Гилберт Эдвин. Камни его родины

   В это сырое и ветреное мартовское утро, направляясь в Ньюхилл, чтобы вместе с Вертенсонами взволнованно смотреть, как начнут рыть котлован для фундамента, Рафф, раздираемый все новыми противоречиями и сомнениями, не переставал тревожиться: а вдруг что-нибудь помешает ему полностью насладиться этим долгожданным событием.
   Такой знаменательный день для него. Да и для любого архитектора! Его первый дом...
 
   Когда он въехал на гребень холма и увидел широкий полукруг Лонг-Айлендского пролива, все его дурные предчувствия как рукой сняло.
   По крайней мере сейчас, в начале дня, еще не зная, что его ждёт, он ощутил полностью и до самого конца эту радость, этот тихий восторг.
   Он вышел из машины и зашагал, щурясь, потому что ветер дул в лицо. Навстречу ему шли Лойс и Роджер Вертенсоны; лица их светились ожиданием, руки были потянуты к нему. А вот и Джозеф Келли, подрядчик, быкоподобная туша с румяным, как яблоко, лицом; он тоит в открытых дверях наскоро сколоченной будки разговаривает по временно установленному телефону. В землю на равных расстояниях вбиты колья, между ними аккуратно и туго натянут белый шнур, отмечающий контуры будущего котлована; потом Рафф увидел плотников в белых кепи с большими козырьками и в грязных фартуках, из-под которых выглядывали рваные свитеры; увидел каменщика с двумя помощниками, и огненно-красный бульдозер, и механика, который, сидя в стальном седле, прогревал двигатель; увидел двух землекопов, сидящих рядом прямо на земле, положив возле себя лопаты, и свежие, бледно-желтые бревна, и огромную бетономешалку, и шланг, соединявший ее с новым артезианским колодцем.
   Он услышал чудесную громкую музыку молотков: то плотники сколачивали опалубку для бетонных плит будущего фундамента, и эти звуки напомнили ему далекий весенний день, когда он был мальчишкой. И еще он услышал ритмичное жужжание пил, распиливающих доски для опалубки.
   А там, вдалеке, ветер гнал волны и вплетал в эту строительную музыку свою вагнеровскую мелодию.
   Джозеф Келли, тяжело, по-медвежьи шагая, направился к Раффу. Он был без пальто, пиджак полосатого коричневого костюма расстегнут, карманы жилета раздулись от разноцветных карандашей, авторучек, бумажек, счетов, сигар.
   – Не ругайтесь, что не начали вовремя! – добродушно заревел он, уже заранее обороняясь от упреков в бесчисленных неполадках, за которые всегда и везде ругают подрядчиков. – Мы готовы. – Он подтолкнул Раффа жирным локтем. – А если подзадержались, так это потому, что ждали их сиятельства архитехтура. – Он нарочно переврал это слово, зная по долгому опыту, как морщатся и кривятся архитекторы, когда искажают название их профессии.
   – Я готов, Джозеф. Начинайте.
   – И поскорей! – добавил Роджер Вертенсон.,.
   – Я хотела принести шампанское и спрыснуть этот Ульдозер, или как там он называется, – сказала Лойс, и голос ее немного дрожал. – Но Роджи сказал, что рабочим это не очень-то понравится.
   – Давай, Стив! – крикнул Келли механику.
   Рафф, Роджер и Лойс увидели и услышали, как механическое чудовище зарычало, загрохотало, вздрогнуло зашевелилось и двинулось вперед, неумолимо вспарывая землю огромным ножом, выворачивая и отбрасывая вбок пласты срезанного грунта...
   И Рафф успокоился. Все в порядке. Его дом, его первенец, рождался на свет.
 
   Эта радость все нарастала и усиливалась, как нарастал и усиливался колючий ветер пасмурного мартовского дня. Часы шли, но Рафф и Вертенсоны никак не могли заставить себя уйти, хотя понимали, что их присутствие стесняет рабочих.
   А к середине дня вдруг появилась Трой. И восторг, владевший Раффом, сразу улетучился.
   Она приехала на машине; сзади сидел Пьетро с малышкой на руках. Эба и Винса, которые заглянули на участок в полдень, уже не было. Поставив машину, Трой быстро и легко пошла по изрытому полю. На ней было короткое, простеганное снаружи, ярко-красное спортивное пальто и серые кожаные перчатки. И серебряные серьги. Рабочие смотрели ей вслед.
   – Я не выдержала! – воскликнула она, подходя к будке, где стояли Вертенсоны и Рафф. – Мне так хотелось приехать утром – это было, наверно, ужасно увлекательно, да? Но Пьетро должен был отнести больного кролика к ветеринару. Ох, Рафф! – Большие серые глаза скользили по участку. – Я так горда за вас. – Потом к Лойс Вертен-сон: – Было очень интересно, Лойс?
   – Почти как родить ребенка, – серьезно ответила та.
   – Можно мне осмотреть все? – спросила Трой у Раф-фа. Он не ответил, но она тут же взяла его под руку и повела туда, где шли работы. Ее голова касалась его плеча, короткие темные волосы растрепались на ветру; она говорила негромко, но так спокойно, уверенно и отчетливо, что ни рев бульдозера, ни стук молотков, ни вой ветра не заглушали ее слов. – Надеюсь, вы понимаете, что без меня ничего этого не было бы. Я всему причина – косвенная, конечно. Ведь это я свела всех со всеми. Не поселись вы в Тоунтоне, не встретили бы Вертенсонов. – Помолчав, она продолжала: – Связь довольно отдаленная, я понимаю. Но мне так приятно думать, что и я имею к этому какое-то отношение.
   – Да, – сказал Рафф.
   – Награда паразита, – заметила Трой.
   Он освободил руку. Вертенсоны явно наблюдают за ними. Что ж, нужно играть свою роль. Он повернул Трой лицом к котловану.
   – Вот эта каменная гряда ведет прямо к дому, – заговорил он уже серьезно. – Я старался использовать особенности участка так, чтобы природа слилась с домом. – Он указал на серо-зеленый скалистый гребень, который, мягко изгибаясь, доходил до самого котлована и продолжался за ним. – И не просто слилась, а как бы толкала вас войти в него. Крыльцо – оно будет вон там, – должно стать естественным продолжением гребня.
   Она кивнула, глядя на скалистую гряду, которая описывала в этом месте плавную кривую. А Рафф в это время рассказывал, что котлован роют глубже линии промерзания и весь дом будет покоиться на бетонном массиве, в котором оставлено лишь одно углубление для отопительного котла. Потом он описал ей будущую гостиную – огромную пятистенную комнату с гигантским камином, сложенным из местного камня. Она будет выходить окнами на террасу, напоминающую нос каменного корабля, плывущего к морю...
   – Насколько это интереснее, чем рассматривать макет! – сказала Трой и взглянула на море. – Какой удивительный вид отсюда! – Она снова взяла Раффа под руку. – Ей-богу, после этого просто не хочется возвращаться домой. – Она задумалась. – Знаете, утром я как-то даже боялась ехать сюда и смотреть на рытье котлована и прочее. Мне все вспоминался тот день, когда Верн...
   – Да, – сказал Рафф.
   Они обошли весь участок и вернулись к машине. Там стояли Роджер и Лойс: они заглядывали внутрь, на заднее сиденье, где в белой корзине лежала укутанная в одеяло Дебора. Возле корзины сидел Пьетро, тощий и веселый, и играл с девочкой, помахивая перед ней высушенной сероватой змеиной кожей. Дебора таращила на нее глаза, гукая и размахивая кулачками перед своим розовым личиком.
   Рафф, не задумываясь, открыл дверцу, всунул голову и начал перебирать прелестные крошечные пальчики, греть и, болтать всякий вздор; но, погрузившись в эту игру и стараясь изо всех сил не думать о Трой, он не мог не слышать, как она говорила Лойс:
   – Вы не находите, что она слишком самоуверенная для девчонки, которая еще не научилась проситься? – Потом: – Пьетро, пожалуйста, зажгите спиртовку.
   Тут Рафф заметил на полу машины большую кастрюлю и спиртовку, и корзину для провизии, и еще корзинку поменьше с белыми китайскими чашками.
   – Я же понимала, что вы продрогли здесь до мозга костей, – объяснила Трой. – И потом, нужно ведь было отметить сегодняшний день. Вот я и решила намешать всякой дряни и сварить горячий ром; во всяком случае, я надеюсь, что через минуту он будет горячим.
   «Дрянь» оказалась смесью из дымящегося черного рома, масла, лимона, корицы и ванили.
   Роджер Вертенсон взял чашку и облизнулся.
   – Трой, я готов расцеловать вас.
   – Идея блестящая, что и говорить, – подтвердила Лойс. – К сожалению, мы успеем выпить только по одной: к четырем нужно заехать за детьми.
   Роджер покосился на нее.
   – Да, ты права. – Когда Трой разлила ром по чашкам, он сказал: – Что ж, нам остается только провозгласить тост за «их сиятельство архитехтура».
   Усмехнувшись, Рафф наклонил чашку в знак благодарности и медленно выпил, смакуя нежный, пряный, вкусный, с удивительным искусством приготовленный напиток; только Трой с ее необыкновенным, прирожденным умением украсить любое событие могла приготовить этот ром, привезти его, согреть, подать. Ему хотелось сказать ей об этом. Но он не мог.
   – За всех! – крикнул Пьетро из машины, покачива чашкой перед Деборой.
   Около четырех Вертенсоны уехали. Они были в припое нятом настроении и объявили, что устраивают сегодня импровизированный вечер и приглашают на него весь белый свет с чадами и домочадцами.
   Как только они распрощались, Трой шепнула:
   – Теперь пригласим рабочих! – и с видом заговорщицы направилась к котловану.
   Открыв дверь машины, Рафф достал еще несколько чашек, наполнил их и выпрямился: Трой – маленькая фигурка в красном пальто – возвращалась, ведя на буксире рабочих.
   Он знал, что они предпочли бы пиво, и был удивлен, когда все с удовольствием и благодарностью выпили, а Эли Кармин, молодой застенчивый каменщик, даже пробормотал несколько слов насчет того, что, мол, в самый раз пришлось; остальные молчали, но по тому, как они смотрели на Трой, было видно, что для них она стала самой почетной посетительницей. Королевой.
   – Тут есть еще, – объявила она. Потом к Раффу: – я была уверена, что перебью половину чашек – они верновской замечательной коллекции небьющейся посуды.
   Сегодня Рафф обнаружил в Трой еще одно свойство: умение обходиться с рабочими. Вернее, она никак с ними не обходилась и не пыталась говорить «на их языке». Она была такая же, как всегда, как со всеми. И рабочие, чувствительные к малейшему оттенку снисходительности в голосе, моментально улавливающие его, сразу поняли, что этого за ней не водится.
   Ну, какого черта он только и делает, что пересматривает свои прежние суждения о ней? Пора бы перестать. Но ведь он так недавно по-настоящему понял, как был слеп и несправедлив.
   Однако ром дает себя знать. Отвернувшись от Трой, Рафф обратился к каменщику:
   – Еще, Эли?
   Тот смущенно улыбнулся и покачал головой.
   В глазах Раффа Эли Кармин был самым большим козырем Джозефа Келли: именно из-за этого каменщика Рафф посоветовал Вертенсонам поручить постройку Келли. Эли Кармин, бывший солдат, необыкновенно робкий и простодушный парень, коренастый, с редкими рябинами на лице и торчащими в разные стороны вихрами лимонно-желтых волос, был своего рода гений по части камня, кирпича и алебастра. Рафф хорошо знал это и особо выделял его из числа рабочих Келли.
   – Мистер Блум, мне бы вам два слова сказать, – протяжно заговорил Эли, когда все стали расходиться: было уже половина пятого, конец рабочего дня.
   – Слушаю.
   – Это насчет камина. Тут через два участка я нашел старую ограду, и в ней есть камень для камина – в аккурат такой, как вы говорили. Хотелось бы показать вам, если У вас найдется минутка.
   – Давайте! – Рафф был очень доволен. – Только мне не хотелось бы задерживать вас после работы.
   – Насчет этого не беспокойтесь, – сказал Эли.
   Какое уж там беспокойство! Рафф был просто в вос-орге от того, что есть предлог улизнуть.
   Ну что ж... – Он взглянул на Трой, собираясь поблагодарить ее и попрощаться.
   – А я увяжусь за вами. Не возражаете? – спросила у него Трой, глядя при этом на каменщика.
   Эли кивнул, застенчивая улыбка тронула уголки его губ.
   Рафф попытался сделать вид, что ему это безразлично, но не смог и нахмурился.
   Трой быстро наполнила кружки Эли и Раффа. Открыла дверцу машины.
   – Пьетро, налейте себе, – сказала она, потом влезла в машину, стала на колени, поцеловала Дебору и плотнее подоткнула одеяльце. – Ты не будешь сердиться, маленькая? Мама скоро вернется.
   – Так ведь я тут. Она знает, что Пит с ней, – заметил Пьетро, уже немного навеселе.
   Они двинулись по участку – Рафф, и каменщик и Трой, которая шла между ними, чуть-чуть впереди сжимая обеими руками белую чашку. «Словно мальчик со святыми дарами», – восхищенно и слегка насмешливо подумал Рафф. Только мальчик в штанах из грубой ткани, теннисных туфлях, красном спортивном пальто и с серебряными серьгами в ушах...
   «Думай о камнях, а не о женских тряпках», – одернул себя Рафф, удивляясь, как это он мог хоть на минуту отвлечься от мыслей о благородном коннектикутском камне.
   – Я тоже приметил тут одну ограду, Эли, – сказал он каменщику. – Думаю, это она и есть.
   Они обошли котлован справа, добрались до следующего участка, потом перелезли через низкую каменную ограду и по диагонали пересекли второй участок.
   – Да, она самая, – сказал Рафф. Он приметил эту ограду еще когда в первый раз осматривал участок.
   – А почему именно эти камни? – спросила Трой, когда они подошли к низкой растрескавшейся каменной ограде. – Какие красивые, правда? Но все-таки чем они лучше других?
   – Формой. – Рафф оценивающим взглядом смотрел на ограду.
   Эли Карминггоставил чашку на землю.
   – Они все примерно одной толщины. Работать с ними будет легко. – Он вытащил несколько камней из кладки, положил один на свою загрубевшую ладонь и стал ловко поворачивать его, поглаживая пальцами с какой-то чувственной нежностью. И Рафф снова вспомнил старого профессора, который, читая лекцию по истории архитектуры, гладил и ласкал обломок орнамента, подобранный им возле Парфенона.
   – Вот здесь, – сказал Рафф. Он тоже поставил на землю свою чашку и начал разбирать верхнюю часть ограды, где камни лежали плашмя. – Да, Эли, это как раз то, что нам нужно; их надо сложить отдельно, они пойдут на нижний ряд, над самым сводом. Внутрь можно положить все, что угодно, любой булыжник, но вот облицовка... Господи, посмотрите, какая расцветка! – Он выбрал крупный камень и поднял его так, чтобы зеленые, серые, коричневые пятна заиграли на свету.
   – Постараюсь завтра перетащить их, – пообещал оли. – Я вот еще что хотел спросить у вас, мистер Блум, – продолжал он после короткого раздумья. – Там, в середине над сводом, вроде нет настоящего замкового камня. Сколько я ни искал в ваших синьках...
   – Верно. Его нет. Понимаете, я не хочу ставить обычный замковый камень. Камни на чертеже расположены так, чтобы создать определенное впечатление. Если только удастся найти то, что мне нужно... – Рафф оглянулся, поднял сломанную ветку и начал чертить на земле. – Что-нибудь в этом роде. – Он изобразил большой камень ассиметричной формы. – Не обязательно точно такой. Но примерно в таком духе. Очень большой, и чтобы форма была интересная.
   Эли опять кивнул.
   – Придется еще порыскать. Я все время копаюсь на чужих участках, но пока еще не нашел, – сказал Рафф.
   – Поищем, мистер Блум.
   Трой подняла с земли чашки и подошла к ним.
   – Ром остыл, – сказала она.
   Они молча выпили и пошли назад.
   – Послушайте, Рафф, объясните мне одну вещь, – заговорила Трой. – Что бы вы делали, если бы вам пришлось одновременно строить четыре, пять, десять домов? Неужели стали бы и тогда тратить столько времени на каждый?
   – Иначе я не умею, – сказал Рафф,
   – Знаю. Но большинство архитекторов и подрядчиков просто снимают трубку и заказывают тонну кирпичей, так ведь?
   – Только не я. Потому что главное... – Рафф посмотрел на Трой, сразу забыл, что он собирался сказать, что-то промычал, совсем смутился и перевел глаза на каменщика. – Я из каменщиков кишки выматываю, прав-Да, Эли?
   – Я не жалуюсь. – Эли улыбнулся и добавил с расставкой: – Лучше уж так, чем строить из нового кирпича. Новый кирпич всегда один и тот же. С ним скучно работать
   – Вот это по-моему! – в полном восторге воскликнул Рафф. С этим человеком он мог говорить, не чувствуя, что у него язык прилипает к гортани. – Знаете, Эли, все владельцы кирпичных заводов будут люто ненавидеть меня Когда я умру, они, наверно, устроят по этому случаю бал
   Эли рассмеялся. Они перелезли через ограду, и тут каменщик поблагодарил их за ром и прочее. А теперь ему пора домой: он хочет до обеда посмотреть с детишками телевизионную передачу. И тогда Трой стала расспрашивать, сколько их у него, и сколько им лет, и хочет ли он чтобы старший его сын тоже стал когда-нибудь каменщиком, а Эли отвечал, что не знает, и хочет только, чтобы не было больше войны и чтобы его сыну не пришлось так туго как ему самому на Тихом океане.
   Каменщик уехал на своем пикапе, и Трой сказала:
   – Видите, Рафф, я вам нисколько не помешала. – Теперь они шли по полю, и она взяла его под руку. – Не воображайте, что я не видела, как вы грозно нахмурились, когда я напросилась идти с вами.
   Рафф понимал, что она дразнит его, но огрызнуться, как бывало, не смог. В эту минуту он не смог бы вспомнить даже собственное имя.
   Неподалеку от второй ограды Трой сказала:
   – Вы ведь не женоненавистник. Но стоит вам побыть со мной, как вы начинаете ненавидеть женщин. Впрочем, это нечестно с моей стороны: когда я сцепилась с Флойдом Милвином, вы были моим верным союзником.
   Он пробормотал «да» и тут же рассердился на себя за то, что ее мнение о нем так важно для него. И вдруг он подхватил Трой на руки, перешагнул вместе с нею через невысокую каменную ограду и даже немного помедлил, прежде чем опустить эту легкую ношу на землю. Но как только Трой стала на ноги, он страшно смутился – прежде он ведь никогда не был с ней так галантен – и, чтобы отвлечь ее внимание от своего глупого, необдуманного порыва, сказал:
   – Люблю этого каменщика. Отличный парень. Иметь с ним дело – одно удовольствие.
   – Не сомневаюсь, – весело ответила Трой; в отличие от Раффа, она отнеслась к его поступку спокойно и просто, как к чему-то вполне естественному. – Да, он удивительный. – Она приостановилась, потом повернула в другую сторону. – Пойдемте, посидим в гостиной. Оттуда такой чудесный вид и так приятно побыть на ветру.
   Рафф оглянулся на машину.
   А как же Дебби?
   – Ничего ей не сделается. Она знает, что я её люблю, – спокойно сказала Трой. – Дети не обижаются, если знают, что их действительно любят. – Она направилась к котловану. – Хорошо бы взять туда с собой горячего ма но я уверена, что Пьетро уже все вылакал... Вы идете, Рафф?
   Он все еще не двигался с места и смотрел на нее, cмотрел, как ветер раздувает красное пальто, как светятся радостью жизни большие глаза; слова о том, что ей пора домой, где Винс Коул, поджидая ее, вероятно, уже готовит коктейли, застряли у него в горле.
   – Почему вы хотите остаться? – выдавил он из себя наконец.
   – Знаете, Рафф, я еще ни разу не проводила так дивно время с тех пор, как вышла из больницы.
   – Почему? – Он подошел к ней.
   – Почему? Сама не знаю. Может быть, потому, что я своими глазами увидела, какой вы становитесь, когда начинаете строить дом... Я хочу сказать... – Она молча обошла бульдозер и только потом продолжала: – Об этом ведь никогда не думаешь. Смотришь на чертежи или на макет, слушаешь разговоры – ваши, Винса, Эбби... Но когда я все увидела сама... Дело не только в том, что я вдруг поняла, как это сложно и трудно... или что я впервые присутствовала при начале работы... а в том, как все волновались... Вертенсоны, и вы, и каменщик... Волновались и верили. Я думаю, Рафф, вы всех заражаете вашим... ну тем, как вы относитесь к своему проекту. Вы похожи на влюбленного. – Она тихонько засмеялась и пошла вдоль котлована к еще несуществующему фасаду дома, к тому месту, где будет гостиная, к земляному выступу, отведенному под террасу и напоминавшему нос корабля; этот выступ обрывался, превращаясь в крутой откос, спускающийся к воде. – Знаете ли вы, что, несмотря на всю вашу мрачность и суровость, вы просто излучаете любовь. – Усевшись на краю откоса, она вытащила сигареты и зажигалку.
   – Это мой первый дом, – сконфуженно и неуверенно буркнул он, стоя над ней и глядя на море. – И сегодня первый день...
   Она подняла на него глаза и похлопала ладонью по земле, рядом с собою.
   – Вот и незачем напускать на себя такую мрачность. Сядьте, Рафф. Нам с вами так редко случается быть наедине и разговаривать. А в последнее время и вовсе не случается. Хотя именно теперь вы стали хотя бы вежливы Я уверена, что если вам снова придется отвозить меня в нью-хейвенский родильный дом, вы даже будете нежны со мной.
   Он сел в нескольких футах от нее.
   – Вы хотите еще детей? – горестно спросил он.
   – Его сиятельство хочет.
   – А!
   – Он человек семейственный.
   – Еще бы! – Семейственный человек, думал Рафф, Не заботясь уже о том, суровое у него лицо или нет. Словом, из Тоунтона пора убираться. Но куда? А почему бы не поселиться где-нибудь возле Смитсбери? Чудесный край, настоящая природа... Если бы удалось найти там клиентов и заняться архитектурой. Подальше от Тоунтона!..
   Трой закурила, защищая руками огонек от ветра. Рафф тоже вытащил пачку.
   – Возьмите. – Она протянула ему свою сигарету, а сама закурила новую.
   – Спасибо. – И снова напряженное молчание. И ветер.
   Он отвел глаза от воды и неба и посмотрел вниз. Слишком сильно затянулся, слишком скосил глаза на крутой, изрытый спуск к заливу. Несмотря на ветер, Раффу казалось, что кругом – безвоздушное пространство.
   Что за дурацкое, нелепое сидение тут с ней, словно он...
   Рафф вдруг прищурился и стал пристально всматриваться в глыбы земли на обрыве под выступом, напоминавшем нос корабля.
   – Я давно уже хочу спросить вас, Рафф... – услышал он голос Трой.
   Он молча смотрел вниз.
   Потом пошевелился, встал на ноги, не отрывая глаз от какого-то предмета. Господи Иисусе, все время смотрел и не видел!
   Он начал спускаться боком, скользя, вдавливая каблуки в почву, чтобы не сорваться.
   – Что там такое? – Трой стояла на краю откоса, глядя на Раффа.
   Он продолжал спускаться.
   Добравшись до места, на которое он смотрел сверху, Рафф стал на колени, потом лег ничком – на такой крутизне иначе не удержишься.
   Камень так глубоко ушел в грунт, что судить о его форме было невозможно. Рафф начал рыть поросшую травой землю и отбрасывать ее в сторону, пока не увидел камень целиком.
   Тогда он отполз на несколько шагов и, упираясь одной кой в землю, сел боком, чтобы не скатиться. Он зглядывал огромный камень. Да, то самое, что он искал. Такой камень не придумать, не обтесать намеренно.
   – Что там такое? – Голос Трой прозвучал близко, над его головой.
   Он смотрел, как она спускается, легко, даже грациозно, „а более ловко, чем он. Она смеялась и повторяла:
   – Что там такое, Рафф? У вас такой вид, как будто вы нашли уран. – Трой поскользнулась, но устояла на ногах и медленно подобралась к тому месту, где лежал Рафф. – Ох! – Она с трудом перевела дух. Осторожно присев и повернувшись, она легла на живот и стала рассматривать камень. – Какой красавец! – воскликнула она через секунду. – Ваш замковый камень!
   Он кивнул, продолжая рассматривать камень, представляя его среди других, меньших камней, в самом центре над очагом. Но он не будет казаться слишком симметричным, потому что одна сторона у него выше другой и сильно скошена – огромный, срезанный с одной стороны прямоугольник.
   – Какой красавец! – повторила Трой. – И как удобно лежит! – добавила она и рассмеялась. – Прямо под носом, буквально. – Она снова тихонько рассмеялась. – Я начинаю понимать людей, которые предпочитают заказывать кирпич или камень по телефону.
   – Интересно, глубоко ли он сидит в земле? – Рафф сказал это, размышляя вслух, и вдруг почувствовал прикосновение красного пальто и запах ее духов. Ветер упрямо налетал на них, толкал друг к другу мощными, укрывающими от мира крыльями, и у Раффа перехватило дыхание, словно он вдруг очутился в безвоздушном пространстве. – Что вы сказали? – чужим, хриплым голосом спросил он.
   – Я только...
   Ее лицо было так близко, что расплывалось перед глазами. Стараясь не поддаться головокружению, он с трудом удерживался на крутом откосе, где рядом с ним лежала она...
   Потом непроизвольно и бессильно, словно уступая напору ветра, он потянулся к ней, и губы его неловко, наощупь отыскали ее рот, прижались к нему, впились в него.
   Он не сознавал, что левой рукой прижимает ее к себе, не чувствовал острой боли в правом локте, упиравшемся в промерзшую, неподатливую землю. Если он и сознавал что-нибудь, то лишь одно: желание пробиться, во что бы то ни стало пробиться сквозь неведомую пустоту, приблизиться к Трой, ощутить ее...
   Он понимал, что это больше, чем просто ощущение больше, чем физическое прикосновение, – эта минута была и кульминацией, и конечной целью, и вершиной, и свершением; в ней заключалось все. И все сразу.
   Поэтому, когда, отодвинувшись и взглянув на него одурманенными, изумленными глазами, она оборвала это долгое мгновение, он с ужасом понял, что настало время все объяснить; с ужасом – потому, что придется лгать а он не представлял себе как.
   – Рафф, – услышал он ее голос, – почему вы хотя бы не предупредили меня? – Она приподнялась, пытаясь улыбнуться. – Я так до сих пор и не понимаю... что это на меня обрушилось...
   Не зная, что сказать, он стал по-детски оправдываться. Когда он заговорил, голос у него предательски дрожал.
   – Вы сами захотели прийти сюда, захотели все осмотреть, я вас не просил. Если бы вы... – Он отвернулся: ему была противна эта ложь. У него начал болеть локоть, и он переменил позу.