к нему.
– Помнится, когда я уходила, ты сидел в халате перед камином и наводил лоск на Ханну, – заметила Трой.
Они зашли в его кабинет.
– Пришлось пойти. Нельзя больше лодырничать, – сказал Винс. – Слишком много работы. – Он говорил быстрее, чем обычно. Показав на доску, он добавил: – Пытаюсь кое-что придумать для поселка Флойда Милвина.
– Ясно, – сказала Трой. – А насчет школы слышно что-нибудь?
– Абсолютно ничего. Звонил Ханту, но мне сказали, что он в Нью-Йорке. – Винсент был какой-то беспокойный. – Я решил в конце недели припереть Флойда Милвина к стене. Поэтому я и пошел в контору.
– Отличная мысль, дорогой. – Трой пристально посмотрела на него. – А ты действительно хорошо себя чувствуешь? Какой-то ты весь серый.
– Серый? – Он нахмурился.
– Да. Но по-прежнему красивый. – Она с откровенным восхищением смотрела на его тонко вырезанный профиль, на загнутые длинные ресницы.
Засмеявшись, он оглянулся на чертежную доску.
– Ухожу, ухожу, – заторопилась Трой.
Он поцеловал ее – почтительная дань беременности, – и сказал:
– Да, кстати, приходила Пэт. Я отдал ей ту пачку, которую ты оставила для нее.
– Чудно.
– Мы выпили по чашке кофе, и она удрала со своими передовицами.
– А Пэт не потеряла голову, когда увидела тебя в полосатом халате? – Трой сказала это только потому, что, видимо, Винсент чувствовал себя неловко, словно в совместном питье кофе было что-то неприличное. Положительно, он становится ханжой.
Винсент даже не улыбнулся.
– Ей нужно было только одно: получить передовицы, – сказал он. – Она хочет стать синим чулком. Вроде тебя.
Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй напомнил ей прежние времена.
Домой она приехала к полудню. Пьетро работал во дворе. Она передала ему список поручений, оставленный Эбби, и попросила присмотреть за домом брата, пока тот в Нью-Йорке.
Открыв входную дверь, она сразу заметила, что на телефонном столике по-прежнему лежит пачка передовиц, приколотых к «Нью Рипаблик». Значит, Пэт все-таки забыла их взять.
Нет. Ведь Винсент сказал... И так подчеркивал это...
Трой сняла перчатки. Она улыбалась: очевидно, Пэт была до того потрясена видом Винсента в полосатом халате, что передовицы тут же вылетели у нее из головы. А у какой женщины не вылетели бы?
Спустя немного она позвонила Пэт.
– Пэт, дорогая, вы не взяли подборку, которую я приготовила для вас. Но она цела и...
– Ах, да!.. Передовицы... Совершенно забыла о них... Должно быть, оставила их на чертежной... то есть внизу...
– В общем, я их сохраню для вас. В следующий раз, когда вы... – начала Трой и осеклась. На чертежной доске... Наверху, в кабинете Винсента... На секунду ею овладело странное чувство.
– Пожалуй, заберу их в воскресенье, – говорила Пэт.
– Конечно. – Нелепость. Нелепая подозрительность. У беременных женщин это бывает.
– Чем-нибудь помочь вам, Трой? Я имею в виду воскресный обед.
– Нет, дорогая, ничего не нужно. Я не собираюсь особенно баловать вас. К тому же готовить будет сам Винсент. Его светлость стал настоящим гурманом и мастером по части кулинарии. – Трой совершенно успокоилась; странное чувство исчезло. Ну, разумеется, все в порядке.
– Да, я знаю. Он... он необыкновенный, правда? Ну, до свиданья, – сказала Пэт.
Повесив трубку, Трой пошла на кухню. Она вымыла посуду, оставшуюся после завтрака, и кофейные чашки Пэт и Винсента. Потом поднялась по крутой лестнице на второй этаж. Обычно она пренебрегала предписанием врача – обязательно спать днем, но сегодня ей действительно хотелось вздремнуть. «Эб уже в Нью-Йорке», – подумала она. Наверно, в эту самую минуту расспрашивает психиатра о Нине. Поздно. Как бы ни называлась болезнь Нины, как бы успешно ни лечили ее – все это слишком поздно. Утешительно одно: Эбу волей-неволей придется развестись с Ниной, и...
Трой направилась было в спальню, но что-то заставило ее остановиться и повернуть голову. Что-то знакомое. Запах. Знакомый и вместе с тем чужой.
Она секунду постояла на площадке. Потом вошла в кабинет Винсента.
И сразу узнала эту странную смесь запахов. «Как все-таки беременность обостряет чутье», – подумала она. Она медленно подошла к чертежной доске под нависшим потолком и увидела смятые подушки низкой кушетки и рядом, на полу, оловянную пепельницу.
Все поплыло у нее перед глазами.
Рафф, Винс и Эбби работали в оконном фонаре – совсем как в былые времена, когда они готовили дипломы в средневековом Уэйр-Холле.
С того дня, как Эбби вернулся из Нью-Йорка, все трое трудились не покладая рук. Эбби и Винс усердно помогали Раффу в перестройке коркорановского бара: Винс занимался общими планами, Эбби – разрезами, Рафф – спецификациями и внутренней отделкой.
В чертежной было тихо. Слышно было, как в приемной приглушенно стрекочет машинка Сью Коллинз. Никаких совещаний. Никакой погони за клиентами. Никаких непредвиденных дел. Только работа – и она шла хорошо.
– Рафф!
Рафф повернулся к Эбби, который работал позади него.
– Какой материал ты берешь для наличников под окнами на фасаде, выходящем в сад?
– Алюминий. Как и для остальных окон. Только учти, что под ними пройдут балки четыре на четыре.
– Ладно.
Рафф внимательно посмотрел на него. Что и говорить, Эбби сильно изменился. Глаза больше не улыбаются, у рта залегли морщинки, лицо кажется особенно худым из-за коротко подстриженных пепельных волос. А работает он как одержимый. Готов кирпичи таскать, только бы не думать о том, что стряслось с Ниной и с ним самим.
Рафф снова склонился над чертежом, но не успел сосредоточиться, как вошла Сью Коллинз с дневной почтой. На его доску она положила три письма.
Он не стал вскрывать знакомый длинный конверт с зеленой надписью «Частная больница и санаторий „Сосны"». Зато сразу потянулся к письму Мэрион Мак-Брайд: «М. Э. Мак-Брайд. Норт-стрит 9919. Гринвич. Конн.». Но тут он увидел третье письмо – из Ньюхилла. Он повернулся на вращающемся стуле.
– Пришло, – сказал он.
Винс оторвался от чертежа.
– От Ханта? – спросил он.
– Да.
Эбби поднял глаза, отложил карандаш.
– Ну, давай, Рафф, читай вслух, – торопил Винс.
Рафф вскрыл конверт. Он облокотился и начал читать:
– «Мне очень жаль, но должен сообщить вам...»
– Господи! – воскликнул Винс.
Рафф держал письмо, уже не видя его, не желая видеть. Все ясно. А ведь он втайне не расставался с бессмысленной надеждой на то, что горячая поддержка Лойс Вертенсон поможет ему добиться разрешения вторично выступить перед комитетом.
Он почувствовал, словно пощечину, гневный взгляд Винса.
Услышал спокойный голос Эбби:
– Плохо дело...
– Господи! – повторил Винс. – Ну, что же ты? Дочитывай.
Среди угрюмого молчания, которое Рафф ощущал всей кожей, он дочитал письмо:
– «... Хотя некоторые члены комитета нашли вашу идею построить ряд небольших, соединенных между собой зданий необычной и не лишенной достоинств, большинство сочло ее чересчур рискованной в экономическом отношении. Предпочтение было отдано первоначальному проекту построить одно большое здание, которое, не считая всего прочего, будет выглядеть внушительнее со стороны улицы и, следовательно, даст налогоплательщикам уверенность, что они не зря потратили свои деньги. Комитет поручил постройку школы нью-йоркской фирме «Гэвин и Мур».
– Гэвину? – Винс отшвырнул карандаш и уставился на Раффа. – Да откуда ты выкопал этот проект с отдельными постройками? Я же с самого начала говорил тебе, что они будут настаивать на одном здании! Объясни, ради бога, что ты там наплел?
Что он наплел? Как объяснить это Винсу, который смотрит на него в упор и орет, словно это не он так старался усвоить надменный тон и сдержанные манеры.
– Если ты помнишь, Винс, я настаивал на том, чтобы отложить выступление. Мне не хотелось выступать наспех, без всякой подготовки. Но раз уж я взялся выступить перед этой бандой, то сделал это так, как считал правильным, – сказал Рафф. – Чем больше я думал, тем больше убеждался, что весь первоначальный замысел неверен, вся концепция ошибочна. Мне очень жаль, Винс, но я сказал то, что считал единственно разумным.
– Ты считал? – повысил голос Винс. – А как насчет того, что все мои старания пошли прахом? Я обработал Ханта. Добился его согласия. И я, конечно, оттер бы Гэвина, как пить дать! Почему ты не взял за основу мой проект? Ты не имел права портить все дело своими дурацкими выдумками!
– Знаю, что не имел, – согласился Рафф. – Возможно, я действительно испортил дело. Но, Винс, если бы нам удалось построить эту школу так, как ее вижу я, мы создали бы замечательный ансамбль, и детишки...
– Мы работаем не для детишек, а для строительного комитета! – заорал Винс. Он побагровел и закашлялся.
– Послушай, Винс, я... – начал было Рафф.
– Я тоже думаю, – вмешался Эбби, – что тебе не следовало заходить так далеко, особенно сейчас, когда мы нуждаемся в заказах.
– Как по-твоему, часто бывает такой шанс у новой фирмы? – спросил Винс.
– Будут у нас еще шансы, – ответил Рафф. Он не поднимал глаз от письма.
– Но уж от Ханта нам ждать нечего, – возразил Винс.
– Да, неудача серьезная, – заметил Эбби. – И что это на тебя нашло, Рафф?
– Ничего на меня не нашло. Просто все делалось в такой идиотской спешке... К тому же комитет даже не пожелал выслушать меня до конца. Если бы они дослушали... Но они не хотели, их интересует только Удешевленная архитектура, только выставка для налогоплательщиков – словом, все, что угодно, кроме существа Дела! – Помедлив, он добавил: – Неужели ты думаешь, Эб, что мне хотелось провалить это?
– Разумеется, нет, но...
– Пойду, позвоню Ханту. – Винс встал, сверкнув глазами на Раффа. – Хотя надеяться уже не на что.
Вернувшись, он сказал:
– Я дозвонился. По его словам, комитет решил, что Рафф рехнулся. Он напугал их до полусмерти. – Винс схватил рейсшину и хлопнул ею по доске. – Что ты наделал, Рафф? Почему не использовал материалы, которые я тебе дал? Ты хотя бы посмотрел мои заметки? Сказал о школах, которые я построил у «Гэвина и Мура»? Ты, что же, рассказывал им, что думал о школьном строительстве знаменитый коммерсант Моррис Блум? Конечно, у них затряслись поджилки! И что это за галиматья насчет детских кубиков?
Рафф растерянно молчал.
– Успокойся, Винс, не кипятись, – заговорил Эбби. – Конечно, очень жаль, что это дело лопнуло. Но ведь теперь горю не поможешь.
– О чем вы думаете?
– Винс! – Она задохнулась.
– Тсс! – Он привлек ее к себе. •
– Винс, не надо... Если Трой... Трой мой друг... Она для меня самая...
– Тсс! – повторил он.
– Винс! – Голос совсем изменил ей. – Я не могу... Мы с Трой...
Он заставил ее замолчать, прижавшись губами к ее губам.
Дрожала уже не только ее рука, дрожало все ее тело. Так они стояли, покачиваясь, и она тщетно пыталась отвести его руку, а потом сдалась, и они опустились на мягкую, обитую темно-красной материей кушетку.
Потом они лежали рядом, и Винс думал, что, пожалуй, теперь у него еще больше шансов получить заказ от Флойда. Уж он заставит Пэт поработать на него! Винс представил себе чертежную в их конторе: на досках приколоты чертежи ньюхиллской школы и милвиновского поселка, и оба заказа раздобыл Винс Коул. Какое это было бы блистательное начало для фирмы! А вся заслуга будет принадлежать ему, Винсу Коулу, и тогда...
На улице раздался какой-то шум. Винс вскочил.
– Боже мой! – вскрикнула Пэт. – Что это?..
Винс подбежал к окну. Сердце билось у него где-то в горле. Его даже затошнило – так он боялся увидеть сейчас Трой.
Он осторожно выглянул на улицу.
Старый «фордик» Пьетро.
Винс повернулся к Пэт, которая лихорадочно одевалась. С трудом отдышавшись, он сказал ей, что это не Трой. Но она продолжала торопливо натягивать свои одежки.
Винс поднял с пола полосатый халат, вынул из кармана пачку сигарет и протянул Пэт. Она отказалась.
Он посмотрел на часы. Все в порядке. Еще нет одиннадцати.
Потом он помог ей надеть шерстяную кофточку. Все это молча, без единого слова.
Только спустившись вниз и немного успокоившись, она сказала:
– Что с нами случилось? – Шепотом, словно самой себе. – Что случилось, Винс? Я, конечно, думаю и о Флойде... Но у меня так мерзко на душе не из-за Флойда... а из-за Трой... Как я посмотрю ей в глаза? Почему я такая? Как люди могут?..
Винс терпеть не мог запоздалых сожалений. Все же ему хотелось ответить ей и найти оправдание – хотя бы себе. Но оправдания не было. Трой ни в чем не повинна. Разве только в том, что слишком беременна. Но ведь он сам добивался этого. И добился. И тогда она вышла за него замуж. А теперь случилось вот это. Хуже, бесчестнее не придумаешь. Он должен как-то загладить свою вину. Должен.
Усадив Пэт в лимузин, Винс оделся: его пошатывало от слабости, но он твердо решил пойти в контору. Так бывало уже не раз: ответа на все вопросы, оправдания всех поступков он искал в работе, как в некоей облагораживающей, возвышающей силе.
Он вышел из дому. Пьетро все в тех же узких грязных штанах сидел на корточках под огромным кленом и кормил белку.
– Пьетро! – позвал Винс. Белка испуганно взметнулась на дерево.
– Здравствуйте, Винс.
Винс!
Он сказал Пьетро насчет листьев.
– А когда миссис Коул вернется, скажите ей, что мне пришлось поехать в контору.
– Ладно. Скажу ей сразу, как приедет. Только слишком уж много она мотается.
Винс пошел в гараж. Он ездил на машине Верна.
Наконец-то! Обошлось.
Теперь ему нужна только работа. Самое лучшее лекарство. Очистительное. Пальцы его стосковались по карандашу и рейсшине, перед глазами стоял белый лист чертежной бумаги. Ничего больше не нужно.
Сегодня он будет помогать Лему Херши или Раффу Блуму.
В конторе он радостно поздоровался со Сью Коллинз и через маленькую приемную вошел в свой маленький кабинет.
На столе лежала пачка бумаг – его заметки о ньюхиллской школе, которые Рафф Блум брал с собой в понедельник.
Может быть, позвонить Джошуа Ханту? Может быть у Ханта уже есть приватные и обнадеживающие сведения насчет заказа?
Нет. Лучше подождать. Но выдержки у него хватило ненадолго. Через час он позвонил в контору Ханта. Секретарша сказала, что Хант на весь день уехал в Нью-Йорк.
«Надо взять себя в руки», – решил Винс и отправился в чертежную. Херши ушел завтракать. Винс просмотрел чертежи на его доске. Взглянул на доску Раффа: она была пуста. Должно быть, Рафф чертит в баре Корки.
Винс вернулся в кабинет, предварительно попросив Сью Коллинз купить ему взбитых сливок и сэндвич.
Какая тишина! Поскорей бы приняться за дело. Не может он сидеть так, сложа руки. Тем более что Рафф, конечно, пьянствует в этом баре и уже не знает, на каком он свете, а Эбби вынужден сидеть в Нью-Йорке у Нины.
Винс откинулся на спинку стула, взглянул на фотографию Трой в серебряной рамке и вдруг вспомнил: в воскресенье Флойд и Пэт Милвин приглашены к ним на обед.
Вот и случай. Взяться за Флойда, не теряя ни минуты! Добиться от него заказа. Винс встал, снял пиджак, засучил рукава белой рубашки и уселся за чертежную доску.
Планы Флойда были ему известны. Флойд не раз заводил разговор об этом, но не делал никаких конкретных предложений, ожидая подходящей финансовой ситуации.
Так вот, почему бы не обдумать проект заранее? Сию минуту? Почему бы не подготовить кое-какие материалы?
Каждый дом обойдется тысяч в тридцать – – сорок, не считая стоимости участка. Следовательно, типовой проект тут не годится. Люди, которые селятся в таких домах, любят пустить пыль в глаза. Большая столовая и такая же гостиная – это прежде всего. Может быть, очаг снаружи, под стать камину внутри, где-нибудь неподалеку от кухни. А может быть, окаймленный разноцветными плитками оригинальный цветник между гостиной и террасой?
Впрочем, нет. Таких людей, как Флойд Милвин, интересует только, во что обойдется квадратный фут.
Нужно то, что Флойд назвал бы «разными штучками, фиглями-миглями».
Винс начал рыться в толстых томах суитсовского каталога [45]. Он решил, что экономнее будет принять для всех домов один и тот же модуль [46]в три фута. Это уменьшит затраты на рабочую силу. Трехфутовый модуль дает большой простор для различных вариаций. Принимая стандартную дверь шириной в два фута восемь дюймов четырехдюймовые стойки, мы получим между осями стоек ровно три фута. Для обычных полов и кровель трехфутовый шаг балок вполне подходит. Раздвижные окна шириной в три фута также имеются. А можно принять модуль и в четыре фута. Главное – установить основной принцип: создать видимость и ощущение нестандартного дома, применяя, в сущности, типовой проект, только гибкий, легко изменяемый. И конечно, искусно распланировать участки, расположить все дома по-разному. И применять различную окраску, различные материалы, чередовать каменную кладку с деревянной обшивкой, пологие крыши с островерхими. Все это в сочетании с модульной системой уменьшит стоимость строительства и, следовательно, увеличит прибыли строителей.
Винс заточил карандаши, раскатал лист чистой кальки и начал было чертить.
Но вдруг рука его застыла в воздухе.
Ему пришла в голову неожиданная мысль. Он резко повернулся на стуле, лоб у него покрылся испариной. Не оставил ли он, не оставила ли Пэт Милвин каких-либо улик там, наверху? Не забыли ли они чего-либо в спешке?
Винс закрыл глаза. Он напряженно пытался вспомнить, воссоздать, нервничая и злясь на себя за то, что его память, обычно такая острая, на этот раз отказалась повиноваться.
23
По дороге к Эбби, думая только о том, как помочь ему и вдохнуть в него бодрость, Трой совершенно выбросила из головы собственные тревоги и огорчения. Она словно заперла на замок воспоминание о том, как нехорош был с ней Винсент сегодня утром, да и вообще в дни своего выздоровления. Тут виновата ее беременность, утешала себя она; когда родится ребенок, отвращение Винсента пройдет, и все будет по-прежнему. Она не позволяла себе Углубляться в вопрос, устраивает ли ее такая перспектива.Но жестокие сомнения вновь овладели ею, как только Ч она увидела поджидавшего ее Эба, увидела его усталые тусклые глаза и молодое, но уже изможденное лицо, на котором особенно резко выделялись горбатый нос и тяжелый подбородок. Точно так же выглядел ее отец в конце тяжелого, изнурительного дня. И Верн.
Эбби не сразу рассказал ей о происшедшем. Они вместе упаковали Нинины вещи в чемодан и привели все в порядок, потом он вручил ей чеки и банковские документы для передачи Сью Коллинз.
– Сью знает номер телефона больницы и добавочный номер, по которому меня можно вызвать, – сказал он, вынося Нинин чемодан в гостиную. – Я буду там все время. Только в два часа отлучусь на примерку к Бруксу. Пришлось заказать новый костюм – у меня остался только тот, что на мне. Остальное она сожгла.
Трой уставилась на него.
– Что?!
– Она сожгла все мои вещи. В ванне.
– Боже мой! – Трой продолжала смотреть на него.
– Там я ее и нашел, когда вернулся. После того как Данбар... – Эб устало сел на край кушетки.
Трой села рядом с ним:
– Эб, значит, она... совсем больна?
Он сразу ощетинился:
– А ты что, сомневаешься в этом?
Увидев, что он опять занял прежнюю оборонительную позицию, Трой поспешно сказала:
– Миленький, если тебе не хочется, не рассказывай мне.
– Видимо, от меня ждут признания, что ничего этого не было бы, если бы в Нью-Хейвене я послушался советов своей сестрицы, – все еще враждебно сказал он.
– Эб, разве я об этом...
– Все это яснее ясного, и я не собираюсь...
– Эб, пожалуйста, не надо так! – взмолилась Трой. – Да, Нина мне всегда была не по душе, но я... – И вдруг она сказала то, что вовсе не собиралась говорить, сказала для того, чтобы Эбби не чувствовал себя таким одиноким, таким затравленным, загнанным в угол: – Эб, если посмотреть правде в глаза, так ведь нам обоим не повезло...
– Обоим? – Эбби даже заморгал от удивления.
Она покачала головой.
– Неважно. Ты расскажи мне, что стряслось.
Он долго смотрел на нее. Потом его словно прорвало:
– Это случилось в понедельник вечером. – Невольно он бросил взгляд в сторону спальни. – Началось-то все много раньше. Но вылезло наружу в понедельник. Когда я сказал, что пристройку Элен придется отложить. И потом, когда Данбар...
Трой не выразила никакого удивления.
– Миленький, неужели для тебя это было новостью? Если бы ты видел ее в воскресенье в клубе!
– Это не все. Тут есть и другое. Еще более страшное. – Эбби встал, подошел к стеклянной стене, снова вернулся и начал рассказывать. Подробно, почти ни о чем не умалчивая. О Данбаре, о пощечине, о своей сожженной в ванне одежде, о том, как потом Нина потеряла сознание и как он отвез ее в Нью-Йорк и поместил в психиатрическую клинику «Пэйзон-Мемориал». – Мне пришлось дать знать Элен, ну и, разумеется, она сразу примчалась в Нью-Йорк. Она совершенно потеряла голову и никак не может взять в толк, «почему ее детку нельзя положить в обыкновенную больницу». – Эбби мрачно усмехнулся. – Ну, вот и все.
– Миленький! – Трой встала и подошла к нему. – Как это ужасно, как немыслимо страшно. Почему ты не вызвал меня сразу, как только...
– Не мог: сейчас не время взваливать на тебя такую тяжесть.
– А как ты себя чувствуешь? – спросила Трой.
– Никак. То есть лучше. В понедельник вечером астма так скрутила меня, что доктору пришлось впрыснуть мне адреналин. – Он помолчал. – Однако я знаю твердо: все дурное между нами было не потому, что я в чем-то провинился или недосмотрел.
«Единственное его утешение», – подумала Трой.
– А ты понимаешь, Эбби, что с ней? Что ей нужно? Ее отношение к тебе всегда казалось мне не совсем искренним. Но я все-таки не понимаю, что ей нужно. Просто ли она распутная баба или...
– Нет, – отрезал Эбби. – Ничего похожего.
Он так сказал это, что Трой наконец все поняла.
– Значит, Винсент был прав, – сказала она. – Он всегда говорил, что Нина – настоящий холодильник.
Эбби уныло кивнул.
– Пора на вокзал. – Он поднял с пола Нинин чемодан.
– Да. – Трой шла рядом с ним и молчала, чувствуя, что он больше не в состоянии говорить об этом. Ей хотелось обнять его, сказать ему какие-то теплые, прочувствованные слова. Как она любила его в эту минуту и как бранила себя и грызла за то, что своим поведением заставляла его все время держаться начеку, защищать Нину, таить свое горе и никого к себе не подпускать!
Когда они уже ехали на вокзал, Трой спросила:
– Что ты теперь собираешься предпринять, Эб? Начнешь дело о разводе? Не откладывай этого в долгий ящик. – Она погладила его по руке. – Имей в виду, рано или поздно какая-нибудь девушка все равно подцепит тебя на крючок.
Он улыбнулся и тут же ошеломил ее вопросом:
– Трой, что ты сказала мне раньше... еще дома... насчет того, что нам обоим не повезло? У тебя нелады с Винсом?
– Да нет, я просто... – Она начала доставать из сумочки сигареты и зажигалку. Надо же было сморозить такую глупость! Как раз сегодня, когда у Эба и без того все так ужасно!
Но ведь дело тут не в оговорке и не в попытке утешить Эба. Эта фраза сама собою слетела у нее с языка, потому что явная катастрофа в семейной жизни Эба позволила ей признаться самой себе в том, что и в ее жизни немало разочарований.
Но сейчас надо как-то выпутываться.
– Что и говорить, мы оба не пылаем. Но, в общем, у нас это прочно. – Она отвернулась, довольная, что некогда входить в подробности: звонок, предупреждающий о приближении поезда, звонил не переставая, и по широкой дуге рельсов уже катились серебристые вагоны.
Поднявшись по лестнице и взглянув на дверь конторы, Трой почувствовала теплую волну радости; так бывало всякий раз, когда она видела эту золоченую надпись на матовом стекле: «Остин, Коул и Блум».
Она вошла в маленькую приемную. Взяв у нее чеки и документы, Сью Коллинз сказала:
– Какой ужас, правда? А я ничего не знала, пока мистер Остин не сказал сегодня утром.
– Да. Никто не знал.
– Но такие вещи в конце концов непременно выплывают наружу, – сказала Сью.
– Мистер Блум в конторе? – спросила Трой.
– Нет. Ему пришлось уйти по делу. Он совсем недавно выбрался – и, конечно, опаздывал. Как всегда.
– Он знает?
– О Нине? Да. Мистер Остин сказал ему утром. Он был страшно расстроен – я имею в виду мистера Блума.
Трой представила себе, как Рафф бегает по конторе неистово проклинает все на свете. Он способен огорчаться За Эба не меньше, чем сам Эб. Если не больше.
Она уже совсем собралась уходить, как вдруг с великим удивлением увидела в дверях чертежной Винсента:
– Винсент! Что... – начала она.
Он тоже увидел ее и замер на месте. Вид у него был удивленный и даже сконфуженный.
– Я передумал, – пробормотал он, когда Трой подошла к нему.
– Помнится, когда я уходила, ты сидел в халате перед камином и наводил лоск на Ханну, – заметила Трой.
Они зашли в его кабинет.
– Пришлось пойти. Нельзя больше лодырничать, – сказал Винс. – Слишком много работы. – Он говорил быстрее, чем обычно. Показав на доску, он добавил: – Пытаюсь кое-что придумать для поселка Флойда Милвина.
– Ясно, – сказала Трой. – А насчет школы слышно что-нибудь?
– Абсолютно ничего. Звонил Ханту, но мне сказали, что он в Нью-Йорке. – Винсент был какой-то беспокойный. – Я решил в конце недели припереть Флойда Милвина к стене. Поэтому я и пошел в контору.
– Отличная мысль, дорогой. – Трой пристально посмотрела на него. – А ты действительно хорошо себя чувствуешь? Какой-то ты весь серый.
– Серый? – Он нахмурился.
– Да. Но по-прежнему красивый. – Она с откровенным восхищением смотрела на его тонко вырезанный профиль, на загнутые длинные ресницы.
Засмеявшись, он оглянулся на чертежную доску.
– Ухожу, ухожу, – заторопилась Трой.
Он поцеловал ее – почтительная дань беременности, – и сказал:
– Да, кстати, приходила Пэт. Я отдал ей ту пачку, которую ты оставила для нее.
– Чудно.
– Мы выпили по чашке кофе, и она удрала со своими передовицами.
– А Пэт не потеряла голову, когда увидела тебя в полосатом халате? – Трой сказала это только потому, что, видимо, Винсент чувствовал себя неловко, словно в совместном питье кофе было что-то неприличное. Положительно, он становится ханжой.
Винсент даже не улыбнулся.
– Ей нужно было только одно: получить передовицы, – сказал он. – Она хочет стать синим чулком. Вроде тебя.
Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй напомнил ей прежние времена.
Домой она приехала к полудню. Пьетро работал во дворе. Она передала ему список поручений, оставленный Эбби, и попросила присмотреть за домом брата, пока тот в Нью-Йорке.
Открыв входную дверь, она сразу заметила, что на телефонном столике по-прежнему лежит пачка передовиц, приколотых к «Нью Рипаблик». Значит, Пэт все-таки забыла их взять.
Нет. Ведь Винсент сказал... И так подчеркивал это...
Трой сняла перчатки. Она улыбалась: очевидно, Пэт была до того потрясена видом Винсента в полосатом халате, что передовицы тут же вылетели у нее из головы. А у какой женщины не вылетели бы?
Спустя немного она позвонила Пэт.
– Пэт, дорогая, вы не взяли подборку, которую я приготовила для вас. Но она цела и...
– Ах, да!.. Передовицы... Совершенно забыла о них... Должно быть, оставила их на чертежной... то есть внизу...
– В общем, я их сохраню для вас. В следующий раз, когда вы... – начала Трой и осеклась. На чертежной доске... Наверху, в кабинете Винсента... На секунду ею овладело странное чувство.
– Пожалуй, заберу их в воскресенье, – говорила Пэт.
– Конечно. – Нелепость. Нелепая подозрительность. У беременных женщин это бывает.
– Чем-нибудь помочь вам, Трой? Я имею в виду воскресный обед.
– Нет, дорогая, ничего не нужно. Я не собираюсь особенно баловать вас. К тому же готовить будет сам Винсент. Его светлость стал настоящим гурманом и мастером по части кулинарии. – Трой совершенно успокоилась; странное чувство исчезло. Ну, разумеется, все в порядке.
– Да, я знаю. Он... он необыкновенный, правда? Ну, до свиданья, – сказала Пэт.
Повесив трубку, Трой пошла на кухню. Она вымыла посуду, оставшуюся после завтрака, и кофейные чашки Пэт и Винсента. Потом поднялась по крутой лестнице на второй этаж. Обычно она пренебрегала предписанием врача – обязательно спать днем, но сегодня ей действительно хотелось вздремнуть. «Эб уже в Нью-Йорке», – подумала она. Наверно, в эту самую минуту расспрашивает психиатра о Нине. Поздно. Как бы ни называлась болезнь Нины, как бы успешно ни лечили ее – все это слишком поздно. Утешительно одно: Эбу волей-неволей придется развестись с Ниной, и...
Трой направилась было в спальню, но что-то заставило ее остановиться и повернуть голову. Что-то знакомое. Запах. Знакомый и вместе с тем чужой.
Она секунду постояла на площадке. Потом вошла в кабинет Винсента.
И сразу узнала эту странную смесь запахов. «Как все-таки беременность обостряет чутье», – подумала она. Она медленно подошла к чертежной доске под нависшим потолком и увидела смятые подушки низкой кушетки и рядом, на полу, оловянную пепельницу.
Все поплыло у нее перед глазами.
24
Письмо строительного комитета ньюхиллской школы пришло в пятницу. В этот день траурно-лиловое октябрьское небо низко висело над землей; в жилых кварталах города ветер собирал листья с лужаек и гнал их по Мэйн-стрит к деловому центру. Рафф невольно прислушивался к их легкому постукиванию по стеклам чертежной.Рафф, Винс и Эбби работали в оконном фонаре – совсем как в былые времена, когда они готовили дипломы в средневековом Уэйр-Холле.
С того дня, как Эбби вернулся из Нью-Йорка, все трое трудились не покладая рук. Эбби и Винс усердно помогали Раффу в перестройке коркорановского бара: Винс занимался общими планами, Эбби – разрезами, Рафф – спецификациями и внутренней отделкой.
В чертежной было тихо. Слышно было, как в приемной приглушенно стрекочет машинка Сью Коллинз. Никаких совещаний. Никакой погони за клиентами. Никаких непредвиденных дел. Только работа – и она шла хорошо.
– Рафф!
Рафф повернулся к Эбби, который работал позади него.
– Какой материал ты берешь для наличников под окнами на фасаде, выходящем в сад?
– Алюминий. Как и для остальных окон. Только учти, что под ними пройдут балки четыре на четыре.
– Ладно.
Рафф внимательно посмотрел на него. Что и говорить, Эбби сильно изменился. Глаза больше не улыбаются, у рта залегли морщинки, лицо кажется особенно худым из-за коротко подстриженных пепельных волос. А работает он как одержимый. Готов кирпичи таскать, только бы не думать о том, что стряслось с Ниной и с ним самим.
Рафф снова склонился над чертежом, но не успел сосредоточиться, как вошла Сью Коллинз с дневной почтой. На его доску она положила три письма.
Он не стал вскрывать знакомый длинный конверт с зеленой надписью «Частная больница и санаторий „Сосны"». Зато сразу потянулся к письму Мэрион Мак-Брайд: «М. Э. Мак-Брайд. Норт-стрит 9919. Гринвич. Конн.». Но тут он увидел третье письмо – из Ньюхилла. Он повернулся на вращающемся стуле.
– Пришло, – сказал он.
Винс оторвался от чертежа.
– От Ханта? – спросил он.
– Да.
Эбби поднял глаза, отложил карандаш.
– Ну, давай, Рафф, читай вслух, – торопил Винс.
Рафф вскрыл конверт. Он облокотился и начал читать:
– «Мне очень жаль, но должен сообщить вам...»
– Господи! – воскликнул Винс.
Рафф держал письмо, уже не видя его, не желая видеть. Все ясно. А ведь он втайне не расставался с бессмысленной надеждой на то, что горячая поддержка Лойс Вертенсон поможет ему добиться разрешения вторично выступить перед комитетом.
Он почувствовал, словно пощечину, гневный взгляд Винса.
Услышал спокойный голос Эбби:
– Плохо дело...
– Господи! – повторил Винс. – Ну, что же ты? Дочитывай.
Среди угрюмого молчания, которое Рафф ощущал всей кожей, он дочитал письмо:
– «... Хотя некоторые члены комитета нашли вашу идею построить ряд небольших, соединенных между собой зданий необычной и не лишенной достоинств, большинство сочло ее чересчур рискованной в экономическом отношении. Предпочтение было отдано первоначальному проекту построить одно большое здание, которое, не считая всего прочего, будет выглядеть внушительнее со стороны улицы и, следовательно, даст налогоплательщикам уверенность, что они не зря потратили свои деньги. Комитет поручил постройку школы нью-йоркской фирме «Гэвин и Мур».
– Гэвину? – Винс отшвырнул карандаш и уставился на Раффа. – Да откуда ты выкопал этот проект с отдельными постройками? Я же с самого начала говорил тебе, что они будут настаивать на одном здании! Объясни, ради бога, что ты там наплел?
Что он наплел? Как объяснить это Винсу, который смотрит на него в упор и орет, словно это не он так старался усвоить надменный тон и сдержанные манеры.
– Если ты помнишь, Винс, я настаивал на том, чтобы отложить выступление. Мне не хотелось выступать наспех, без всякой подготовки. Но раз уж я взялся выступить перед этой бандой, то сделал это так, как считал правильным, – сказал Рафф. – Чем больше я думал, тем больше убеждался, что весь первоначальный замысел неверен, вся концепция ошибочна. Мне очень жаль, Винс, но я сказал то, что считал единственно разумным.
– Ты считал? – повысил голос Винс. – А как насчет того, что все мои старания пошли прахом? Я обработал Ханта. Добился его согласия. И я, конечно, оттер бы Гэвина, как пить дать! Почему ты не взял за основу мой проект? Ты не имел права портить все дело своими дурацкими выдумками!
– Знаю, что не имел, – согласился Рафф. – Возможно, я действительно испортил дело. Но, Винс, если бы нам удалось построить эту школу так, как ее вижу я, мы создали бы замечательный ансамбль, и детишки...
– Мы работаем не для детишек, а для строительного комитета! – заорал Винс. Он побагровел и закашлялся.
– Послушай, Винс, я... – начал было Рафф.
– Я тоже думаю, – вмешался Эбби, – что тебе не следовало заходить так далеко, особенно сейчас, когда мы нуждаемся в заказах.
– Как по-твоему, часто бывает такой шанс у новой фирмы? – спросил Винс.
– Будут у нас еще шансы, – ответил Рафф. Он не поднимал глаз от письма.
– Но уж от Ханта нам ждать нечего, – возразил Винс.
– Да, неудача серьезная, – заметил Эбби. – И что это на тебя нашло, Рафф?
– Ничего на меня не нашло. Просто все делалось в такой идиотской спешке... К тому же комитет даже не пожелал выслушать меня до конца. Если бы они дослушали... Но они не хотели, их интересует только Удешевленная архитектура, только выставка для налогоплательщиков – словом, все, что угодно, кроме существа Дела! – Помедлив, он добавил: – Неужели ты думаешь, Эб, что мне хотелось провалить это?
– Разумеется, нет, но...
– Пойду, позвоню Ханту. – Винс встал, сверкнув глазами на Раффа. – Хотя надеяться уже не на что.
Вернувшись, он сказал:
– Я дозвонился. По его словам, комитет решил, что Рафф рехнулся. Он напугал их до полусмерти. – Винс схватил рейсшину и хлопнул ею по доске. – Что ты наделал, Рафф? Почему не использовал материалы, которые я тебе дал? Ты хотя бы посмотрел мои заметки? Сказал о школах, которые я построил у «Гэвина и Мура»? Ты, что же, рассказывал им, что думал о школьном строительстве знаменитый коммерсант Моррис Блум? Конечно, у них затряслись поджилки! И что это за галиматья насчет детских кубиков?
Рафф растерянно молчал.
– Успокойся, Винс, не кипятись, – заговорил Эбби. – Конечно, очень жаль, что это дело лопнуло. Но ведь теперь горю не поможешь.