Страница:
– Слушаюсь…
Заявление Ольховской с перечнем похищенных драгоценностей майор прочитал на ходу.
“Что еще за “Магистр”? – думал он, спускаясь на второй этаж. – Бриллиант неимоверной цены… Чушь какая-то. Впервые с подобным сталкиваюсь. И где! В нашей провинции. Сокровище, место которому только в Алмазном фонде. – Дубравин разозлился: – Черт побери! Похоже, заявление – блажь эмансипированной дамочки. Чтобы угрозыск без работы не остался…”
– Живой? – встретил его вопросом Белейко.
– Как видишь.
– Получил?
– Так себе… Дельце вот подкинул, не соскучишься. Вроде я двужильный.
– Евгений Тарасович, ты не двужильный, а удачливый. Про тебя по управлению легенды ходят.
– Постучи по столу.
– Уже. Что там у тебя?
– Да вот какая-то Ольховская А.Э., судя по ее заявлению, готовит мне всесоюзную славу. Для этого нужно совсем немного – отыскать бриллиант величиной с голубиное яйцо. Она, якобы, получила в наследство перстень с бриллиантом, а кто-то его слямзил. Каково, а?
– Постой, постой! Ольховская… Евгений Тарасович, ты в драмтеатре давно был?
– А что? – подозревая подвох, с недоверием посмотрел на него Дубравин.
– Ведь это наша лучшая актриса! Талант, я тебе доложу, редкий.
– Это ты успеваешь еще и по театрам шастать… – проворчал Дубравин, усаживаясь за стол. – Телефонный справочник у тебя?
– Возьми…
Дубравин полистал пухлую растрепанную книгу, нашел нужный номер, снял телефонную трубку.
– Алло! Драмтеатр? Пригласите, пожалуйста, Ольховскую. Дома? А вы не подскажите номер ее домашнего телефона? Кто звонит? Это звонят из…
Дубравин на миг запнулся. А затем продолжил:
– Из управления культуры. Записываю… Спасибо!
– Лишние дебаты по этому поводу нам ни к чему, – ответил майор на недоумевающий взгляд Белейко. – Тем более – сплетни. Если, конечно, написанное в заявлении соответствует истине.
И Дубравин опять начал накручивать телефонный диск.
– Здравствуйте! Ольховская? Вас беспокоит майор милиции Дубравин. По поводу пропажи драгоценностей… Да. Мне нужно с вами встретиться. У вас дома? Конечно… Хорошо. Я буду через час. Устраивает? Добро…
Едва Дубравин положил трубку, как тут же звякнул телефонный звонок.
– Слушаю, Дубравин. Да… Уже иду.
Он повернулся к Белейко и объяснил:
– Спецпочта из Москвы. По-моему, то, что я просил.
Минут через десять Дубравин возвратился с пакетом.
– Посмотрим, что здесь…
Он вытряхнул из пакета несколько листков.
Дубравин долго и внимательно читал бумаги, делая пометки в своем блокноте. Наконец он откинулся на спинку стула и с удовлетворением улыбнулся.
– Есть что-нибудь подходящее? – спросил его Белейко.
– Пожалуй, да. Взгляни…
Дубравин передал бумаги старшему лейтенанту.
– Смотри там, где я отметил птичкой.
– Эти? – показал Белейко. – Подпружный Сергей Алексеевич, он же Ставкин, кличка Жареный… Чугунов Семен Антонович, кличка Заика, или Семка Заика. Насколько мне помнится, Чугунов из наших краев. Я ведь…
– Точно, Бронек. Ты впрямь на Заике “сгорел”, когда в лейтенантах ходил. Тогда он тебя, да и меня тоже, здорово вокруг пальца обвел. Что и вскрылось на суде в Москве три года спустя – МУР постарался. Но я думал, что он еще в местах не столь отдаленных…
– Ушел из-под надзора. Притом недавно, – прочитал Белейко данные федерального розыска на Чугунова. – Освободили Семку. А “квалификация” у него подходящая. Правда, в наших случаях уж больно чистая работа.
– Опыта поднабрался… Второй тоже хорош гусь. Бежал из ИТК. Ты его не помнишь, а мне пришлось в свое время с ним повозиться. “Домушник” высшего класса. Кстати, у него тут кое-какие связи остались. Не исключено, что Жареный в городе.
– Семка Заика вряд ли сюда припылит. Осторожен, бес, сверх всякой меры и хитер. Да и кто его здесь ждет?
– Трудно сказать… У него и в самом деле в городе ни родственников, ни товарищей нет. Если, конечно, судить по нашим данным.
– Нужно проверить.
– И тщательно. Все-таки шанс. Мизерный, но… Ладно. Все. Еду к Ольховской…
Ольховская угостила майора кофе и бутербродами с колбасой.
Дубравин не стал себя долго упрашивать: детей-то он накормил, а сам пожевал на ходу вчерашний пирожок с мясом.
“Красивая…” – невольно подумал он, глядя, как управляется Ольховская с ручной кофемолкой.
И, представив на миг себя рядом с нею, поежился: и ростом не вышел, и волосы непонятного цвета, светлые с темными прядями, да еще и торчат, как у ежа иголки, и нос маловат, и брови кустиками…
– Значит… кгм!…
Дубравин пригладил усы. Он как отпустил их еще в Высшей школе милиции для солидности, так и носил с тех пор.
– Значит, о том, что у вас был перстень с ценным бриллиантом, знали только трое…
Он посмотрел в свои записи:
– …Ювелир Крутских и ваши подруги-актрисы Ирина Алифанова и Валентина Новосад. Так?
– Да. Девочкам я показала перстень, когда мы готовились к моему дню рождения. Это было днем. Они мне помогали.
– Понятно… – многозначительно сказал Дубравин, хотя на самом деле в этой истории понятного было мало.
Майор поерзал на стуле и продолжил:
– И уже поздним вечером этого же дня, как только подруги ушли домой, вы обнаружили пропажу. Правильно?
– Вечером… Точнее, в первом часу ночи.
– Когда вы уехали в театр?
– В половине шестого.
– А ваши подруги?
– Они были вместе со мной.
– Спектакль закончился…
Дубравин опять посмотрел в свой блокнот:
– …Закончился в половине десятого. Тэ-эк… Домой вы возвратились в начале одиннадцатого… – бормотал он себе под нос.
Майор с глубокомысленным видом кивнул, словно согласился с доводами невидимого собеседника, немного подумал, а затем спросил:
– А почему на день рождения вы пригласили только двух человек? У вас что, больше друзей нет?
– Почему? Ира и Валя – мои самые близкие подруги. И потом…
Ольховская неожиданно помрачнела.
– Недавно умерла моя бабушка, – сказала она глухо. – Я посчитала, что веселиться большой компанией после всех этих печальных событий и переживаний просто кощунственно. Девочки меня поздравили, мы поужинали в тесном кругу, съели торт. Спиртное пить не стали, так как должны были идти на спектакль.
– Где стоял ларец?
– В бабушкиной комнате, в шкафу.
– Вы говорили, что намеревались сдать перстень с “Магистром” государству. Тогда почему не сделали этого раньше? Ведь с того момента, как вы его обнаружили, прошло около двух недель.
В голосе Дубравина явственно прозвучало недоверие. Ольховская сразу сообразила, о чем подумал майор, и ответила несколько раздраженно:
– Хотите верьте, хотите нет, но просто не могла выбрать свободной минуты. Репетиции, спектакли, зубрежка новых ролей… А, что я вам рассказываю! Для того, чтобы понять все это, нужно побыть в шкуре артиста.
– Еще как понятно… Мне, по крайней мере.
Майор помрачнел, вспомнив сколько нераскрытых дел накопилось в его сейфе. Работы непочатый край. Про выходные дни в ближайшем обозримом будущем ему придется забыть. Это как пить дать.
– Но только не в вашем случае, – жестко сказал майор, отмахнувшись от нахлынувших мыслей.
– Простите, не понимаю…
– А что здесь понимать? У вас на руках бриллиант, которому нет цены, а вы держите его дома, словно какую-то безделушку. И это притом, что о перстне с «Магистром» известно не только вам, но и посторонним.
– Ну и что с того?
– По нынешним временам человека могут ограбить и убить за жалкие гроши. А у вас почти на виду, в хлипкой шкатулке, лежало целое состояние. Исторический раритет. К тому же, двери вашей квартиры никак не напоминают вход в хранилище банка. Где «Магистру» самое место.
– О перстне знали только самые доверенные люди, друзья!
– Надеюсь, вы знакомы с классикой. О друзьях хорошо сказал великий Пушкин. Так что не будем на эту тему… У меня есть факт – кто-то обворовал вашу квартиру. Вследствие этого возникает закономерный вопрос: почему вы допустили такую халатность, вовремя не определив перстень с «Магистром» в более надежное место?
Ольховская покраснела и опустила голову. Майор терпеливо ждал. Он уже догадался, каким будет ответ.
– Я виновата… – наконец сказала актриса тихо. – Моя вина…
– В чем вы виноваты?
– Впервые в жизни меня обуяла жадность…
Актриса сокрушенно покрутила головой.
– Никогда прежде не замечала за собой такой грех. Никогда! А тут…
– Успокойтесь, – миролюбиво сказал майор. – Этот бриллиант – огромный соблазн. Я сам не знаю, как поступил бы, получив такое наследство.
– Правда?
– Как на духу.
– Вот и я… подумала, что поспешила заявить во всеуслышание о своем намерении сдать перстень государству.
– За перстень вам заплатили бы. По закону, как за ценную находку. И не мало.
– Да. Но не столько, сколько за него можно было получить, продав где-нибудь за рубежом.
– Верно. Там за такой раритет отвалили бы кучу «зелени».
– Стыдно… Мне так стыдно…
– Не стоит теперь сокрушаться и корить себя. Что было, то прошло. Все равно «Магистр» исчез.
– Вы его найдете? – с надеждой спросила Ольховская.
– Попытаемся.
– Значит, вы не уверены…
– Если честно, то да, не уверен.
– Почему?
– Уж больно лакомый кусок, этот ваш перстень. Его в скупку не понесут.
– Это верно… Скорее всего, вор вывезет перстень с «Магистром» за границу.
– Может, да, а возможно, и нет. Смотря, кто его украл.
– Как это? Объясните.
– Если вашу квартиру посетил обычный «домушник», то вскоре перстень (а скорее всего, «Магистр») может где-нибудь всплыть. Вору ни к чему держать при себе такое опасное вещественное доказательство.
– И куда он его денет?
– Продаст барыге. Притом, за бесценок.
– Барыга… Это кто такой?
Дубравин невольно улыбнулся.
– Скупщик краденого, – ответил майор. – Владелец подпольной комиссионки на дому.
– Понятно… А что дальше будет делать с перстнем этот ваш… барыга?
– Перво-наперво переплавит оправу. Это называется спрятать концы в воду. Поди, докажи потом, что он замешан каким-то образом в квартирной краже.
– А как он поступит с камнем?
– Здесь все обстоит гораздо сложнее. Барыга не будет до бесконечности держать такую ценность у себя. Ему нужны живые деньги, чтобы они постоянно были в обороте.
– Значит, он постарается сбыть камень как можно быстрей…
– Да, он попытается это сделать. Но насчет быстроты… Дело в том, что скупщик краденого – еще тот жох. Он быстро поймет, какая ценность попала ему в руки. И захочет «наварить» на «Магистре» большую сумму.
– То есть, он продаст камень богатому иностранцу…
– Здесь, как говорится, бабка надвое гадала – то ли будет, то ли нет. Во-первых, и у нас теперь достаточно состоятельных людей. Но к ним не так просто попасть. Тем более, с предложением купить драгоценность сомнительного происхождения. Во-вторых, не все иностранцы, посещающие нашу страну, настолько богаты, что, не задумываясь, выложат десятки тысяч долларов за бриллиант, пусть и уникальный. И потом, купить камень они могут, а вот с вывозом его за рубеж у них возникнут большие проблемы.
– Получается замкнутый круг…
– Не совсем. Барыга будет действовать через посредников. И вот тут можно его прихватить. Как говаривал один литературный персонаж, что знают двое, то знает и свинья. От вашего камушка пойдут большие круги, и этот момент нам нельзя прозевать ни в коем случае.
– Значит, есть надежда, что «Магистр» будет найден? – оживилась Ольховская.
– Надежда умирает последней, Ариадна Эрнестовна. Но есть еще один вариант, самый паршивый…
– Перстень украл коллекционер, – попыталась догадаться актриса.
Дубравин посмотрел на нее с одобрением и ответил:
– Вы угадали. Пусть не сам, а нанятый им человек, но от этого суть не меняется. Тогда точно с «Магистром» можно проститься навсегда. Или, в лучшем случае, надолго.
– Это ужасно…
Майор индифферентно пожал плечами и промолчал. Дубравину хотелось сказать, что этот «Магистр» ему, в общем-то, до лампочки. Просто служба такая собачья, что приходится разгребать за всеми дерьмо.
А куда денешься? Нужно искать. Темное дело с этим бриллиантом… Майор интуитивно чувствовал, что ситуация гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Он был опытным оперативником и верил не словам, а фактам. А факты попахивали гнильцой.
– Больше у вас ничего не пропало? – спросил Дубравин, чтобы разрядить обстановку, так как молчание чересчур затянулось. – Деньги, антиквариат, меха…
– Что? – Ольховская подняла голову и посмотрела на него отсутствующими глазами. – А… Нет. Денег в квартире не было – потратилась на похороны. К антиквариату можно причислить разве что бабушкины иконы, но они все на месте. А из мехов у меня только пальто с песцовым воротником да шапка норковая. И поношенная дубленка.
Она выдвинула ящик буфета (после завтрака они перебрались в гостиную) и достала красивую шкатулку.
– Вор похитил только часть драгоценностей, – сказала актриса. – Некоторые побрякушки я в тот вечер надела на себя. Все-таки день рождения…
– Разрешите…
Дубравин достал из кармана полиэтиленовый пакет и положил в него шкатулку.
– Мы ее посмотрим… чуть позже. У кого-нибудь еще есть ключи от вашей квартиры?
– Ключи?
Ольховская неожиданно смутилась.
– Да… в общем…
Актриса отвела взгляд в сторону.
– Кто этот человек?
– Мой бывший муж, Владислав, – неохотно ответила Ольховская. – Мы с ним развелись в прошлом году. Он оставил за собой комнату.
– Он и живет здесь?
– Да… То есть, нет!
Видно было, что Ольховской эта тема неприятна.
– Изредка Владислав приходит… – сказала она, хмурясь.
– Простите за нескромный вопрос: в чем причина вашего развода? – спросил Дубравин; и добавил: – Это нужно.
– Ну, если нужно…
Ольховская нервно пожала плечами.
– Владислав очень – да, да, очень! – талантливый скрипач. Жили мы с ним хорошо. Он любил меня. И я… тоже. Но года три назад Владислав пристрастился к игре в преферанс, начал выпивать. Дальше – больше… Зарплату домой не приносил, продал все свои ценные вещи. Даже скрипку. Я не выдержала…
– А он… не мог?…
– Что вы! Все, что угодно, только не это! Вы не знаете Владислава. При всем том, он честный человек. После развода даже копейки не взял, хотя у меня деньги были, я их не прятала, и Владислав знает, где они лежат.
– Кто же тогда? Алифанова, Новосад? Ведь если рассудить здраво, перстень с уникальным бриллиантом мог взять человек, который точно знал, что он у вас имеется, и где он лежат. Не так ли?
– Нет! Только не они! Поверьте, не будь этого злополучного перстня с “Магистром”, я никогда в жизни не пришла бы в милицию с подобным заявлением. Остальных ценностей мне, конечно, жаль – все-таки память о бабушке, а я очень ее любила. Но не настолько жаль, чтобы из-за них на моих лучших подруг пало подозрение в краже. Я за Ирину и Валентину могу поручиться чем угодно.
– Ну уж, поручиться…
– Как вы можете!…
Ольховская с возмущением посмотрела на Дубравина.
– Вы своим друзьям верите? – спросила она.
– Друзьям – да. И на вашем месте я утверждал бы то же. Но посудите сами: по вашим словам, когда вы были в театре, никто в квартиру не заходил. Так?
– Так.
– На первый взгляд, все вещи были на местах, ничего не пропало. В чем я очень сомневаюсь, так как, вернувшись после спектакля вместе с подругами, вы не проверяли содержимое ларца. Верно?
– Не проверяла…
– Итак, остаются только ваши подруги и бывший муж. Он мог воспользоваться вашим отсутствием, чтобы таким образом решить свои финансовые затруднения? Мог! Не исключено, что именно его нанял какой-нибудь подпольный коллекционер, чтобы заполучить перстень с «Магистром».
Ольховская отрицательно покрутила головой:
– Нет, он не мог!
– Такое заявление делает вам честь. Но это не значит, что так оно на самом деле. Уверен, что ваш муж в долгах, как в шелках. А карточные долг – это серьезная штука. В этих вопросах шутить не любят и никакие отговорки и просьбы о снисхождении не принимаются в расчет. Должен – плати. И точка. Да и ваши подруги, думаю, в богатых не числятся. Я прав?
Актриса виновато опустила голову.
– Прав! – Дубравин завелся. – Хорошо, допустим, кража не их рук дело. Тогда кто это сделал? И как? Нечистая сила? У потусторонних сил иная специальность, и мне в моей работе встречаться с ними не приходилось.
– Не знаю… Просто не представляю…
Ольховская с трудом сдерживала слезы.
– С вашего позволения, я позвоню в управление, – понял ее состояние Дубравин и решил пока оставить актрису в покое. – Нужно вызвать эксперта-криминалиста, пусть поработает. Это не займет много времени. Не возражаете?
– Пожалуйста…
Ольховская вышла на кухню.
Майор не сдержался и цепким мужским взглядом посмотрел ей вслед. Оценил тонкую талию и волнующую крутизну бедер, вздохнул безнадежно, и набрал номер экспертно-криминалистического отдела.
Глава 7. СВИДЕТЕЛИ
Заявление Ольховской с перечнем похищенных драгоценностей майор прочитал на ходу.
“Что еще за “Магистр”? – думал он, спускаясь на второй этаж. – Бриллиант неимоверной цены… Чушь какая-то. Впервые с подобным сталкиваюсь. И где! В нашей провинции. Сокровище, место которому только в Алмазном фонде. – Дубравин разозлился: – Черт побери! Похоже, заявление – блажь эмансипированной дамочки. Чтобы угрозыск без работы не остался…”
– Живой? – встретил его вопросом Белейко.
– Как видишь.
– Получил?
– Так себе… Дельце вот подкинул, не соскучишься. Вроде я двужильный.
– Евгений Тарасович, ты не двужильный, а удачливый. Про тебя по управлению легенды ходят.
– Постучи по столу.
– Уже. Что там у тебя?
– Да вот какая-то Ольховская А.Э., судя по ее заявлению, готовит мне всесоюзную славу. Для этого нужно совсем немного – отыскать бриллиант величиной с голубиное яйцо. Она, якобы, получила в наследство перстень с бриллиантом, а кто-то его слямзил. Каково, а?
– Постой, постой! Ольховская… Евгений Тарасович, ты в драмтеатре давно был?
– А что? – подозревая подвох, с недоверием посмотрел на него Дубравин.
– Ведь это наша лучшая актриса! Талант, я тебе доложу, редкий.
– Это ты успеваешь еще и по театрам шастать… – проворчал Дубравин, усаживаясь за стол. – Телефонный справочник у тебя?
– Возьми…
Дубравин полистал пухлую растрепанную книгу, нашел нужный номер, снял телефонную трубку.
– Алло! Драмтеатр? Пригласите, пожалуйста, Ольховскую. Дома? А вы не подскажите номер ее домашнего телефона? Кто звонит? Это звонят из…
Дубравин на миг запнулся. А затем продолжил:
– Из управления культуры. Записываю… Спасибо!
– Лишние дебаты по этому поводу нам ни к чему, – ответил майор на недоумевающий взгляд Белейко. – Тем более – сплетни. Если, конечно, написанное в заявлении соответствует истине.
И Дубравин опять начал накручивать телефонный диск.
– Здравствуйте! Ольховская? Вас беспокоит майор милиции Дубравин. По поводу пропажи драгоценностей… Да. Мне нужно с вами встретиться. У вас дома? Конечно… Хорошо. Я буду через час. Устраивает? Добро…
Едва Дубравин положил трубку, как тут же звякнул телефонный звонок.
– Слушаю, Дубравин. Да… Уже иду.
Он повернулся к Белейко и объяснил:
– Спецпочта из Москвы. По-моему, то, что я просил.
Минут через десять Дубравин возвратился с пакетом.
– Посмотрим, что здесь…
Он вытряхнул из пакета несколько листков.
Дубравин долго и внимательно читал бумаги, делая пометки в своем блокноте. Наконец он откинулся на спинку стула и с удовлетворением улыбнулся.
– Есть что-нибудь подходящее? – спросил его Белейко.
– Пожалуй, да. Взгляни…
Дубравин передал бумаги старшему лейтенанту.
– Смотри там, где я отметил птичкой.
– Эти? – показал Белейко. – Подпружный Сергей Алексеевич, он же Ставкин, кличка Жареный… Чугунов Семен Антонович, кличка Заика, или Семка Заика. Насколько мне помнится, Чугунов из наших краев. Я ведь…
– Точно, Бронек. Ты впрямь на Заике “сгорел”, когда в лейтенантах ходил. Тогда он тебя, да и меня тоже, здорово вокруг пальца обвел. Что и вскрылось на суде в Москве три года спустя – МУР постарался. Но я думал, что он еще в местах не столь отдаленных…
– Ушел из-под надзора. Притом недавно, – прочитал Белейко данные федерального розыска на Чугунова. – Освободили Семку. А “квалификация” у него подходящая. Правда, в наших случаях уж больно чистая работа.
– Опыта поднабрался… Второй тоже хорош гусь. Бежал из ИТК. Ты его не помнишь, а мне пришлось в свое время с ним повозиться. “Домушник” высшего класса. Кстати, у него тут кое-какие связи остались. Не исключено, что Жареный в городе.
– Семка Заика вряд ли сюда припылит. Осторожен, бес, сверх всякой меры и хитер. Да и кто его здесь ждет?
– Трудно сказать… У него и в самом деле в городе ни родственников, ни товарищей нет. Если, конечно, судить по нашим данным.
– Нужно проверить.
– И тщательно. Все-таки шанс. Мизерный, но… Ладно. Все. Еду к Ольховской…
Ольховская угостила майора кофе и бутербродами с колбасой.
Дубравин не стал себя долго упрашивать: детей-то он накормил, а сам пожевал на ходу вчерашний пирожок с мясом.
“Красивая…” – невольно подумал он, глядя, как управляется Ольховская с ручной кофемолкой.
И, представив на миг себя рядом с нею, поежился: и ростом не вышел, и волосы непонятного цвета, светлые с темными прядями, да еще и торчат, как у ежа иголки, и нос маловат, и брови кустиками…
– Значит… кгм!…
Дубравин пригладил усы. Он как отпустил их еще в Высшей школе милиции для солидности, так и носил с тех пор.
– Значит, о том, что у вас был перстень с ценным бриллиантом, знали только трое…
Он посмотрел в свои записи:
– …Ювелир Крутских и ваши подруги-актрисы Ирина Алифанова и Валентина Новосад. Так?
– Да. Девочкам я показала перстень, когда мы готовились к моему дню рождения. Это было днем. Они мне помогали.
– Понятно… – многозначительно сказал Дубравин, хотя на самом деле в этой истории понятного было мало.
Майор поерзал на стуле и продолжил:
– И уже поздним вечером этого же дня, как только подруги ушли домой, вы обнаружили пропажу. Правильно?
– Вечером… Точнее, в первом часу ночи.
– Когда вы уехали в театр?
– В половине шестого.
– А ваши подруги?
– Они были вместе со мной.
– Спектакль закончился…
Дубравин опять посмотрел в свой блокнот:
– …Закончился в половине десятого. Тэ-эк… Домой вы возвратились в начале одиннадцатого… – бормотал он себе под нос.
Майор с глубокомысленным видом кивнул, словно согласился с доводами невидимого собеседника, немного подумал, а затем спросил:
– А почему на день рождения вы пригласили только двух человек? У вас что, больше друзей нет?
– Почему? Ира и Валя – мои самые близкие подруги. И потом…
Ольховская неожиданно помрачнела.
– Недавно умерла моя бабушка, – сказала она глухо. – Я посчитала, что веселиться большой компанией после всех этих печальных событий и переживаний просто кощунственно. Девочки меня поздравили, мы поужинали в тесном кругу, съели торт. Спиртное пить не стали, так как должны были идти на спектакль.
– Где стоял ларец?
– В бабушкиной комнате, в шкафу.
– Вы говорили, что намеревались сдать перстень с “Магистром” государству. Тогда почему не сделали этого раньше? Ведь с того момента, как вы его обнаружили, прошло около двух недель.
В голосе Дубравина явственно прозвучало недоверие. Ольховская сразу сообразила, о чем подумал майор, и ответила несколько раздраженно:
– Хотите верьте, хотите нет, но просто не могла выбрать свободной минуты. Репетиции, спектакли, зубрежка новых ролей… А, что я вам рассказываю! Для того, чтобы понять все это, нужно побыть в шкуре артиста.
– Еще как понятно… Мне, по крайней мере.
Майор помрачнел, вспомнив сколько нераскрытых дел накопилось в его сейфе. Работы непочатый край. Про выходные дни в ближайшем обозримом будущем ему придется забыть. Это как пить дать.
– Но только не в вашем случае, – жестко сказал майор, отмахнувшись от нахлынувших мыслей.
– Простите, не понимаю…
– А что здесь понимать? У вас на руках бриллиант, которому нет цены, а вы держите его дома, словно какую-то безделушку. И это притом, что о перстне с «Магистром» известно не только вам, но и посторонним.
– Ну и что с того?
– По нынешним временам человека могут ограбить и убить за жалкие гроши. А у вас почти на виду, в хлипкой шкатулке, лежало целое состояние. Исторический раритет. К тому же, двери вашей квартиры никак не напоминают вход в хранилище банка. Где «Магистру» самое место.
– О перстне знали только самые доверенные люди, друзья!
– Надеюсь, вы знакомы с классикой. О друзьях хорошо сказал великий Пушкин. Так что не будем на эту тему… У меня есть факт – кто-то обворовал вашу квартиру. Вследствие этого возникает закономерный вопрос: почему вы допустили такую халатность, вовремя не определив перстень с «Магистром» в более надежное место?
Ольховская покраснела и опустила голову. Майор терпеливо ждал. Он уже догадался, каким будет ответ.
– Я виновата… – наконец сказала актриса тихо. – Моя вина…
– В чем вы виноваты?
– Впервые в жизни меня обуяла жадность…
Актриса сокрушенно покрутила головой.
– Никогда прежде не замечала за собой такой грех. Никогда! А тут…
– Успокойтесь, – миролюбиво сказал майор. – Этот бриллиант – огромный соблазн. Я сам не знаю, как поступил бы, получив такое наследство.
– Правда?
– Как на духу.
– Вот и я… подумала, что поспешила заявить во всеуслышание о своем намерении сдать перстень государству.
– За перстень вам заплатили бы. По закону, как за ценную находку. И не мало.
– Да. Но не столько, сколько за него можно было получить, продав где-нибудь за рубежом.
– Верно. Там за такой раритет отвалили бы кучу «зелени».
– Стыдно… Мне так стыдно…
– Не стоит теперь сокрушаться и корить себя. Что было, то прошло. Все равно «Магистр» исчез.
– Вы его найдете? – с надеждой спросила Ольховская.
– Попытаемся.
– Значит, вы не уверены…
– Если честно, то да, не уверен.
– Почему?
– Уж больно лакомый кусок, этот ваш перстень. Его в скупку не понесут.
– Это верно… Скорее всего, вор вывезет перстень с «Магистром» за границу.
– Может, да, а возможно, и нет. Смотря, кто его украл.
– Как это? Объясните.
– Если вашу квартиру посетил обычный «домушник», то вскоре перстень (а скорее всего, «Магистр») может где-нибудь всплыть. Вору ни к чему держать при себе такое опасное вещественное доказательство.
– И куда он его денет?
– Продаст барыге. Притом, за бесценок.
– Барыга… Это кто такой?
Дубравин невольно улыбнулся.
– Скупщик краденого, – ответил майор. – Владелец подпольной комиссионки на дому.
– Понятно… А что дальше будет делать с перстнем этот ваш… барыга?
– Перво-наперво переплавит оправу. Это называется спрятать концы в воду. Поди, докажи потом, что он замешан каким-то образом в квартирной краже.
– А как он поступит с камнем?
– Здесь все обстоит гораздо сложнее. Барыга не будет до бесконечности держать такую ценность у себя. Ему нужны живые деньги, чтобы они постоянно были в обороте.
– Значит, он постарается сбыть камень как можно быстрей…
– Да, он попытается это сделать. Но насчет быстроты… Дело в том, что скупщик краденого – еще тот жох. Он быстро поймет, какая ценность попала ему в руки. И захочет «наварить» на «Магистре» большую сумму.
– То есть, он продаст камень богатому иностранцу…
– Здесь, как говорится, бабка надвое гадала – то ли будет, то ли нет. Во-первых, и у нас теперь достаточно состоятельных людей. Но к ним не так просто попасть. Тем более, с предложением купить драгоценность сомнительного происхождения. Во-вторых, не все иностранцы, посещающие нашу страну, настолько богаты, что, не задумываясь, выложат десятки тысяч долларов за бриллиант, пусть и уникальный. И потом, купить камень они могут, а вот с вывозом его за рубеж у них возникнут большие проблемы.
– Получается замкнутый круг…
– Не совсем. Барыга будет действовать через посредников. И вот тут можно его прихватить. Как говаривал один литературный персонаж, что знают двое, то знает и свинья. От вашего камушка пойдут большие круги, и этот момент нам нельзя прозевать ни в коем случае.
– Значит, есть надежда, что «Магистр» будет найден? – оживилась Ольховская.
– Надежда умирает последней, Ариадна Эрнестовна. Но есть еще один вариант, самый паршивый…
– Перстень украл коллекционер, – попыталась догадаться актриса.
Дубравин посмотрел на нее с одобрением и ответил:
– Вы угадали. Пусть не сам, а нанятый им человек, но от этого суть не меняется. Тогда точно с «Магистром» можно проститься навсегда. Или, в лучшем случае, надолго.
– Это ужасно…
Майор индифферентно пожал плечами и промолчал. Дубравину хотелось сказать, что этот «Магистр» ему, в общем-то, до лампочки. Просто служба такая собачья, что приходится разгребать за всеми дерьмо.
А куда денешься? Нужно искать. Темное дело с этим бриллиантом… Майор интуитивно чувствовал, что ситуация гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Он был опытным оперативником и верил не словам, а фактам. А факты попахивали гнильцой.
– Больше у вас ничего не пропало? – спросил Дубравин, чтобы разрядить обстановку, так как молчание чересчур затянулось. – Деньги, антиквариат, меха…
– Что? – Ольховская подняла голову и посмотрела на него отсутствующими глазами. – А… Нет. Денег в квартире не было – потратилась на похороны. К антиквариату можно причислить разве что бабушкины иконы, но они все на месте. А из мехов у меня только пальто с песцовым воротником да шапка норковая. И поношенная дубленка.
Она выдвинула ящик буфета (после завтрака они перебрались в гостиную) и достала красивую шкатулку.
– Вор похитил только часть драгоценностей, – сказала актриса. – Некоторые побрякушки я в тот вечер надела на себя. Все-таки день рождения…
– Разрешите…
Дубравин достал из кармана полиэтиленовый пакет и положил в него шкатулку.
– Мы ее посмотрим… чуть позже. У кого-нибудь еще есть ключи от вашей квартиры?
– Ключи?
Ольховская неожиданно смутилась.
– Да… в общем…
Актриса отвела взгляд в сторону.
– Кто этот человек?
– Мой бывший муж, Владислав, – неохотно ответила Ольховская. – Мы с ним развелись в прошлом году. Он оставил за собой комнату.
– Он и живет здесь?
– Да… То есть, нет!
Видно было, что Ольховской эта тема неприятна.
– Изредка Владислав приходит… – сказала она, хмурясь.
– Простите за нескромный вопрос: в чем причина вашего развода? – спросил Дубравин; и добавил: – Это нужно.
– Ну, если нужно…
Ольховская нервно пожала плечами.
– Владислав очень – да, да, очень! – талантливый скрипач. Жили мы с ним хорошо. Он любил меня. И я… тоже. Но года три назад Владислав пристрастился к игре в преферанс, начал выпивать. Дальше – больше… Зарплату домой не приносил, продал все свои ценные вещи. Даже скрипку. Я не выдержала…
– А он… не мог?…
– Что вы! Все, что угодно, только не это! Вы не знаете Владислава. При всем том, он честный человек. После развода даже копейки не взял, хотя у меня деньги были, я их не прятала, и Владислав знает, где они лежат.
– Кто же тогда? Алифанова, Новосад? Ведь если рассудить здраво, перстень с уникальным бриллиантом мог взять человек, который точно знал, что он у вас имеется, и где он лежат. Не так ли?
– Нет! Только не они! Поверьте, не будь этого злополучного перстня с “Магистром”, я никогда в жизни не пришла бы в милицию с подобным заявлением. Остальных ценностей мне, конечно, жаль – все-таки память о бабушке, а я очень ее любила. Но не настолько жаль, чтобы из-за них на моих лучших подруг пало подозрение в краже. Я за Ирину и Валентину могу поручиться чем угодно.
– Ну уж, поручиться…
– Как вы можете!…
Ольховская с возмущением посмотрела на Дубравина.
– Вы своим друзьям верите? – спросила она.
– Друзьям – да. И на вашем месте я утверждал бы то же. Но посудите сами: по вашим словам, когда вы были в театре, никто в квартиру не заходил. Так?
– Так.
– На первый взгляд, все вещи были на местах, ничего не пропало. В чем я очень сомневаюсь, так как, вернувшись после спектакля вместе с подругами, вы не проверяли содержимое ларца. Верно?
– Не проверяла…
– Итак, остаются только ваши подруги и бывший муж. Он мог воспользоваться вашим отсутствием, чтобы таким образом решить свои финансовые затруднения? Мог! Не исключено, что именно его нанял какой-нибудь подпольный коллекционер, чтобы заполучить перстень с «Магистром».
Ольховская отрицательно покрутила головой:
– Нет, он не мог!
– Такое заявление делает вам честь. Но это не значит, что так оно на самом деле. Уверен, что ваш муж в долгах, как в шелках. А карточные долг – это серьезная штука. В этих вопросах шутить не любят и никакие отговорки и просьбы о снисхождении не принимаются в расчет. Должен – плати. И точка. Да и ваши подруги, думаю, в богатых не числятся. Я прав?
Актриса виновато опустила голову.
– Прав! – Дубравин завелся. – Хорошо, допустим, кража не их рук дело. Тогда кто это сделал? И как? Нечистая сила? У потусторонних сил иная специальность, и мне в моей работе встречаться с ними не приходилось.
– Не знаю… Просто не представляю…
Ольховская с трудом сдерживала слезы.
– С вашего позволения, я позвоню в управление, – понял ее состояние Дубравин и решил пока оставить актрису в покое. – Нужно вызвать эксперта-криминалиста, пусть поработает. Это не займет много времени. Не возражаете?
– Пожалуйста…
Ольховская вышла на кухню.
Майор не сдержался и цепким мужским взглядом посмотрел ей вслед. Оценил тонкую талию и волнующую крутизну бедер, вздохнул безнадежно, и набрал номер экспертно-криминалистического отдела.
Глава 7. СВИДЕТЕЛИ
– Финита… – наконец щегольнул латынью эксперт.
Почти все сотрудники уголовного розыска – те, кто помоложе – звали его просто дядя Саша.
И принялся собирать свой чемоданчик.
– Ну что? – спросил его Дубравин с надеждой.
– Спешишь, все спешишь… – проворчал дядя Саша. – Торопыгин. Ларчик и шкатулку забери с собой. Вещдок.
– Как замок входной двери?
– В порядке. Без повреждений. Если только дверь была открыта не ключом, то можешь не сомневаться – здесь поработал “домушник” с немалым стажем и весьма солидной выучкой. Работа чистая… Пальчики я везде срисовал. Ты со мной?
– Еще задержусь.
– Тогда я покатил. Бывай…
Ольховская, пока в квартире работал эксперт, так и не вышла из кухни.
– Ариадна Эрнестовна! – позвал ее Дубравин.
– Вы уходите? – спросила она недружелюбно.
“Плакала…” – догадался майор о причине дурного настроения актрисы.
– Пока нет. Я хочу отнять у вас еще минут двадцать. Мне нужен не только перечень украденных вещей, но и их описание. Вам не трудно это сделать?
– Нет…
Ольховская потерла узкой ладошкой лоб, что-то припоминая, и вдруг быстро пошла в спальню бабушки.
Возвратившись, она протянула Дубравину миниатюрный, но мощный электрический фонарик на аккумуляторах, окрашенный в цвет «хаки».
– Вот…
– Зачем?
– Или я стала мнительной, или… В тот вечер, когда умерла бабушка, фонарик лежал в ее спальне. Тогда я не придала этому значения и, убирая перед похоронами комнаты, засунула его впопыхах в белье. Но теперь могу точно сказать, что у нее не было фонарика. Откуда он взялся?
– Интересно… У вас найдется бумажная салфетка?
– Конечно.
– Заверните, пожалуйста, фонарик в салфетку. Я его заберу. Ларец и шкатулку тоже.
Заполучив перечень вещей из ларца, которые унес с собой вор, майор распрощался с актрисой и поспешил в управление.
Долго там он не задержался: передав вещественные доказательства, как теперь стали именоваться ларец, шкатулка и фонарик, в распоряжение эксперта, Дубравин поехал к ювелиру Крутских.
– …Что вы говорите?! – всплеснул руками Модест Савватиевич. – Это же настоящее злодейство – похитить такой камень, такой уникум. Ай-яй-яй…
Он сокрушенно покачал головой.
– Прискорбный случай… Да-с…
– Модест Савватиевич, я к вам за консультацией. Что собой представляет “Магистр”? Неужели это и впрямь такой уникальный бриллиант? Совершенно невероятно – в нашем городе… Может, подделка?
– Молодой человек!
Глаза Крутских гневно заблестели.
– Я прощаю вам это невольное и оскорбительное сомнение в моей высокой квалификации ювелира только потому, что до сих пор мы с вами не были знакомы. Да-с… Я отвечаю за свои слова – это “Магистр”. Могу подтвердить письменно, если требуется.
– Об этом я и хотел вас попросить. И, будьте добры, составьте по возможности точное описание камня – цвет, вес, какая огранка… И что там еще. А также, если сумеете, нарисуйте и опишите внешний вид перстня и прочих вещей из ларца.
– Сумею, сумею… Я ведь еще и художник-гравер.
– Отлично. Вот бумага и авторучка…
Когда Крутских закончил писать, за окнами уже было темно.
“Опять мне Драч всыплет… – удрученно думал Дубравин. – На доклад никак не успеть… – Он посмотрел на часы и завздыхал. – И телефона здесь нет. Вот невезение…”
– Спасибо, Модест Савватиевич, – принимая от старого ювелира кипу исписанных и изрисованных листков, поблагодарил майор. – Возможно, вы еще понадобитесь мне по этому делу, так я вас заранее об этом прошу.
– Всегда к вашим услугам. Да-с…
– Модест Савватиевич, а вы, случаем, никому не рассказывали о “Магистре”?
Крутских слегка вздрогнул и быстро-быстро замигал на удивление длинными ярко-рыжими ресницами.
– Н-нет…
Он не ожидал такого вопроса и, судя по всему, немного растерялся.
– По-моему, нет… Да и кому это нужно?
– Ну что ж, тогда до свидания…
На другой день майор пригласил в управление Алифанову и Новосад, подруг Ольховской.
С Драчом обошлось: его куда-то срочно вызвали, и он на работе даже не появлялся.
“Зря спешил. Полсотни только крылышками помахали…” – думал Дубравин с сожалением.
Он добирался в управление на такси. Погода опять оставляла желать лучшего, и автобусы ходили нерегулярно.
– Бронек, – обратился майор к Белейко. – Придется тебе сегодня на полдня снимать квартиру.
– Что, клиентов привел?
– Клиенты в парикмахерской, – не принял его шутки майор.
– Ладно. Я сваливаю…
Белейко понял, что его друг не в духе, и поспешил к двери.
– Погоди, – остановил его Дубравин. – Там в коридоре девушка рыженькая сидит, Алифанова. Позови.
– Будь сделано…
Алифанова произвела на майора приятное впечатление.
Она была невысокого роста, полненькая, розовощекая, с лицом в россыпи мелких веснушек, чуть курносая и застенчивая.
От нее исходила простодушная доброта, без малейшего жеманства и желания блеснуть – скромная прическа, не менее скромная одежда. Немного испуганные зеленые глаза смотрели прямо, без хитринки, не таясь.
– …Да, я уже знаю. Мне Ада говорила.
– Что именно она вам сказала?
– Думала, что это розыгрыш, что кто-то из нас пошутил. Мы ведь вместе оканчивали театральное училище, занимались в одной группе. Ну и, сами понимаете, иногда позволяли себе… нечто подобное.
– Вы учились вместе? Но, мне кажется, Ольховская старше вас.
– До училища Ада закончила университет. Так захотели ее родители. Но потом все же сумела их убедить, что ее призвание – театр. И это действительно так: у нее талант необычайный.
– Ирина Викторовна, а что вы думаете по поводу этой неприятной истории?
– Я поначалу просто не могла поверить. Ада показывала мне и Валентине ларец и этот перстень… Честно признаться, мы были восхищены. Валя даже расстроилась: она всегда считала Аду везучей. А тут такое подтверждение – и впрямь можно позавидовать.
– Почему расстроилась?
– У них еще с первого курса соперничество. Валя ведь тоже незаурядная актриса.
– В чем проявлялось это соперничество?
– А, смешно вспомнить… Глупости всякие…
– И все-таки?
– Например, если у Ады появлялась новая красивая шляпка, то можно было не сомневаться, что на следующий день у Вали будет такая же или лучше. Если за Адой кто-либо начинал ухаживать, то мы уже заранее знали, что Валентина постарается перебежать ей дорожку.
– И они после всего этого остались подругами?
– Вы не знаете женщин, товарищ майор. Самые лучшие подруги – самые большие завистницы. Особенно такие красивые, как Ада и Валя. Ну и, кроме всего прочего, у Ады характер мягкий, покладистый, не то, что у Валентины. Потому ее выходки Ада воспринимала спокойно, не обижаясь. Единственное, в чем Ариадна была неуступчивой, так это когда дело касалось распределения ролей в спектаклях. Тогда они и впрямь ссорились, долго не разговаривали друг с дружкой, но потом опять мирились и жили душа в душу…
Дубравин видел, что Алифанова волнуется. Да и не мудрено: вызов в милицию редко кого оставляет спокойным и равнодушным.
Но волнение актрисы было несколько иного рода. При всей своей откровенности она панически боялась даже невзначай, намеком, возвести напраслину на тех людей, о которых ее спрашивал майор.
Он задавал вопросы, тихо шуршала лента диктофона, записывая мелодичный голосок Алифановой, но Дубравин никак не мог отделаться от мысли, что из-за своей чрезмерной щепетильности актриса все же кое-что не договаривает.
Что и в какой мере это важно для следствия, судить было трудно…
С Новосад разговор у майора не получился так, как ему этого хотелось бы. Она была резка и с первых минут дала понять, чтобы он не рассчитывал на полную откровенность.
Видно было также, что Новосад относится к милиции с предубеждением и даже иронией. Это поначалу немного злило старшего оперуполномоченного, но он старался не подавать вида.
Памятуя слова Алифановой о соперничестве Новосад с Ольховской, Дубравин поневоле сравнивал их.
Примерно одного роста (чуть выше среднего), прекрасно сложенные, разве что Ольховская немного полнее и с более мягкими, женственными движениями, они отличались разительно.
Почти все сотрудники уголовного розыска – те, кто помоложе – звали его просто дядя Саша.
И принялся собирать свой чемоданчик.
– Ну что? – спросил его Дубравин с надеждой.
– Спешишь, все спешишь… – проворчал дядя Саша. – Торопыгин. Ларчик и шкатулку забери с собой. Вещдок.
– Как замок входной двери?
– В порядке. Без повреждений. Если только дверь была открыта не ключом, то можешь не сомневаться – здесь поработал “домушник” с немалым стажем и весьма солидной выучкой. Работа чистая… Пальчики я везде срисовал. Ты со мной?
– Еще задержусь.
– Тогда я покатил. Бывай…
Ольховская, пока в квартире работал эксперт, так и не вышла из кухни.
– Ариадна Эрнестовна! – позвал ее Дубравин.
– Вы уходите? – спросила она недружелюбно.
“Плакала…” – догадался майор о причине дурного настроения актрисы.
– Пока нет. Я хочу отнять у вас еще минут двадцать. Мне нужен не только перечень украденных вещей, но и их описание. Вам не трудно это сделать?
– Нет…
Ольховская потерла узкой ладошкой лоб, что-то припоминая, и вдруг быстро пошла в спальню бабушки.
Возвратившись, она протянула Дубравину миниатюрный, но мощный электрический фонарик на аккумуляторах, окрашенный в цвет «хаки».
– Вот…
– Зачем?
– Или я стала мнительной, или… В тот вечер, когда умерла бабушка, фонарик лежал в ее спальне. Тогда я не придала этому значения и, убирая перед похоронами комнаты, засунула его впопыхах в белье. Но теперь могу точно сказать, что у нее не было фонарика. Откуда он взялся?
– Интересно… У вас найдется бумажная салфетка?
– Конечно.
– Заверните, пожалуйста, фонарик в салфетку. Я его заберу. Ларец и шкатулку тоже.
Заполучив перечень вещей из ларца, которые унес с собой вор, майор распрощался с актрисой и поспешил в управление.
Долго там он не задержался: передав вещественные доказательства, как теперь стали именоваться ларец, шкатулка и фонарик, в распоряжение эксперта, Дубравин поехал к ювелиру Крутских.
– …Что вы говорите?! – всплеснул руками Модест Савватиевич. – Это же настоящее злодейство – похитить такой камень, такой уникум. Ай-яй-яй…
Он сокрушенно покачал головой.
– Прискорбный случай… Да-с…
– Модест Савватиевич, я к вам за консультацией. Что собой представляет “Магистр”? Неужели это и впрямь такой уникальный бриллиант? Совершенно невероятно – в нашем городе… Может, подделка?
– Молодой человек!
Глаза Крутских гневно заблестели.
– Я прощаю вам это невольное и оскорбительное сомнение в моей высокой квалификации ювелира только потому, что до сих пор мы с вами не были знакомы. Да-с… Я отвечаю за свои слова – это “Магистр”. Могу подтвердить письменно, если требуется.
– Об этом я и хотел вас попросить. И, будьте добры, составьте по возможности точное описание камня – цвет, вес, какая огранка… И что там еще. А также, если сумеете, нарисуйте и опишите внешний вид перстня и прочих вещей из ларца.
– Сумею, сумею… Я ведь еще и художник-гравер.
– Отлично. Вот бумага и авторучка…
Когда Крутских закончил писать, за окнами уже было темно.
“Опять мне Драч всыплет… – удрученно думал Дубравин. – На доклад никак не успеть… – Он посмотрел на часы и завздыхал. – И телефона здесь нет. Вот невезение…”
– Спасибо, Модест Савватиевич, – принимая от старого ювелира кипу исписанных и изрисованных листков, поблагодарил майор. – Возможно, вы еще понадобитесь мне по этому делу, так я вас заранее об этом прошу.
– Всегда к вашим услугам. Да-с…
– Модест Савватиевич, а вы, случаем, никому не рассказывали о “Магистре”?
Крутских слегка вздрогнул и быстро-быстро замигал на удивление длинными ярко-рыжими ресницами.
– Н-нет…
Он не ожидал такого вопроса и, судя по всему, немного растерялся.
– По-моему, нет… Да и кому это нужно?
– Ну что ж, тогда до свидания…
На другой день майор пригласил в управление Алифанову и Новосад, подруг Ольховской.
С Драчом обошлось: его куда-то срочно вызвали, и он на работе даже не появлялся.
“Зря спешил. Полсотни только крылышками помахали…” – думал Дубравин с сожалением.
Он добирался в управление на такси. Погода опять оставляла желать лучшего, и автобусы ходили нерегулярно.
– Бронек, – обратился майор к Белейко. – Придется тебе сегодня на полдня снимать квартиру.
– Что, клиентов привел?
– Клиенты в парикмахерской, – не принял его шутки майор.
– Ладно. Я сваливаю…
Белейко понял, что его друг не в духе, и поспешил к двери.
– Погоди, – остановил его Дубравин. – Там в коридоре девушка рыженькая сидит, Алифанова. Позови.
– Будь сделано…
Алифанова произвела на майора приятное впечатление.
Она была невысокого роста, полненькая, розовощекая, с лицом в россыпи мелких веснушек, чуть курносая и застенчивая.
От нее исходила простодушная доброта, без малейшего жеманства и желания блеснуть – скромная прическа, не менее скромная одежда. Немного испуганные зеленые глаза смотрели прямо, без хитринки, не таясь.
– …Да, я уже знаю. Мне Ада говорила.
– Что именно она вам сказала?
– Думала, что это розыгрыш, что кто-то из нас пошутил. Мы ведь вместе оканчивали театральное училище, занимались в одной группе. Ну и, сами понимаете, иногда позволяли себе… нечто подобное.
– Вы учились вместе? Но, мне кажется, Ольховская старше вас.
– До училища Ада закончила университет. Так захотели ее родители. Но потом все же сумела их убедить, что ее призвание – театр. И это действительно так: у нее талант необычайный.
– Ирина Викторовна, а что вы думаете по поводу этой неприятной истории?
– Я поначалу просто не могла поверить. Ада показывала мне и Валентине ларец и этот перстень… Честно признаться, мы были восхищены. Валя даже расстроилась: она всегда считала Аду везучей. А тут такое подтверждение – и впрямь можно позавидовать.
– Почему расстроилась?
– У них еще с первого курса соперничество. Валя ведь тоже незаурядная актриса.
– В чем проявлялось это соперничество?
– А, смешно вспомнить… Глупости всякие…
– И все-таки?
– Например, если у Ады появлялась новая красивая шляпка, то можно было не сомневаться, что на следующий день у Вали будет такая же или лучше. Если за Адой кто-либо начинал ухаживать, то мы уже заранее знали, что Валентина постарается перебежать ей дорожку.
– И они после всего этого остались подругами?
– Вы не знаете женщин, товарищ майор. Самые лучшие подруги – самые большие завистницы. Особенно такие красивые, как Ада и Валя. Ну и, кроме всего прочего, у Ады характер мягкий, покладистый, не то, что у Валентины. Потому ее выходки Ада воспринимала спокойно, не обижаясь. Единственное, в чем Ариадна была неуступчивой, так это когда дело касалось распределения ролей в спектаклях. Тогда они и впрямь ссорились, долго не разговаривали друг с дружкой, но потом опять мирились и жили душа в душу…
Дубравин видел, что Алифанова волнуется. Да и не мудрено: вызов в милицию редко кого оставляет спокойным и равнодушным.
Но волнение актрисы было несколько иного рода. При всей своей откровенности она панически боялась даже невзначай, намеком, возвести напраслину на тех людей, о которых ее спрашивал майор.
Он задавал вопросы, тихо шуршала лента диктофона, записывая мелодичный голосок Алифановой, но Дубравин никак не мог отделаться от мысли, что из-за своей чрезмерной щепетильности актриса все же кое-что не договаривает.
Что и в какой мере это важно для следствия, судить было трудно…
С Новосад разговор у майора не получился так, как ему этого хотелось бы. Она была резка и с первых минут дала понять, чтобы он не рассчитывал на полную откровенность.
Видно было также, что Новосад относится к милиции с предубеждением и даже иронией. Это поначалу немного злило старшего оперуполномоченного, но он старался не подавать вида.
Памятуя слова Алифановой о соперничестве Новосад с Ольховской, Дубравин поневоле сравнивал их.
Примерно одного роста (чуть выше среднего), прекрасно сложенные, разве что Ольховская немного полнее и с более мягкими, женственными движениями, они отличались разительно.