Страница:
— Хелло?
Женский голос сказал:
— Ах. Это мисс Томпсон?
— Да, говорите.
— Ах. Это Главный окружной госпиталь.
— Что?
— Это Главный окружной госпиталь.
Она не хотела говорить со мной. Она колебалась. Я прижала трубку к уху, и мелкая холодная дрожь начала расползаться по моей спине. Наконец она проговорила:
— Мисс Томпсон, мисс ди Лукка только что доставлена сюда. Она дала нам ваше имя и просила нас связаться с вами.
— Мисс ди Лукка! Альма ди Лукка! Что случилось с ней?
— Извините меня. Она попала в автокатастрофу. Я спросила шепотом:
— Она пострадала?
— Она пострадала, да, некоторые повреждения. Вы ее родственница?
— Нет…
— Есть ли здесь кто-либо из ее родственников, с кем бы мы могли связаться?
— Я не знаю, она об этом никогда не упоминала. Пожалуйста, она серьезно пострадала?
— Она находится в том состоянии, какого и следовало ожидать… Мисс Томпсон, как вы думаете, вы сумеете приехать в госпиталь?
— Сейчас? Да, конечно. Сейчас же. Я уже выхожу. Скажите мне, пожалуйста, где находится госпиталь?
Она объяснила мне, а затем добавила без всякого нажима:
— Приходите к запасному входу и спросите миссис Мак-Куин.
— Вы миссис Мак-Куин?
— Да. Я ночной руководитель.
— Пожалуйста, миссис Мак-Куин, пожалуйста, она пострадала очень сильно?
— Приходите как можно скорее. До свидания. Она повесила трубку.
Я положила трубку и постаралась восстановить дыхание. Это было неправда, это была часть какого-то ужасного сна. Я подняла трубку снова и нажимала на кнопки до тех пор, пока не ответила телефонистка. Я сказала:
— Номер тысяча двести восемь. Очень срочно. Слава Богу, он был там. Он ответил после второго гудка.
Я сказала:
— Рой, это Кэрол. Произошло что-то ужасное. Речь идёт об автокатастрофе, моя соседка по номеру Альма в госпитале, они позвонили мне, чтобы сказать, что она ранена. Я должна отправиться туда немедленно.
Его голос, подобно голосу миссис Мак-Куин, был лишен выражения:
— В каком она госпитале?
— В Главном окружном госпитале.
— Кто тебе звонил? Кто-либо из докторов?
— Нет, миссис Мак-Куин, ночной руководитель из отдела аварий. Дорогой, извини, что я беспокою тебя.
— Это моя работа, — ответил он.-Все в порядке. Встречаемся прямо перед отелем, как можно скорее. Я там буду.
Я надела синие брюки и узорную рубашку, поискала вокруг в бешенстве, пока не нашла свой серый кашемировый свитер. В две секунды расчесала волосы и подкрасила в три секунды рот; затем я вытащила свою белую из свиной кожи сумку, упаковала ночную черную рубашку Альмы, поскольку помнила очень хорошо, что госпитальные рубахи могут вызвать у нее зуд. Я прихватила ее туалетные принадлежности, маленькую бутылочку духов и упаковку с салфетками для лица.
Дрожа, я стояла перед отелем пару минут, пока подъехал Рой. У него был сверкающий красный спортивный автомобиль, который оказался для меня сюрпризом и с новой стороны раскрывал личность владельца машины. Рой был одет официально, в темно-синий легкий костюм и темно-синий галстук.
Когда мы выезжали по подъездной дорожке, я спросила:
— Ты знаешь, где находится этот госпиталь?
— Да. Я говорил с миссис Мак-Куин.
— Она тебе сказала… — Я не могла закончить свой вопрос.
Он ответил резко:
— Мы все узнаем, когда приедем туда. Миссис Мак-Куин не жаждала дать какую-нибудь особую информацию.
— А что с парнем, с которым была Альма, Сонни Ки?
— Он погиб.
— О, Боже мой.
Я съежилась на сиденье. Над головой со свистом шумели верхушки пальм, и все перед нами было золотисто-зеленым в свете фонарей.
Рой сказал:
— Ты знаешь этого пария?
— Я не знала его. Я видела его лишь однажды.
— Напомни мне его имя.
— Сонни Ки.
Через мгновение Рой произнес:
— Знакомое имя.
— Он был боксером, Рой. Он раньше был боксером.
— Да. Теперь я догадался, почему мне знакомо это имя. Как Альма познакомилась с ним?
— Она встретила его в отеле. Рой фыркнул.
Я сказала:
— Рой, я сделала все возможное. Последнее, что я ей сказала, прежде чем она ушла сегодня вечером: будь осторожна. Я предупреждала ее относительно него.
— Почему?
— У него был плохой характер. Я предупреждала ее. Она рассмеялась мне в ответ. Рой резко сказал:
— Откуда тебе было известно о его плохом характере? Вообще обо всем этом?
— Понимаешь, Нат Брангуин рассказал, мне, — ты знаешь, этот игрок, тот, с которым мне запретили общаться.
— Что тебе рассказал Брангуин?
— Что у Сонни Ки плохой характер и что Альма не должна иметь с ним ничего общего.
— И ты рассказала Альме?
— Да.
— Что тогда?
— Она не хотела слушать меня, Рой. Она только смеялась. Она сказала, что позаботится сама о себе.
Мы остановились перед светофором. Рой сказал:
— Почему ты не сообщила эту информацию мне или Арни Гаррисону, или Пег Уэбли? — Он был очень зол.
Я сказала:
— Дорогой!
— Я спрашиваю тебя, Кэрол: почему ты не проинформировала нас об этом?
— Рой, как ты можешь ожидать от меня, чтобы я сделала нечто подобное?
— Твоим долгом было сообщить об этом.
— Но, Рой, будь благоразумным. Я не могу сообщать тебе или кому бы то ни было о каждой из моих соседок по номеру, я не могу прийти к тебе и рассказать тебе о мужчинах, с которыми они встречаются.
Мгновение он размышлял, а затем сказал:
— Извини меня. Я не это хотел сказать тебе. Мы были в состоянии предотвратить несчастье, вот и все.
Мы едва ли еще что-то сказали друг другу, пока не приехали в госпиталь. Мы поспешили к аварийному входу и спросили миссис Мак-Куин; спустя пару, минут она вышла к нам — крупная, крепко сложенная женщина. Когда она подошла, Рой сказал:
— Позволь мне вести разговор.
— Да, дорогой.
Он сказал ей:
— Хелло, миссис Мак-Куин. Это мисс Томпсон. Я — доктор Дьюер.
Она даже не взглянула на меня.
— А, доктор. Да, да.
Он отвел ее в сторону, и они заговорили, понизив голоса. Я поняла, что это особая сфера его компетенции: он мог задать все вопросы в мире, а я не могла — я была никто. Затем они начали удаляться, как будто они совсем забыли о моем присутствии; но в самый последний момент Рой вспомнил. Он вернулся ко мне и сказал:
— Садись и устраивайся поудобнее. Я приду к тебе, как только смогу. Я собираюсь переговорить с доктором Уокером, который занимается этим случаем.
Во всех госпиталях одно и то же. Они призывают вас поторопиться изо всех сил, а затем вы ждете, и ждете, и ждете, и ничего не происходит, — вы ничего не видите, ничего не слышите, сестры и практиканты снуют мимо вас, будто вы невидимы. Комната, в котором я ждала, была вполне приятная и мило обставлена; но я не интересовалась госпитальной меблировкой, меня интересовала только Альма. Мне хотелось быть только уверенной в том, что с ней все в порядке и что она не очень страдает от полученных ран. В конце концов, более чем через сорок минут Рой возвратился с маленьким полным молодым врачом. Сержант полиции, краснолицый и потный, суетился поблизости. Врач был одним из тех людей, у которых на лице всегда была дежурная улыбка. Он с печальной улыбкой посмотрел на меня, когда Рой представил нас:
— Мисс Томпсон, Доктор Уокер.
— Добрый вечер, мисс Томпсон.
— Добрый вечер, доктор Уокер. Как она?
Он побледнел. Рой сказал:
— Она находится под воздействием сильных успокаивающих средств.
— Но как она?
Рой повторил:
— Я сказал тебе. Она спит.
— Могу я увидеть ее?
Доктор Уокер сказал:
— Ну, в этом мало смысла, мисс Томпсон. Она спит, вы понимаете, она находится под воздействием успокаивающих средств. Вы не смогли бы поговорить с ней.
— Она умерла?
— Нет, — ответил Рой.
Я сказала:
— Пожалуйста, может быть, кто-то мне скажет, как она себя чувствует?
Уокер глянул на Роя. Затем он сказал мягко:
— Она получила ряд ранений, но мы не знаем, насколько они обширны. Нам станет это известно, когда мы сделаем ей рентген, мы сейчас намереваемся это сделать. Мы сделали для нее все, чтобы она чувствовала себя сносно, и мы все надеемся на лучшее.
— Я хочу ее видеть. Она спрашивала обо мне. Я ее подруга. Я хочу, чтобы она знала, что я пришла.
Рой сказал:
— Кэрол, она спит. Ей дали сильные успокаивающие средства. И ее готовят, чтобы отвезти на рентген.
— Я буду ждать, пока она не проснется. Рой, я должна быть здесь, когда она проснется. Она здесь иностранка. Рой, я должна быть с ней рядом.
Доктор Уокер сказал:
— Боюсь, мисс Томпсон, что она проспит, по крайней мере, до утра.
— Тогда почему мне сказали, что я должна приехать сюда как можно скорее?
Рой сказал:
— Существуют определенные формальности в делах такого рода. Я уже позаботился обо всем.
— Рой…
— Расслабься, — сказал ои мягко. — Только расслабься.
Я закусила губу и смахнула несколько слез.
— Я принесла для нее несколько вещей — ночную рубашку и косметику и так далее, — сказала я доктору Уокеру. — Будьте добры проследить, чтобы она получила их.
— Конечно. — Он взял белую сумку из свиной кожи, как будто боялся, что она может взорваться в его руках!
Я сказала:
— Если она проснется, доктор, скажите ей, что я была здесь и при первой возможности вернусь утром, чтобы увидеться с ней.
— Конечно, конечно. Можете мне поверить, мисс Томпсон.
— Пойдем, — сказал Рой. Он попрощался с доктором Уокером за руку и сказал ему: — Я буду поддерживать с вами связь. — Затем он обратился к сержанту полиции: — До свидания, сержант. Спасибо за вашу помощь.
— Всегда готов служить, сэр.
Доктор Уокер застенчиво улыбнулся мне, и Рой вывел меня.
Когда мы оказались в маленьком красном автомобиле, я сказала:
— Рой, скажи мне правду. Как она?
Он только собирался включить мотор, но сразу же отвел руку. Его голос был очень ровным и невыразительным. Он сказал:
— Кэрол, извини меня. Ее состояние не так хорошо.
— Что это означает, Рой? Что это означает; ее состояние не так хорошо?
— Они не знают еще, насколько обширны ее раны. У нее сломан таз, и это может привести к некоторым функциональным расстройствам.
— О, Боже мой, что это может означать?
— В настоящее время она не может двигать ногами. Врачи узнают больше, когда сделают рентген.
— О, как ужасно.
Он завел мотор, но не тронулся. Мы сидели. Он сказал:
— Она была в сознании, когда ее привезли. Она сказала доктору Уокеру, что мужчина напал на нее на пляже и изнасиловал ее.
— Рой!
— Я полагаю, что потом он испытал в какой-то степени угрызения совести. Сержант Хэдли считает, что машина неслась со скоростью свыше ста миль в час, когда произошла катастрофа.
Я беспомощно плакала:
— Где это произошло, Рой?
— На шоссе над морем. Машина выскочила на обочину, мужчина потерял контроль, и они перевернулись. Он погиб мгновенно.
— Рой, скажи мне. Ты видел ее?
— Да, несколько мгновений.
— Как она выглядит?
— Она под наркозом. Я сказал тебе.
— Нет, я имею в виду, пострадало ли ее лицо?
— Машина вошла в скольжение, прежде чем она перевернулась. По-видимому, у нее было время, чтобы защитить свое лицо. Ее руки порезаны, у нее несколько, ран на голове, но они не такие серьезные, как остальные.
— Слава Богу, что ее лицо не пострадало, Рой. Она такая красивая девушка, такая красивая.
Он тронул машину, и мы поехали.
Всю дорогу назад мы не разговаривали. Он оставил меня наедине со своими мыслями, возможно, он тоже погрузился в раздумья, — и я думала о бедной Альме, страдающей и без сознания, прекрасной и эгоистичной, жадной и раздраженной, и, однако, по какой-то причине привязанной ко мне, я думала о человеке, которого полюбила. Беспричинно. Такова уж любовь, подумала я. Не нужно никаких причин, чтобы она возникла.
Когда мы приехали в «Шалеруа», Рой оставил свою машину, чтобы ее припарковал один из швейцаров. Когда мы вошли в лифт, он сказал:
— Я хочу, чтобы ты пошла со мной в мой номер. Я тебе дам кое-что, чтобы ты смогла уснуть.
— Мне ничего не нужно.
Он не согласился. Он сказал бою в лифте:
— Двенадцатый этаж, — и когда мы остановились, взял меня за руку и повел к своему номеру. В номере он сказал:
— Сядь, — но я не могла сесть. Я стояла, глядя на него, и он понимал, что я отчаянно нуждалась в его утешении. Он обнял меня, и я почувствовала, во второй раз упругость его рта и его тела. Я снова заплакала, и он подвел меня к креслу и очень нежно, но со знанием дела усадил меня. Затем он ненадолго оставил меня одну, рыдающую, уткнувшись в ладони.
Возвратившись, он сказал:
— Вот, — и протянул мне стакан, наполненный кубиками льда и какой-то желтой жидкостью.
Я спросила:
— Что это?
— Виски.
— Мне нельзя…
— Ты можешь выпить. Это чисто медицинское средство. И возьми вот еще… — И он протянул мне также маленькую зеленую таблетку.
— Мне нужно это?
— Да.
Я задохнулась от виски и, пока с трудом его пила, оглядела комнату, так, чтобы вспомнить в будущем, когда уйду от него, какая у него обстановка. Это была большая комната, напоминающая наши на верхнем этаже, соединенная с маленькой, служившей ему спальней. Мне понравилось, что в ней не было особого порядка. Повсюду были разбросаны книги, беспорядочная груда бумаг на столе и пара рубашек, висящих на кресле. Я сказала, как только овладела голосом:
— Тебе нужна жена.
— Мне?
— Конечно. Я никогда не предполагала, что ты такой неряшливый. Я думала, что ты аккуратный и точный.
— Почему у тебя возникла эта мысль?
— Я так воображала. Ты знаешь, каковы девушки. Они полны фантазий.
— Ты приняла уже таблетку?
— Она у меня в руке.
— Прими ее.
— Нет, Рой, я не хочу.
— Почему нет?
— Я боюсь, что просплю. Я должна утром немедленно отправиться в госпиталь. — Затем что-то, беспокоившее меня, возникло у меня в памяти, и я сказала: — Рой, эти раны на голове. Они опасны?
— Уокер сказал мне, что, по его мнению, они не могут принести серьезного вреда.
— У нее забинтована голова?
— Ну конечно, раны перевязаны.
— Они обрезали ей волосы?
— Да, конечно.
Он позволил мне поплакать чуть дольше; затем уговаривал меня выпить еще виски.
— Прими таблетку, — сказал он, но я все еще отказывалась. Он сказал: — Ладно, когда ты проснешься утром, позвони мне. Я отвезу тебя в госпиталь.
— Спасибо тёбе, Рой.
— Теперь я провожу тебя до твоего номера.
— Тебе не следует…
— Не возражай мне.
— Но мужчинам не разрешено появляться на нашем этаже.
— Я не мужчина. Я из медицинского персонала.
— Для меня ты мужчина, — сказала я. — Все мужчины всего мира в тебе. — Я встала и поцеловала его в губы. — О, Рой, я так сильно люблю тебя.
Спустя несколько минут он отвел меня наверх и спокойно оставил меня перед номером. В номере горел свет, но возвратилась только Джурди. Я поняла это, увидев закрытой дверь в ее комнату. Я не могла осмелиться разбудить ее, чтобы рассказать о катастрофе. Донны еще не было дома, а на постели Альмы лежал кусок, черной бархатной ленты. Я взяла ее, чтобы убрать, и затем снова уронила ее на кровать.
11
Женский голос сказал:
— Ах. Это мисс Томпсон?
— Да, говорите.
— Ах. Это Главный окружной госпиталь.
— Что?
— Это Главный окружной госпиталь.
Она не хотела говорить со мной. Она колебалась. Я прижала трубку к уху, и мелкая холодная дрожь начала расползаться по моей спине. Наконец она проговорила:
— Мисс Томпсон, мисс ди Лукка только что доставлена сюда. Она дала нам ваше имя и просила нас связаться с вами.
— Мисс ди Лукка! Альма ди Лукка! Что случилось с ней?
— Извините меня. Она попала в автокатастрофу. Я спросила шепотом:
— Она пострадала?
— Она пострадала, да, некоторые повреждения. Вы ее родственница?
— Нет…
— Есть ли здесь кто-либо из ее родственников, с кем бы мы могли связаться?
— Я не знаю, она об этом никогда не упоминала. Пожалуйста, она серьезно пострадала?
— Она находится в том состоянии, какого и следовало ожидать… Мисс Томпсон, как вы думаете, вы сумеете приехать в госпиталь?
— Сейчас? Да, конечно. Сейчас же. Я уже выхожу. Скажите мне, пожалуйста, где находится госпиталь?
Она объяснила мне, а затем добавила без всякого нажима:
— Приходите к запасному входу и спросите миссис Мак-Куин.
— Вы миссис Мак-Куин?
— Да. Я ночной руководитель.
— Пожалуйста, миссис Мак-Куин, пожалуйста, она пострадала очень сильно?
— Приходите как можно скорее. До свидания. Она повесила трубку.
Я положила трубку и постаралась восстановить дыхание. Это было неправда, это была часть какого-то ужасного сна. Я подняла трубку снова и нажимала на кнопки до тех пор, пока не ответила телефонистка. Я сказала:
— Номер тысяча двести восемь. Очень срочно. Слава Богу, он был там. Он ответил после второго гудка.
Я сказала:
— Рой, это Кэрол. Произошло что-то ужасное. Речь идёт об автокатастрофе, моя соседка по номеру Альма в госпитале, они позвонили мне, чтобы сказать, что она ранена. Я должна отправиться туда немедленно.
Его голос, подобно голосу миссис Мак-Куин, был лишен выражения:
— В каком она госпитале?
— В Главном окружном госпитале.
— Кто тебе звонил? Кто-либо из докторов?
— Нет, миссис Мак-Куин, ночной руководитель из отдела аварий. Дорогой, извини, что я беспокою тебя.
— Это моя работа, — ответил он.-Все в порядке. Встречаемся прямо перед отелем, как можно скорее. Я там буду.
Я надела синие брюки и узорную рубашку, поискала вокруг в бешенстве, пока не нашла свой серый кашемировый свитер. В две секунды расчесала волосы и подкрасила в три секунды рот; затем я вытащила свою белую из свиной кожи сумку, упаковала ночную черную рубашку Альмы, поскольку помнила очень хорошо, что госпитальные рубахи могут вызвать у нее зуд. Я прихватила ее туалетные принадлежности, маленькую бутылочку духов и упаковку с салфетками для лица.
Дрожа, я стояла перед отелем пару минут, пока подъехал Рой. У него был сверкающий красный спортивный автомобиль, который оказался для меня сюрпризом и с новой стороны раскрывал личность владельца машины. Рой был одет официально, в темно-синий легкий костюм и темно-синий галстук.
Когда мы выезжали по подъездной дорожке, я спросила:
— Ты знаешь, где находится этот госпиталь?
— Да. Я говорил с миссис Мак-Куин.
— Она тебе сказала… — Я не могла закончить свой вопрос.
Он ответил резко:
— Мы все узнаем, когда приедем туда. Миссис Мак-Куин не жаждала дать какую-нибудь особую информацию.
— А что с парнем, с которым была Альма, Сонни Ки?
— Он погиб.
— О, Боже мой.
Я съежилась на сиденье. Над головой со свистом шумели верхушки пальм, и все перед нами было золотисто-зеленым в свете фонарей.
Рой сказал:
— Ты знаешь этого пария?
— Я не знала его. Я видела его лишь однажды.
— Напомни мне его имя.
— Сонни Ки.
Через мгновение Рой произнес:
— Знакомое имя.
— Он был боксером, Рой. Он раньше был боксером.
— Да. Теперь я догадался, почему мне знакомо это имя. Как Альма познакомилась с ним?
— Она встретила его в отеле. Рой фыркнул.
Я сказала:
— Рой, я сделала все возможное. Последнее, что я ей сказала, прежде чем она ушла сегодня вечером: будь осторожна. Я предупреждала ее относительно него.
— Почему?
— У него был плохой характер. Я предупреждала ее. Она рассмеялась мне в ответ. Рой резко сказал:
— Откуда тебе было известно о его плохом характере? Вообще обо всем этом?
— Понимаешь, Нат Брангуин рассказал, мне, — ты знаешь, этот игрок, тот, с которым мне запретили общаться.
— Что тебе рассказал Брангуин?
— Что у Сонни Ки плохой характер и что Альма не должна иметь с ним ничего общего.
— И ты рассказала Альме?
— Да.
— Что тогда?
— Она не хотела слушать меня, Рой. Она только смеялась. Она сказала, что позаботится сама о себе.
Мы остановились перед светофором. Рой сказал:
— Почему ты не сообщила эту информацию мне или Арни Гаррисону, или Пег Уэбли? — Он был очень зол.
Я сказала:
— Дорогой!
— Я спрашиваю тебя, Кэрол: почему ты не проинформировала нас об этом?
— Рой, как ты можешь ожидать от меня, чтобы я сделала нечто подобное?
— Твоим долгом было сообщить об этом.
— Но, Рой, будь благоразумным. Я не могу сообщать тебе или кому бы то ни было о каждой из моих соседок по номеру, я не могу прийти к тебе и рассказать тебе о мужчинах, с которыми они встречаются.
Мгновение он размышлял, а затем сказал:
— Извини меня. Я не это хотел сказать тебе. Мы были в состоянии предотвратить несчастье, вот и все.
Мы едва ли еще что-то сказали друг другу, пока не приехали в госпиталь. Мы поспешили к аварийному входу и спросили миссис Мак-Куин; спустя пару, минут она вышла к нам — крупная, крепко сложенная женщина. Когда она подошла, Рой сказал:
— Позволь мне вести разговор.
— Да, дорогой.
Он сказал ей:
— Хелло, миссис Мак-Куин. Это мисс Томпсон. Я — доктор Дьюер.
Она даже не взглянула на меня.
— А, доктор. Да, да.
Он отвел ее в сторону, и они заговорили, понизив голоса. Я поняла, что это особая сфера его компетенции: он мог задать все вопросы в мире, а я не могла — я была никто. Затем они начали удаляться, как будто они совсем забыли о моем присутствии; но в самый последний момент Рой вспомнил. Он вернулся ко мне и сказал:
— Садись и устраивайся поудобнее. Я приду к тебе, как только смогу. Я собираюсь переговорить с доктором Уокером, который занимается этим случаем.
Во всех госпиталях одно и то же. Они призывают вас поторопиться изо всех сил, а затем вы ждете, и ждете, и ждете, и ничего не происходит, — вы ничего не видите, ничего не слышите, сестры и практиканты снуют мимо вас, будто вы невидимы. Комната, в котором я ждала, была вполне приятная и мило обставлена; но я не интересовалась госпитальной меблировкой, меня интересовала только Альма. Мне хотелось быть только уверенной в том, что с ней все в порядке и что она не очень страдает от полученных ран. В конце концов, более чем через сорок минут Рой возвратился с маленьким полным молодым врачом. Сержант полиции, краснолицый и потный, суетился поблизости. Врач был одним из тех людей, у которых на лице всегда была дежурная улыбка. Он с печальной улыбкой посмотрел на меня, когда Рой представил нас:
— Мисс Томпсон, Доктор Уокер.
— Добрый вечер, мисс Томпсон.
— Добрый вечер, доктор Уокер. Как она?
Он побледнел. Рой сказал:
— Она находится под воздействием сильных успокаивающих средств.
— Но как она?
Рой повторил:
— Я сказал тебе. Она спит.
— Могу я увидеть ее?
Доктор Уокер сказал:
— Ну, в этом мало смысла, мисс Томпсон. Она спит, вы понимаете, она находится под воздействием успокаивающих средств. Вы не смогли бы поговорить с ней.
— Она умерла?
— Нет, — ответил Рой.
Я сказала:
— Пожалуйста, может быть, кто-то мне скажет, как она себя чувствует?
Уокер глянул на Роя. Затем он сказал мягко:
— Она получила ряд ранений, но мы не знаем, насколько они обширны. Нам станет это известно, когда мы сделаем ей рентген, мы сейчас намереваемся это сделать. Мы сделали для нее все, чтобы она чувствовала себя сносно, и мы все надеемся на лучшее.
— Я хочу ее видеть. Она спрашивала обо мне. Я ее подруга. Я хочу, чтобы она знала, что я пришла.
Рой сказал:
— Кэрол, она спит. Ей дали сильные успокаивающие средства. И ее готовят, чтобы отвезти на рентген.
— Я буду ждать, пока она не проснется. Рой, я должна быть здесь, когда она проснется. Она здесь иностранка. Рой, я должна быть с ней рядом.
Доктор Уокер сказал:
— Боюсь, мисс Томпсон, что она проспит, по крайней мере, до утра.
— Тогда почему мне сказали, что я должна приехать сюда как можно скорее?
Рой сказал:
— Существуют определенные формальности в делах такого рода. Я уже позаботился обо всем.
— Рой…
— Расслабься, — сказал ои мягко. — Только расслабься.
Я закусила губу и смахнула несколько слез.
— Я принесла для нее несколько вещей — ночную рубашку и косметику и так далее, — сказала я доктору Уокеру. — Будьте добры проследить, чтобы она получила их.
— Конечно. — Он взял белую сумку из свиной кожи, как будто боялся, что она может взорваться в его руках!
Я сказала:
— Если она проснется, доктор, скажите ей, что я была здесь и при первой возможности вернусь утром, чтобы увидеться с ней.
— Конечно, конечно. Можете мне поверить, мисс Томпсон.
— Пойдем, — сказал Рой. Он попрощался с доктором Уокером за руку и сказал ему: — Я буду поддерживать с вами связь. — Затем он обратился к сержанту полиции: — До свидания, сержант. Спасибо за вашу помощь.
— Всегда готов служить, сэр.
Доктор Уокер застенчиво улыбнулся мне, и Рой вывел меня.
Когда мы оказались в маленьком красном автомобиле, я сказала:
— Рой, скажи мне правду. Как она?
Он только собирался включить мотор, но сразу же отвел руку. Его голос был очень ровным и невыразительным. Он сказал:
— Кэрол, извини меня. Ее состояние не так хорошо.
— Что это означает, Рой? Что это означает; ее состояние не так хорошо?
— Они не знают еще, насколько обширны ее раны. У нее сломан таз, и это может привести к некоторым функциональным расстройствам.
— О, Боже мой, что это может означать?
— В настоящее время она не может двигать ногами. Врачи узнают больше, когда сделают рентген.
— О, как ужасно.
Он завел мотор, но не тронулся. Мы сидели. Он сказал:
— Она была в сознании, когда ее привезли. Она сказала доктору Уокеру, что мужчина напал на нее на пляже и изнасиловал ее.
— Рой!
— Я полагаю, что потом он испытал в какой-то степени угрызения совести. Сержант Хэдли считает, что машина неслась со скоростью свыше ста миль в час, когда произошла катастрофа.
Я беспомощно плакала:
— Где это произошло, Рой?
— На шоссе над морем. Машина выскочила на обочину, мужчина потерял контроль, и они перевернулись. Он погиб мгновенно.
— Рой, скажи мне. Ты видел ее?
— Да, несколько мгновений.
— Как она выглядит?
— Она под наркозом. Я сказал тебе.
— Нет, я имею в виду, пострадало ли ее лицо?
— Машина вошла в скольжение, прежде чем она перевернулась. По-видимому, у нее было время, чтобы защитить свое лицо. Ее руки порезаны, у нее несколько, ран на голове, но они не такие серьезные, как остальные.
— Слава Богу, что ее лицо не пострадало, Рой. Она такая красивая девушка, такая красивая.
Он тронул машину, и мы поехали.
Всю дорогу назад мы не разговаривали. Он оставил меня наедине со своими мыслями, возможно, он тоже погрузился в раздумья, — и я думала о бедной Альме, страдающей и без сознания, прекрасной и эгоистичной, жадной и раздраженной, и, однако, по какой-то причине привязанной ко мне, я думала о человеке, которого полюбила. Беспричинно. Такова уж любовь, подумала я. Не нужно никаких причин, чтобы она возникла.
Когда мы приехали в «Шалеруа», Рой оставил свою машину, чтобы ее припарковал один из швейцаров. Когда мы вошли в лифт, он сказал:
— Я хочу, чтобы ты пошла со мной в мой номер. Я тебе дам кое-что, чтобы ты смогла уснуть.
— Мне ничего не нужно.
Он не согласился. Он сказал бою в лифте:
— Двенадцатый этаж, — и когда мы остановились, взял меня за руку и повел к своему номеру. В номере он сказал:
— Сядь, — но я не могла сесть. Я стояла, глядя на него, и он понимал, что я отчаянно нуждалась в его утешении. Он обнял меня, и я почувствовала, во второй раз упругость его рта и его тела. Я снова заплакала, и он подвел меня к креслу и очень нежно, но со знанием дела усадил меня. Затем он ненадолго оставил меня одну, рыдающую, уткнувшись в ладони.
Возвратившись, он сказал:
— Вот, — и протянул мне стакан, наполненный кубиками льда и какой-то желтой жидкостью.
Я спросила:
— Что это?
— Виски.
— Мне нельзя…
— Ты можешь выпить. Это чисто медицинское средство. И возьми вот еще… — И он протянул мне также маленькую зеленую таблетку.
— Мне нужно это?
— Да.
Я задохнулась от виски и, пока с трудом его пила, оглядела комнату, так, чтобы вспомнить в будущем, когда уйду от него, какая у него обстановка. Это была большая комната, напоминающая наши на верхнем этаже, соединенная с маленькой, служившей ему спальней. Мне понравилось, что в ней не было особого порядка. Повсюду были разбросаны книги, беспорядочная груда бумаг на столе и пара рубашек, висящих на кресле. Я сказала, как только овладела голосом:
— Тебе нужна жена.
— Мне?
— Конечно. Я никогда не предполагала, что ты такой неряшливый. Я думала, что ты аккуратный и точный.
— Почему у тебя возникла эта мысль?
— Я так воображала. Ты знаешь, каковы девушки. Они полны фантазий.
— Ты приняла уже таблетку?
— Она у меня в руке.
— Прими ее.
— Нет, Рой, я не хочу.
— Почему нет?
— Я боюсь, что просплю. Я должна утром немедленно отправиться в госпиталь. — Затем что-то, беспокоившее меня, возникло у меня в памяти, и я сказала: — Рой, эти раны на голове. Они опасны?
— Уокер сказал мне, что, по его мнению, они не могут принести серьезного вреда.
— У нее забинтована голова?
— Ну конечно, раны перевязаны.
— Они обрезали ей волосы?
— Да, конечно.
Он позволил мне поплакать чуть дольше; затем уговаривал меня выпить еще виски.
— Прими таблетку, — сказал он, но я все еще отказывалась. Он сказал: — Ладно, когда ты проснешься утром, позвони мне. Я отвезу тебя в госпиталь.
— Спасибо тёбе, Рой.
— Теперь я провожу тебя до твоего номера.
— Тебе не следует…
— Не возражай мне.
— Но мужчинам не разрешено появляться на нашем этаже.
— Я не мужчина. Я из медицинского персонала.
— Для меня ты мужчина, — сказала я. — Все мужчины всего мира в тебе. — Я встала и поцеловала его в губы. — О, Рой, я так сильно люблю тебя.
Спустя несколько минут он отвел меня наверх и спокойно оставил меня перед номером. В номере горел свет, но возвратилась только Джурди. Я поняла это, увидев закрытой дверь в ее комнату. Я не могла осмелиться разбудить ее, чтобы рассказать о катастрофе. Донны еще не было дома, а на постели Альмы лежал кусок, черной бархатной ленты. Я взяла ее, чтобы убрать, и затем снова уронила ее на кровать.
11
В восемь часов я проснулась в панике. Это была одна из тех ужасных ночей, когда ненавистна сама мысль о сне: ты борешься против сна каждую минуту и чувствуешь, будто огромная тяжесть давит тебе на грудь. Я все время знала, что должна проснуться рано, чтобы отправиться в госпиталь, но никак не могла вырваться из объятий ночных кошмаров, не могла поднять веки. Ужас!
Кровать Донны была несмята, но какое мне до этого дело. Черная бархатная лента Альмы все еще лежала там, где я ее оставила. Дверь в смежную комнату была открыта, Джурди уже застелила свою постель и ушла. Я догадалась, что она снова уехала с Люком.
Я позвонила Рою, но он не отвечал. Я быстро приняла душ, чтобы смыть противный ночной пот, и слегка побрызгалась одеколоном, надела белое платье и белые туфли, ведь сегодня было воскресенье. Я позвонила Рою еще раз, но он все еще не отвечал, и я решила дополнить свой костюм маленькой белой шляпой и взяла белую сумку, спустилась в кафе посмотреть, нет ли его там. Он был там; сняв очки, он пил апельсиновый сок у стойки.
Я подошла к нему и сказала прямо в ухо:
— Доброе утро, Рой.
Он, вздрогнув, повернулся:
— Ну, доброе утро.
— Ты уже позавтракал? — спросила я.
— Нет, только выпил стакан сока. Что ты хочешь?
Я села рядом с ним:
— Пожалуйста, только кофе.
Он заказал его, а затем сидел, глядя на меня в задумчивости. Его взгляд был довольно странным, Казалось, он не может сфокусировать глаза; и я сказала:
— Ты устал, Рой?
— Немного.
— Дорогой, не лучше ли тебе отдохнуть? Я и сама доберусь до госпиталя.
— О, нет.
— Я проспала, — посетовала я. — Собиралась встать в семь, в самом крайнем случае. Рой, мне так нужно поехать туда.
— О'кей, — ответил он. — Как только ты выпьешь кофе.
Через десять минут мы вышли. Его сверкающий красный «МГ» был припаркован совсем рядом на подъездной дорожке; и прежде чем сесть в машину, он снял светло-кремовый пиджак. Он остался в белой рубашке с короткими рукавами, коричневом галстуке и светло-серых брюках. Он слегка выделялся на цветном фоне его машины, но зато его одежда полностью гармонировала с моей.
Мы повернули на Коллин-авеню, затем двинулись по Индиен-крик и пересекли один из мостов, ведущих на материк. Мы почти не разговаривали. Минут через двадцать я вдруг спросила:
— Мы едем в нужном направлении?
— Ты имеешь в виду госпиталь? Нет.
— Рой! Куда мы едем?
Он сказал очень спокойно и мягко:
— В госпиталь ехать не нужно. Она умерла в пять часов утра.
— Рой!
— Доктор Уокер позвонил мне около половины четвертого. Я сразу жё поехал. У нее было обширное внутреннее кровоизлияние, они не могли ее спасти. Мне очень жаль, Кэрол.
Он ехал и ехал, медленно и аккуратно, по бесконечной улице, которая, казалось, была проложена сквозь густые зеленые джунгли. Попадалось мало машин; едва ли кто-нибудь мог видеть мое лицо; и я просто плакала, пока совсем не осталось слез, да и сил уже не было плакать. Беспомощно сидела я и смотрела на джунгли и на ярко раскрашенных птиц, зловеще кричащих над нами; наконец я спросила:
— Рой, где мы?
— Мы на Эверглейдз.
Должно быть, это было хорошее место, потому что все было так нереально, и здесь как-то возникало ощущение нереальности смерти Альмы и того человека с расплющенным мертвым лицом и перевернутой машины с вращающимися в воздухе колесами.
— Она страдала, Рой?
— Нет. Уокер — хороший парень. Он знает свое дело. Он позаботился о ней.
— Я хотела бы, чтобы ты позволил мне посетить ее этой ночью.
— Я думал, что для тебя будет лучше, если этого не произойдет.
— Я не могу поверить в случившееся. Я никогда вновь ее не увижу. О Господи… Что теперь будет, Рой?
— Я говорил с Арни Гаррисоном. Он и миссис Монтгомери сделают все, что необходимо.
Птицы были фантастическими, невероятно ярко расцвеченными и очень деятельными. Альма их никогда не увидит. Казалось, что деревья полностью покрыты белыми цаплями, которых Альма тоже никогда не увидит; а расположившиеся на ветвях птицы, которые напоминали орлов, оказались всего лишь турецкими сарычами, как мне объяснил Рой. Вдоль всей дороги виднелись небольшие стада диких свиней, роющихся в траве, сероватые упитанные создания с визжащими между ног малышами. Мамы-свинки, папы-хряки и дети-поросятки.
— Полудикие свинки-полосатики, — сказал Рой. — Мы остановимся в стороне от них. Они опасны, особенно в это время.
Мы замедлили движение, чтобы объехать змей, которых давили другие автомобили, многочисленных полозов и гремучих змей, и Рой объяснил, что они не могут убегать по дороге, вроде этой, и что гремучая змея (к примеру) может ползти со скоростью не более четырех миль в час. Я всегда думала, что змея может опередить скаковую лошадь, а оказывается, нет.
Я не знала, как долго мы ехали. Я была бессильна в своем несчастье. Каждый раз, стоило мне подумать, что я, наконец, контролирую свои чувства, я вновь заливалась слезами. Рой был необыкновенно добр и нежен, но он не мог ничего сделать с мыслями и видениями, которые возникали в моем мозгу. Я вспоминала ее в том платье, которое она надела в последнюю ночь, и начинала плакать. Я вспоминала разного рода случаи, которые казались забавными в свое время, как, например, ее дискуссия с доктором Шварц по вопросу о том, как принимать мать роды, и потоки слез начинали бежать из моих глаз. Почему такая ужасная, бессмысленная судьба постигла ее, почему?
Наконец мы выехали снова к воде. Я спросила Роя:
— Где мы тёперь?
— Ист-Кейн.
— Что за милое название. Где это?
— У Мексиканского залива.
Мы здесь позавтракали на террасе ресторана, обращенной к океану, и постепенно я все больше овладевала собой. Потом, когда мы готовы были отправиться в обратный путь, где-то около половины третьего, я заметила, каким усталым выглядит Рой. Разумеется. Ведь он большую часть ночи не спал. Я уговорила его позволить мне вести машину, и, только понаблюдав в течение нескольких минут, как я веду себя за рулем, и убедившись, что я знаю, как управлять «МГ», он расслабился и сразу заснул. Я чувствовала себя ответственной за него и ехала с большой предосторожностью. Он проснулся и сел за руль только перед тем, как мы въехали в Майами.
Он припарковал машину снова у подъездной дорожки к отелю. Прежде чем мы вылезли из машины, он посмотрел на свои часы и заметил:
— Уже без четверти шесть. Что ты думаешь делать сегодня вечером?
— Я хочу только остаться с тобой. Можно?
— Тебе следует принять успокоительное и отправиться в постель.
— ; Нет. Я хочу остаться с тобой.
Он наконец уступил.
— Ладно. Но я должен подняться к себе в номер и кое-куда позвонить. Мы могли бы встретиться в вестибюле в половине седьмого?
— Да, дорогой.
Мне приходилось оставаться без него три четверти часа, но ничего не поделаешь. Когда мы вошли в отель, он сказал:
— У меня осталось всего иесколько сигарет, и я хочу узнать в справочной, нет ли мне почты. Хочешь, иди наверх?
— Нет. — Я просто хотела быть с ним постоянно, я в коем случае не хотела быть в стороне от него. Я с ним, когда он подошел к маленькому киоску, где подавали сигареты, И я была с ним, когда он справлялся у стойки о своей почте.
Клерк сказал:
— Доктор Дьюер? О да, — и вынул около полудюжины белых листков бумаги из ячейки и протянул их ему. Рой просмотрел их, а затем посмотрел на меня, как будто хотел что-то сказать, но ничего не сказал. Я увидела, как его лицо стало жестким, а его глаза внезапно стали суровыми. Когда я повернулась, я увидела Донну и Элиота Ивинга, идущих под руку по вестибюлю. Элиот был в своей форме капитана, а Донна была одета в свое легкое платье и маленький белый жакет, сползающий с одного плеча, и оба были пьяны.
В этом нельзя было ошибиться. Они были пьяными в стельку. Я не могла сказать Рою: «Не обращай на них внимания, они просто счастливы, им просто весело». Они были пьяны, черт их побери, они были пьяны, как сапожники, они пошатывались и хихикали. Все в отеле наблюдали за ними.
Я сказала:
— Рой, — но он не слышал меня. Он стоял с затвердевшим лицом и молчал, глядя, как они, шатаясь, направляются к нам. В этот момент Донна увидела меня, и стало еще более ясным, до какой степени она пьяна. Вмёсто того чтобы развернуть Элиота и исчезнуть как можно скорее с глаз долой, она начала кричать:
— Кэрол! Кэрол! Эй, Кэрол! Ого-го! — И пошатываясь, заковыляла ко мне, таща за собой Элиота.
Я проговорила снова: «Рой», начиная предложение, которое я и не надеялась закончить. Он не слушал меня, и я заледенела.
Донна раскраснелась; ее рыжие волосы были в беспорядке и все же еще прекрасны; от нее пахнуло на меня алкоголем.
— П-привет, Кэрол, — смеялась она. — Маленькая конфетка. Маленькая королева-пчелка. И доктор Дьюер. Милый душка доктор Дьюер. П-привет. Вы помните маленького душку капитана Глага, не так ли? Эй, капитан Глаг, дорогой. Подойди поприветствовать Кэрол и милого душку доктора Дьюера.
— Ну, привет, — сказал Элиот, взглянув на нас. Прекрасно. Прекрасно. Вот забежал. К вам.
Рой сказал мне очень тихо:
— Думаю, тебе лучше увести мисс Стюарт в ее комнату.
— Ну, подождите минуту, — сказал Элиот, тупо моргая. — Давайте только выпьем. Понятно? «Сувенир-бар» Ну что, пойдем? Ладно. Все пошли.
Донна издала дикий крик:
— Ого-го! Идем все. Давайте устроим вечеринку, давайте отпразднуем.
Голос Роя был спокойным:
— Мисс Стюарт, думаю, вам лучше подняться в вашу комнату.
— Ну, парень, — сказал Элиот. — Ну, только минуту. Подожди только минуту. — Он, пошатываясь, стал между Донной и Роем, внезапно став агрессивным. На пару дюймов он был выше Роя и намного тяжелее его.
Рой сказал ему все тем же спокойным тоном:
— Пожалуйста, прекратите, капитан.
Элиот закричал:
— Леди! Вы со мной. Понятно? Со мной, парень. Пойдём выпить. «Сувенир-бар».
Кровать Донны была несмята, но какое мне до этого дело. Черная бархатная лента Альмы все еще лежала там, где я ее оставила. Дверь в смежную комнату была открыта, Джурди уже застелила свою постель и ушла. Я догадалась, что она снова уехала с Люком.
Я позвонила Рою, но он не отвечал. Я быстро приняла душ, чтобы смыть противный ночной пот, и слегка побрызгалась одеколоном, надела белое платье и белые туфли, ведь сегодня было воскресенье. Я позвонила Рою еще раз, но он все еще не отвечал, и я решила дополнить свой костюм маленькой белой шляпой и взяла белую сумку, спустилась в кафе посмотреть, нет ли его там. Он был там; сняв очки, он пил апельсиновый сок у стойки.
Я подошла к нему и сказала прямо в ухо:
— Доброе утро, Рой.
Он, вздрогнув, повернулся:
— Ну, доброе утро.
— Ты уже позавтракал? — спросила я.
— Нет, только выпил стакан сока. Что ты хочешь?
Я села рядом с ним:
— Пожалуйста, только кофе.
Он заказал его, а затем сидел, глядя на меня в задумчивости. Его взгляд был довольно странным, Казалось, он не может сфокусировать глаза; и я сказала:
— Ты устал, Рой?
— Немного.
— Дорогой, не лучше ли тебе отдохнуть? Я и сама доберусь до госпиталя.
— О, нет.
— Я проспала, — посетовала я. — Собиралась встать в семь, в самом крайнем случае. Рой, мне так нужно поехать туда.
— О'кей, — ответил он. — Как только ты выпьешь кофе.
Через десять минут мы вышли. Его сверкающий красный «МГ» был припаркован совсем рядом на подъездной дорожке; и прежде чем сесть в машину, он снял светло-кремовый пиджак. Он остался в белой рубашке с короткими рукавами, коричневом галстуке и светло-серых брюках. Он слегка выделялся на цветном фоне его машины, но зато его одежда полностью гармонировала с моей.
Мы повернули на Коллин-авеню, затем двинулись по Индиен-крик и пересекли один из мостов, ведущих на материк. Мы почти не разговаривали. Минут через двадцать я вдруг спросила:
— Мы едем в нужном направлении?
— Ты имеешь в виду госпиталь? Нет.
— Рой! Куда мы едем?
Он сказал очень спокойно и мягко:
— В госпиталь ехать не нужно. Она умерла в пять часов утра.
— Рой!
— Доктор Уокер позвонил мне около половины четвертого. Я сразу жё поехал. У нее было обширное внутреннее кровоизлияние, они не могли ее спасти. Мне очень жаль, Кэрол.
Он ехал и ехал, медленно и аккуратно, по бесконечной улице, которая, казалось, была проложена сквозь густые зеленые джунгли. Попадалось мало машин; едва ли кто-нибудь мог видеть мое лицо; и я просто плакала, пока совсем не осталось слез, да и сил уже не было плакать. Беспомощно сидела я и смотрела на джунгли и на ярко раскрашенных птиц, зловеще кричащих над нами; наконец я спросила:
— Рой, где мы?
— Мы на Эверглейдз.
Должно быть, это было хорошее место, потому что все было так нереально, и здесь как-то возникало ощущение нереальности смерти Альмы и того человека с расплющенным мертвым лицом и перевернутой машины с вращающимися в воздухе колесами.
— Она страдала, Рой?
— Нет. Уокер — хороший парень. Он знает свое дело. Он позаботился о ней.
— Я хотела бы, чтобы ты позволил мне посетить ее этой ночью.
— Я думал, что для тебя будет лучше, если этого не произойдет.
— Я не могу поверить в случившееся. Я никогда вновь ее не увижу. О Господи… Что теперь будет, Рой?
— Я говорил с Арни Гаррисоном. Он и миссис Монтгомери сделают все, что необходимо.
Птицы были фантастическими, невероятно ярко расцвеченными и очень деятельными. Альма их никогда не увидит. Казалось, что деревья полностью покрыты белыми цаплями, которых Альма тоже никогда не увидит; а расположившиеся на ветвях птицы, которые напоминали орлов, оказались всего лишь турецкими сарычами, как мне объяснил Рой. Вдоль всей дороги виднелись небольшие стада диких свиней, роющихся в траве, сероватые упитанные создания с визжащими между ног малышами. Мамы-свинки, папы-хряки и дети-поросятки.
— Полудикие свинки-полосатики, — сказал Рой. — Мы остановимся в стороне от них. Они опасны, особенно в это время.
Мы замедлили движение, чтобы объехать змей, которых давили другие автомобили, многочисленных полозов и гремучих змей, и Рой объяснил, что они не могут убегать по дороге, вроде этой, и что гремучая змея (к примеру) может ползти со скоростью не более четырех миль в час. Я всегда думала, что змея может опередить скаковую лошадь, а оказывается, нет.
Я не знала, как долго мы ехали. Я была бессильна в своем несчастье. Каждый раз, стоило мне подумать, что я, наконец, контролирую свои чувства, я вновь заливалась слезами. Рой был необыкновенно добр и нежен, но он не мог ничего сделать с мыслями и видениями, которые возникали в моем мозгу. Я вспоминала ее в том платье, которое она надела в последнюю ночь, и начинала плакать. Я вспоминала разного рода случаи, которые казались забавными в свое время, как, например, ее дискуссия с доктором Шварц по вопросу о том, как принимать мать роды, и потоки слез начинали бежать из моих глаз. Почему такая ужасная, бессмысленная судьба постигла ее, почему?
Наконец мы выехали снова к воде. Я спросила Роя:
— Где мы тёперь?
— Ист-Кейн.
— Что за милое название. Где это?
— У Мексиканского залива.
Мы здесь позавтракали на террасе ресторана, обращенной к океану, и постепенно я все больше овладевала собой. Потом, когда мы готовы были отправиться в обратный путь, где-то около половины третьего, я заметила, каким усталым выглядит Рой. Разумеется. Ведь он большую часть ночи не спал. Я уговорила его позволить мне вести машину, и, только понаблюдав в течение нескольких минут, как я веду себя за рулем, и убедившись, что я знаю, как управлять «МГ», он расслабился и сразу заснул. Я чувствовала себя ответственной за него и ехала с большой предосторожностью. Он проснулся и сел за руль только перед тем, как мы въехали в Майами.
Он припарковал машину снова у подъездной дорожки к отелю. Прежде чем мы вылезли из машины, он посмотрел на свои часы и заметил:
— Уже без четверти шесть. Что ты думаешь делать сегодня вечером?
— Я хочу только остаться с тобой. Можно?
— Тебе следует принять успокоительное и отправиться в постель.
— ; Нет. Я хочу остаться с тобой.
Он наконец уступил.
— Ладно. Но я должен подняться к себе в номер и кое-куда позвонить. Мы могли бы встретиться в вестибюле в половине седьмого?
— Да, дорогой.
Мне приходилось оставаться без него три четверти часа, но ничего не поделаешь. Когда мы вошли в отель, он сказал:
— У меня осталось всего иесколько сигарет, и я хочу узнать в справочной, нет ли мне почты. Хочешь, иди наверх?
— Нет. — Я просто хотела быть с ним постоянно, я в коем случае не хотела быть в стороне от него. Я с ним, когда он подошел к маленькому киоску, где подавали сигареты, И я была с ним, когда он справлялся у стойки о своей почте.
Клерк сказал:
— Доктор Дьюер? О да, — и вынул около полудюжины белых листков бумаги из ячейки и протянул их ему. Рой просмотрел их, а затем посмотрел на меня, как будто хотел что-то сказать, но ничего не сказал. Я увидела, как его лицо стало жестким, а его глаза внезапно стали суровыми. Когда я повернулась, я увидела Донну и Элиота Ивинга, идущих под руку по вестибюлю. Элиот был в своей форме капитана, а Донна была одета в свое легкое платье и маленький белый жакет, сползающий с одного плеча, и оба были пьяны.
В этом нельзя было ошибиться. Они были пьяными в стельку. Я не могла сказать Рою: «Не обращай на них внимания, они просто счастливы, им просто весело». Они были пьяны, черт их побери, они были пьяны, как сапожники, они пошатывались и хихикали. Все в отеле наблюдали за ними.
Я сказала:
— Рой, — но он не слышал меня. Он стоял с затвердевшим лицом и молчал, глядя, как они, шатаясь, направляются к нам. В этот момент Донна увидела меня, и стало еще более ясным, до какой степени она пьяна. Вмёсто того чтобы развернуть Элиота и исчезнуть как можно скорее с глаз долой, она начала кричать:
— Кэрол! Кэрол! Эй, Кэрол! Ого-го! — И пошатываясь, заковыляла ко мне, таща за собой Элиота.
Я проговорила снова: «Рой», начиная предложение, которое я и не надеялась закончить. Он не слушал меня, и я заледенела.
Донна раскраснелась; ее рыжие волосы были в беспорядке и все же еще прекрасны; от нее пахнуло на меня алкоголем.
— П-привет, Кэрол, — смеялась она. — Маленькая конфетка. Маленькая королева-пчелка. И доктор Дьюер. Милый душка доктор Дьюер. П-привет. Вы помните маленького душку капитана Глага, не так ли? Эй, капитан Глаг, дорогой. Подойди поприветствовать Кэрол и милого душку доктора Дьюера.
— Ну, привет, — сказал Элиот, взглянув на нас. Прекрасно. Прекрасно. Вот забежал. К вам.
Рой сказал мне очень тихо:
— Думаю, тебе лучше увести мисс Стюарт в ее комнату.
— Ну, подождите минуту, — сказал Элиот, тупо моргая. — Давайте только выпьем. Понятно? «Сувенир-бар» Ну что, пойдем? Ладно. Все пошли.
Донна издала дикий крик:
— Ого-го! Идем все. Давайте устроим вечеринку, давайте отпразднуем.
Голос Роя был спокойным:
— Мисс Стюарт, думаю, вам лучше подняться в вашу комнату.
— Ну, парень, — сказал Элиот. — Ну, только минуту. Подожди только минуту. — Он, пошатываясь, стал между Донной и Роем, внезапно став агрессивным. На пару дюймов он был выше Роя и намного тяжелее его.
Рой сказал ему все тем же спокойным тоном:
— Пожалуйста, прекратите, капитан.
Элиот закричал:
— Леди! Вы со мной. Понятно? Со мной, парень. Пойдём выпить. «Сувенир-бар».