Голотвина Ольга. Представление для богов

   Улыбка слетела с лица Орешка, как от пощечины. Он побледнел и задохнулся. Перед глазами промелькнула картина: железная клетка, в ней мечется мрак, из которого сверкают глаза и жарко полыхает пасть...
   Лишь миг длилось видение, но Орешек сразу понял, почему память вытолкнула из своих глубин именно это воспоминание.
   Он вместе с другими грузчиками на веревках и шестах стаскивал по сходням клетку с огромной черной пантерой. Заморская пленница металась и шипела, парни хохотали и дразнили жуткую зверюгу. Было очень весело — до того момента, когда один из грузчиков подошел к клетке на шаг ближе, чем другие. Мощная лапа вылетела сквозь прутья решетки, когти пропахали весельчаку плечо и грудь...
   Вот и сейчас он дразнил пантеру в клетке — и она до него дотянулась. Ох как дотянулась! Каждое слово Нурайны било наотмашь, потому что было правдой. Той правдой, которую Орешек прятал от самого себя глубоко в душе.
   Неизвестно, что сказал бы (или сделал бы) бледный, со сверкающими глазами и сжатыми кулаками парень. Но тут послышались шаги. Два человека, умеющие владеть собой — придворная дама и актер, — и тут же придали своим лицам выражение вежливого ожидания и обернулись к двери.
   На пороге остановился сухощавый, по-юношески стройный человек с замкнутым лицом. Его темные глаза строго и внимательно переходили с одного гостя на другого.
   Таграх-дэр гордился своим умением с первого взгляда составить верное представление о человеке. (При этом он старался не вспоминать об ошибках, которые время от времени допускал. Например, с Чинзуром, подлым грайанцем, явно замешанным в бегстве звездочета...) И сейчас он оценивал гостей, как ювелир оценивает положенный на ладонь камень.
   Мужчина молод, явно неглуп, с фигурой воина и взглядом образованного человека. Держится вежливо и сдержанно, но вельможа уловил в его глазах отсвет бушующего в душе пламени: гость не то взволнован, не то рассержен. Молча, как и предписывает традиция, снял меч, повесил на стену. Сразу же после него ту же церемонию проделала женщина, одетая в мужскую одежду.
   Гостья заинтересовала Таграх-дэра еще больше, чем ее спутник. Женщина и впрямь была прекрасна, хотя оставила позади годы, которые в Наррабане называют «возраст бутона», и вступила даже не в «возраст цветка», а, пожалуй, в «возраст плода». Красота совершенно не грайанская. Хоть кожа по-северному бела, но лишь наррабанская кровь может подарить женщине такие волосы и глаза. Глядит уверенно и спокойно, встала с ковра легко и изящно. С мечом обращается привычно, можно догадаться, что оружие для нее — не просто знак независимости и власти. Некоторые знатные наррабанки, подчеркивая, что они не чета прочим женщинам, носят у пояса игрушечную саблю, но это, похоже, иной случай. Про таких, как эта незнакомка, говорят: «У нее мужская душа».
   Прекрасна, как сказочная Дева-Молния. Но Таграх-дэр ни за что не ввел бы такую в свой дом. И не потому, что Оплот Горга-до предпочитал пухленьких юных проказниц. Просто такие, как эта гостья, плохо умеют подчиняться. К тому же они умны, а это серьезный недостаток для женщины.
   И незнакомец, и незнакомка знают наррабанские обычаи, но не в совершенстве: забыли снять обувь при входе в дом. Впрочем, ни к чему хозяину обращать внимание на мелкие промахи гостей...
   — Откуда бы вы ни прибыли — да будет милостив к вам Двуглавый Тхайассат, — учтиво произнес Оплот Горга-до, опустился на ковер и жестом предложил гостям расположиться рядом.
   Слуги внесли высокогорлые кувшины, кубки на тонких ножках и блюда с крупными желтыми плодами тхау, горьковато-кислыми, разжигающими аппетит и жажду.
   Хозяин устремил на гостей вопросительный взгляд. Орешек понял, что пора представиться...
   Ох как неосторожно поступила Нурайна, рассердив его перед таким важным разговором! Ведь у них все было продумано: Нурайна — дочь ваасмирского купца, мать ее была из Наррабана. Семья случайно узнает, что дед Нурайны, живущий в Тхаса-до, тяжело болен, может вот-вот умереть. Старик богат; возможно, захочет оставить часть своего состояния грайанской внучке. Вот женщина и отправилась в дальний путь в сопровождении двоюродного брата...
   Все это Орешек и должен был изложить хозяину. Но в этот миг он не мог рассуждать разумно. Душа его содрогалась от боли и ярости. Хотелось ему только одного: отомстить этой спесивой гадине, прямо сейчас! Любой ценой!
   Значит, он недостаточно хорош для любой женщины, если она не из Отребья?
   «Ладно, красотка, сейчас ты сама будешь объясняться мне в любви!»
   Он вскинул на вельможу свои карие глаза, чистые и бесхитростные.
   — Имени своего я не назову, скрою и имя моей спутницы, да простит нас благородный хозяин. За нами может быть погоня, а мой господин, возможно, знает эту грайанскую примету...
   При слове «погоня» Нурайна недоуменно и тревожно подняла голову, а Таграх-дэр понимающе кивнул. Да, он знал эту примету: беглец, если не хочет быть пойманным, должен как можно реже произносить вслух свое имя, даже при самых надежных людях.
   — Оплот Горга-до, наш гостеприимный хозяин, — продолжил Орешек, — принимает сейчас под своим кровом влюбленных, которые решили не дать злой судьбе разлучить себя. Мой Род и Род моей ненаглядной издавна враждуют, и для меня был один путь к счастью — похищение. Я увез ее, как в Огненные Времена Ульгир Серебряный Ручей увез прекрасную Жаймилину.
   Нурайна опустила глаза, надеясь, что ее бессильное бешенство будет принято за душевное смятение и робость.
   — Стесняется, — нежно оглянулся на нее Орешек. — Щеки-то как запылали! А ведь не жалеет, что покинула родной дом... Правда, любимая?
   Женщина молчала.
   — Ну, порадуй меня, — настаивал наглец, — скажи: «Да, дорогой!»
   — Да, дорогой, — бархатно промурлыкала Нурайна — и Орешек вновь вспомнил клетку с пантерой.
   — Боги снисходительны к любви, — вежливо отозвался хозяин. — Куда же лежит ваш путь?
   — В Тхаса-до, у моей звездочки там родственники по материнской линии.
   — Я так и понял, что в госпоже есть наррабанская кровь, — улыбнулся Таграх-дэр уголками губ.
   — Конечно! — с энтузиазмом откликнулся Орешек. — Лучшее, что в ней есть, — от наррабанских предков! Она прекрасна, как ночь над пустыней, и горяча, как летящий из песков ветер. Уверен, она и сейчас жалеет, что мы с ней не наедине!
   Изображая смущение, Нурайна закрыла руками лицо, но украдкой отвела ладонь и бросила на Орешка взгляд, ясно говорящий: да, она жалеет, что они не наедине! Очень жалеет!
   — И такую драгоценность приходится таскать по дорогам, — вздохнул Орешек. — У нее от волнения начались головные боли, так мучается, ягодка моя... К тому же она боится мышей, а постоялые дворы ими просто кишат.
   — Двери моего дома распахнуты настежь, — любезно сказал хозяин. — Передохните здесь перед далеким путешествием — ведь прекрасной госпоже придется пересечь пустыню...
   — Да будет полон радости этот дом! — обрадовался Орешек. — Да прольют на него свои щедроты все боги Грайана и Наррабана!
   Нурайна взмахнула ресницами, всем своим видом выражая застенчивую благодарность. В конце концов все пока складывается неплохо, а изувечить дурака Ралиджа она успеет и потом...
   Двое слуг внесли и поставили на ковер огромное массивное блюдо с кусками жареной баранины, источающей потрясающий запах. Некоторое время все трое молча ели и пили — в Наррабане не любят застольных бесед.
   Таграх-дэр мрачно прикидывал, что делать дальше. Все, что говорил гость, звучало вполне правдоподобно. Вроде бы грайанец был виден насквозь: избалованный, нагловатый Сын Рода, которому, вероятно, впервые в жизни в чем-то отказали родители и который, разобидевшись, решил добиться своего...
   И все же что-то здесь было неправильно. Что-то здесь было не так. Может быть, неуловимая странность связана с женщиной?
   Вельможа бросил короткий взгляд на гостью. Неровное дыхание, красные пятна на скулах, устремленный вниз взгляд — словно нет на свете ничего важнее, чем узор на ковре... Что ж, это вполне естественно: женщина, не слишком юная, бежала из дома с красивым наглецом гораздо моложе себя... Скорее всего ищут ее не родители, а разъяренный муж... понятно, что она нервничает...
   И все-таки, все-таки...
   И тут вельможа заметил то, что превратило его смутные подозрения в мрачную, беспощадную уверенность.
   Женщина на миг подняла глаза, метнула на своего спутника быстрый взор — и тут же скромно опустила очи на блюдо с бараниной.
   «О черные щупальца Гхуруха! Таким взглядом не глядят на возлюбленного! С таким взглядом придумывают пытку для пленного врага!»
   Все, что говорили гости, было ложью. Кто же они на самом деле? Люди Хайшерхо? Но ведь они только что прибыли из Грайана! Или это тоже как-то подстроено хитрым старым шакалом Хайшерхо?.. А если они в самом деле из Грайана, то как их появление связано с побегом звездочета?
   Было два пути узнать правду. Оставить гостей в доме и следить за каждым их шагом, подкарауливать каждый их вздох... Но это требует времени, а враги Таграх-дэра не станут медлить. Остается второй путь — путь грубой силы. Швырнуть грайанцев в подземелье, подержать там некоторое время для пущего устрашения, а затем допросить как следует...
   Конечно, эти двое без драки не сдадутся. Мужчина, судя по виду, хороший воин, да и женщина, надо полагать, во время боя не забьется в угол, дрожа от ужаса. А ведь взять их надо живыми...
   Вновь вошли слуги, неся подносы со сладостями и разнообразными фруктами, из которых Орешек узнал только яблоки.
   Таграх-дэр встретился взглядом с одним из слуг.
   — Подай еще вина. Ассахарского, тридцатилетней выдержки, для дорогих гостей.
   И двумя пальцами коснулся мочки уха.
   Слуга поклонился и исчез. Чуть ли не сразу он возвратился с небольшим кувшином и наполнил чаши гостей. Когда слуга подошел к хозяину, тот отстранил его поднятой ладонью:
   — Мой кубок полон... Пьем во славу Единого-и-Объединяющего!
   После этих слов полагалось осушить кубки до дна. Нурайна длинными глотками выпила светлое терпкое вино. Внезапно лицо ее приняло мягкое, нежное выражение, она откинулась на подушки, сомкнула глаза, задышала ровно и легко.
   Орешек, чей кубок тоже уже опустел, с недоумением взглянул на спящую женщину. Затем глаза его расширились, он вскочил на ноги и угрожающе шагнул к хозяину. Вельможа не шевельнулся, не вздрогнул. Спокойно и пристально смотрел он, как Орешек споткнулся, словно его ударили под колени, растянулся на ковре и затих со счастливой детской улыбкой.

9

   Сквозь маленькое окошко сочилась бледно-желтая полоса лунного света. В ней густо плясали пылинки, делая лунный луч грязным, мутным. И все это летучее ведьмино варево перечеркивал своей тенью железный прут, делящий оконце пополам.
   Нурайна с тоской глядела на этот смутный поток. Орешек с такой же тоской уставился в засыпанный сухой травой каменный пол.
   Ноги узников не были связаны, зато руки были скручены за спиной тонкими жесткими ремешками, завязанными хитроумным узлом — не найти было даже концов ремешка.
   Когда Орешек и Нурайна проснулись в подземелье, они не стали тратить время на бесцельные взаимные упреки, а сразу начали помогать друг другу освободить руки. Нурайна с остервенением грызла ремень, связывавший Орешка, и окровавила себе рот, пока не поняла, что с жесткой кожей ей не справиться. Орешек же лишь несколько раз укусил ремень на запястьях Нурайны и сказал уныло: «Извини, но я, оказывается, не волк...»
   «Если бы ты был хотя бы крысой...» — зло бросила Нурайна. Но потом остыла и начала искать иной путь к спасению.
   Как назло, в голову лезли совершенно бесполезные мысли. Например, о том, что она сама виновата в случившемся. Зачем она оскорбила этого Сокола? Какое ей дело до его невесты? Она эту девушку и в глаза никогда не видела!
   В приступе раскаяния Нурайна открыла было рот, чтобы извиниться, но тут в полутьме зазвучал мягкий виноватый голос:
   — Ты уж прости, ясная госпожа, что я затеял этот балаган с похищением. Понимаешь, я и в самом деле люблю Арлину... мою невесту... ну и обиделся...
   — Все равно этот Оплот нам с самого начала не верил, — примирительно откликнулась Нурайна, давая понять, что извинения приняты. — Что теперь с нами будет?
   — Пытать будут, — неохотно ответил Орешек. — А если не выдержим и все расскажем, тогда точно убьют, потому что мы знаем тайну их поганого Оплота.
   Орешек давно понял: Нурайна не из тех, кто нуждается в утешительной лжи. Вот и сейчас — сказала жестко, твердо:
   — Значит, надо придумать безобидную историю и держаться за нее, как тонущий моряк — за доску. Выдержишь?
   — Не знаю, — честно признался Орешек. — Меня никогда не пытали, если не считать тренировок с Аунком.
   — Думаю, — горько вздохнула Нурайна, — нам в любом случае конец. Наш хозяин выглядит весьма осмотрительным мерзавцем. Убьет просто на всякий случай...
   — Что ж, — негромко, сам себе сказал Орешек. — Ведь это всего лишь спектакль для богов...
   — Что-что? — переспросила Нурайна.
   В полумраке она разглядела смущенную улыбку Ралиджа.
   — Ну... Это я для себя придумал... и вспоминаю, когда тяжело приходится. Понимаешь, все мы играем большое представление для богов. Играем от рождения и до смерти, и сцена — вся земля...
   Нурайна задумалась, притихла.
   — Но это же не утешает, — сказала она наконец. — Так ведь еще страшнее! Такие зрители...
   — Может, и страшнее, но это не важно. Главное — не сорвать представление. Раушарни Огненный Голос... это знаменитый актер...
   — Знаю... Видела на сцене, когда в Аршмире встречала брата с Проклятых островов.
   — Как же, помню, тогда король на год запретил труппе выступать... Так вот, Раушарни любит говорить: «Боится актер, болен актер, умирает актер — спектакль должен продолжаться! Играешь, так играй достойно!»
   — Постараюсь, — невесело усмехнулась Нурайна. — Боюсь, на этот раз боги хотят увидеть трагедию. А сам понимаешь, сюжет пьесы определяют они...
   — Ну и что? — с вызовом ответил Орешек. — Верно, сюжет пьесы придумывают боги, но играем-то в ней мы! А мне ли не знать, какую отсебятину порой несут актеры со сцены! Уж ты поверь, — убежденно закончил он, — нет такой трагедии, которую нельзя было бы превратить в комедию!
   Как ни странно, эти легкомысленные и дерзкие речи немного успокоили Нурайну. Она подняла голову и оглядела тесное подземелье.
   Лунный свет все так же сочился в оконце. Так же густо плясали в нем пылинки свой однообразный, сводящий с ума танец, все так же длинная тень железного прута перечеркивала эту дрожащую, шевелящуюся прозрачную кашу.
   — Какая мерзость! — с силой выговорила Нурайна. — Как будто темная коряга шарит в ядовитой трясине!
   Сказала — и замерла от внезапного и беспричинного испуга. Смелой, не склонной к пустым страхам женщине вдруг показалось, что рядом с ней сидит жуткое чудовище.
   Осторожно повернув голову, Нурайна бросила быстрый взгляд на своего спутника. То, что она увидела, усилило ее смятение.
   В лунном свете белело застывшее лицо — знакомое и незнакомое. Глаза казались черными ямами, губы были жестко сомкнуты. Это был не болтливый, нагловатый Ралидж, который успел ей надоесть за время путешествия. От этого человека веяло холодом и смертью, как от бездонной пропасти... о боги, да человек ли это?
   Незнакомец гибким звериным движением встал и напряг руки, разведя их в стороны. Жесткие ремни лопнули, как гнилые нитки. Не обращая внимания на Нурайну, он в два прыжка одолел каменную лестницу и с ходу врезался плечом в дверь, что-то хрустнуло, дверь просела наружу. Вторым ударом незнакомец окончательно вышиб дверь и исчез в черном проеме.
   Опомнившись, Нурайна вскочила и метнулась следом. Она не понимала, что происходит, но не собиралась сидеть на полу, хлопать ресницами и размышлять о непостижимых тайнах, окружающих ее.
   Руки Нурайны были по-прежнему связаны за спиной, но это не помешало ей стрелой взлететь по ступенькам. Женщина успела увидеть, как навстречу ее странному союзнику по плохо освещенному коридору выбежали трое охранников с белыми повязками на головах. Один что-то пронзительно провопил — Нурайна не поняла ни слова — и поднял арбалет.
   Воин, который еще недавно был Ралиджем, остановился, вскинул руку наперехват — и поймал стрелу, словно муху. Он разжал ладонь, уронив стрелу на пол, и с молчаливой яростью встретил налетевших на него охранников — так скала встречает набегающие волны.
   Потрясенная Нурайна увидела, как один из наррабанцев, отчаянно вереща, взлетел над головой незнакомца. Тот мощно швырнул свою жертву на двух остальных врагов и добил упавших сильными, точными ударами. Только такой мастер карраджу, как Нурайна, мог разглядеть эти подробности. Для человека неискушенного все происходящее слилось бы в темный вихрь.
   Разделавшись с противником, воин быстрым шагом двинулся по коридору. Нурайна молча бежала следом. Внезапно ее жуткий спаситель остановился, окинул взглядом стену, которая была сложена из скрепленных глиной крупных камней. Ударил в стену ногой так, что гул прошел по всему коридору и отозвался в потолке. Сверху, шурша, посыпалось что-то мелкое и сухое. Еще один чудовищный, таранный удар — и камень вывалился наружу. Раздался хруст, глухое уханье — и стена просела, рассыпалась, открыв темный пролом, куда незнакомец тут же нырнул.
   Нурайна последовала за ним, но со связанными руками ей трудно было пробираться среди каменных обломков. Женщина упала, ушибла колено и, разорвав рукав рубахи, в кровь оцарапала плечо. Воин не задержался, чтобы помочь ей, даже не обернулся.
   Поднявшись на ноги, Нурайна сообразила, что попала в крытую галерею, тянущуюся вдоль дома. Плетеный навес низко провис над рухнувшей стеной и покосившимися резными столбиками.
   В доме слышались вопли и суета, но здесь, на галерее, беглецов еще не догадались искать. А кто кричит впереди?.. Ах да, там ворота, Ралидж беседует с охраной... Или это не Ралидж... ну, не важно!
   Прихрамывая, женщина поспешила на шум. Там, где галерея смыкалась со стеной, Нурайна перепрыгнула через труп охранника. Она не стала задерживаться, но на ходу заметила, что у бедняги оторвана голова.
   У ворот она обнаружила своего спутника, который сосредоточенно отдирал запирающую перекладину вместе с цепью и замком. Никто ему не мешал. Оглядевшись, Нурайна поняла, что мешать уже, собственно, и некому...
   Перекладина с хряском отлетела, ворота от крепкого пинка растворились настежь. Нурайна с не рассуждающей, слепой радостью рванулась было прочь, но остановилась, увидев, что Ралидж замешкался. Он коротко глянул на отобранную у кого-то из часовых кривую саблю, отшвырнул ее, молча повернулся и побежал к дому.
   «Он сошел с ума!» — охнула про себя Нурайна.
   И тут ее озарила яркая догадка... нет, не догадка — уверенность. Мечи! Ралидж вернулся за мечами! Они же остались на стене трапезной — Альджильен и Сайминга...
   До этого мгновения Нурайна не думала о мечах. А вспомнив, сразу поняла: бросить их здесь нельзя! Ни за что! Не потому, что ее Альджильен был редкой и ценной вещью. Не потому, что был он единственной памятью о первой и последней любви. Нет, меч был частью ее самой, и оставить его в добычу врагам Нурайне хотелось так же, как отрубить себе правую руку.
   Путь в трапезную женщина помнила хорошо. По дороге она еще дважды споткнулась о трупы охранников. Нурайна представила себе, какой бой идет в трапезной, куда, наверное, сбежались все, кто может носить оружие, и застонала при мысли о своих связанных руках.
   «Все равно помогу! Под ноги буду валиться, чтоб спотыкались... Глотки буду... зубами... как собака...»
   Но в трапезной, как ни странно, никакого боя не было.
   Нурайна не знала, что горцы — народ хоть и храбрый, но суеверный. Они не испугались бы отряда вооруженных до зубов разбойников. Но появление молчаливого чудовища, способного оторвать человеку голову, повергло их в панический ужас. Они разбежались, крича, что на поместье напал злой дух...
   Впрочем, тот, кого сейчас увидела Нурайна, вовсе не походил на злого духа. Прислонясь к стене и прижимая к груди оба меча, стоял перед ней Ралидж — тот, прежний...
   Нет, не совсем прежний. У него был такой вид, словно он только что встал с постели после тяжелой болезни, причем встал слишком рано.
   Нурайна ахнула и бросилась к нему. От резкого движения ремни впились в запястья. Она поморщилась от боли и прошипела:
   — Разрежь!
   Ралидж сделал попытку вытащить Саймингу из ножен, пошатнулся, уронил оба меча и вновь прислонился к стене. Серая кожа его покрылась каплями пота, взгляд стал беспомощным и несчастным.
   Нурайна упала на колени возле оброненного им Альджильена. Вцепившись зубами в гарду, она попыталась вытащить клинок из ножен — но услышала шорох, гибко вскочила на ноги и гневно обернулась к дверному проему, где на полу краснела сорванная бархатная портьера.
   В дверь осторожно заглянула головка в коротких рыжих кудряшках. Серые глаза распахнулись от ужаса и восторга, по трапезной бисером рассыпался аршмирский говорок:
   — Ой, скорее, скорее идите, я вас спрячу... Ой, храни вас Безликие... скорее, а то увидит кто... Ой, да господин и на ногах-то не стоит! Я помогу, только скорее, скорее...
   Наутро Орешку и Нурайне удалось незаметно покинуть поместье. Вывела их на свободу Айфина Белая Ягода — новая знакомая, посланная им милосердными богами. Айфину два года назад похитили охотники за людьми и продали за море. С тех пор она жила в Горга-до, в доме Оплота, а в поместье попала недавно. Про грайанского ученого слышала от прислуги, но сама не видела даже издали. А со слугой его болтала не раз: веселый такой, обходительный, зовут — Чинзур...
   Все это выслушивала Нурайна, потому что Орешек спал тревожным, болезненным сном, время от времени ворочаясь с боку на бок и негромко вскрикивая.
   Нурайна не сочла надежным убежищем каморку, в которую упихала их с Ралиджем кудрявая благодетельница. Но, как ни странно, никто и не искал шумных гостей. Причину этого им назавтра сообщила Айфина — разрумянившаяся, сверкающая глазами, обмирающая при мысли о своем отчаянном поступке.
   Оказывается, девушка, дрожа и заикаясь от неподдельного страха, рассказала господину о том, что видела собственными глазами: страшные гости прорвались в трапезную, сорвали со стен свои мечи, клинками очертили круг над головами, превратились в лиловых драконов, замерцали искрами и растворились в воздухе.
   Хозяин заорал было, что она дура, но все сказанное девушкой, слово в слово, подтвердил один молодой раб-наррабанец (давно готовый хоть под кнут ради рыжих кудряшек Айфины). Таграх-дэр призадумался. Тут начали по одному возвращаться горцы-охранники. Они засыпали хозяина такими жуткими подробностями налета нечисти на поместье, что скромные лиловые драконы, придуманные рабыней, померкли и отошли в тень.
   Чтобы унять панику, Оплот объявил, что злые духи вволю натешились и улетели прочь. Этому горцы поверили, однако между собой порешили нагрянуть в дорожный приют, где остановилась заезжая парочка, вытащить во двор вещи грайанцев и запалить костерок. А может, и приют поджечь для верности.
   Этот заманчивый план пришлось если не отменить, то отложить, потому что утром в поместье явились козопасы, привезли на мулах кувшины с молоком, а заодно рассказали, что двое путников провели эту ночь у их костра. Бредут те путники не дорогой, а тропками, направляются в сторону Нарра-до. Если не захотят спать под открытым небом, на радость Слепым Теням, то гостить будут в дорожном приюте Одноглазого Хассата — больше просто негде, ведь козопасов они вряд ли снова встретят. Да и как их Слепые Тени еще в ночь побега не сожрали... конечно, ученого со слугой, а не козопасов. Козопасы-то все знахари, травники. Они в костер какие-то ветки суют, вонючим дымом чудищ отпугивают...
   Таграх-дэр велел троим горцам седлать коней и вихрем унесся в погоню. Один из горцев успел шепнуть поварихе, своей доброй подруге, что хозяин хочет обыскать в округе каждый овражек, каждую крошечную рощицу. Может, заглянут и к Хассату, хотя вряд ли беглецы рискнут появиться там...
   Конец рассказа слушал и только что проснувшийся Ралидж — мрачный, измученный, с темными кругами вокруг глаз. А затем по-наррабански кратко прохрипел:
   — К Одноглазому Хассату!
   — И раздобыть по дороге лошадей, — согласилась Нурайна. — Пока Оплот со своими дикарями шарит по кустам, мы его обгоним и осмотрим дорожный приют. Я знаю Илларни. Он не станет скитаться по диким пустошам, предпочтет более опасный путь, но среди людей.
   Орешек вспомнил себя на берегу Бешеной реки, вспомнил давящую, пугающую стену леса — и угрюмо кивнул...
   Бесценная Айфина совершила еще один подвиг: раздобыла для Орешка белую головную повязку, и грайанец в общей сумятице и неразберихе кое-как сошел за горца. А на Нурайну накинули кусок грубой ткани наподобие покрывала, поставили ей на плечо кувшин, и она вместе с Айфиной пошла к роднику за водой, благо в тот сумасшедший день за прислугой никто не присматривал и порядка в доме не было...
   Среди высоких валунов и колючих кустов недавние пленники простились со своей спасительницей. Орешек расчувствовался и сгоряча предложил девушке бежать с ними. К счастью, Айфина не потеряла головы и вполне разумно ответила, что незачем ей покидать дом, где с ней не так уж плохо обращаются, и становиться обузой для путников, которых и без того преследуют. Если господа и впрямь хотят ей помочь, то, вернувшись в Аршмир, они могут разыскать ее отца. Его зовут Явиторш Фиолетовый Камень из Семейства Саншеджи. Он лодочный мастер, его дом за Старым портом. Отцу бы только узнать, где его Айфина, уж он расстарается, выкупит дочку, если что — родня поможет...