Страница:
Вспомнив яростную перепалку, Конни негромко рассмеялась.
— Что ж, вы правы. Кстати, передайте своему портному, что шов туники должен быть прямым, а не уходить в сторону на добрые десять сантиметров. Вдобавок, вы забыли застегнуть брюки.
Карраско потупился и покраснел.
— Прошу прощения, я на минутку… — Он поспешно скрылся за углом.
Конни скрестила руки на груди, прислонилась к переборке и стояла так, посмеиваясь себе под нос, пока Карраско не появился вновь. Он привел себя в порядок, его обычно встревоженное лицо несколько смягчилось.
— Понимаете, я только начал засыпать, — заговорил он, сконфуженно разводя руками. — Но тут раздался сигнал коммуникатора, и я одевался уже на бегу. К тому же я не привык носить форму Братства. Находясь в глубоком космосе, я предпочитаю повседневную одежду. Если бы не эти напыщенные сановники… ох, простите, пожалуйста.
Конни отмахнулась:
— Очень меткое выражение. Вдобавок, я не принадлежу к высшему обществу.
Соломон хмыкнул, окидывая девушку оценивающим взглядом.
— Не кажется ли вам, что уже довольно поздно? В самом разгаре ночная вахта. Кроме нас с вами, все спят.
Конни перебросила через плечо длинные волосы, собрав их в ярко-золотистый пучок, и рассмеялась.
— Надеюсь, вы не удивитесь, если я скажу, что в последнее время почти не сплю? Я как раз собиралась отправиться в блистер полюбоваться звездами. Они…
— Они навевают покой, — закончил Карраско и повернулся, протянув девушке ладонь. Она взяла руку Соломона, хотя в глубине души ее по-прежнему терзали сомнения, инстинктивное недоверие. — Я и сам частенько там бываю, — продолжал Карраско, увлекая Конни за собой. — Там, снаружи, царит такое умиротворение, что мне удается хотя бы ненадолго расслабиться и подумать о вечном.
— Ни о каком умиротворении и речи быть не может, — возразила Конни. — Космос — это бушующая стихия. Достаточно представить, какие процессы протекают в глубинах, ну, скажем, звезды класса В1. По сравнению с этим пеклом даже ад показался бы тихим уютным уголком.
Соломон поперхнулся. У него сразу испортилось настроение.
— Похоже, вы начисто лишены романтики, — заметил он.
Конни пожала плечами и вздохнула:
— По-видимому, да. Откровенно говоря, я уже забыла, когда в последний раз смеялась от души; может быть, я забыла даже, что такое настоящий искренний смех. Я не спешила взрослеть, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне хотелось посвятить свою жизнь свободному поиску в космосе. Ускорение, прыжок — и ты оказываешься там, где до сих пор не ступала нога человека. Именно так мы поступили после битвы у Арпеджио и открыли Новую Землю. Вместе с открытием пришла ответственность. Теперь я Вице-спикер планеты, в моих руках судьбы целого народа. Как забавно — я никогда не представляла себя в роли правителя. В душе я космический бродяга, исследователь и путешественник.
Они вошли в блистер. За колпаком из прозрачного графита мерцала серо-белая россыпь звезд, застывших в черной пустоте.
— Вам не приходило в голову на несколько лет оставить планету на попечение отца и осуществить свою мечту? Я уверен — Архон справится без вас.
Конни мечтательно улыбнулась:
— Может быть, я так и сделаю, если наше предприятие оправдает мои ожидания. Ну и, разумеется, если у меня будет свободное время.
— И в чем же смысл этого предприятия?
Конни выдернула ладонь из его пальцев, чувствуя тепло плеча Соломона, проникавшее сквозь ткань его формы, и удивляясь тому, сколь естественным было соприкосновение их рук.
— Все еще не оставляете надежды, капитан? Готовы воспользоваться моей слабостью и выведать правду? — Она покачала головой. — Еще рано. Слишком много людей вроде Нгоро что-то подозревают. Никита Малаков тоже держит нос по ветру. За последние несколько месяцев я встретила немало высокопоставленных лиц, мотивы которых внушают мне сомнения. Вам я тоже не доверяю, но не потому, что чувствую в вас противника, а оттого, что сознаю всю тяжесть ситуации, в которой мы все оказались. Я перестала верить даже отцу. Он не враг мне, он самый близкий мне человек, но мне известны ставки в этой игре, капитан. И эта игра пугает меня до смерти.
Соломон молча смотрел на нее, чуть заметно кивая.
— В конечном итоге, я прихожу к выводу, что могу рассчитывать только на себя.
Сол скрестил руки и прислонился спиной к переборке, поставив ногу на кожух спектрометра.
— Полагаю, каждый из нас может полностью доверять только себе.
Конни уселась на прохладный кронштейн телескопа и, подтянув колено к груди, обхватила его длинными пальцами.
— Я рада, что вы понимаете это… если не сердцем, то хотя бы умом. Наверное, вы действительно правы — во мне нет ни капли романтики.
— Опять начинаете свою игру?
— Вы так и не ответили на вопрос, который я задала в прошлый раз. Вопрос о беспредельной власти.
Карраско опустил голову, уткнув подбородок в широкую грудь.
— Я обдумал его, но ответа так и не нашел. Естественно, первым моим побуждением было принять высшее могущество, чтобы исправлять тех, кто заблуждается. Но, хорошенько все обмозговав, я подумал о возможных последствиях. — Он бросил на девушку невозмутимый взгляд. — Скажите, не кажется ли вам, что господь играет во Вселенной не такую уж важную роль? Я имею в виду — если учесть, какими силами мы привыкли его наделять в своем воображении, он мог бы очень многое изменить. Допустим, вы уничтожили Арпеджио ядерным ударом. Вы погубили миллиарды людей, но ни один из них не стал от этого лучше. Каждый, кто пожелал бы воспользоваться неограниченным могуществом для искоренения порока, лишь преобразовал бы мир по своему образу и подобию. — Соломон ударил ладонью по бедру. — А я несовершенен, Констанция. Значит, любые перемены, которые я затеял бы, неизбежно носили бы черты моего несовершенства.
— Иными словами, если я предложу вам источник абсолютной власти, вы откажетесь его принять?
Соломон глубоко вздохнул. Форма натянулась на его груди, сквозь ткань проступили очертания бугристых мышц и ребер.
— Сначала я хотел отказаться. Но пару дней назад у меня состоялась беседа с нашим печально известным Нориком Нгоро. Он высказал несколько замечаний относительно того, что сама природа жизни накладывает на человека определенные обязанности. И он прав. Он утверждает, что уклонение от ответственности — это бегство от действительности. — Соломон негромко и безрадостно рассмеялся. — Он настоящий анархист, этот Нгоро. Думаю, он отлично поладил бы с Никитой Малаковым.
— Значит, вы согласились бы принять неограниченное могущество и стали бы Всевышним?
Лоб Соломона избороздили глубокие морщины:
— Будь я проклят, если знаю. Оба ответа не лишены недостатков. Облечь себя могуществом и преобразовать Вселенную по собственному подобию? Или жить в тени чужих изъянов и пороков? Чьи заблуждения предпочтительнее для меня — мои собственные… или заблуждения других людей? Ведь мы все несовершенны.
Констанция повернула лицо, любуясь светом миллиардов звезд, наслаждаясь тишиной и близостью мужчины, чьи мысли, казалось, звучат в унисон с ее собственными. Она закрыла глаза, радуясь возникшему чувству, что она не одна во Вселенной, и желая, чтобы это ощущение длилось вечно.
— Меня очень заинтересовала ваша игра, — негромко продолжал Соломон. — Как только у меня будет отчет, я сразу вам сообщу. Мне страшно подумать, что источник этой силы может оказаться в недостойных руках.
— Мне тоже, — прошептала Конни, чувствуя, как к ней возвращается леденящее чувство одиночества.
Мягкий зеленый свет мониторов мостика освещал хмурое лицо Карраско, наблюдавшего за огоньками, которые указывали местоположение приближающихся кораблей. Подойдя на расстояние четырех световых секунд, они совершили маневр и заняли место в кильватере «Боз». Они не отвечали на запросы, а видимость на таком расстоянии была слишком плохой, чтобы выяснить тип кораблей, хотя их массу можно было вычислить по спектру газовой струи и допплеровскому смещению при ускорении.
— Корабль?
— Слушаю вас, капитан.
— Предположим, нас преследуют облегченные до предела боевые суда стандартного класса с форсированными на двадцать процентов двигателями, которыми обычно оснащают корабли массой пять тысяч пятьсот тонн. Какова вероятность обнаружить их в реестрах планет Конфедерации?
Соломон вставил кружку в диспенсер и рассеянно вынул ее, радуясь тому, что его руки вновь обрели гибкость и силу, а имплантированные нервы прижились в его плоти.
— Судя по перечисленным критериям, эти суда скорее всего построены на основе модели класса 26, тип VI, — тут же отозвалась Боз. — К сожалению, корабли данной модификации выпускаются более пятнадцати лет и в эксплуатации находятся тысячи экземпляров. Это самый универсальный тип, его закупают все правительства и промышленные группы Конфедерации, исключая Нью-Израиль и Братство, которые строят свои собственные суда. Ваш замысел не сработал, хотя и был довольно остроумен.
— Спасибо, корабль. — Соломон откинулся на спинку кресла, вглядываясь в строки сообщения о состоянии реактора, бегущие по экрану его виртуального шлема. Он чуть скорректировал подачу топлива, изменяя курс корабля. Силуэт Констанции на фоне бесчисленных звезд в блистере продолжал настойчиво вторгаться в его мысли. Какая красивая женщина, умная, образованная, энергичная — она захватывала его воображение, а ведь он никогда не был падок на женщин. Особенно с тех пор, когда Деметра летала с ним на «Мориа». После катастрофы ей предложили стать капитаном «Гэвела», и она приняла этот пост. А потом у него не было времени для новых увлечений. Место Деметры могла занять Пег Андаки, но после смерти Мэйбрая, пока Соломон был прикован к медицинскому комплексу, она вышла замуж за Брета Муриаки.
— Капитан?
— Слушаю вас. — Соломон посмотрел на мониторы.
— Вы по-прежнему не желаете обращаться ко мне по имени. Я прослушала записи наших разговоров, и они приводят меня в замешательство. Довольно странное впечатление — как если бы я называла вас просто «человек».
Неужели в голосе машины ему почудился упрек? Указательный палец Соломона выбивал ритмичную дробь по подлокотнику кресла с вмонтированными приборами и органами управления. Он шевельнулся, и кресло тут же изменило форму, плотно прилегая к его телу.
— Я не задумывался над этим.
Боз несколько мгновений молчала. Скованный напряжением, Соломон тем не менее чувствовал, как пробуждается его любопытство. Сложнейшие многомерные структуры, из которых состоял мозг корабля, давали ответ в считанные наносекунды. Если Боз колебалась намеренно, значит, уровень ее мышления сопоставим с человеческим. Только теперь Соломон понял, как неуютно ему рядом с этим электронным гением.
— Капитан, в моем распоряжении много программ, позволяющих проводить самые разнообразные аналитические выкладки. — Вновь возникла пауза, еще более усугубляя беспокойство Соломона. — Я пришла к выводу — разумеется, он носит вероятностный характер, — что вы избегаете близких отношений, которые могут превратиться в личную привязанность.
— Вот как? — Палец Соломона все громче стучал по подлокотнику, к горлу подступил комок. Казалось, кресло стискивает его тело, словно гигантский кулак.
Вновь пауза.
— Компьютерам неведомо горе и печаль. Это человеческие чувства.
— Что вы имеете в виду?
— Вас терзают мучительные сновидения, в которых мне отводится роль препятствия, помехи. Гибель «Гейдж» по-прежнему лежит тяжким грузом на вашей совести.
— А также смерть тридцати моих друзей. — Соломон усилием воли заставил себя разжать кулак и дышать спокойнее.
— Не оттого ли вас постоянно раздражают Артуриан, Брайана и остальные члены экипажа? За минувшие два дня вы трижды обошли служебные помещения с внеплановой проверкой, но никто не услышал от вас доброго слова. Я обратилась к записям, отражающим ваше поведение в прошлом. Вы командовали несколькими кораблями и всякий раз были душой общества, положительно влияли на подчиненных. Но теперь вы держитесь отстранение, словно прячетесь в раковину. Вы теряете авторитет, и это мешает вам эффективно исполнять свои обязанности.
Соломон глубоко втянул воздух и, скрестив руки, впился зубами в сустав большого пальца. Он смотрел на огоньки приборов, не замечая их и словно пытаясь пронзить взглядом пространство и время. Кают-компании, мостики и коридоры кораблей вновь заполнили люди, ожившие на короткое мгновение. Внезапно картина изменилась. Соломон вернулся воспоминаниями на борт «Мориа», его первого судна. По мере того как одна за другой отключались системы корабля, «Мориа» погружался в темную ледяную агонию. Его органы чувств пали жертвой небольшого куба невероятной массы. Обнаружив загадочный объект, ученые, невзирая на предупреждения Соломона, подтянули куб к кораблю для исследований, надеясь добыть доказательства существования чужой высокоразвитой цивилизации; однако едва щупы корабля коснулись куба, тот взорвался. Впоследствии были обнаружены еще несколько таких же устройств — их цепочка вела к Арпеджио.
«Мориа» окутало янтарное сияние; потом пелена расступилась, являя мысленному взору Соломона очередное ужасное видение.
Соломон вновь оказался на мостике «Клинка», вновь пережил те последние отчаянные мгновения, когда он пытался вырвать корабль из арпеджианской ловушки. Одну за другой переборки и палубы судна пронзали слепящие струи плазмы, унося жизни мужчин и женщин. Он вспомнил, как гасли приборные панели — корабль судорожно переключал свои нервные цепи, готовясь к безумному прыжку на Фронтир. Оберегая людей, «Клинок» совершил нечто вроде добровольной лоботомии.
Тяжелее всего Соломон переживал гибель «Гейдж». Он так и не успел понять, что, в сущности, произошло. Смерть настигла их в красно-голубом мерцании двойного солнца Тайджи. Словно из ниоткуда вынырнул черный корабль и расстрелял экспедицию, которая занималась разведкой металлических руд на спутниках планеты. Чтобы спасти корабль, Соломон поднял его по тревоге. В его мозгу навсегда запечатлелись испуганные лица членов экипажа; Соломон понимал, что они оказались на волосок от смерти.
Он взял себя в руки и сам сделал то, чего не мог приказать другим. Он вошел в помещение вышедшего из строя реактора, соединил концы разорванного плазмой кабеля и удерживал его, пока Хэппи ставил шунты и устранял повреждения. Он чувствовал, как его тело пронизывают губительные лучи радиации, мучился от боли в обугленных мышцах, сползавших с костей. К счастью, слизистая оболочка его носа успела сгореть раньше, чем он уловил запах поджаренной плоти пальцев. Он пожертвовал собой ради остальных — и Гейдж пришлось погибнуть тоже, потому что его жертвы оказалось недостаточно.
— Почему вы так думаете, корабль? — хрипло произнес он, заставляя себя вернуться в настоящее.
— Вы всегда возвращали людей и корабли домой, — ответила Боз мягким голосом, в котором тем не менее чувствовалась убежденность. — Ни одну из трех трагедий нельзя объяснить вашими ошибками или безответственностью. Всякий раз…
— Я оставил мостик «Гейдж» и спустился вниз осмотреть образцы металлического водорода, которые Миша доставил с луны. Мбази и…
— Следственная комиссия, назначенная Великой Ложей, не нашла причин передавать ваше дело в суд Братства. Даже Гейдж обнаружила пирата, когда было слишком поздно. Это было ничем не спровоцированное нападение, и произошло оно за пределами освоенного космоса. Невзирая на крайне неблагоприятные обстоятельства, вам удалось невероятное. Очутившись в безнадежном положении, вы тем не менее доставили людей и корабль на Фронтир. Это оказалось возможным только благодаря вам, вашему мужеству и решительности. Но если вы не измените своего нынешнего отношения к экипажу, то утратите те качества и способности, которые делают из обычного человека капитана. Уже сейчас эффективность действий команды упала до восьмидесяти процентов.
— Зачем вы мне это рассказываете? — Соломон неподвижными глазами смотрел перед собой, чувствуя, как замирает его сердце. Не надо было соглашаться. Он должен был прямо и решительно заявить Краалю, что никогда не вернется в космос.
Он испуганно встрепенулся, услышав голос корабля:
— Вы слишком хороший капитан, чтобы отправлять вас в отставку. Более того, те скудные сведения, которыми я располагаю, свидетельствуют о том, что нынешняя экспедиция имеет огромное значение для судеб человечества. Мы оказались на пороге небывалого в истории кризиса.
Соломон выпрямился:
— Откуда вы это знаете?
— Объем подпространственных сообщений, зашифрованных сложнейшими кодами, возрос на пятьсот процентов. Цена торона на открытом рынке взлетела до небес. Ведущие участники Конфедерации отзывают из космоса свои военные флотилии и меняют полетные расписания гражданских судов. Значительно повысился спрос на определенные категории товаров — оружие, экспедиционное снаряжение, продовольствие, компьютеры и так далее. Все это свидетельствует о наступлении глобального политического кризиса — вплоть до мобилизации частных судов.
— Значит, Конфедерация может быть втянута в военные действия?
— Это подтверждается статистическим анализом сведений, которыми я располагаю. Учитывая нынешние обстоятельства, я обязана принять решение о том, оставить ли вас во главе экспедиции или освободить от обязанностей капитана.
12
— Что ж, вы правы. Кстати, передайте своему портному, что шов туники должен быть прямым, а не уходить в сторону на добрые десять сантиметров. Вдобавок, вы забыли застегнуть брюки.
Карраско потупился и покраснел.
— Прошу прощения, я на минутку… — Он поспешно скрылся за углом.
Конни скрестила руки на груди, прислонилась к переборке и стояла так, посмеиваясь себе под нос, пока Карраско не появился вновь. Он привел себя в порядок, его обычно встревоженное лицо несколько смягчилось.
— Понимаете, я только начал засыпать, — заговорил он, сконфуженно разводя руками. — Но тут раздался сигнал коммуникатора, и я одевался уже на бегу. К тому же я не привык носить форму Братства. Находясь в глубоком космосе, я предпочитаю повседневную одежду. Если бы не эти напыщенные сановники… ох, простите, пожалуйста.
Конни отмахнулась:
— Очень меткое выражение. Вдобавок, я не принадлежу к высшему обществу.
Соломон хмыкнул, окидывая девушку оценивающим взглядом.
— Не кажется ли вам, что уже довольно поздно? В самом разгаре ночная вахта. Кроме нас с вами, все спят.
Конни перебросила через плечо длинные волосы, собрав их в ярко-золотистый пучок, и рассмеялась.
— Надеюсь, вы не удивитесь, если я скажу, что в последнее время почти не сплю? Я как раз собиралась отправиться в блистер полюбоваться звездами. Они…
— Они навевают покой, — закончил Карраско и повернулся, протянув девушке ладонь. Она взяла руку Соломона, хотя в глубине души ее по-прежнему терзали сомнения, инстинктивное недоверие. — Я и сам частенько там бываю, — продолжал Карраско, увлекая Конни за собой. — Там, снаружи, царит такое умиротворение, что мне удается хотя бы ненадолго расслабиться и подумать о вечном.
— Ни о каком умиротворении и речи быть не может, — возразила Конни. — Космос — это бушующая стихия. Достаточно представить, какие процессы протекают в глубинах, ну, скажем, звезды класса В1. По сравнению с этим пеклом даже ад показался бы тихим уютным уголком.
Соломон поперхнулся. У него сразу испортилось настроение.
— Похоже, вы начисто лишены романтики, — заметил он.
Конни пожала плечами и вздохнула:
— По-видимому, да. Откровенно говоря, я уже забыла, когда в последний раз смеялась от души; может быть, я забыла даже, что такое настоящий искренний смех. Я не спешила взрослеть, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне хотелось посвятить свою жизнь свободному поиску в космосе. Ускорение, прыжок — и ты оказываешься там, где до сих пор не ступала нога человека. Именно так мы поступили после битвы у Арпеджио и открыли Новую Землю. Вместе с открытием пришла ответственность. Теперь я Вице-спикер планеты, в моих руках судьбы целого народа. Как забавно — я никогда не представляла себя в роли правителя. В душе я космический бродяга, исследователь и путешественник.
Они вошли в блистер. За колпаком из прозрачного графита мерцала серо-белая россыпь звезд, застывших в черной пустоте.
— Вам не приходило в голову на несколько лет оставить планету на попечение отца и осуществить свою мечту? Я уверен — Архон справится без вас.
Конни мечтательно улыбнулась:
— Может быть, я так и сделаю, если наше предприятие оправдает мои ожидания. Ну и, разумеется, если у меня будет свободное время.
— И в чем же смысл этого предприятия?
Конни выдернула ладонь из его пальцев, чувствуя тепло плеча Соломона, проникавшее сквозь ткань его формы, и удивляясь тому, сколь естественным было соприкосновение их рук.
— Все еще не оставляете надежды, капитан? Готовы воспользоваться моей слабостью и выведать правду? — Она покачала головой. — Еще рано. Слишком много людей вроде Нгоро что-то подозревают. Никита Малаков тоже держит нос по ветру. За последние несколько месяцев я встретила немало высокопоставленных лиц, мотивы которых внушают мне сомнения. Вам я тоже не доверяю, но не потому, что чувствую в вас противника, а оттого, что сознаю всю тяжесть ситуации, в которой мы все оказались. Я перестала верить даже отцу. Он не враг мне, он самый близкий мне человек, но мне известны ставки в этой игре, капитан. И эта игра пугает меня до смерти.
Соломон молча смотрел на нее, чуть заметно кивая.
— В конечном итоге, я прихожу к выводу, что могу рассчитывать только на себя.
Сол скрестил руки и прислонился спиной к переборке, поставив ногу на кожух спектрометра.
— Полагаю, каждый из нас может полностью доверять только себе.
Конни уселась на прохладный кронштейн телескопа и, подтянув колено к груди, обхватила его длинными пальцами.
— Я рада, что вы понимаете это… если не сердцем, то хотя бы умом. Наверное, вы действительно правы — во мне нет ни капли романтики.
— Опять начинаете свою игру?
— Вы так и не ответили на вопрос, который я задала в прошлый раз. Вопрос о беспредельной власти.
Карраско опустил голову, уткнув подбородок в широкую грудь.
— Я обдумал его, но ответа так и не нашел. Естественно, первым моим побуждением было принять высшее могущество, чтобы исправлять тех, кто заблуждается. Но, хорошенько все обмозговав, я подумал о возможных последствиях. — Он бросил на девушку невозмутимый взгляд. — Скажите, не кажется ли вам, что господь играет во Вселенной не такую уж важную роль? Я имею в виду — если учесть, какими силами мы привыкли его наделять в своем воображении, он мог бы очень многое изменить. Допустим, вы уничтожили Арпеджио ядерным ударом. Вы погубили миллиарды людей, но ни один из них не стал от этого лучше. Каждый, кто пожелал бы воспользоваться неограниченным могуществом для искоренения порока, лишь преобразовал бы мир по своему образу и подобию. — Соломон ударил ладонью по бедру. — А я несовершенен, Констанция. Значит, любые перемены, которые я затеял бы, неизбежно носили бы черты моего несовершенства.
— Иными словами, если я предложу вам источник абсолютной власти, вы откажетесь его принять?
Соломон глубоко вздохнул. Форма натянулась на его груди, сквозь ткань проступили очертания бугристых мышц и ребер.
— Сначала я хотел отказаться. Но пару дней назад у меня состоялась беседа с нашим печально известным Нориком Нгоро. Он высказал несколько замечаний относительно того, что сама природа жизни накладывает на человека определенные обязанности. И он прав. Он утверждает, что уклонение от ответственности — это бегство от действительности. — Соломон негромко и безрадостно рассмеялся. — Он настоящий анархист, этот Нгоро. Думаю, он отлично поладил бы с Никитой Малаковым.
— Значит, вы согласились бы принять неограниченное могущество и стали бы Всевышним?
Лоб Соломона избороздили глубокие морщины:
— Будь я проклят, если знаю. Оба ответа не лишены недостатков. Облечь себя могуществом и преобразовать Вселенную по собственному подобию? Или жить в тени чужих изъянов и пороков? Чьи заблуждения предпочтительнее для меня — мои собственные… или заблуждения других людей? Ведь мы все несовершенны.
Констанция повернула лицо, любуясь светом миллиардов звезд, наслаждаясь тишиной и близостью мужчины, чьи мысли, казалось, звучат в унисон с ее собственными. Она закрыла глаза, радуясь возникшему чувству, что она не одна во Вселенной, и желая, чтобы это ощущение длилось вечно.
— Меня очень заинтересовала ваша игра, — негромко продолжал Соломон. — Как только у меня будет отчет, я сразу вам сообщу. Мне страшно подумать, что источник этой силы может оказаться в недостойных руках.
— Мне тоже, — прошептала Конни, чувствуя, как к ней возвращается леденящее чувство одиночества.
Мягкий зеленый свет мониторов мостика освещал хмурое лицо Карраско, наблюдавшего за огоньками, которые указывали местоположение приближающихся кораблей. Подойдя на расстояние четырех световых секунд, они совершили маневр и заняли место в кильватере «Боз». Они не отвечали на запросы, а видимость на таком расстоянии была слишком плохой, чтобы выяснить тип кораблей, хотя их массу можно было вычислить по спектру газовой струи и допплеровскому смещению при ускорении.
— Корабль?
— Слушаю вас, капитан.
— Предположим, нас преследуют облегченные до предела боевые суда стандартного класса с форсированными на двадцать процентов двигателями, которыми обычно оснащают корабли массой пять тысяч пятьсот тонн. Какова вероятность обнаружить их в реестрах планет Конфедерации?
Соломон вставил кружку в диспенсер и рассеянно вынул ее, радуясь тому, что его руки вновь обрели гибкость и силу, а имплантированные нервы прижились в его плоти.
— Судя по перечисленным критериям, эти суда скорее всего построены на основе модели класса 26, тип VI, — тут же отозвалась Боз. — К сожалению, корабли данной модификации выпускаются более пятнадцати лет и в эксплуатации находятся тысячи экземпляров. Это самый универсальный тип, его закупают все правительства и промышленные группы Конфедерации, исключая Нью-Израиль и Братство, которые строят свои собственные суда. Ваш замысел не сработал, хотя и был довольно остроумен.
— Спасибо, корабль. — Соломон откинулся на спинку кресла, вглядываясь в строки сообщения о состоянии реактора, бегущие по экрану его виртуального шлема. Он чуть скорректировал подачу топлива, изменяя курс корабля. Силуэт Констанции на фоне бесчисленных звезд в блистере продолжал настойчиво вторгаться в его мысли. Какая красивая женщина, умная, образованная, энергичная — она захватывала его воображение, а ведь он никогда не был падок на женщин. Особенно с тех пор, когда Деметра летала с ним на «Мориа». После катастрофы ей предложили стать капитаном «Гэвела», и она приняла этот пост. А потом у него не было времени для новых увлечений. Место Деметры могла занять Пег Андаки, но после смерти Мэйбрая, пока Соломон был прикован к медицинскому комплексу, она вышла замуж за Брета Муриаки.
— Капитан?
— Слушаю вас. — Соломон посмотрел на мониторы.
— Вы по-прежнему не желаете обращаться ко мне по имени. Я прослушала записи наших разговоров, и они приводят меня в замешательство. Довольно странное впечатление — как если бы я называла вас просто «человек».
Неужели в голосе машины ему почудился упрек? Указательный палец Соломона выбивал ритмичную дробь по подлокотнику кресла с вмонтированными приборами и органами управления. Он шевельнулся, и кресло тут же изменило форму, плотно прилегая к его телу.
— Я не задумывался над этим.
Боз несколько мгновений молчала. Скованный напряжением, Соломон тем не менее чувствовал, как пробуждается его любопытство. Сложнейшие многомерные структуры, из которых состоял мозг корабля, давали ответ в считанные наносекунды. Если Боз колебалась намеренно, значит, уровень ее мышления сопоставим с человеческим. Только теперь Соломон понял, как неуютно ему рядом с этим электронным гением.
— Капитан, в моем распоряжении много программ, позволяющих проводить самые разнообразные аналитические выкладки. — Вновь возникла пауза, еще более усугубляя беспокойство Соломона. — Я пришла к выводу — разумеется, он носит вероятностный характер, — что вы избегаете близких отношений, которые могут превратиться в личную привязанность.
— Вот как? — Палец Соломона все громче стучал по подлокотнику, к горлу подступил комок. Казалось, кресло стискивает его тело, словно гигантский кулак.
Вновь пауза.
— Компьютерам неведомо горе и печаль. Это человеческие чувства.
— Что вы имеете в виду?
— Вас терзают мучительные сновидения, в которых мне отводится роль препятствия, помехи. Гибель «Гейдж» по-прежнему лежит тяжким грузом на вашей совести.
— А также смерть тридцати моих друзей. — Соломон усилием воли заставил себя разжать кулак и дышать спокойнее.
— Не оттого ли вас постоянно раздражают Артуриан, Брайана и остальные члены экипажа? За минувшие два дня вы трижды обошли служебные помещения с внеплановой проверкой, но никто не услышал от вас доброго слова. Я обратилась к записям, отражающим ваше поведение в прошлом. Вы командовали несколькими кораблями и всякий раз были душой общества, положительно влияли на подчиненных. Но теперь вы держитесь отстранение, словно прячетесь в раковину. Вы теряете авторитет, и это мешает вам эффективно исполнять свои обязанности.
Соломон глубоко втянул воздух и, скрестив руки, впился зубами в сустав большого пальца. Он смотрел на огоньки приборов, не замечая их и словно пытаясь пронзить взглядом пространство и время. Кают-компании, мостики и коридоры кораблей вновь заполнили люди, ожившие на короткое мгновение. Внезапно картина изменилась. Соломон вернулся воспоминаниями на борт «Мориа», его первого судна. По мере того как одна за другой отключались системы корабля, «Мориа» погружался в темную ледяную агонию. Его органы чувств пали жертвой небольшого куба невероятной массы. Обнаружив загадочный объект, ученые, невзирая на предупреждения Соломона, подтянули куб к кораблю для исследований, надеясь добыть доказательства существования чужой высокоразвитой цивилизации; однако едва щупы корабля коснулись куба, тот взорвался. Впоследствии были обнаружены еще несколько таких же устройств — их цепочка вела к Арпеджио.
«Мориа» окутало янтарное сияние; потом пелена расступилась, являя мысленному взору Соломона очередное ужасное видение.
Соломон вновь оказался на мостике «Клинка», вновь пережил те последние отчаянные мгновения, когда он пытался вырвать корабль из арпеджианской ловушки. Одну за другой переборки и палубы судна пронзали слепящие струи плазмы, унося жизни мужчин и женщин. Он вспомнил, как гасли приборные панели — корабль судорожно переключал свои нервные цепи, готовясь к безумному прыжку на Фронтир. Оберегая людей, «Клинок» совершил нечто вроде добровольной лоботомии.
Тяжелее всего Соломон переживал гибель «Гейдж». Он так и не успел понять, что, в сущности, произошло. Смерть настигла их в красно-голубом мерцании двойного солнца Тайджи. Словно из ниоткуда вынырнул черный корабль и расстрелял экспедицию, которая занималась разведкой металлических руд на спутниках планеты. Чтобы спасти корабль, Соломон поднял его по тревоге. В его мозгу навсегда запечатлелись испуганные лица членов экипажа; Соломон понимал, что они оказались на волосок от смерти.
Он взял себя в руки и сам сделал то, чего не мог приказать другим. Он вошел в помещение вышедшего из строя реактора, соединил концы разорванного плазмой кабеля и удерживал его, пока Хэппи ставил шунты и устранял повреждения. Он чувствовал, как его тело пронизывают губительные лучи радиации, мучился от боли в обугленных мышцах, сползавших с костей. К счастью, слизистая оболочка его носа успела сгореть раньше, чем он уловил запах поджаренной плоти пальцев. Он пожертвовал собой ради остальных — и Гейдж пришлось погибнуть тоже, потому что его жертвы оказалось недостаточно.
— Почему вы так думаете, корабль? — хрипло произнес он, заставляя себя вернуться в настоящее.
— Вы всегда возвращали людей и корабли домой, — ответила Боз мягким голосом, в котором тем не менее чувствовалась убежденность. — Ни одну из трех трагедий нельзя объяснить вашими ошибками или безответственностью. Всякий раз…
— Я оставил мостик «Гейдж» и спустился вниз осмотреть образцы металлического водорода, которые Миша доставил с луны. Мбази и…
— Следственная комиссия, назначенная Великой Ложей, не нашла причин передавать ваше дело в суд Братства. Даже Гейдж обнаружила пирата, когда было слишком поздно. Это было ничем не спровоцированное нападение, и произошло оно за пределами освоенного космоса. Невзирая на крайне неблагоприятные обстоятельства, вам удалось невероятное. Очутившись в безнадежном положении, вы тем не менее доставили людей и корабль на Фронтир. Это оказалось возможным только благодаря вам, вашему мужеству и решительности. Но если вы не измените своего нынешнего отношения к экипажу, то утратите те качества и способности, которые делают из обычного человека капитана. Уже сейчас эффективность действий команды упала до восьмидесяти процентов.
— Зачем вы мне это рассказываете? — Соломон неподвижными глазами смотрел перед собой, чувствуя, как замирает его сердце. Не надо было соглашаться. Он должен был прямо и решительно заявить Краалю, что никогда не вернется в космос.
Он испуганно встрепенулся, услышав голос корабля:
— Вы слишком хороший капитан, чтобы отправлять вас в отставку. Более того, те скудные сведения, которыми я располагаю, свидетельствуют о том, что нынешняя экспедиция имеет огромное значение для судеб человечества. Мы оказались на пороге небывалого в истории кризиса.
Соломон выпрямился:
— Откуда вы это знаете?
— Объем подпространственных сообщений, зашифрованных сложнейшими кодами, возрос на пятьсот процентов. Цена торона на открытом рынке взлетела до небес. Ведущие участники Конфедерации отзывают из космоса свои военные флотилии и меняют полетные расписания гражданских судов. Значительно повысился спрос на определенные категории товаров — оружие, экспедиционное снаряжение, продовольствие, компьютеры и так далее. Все это свидетельствует о наступлении глобального политического кризиса — вплоть до мобилизации частных судов.
— Значит, Конфедерация может быть втянута в военные действия?
— Это подтверждается статистическим анализом сведений, которыми я располагаю. Учитывая нынешние обстоятельства, я обязана принять решение о том, оставить ли вас во главе экспедиции или освободить от обязанностей капитана.
12
Боз прямо и недвусмысленно предложила ему выход. Стоит лишь согласиться, и все будет кончено. Он уже не будет отвечать за… Отвечать. Внезапно Соломон вспомнил слова Нгоро.
Нет. Всю оставшуюся жизнь его будет преследовать мысль о том, что он отступил, проявил слабость, отказался от ответственности, которую накладывали на него моральные обязательства.
И еще эта забавная игра, которую предложила ему Конни. Что, если она говорила всерьез и на карту действительно поставлен источник неограниченного могущества? Можно ли допустить, чтобы он оказался в руках Лиетова? Или этого вздорного юнца, Артуриана?
На другую чашу весов брошена его свобода. Он может освободиться от непосильной ответственности, от призраков, от скрежета ногтей Фила Церратоноса, цеплявшегося за обшивку корабля. Одно слово — и он будет свободен.
Но тогда ему придется навсегда забыть о звездах.
«И до конца своих дней жить с сознанием собственного ничтожества. В конце концов придется признать себя трусом. И ко мне вновь вернутся призраки, глядя на меня мертвыми глазами. „Гейдж“, „Клинок“, „Мориа“ — их жертвы окажутся напрасными».
Страх, словно живое существо, ворочался в его внутренностях.
— К-как вы считаете, ситуацию еще можно обратить вспять?
— Надеюсь. Содержание вашей беседы со Спикером Архоном, а также статистические выкладки на основе широковещательных заявлений правительств многих планет приводят к выводу о том, что миры Конфедерации готовятся к наихудшему развитию событий. Пока ни одно правительство не подстрекает своих граждан к враждебным действиям. Открытый призыв к оружию, как правило, предваряется серьезными общественными потрясениями.
— Что же им мешает?
— Самое логичное предположение состоит в том, что правительства опасаются побочных явлений. Я практически убеждена, что все сколько-нибудь влиятельные политические силы заняли выжидательную позицию, осуществляя тем временем тайные мероприятия с целью оказать влияние на исход нынешней экспедиции.
— Вплоть до покушения на капитана, — пробормотал себе под нос Соломон. Итак, еще несколько кусочков мозаики легли на свое место. Он стиснул зубы и вздохнул. — Стало быть, я вновь очутился в самом пекле. — На экране монитора зловещим светом мерцали огоньки, отмечавшие положение преследователей.
— Совершенно верно, капитан. У меня недостаточно данных, чтобы определить истинную цель нашего путешествия. Тем не менее можно предположить, что от него зависит очень многое. Я записала разговор Архона с дочерью. Судя по его словам, исход экспедиции может оказаться губительным для Конфедерации.
Соломон потер подбородок:
— Минувшей ночью между Нгоро и Хитавией вспыхнула ссора. Мы сумели подавить конфликт, но это происшествие должно стать для нас уроком. Прошу вас круглосуточно записывать все разговоры на борту и немедленно докладывать мне о любых попытках поставить под угрозу безопасность корабля, экипажа и пассажиров.
— Я фиксирую ваш приказ, капитан. Надеюсь, вы понимаете, что он идет вразрез с законами о свободе личности. Не желаете ли вы предстать перед комиссией Братства…
Соломон хмуро улыбнулся экрану коммуникатора:
— Я всегда возвращаю домой корабли и людей — живыми или мертвыми. Это ваши собственные слова.
— В модуляциях вашего голоса угадываются нотки сарказма. Я считаю этот сарказм еще одним подтверждением того, что вы до сих пор сомневаетесь в собственных силах.
— О каких сомнениях вы говорите? — бросил Соломон, рывком выпрямляясь и расплескивая кофе.
— Я хочу задать вам вопрос, капитан. Предположим, вы сумели обратить время вспять, сохранив неизменными все параметры, за исключением вашего нынешнего душевного состояния. Какие решения, принятые вами в прошлом, вы пожелали бы изменить?
— Хотите докопаться до истоков? Что ж, пожалуйста. Я бы изменил очень многое. Во-первых, я бы не разрешил подтягивать этот куб так близко к «Мориа», — с горечью произнес Соломон.
— Иными словами, вы знали, что куб начинен взрывчаткой, еще до того, как к нему прикоснулись зонды корабля?
— Разумеется, нет! Прочтите следственные материалы. Они содержатся в ваших архивах.
— Да, капитан, они есть у меня. — Боз вновь выдержала паузу, словно поддразнивая Соломона. — Но факт остается фактом: следственная комиссия, состоявшая из опытных астронавтов, пришла к выводу, что при обращении с кубом вы предприняли такие меры предосторожности, о которых на вашем месте не подумал бы никто другой. Они не увидели оснований передавать ваше дело в суд.
Сол рассмеялся.
— Это весьма спорный аргумент. В конечном итоге объект взорвался, погубив мое судно и треть экипажа.
— Именно этим объясняются ваши нынешние страхи?
Сол прикусил губу и задумался.
— Вполне возможно, — хриплым голосом произнес он. — Я не уверен, что выдержу, если потеряю еще один корабль.
— Решение остается за вами, капитан. Вы даже не ознакомились с моими возможностями. Ваш экипаж раскололся на два лагеря, между которыми понемногу возникает враждебность. Старшие помощники сомневаются в вашей компетентности как капитана. Нас преследуют два корабля. Ходят слухи о том, что на борту находится злоумышленник; остается лишь надеяться, что посланник Нгоро сумеет разоблачить его. Дипломаты продолжают гадать, зачем их собрали вместе, и эта неопределенность грозит ввергнуть Конфедерацию в гражданскую войну. Не кажется ли вам, что настала пора взять ситуацию под контроль?
В груди Соломона возникла уже знакомая тяжесть, сердце забилось чаще. «Что, если Боз права? Что, если я не справлюсь и потеряю еще один корабль?» Его охватила мучительная душевная боль.
— Капитан, — негромко заговорила Боз, — пока вы будете называть меня «кораблем», пока вы будете чураться своего экипажа, вам не удастся собраться с силами и довести экспедицию до успешного конца. Если вы не сможете обрести уверенность в себе, вы потеряете свой пост и, возможно, погубите корабль и людей, находящихся на борту.
— Что же вы мне посоветуете? — Ладони Сола вспотели. Он попытался сглотнуть, но язык словно застрял в горле.
— Если вы не возьмете себя в руки, я применю статью 15.1.3 Дисциплинарного устава и предложу старшим помощникам освободить вас от поста по психологическим основаниям, — объявила Боз лишенным какого-либо выражения голосом.
— Как же мне убедить вас в том, что я уверен в себе?
— Мое имя Боз, я обладаю чувствами… и, не сомневаюсь, даже душой. Я хочу, чтобы вы проявляли ко мне хотя бы малую толику уважения, которого заслуживает всякое мыслящее существо. Также советую вам поближе познакомиться со своими старшими помощниками и обращаться с экипажем по-человечески.
— Но я уже пытался найти с ними общий язык, — возразил Соломон, пытаясь оправдаться.
— В таком случае прослушайте еще раз ваши разговоры… — Боз включила запись. Соломон не мог не уловить властность и самомнение, сквозившие в его голосе. — Я не ошиблась, капитан?
— Нет, корабль… э-ээ… Боз. Я и не догадывался, что говорю таким тоном. — Он закрыл глаза. — Мне остается лишь поблагодарить вас. Я не знал, что дела обстоят так плохо.
— Не благодарите меня, капитан. Скажите спасибо Хэппи. Я собиралась отстранить вас от командования, но он уговорил меня повременить. Главный инженер внушает мне чувство глубокого уважения. Даже если вас не убедили прочие соображения, постарайтесь хотя бы сделать так, чтобы его усилия не пропали даром.
Только теперь Соломон понял, почему на экране его коммуникатора так часто мелькали вызовы Хэппи. Он глубоко вздохнул, жалея о том, что не уделил им должного внимания. Чувствуя себя жалким и несчастным, он покаянно смотрел на динамики, понимая, что сейчас не время тешить раненую гордость.
— Еще ни разу в жизни мне не доводилось выслушивать такую суровую отповедь, особенно от корабля, — признался он, стараясь говорить невозмутимым голосом. — Наверное, я должен извиниться перед вами. Спасибо вам за доверие и откровенность. Вы сделали то, что не удалось бы ни одному человеку.
Нет. Всю оставшуюся жизнь его будет преследовать мысль о том, что он отступил, проявил слабость, отказался от ответственности, которую накладывали на него моральные обязательства.
И еще эта забавная игра, которую предложила ему Конни. Что, если она говорила всерьез и на карту действительно поставлен источник неограниченного могущества? Можно ли допустить, чтобы он оказался в руках Лиетова? Или этого вздорного юнца, Артуриана?
На другую чашу весов брошена его свобода. Он может освободиться от непосильной ответственности, от призраков, от скрежета ногтей Фила Церратоноса, цеплявшегося за обшивку корабля. Одно слово — и он будет свободен.
Но тогда ему придется навсегда забыть о звездах.
«И до конца своих дней жить с сознанием собственного ничтожества. В конце концов придется признать себя трусом. И ко мне вновь вернутся призраки, глядя на меня мертвыми глазами. „Гейдж“, „Клинок“, „Мориа“ — их жертвы окажутся напрасными».
Страх, словно живое существо, ворочался в его внутренностях.
— К-как вы считаете, ситуацию еще можно обратить вспять?
— Надеюсь. Содержание вашей беседы со Спикером Архоном, а также статистические выкладки на основе широковещательных заявлений правительств многих планет приводят к выводу о том, что миры Конфедерации готовятся к наихудшему развитию событий. Пока ни одно правительство не подстрекает своих граждан к враждебным действиям. Открытый призыв к оружию, как правило, предваряется серьезными общественными потрясениями.
— Что же им мешает?
— Самое логичное предположение состоит в том, что правительства опасаются побочных явлений. Я практически убеждена, что все сколько-нибудь влиятельные политические силы заняли выжидательную позицию, осуществляя тем временем тайные мероприятия с целью оказать влияние на исход нынешней экспедиции.
— Вплоть до покушения на капитана, — пробормотал себе под нос Соломон. Итак, еще несколько кусочков мозаики легли на свое место. Он стиснул зубы и вздохнул. — Стало быть, я вновь очутился в самом пекле. — На экране монитора зловещим светом мерцали огоньки, отмечавшие положение преследователей.
— Совершенно верно, капитан. У меня недостаточно данных, чтобы определить истинную цель нашего путешествия. Тем не менее можно предположить, что от него зависит очень многое. Я записала разговор Архона с дочерью. Судя по его словам, исход экспедиции может оказаться губительным для Конфедерации.
Соломон потер подбородок:
— Минувшей ночью между Нгоро и Хитавией вспыхнула ссора. Мы сумели подавить конфликт, но это происшествие должно стать для нас уроком. Прошу вас круглосуточно записывать все разговоры на борту и немедленно докладывать мне о любых попытках поставить под угрозу безопасность корабля, экипажа и пассажиров.
— Я фиксирую ваш приказ, капитан. Надеюсь, вы понимаете, что он идет вразрез с законами о свободе личности. Не желаете ли вы предстать перед комиссией Братства…
Соломон хмуро улыбнулся экрану коммуникатора:
— Я всегда возвращаю домой корабли и людей — живыми или мертвыми. Это ваши собственные слова.
— В модуляциях вашего голоса угадываются нотки сарказма. Я считаю этот сарказм еще одним подтверждением того, что вы до сих пор сомневаетесь в собственных силах.
— О каких сомнениях вы говорите? — бросил Соломон, рывком выпрямляясь и расплескивая кофе.
— Я хочу задать вам вопрос, капитан. Предположим, вы сумели обратить время вспять, сохранив неизменными все параметры, за исключением вашего нынешнего душевного состояния. Какие решения, принятые вами в прошлом, вы пожелали бы изменить?
— Хотите докопаться до истоков? Что ж, пожалуйста. Я бы изменил очень многое. Во-первых, я бы не разрешил подтягивать этот куб так близко к «Мориа», — с горечью произнес Соломон.
— Иными словами, вы знали, что куб начинен взрывчаткой, еще до того, как к нему прикоснулись зонды корабля?
— Разумеется, нет! Прочтите следственные материалы. Они содержатся в ваших архивах.
— Да, капитан, они есть у меня. — Боз вновь выдержала паузу, словно поддразнивая Соломона. — Но факт остается фактом: следственная комиссия, состоявшая из опытных астронавтов, пришла к выводу, что при обращении с кубом вы предприняли такие меры предосторожности, о которых на вашем месте не подумал бы никто другой. Они не увидели оснований передавать ваше дело в суд.
Сол рассмеялся.
— Это весьма спорный аргумент. В конечном итоге объект взорвался, погубив мое судно и треть экипажа.
— Именно этим объясняются ваши нынешние страхи?
Сол прикусил губу и задумался.
— Вполне возможно, — хриплым голосом произнес он. — Я не уверен, что выдержу, если потеряю еще один корабль.
— Решение остается за вами, капитан. Вы даже не ознакомились с моими возможностями. Ваш экипаж раскололся на два лагеря, между которыми понемногу возникает враждебность. Старшие помощники сомневаются в вашей компетентности как капитана. Нас преследуют два корабля. Ходят слухи о том, что на борту находится злоумышленник; остается лишь надеяться, что посланник Нгоро сумеет разоблачить его. Дипломаты продолжают гадать, зачем их собрали вместе, и эта неопределенность грозит ввергнуть Конфедерацию в гражданскую войну. Не кажется ли вам, что настала пора взять ситуацию под контроль?
В груди Соломона возникла уже знакомая тяжесть, сердце забилось чаще. «Что, если Боз права? Что, если я не справлюсь и потеряю еще один корабль?» Его охватила мучительная душевная боль.
— Капитан, — негромко заговорила Боз, — пока вы будете называть меня «кораблем», пока вы будете чураться своего экипажа, вам не удастся собраться с силами и довести экспедицию до успешного конца. Если вы не сможете обрести уверенность в себе, вы потеряете свой пост и, возможно, погубите корабль и людей, находящихся на борту.
— Что же вы мне посоветуете? — Ладони Сола вспотели. Он попытался сглотнуть, но язык словно застрял в горле.
— Если вы не возьмете себя в руки, я применю статью 15.1.3 Дисциплинарного устава и предложу старшим помощникам освободить вас от поста по психологическим основаниям, — объявила Боз лишенным какого-либо выражения голосом.
— Как же мне убедить вас в том, что я уверен в себе?
— Мое имя Боз, я обладаю чувствами… и, не сомневаюсь, даже душой. Я хочу, чтобы вы проявляли ко мне хотя бы малую толику уважения, которого заслуживает всякое мыслящее существо. Также советую вам поближе познакомиться со своими старшими помощниками и обращаться с экипажем по-человечески.
— Но я уже пытался найти с ними общий язык, — возразил Соломон, пытаясь оправдаться.
— В таком случае прослушайте еще раз ваши разговоры… — Боз включила запись. Соломон не мог не уловить властность и самомнение, сквозившие в его голосе. — Я не ошиблась, капитан?
— Нет, корабль… э-ээ… Боз. Я и не догадывался, что говорю таким тоном. — Он закрыл глаза. — Мне остается лишь поблагодарить вас. Я не знал, что дела обстоят так плохо.
— Не благодарите меня, капитан. Скажите спасибо Хэппи. Я собиралась отстранить вас от командования, но он уговорил меня повременить. Главный инженер внушает мне чувство глубокого уважения. Даже если вас не убедили прочие соображения, постарайтесь хотя бы сделать так, чтобы его усилия не пропали даром.
Только теперь Соломон понял, почему на экране его коммуникатора так часто мелькали вызовы Хэппи. Он глубоко вздохнул, жалея о том, что не уделил им должного внимания. Чувствуя себя жалким и несчастным, он покаянно смотрел на динамики, понимая, что сейчас не время тешить раненую гордость.
— Еще ни разу в жизни мне не доводилось выслушивать такую суровую отповедь, особенно от корабля, — признался он, стараясь говорить невозмутимым голосом. — Наверное, я должен извиниться перед вами. Спасибо вам за доверие и откровенность. Вы сделали то, что не удалось бы ни одному человеку.