моему великому ужасу, вошла в лавку и принцесса Гамахея. Я считал себя
погибшим, один вы могли спасти меня, благородный господин Перегринус; я тихо
стал жаловаться вам на грозившую мне беду, и вы были столь добры, что
открыли мне коробку, в которую я быстро впрыгнул, а вы столь же быстро
унесли ее с собой; тщетно искала меня Гамахея и лишь гораздо позже узнала,
как и куда я бежал. Как только очутился я на свободе, Левенгук потерял всю
власть над моим народцем. Все мои подданные мигом освободились и скрылись из
виду, вырядив, на посмеяние тирану, разные перечные и фруктовые семечки в
свои платья.
Примите же еще раз мою сердечную благодарность, добрейший,
благороднейший господин Перегринус, за великое благодеяние, которое вы мне
оказали и которое я умею ценить, как никто. Позвольте мне, в качестве
свободного человека, побыть несколько времени у вас; во многих важных
обстоятельствах вашей жизни я могу быть вам более полезным, чем вы это
подозреваете. Правда, и здесь для меня есть некоторая опасность, ввиду того,
что вы воспылали горячей любовью к прелестному существу...
-- Что вы говорите, -- перебил Перегринус маленького невидимку, -- что
вы говорите, мастер, я--я воспылал любовью?
-- Но ведь так оно и есть, -- продолжал мастер-блоха, -- подумайте
только о моем ужасе, о моей тоске, когда вы вчера вошли сюда с принцессой на
руках, совершенно распаленный дикой страстью; когда она стала применять все
свое искусство обольщения, которым, к сожалению, владеет с таким
совершенством, чтобы склонить вас выдать ей меня! Но только тут впервые
познал я вполне все величие вашей души, когда вы остались непреклонны и так
ловко обернули дело, будто вы ничего и не знаете о моем пребывании у вас и
ни слова не понимаете из того, что требует от вас принцесса.
-- Но ведь, -- перебил снова Перегринус мастера-блоху, -- но ведь так
оно и было. Вы приписываете мне, дорогой мастер, заслуги, о которых я и не
подозревал. Ни вас, ни хорошенькой женщины, которая разыскала меня у
переплетчика Лэммерхирта и которую вы изволите почему-то называть странным
именем принцессы Гамахеи, я вовсе не заметил в лавке, где покупал игрушки.
Мне было совершенно неизвестно, что одна из коробок, в которых должны были
находиться оловянные солдаты и охотники, была пуста и в ней сидели вы, да и
как мог я отгадать, что вы-то и были тот пленник, которого так бурно
требовала от меня прелестная малютка. Оставьте же ваши причуды, мастер, и не
приписывайте мне того, что мне и не грезилось.
-- Вы очень ловко стараетесь отклонить мою благодарность, добрейший
господин Перегринус! -- возразил мастер-блоха. -- И это, к великому моему
утешению, дает мне новое вашим врагам, а коварную обольстительницу эту я не
хочу и видеть. Даю вам в том торжественное обещание и скрепил бы свое слово,
подав вам руку, будь у вас такая же, чтобы взять мою и ответить пожатием на
пожатие. -- И господин Перегринус далеко протянул свою руку над одеялом.
-- Ну, теперь, -- проговорил маленький невидимка, -- теперь я вполне
утешен и успокоен. Если у меня и нет руки, которую я мог бы протянуть вам,
то позвольте мне хотя бы укусить вас в большой палец, отчасти в изъявление
моей искренней радости -- отчасти в закрепление нашего дружеского союза.
В то же мгновение господин Перегринус почувствовал такой болезненный
укол в большой палец правой руки, какой мог исходить только от первого
мастера из всех блох.
-- Однако вы кусаетесь, -- вскричал Перегринус, -- кусаетесь, как
маленький чертенок!
-- Примите это за живой знак моего искреннего к вам расположения, --
возразил мастер-блоха. -- Но справедливость требует, чтобы я в залог моей
благодарности дал вам в подарок одно из самых удивительных произведений
искусства, какие только существуют. Это не что иное, как микроскоп, который
изготовил один из очень ловких и искусных оптиков моего народа еще в
бытность свою на службе у Ле-венгука. Вам этот инструмент покажется немного
субтильным, и в самом деле он в сто двадцать раз меньше песчинки, но
применение его не допускает большей величины. Я вложу это стеклышко в зрачок
вашего левого глаза, и глаз этот тотчас же приобретет свойства микроскопа.
Вы будете поражены его действием, но на сей раз я умолчу о нем и только
попрошу вас позволить мне заняться этой операцией тогда, когда я буду
уверен, что микроскопический глаз окажет вам большие услуги. Ну а теперь
покойной ночи, господин Перегринус, вам нужен некоторый отдых.
Перегринус действительно заснул и пробудился только поздно утром.
Он услышал знакомое шуршание половой щетки старой Алины, подметавшей
соседнюю комнату. Маленькое дитя, провинившееся в какой-нибудь шалости, не
боится так розог матери, как господин Перегринус боялся попреков старухи.
Наконец она тихо вошла, неся кофе. Господин Перегринус выглянул на нее
украдкой из-за полога, который он задернул, и был немало удивлен ясной
солнечной улыбке, озарявшей лицо старухи.
-- Вы все еще спите, милый господин Тис? -- спросила старуха самым
сладким голосом, какой только мог исходить из ее глотки.
Ободренный Перегринус ответил столь же ласково:
-- Нет, милая Алина, поставьте завтрак на стол, я сейчас встану.
Когда же Перегринус встал в самом деле, ему почудилось, как будто в
комнате веет сладостное дыхание прелестного создания, покоившегося в его
объятиях; на душе его стало как-то уютно и жутко; во что бы то ни стало он
стремился узнать, что сделалось с тайной его любви; ибо прелестнейшее
создание явилось и исчезло, словно тайна.
Покуда господин Перегринус тщетно пытался глотать кофе и белый хлеб,
каждый кусок которого застревал у него в горле, вошла старая Алина и стала
возиться в комнате, бормоча себе под нос: "Удивительно! Невероятно! Чего
только не приключается на свете! Нет, кто бы мог подумать!"
Сердце забилось у Перегринуса. Не в силах сдерживаться долее, он
спросил:
-- Что же приключилось удивительного, милая Алина?
-- Мало ли что, мало ли что! -- отвечала старуха с лукавой усмешкой,
продолжая по-прежнему убирать комнату.
Грудь готова была разорваться у бедного Перегринуса, и он невольно
воскликнул в сердечной тоске:
-- Ах, Алина!
-- Да, господин Тис, я здесь, что прикажете? -- и с этими словами
старуха остановилась прямо перед Перегринусом, как бы в ожидании приказаний.
Перегринус вытаращил глаза на медно-красное, отвратительно искривленное
лицо старухи и в порыве внезапного негодования забыл всю свою робость.
-- Что сталось, -- спросил он довольно-таки сердито, -- что сталось с
незнакомой дамой, которая была здесь вчера вечером? Отперла ли ты ей
наружную дверь, наняла ли ей карету, как я приказал? Доставила ли ее домой?
-- Отперла ли дверь? -- заговорила старуха, осклабившись ужасной
гримасой, что должно было изображать хитрую улыбку. -- Привела ли карету?
Доставила ли домой? Это было не нужно. Красоточка осталась в нашем доме, она
все еще здесь и пока вовсе не собирается уезжать.
Перегринус даже вскочил от радостного испуга, а старуха стала ему
рассказывать, что в то самое время, как дама запрыгала по лестнице с такой
стремительностью, что она чуть не лишилась чувств от страха, старый господин
Сваммер стоял внизу в дверях своей комнаты, держа в руке огромный канДелябр.
Старый господин пригласил даму к себе в комнату, причем много раз перед ней
расшаркивался и склонялся, что вообще вовсе не было в его обычаях, а она
безо всяких церемоний проскользнула к нему, вслед за чем господин Сваммер
крепко-накрепко запер дверь и задвинул засов.
Уж очень странным показался ей поступок господина Сваммера, и она не
могла удержаться, чтобы не приложить уха к двери и не поглядеть в замочную
скважину. Господин Сваммер стоял посреди комнаты и так трогательно, так
жалостно выговаривал незнакомке, что даже она, старуха, прослезилась,
несмотря на то что она ни слова не могла понять, так как господин Сваммер
говорил на иностранном языке. Она убеждена только, что господин Сваммер
старался обратить даму на путь добродетели и благочестия, так как он
горячился все более и более, пока наконец незнакомка не упала перед ним на
колени и, проливая слезы, с величайшим смирением поцеловала ему руку. Тогда
господин Сваммер очень ласково помог ей встать, поцеловал ее в лоб, причем
он должен был сильно нагнуться, и затем подвел ее к креслу. После этого
господин Сваммер с большой заботливостью развел огонь в камине, принес
разных пряностей и, сколько она могла рассмотреть, начал варить глинтвейн. К
несчастию, в это время старуха взяла понюшку табаку и вслед за тем громко
чихнула. Тут вся она задрожала и чуть не умерла от страха, когда господин
Сваммер протянул руку к двери и закричал громовым голосом: "Убирайся вон,
подслушивающий сатана!" Она и сама не помнит, как только она поднялась по
лестнице и добралась до своей постели. Поутру, чуть только открыла она
глаза, она подумала, что видит привидение. У ее постели стоял господин
Сваммер в прекрасном собольем кафтане с золотыми шнурами и кистями, с шляпой
на голове и тростью в руке.
-- Любезнейшая госпожа Алина, -- обратился к ней господин Сваммер, -- я
должен уйти по важному делу и возвращусь, пожалуй, только через несколько
часов. Позаботьтесь, чтобы в сенях подле моей комнаты не было никакого шума
и чтобы никто не смел входить ко мне. Дело в том, что у меня укрылась одна
знатная дама, даже скажу вам прямо, не просто дама, а иноземная принцесса,
богатая и дивной красоты. В прежнее время, при дворе ее царственного
родителя, я состоял у нее в наставниках, поэтому и пользуюсь ее доверием и
должен защищать ее от всех ее врагов. Я говорю это вам, госпожа Алина, дабы
вы оказывали моей гостье уважение, подобающее ее сану. Она потребует ваших
услуг с разрешения господина Тиса, и вы будете награждены по-царски,
добрейшая госпожа Алина, если только вы будете молчаливы и никому не
выдадите местопребывания принцессы. -- Сказав это, господин Сваммер быстро
ушел.
Господин Перегрину с Тис спросил старуху, не кажется ли ей странным,
что дама, которую он встретил, как опять-таки утверждает, у переплетчика
Лэммерхирта на Кальбах-ской улице, оказалась принцессой и укрылась у старого
господина Сваммера. Старуха отвечала на это, что словам господина Сваммера
верит она еще более, чем своим глазам, и потому думает, что все случившееся
у переплетчика Лэммерхирта и здесь, в этой комнате, либо просто какое-то
колдовское наваждение, либо принцесса во время своего бегства бросилась в
такие приключения со страха и из-за смятения. А впрочем, она скоро узнает
это все от самой принцессы.
-- Однако, -- говорил опять господин Перегринус, собственно только для
того, чтобы поддержать беседу о даме, -- однако куда же девались ваши
подозрения, ваше худое мнение, которое вы имели вчера о незнакомке?
-- Ах, -- возразила старуха, ухмыляясь, -- ах, все это прошло. Стоит
только получше поглядеть на нее, голубушку, чтобы догадаться, что это
знатная принцесса, да еще такой ангельской красоты, какая встречается только
у принцесс. Когда господин Сваммер ушел, мне надобно же было посмотреть, что
поделывает добрая наша госпожа, и я взглянула в замочную скважину. Принцесса
лежала на софе, облокотившись на руку своей ангельской головкой, а ее черные
локоны вились сквозь белоснежные пальчики. Что это была за красота! А платье
на ней было из тончайшей серебряной тафты, сквозь которую просвечивали и
чудная грудь ее, и полные ручки. На ножках ее были золотые туфельки. Одна из
них, впрочем, свалилась, и видно было, что она не надела чулок: босая ножка
выглядывала из-под платья, и она играла ее пальчиками -- ну просто
загляденье! Да она и теперь, верно, все еще лежит на софе, и если вам
угодно, милый господин Тис, подойти к замочной скважине, то...
-- Что ты говоришь, -- с жаром перебил старуху Перегринус, -- что ты
говоришь! Как, мне идти смотреть на соблазнительницу, чтобы она заставила
меня наделать еще разных глупостей?
-- Мужайся, Перегринус, противься искушению! -- зашептало что-то совсем
рядом с Перегринусом, и он узнал голос мастера-блохи.
Старуха таинственно усмехнулась и, помолчав с минуту, произнесла:
-- Ну, так я изложу вам все дело, как оно мне представляется, дорогой
мой господин Тис. Будь незнакомка принцесса или нет, одно несомненно, что
она дама очень знатная и богатая, и господин Сваммер горячо за нее
заступается и давно с ней знаком. И зачем бы побежала она за вами, милый
господин Тис? Говорю вам, затем, что она до смерти влюблена в вас, а любовь
делает человека слепым и безрассудным и заставляет даже принцесс совершать
самые странные, безумные поступки. Одна цыганка напророчила вашей покойной
матушке, что вы тогда найдете счастье в женитьбе, когда вы менее всего о том
будете думать. Теперь, верно, это и сбудется!
И старуха принялась снова расписывать всю красоту незнакомки.
Можно себе представить, какие чувства обуревали Пере-гринуса.
-- Молчи, -- вырвалось у него наконец, -- молчи об этом, Алина. Она в
меня влюблена! -- какие глупости, какой вздор!
-- Гм, -- произнесла старуха, -- будь это не так, она не стала бы так
жалостно вздыхать, не стала бы так плакаться:
"Нет, милый мой Перегринус, нежный мой друг, ты не будешь, ты не можешь
быть так жесток ко мне! Я увижу тебя опять, я буду вновь наслаждаться
райским блаженством!" А нашего старого господина Сваммера, да ведь она его
совсем переделала. Когда я получала от него хоть крейцер, кроме кронталера
на Рождество? А ведь сегодня утром дал же он мне на чай вперед за мое
прислуживание его гостье вот этот чудный, светлый червонец," да еще с такой
ласковой улыбкой, какой я никогда еще не видывала у него на лице. Тут что-то
кроется. Что, если господин Сваммер хочет быть сватом у вас, господин Тис?
-- И старуха опять заговорила о прелестях незнакомки в таких восторженных
выражениях, что странно было их слышать из уст отжившей свой век женщины.
Перегринус не выдержал. Как в жару вскочил он и вне себя закричал:
-- Будь что будет -- вниз, вниз, к замочной скважине. Напрасно
предостерегал его мастер-блоха, вспрыгнувший тем временем в галстук
влюбленного Перегринуса и притаившийся в одной из его складок. Перегринус не
слышал его голоса, и мастер-блоха узнал то, что должен был бы знать давно, а
именно что с самым упрямым человеком легче иметь дело, чем с влюбленным.
Дама действительно все еще лежала на софе в той самой позе, как описала
старуха, и Перегринус нашел, что никакой язык человеческий не в силах был
выразить словами небесное очарование, разлитое во всем ее прелестном
существе. Одеяние ее, из серебряной тафты с причудливым пестрым шитьем, было
совершенно фантастично и очень легко могло сойти за неглиже принцессы
Гамахеи, в котором она была, быть может, в то самое мгновение, как ее до
смерти зацеловал злой принц пиявок. По крайней мере одеяние ее было столь
пленительно и притом столь необычайно, что идея его не могла родиться ни в
голове самого гениального театрального портного, ни в воображении самой
тонкой модистки. "Да, это она, это принцесса Гамахея!" -- бормотал
Перегринус, весь трепеща от сладостной неги и страстного желания. Но когда
красавица, вздохнув, произнесла: "Перегринус, мой Перегринус!" -- безумие
страсти всецело овладело господином Перегринусом Тисом, и только какой-то
невыразимый страх, подорвав всю его решимость, помешал ему выломать дверь и
кинуться к ногам ангельского существа.
Благосклонный читатель уже знает, каково было волшебное очарование,
какова была неземная красота маленькой Дертье Эльвердинк. Издатель может
засвидетельствовать, что, когда и он также посмотрел в замочную скважину и
увидел малютку в ее фантастическом платьице из серебряной тафты, он ничего
не мог сказать, кроме того, что Дертье Эльвердинк прелестнейшая, хорошенькая
куколка.
Но так как ни один молодой человек не влюбляется впервые иначе как в
существо неземное, в ангела, которому нет равного на земле, то да будет
позволено и господину Пере-гринусу считать Дертье Эльвердинк за подобное же
волшебное неземное существо.
"Возьмите себя в руки, вспомните ваше обещание, достойнейший господин
Перегринус Тис. Вы дали зарок никогда больше не видеть обольстительной
Гамахеи, и что же! Я мог бы вставить в глаз вам микроскоп, но вы и без него
должны сами видеть, что маленькая злодейка давно вас заметила и все, что она
ни делает, только обман и хитрость, чтобы завлечь вас. Поверьте мне, ведь я
желаю вам добра!" -- так шептал мастер-блоха, сидя в складке галстука; но
если в душе Перегринуса и возникали подобные боязливые сомнения, он все-таки
не мог оторвать своих зачарованных глаз от малютки, которая ловко
использовала преимущество своего положения и под предлогом, будто никто ее
не видит, принимала все новые и новые соблазнительные позы, доводя бедного
Перегринуса до потери всякого самообладания.
Еще долго простоял бы господин Перегринус Тис перед дверью роковой
комнаты, если бы не раздался тут громкий звонок и старуха не крикнула, что
старый господин Сваммер возвратился. Перегринус стремглав бросился вверх по
лестнице в свою комнату. Здесь предался он всецело своим любовным помыслам,
а с ними вернулись и те сомнения, что возбудили в нем увещевания
мастера-блохи. И в самом деле -- точно блоха какая-то зудела у него в ухе и
не давала ему покоя.
"Как же мне не верить, -- рассуждал он, -- как же мне не верить, что
это чудесное существо действительно принцесса Гамахея, дочь могущественного
короля? Но если это так, то с моей стороны глупость, безумие -- стремиться к
обладанию столь высокой особой. С другой же стороны, она потребовала выдачи
ей пленника, от которого зависит ее жизнь, и это в точности согласуется с
рассказом мастера-блохи, а если так, то почти не остается сомнений -- все
то, что я принимал за любовь, могло быть только хитрым приемом, чтобы
подчинить меня своей воле. И все же! -- покинуть, потерять ее -- о, это ад!
о, это смерть!"
Легкий, робкий стук в дверь прервал тоскливые думы господина
Перегринуса Тиса.
Вошедший был не кто иной, как жилец господина Перегринуса. Господин
Сваммер, этот сморщенный, ворчливый и нелюдимый старик, вдруг показался ему
на двадцать лет моложе. Лоб разгладился, глаза оживились, рот улыбался; не
было противного черного парика на его седых волосах, а вместо темно-серого
сюртука на нем был надет прекрасный соболий кафтан, как и описывала госпожа
Алина.
Со светлой, даже радушной улыбкой, вообще ему вовсе не свойственной,
подошел господин Сваммер к Перегрину-су. Он не желал бы ни в чем помешать
своему любезному хозяину, заговорил господин Сваммер; но как жилец он обязан
уведомить его уже с утра, что был принужден прошедшей ночью приютить у себя
беззащитную женщину, которая хочет избавиться от тирании своего дяди и
потому должна будет остаться здесь в доме еще несколько времени, на что,
конечно, требуется разрешение добрейшего хозяина, о чем он и просит его.
Перегринус совершенно невольно спросил, кто же эта беззащитная женщина,
совсем не думая, что то был самый целесообразный вопрос, какой только он мог
предложить для отыскания нити к разъяснению всей этой странной тайны.
-- Это право домохозяина, -- отвечал господин Сваммер, -- знать, кто
останавливается в его доме. Итак, имею вам сообщить, почтеннейший господин
Тис, что девушка, приютившаяся у меня, не кто иная, как красавица голландка
Дертье Эльвердинк, племянница знаменитого Левенгука, который, как вы знаете,
показывает здесь во Франкфурте удивительные фокусы при помощи микроскопов.
Левенгук, правда, мой приятель, однако не могу не признать, что человек он
жестокий и обращается с бедняжкой Дертье, которая вдобавок моя крестница,
весьма сурово. Бурное столкновение, происшедшее между ними вчера вечером,
заставило девушку бежать от него, и вполне естественно, что она искала у
меня утешения и помощи.
-- Дертье Эльвердинк, -- как бы сквозь сон проговорил Перегринус, --
Левенгук! -- быть может, потомок естествоиспытателя Антона ван Левенгука,
изобретателя знаменитых микроскопов?
-- Что наш Левенгук, -- возразил с усмешкой господин Сваммер, --
потомок того знаменитого мужа, собственно нельзя сказать, так как он сам и
есть этот знаменитый муж, а будто он около ста лет тому назад похоронен в
Дельфте, так это одни басни. Поверьте, дражайший господин Тис! А то вы,
пожалуй, еще усомнитесь и в том, что я -- знаменитый Сваммердам, хотя я и
называюсь ныне Сваммер, отчасти ради краткости, отчасти для того, чтобы
избавиться от разговоров с каждым любопытствующим глупцом о предметах моей
науки. Все утверждают, будто я умер в тысяча шестьсот восьмидесятом году, но
обратите внимание, достойнейший господин Тис, что я стою перед вами жив и
здоров, а что я -- действительно я, это я могу доказать каждому, даже
последнему дураку, по моей Biblia nature (книга природы. Лат.) Вы верите
мне, достойнейший господин Тис?
-- Со мною, -- отвечал Перегринус тоном, показывающим его внутреннее
смятение, -- со мною за самое последнее время произошло столько странных
вещей, что, если бы я не видел всего этого воочию, я бы вечно в том
сомневался. Теперь же я готов верить всему, как бы дико и нелепо оно ни
было! Очень может быть, что вы -- покойный Иоганн Сваммердам и как выходец с
того света знаете больше, чем обыкновенные люди; но что касается бегства
Дертье Эльвердинк, или принцессы Гамахеи, или как бы она там ни называлась,
то вы в жестоком заблуждении. Благоволите выслушать, как все произошло. -- И
Перегринус преспокойно рассказал все свое приключение с дамой, от ее
появления в комнате Лэммерхирта и до водворения ее у господина Сваммера.
-- Мне кажется, -- сказал господин Сваммер, когда Перегринус умолк, --
мне кажется, будто все, что вам угодно было мне рассказать, какой-то
удивительный, но и весьмаприятный сон. Но я не стану с вами спорить и лишь
прошу вас удостоить меня ващей дружбы, в которой я, быть может, буду очень
нуждаться. Забудьте мою прежнюю неприветливость, и сойдемтесь поближе. Ваш
батюшка был очень прозорливый человек и мой сердечный друг, но что касается
учености, глубокомыслия, здравости суждений, жизненного опыта, то сын далеко
ушел вперед. Вы не поверите, как высоко я ценю вас, мой достойнейший
господин Тис.
"Теперь пора, -- прошептал мастер-блоха, и в то же мгновение Перегринус
почувствовал внезапную легкую боль в зрачке своего левого глаза. Он понял,
что мастер-блоха вставил ему в глаз микроскопическое стекло, но поистине он
не мог и предположить того действия, какое оно оказало. За роговой оболочкой
глаз господина Сваммера увидел он странные разветвления нервов, причудливо
перекрещивающихся в разных направлениях, и, следуя за ними в самую глубь
мозга, он обнаружил, что это были Сваммеровы мысли. А смысл их был
приблизительно таков: "Не думал я, что так дешево здесь отделаюсь и что меня
так мало станут расспрашивать. Уж на что папенька был простак -- ни в грош я
его не ставил, -- ну а сынок так совсем какой-то полупомешанный, да с
большой долею детского слабоумия в придачу. Рассказывает мне, простофиля,
все свое приключение с принцессой и не догадывается, что она все уже сама
мне рассказала и что между нами и раньше существовали дружеские отношения.
Но что делать, надо подладиться к нему, раз мне нужна его помощь. Он так
прост, что всему поверит и даже, по своему глупому добродушию, будет готов
на жертвы в моих интересах, а в благодарность за благополучный исход дела я
посмеюсь у него за спиной, когда Гамахея опять станет моей".
-- Мне показалось, -- сказал господин Сваммер, вплотную подойдя к
господину Перегринусу, -- мне показалось, точно у вас на галстуке сидит
блоха, дражайший господин Тис! -- А мысли гласили: "Черт возьми, а ведь это
правда был мастер-блоха! -- вот проклятая история, если только Гамахея не
ошиблась".
Перегринус быстро отступил назад, уверяя, что совсем не питает
отвращения к блохам.
-- В таком случае, -- произнес господин Сваммер, низко кланяясь, -- в
таком случае позвольте засвидетельствовать вам свое почтение, любезнейший
господин Тис. -- А мысли гласили: "Чтоб черт тебя побрал, проклятый дурень".
Мастер-блоха вынул микроскопическое стекло из зрачка изумленного
Перегринуса и сказал:
-- Вы знаете теперь, милый господин Перегринус, какое замечательное
действие производит этот инструмент, подобного которому вы не найдете в
целом мире, и вы увидите, какую власть он даст вам над людьми, когда самые
их затаенные мысли будут лежать открыто перед вашими очами. Но если бы вы
стали постоянно носить в глазу это стекло, то беспрестанное познание чужих
мыслей подавило бы вас своей тяжестью, ибо слишком часто повторялось бы то
горькое разочарование, которое вы только что испытали. Я буду неизменно
сопровождать вас, когда вы будете отлучаться из дома; я буду сидеть либо в
вашем галстуке, либо в вашем жабо, либо еще в каком-нибудь укромном месте.
Захочется вам узнать мысли вашего собеседника, щелкните только пальцами, и
стекло тотчас очутится в вашем глазу.
Господин Перегринус Тис, понимая огромную пользу этого дара, хотел было
уже рассыпаться в горячих выражениях благодарности, как вдруг вошли два
депутата высшего совета и объявили ему, что он обвиняется в тяжком
преступлении, вследствие чего должен быть помещен в дом предварительного
заключения, а все его бумаги конфискованы.
погибшим, один вы могли спасти меня, благородный господин Перегринус; я тихо
стал жаловаться вам на грозившую мне беду, и вы были столь добры, что
открыли мне коробку, в которую я быстро впрыгнул, а вы столь же быстро
унесли ее с собой; тщетно искала меня Гамахея и лишь гораздо позже узнала,
как и куда я бежал. Как только очутился я на свободе, Левенгук потерял всю
власть над моим народцем. Все мои подданные мигом освободились и скрылись из
виду, вырядив, на посмеяние тирану, разные перечные и фруктовые семечки в
свои платья.
Примите же еще раз мою сердечную благодарность, добрейший,
благороднейший господин Перегринус, за великое благодеяние, которое вы мне
оказали и которое я умею ценить, как никто. Позвольте мне, в качестве
свободного человека, побыть несколько времени у вас; во многих важных
обстоятельствах вашей жизни я могу быть вам более полезным, чем вы это
подозреваете. Правда, и здесь для меня есть некоторая опасность, ввиду того,
что вы воспылали горячей любовью к прелестному существу...
-- Что вы говорите, -- перебил Перегринус маленького невидимку, -- что
вы говорите, мастер, я--я воспылал любовью?
-- Но ведь так оно и есть, -- продолжал мастер-блоха, -- подумайте
только о моем ужасе, о моей тоске, когда вы вчера вошли сюда с принцессой на
руках, совершенно распаленный дикой страстью; когда она стала применять все
свое искусство обольщения, которым, к сожалению, владеет с таким
совершенством, чтобы склонить вас выдать ей меня! Но только тут впервые
познал я вполне все величие вашей души, когда вы остались непреклонны и так
ловко обернули дело, будто вы ничего и не знаете о моем пребывании у вас и
ни слова не понимаете из того, что требует от вас принцесса.
-- Но ведь, -- перебил снова Перегринус мастера-блоху, -- но ведь так
оно и было. Вы приписываете мне, дорогой мастер, заслуги, о которых я и не
подозревал. Ни вас, ни хорошенькой женщины, которая разыскала меня у
переплетчика Лэммерхирта и которую вы изволите почему-то называть странным
именем принцессы Гамахеи, я вовсе не заметил в лавке, где покупал игрушки.
Мне было совершенно неизвестно, что одна из коробок, в которых должны были
находиться оловянные солдаты и охотники, была пуста и в ней сидели вы, да и
как мог я отгадать, что вы-то и были тот пленник, которого так бурно
требовала от меня прелестная малютка. Оставьте же ваши причуды, мастер, и не
приписывайте мне того, что мне и не грезилось.
-- Вы очень ловко стараетесь отклонить мою благодарность, добрейший
господин Перегринус! -- возразил мастер-блоха. -- И это, к великому моему
утешению, дает мне новое вашим врагам, а коварную обольстительницу эту я не
хочу и видеть. Даю вам в том торжественное обещание и скрепил бы свое слово,
подав вам руку, будь у вас такая же, чтобы взять мою и ответить пожатием на
пожатие. -- И господин Перегринус далеко протянул свою руку над одеялом.
-- Ну, теперь, -- проговорил маленький невидимка, -- теперь я вполне
утешен и успокоен. Если у меня и нет руки, которую я мог бы протянуть вам,
то позвольте мне хотя бы укусить вас в большой палец, отчасти в изъявление
моей искренней радости -- отчасти в закрепление нашего дружеского союза.
В то же мгновение господин Перегринус почувствовал такой болезненный
укол в большой палец правой руки, какой мог исходить только от первого
мастера из всех блох.
-- Однако вы кусаетесь, -- вскричал Перегринус, -- кусаетесь, как
маленький чертенок!
-- Примите это за живой знак моего искреннего к вам расположения, --
возразил мастер-блоха. -- Но справедливость требует, чтобы я в залог моей
благодарности дал вам в подарок одно из самых удивительных произведений
искусства, какие только существуют. Это не что иное, как микроскоп, который
изготовил один из очень ловких и искусных оптиков моего народа еще в
бытность свою на службе у Ле-венгука. Вам этот инструмент покажется немного
субтильным, и в самом деле он в сто двадцать раз меньше песчинки, но
применение его не допускает большей величины. Я вложу это стеклышко в зрачок
вашего левого глаза, и глаз этот тотчас же приобретет свойства микроскопа.
Вы будете поражены его действием, но на сей раз я умолчу о нем и только
попрошу вас позволить мне заняться этой операцией тогда, когда я буду
уверен, что микроскопический глаз окажет вам большие услуги. Ну а теперь
покойной ночи, господин Перегринус, вам нужен некоторый отдых.
Перегринус действительно заснул и пробудился только поздно утром.
Он услышал знакомое шуршание половой щетки старой Алины, подметавшей
соседнюю комнату. Маленькое дитя, провинившееся в какой-нибудь шалости, не
боится так розог матери, как господин Перегринус боялся попреков старухи.
Наконец она тихо вошла, неся кофе. Господин Перегринус выглянул на нее
украдкой из-за полога, который он задернул, и был немало удивлен ясной
солнечной улыбке, озарявшей лицо старухи.
-- Вы все еще спите, милый господин Тис? -- спросила старуха самым
сладким голосом, какой только мог исходить из ее глотки.
Ободренный Перегринус ответил столь же ласково:
-- Нет, милая Алина, поставьте завтрак на стол, я сейчас встану.
Когда же Перегринус встал в самом деле, ему почудилось, как будто в
комнате веет сладостное дыхание прелестного создания, покоившегося в его
объятиях; на душе его стало как-то уютно и жутко; во что бы то ни стало он
стремился узнать, что сделалось с тайной его любви; ибо прелестнейшее
создание явилось и исчезло, словно тайна.
Покуда господин Перегринус тщетно пытался глотать кофе и белый хлеб,
каждый кусок которого застревал у него в горле, вошла старая Алина и стала
возиться в комнате, бормоча себе под нос: "Удивительно! Невероятно! Чего
только не приключается на свете! Нет, кто бы мог подумать!"
Сердце забилось у Перегринуса. Не в силах сдерживаться долее, он
спросил:
-- Что же приключилось удивительного, милая Алина?
-- Мало ли что, мало ли что! -- отвечала старуха с лукавой усмешкой,
продолжая по-прежнему убирать комнату.
Грудь готова была разорваться у бедного Перегринуса, и он невольно
воскликнул в сердечной тоске:
-- Ах, Алина!
-- Да, господин Тис, я здесь, что прикажете? -- и с этими словами
старуха остановилась прямо перед Перегринусом, как бы в ожидании приказаний.
Перегринус вытаращил глаза на медно-красное, отвратительно искривленное
лицо старухи и в порыве внезапного негодования забыл всю свою робость.
-- Что сталось, -- спросил он довольно-таки сердито, -- что сталось с
незнакомой дамой, которая была здесь вчера вечером? Отперла ли ты ей
наружную дверь, наняла ли ей карету, как я приказал? Доставила ли ее домой?
-- Отперла ли дверь? -- заговорила старуха, осклабившись ужасной
гримасой, что должно было изображать хитрую улыбку. -- Привела ли карету?
Доставила ли домой? Это было не нужно. Красоточка осталась в нашем доме, она
все еще здесь и пока вовсе не собирается уезжать.
Перегринус даже вскочил от радостного испуга, а старуха стала ему
рассказывать, что в то самое время, как дама запрыгала по лестнице с такой
стремительностью, что она чуть не лишилась чувств от страха, старый господин
Сваммер стоял внизу в дверях своей комнаты, держа в руке огромный канДелябр.
Старый господин пригласил даму к себе в комнату, причем много раз перед ней
расшаркивался и склонялся, что вообще вовсе не было в его обычаях, а она
безо всяких церемоний проскользнула к нему, вслед за чем господин Сваммер
крепко-накрепко запер дверь и задвинул засов.
Уж очень странным показался ей поступок господина Сваммера, и она не
могла удержаться, чтобы не приложить уха к двери и не поглядеть в замочную
скважину. Господин Сваммер стоял посреди комнаты и так трогательно, так
жалостно выговаривал незнакомке, что даже она, старуха, прослезилась,
несмотря на то что она ни слова не могла понять, так как господин Сваммер
говорил на иностранном языке. Она убеждена только, что господин Сваммер
старался обратить даму на путь добродетели и благочестия, так как он
горячился все более и более, пока наконец незнакомка не упала перед ним на
колени и, проливая слезы, с величайшим смирением поцеловала ему руку. Тогда
господин Сваммер очень ласково помог ей встать, поцеловал ее в лоб, причем
он должен был сильно нагнуться, и затем подвел ее к креслу. После этого
господин Сваммер с большой заботливостью развел огонь в камине, принес
разных пряностей и, сколько она могла рассмотреть, начал варить глинтвейн. К
несчастию, в это время старуха взяла понюшку табаку и вслед за тем громко
чихнула. Тут вся она задрожала и чуть не умерла от страха, когда господин
Сваммер протянул руку к двери и закричал громовым голосом: "Убирайся вон,
подслушивающий сатана!" Она и сама не помнит, как только она поднялась по
лестнице и добралась до своей постели. Поутру, чуть только открыла она
глаза, она подумала, что видит привидение. У ее постели стоял господин
Сваммер в прекрасном собольем кафтане с золотыми шнурами и кистями, с шляпой
на голове и тростью в руке.
-- Любезнейшая госпожа Алина, -- обратился к ней господин Сваммер, -- я
должен уйти по важному делу и возвращусь, пожалуй, только через несколько
часов. Позаботьтесь, чтобы в сенях подле моей комнаты не было никакого шума
и чтобы никто не смел входить ко мне. Дело в том, что у меня укрылась одна
знатная дама, даже скажу вам прямо, не просто дама, а иноземная принцесса,
богатая и дивной красоты. В прежнее время, при дворе ее царственного
родителя, я состоял у нее в наставниках, поэтому и пользуюсь ее доверием и
должен защищать ее от всех ее врагов. Я говорю это вам, госпожа Алина, дабы
вы оказывали моей гостье уважение, подобающее ее сану. Она потребует ваших
услуг с разрешения господина Тиса, и вы будете награждены по-царски,
добрейшая госпожа Алина, если только вы будете молчаливы и никому не
выдадите местопребывания принцессы. -- Сказав это, господин Сваммер быстро
ушел.
Господин Перегрину с Тис спросил старуху, не кажется ли ей странным,
что дама, которую он встретил, как опять-таки утверждает, у переплетчика
Лэммерхирта на Кальбах-ской улице, оказалась принцессой и укрылась у старого
господина Сваммера. Старуха отвечала на это, что словам господина Сваммера
верит она еще более, чем своим глазам, и потому думает, что все случившееся
у переплетчика Лэммерхирта и здесь, в этой комнате, либо просто какое-то
колдовское наваждение, либо принцесса во время своего бегства бросилась в
такие приключения со страха и из-за смятения. А впрочем, она скоро узнает
это все от самой принцессы.
-- Однако, -- говорил опять господин Перегринус, собственно только для
того, чтобы поддержать беседу о даме, -- однако куда же девались ваши
подозрения, ваше худое мнение, которое вы имели вчера о незнакомке?
-- Ах, -- возразила старуха, ухмыляясь, -- ах, все это прошло. Стоит
только получше поглядеть на нее, голубушку, чтобы догадаться, что это
знатная принцесса, да еще такой ангельской красоты, какая встречается только
у принцесс. Когда господин Сваммер ушел, мне надобно же было посмотреть, что
поделывает добрая наша госпожа, и я взглянула в замочную скважину. Принцесса
лежала на софе, облокотившись на руку своей ангельской головкой, а ее черные
локоны вились сквозь белоснежные пальчики. Что это была за красота! А платье
на ней было из тончайшей серебряной тафты, сквозь которую просвечивали и
чудная грудь ее, и полные ручки. На ножках ее были золотые туфельки. Одна из
них, впрочем, свалилась, и видно было, что она не надела чулок: босая ножка
выглядывала из-под платья, и она играла ее пальчиками -- ну просто
загляденье! Да она и теперь, верно, все еще лежит на софе, и если вам
угодно, милый господин Тис, подойти к замочной скважине, то...
-- Что ты говоришь, -- с жаром перебил старуху Перегринус, -- что ты
говоришь! Как, мне идти смотреть на соблазнительницу, чтобы она заставила
меня наделать еще разных глупостей?
-- Мужайся, Перегринус, противься искушению! -- зашептало что-то совсем
рядом с Перегринусом, и он узнал голос мастера-блохи.
Старуха таинственно усмехнулась и, помолчав с минуту, произнесла:
-- Ну, так я изложу вам все дело, как оно мне представляется, дорогой
мой господин Тис. Будь незнакомка принцесса или нет, одно несомненно, что
она дама очень знатная и богатая, и господин Сваммер горячо за нее
заступается и давно с ней знаком. И зачем бы побежала она за вами, милый
господин Тис? Говорю вам, затем, что она до смерти влюблена в вас, а любовь
делает человека слепым и безрассудным и заставляет даже принцесс совершать
самые странные, безумные поступки. Одна цыганка напророчила вашей покойной
матушке, что вы тогда найдете счастье в женитьбе, когда вы менее всего о том
будете думать. Теперь, верно, это и сбудется!
И старуха принялась снова расписывать всю красоту незнакомки.
Можно себе представить, какие чувства обуревали Пере-гринуса.
-- Молчи, -- вырвалось у него наконец, -- молчи об этом, Алина. Она в
меня влюблена! -- какие глупости, какой вздор!
-- Гм, -- произнесла старуха, -- будь это не так, она не стала бы так
жалостно вздыхать, не стала бы так плакаться:
"Нет, милый мой Перегринус, нежный мой друг, ты не будешь, ты не можешь
быть так жесток ко мне! Я увижу тебя опять, я буду вновь наслаждаться
райским блаженством!" А нашего старого господина Сваммера, да ведь она его
совсем переделала. Когда я получала от него хоть крейцер, кроме кронталера
на Рождество? А ведь сегодня утром дал же он мне на чай вперед за мое
прислуживание его гостье вот этот чудный, светлый червонец," да еще с такой
ласковой улыбкой, какой я никогда еще не видывала у него на лице. Тут что-то
кроется. Что, если господин Сваммер хочет быть сватом у вас, господин Тис?
-- И старуха опять заговорила о прелестях незнакомки в таких восторженных
выражениях, что странно было их слышать из уст отжившей свой век женщины.
Перегринус не выдержал. Как в жару вскочил он и вне себя закричал:
-- Будь что будет -- вниз, вниз, к замочной скважине. Напрасно
предостерегал его мастер-блоха, вспрыгнувший тем временем в галстук
влюбленного Перегринуса и притаившийся в одной из его складок. Перегринус не
слышал его голоса, и мастер-блоха узнал то, что должен был бы знать давно, а
именно что с самым упрямым человеком легче иметь дело, чем с влюбленным.
Дама действительно все еще лежала на софе в той самой позе, как описала
старуха, и Перегринус нашел, что никакой язык человеческий не в силах был
выразить словами небесное очарование, разлитое во всем ее прелестном
существе. Одеяние ее, из серебряной тафты с причудливым пестрым шитьем, было
совершенно фантастично и очень легко могло сойти за неглиже принцессы
Гамахеи, в котором она была, быть может, в то самое мгновение, как ее до
смерти зацеловал злой принц пиявок. По крайней мере одеяние ее было столь
пленительно и притом столь необычайно, что идея его не могла родиться ни в
голове самого гениального театрального портного, ни в воображении самой
тонкой модистки. "Да, это она, это принцесса Гамахея!" -- бормотал
Перегринус, весь трепеща от сладостной неги и страстного желания. Но когда
красавица, вздохнув, произнесла: "Перегринус, мой Перегринус!" -- безумие
страсти всецело овладело господином Перегринусом Тисом, и только какой-то
невыразимый страх, подорвав всю его решимость, помешал ему выломать дверь и
кинуться к ногам ангельского существа.
Благосклонный читатель уже знает, каково было волшебное очарование,
какова была неземная красота маленькой Дертье Эльвердинк. Издатель может
засвидетельствовать, что, когда и он также посмотрел в замочную скважину и
увидел малютку в ее фантастическом платьице из серебряной тафты, он ничего
не мог сказать, кроме того, что Дертье Эльвердинк прелестнейшая, хорошенькая
куколка.
Но так как ни один молодой человек не влюбляется впервые иначе как в
существо неземное, в ангела, которому нет равного на земле, то да будет
позволено и господину Пере-гринусу считать Дертье Эльвердинк за подобное же
волшебное неземное существо.
"Возьмите себя в руки, вспомните ваше обещание, достойнейший господин
Перегринус Тис. Вы дали зарок никогда больше не видеть обольстительной
Гамахеи, и что же! Я мог бы вставить в глаз вам микроскоп, но вы и без него
должны сами видеть, что маленькая злодейка давно вас заметила и все, что она
ни делает, только обман и хитрость, чтобы завлечь вас. Поверьте мне, ведь я
желаю вам добра!" -- так шептал мастер-блоха, сидя в складке галстука; но
если в душе Перегринуса и возникали подобные боязливые сомнения, он все-таки
не мог оторвать своих зачарованных глаз от малютки, которая ловко
использовала преимущество своего положения и под предлогом, будто никто ее
не видит, принимала все новые и новые соблазнительные позы, доводя бедного
Перегринуса до потери всякого самообладания.
Еще долго простоял бы господин Перегринус Тис перед дверью роковой
комнаты, если бы не раздался тут громкий звонок и старуха не крикнула, что
старый господин Сваммер возвратился. Перегринус стремглав бросился вверх по
лестнице в свою комнату. Здесь предался он всецело своим любовным помыслам,
а с ними вернулись и те сомнения, что возбудили в нем увещевания
мастера-блохи. И в самом деле -- точно блоха какая-то зудела у него в ухе и
не давала ему покоя.
"Как же мне не верить, -- рассуждал он, -- как же мне не верить, что
это чудесное существо действительно принцесса Гамахея, дочь могущественного
короля? Но если это так, то с моей стороны глупость, безумие -- стремиться к
обладанию столь высокой особой. С другой же стороны, она потребовала выдачи
ей пленника, от которого зависит ее жизнь, и это в точности согласуется с
рассказом мастера-блохи, а если так, то почти не остается сомнений -- все
то, что я принимал за любовь, могло быть только хитрым приемом, чтобы
подчинить меня своей воле. И все же! -- покинуть, потерять ее -- о, это ад!
о, это смерть!"
Легкий, робкий стук в дверь прервал тоскливые думы господина
Перегринуса Тиса.
Вошедший был не кто иной, как жилец господина Перегринуса. Господин
Сваммер, этот сморщенный, ворчливый и нелюдимый старик, вдруг показался ему
на двадцать лет моложе. Лоб разгладился, глаза оживились, рот улыбался; не
было противного черного парика на его седых волосах, а вместо темно-серого
сюртука на нем был надет прекрасный соболий кафтан, как и описывала госпожа
Алина.
Со светлой, даже радушной улыбкой, вообще ему вовсе не свойственной,
подошел господин Сваммер к Перегрину-су. Он не желал бы ни в чем помешать
своему любезному хозяину, заговорил господин Сваммер; но как жилец он обязан
уведомить его уже с утра, что был принужден прошедшей ночью приютить у себя
беззащитную женщину, которая хочет избавиться от тирании своего дяди и
потому должна будет остаться здесь в доме еще несколько времени, на что,
конечно, требуется разрешение добрейшего хозяина, о чем он и просит его.
Перегринус совершенно невольно спросил, кто же эта беззащитная женщина,
совсем не думая, что то был самый целесообразный вопрос, какой только он мог
предложить для отыскания нити к разъяснению всей этой странной тайны.
-- Это право домохозяина, -- отвечал господин Сваммер, -- знать, кто
останавливается в его доме. Итак, имею вам сообщить, почтеннейший господин
Тис, что девушка, приютившаяся у меня, не кто иная, как красавица голландка
Дертье Эльвердинк, племянница знаменитого Левенгука, который, как вы знаете,
показывает здесь во Франкфурте удивительные фокусы при помощи микроскопов.
Левенгук, правда, мой приятель, однако не могу не признать, что человек он
жестокий и обращается с бедняжкой Дертье, которая вдобавок моя крестница,
весьма сурово. Бурное столкновение, происшедшее между ними вчера вечером,
заставило девушку бежать от него, и вполне естественно, что она искала у
меня утешения и помощи.
-- Дертье Эльвердинк, -- как бы сквозь сон проговорил Перегринус, --
Левенгук! -- быть может, потомок естествоиспытателя Антона ван Левенгука,
изобретателя знаменитых микроскопов?
-- Что наш Левенгук, -- возразил с усмешкой господин Сваммер, --
потомок того знаменитого мужа, собственно нельзя сказать, так как он сам и
есть этот знаменитый муж, а будто он около ста лет тому назад похоронен в
Дельфте, так это одни басни. Поверьте, дражайший господин Тис! А то вы,
пожалуй, еще усомнитесь и в том, что я -- знаменитый Сваммердам, хотя я и
называюсь ныне Сваммер, отчасти ради краткости, отчасти для того, чтобы
избавиться от разговоров с каждым любопытствующим глупцом о предметах моей
науки. Все утверждают, будто я умер в тысяча шестьсот восьмидесятом году, но
обратите внимание, достойнейший господин Тис, что я стою перед вами жив и
здоров, а что я -- действительно я, это я могу доказать каждому, даже
последнему дураку, по моей Biblia nature (книга природы. Лат.) Вы верите
мне, достойнейший господин Тис?
-- Со мною, -- отвечал Перегринус тоном, показывающим его внутреннее
смятение, -- со мною за самое последнее время произошло столько странных
вещей, что, если бы я не видел всего этого воочию, я бы вечно в том
сомневался. Теперь же я готов верить всему, как бы дико и нелепо оно ни
было! Очень может быть, что вы -- покойный Иоганн Сваммердам и как выходец с
того света знаете больше, чем обыкновенные люди; но что касается бегства
Дертье Эльвердинк, или принцессы Гамахеи, или как бы она там ни называлась,
то вы в жестоком заблуждении. Благоволите выслушать, как все произошло. -- И
Перегринус преспокойно рассказал все свое приключение с дамой, от ее
появления в комнате Лэммерхирта и до водворения ее у господина Сваммера.
-- Мне кажется, -- сказал господин Сваммер, когда Перегринус умолк, --
мне кажется, будто все, что вам угодно было мне рассказать, какой-то
удивительный, но и весьмаприятный сон. Но я не стану с вами спорить и лишь
прошу вас удостоить меня ващей дружбы, в которой я, быть может, буду очень
нуждаться. Забудьте мою прежнюю неприветливость, и сойдемтесь поближе. Ваш
батюшка был очень прозорливый человек и мой сердечный друг, но что касается
учености, глубокомыслия, здравости суждений, жизненного опыта, то сын далеко
ушел вперед. Вы не поверите, как высоко я ценю вас, мой достойнейший
господин Тис.
"Теперь пора, -- прошептал мастер-блоха, и в то же мгновение Перегринус
почувствовал внезапную легкую боль в зрачке своего левого глаза. Он понял,
что мастер-блоха вставил ему в глаз микроскопическое стекло, но поистине он
не мог и предположить того действия, какое оно оказало. За роговой оболочкой
глаз господина Сваммера увидел он странные разветвления нервов, причудливо
перекрещивающихся в разных направлениях, и, следуя за ними в самую глубь
мозга, он обнаружил, что это были Сваммеровы мысли. А смысл их был
приблизительно таков: "Не думал я, что так дешево здесь отделаюсь и что меня
так мало станут расспрашивать. Уж на что папенька был простак -- ни в грош я
его не ставил, -- ну а сынок так совсем какой-то полупомешанный, да с
большой долею детского слабоумия в придачу. Рассказывает мне, простофиля,
все свое приключение с принцессой и не догадывается, что она все уже сама
мне рассказала и что между нами и раньше существовали дружеские отношения.
Но что делать, надо подладиться к нему, раз мне нужна его помощь. Он так
прост, что всему поверит и даже, по своему глупому добродушию, будет готов
на жертвы в моих интересах, а в благодарность за благополучный исход дела я
посмеюсь у него за спиной, когда Гамахея опять станет моей".
-- Мне показалось, -- сказал господин Сваммер, вплотную подойдя к
господину Перегринусу, -- мне показалось, точно у вас на галстуке сидит
блоха, дражайший господин Тис! -- А мысли гласили: "Черт возьми, а ведь это
правда был мастер-блоха! -- вот проклятая история, если только Гамахея не
ошиблась".
Перегринус быстро отступил назад, уверяя, что совсем не питает
отвращения к блохам.
-- В таком случае, -- произнес господин Сваммер, низко кланяясь, -- в
таком случае позвольте засвидетельствовать вам свое почтение, любезнейший
господин Тис. -- А мысли гласили: "Чтоб черт тебя побрал, проклятый дурень".
Мастер-блоха вынул микроскопическое стекло из зрачка изумленного
Перегринуса и сказал:
-- Вы знаете теперь, милый господин Перегринус, какое замечательное
действие производит этот инструмент, подобного которому вы не найдете в
целом мире, и вы увидите, какую власть он даст вам над людьми, когда самые
их затаенные мысли будут лежать открыто перед вашими очами. Но если бы вы
стали постоянно носить в глазу это стекло, то беспрестанное познание чужих
мыслей подавило бы вас своей тяжестью, ибо слишком часто повторялось бы то
горькое разочарование, которое вы только что испытали. Я буду неизменно
сопровождать вас, когда вы будете отлучаться из дома; я буду сидеть либо в
вашем галстуке, либо в вашем жабо, либо еще в каком-нибудь укромном месте.
Захочется вам узнать мысли вашего собеседника, щелкните только пальцами, и
стекло тотчас очутится в вашем глазу.
Господин Перегринус Тис, понимая огромную пользу этого дара, хотел было
уже рассыпаться в горячих выражениях благодарности, как вдруг вошли два
депутата высшего совета и объявили ему, что он обвиняется в тяжком
преступлении, вследствие чего должен быть помещен в дом предварительного
заключения, а все его бумаги конфискованы.