Страница:
родители и начинают понимать, что ребенка можно использовать как работника.
Там, где пахнет деньгами, нет места для бескорыстной любви. Пожалуй, это -
естественно, но тем не менее очень печально, ибо заработок детей ничтожен и
жизнь ребенка приносится в жертву ради нескольких шиллингов. Всей душой
надеюсь, что Ваше выступление принесет плоды; но все делается так медленно,
не правда ли? Хорошо бы Вам приехать сюда, посмотреть наш приют. Дети
прелестны, и мы стараемся дать им побольше солнца.
Искренне Вам преданная Нора Кэрфью".
Сестра Бэрти Кэрфью! Но, конечно, процесса не будет, все обойдется!
Благодарный за сочувствие, хватаясь за каждую возможность получше
разобраться в фоггартизме, Майкл решил ехать. Быть может. Нора Кэрфью примет
в свой приют детей Боддика! Он предложил Флер ехать вместе, но она побоялась
занести в дом заразу, опасную для одиннадцатого баронета, и Майкл отправился
один.
Приют находился в местности, называемой Бетнел-Грин; три маленьких
домика были соединены в один; три дворика, обнесенные общей стеной,
превращены в площадку для игр; над входной дверью золотыми буквами было
начертано: "Солнечный приют". На окнах висели веселые ситцевые занавески,
стены были окрашены в кремовый цвет. В передней Майкла встретила Нора
Кэрфью, высокая, стройная, темноволосая; у нее было бледное лицо и карие
глаза, ясные и чистые.
"Да, - подумал Майкл, пожимая ей руку, - вот здесь все в полном
порядке. В этой душе нет темных закоулков!" " - Как хорошо, что вы приехали,
мистер Монт! Я вам покажу весь дом. Вот комната для игр.
Майкл вошел в залу - видимо, несколько маленьких комнат были соединены
в одну. Шесть ребятишек в синих полотняных платьях сидели на полу и играли в
какие-то игры. Когда Нора Кэрфью подошла к ним, они уцепились за ее платье.
Все они, за исключением одной девочки, показались Майклу некрасивыми.
- Вот эти живут у нас постоянно. Остальные приходят после школы. Сейчас
у нас только пятьдесят человек, но все-таки очень тесно. Нужно раздобыть
денег, чтобы арендовать еще два дома.
- Какой у вас персонал?
- Нас шесть человек; две занимаются стряпней, одна бухгалтерией, а
остальные стирают, штопают, играют с детьми и исполняют всю работу по дому.
Две из нас живут здесь.
- Где же ваши арфы и венцы?
Нора Кэрфью улыбнулась.
- Заложены, - сказала она.
- Как вы разрешаете вопрос религии? - спросил Майкл, озабоченный
воспитанием одиннадцатого баронета.
- В сущности - никак. Здесь нет детей старше двенадцати лет, а
религиозными вопросами дети начинают интересоваться лет с четырнадцати, не
раньше. Мы просто стараемся приучать детей быть веселыми и добрыми. На днях
сюда приезжал мой брат. Он всегда надо мной подсмеивается, но все-таки хочет
поставить в нашу пользу спектакль.
- Какая пойдет пьеса?
- Кажется, "Прямодушный"; брат говорит, что он уже давно предназначил
эту пьесу для какого-нибудь благотворительного спектакля.
Майкл посмотрел на нее с удивлением.
- А вы знаете, что это за пьеса?
- Нет. Кажется, одного из драматургов Реставрации?
- Уичерли [14].
- Ах да! - Глаза ее остались такими же ясными.
"Бедняжка! - подумал Майкл. - Не мое дело объяснять ей, что послужит
источником ее доходов, по этот Бэрти, видимо, непрочь подшутить".
- Я должен привезти сюда жену, - сказал он, - ей понравится цвет стен и
эти занавески. И еще скажите, не могли бы вы потесниться и принять двух
маленьких девочек, если мы будем за них платить? Их отец безработный - я
хочу дать ему работу за городом; матери нет.
Нора Кэрфью сдвинула брови, и лицо ее выразило напряженное желание
одной доброй волей преодолеть все препятствия.
- Нужно попытаться, - сказала она. - Как-нибудь устрою. Как их зовут?
- Фамилия Боддик, имен я не знаю. Одной - четыре года, другой - пять.
- Дайте мне адрес, я сама к ним заеду. Если они не больны какой-нибудь
заразной болезнью, мы их возьмем.
- Вы - ангел! - сказал Майкл.
Нора Кэрфью покраснела.
- Вздор! - сказала она, открывая дверь в соседнюю комнату. - Вот наша
столовая.
Комната была небольшая. За пишущей машинкой сидела девушка, она подняла
голову, когда вошел Майкл. Другая девушка сбивала яйца в чашке и в то же
время читала томик стихов. Третья, видимо, занималась гимнастикой - она так
и застыла с поднятыми руками.
- Это мистер Монт, - сказала Нора Кэрфью, - мистер Монт, который
произнес в палате ту самую прекрасную речь. Мисс Бэте, мисс Лафонтэн, мисс
Бистон.
Девушки поклонились, и та, что сбивала яйца, сказала:
- Замечательная речь.
Майкл тоже поклонился.
- Боюсь, что все это впустую.
- Ну что вы, мистер Монт, она возымеет действие.
Вы сказали то, о чем многие думают.
- Но знаете, - сказал Майкл, - они так глубоко прячут свои мысли!
- Садитесь же.
Майкл опустился на синий диван.
- Я родилась в Южной Африке, - сказала та, которая сбивала яйца, - и
знаю, что значит ждать.
- Мой отец был в палате, - сказала девушка, занимавшаяся гимнастикой. -
Ваша речь произвела на него глубокое впечатление. Во всяком случае, мы вам
благодарны.
Майкл переводил взгляд с одной на другую.
- Если б вы ни во что не верили, вы не стали бы здесь работать, правда?
Уж вы-то наверное не считаете, что Англия дошла до точки?
- О боже! Конечно, нет! - сказала девушка, сидевшая за машинкой. Нужно
пожить среди бедняков, чтобы это понять.
- В сущности, я имел в виду другое, - сказал Майкл. - Я размышлял, не
нависла ли над нами серьезная опасность.
- Вы говорите о ядовитых газах?
- Пожалуй, но это не все; тут и гибельное влияние городов и банкротство
цивилизации.
- Не знаю, - отозвалась хорошенькая брюнетка, сбивавшая яйца. - Я тоже
так думала во время войны. Но ведь Европа - это не весь мир. В сущности, она
большого значения не имеет. Здесь и солнце-то почти не светит.
Майкл кивнул.
- В конце концов если здесь, в Европе, мы сотрем друг друга с лица
земли, то появится только новая пустыня величиной с Сахару, погибнут люди,
слишком бедствовавшие, чтобы приспособиться к жизни, а для остального
человечества наша судьба послужит уроком, не правда ли? Хорошо, что
континенты далеко отстоят один от другого!
- Весело! - воскликнула Нора Кэрфью.
Майкл усмехнулся.
- Я невольно заражаюсь атмосферой этого дома. Знаете, я вами
восхищаюсь: вы от всего отказались, чтобы прийти сюда работать.
- Пустяки, - сказала девушка за машинкой. - От чего было отказываться -
от фокстротов? Во время войны мы привыкли работать.
- Уж коли на то пошло, - вмешалась девушка, сбивавшая яйца, - мы вами
восхищаемся гораздо больше: вы не отказываетесь от работы в парламенте.
Снова Майкл усмехнулся.
- Мисс Лафонтэн, вас зовут на кухню!
Девушка, сбивавшая яйца, направилась к двери.
- Вы умеете сбивать яйца? Я сию минуту вернусь.
И, вручив Майклу чашку и вилку, она скрылась.
- Какой позор! - воскликнула Нора Кэрфью. - Дайте мне!
- Нет, - сказал Майкл, - я умею сбивать яйца, А как вы смотрите на то,
что в четырнадцать лет детей придется отрывать от дома?
- Конечно, многие будут резко возражать, - сказала девушка, сидевшая за
машинкой, - скажут, что бесчеловечно, жестоко. Но еще бесчеловечнее держать
детей здесь.
- Хуже всего, - сказала Нора Кэрфью. - это вопрос о заработках детей и
еще идея о вмешательстве одного класса в дела другого. Да и имперская
политика сейчас не в моде.
- Еще бы она была в моде, - проворчала гимнастка.
- О, - сказала машинистка, - но ведь это не та имперская политика, не
правда ли, мистер Монт? Это скорее стремление уравнять права доминионов и
метрополии.
Майкл кивнул.
- Содружество наций.
- Это не помешает маскировать подлинную цель: сохранить заработок
детей, - сказала гимнастка.
И три девушки стали подробно обсуждать вопрос, насколько заработки
детей увеличивают бюджет рабочего. Майкл сбивал яйца и слушал. Он знал,
сколь важен этот вопрос. Согласились на том, что дети часто зарабатывают
больше, чем себе на пропитание, но что "в конечном счете это недальновидно",
потому что приводит к перенаселению И безработице, и "просто стыдно" портить
детям жизнь ради родителей.
Разговор прервался, когда вошла девушка, сбивавшая яйца.
- Дети собираются, Нора.
Гимнастка исчезла. Нора Кэрфью сказала:
- Ну, мистер Монт, хотите взглянуть на них?
Майкл последовал за ней. Он думал: "Жаль, что Флер со мной не поехала!"
Казалось, эти девушки действительно во что-то верили.
Стоя в передней, Майкл смотрел, как дом наполняется детьми. Они
казались странной смесью малокровия и жизнеспособности, живости и
послушания. Многие выглядели старше своих лет, но были непосредственны, как
щенята, и, видимо, никогда не задумывались о будущем. Казалось, каждое их
движение, каждый жест мог быть последним. Почти все принесли с собой
что-нибудь поесть. Они болтали и не смеялись. Их произношение оставляло
желать много лучшего. Шесть-семь ребят показались Майклу хорошенькими, и
почти у всех вид был добродушный. Движения их были порывисты. Они тормошили
Нору Кэрфью и гимнастку, повиновались беспрекословно, ели без всякого
аппетита и приставали к кошке. Майкл был очарован.
Вместе с ними пришли четыре или пять женщин - матери, которым нужно
было о чем-нибудь спросить или посоветоваться. Они тоже были в прекрасных
отношениях с воспитательницами. В этом доме не было речи о классовых
различиях; значение имела только человеческая личность. Майкл заметил, что
дети отвечают на его улыбку, а женщины остаются серьезными, хотя Нoрe Кэрфью
и девушке, занимавшейся гимнастикой, они улыбались. Интересно, поделились бы
они с ним своими мыслями, если б знали о его речи?
Нора Кэрфью проводила его до двери.
- Не правда ли, они милые?
- Боюсь, как бы мне не отречься от фоггартизма, если я слишком долго
буду на них смотреть.
- Что вы! Почему?
- Видите ли, фоггартизм хочет сделать из них собственников.
- Вы думаете, что это их испортит?
Майкл усмехнулся.
- С серебряной ложкой связана опасность. Вот мой вступительный взнос.
Он вручил ей все свои деньги.
- О мистер Монт, право же...
- Ну так верните мне шесть пенсов, иначе мне придется идти домой
пешком.
- Какой вы добрый! Навещайте нас и, пожалуйста, не отрекайтесь от
фоггартизма.
По дороге на станцию он думал об ее глазах, а вернувшись домой, сказал
Флар:
- Ты непременно должна туда съездить и посмотреть. Чистота там
изумительная, и дух бодрый. Я набрался сил. Молодец эта Нора Кэрфью.
Флер посмотрела на него из-под опущенных ресниц.
- Да? - сказала она. - Хорошо, съезжу.
На десяти акрах земли за рощей в Липпингхолле сквозь известь и гравий
пробивалась чахлая трава; вокруг высился забор - символ собственности.
Когда-то здесь пробовали держать коз, но затея не удалась, потому что в
стране, не снисходившей до занятия сельским хозяйством, никто не желал пить
козье молоко; с тех пор участок пустовал. Но в декабре этот уголок - бедный
родственник владений сэра Лоренса Монта - подвергся энергичной эксплуатации.
У самой рощи поставили дом, и целый акр земли превратили в море грязи. Сама
роща поредела и приуныла от опустошительного рвения Генри Боддика и еще
одного человека, в изобилии рубивших на доски лес, из которого подрядчик
упорно отказывался строить сарай и курятник. Об инкубаторе пока нужно было
только смутно мечтать. Вообще дело подвигалось не слишком быстро, но была
надежда, что скоро после нового года куры смогут приступить к исполнению
своих обязанностей. Майкл решил, что колонистам пора переселяться. Он
наскреб мебели в доме отца, завез сухих продуктов, мыла и несколько
керосиновых ламп, поселил Боддика в левой комнате, среднюю отвел Бергфелдам,
а правую - Суэну. Он сам встретил их, когда автомобиль сэра Лоренса доставил
их со станции. День был серый, холодный; с деревьев капало, из-под колес
машины летели брызги. Стоя в дверях. Майкл смотрел, как они выгружаются, и
думал, что никогда еще он не видал столь неприспособленных к жизни созданий.
Первым вышел из машины Бергфелд, облаченный в свой единственный костюм; у
него был вид безработного актера, что вполне соответствовало истине. Затем
появилась миссис Бергфелд, у нее не было пальто, и она, казалось, совсем
закоченела, что тоже соответствовало истине. Суэн вышел последним. Не то
чтобы его изможденное лицо улыбалось, но он поглядывал по сторонам, словно
говоря: "Ну и ну!"
Боддик, очевидно, наделенный даром предвидения, ушел в рощу. "Он
единственное мое утешение", - подумал Майкл. Проводив приезжих в кухню,
служившую в то же время столовой, Майкл достал бутылку рома, печенье и
термос с горячим кофе.
- Мне ужасно досадно, что здесь такой беспорядок. Но, кажется, дом
сухой, и одеял много. Неприятный запах от этих керосиновых ламп. Вы скоро ко
всему привыкнете, мистер Суэн: ведь вы побывали на войне. Миссис Бергфелд,
вы как будто озябли: налейте-ка рому в кофе; мы так делали перед атакой.
Все налили себе рому, что возымело свое действие. У миссис Бергфелд
порозовели щеки и потемнели глаза. Суэн заметил, что домик "хоть куда", а
Бергфелд приготовился произнести речь. Майкл его прервал:
- Боддик вам все объяснит и покажет. Я должен ехать: боюсь опоздать на
поезд.
Дорогой он размышлял о том, что покинул свой отряд перед самой атакой.
Сегодня он должен быть на званом обеде; яркий свет, драгоценности и картины,
вино и болтовня; на деньги, каких стоит такой обед, его безработные могли бы
просуществовать несколько месяцев; но о них и им подобных никто не думает.
Если он обратит на это внимание Флер, она скажет:
- Мой милый мальчик, ведь это точно из романа Гэрдона Минхо, ты
делаешься сентиментальным!
И он почувствует себя дураком. Или, быть может, посмотрит на ее изящную
головку и подумает: "Легкий способ разрешать проблемы, моя дорогая, но те,
кто так подходит к делу, страдают недомыслием". А потом глаза его скользнут
вниз по ее белой шее, и кровь у него закипит, и рассудок восстанет против
такого богохульства, ибо за ним - конец счастью. Дело в том, что наряду с
фоггартизмом и курами Майклу подчас приходили в голову серьезные мысли в
такие минуты, когда у Флер никаких мыслей не было; и, умудренный любовью, он
знал, что ее не переделаешь и надо привыкать. Обращение таких, как она,
возможно только в дешевых романах. Приятно, когда эгоистка-героиня, забыв о
"всех земных благах, начинает заботиться о тех, у кого их нет; но в жизни
так не бывает. Хорошо еще, что Флер так изящно маскирует свой эгоизм; и с
Китом... впрочем. Кит - это она сама!
Вот почему Майкл не заговорил с Флер о своих безработных, когда ехал с
ней обедать на Итон-сквер. Вместо этого он прослушал лекцию об одной высокой
особе, в жилах которой текла королевская кровь, - эта особа должна была
присутствовать на обеде. Он подивился осведомленности Флер."
- Она интересуется социальными вопросами. И не забудь, Майкл, нельзя
садиться, пока она не пригласит тебя сесть; и не вставай, пока она не
встанет.
Майкл усмехнулся.
- Должно быть, там будут всякие важные птицы. Не понимаю, зачем они нас
пригласили.
Но Флер промолчала - она обдумывала свой реверанс.
Особа королевской крови держала себя любезно, обед был великолепен, ели
с золотых тарелок, блюда подавались с невероятной быстротой, что Флер
приняла к сведению. Из двадцати четырех обедавших она была знакома с пятью,
а остальных знала смутно, больше по иллюстрированным журналам. Там она
видела их всех - они разглядывали на ипподромах скаковых лошадей, появлялись
на фотоснимках со своими детьми или собаками, произносили речи о колониях
или целились в летящую куропатку. Она тотчас же догадалась, почему на обед
пригласили ее и Майкла. Его речь! Словно новый экземпляр в зоологическом
саду, он возбуждал любопытство. Она видела, как гости посматривали в его
сторону; он сидел против нее между двумя толстыми леди в жемчугах.
Возбужденная и очень хорошенькая. Флер флиртовала с адмиралом, сидевшим по
правую ее руку, и энергично защищала Майкла от нападок товарища министра,
сидевшего слева. Адмирал был сражен, товарищ министра, по молодости лет,
устоял.
- Недостаток знания - опасная вещь, миссис Монт, - сказал он, когда
настала его очередь.
- Где-то я об этом читала, - сказала Флер. - Уж не в библии ли?
Товарищ министра вздернул подбородок.
- Быть может, мы, работники министерства, знаем слишком много, но,
несомненно, ваш супруг знает недостаточно. Фоггартизм - забавная теория, но
и только!
- Посмотрим, - сказала Флер. - А вы что скажете, адмирал?
- Фоггартизм? Что это такое? Какой-нибудь новый "луч смерти"? Знаете
ли, миссис Монт, я вчера видел одного человека, так он - честное слово
открыл луч такой силы, что проходит через трех быков и девятидюймовую
кирпичную стену и поражает осла, стоящего за стеной.
Флер искоса взглянула на своего соседа слева и, наклонившись к
адмиралу, прошептала:
- Хорошо бы, если б вы поразили осла, сидящего по левую мою руку; он в
этом нуждается, а я тоньше девятидюймовой стены.
Но адмирал не успел направить свой "луч смерти" - особа королевской
крови встала из-за стола.
В гостиной, куда перешла Флер, она некоторое время мало говорила и
многое подмечала, потом к ней подошла хозяйка дома.
- Моя дорогая, ее высочество...
Флер, собираясь с мыслями, последовала за хозяйкой.
Сердечным жестом белой руки ей указали место на диване. Флер села.
Сердечный голос сказал:
- Какую интересную речь произнес ваш муж! Она показалась мне такой
новой и свежей.
- Да, мэм, - ответила Флер, - но говорят, что это ни к чему не поведет.
Улыбка скользнула по губам, не тронутым краской.
- Возможно. Он давно в парламенте?
- Только год.
- А! Мне понравилось, что он выступил в защиту детей.
- Кое-кто находит, что он проповедует новый вид рабства для детей.
- В самом деле? А у вас есть дети?
- Один ребенок, - сказала Флер. - И признаюсь, я бы не согласилась с
ним расстаться, когда ему исполнится четырнадцать лет.
- Да? А вы давно замужем?
- Четыре года.
В эту минуту кто-то привлек к себе внимание высокой особы, и она
вежливо закончила - разговор. Флер показалось, что ее высочество осталась не
вполне довольна ее семейной статистикой.
Домой они возвращались в такси, медленно пробиравшемся сквозь густой
туман. Флер была оживлена и взволнована, а Майкл молчал.
- Что с тобой, Майкл?
Тотчас же его рука легла ей на колено.
- Прости, милочка! Но, право же, как подумаешь...
- О чем? Ты имел успех, привлек всеобщее внимание.
- Все это - игра. Подавай им что-нибудь новенькое!
- Принцесса очень мило о тебе отзывалась.
- Ой, бедняжка! Впрочем, к чему только не привыкнешь!
Флер засмеялась. Майкл продолжал:
- За каждую новую идею хватаются и говорят столько, что она погибает.
Дальше слов дело не идет, а слова утомляют; и не успеешь оглянуться идея
устарела!
- Ну, уж это неправда, Майкл! А как же свобода торговли, равноправие
женщин?
Майкл стиснул ее колено.
- Все женщины говорят мне: "Ах, как интересно, мистер Монт! Это так
волнует!" А мужчины заявляют: "Очень любопытно, Монт! Но на практике,
конечно, неосуществимо". А у меня один ответ: "В период войны осуществлялись
не менее грандиозные замыслы". Боже, ну и туман!
Действительно, они продвигались со скоростью улитки, а в окно можно
было разглядеть только, как высоко, одно за другим, появлялись расплывшиеся
пятна фонарей. Майкл опустил раму и высунулся.
- Где мы?
- А бог его знает, сэр.
Майкл кашлянул, снова поднял раму и покрепче обнял Флер.
- Знаешь, Уэстуотер спросил меня, читал ли я "Шпанскую мушку". Говорит,
что в "Герое" появилась ругательная статья. В результате, конечно, книгу
будут поспать нарасхват.
- Говорят, очень остроумная книга.
- Для детей не годится, взрослым ничего нового не открывает. Не
понимаю, чем можно ее оправдать.
- Талантливо написана, дорогой мой. Если на нее нападают, то ее будут и
защищать.
- Сиб Суон возмущается, говорит, что это гадость.
- Да, но Сиб уже немного устарел.
- Это-то верно, - задумчиво сказал Майкл. - О черт, как все быстро
делается, только не в политике и не в тумане.
Такси остановилось. Майкл снова опустил раму.
- Я заблудился, сэр, - раздался хриплый голос шофера. - Мы должны быть
неподалеку от набережной, но пусть меня повесят, если я знаю, где поворот.
Майкл застегнул пальто и, снова подняв окно, вышел из автомобиля.
Ночь была тихая; тишину нарушали только протяжные гудки автомобилей.
Туман, холодный и едкий, проникал в легкие.
- Я пойду рядом с вами, сейчас мы едем у самого тротуара. Ползите
дальше, пока мы не въедем в реку или в полисмена.
Такси двинулось вперед. Майкл шел рядом, нащупывая ногой край тротуара.
Послышался голос какого-то невидимого человека:
- Вот чертов туман!
- Да, - сказал Майкл. - Где мы?
- В сердце цивилизации двадцатого века.
Майкл засмеялся и пожалел об этом: у тумана был привкус грязи.
- Подумайте о полисменах! - продолжал голос. - Каково им стоять всю
ночь напролет!
- Да, молодцы, - ответил Майкл. - Где вы, сэр?
- Здесь, сэр. А вы где?
Внезапно над головой Майкла показалась мутная луна - фонарь. Такси
остановилось.
- Только бы мне учуять здание парламента! - сказал шофер. - Сейчас они
там ужинают.
- Слушайте! - воскликнул Майкл. - Пробил Большой Бэн. Это слева.
- Нет, сзади, - сказал шофер.
- Не может быть, а то мы были бы в реке. Разве что вы свернули в другую
сторону.
- Понятия не имею, где я свернул, - чихая, сказал шофер. - Не бывало
еще такого тумана.
- Остается одно: ехать потихоньку вперед, пока мы на что-нибудь не
наткнемся.
Такси снова тронулось, а Майкл, придерживаясь рукой за автомобиль,
ногой нащупывал выступ тротуара.
- Осторожнее! - воскликнул он вдруг. - Впереди машина!
За этим последовал толчок.
- Эй, вы там! - раздался голос. - Куда едете? Не видите, что ли?
Майкл подошел к такси, ехавшему впереди них.
- Разве можно так гнать, - сказал шофер, - подумаешь - луна светит!
- Простите, все обошлось благополучно, - сказал Майкл. - Вы еще
соображаете, в какую сторону нужно ехать?
- Все рестораны закрыты, вот беда! Передо мной едет какой-то
автомобиль; я уже три раза его задел, а толку никакого. Должно быть, шофер
умер. Может быть, вы, мистер, пройдете вперед и посмотрите?
Майкл направился было к темной массе впереди, но в эту секунду туман
словно поглотил ее. Майкл пробежал несколько шагов, чтобы окликнуть шофера,
споткнулся, упал и поспешно поднялся. Он пошел вдоль тротуара, но вскоре
сообразил, что свернул не в ту сторону, остановился и крикнул: "Алло!" В
ответ послышалось слабое: "Алло!" Откуда? Он повернул назад и снова крикнул.
Никакого ответа! Как испугается Флер! Он заорал во все горло. Как эхо,
долетели пять-шесть "алло". Кто-то сказал над самым его ухом:
- Заблудились вы, что ли?
- Да, а вы?
- Ну ясно. Потеряли, что-нибудь?
- Такси.
- А что-нибудь там осталось?
- Моя жена.
- Ого! Ну, сегодня-то уж вам ее не найти.
Раздался хриплый непристойный смех, и темная фигура расплылась в
тумане. Майкл стоял неподвижно. "Не терять голову, - подумал он. - Вот
тротуар - либо они впереди, либо сзади; а может быть, я завернул за угол".
Он пошел вперед вдоль тротуара. Ничего! Вернулся назад. Ничего!
- Куда я забрался? - пробормотал он. - Или они поехали дальше?
Было холодно, но он обливался потом. Флер, конечно, испугалась, и у
него невольно вырвалась цитата из обращения к избирателям: "В первую очередь
путем борьбы с дымом".
- Скажите-ка, мистер, нет ли у вас папиросы? - послышался чей-то голос.
- Я вам отдам все папиросы и прибавлю еще полкроны, если вы отыщете
такси, в котором сидит дама, оно гдето здесь поблизости. Какая это улица?
- Не спрашивайте! Улицы словно взбесились.
- Слушайте! - резко сказал Майкл.
- Правильно, - чей-то нежный голос окликает.
- Алло! - крикнул Майкл. - Флер!
- Здесь! Здесь!
Голос долетал справа, слева, сзади. Потом раздался протяжный гудок
автомобиля.
- Ну теперь мы их найдем, - сказал сгусток темноты. - Сюда, мистер!
Ступайте осторожно и помните о моих мозолях!
Кто-то потянул Майкла за рукав пальто.
- Точно дымовая завеса перед атакой, - сказал незнакомец.
- И правда. Алло! Иду!
Гудок прозвучал на расстоянии двух шагов. Послышался голос:
- О Майкл!
Он лицом коснулся лица Флер, высунувшейся из окна такси.
- Одну секунду, дорогая! Получайте, мой друг! Очень вам благодарен.
Надеюсь, вы благополучно доберетесь до дому.
- Мы видели ночки и похуже этой. Спасибо, мистер! Всего хорошего вам и
вашей леди.
Послышалось шарканье ног, туман вздохнул: "Прощайте!"
- Ну, сэр, теперь я знаю, где мы, - прохрипел шофер. - Первый поворот
налево, потом второй направо. А я думал, что вы заблудились, сэр!
Майкл сел в такси и обнял Флер. Она глубоко вздохнула и притихла.
- Страшная штука туман, - сказал он.
- Я думала, что тебя переехали.
Майкл был глубоко растроган.
- Ужасно досадно, милочка! А ты наглоталась этого отвратительного
тумана. Ну ничего, приедем - зальем его чем-нибудь. Парень, который меня
проводил, - бывший солдат. Любопытно, что англичане всегда острят и не
теряют головы.
- А я потеряла!
- Ну, теперь ты ее нашла! - сказал Майкл, прижимая к себе ее голову и
стараясь скрыть волнение. - В конце концов туман - это наша последняя
надежда. Пока у нас есть туман, Англия не погибнет. - Губы Флер прижались к
его губам.
Он принадлежал ей, и не допустит она, чтобы он затерялся в тумане
Лондона или фоггартизма! Так вот что?
Потом все мысли исчезли.
У открытой дверцы стоял шофер.
Там, где пахнет деньгами, нет места для бескорыстной любви. Пожалуй, это -
естественно, но тем не менее очень печально, ибо заработок детей ничтожен и
жизнь ребенка приносится в жертву ради нескольких шиллингов. Всей душой
надеюсь, что Ваше выступление принесет плоды; но все делается так медленно,
не правда ли? Хорошо бы Вам приехать сюда, посмотреть наш приют. Дети
прелестны, и мы стараемся дать им побольше солнца.
Искренне Вам преданная Нора Кэрфью".
Сестра Бэрти Кэрфью! Но, конечно, процесса не будет, все обойдется!
Благодарный за сочувствие, хватаясь за каждую возможность получше
разобраться в фоггартизме, Майкл решил ехать. Быть может. Нора Кэрфью примет
в свой приют детей Боддика! Он предложил Флер ехать вместе, но она побоялась
занести в дом заразу, опасную для одиннадцатого баронета, и Майкл отправился
один.
Приют находился в местности, называемой Бетнел-Грин; три маленьких
домика были соединены в один; три дворика, обнесенные общей стеной,
превращены в площадку для игр; над входной дверью золотыми буквами было
начертано: "Солнечный приют". На окнах висели веселые ситцевые занавески,
стены были окрашены в кремовый цвет. В передней Майкла встретила Нора
Кэрфью, высокая, стройная, темноволосая; у нее было бледное лицо и карие
глаза, ясные и чистые.
"Да, - подумал Майкл, пожимая ей руку, - вот здесь все в полном
порядке. В этой душе нет темных закоулков!" " - Как хорошо, что вы приехали,
мистер Монт! Я вам покажу весь дом. Вот комната для игр.
Майкл вошел в залу - видимо, несколько маленьких комнат были соединены
в одну. Шесть ребятишек в синих полотняных платьях сидели на полу и играли в
какие-то игры. Когда Нора Кэрфью подошла к ним, они уцепились за ее платье.
Все они, за исключением одной девочки, показались Майклу некрасивыми.
- Вот эти живут у нас постоянно. Остальные приходят после школы. Сейчас
у нас только пятьдесят человек, но все-таки очень тесно. Нужно раздобыть
денег, чтобы арендовать еще два дома.
- Какой у вас персонал?
- Нас шесть человек; две занимаются стряпней, одна бухгалтерией, а
остальные стирают, штопают, играют с детьми и исполняют всю работу по дому.
Две из нас живут здесь.
- Где же ваши арфы и венцы?
Нора Кэрфью улыбнулась.
- Заложены, - сказала она.
- Как вы разрешаете вопрос религии? - спросил Майкл, озабоченный
воспитанием одиннадцатого баронета.
- В сущности - никак. Здесь нет детей старше двенадцати лет, а
религиозными вопросами дети начинают интересоваться лет с четырнадцати, не
раньше. Мы просто стараемся приучать детей быть веселыми и добрыми. На днях
сюда приезжал мой брат. Он всегда надо мной подсмеивается, но все-таки хочет
поставить в нашу пользу спектакль.
- Какая пойдет пьеса?
- Кажется, "Прямодушный"; брат говорит, что он уже давно предназначил
эту пьесу для какого-нибудь благотворительного спектакля.
Майкл посмотрел на нее с удивлением.
- А вы знаете, что это за пьеса?
- Нет. Кажется, одного из драматургов Реставрации?
- Уичерли [14].
- Ах да! - Глаза ее остались такими же ясными.
"Бедняжка! - подумал Майкл. - Не мое дело объяснять ей, что послужит
источником ее доходов, по этот Бэрти, видимо, непрочь подшутить".
- Я должен привезти сюда жену, - сказал он, - ей понравится цвет стен и
эти занавески. И еще скажите, не могли бы вы потесниться и принять двух
маленьких девочек, если мы будем за них платить? Их отец безработный - я
хочу дать ему работу за городом; матери нет.
Нора Кэрфью сдвинула брови, и лицо ее выразило напряженное желание
одной доброй волей преодолеть все препятствия.
- Нужно попытаться, - сказала она. - Как-нибудь устрою. Как их зовут?
- Фамилия Боддик, имен я не знаю. Одной - четыре года, другой - пять.
- Дайте мне адрес, я сама к ним заеду. Если они не больны какой-нибудь
заразной болезнью, мы их возьмем.
- Вы - ангел! - сказал Майкл.
Нора Кэрфью покраснела.
- Вздор! - сказала она, открывая дверь в соседнюю комнату. - Вот наша
столовая.
Комната была небольшая. За пишущей машинкой сидела девушка, она подняла
голову, когда вошел Майкл. Другая девушка сбивала яйца в чашке и в то же
время читала томик стихов. Третья, видимо, занималась гимнастикой - она так
и застыла с поднятыми руками.
- Это мистер Монт, - сказала Нора Кэрфью, - мистер Монт, который
произнес в палате ту самую прекрасную речь. Мисс Бэте, мисс Лафонтэн, мисс
Бистон.
Девушки поклонились, и та, что сбивала яйца, сказала:
- Замечательная речь.
Майкл тоже поклонился.
- Боюсь, что все это впустую.
- Ну что вы, мистер Монт, она возымеет действие.
Вы сказали то, о чем многие думают.
- Но знаете, - сказал Майкл, - они так глубоко прячут свои мысли!
- Садитесь же.
Майкл опустился на синий диван.
- Я родилась в Южной Африке, - сказала та, которая сбивала яйца, - и
знаю, что значит ждать.
- Мой отец был в палате, - сказала девушка, занимавшаяся гимнастикой. -
Ваша речь произвела на него глубокое впечатление. Во всяком случае, мы вам
благодарны.
Майкл переводил взгляд с одной на другую.
- Если б вы ни во что не верили, вы не стали бы здесь работать, правда?
Уж вы-то наверное не считаете, что Англия дошла до точки?
- О боже! Конечно, нет! - сказала девушка, сидевшая за машинкой. Нужно
пожить среди бедняков, чтобы это понять.
- В сущности, я имел в виду другое, - сказал Майкл. - Я размышлял, не
нависла ли над нами серьезная опасность.
- Вы говорите о ядовитых газах?
- Пожалуй, но это не все; тут и гибельное влияние городов и банкротство
цивилизации.
- Не знаю, - отозвалась хорошенькая брюнетка, сбивавшая яйца. - Я тоже
так думала во время войны. Но ведь Европа - это не весь мир. В сущности, она
большого значения не имеет. Здесь и солнце-то почти не светит.
Майкл кивнул.
- В конце концов если здесь, в Европе, мы сотрем друг друга с лица
земли, то появится только новая пустыня величиной с Сахару, погибнут люди,
слишком бедствовавшие, чтобы приспособиться к жизни, а для остального
человечества наша судьба послужит уроком, не правда ли? Хорошо, что
континенты далеко отстоят один от другого!
- Весело! - воскликнула Нора Кэрфью.
Майкл усмехнулся.
- Я невольно заражаюсь атмосферой этого дома. Знаете, я вами
восхищаюсь: вы от всего отказались, чтобы прийти сюда работать.
- Пустяки, - сказала девушка за машинкой. - От чего было отказываться -
от фокстротов? Во время войны мы привыкли работать.
- Уж коли на то пошло, - вмешалась девушка, сбивавшая яйца, - мы вами
восхищаемся гораздо больше: вы не отказываетесь от работы в парламенте.
Снова Майкл усмехнулся.
- Мисс Лафонтэн, вас зовут на кухню!
Девушка, сбивавшая яйца, направилась к двери.
- Вы умеете сбивать яйца? Я сию минуту вернусь.
И, вручив Майклу чашку и вилку, она скрылась.
- Какой позор! - воскликнула Нора Кэрфью. - Дайте мне!
- Нет, - сказал Майкл, - я умею сбивать яйца, А как вы смотрите на то,
что в четырнадцать лет детей придется отрывать от дома?
- Конечно, многие будут резко возражать, - сказала девушка, сидевшая за
машинкой, - скажут, что бесчеловечно, жестоко. Но еще бесчеловечнее держать
детей здесь.
- Хуже всего, - сказала Нора Кэрфью. - это вопрос о заработках детей и
еще идея о вмешательстве одного класса в дела другого. Да и имперская
политика сейчас не в моде.
- Еще бы она была в моде, - проворчала гимнастка.
- О, - сказала машинистка, - но ведь это не та имперская политика, не
правда ли, мистер Монт? Это скорее стремление уравнять права доминионов и
метрополии.
Майкл кивнул.
- Содружество наций.
- Это не помешает маскировать подлинную цель: сохранить заработок
детей, - сказала гимнастка.
И три девушки стали подробно обсуждать вопрос, насколько заработки
детей увеличивают бюджет рабочего. Майкл сбивал яйца и слушал. Он знал,
сколь важен этот вопрос. Согласились на том, что дети часто зарабатывают
больше, чем себе на пропитание, но что "в конечном счете это недальновидно",
потому что приводит к перенаселению И безработице, и "просто стыдно" портить
детям жизнь ради родителей.
Разговор прервался, когда вошла девушка, сбивавшая яйца.
- Дети собираются, Нора.
Гимнастка исчезла. Нора Кэрфью сказала:
- Ну, мистер Монт, хотите взглянуть на них?
Майкл последовал за ней. Он думал: "Жаль, что Флер со мной не поехала!"
Казалось, эти девушки действительно во что-то верили.
Стоя в передней, Майкл смотрел, как дом наполняется детьми. Они
казались странной смесью малокровия и жизнеспособности, живости и
послушания. Многие выглядели старше своих лет, но были непосредственны, как
щенята, и, видимо, никогда не задумывались о будущем. Казалось, каждое их
движение, каждый жест мог быть последним. Почти все принесли с собой
что-нибудь поесть. Они болтали и не смеялись. Их произношение оставляло
желать много лучшего. Шесть-семь ребят показались Майклу хорошенькими, и
почти у всех вид был добродушный. Движения их были порывисты. Они тормошили
Нору Кэрфью и гимнастку, повиновались беспрекословно, ели без всякого
аппетита и приставали к кошке. Майкл был очарован.
Вместе с ними пришли четыре или пять женщин - матери, которым нужно
было о чем-нибудь спросить или посоветоваться. Они тоже были в прекрасных
отношениях с воспитательницами. В этом доме не было речи о классовых
различиях; значение имела только человеческая личность. Майкл заметил, что
дети отвечают на его улыбку, а женщины остаются серьезными, хотя Нoрe Кэрфью
и девушке, занимавшейся гимнастикой, они улыбались. Интересно, поделились бы
они с ним своими мыслями, если б знали о его речи?
Нора Кэрфью проводила его до двери.
- Не правда ли, они милые?
- Боюсь, как бы мне не отречься от фоггартизма, если я слишком долго
буду на них смотреть.
- Что вы! Почему?
- Видите ли, фоггартизм хочет сделать из них собственников.
- Вы думаете, что это их испортит?
Майкл усмехнулся.
- С серебряной ложкой связана опасность. Вот мой вступительный взнос.
Он вручил ей все свои деньги.
- О мистер Монт, право же...
- Ну так верните мне шесть пенсов, иначе мне придется идти домой
пешком.
- Какой вы добрый! Навещайте нас и, пожалуйста, не отрекайтесь от
фоггартизма.
По дороге на станцию он думал об ее глазах, а вернувшись домой, сказал
Флар:
- Ты непременно должна туда съездить и посмотреть. Чистота там
изумительная, и дух бодрый. Я набрался сил. Молодец эта Нора Кэрфью.
Флер посмотрела на него из-под опущенных ресниц.
- Да? - сказала она. - Хорошо, съезжу.
На десяти акрах земли за рощей в Липпингхолле сквозь известь и гравий
пробивалась чахлая трава; вокруг высился забор - символ собственности.
Когда-то здесь пробовали держать коз, но затея не удалась, потому что в
стране, не снисходившей до занятия сельским хозяйством, никто не желал пить
козье молоко; с тех пор участок пустовал. Но в декабре этот уголок - бедный
родственник владений сэра Лоренса Монта - подвергся энергичной эксплуатации.
У самой рощи поставили дом, и целый акр земли превратили в море грязи. Сама
роща поредела и приуныла от опустошительного рвения Генри Боддика и еще
одного человека, в изобилии рубивших на доски лес, из которого подрядчик
упорно отказывался строить сарай и курятник. Об инкубаторе пока нужно было
только смутно мечтать. Вообще дело подвигалось не слишком быстро, но была
надежда, что скоро после нового года куры смогут приступить к исполнению
своих обязанностей. Майкл решил, что колонистам пора переселяться. Он
наскреб мебели в доме отца, завез сухих продуктов, мыла и несколько
керосиновых ламп, поселил Боддика в левой комнате, среднюю отвел Бергфелдам,
а правую - Суэну. Он сам встретил их, когда автомобиль сэра Лоренса доставил
их со станции. День был серый, холодный; с деревьев капало, из-под колес
машины летели брызги. Стоя в дверях. Майкл смотрел, как они выгружаются, и
думал, что никогда еще он не видал столь неприспособленных к жизни созданий.
Первым вышел из машины Бергфелд, облаченный в свой единственный костюм; у
него был вид безработного актера, что вполне соответствовало истине. Затем
появилась миссис Бергфелд, у нее не было пальто, и она, казалось, совсем
закоченела, что тоже соответствовало истине. Суэн вышел последним. Не то
чтобы его изможденное лицо улыбалось, но он поглядывал по сторонам, словно
говоря: "Ну и ну!"
Боддик, очевидно, наделенный даром предвидения, ушел в рощу. "Он
единственное мое утешение", - подумал Майкл. Проводив приезжих в кухню,
служившую в то же время столовой, Майкл достал бутылку рома, печенье и
термос с горячим кофе.
- Мне ужасно досадно, что здесь такой беспорядок. Но, кажется, дом
сухой, и одеял много. Неприятный запах от этих керосиновых ламп. Вы скоро ко
всему привыкнете, мистер Суэн: ведь вы побывали на войне. Миссис Бергфелд,
вы как будто озябли: налейте-ка рому в кофе; мы так делали перед атакой.
Все налили себе рому, что возымело свое действие. У миссис Бергфелд
порозовели щеки и потемнели глаза. Суэн заметил, что домик "хоть куда", а
Бергфелд приготовился произнести речь. Майкл его прервал:
- Боддик вам все объяснит и покажет. Я должен ехать: боюсь опоздать на
поезд.
Дорогой он размышлял о том, что покинул свой отряд перед самой атакой.
Сегодня он должен быть на званом обеде; яркий свет, драгоценности и картины,
вино и болтовня; на деньги, каких стоит такой обед, его безработные могли бы
просуществовать несколько месяцев; но о них и им подобных никто не думает.
Если он обратит на это внимание Флер, она скажет:
- Мой милый мальчик, ведь это точно из романа Гэрдона Минхо, ты
делаешься сентиментальным!
И он почувствует себя дураком. Или, быть может, посмотрит на ее изящную
головку и подумает: "Легкий способ разрешать проблемы, моя дорогая, но те,
кто так подходит к делу, страдают недомыслием". А потом глаза его скользнут
вниз по ее белой шее, и кровь у него закипит, и рассудок восстанет против
такого богохульства, ибо за ним - конец счастью. Дело в том, что наряду с
фоггартизмом и курами Майклу подчас приходили в голову серьезные мысли в
такие минуты, когда у Флер никаких мыслей не было; и, умудренный любовью, он
знал, что ее не переделаешь и надо привыкать. Обращение таких, как она,
возможно только в дешевых романах. Приятно, когда эгоистка-героиня, забыв о
"всех земных благах, начинает заботиться о тех, у кого их нет; но в жизни
так не бывает. Хорошо еще, что Флер так изящно маскирует свой эгоизм; и с
Китом... впрочем. Кит - это она сама!
Вот почему Майкл не заговорил с Флер о своих безработных, когда ехал с
ней обедать на Итон-сквер. Вместо этого он прослушал лекцию об одной высокой
особе, в жилах которой текла королевская кровь, - эта особа должна была
присутствовать на обеде. Он подивился осведомленности Флер."
- Она интересуется социальными вопросами. И не забудь, Майкл, нельзя
садиться, пока она не пригласит тебя сесть; и не вставай, пока она не
встанет.
Майкл усмехнулся.
- Должно быть, там будут всякие важные птицы. Не понимаю, зачем они нас
пригласили.
Но Флер промолчала - она обдумывала свой реверанс.
Особа королевской крови держала себя любезно, обед был великолепен, ели
с золотых тарелок, блюда подавались с невероятной быстротой, что Флер
приняла к сведению. Из двадцати четырех обедавших она была знакома с пятью,
а остальных знала смутно, больше по иллюстрированным журналам. Там она
видела их всех - они разглядывали на ипподромах скаковых лошадей, появлялись
на фотоснимках со своими детьми или собаками, произносили речи о колониях
или целились в летящую куропатку. Она тотчас же догадалась, почему на обед
пригласили ее и Майкла. Его речь! Словно новый экземпляр в зоологическом
саду, он возбуждал любопытство. Она видела, как гости посматривали в его
сторону; он сидел против нее между двумя толстыми леди в жемчугах.
Возбужденная и очень хорошенькая. Флер флиртовала с адмиралом, сидевшим по
правую ее руку, и энергично защищала Майкла от нападок товарища министра,
сидевшего слева. Адмирал был сражен, товарищ министра, по молодости лет,
устоял.
- Недостаток знания - опасная вещь, миссис Монт, - сказал он, когда
настала его очередь.
- Где-то я об этом читала, - сказала Флер. - Уж не в библии ли?
Товарищ министра вздернул подбородок.
- Быть может, мы, работники министерства, знаем слишком много, но,
несомненно, ваш супруг знает недостаточно. Фоггартизм - забавная теория, но
и только!
- Посмотрим, - сказала Флер. - А вы что скажете, адмирал?
- Фоггартизм? Что это такое? Какой-нибудь новый "луч смерти"? Знаете
ли, миссис Монт, я вчера видел одного человека, так он - честное слово
открыл луч такой силы, что проходит через трех быков и девятидюймовую
кирпичную стену и поражает осла, стоящего за стеной.
Флер искоса взглянула на своего соседа слева и, наклонившись к
адмиралу, прошептала:
- Хорошо бы, если б вы поразили осла, сидящего по левую мою руку; он в
этом нуждается, а я тоньше девятидюймовой стены.
Но адмирал не успел направить свой "луч смерти" - особа королевской
крови встала из-за стола.
В гостиной, куда перешла Флер, она некоторое время мало говорила и
многое подмечала, потом к ней подошла хозяйка дома.
- Моя дорогая, ее высочество...
Флер, собираясь с мыслями, последовала за хозяйкой.
Сердечным жестом белой руки ей указали место на диване. Флер села.
Сердечный голос сказал:
- Какую интересную речь произнес ваш муж! Она показалась мне такой
новой и свежей.
- Да, мэм, - ответила Флер, - но говорят, что это ни к чему не поведет.
Улыбка скользнула по губам, не тронутым краской.
- Возможно. Он давно в парламенте?
- Только год.
- А! Мне понравилось, что он выступил в защиту детей.
- Кое-кто находит, что он проповедует новый вид рабства для детей.
- В самом деле? А у вас есть дети?
- Один ребенок, - сказала Флер. - И признаюсь, я бы не согласилась с
ним расстаться, когда ему исполнится четырнадцать лет.
- Да? А вы давно замужем?
- Четыре года.
В эту минуту кто-то привлек к себе внимание высокой особы, и она
вежливо закончила - разговор. Флер показалось, что ее высочество осталась не
вполне довольна ее семейной статистикой.
Домой они возвращались в такси, медленно пробиравшемся сквозь густой
туман. Флер была оживлена и взволнована, а Майкл молчал.
- Что с тобой, Майкл?
Тотчас же его рука легла ей на колено.
- Прости, милочка! Но, право же, как подумаешь...
- О чем? Ты имел успех, привлек всеобщее внимание.
- Все это - игра. Подавай им что-нибудь новенькое!
- Принцесса очень мило о тебе отзывалась.
- Ой, бедняжка! Впрочем, к чему только не привыкнешь!
Флер засмеялась. Майкл продолжал:
- За каждую новую идею хватаются и говорят столько, что она погибает.
Дальше слов дело не идет, а слова утомляют; и не успеешь оглянуться идея
устарела!
- Ну, уж это неправда, Майкл! А как же свобода торговли, равноправие
женщин?
Майкл стиснул ее колено.
- Все женщины говорят мне: "Ах, как интересно, мистер Монт! Это так
волнует!" А мужчины заявляют: "Очень любопытно, Монт! Но на практике,
конечно, неосуществимо". А у меня один ответ: "В период войны осуществлялись
не менее грандиозные замыслы". Боже, ну и туман!
Действительно, они продвигались со скоростью улитки, а в окно можно
было разглядеть только, как высоко, одно за другим, появлялись расплывшиеся
пятна фонарей. Майкл опустил раму и высунулся.
- Где мы?
- А бог его знает, сэр.
Майкл кашлянул, снова поднял раму и покрепче обнял Флер.
- Знаешь, Уэстуотер спросил меня, читал ли я "Шпанскую мушку". Говорит,
что в "Герое" появилась ругательная статья. В результате, конечно, книгу
будут поспать нарасхват.
- Говорят, очень остроумная книга.
- Для детей не годится, взрослым ничего нового не открывает. Не
понимаю, чем можно ее оправдать.
- Талантливо написана, дорогой мой. Если на нее нападают, то ее будут и
защищать.
- Сиб Суон возмущается, говорит, что это гадость.
- Да, но Сиб уже немного устарел.
- Это-то верно, - задумчиво сказал Майкл. - О черт, как все быстро
делается, только не в политике и не в тумане.
Такси остановилось. Майкл снова опустил раму.
- Я заблудился, сэр, - раздался хриплый голос шофера. - Мы должны быть
неподалеку от набережной, но пусть меня повесят, если я знаю, где поворот.
Майкл застегнул пальто и, снова подняв окно, вышел из автомобиля.
Ночь была тихая; тишину нарушали только протяжные гудки автомобилей.
Туман, холодный и едкий, проникал в легкие.
- Я пойду рядом с вами, сейчас мы едем у самого тротуара. Ползите
дальше, пока мы не въедем в реку или в полисмена.
Такси двинулось вперед. Майкл шел рядом, нащупывая ногой край тротуара.
Послышался голос какого-то невидимого человека:
- Вот чертов туман!
- Да, - сказал Майкл. - Где мы?
- В сердце цивилизации двадцатого века.
Майкл засмеялся и пожалел об этом: у тумана был привкус грязи.
- Подумайте о полисменах! - продолжал голос. - Каково им стоять всю
ночь напролет!
- Да, молодцы, - ответил Майкл. - Где вы, сэр?
- Здесь, сэр. А вы где?
Внезапно над головой Майкла показалась мутная луна - фонарь. Такси
остановилось.
- Только бы мне учуять здание парламента! - сказал шофер. - Сейчас они
там ужинают.
- Слушайте! - воскликнул Майкл. - Пробил Большой Бэн. Это слева.
- Нет, сзади, - сказал шофер.
- Не может быть, а то мы были бы в реке. Разве что вы свернули в другую
сторону.
- Понятия не имею, где я свернул, - чихая, сказал шофер. - Не бывало
еще такого тумана.
- Остается одно: ехать потихоньку вперед, пока мы на что-нибудь не
наткнемся.
Такси снова тронулось, а Майкл, придерживаясь рукой за автомобиль,
ногой нащупывал выступ тротуара.
- Осторожнее! - воскликнул он вдруг. - Впереди машина!
За этим последовал толчок.
- Эй, вы там! - раздался голос. - Куда едете? Не видите, что ли?
Майкл подошел к такси, ехавшему впереди них.
- Разве можно так гнать, - сказал шофер, - подумаешь - луна светит!
- Простите, все обошлось благополучно, - сказал Майкл. - Вы еще
соображаете, в какую сторону нужно ехать?
- Все рестораны закрыты, вот беда! Передо мной едет какой-то
автомобиль; я уже три раза его задел, а толку никакого. Должно быть, шофер
умер. Может быть, вы, мистер, пройдете вперед и посмотрите?
Майкл направился было к темной массе впереди, но в эту секунду туман
словно поглотил ее. Майкл пробежал несколько шагов, чтобы окликнуть шофера,
споткнулся, упал и поспешно поднялся. Он пошел вдоль тротуара, но вскоре
сообразил, что свернул не в ту сторону, остановился и крикнул: "Алло!" В
ответ послышалось слабое: "Алло!" Откуда? Он повернул назад и снова крикнул.
Никакого ответа! Как испугается Флер! Он заорал во все горло. Как эхо,
долетели пять-шесть "алло". Кто-то сказал над самым его ухом:
- Заблудились вы, что ли?
- Да, а вы?
- Ну ясно. Потеряли, что-нибудь?
- Такси.
- А что-нибудь там осталось?
- Моя жена.
- Ого! Ну, сегодня-то уж вам ее не найти.
Раздался хриплый непристойный смех, и темная фигура расплылась в
тумане. Майкл стоял неподвижно. "Не терять голову, - подумал он. - Вот
тротуар - либо они впереди, либо сзади; а может быть, я завернул за угол".
Он пошел вперед вдоль тротуара. Ничего! Вернулся назад. Ничего!
- Куда я забрался? - пробормотал он. - Или они поехали дальше?
Было холодно, но он обливался потом. Флер, конечно, испугалась, и у
него невольно вырвалась цитата из обращения к избирателям: "В первую очередь
путем борьбы с дымом".
- Скажите-ка, мистер, нет ли у вас папиросы? - послышался чей-то голос.
- Я вам отдам все папиросы и прибавлю еще полкроны, если вы отыщете
такси, в котором сидит дама, оно гдето здесь поблизости. Какая это улица?
- Не спрашивайте! Улицы словно взбесились.
- Слушайте! - резко сказал Майкл.
- Правильно, - чей-то нежный голос окликает.
- Алло! - крикнул Майкл. - Флер!
- Здесь! Здесь!
Голос долетал справа, слева, сзади. Потом раздался протяжный гудок
автомобиля.
- Ну теперь мы их найдем, - сказал сгусток темноты. - Сюда, мистер!
Ступайте осторожно и помните о моих мозолях!
Кто-то потянул Майкла за рукав пальто.
- Точно дымовая завеса перед атакой, - сказал незнакомец.
- И правда. Алло! Иду!
Гудок прозвучал на расстоянии двух шагов. Послышался голос:
- О Майкл!
Он лицом коснулся лица Флер, высунувшейся из окна такси.
- Одну секунду, дорогая! Получайте, мой друг! Очень вам благодарен.
Надеюсь, вы благополучно доберетесь до дому.
- Мы видели ночки и похуже этой. Спасибо, мистер! Всего хорошего вам и
вашей леди.
Послышалось шарканье ног, туман вздохнул: "Прощайте!"
- Ну, сэр, теперь я знаю, где мы, - прохрипел шофер. - Первый поворот
налево, потом второй направо. А я думал, что вы заблудились, сэр!
Майкл сел в такси и обнял Флер. Она глубоко вздохнула и притихла.
- Страшная штука туман, - сказал он.
- Я думала, что тебя переехали.
Майкл был глубоко растроган.
- Ужасно досадно, милочка! А ты наглоталась этого отвратительного
тумана. Ну ничего, приедем - зальем его чем-нибудь. Парень, который меня
проводил, - бывший солдат. Любопытно, что англичане всегда острят и не
теряют головы.
- А я потеряла!
- Ну, теперь ты ее нашла! - сказал Майкл, прижимая к себе ее голову и
стараясь скрыть волнение. - В конце концов туман - это наша последняя
надежда. Пока у нас есть туман, Англия не погибнет. - Губы Флер прижались к
его губам.
Он принадлежал ей, и не допустит она, чтобы он затерялся в тумане
Лондона или фоггартизма! Так вот что?
Потом все мысли исчезли.
У открытой дверцы стоял шофер.