Гомонов Сергей. Плата за души (Книга 2)

   Оборотень спустился в подвал, где Афганец и еще четверо парней расставляли ящики на полу - чтобы легче было исследовать содержимое. Остальных - словно ветром сдуло.
   - Где все? - рассеянно, усталым голосом спросил Влад.
   - Кто их знает... - как-то фальшиво ответил Володька и скосил глаза в угол на потолке.
   - Убьют - с тебя спрошу, - констатировал Ромальцев и уселся на один из ящиков.
   - Да ну, на хрен... Не убьют... - и Афганец отбросил в сторону газету, закрывавшую сложенные в кучку автоматы. - Самим сведения нужны... Соображают же...
   Оборотень машинально поднял ее с цементного пола и направил луч фонарика на передовицу.
   - Чё там чурки читают? - спросил Санчо-Панчо. - Поди, какой-нибудь "Грозненский рабочий"?
   Влад спокойно показал ему название: "Челябинск сегодня".
   - Уральская? И откуда она здесь? - поинтересовался Афганец, перебирая еще не очищенные от масла новенькие стволы.
   Влад пожал плечами.
   - Подстава... - Санчо-Панчо бросил взгляд на передовицу и склонился над вторым, тоже уже распотрошенным, ящиком. - Долго купить такую, что ли?..
   - Ну да... - согласился Ромальцев. - Если специально ехать за нею на Урал...
   Афганец подпер бока обеими руками и вопросительно взглянул на Оборотня.
   - Эта газета не выходит за пределами области. Ее и в Екатеринбург доставляют небольшим тиражом...
   - Откуда такая уверенность? - Володька понимал, что Влад говорит правду, но для полной очистки совести хотел знать, откуда тот взял свою информацию.
   - Я знаю редактора "Челябинска".
   - Лично?
   - Да, пришлось, когда его брата ох... - и тут Влад осекся.
   - Его брата - что? - тут же переспросил Афганец.
   - С его братом в командировке познакомился, - Влад криво усмехнулся: - Пили мы вместе, да и все! Там и узнал. А вообще это тебе ничего не говорит? - он указал на число, которое черкнули на полях газеты - не то 117, не то 177...
   - Ну, когда по квартирам разносят подписные, так делают... - пробормотал Санчо-Панчо. - Чтоб ящиком не ошибиться...
   Ромальцев перевел взгляд на Афганца:
   - Теперь ты понимаешь, почему мне нужно, чтобы хоть один из них мог говорить?
   Володька, когда было надо, информацию переваривал очень быстро, со световой скоростью:
   - Как ты себе это представляешь? Сидит такой скромный пенсионер и заворачивает в газетки с прикроватной тумбочки пушки, калаши, огнеметы... Да?
   - Пути дьявола, как и господни, неисповедимы...
   - То есть, ты хочешь сказать, господь нам сейчас помогает... - с иронией отозвался Афганец. - Ничего, не хилый союзник...
   Оборотень пожал плечами и, вдруг на мгновение сменившись в лице, сказал не совсем своим голосом:
   - Да не удивлюсь, если и дьявол подсуетился...
   Санчо-Панчо засмеялся:
   - Клевая шутка, Ромаха!
   Тот удивленно шевельнул бровью, но не ответил. Ничего "клевого" он, похоже, в этой "шутке" не нашел.
   - Так спроси у своего дьявола, если на то пошло, кто нам сюда такие посылочки отправляет, - Афганец сплюнул куда-то вбок и подтолкнул ногой ящик.
   - Если, конечно, твои самураи еще оставят нам возможность у кого-то об этом спросить... - невозмутимо согласился Ромальцев.
   - Тогда советую поторопиться, - и Афганец довольно прытко направился к металлической лесенке, ведущей наверх.
   ************************************************************************************
   - Так все и было... - заканчивая рассказ со слезами на глазах, Рената подперла голову ладонью. Она старалась не смотреть в глаза Марго. - Теперь... - она не договорила и слегка дернула плечами.
   Ритка подлила вина в ее бокал и вздохнула:
   - Уф... Вот как оно всё, оказывается... - она подумала. Да уж, жизнь всегда пробьет себе дорогу... А я удивлялась вашим с Гроссманом скандалам... Тоже ведь жалела тебя: вот, думаю, сволочь - как мой Глебыч... Ты ему, мол, наследника, а он нос воротит: то имя ему не нравится, то еще чего-нибудь... Не знаю, мать... Ник твой - клад. Ты на него молиться должна...
   - Знаю я все это. А молиться не могу... С души воротит...
   - Пей!
   - Мне еще стирать, а я совсем пьяная... - сквозь слезы улыбнулась Рената.
   - Да ты и не пила почти!
   Рената не слушала ее. В кои-то веки удалось выговориться! Может, легче стало и не намного, но все же лучше, чем ничего...
   - А сны мне снятся, господи!.. - она закрыла лицо ладонями и поставила локти на стол, бессильно ссутулившись и навалившись на них, словно тело ее стало ватным и безжизненным. - Я готова всю жизнь спать ради этих снов, Марго! Если бы не Сашкин, я давно бы уже так и сделала... вслед за ним... тогда еще, в Одессе...
   - Придумала тоже! - возмутилась Ритка. - Ты чем на жизнь смотришь? В каком веке живешь?! Не скули ты, как дура последняя! Ты хоть чуть-чуть счастливой побыла... Да и теперь. Дурная ты совсем! Я как посмотрю, насколько Колька с тобой носится: "Садись, ладонька! Ты не устала, куколка?!" - так и все внутри от обиды с завистью переворачивается... Может, не нужна ты была своему телохранителю, откуда ты знаешь? У этих типов, по-моему, так: мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Как роботы: оборонил - исчез. Глупые мы, бабы. Все думаем, мужики в точности так, как и мы, чувствуют... Фигушки! Что у них там на уме - черт его разберет...
   - Да ведь любят-то не умом!
   Марго фыркнула в свой бокал:
   - Мне тебе рассказывать, чем любят, что ли? - она рассмеялась, и даже Рената не удержалась от невольной улыбки. У твоего Саши была программа. Поверь, если бы на твоем месте был кто-то другой - девка, я имею в виду, конечно, - он бы и над нею трясся не меньше. Телохранители - они не люди. Скорее, нелюди...
   Рената почувствовала укол обиды:
   - Да мне выть хочется, как подумаю, что этот, как ты его назвала, "нелюдь" никогда не сможет прикоснуться к нашему Рыжику, на руках подержать! Знаешь, что на душе творится?! Я по дурости уже один раз чуть руки на себя не наложила. Мою окно, вниз смотрю и думаю: а ну как полететь? Во второй и последний...
   - Замолкни ты! Вот уж правду говорят: что имеем, не храним, а потерявши - плачем... Это про тебя! Не вытерпит Гроссман локти кусать будешь!
   - Не буду. Накусалась уже... в свое время... Хватит...
   - Ну-ну... Тебе бы такой, как мой Глебыч мне, в девятнадцать лет попался - вот бы ты поплясала! До сих пор бы ни про амуры, ни про зефиры без тошноты думать не могла!
   - Так нельзя...
   Марго развела руками:
   - А это, знаете ли, мои университеты! Так что сиди и молчи! Не буди лихо, покуда тихо!
   И тут в ее сумочке запиликал пейджер. Она прочла сообщение и засмеялась:
   - О! Вот у кого жизнь - сахар! "Жду тебя, как договорились. Зоя"...
   - Что за Зоя? - без особого интереса уточнила Рената, поворачиваясь на стуле и выглядывая в окно; внизу с Сашком на руках ходил Гроссман. Словно почувствовав ее взгляд, Николай поднял голову. Рената отстранилась.
   - А это моя клиентка, манекенщица!
   - Кто?
   Рита посмотрела на нее, как на полоумную, и почти рявкнула:
   - Зоя!
   - Ой, - Рената прыснула и вжала голову в плечи: - Я нить разговора потеряла! Говорю же: не наливай мне больше!
   - Зойка - страшное дело, какая фифа. Куда нам, грешным... Все при ней. Платит за наряды с нахлестом, но капри-и-и-изная... До жутиков. Удивляюсь, как мы с ней еще ни разу не разлаялись в пух и прах... Мужик у нее роскошный. Главное, в моем вкусе: брюнет с глазами си-и-иними-синими... как васильки прямо...
   - И зовут - Ален Делон? - подколола ее Рената.
   - Да ну, совсем другое. Делон - записной красавец, весь такой из себя. А Зойкин - роскошный мужик, и все тут сказано... Мне нравится. Но, как говорится - не про нашу честь!.. Ну все, побежала. А не то дива расфыркается...
   Рената проводила ее до двери и, включив в ванной свет, бросила в стиральную машинку замоченное белье. Ритка-Ритка... Такой ли ты была в школе... Ты бредила принцами и думала, что один из них бросит когда-нибудь к твоим ногам самые красивые на свете цветы вместе с завоеванным для тебя миром... Не говорила, но втайне надеялась... Мы все на это надеялись в разном возрасте, но ты держалась до последнего... Как же тебя переколесило на твоем пути за шесть лет, пока мы не виделись... Если бы я не знала тебя раньше, я подумала бы, что встретила самую циничную и вульгарную женщину на земле. Но ты хорошо защищаешься. У меня так не получится, потому что ты сильная, а я...
   И Рената почему-то вспомнила другого брюнета с голубыми глазами... вернее, с си-и-и-иними-синими... как васильки. Как море. До сих пор неловко за тот выкрик: "Саша?!" До сих пор не могла простить себя за ошибку...
   И Нетеру взошли на горы, чтобы искать Гора, сына Исиды. Что же до Гора, то он спал под деревом Шенуша в земле Оазиса. И тогда Сет нашел его, и схватил, и бросил его на спину на горе. Он вырвал его глаза и закопал их на горе, чтобы озарять землю. И яблоки его глаз превратились в лотосы и расцвели...
   Сет пришел и лживо сказал Ра-Хорахте:
   - Я не нашел Гора.
   И тогда Хатхор, Владычица южной сикоморы, пошла и обнаружила Гора: плача, он лежал в пустыне. Она схватила газель, подоила ее и сказала своему мужу:
   - Открой свой глаз, и я волью туда это молоко.
   Влила она в правый, влила в левый и сказала:
   - А теперь - смотри!
   Он открыл свои глаза, она взглянула на него и сочла, что он выздоровел. И тогда Хатхор отправилась к Ра-Хорахте, чтобы сказать ему:
   - Я нашла Гора, своего мужа. Сет лишил его глаз, но я излечила его, и смотри - он пришел!
   И тогда Нетеру сказали:
   - Призовите Гора с Сетом, чтобы рассудить их!
   Гор и Сет были приведены пред Девяткой, и сказал Владыка вселенной пред Нетеру великими Гору с Сетом:
   - Идите и послушайтесь того, что я сказал вам: ешьте и пейте, и дайте нам покой, и перестаньте ссориться так каждый день!
   Но произнес Сет великую клятву бога, говоря:
   - Не дадут ему сана, пока не будет он выведен передо мною! Мы построим себе каменные ладьи и оба будем состязаться. И кто одолеет противника, тому отдадут сан владыки, да живет он, да будет здоров и благополучен!
   И тогда Гор построил себе ладью из кедра, обмазал ее гипсом, опустил ее на воду вечерней порой, и никакой человек во всей стране не видел этого. Увидел Сет его ладью и поверил, что это камень. Пошел он на гору, отколол ее вершину и вырубил себе ладью из камня в сто тридцать восемь локтей.
   И спустили они свои ладьи пред Нетеру, но ладья Сета утонула в воде. Тогда Сет превратился в гиппопотама и утопил ладью Гора. Гор схватил свой гарпун и бросил его в Сета, а затем поплыл к северу в Саис, чтобы сказать Нейт, великой матери бога:
   - Да рассудят меня с Сетом, ибо уже восемьдесят лет мы перед судом, и никто не знает, как рассудить нас! И не бывал он признан правым против меня, но тысячу раз до этого я был признан правым против него ежедневно! Он же не считается с тем, что говорят Нетеру. Я состязался с ним в Дороге Истин и был признан правым против него. Я состязался с ним в Поле Тростников и победил его. Я состязался с ним в Пруду Полевом и был признан правым против него. Что делать мне, Нейт?!
   И Нетеру сказали Шу, сыну Ра:
   - Прав во всем, что сказал он, Гор, сын Исиды!
   Влад присел на корточки возле деревянного забора, вытащил из нагрудного кармана сигарету и закурил.
   - Ты - Хусейн? - услышал он на чеченском.
   Прищурившись от низко висящего зимнего солнца, Ромальцев поднял голову и взглянул на привалившегося к тому же забору мужчину в серой каракулевой папахе и поношенном черном тулупе их овчины. На ногах чеченца были трико, заправленные в высокие сапоги. Незнакомец пригляделся:
   - Нохча вуй?
   - Вуй, - согласился Ромальцев, и беспокойство его собеседника прошло.
   - Ты Магомеда искал? - по-прежнему на чеченском продолжал тот.
   - Ты и есть Магомед?
   - А зачем искал?
   - Работу ищу.
   Вокруг темных глаз чеченца собрались морщинки смеха, и лицо приняло добродушное выражение:
   - С чего ты решил, что Маге нужно работников?
   Влад поднялся и сделал глубокую затяжку, а, выдохнув дым, ответил:
   - А то не ищет?
   Видимо, незнакомцу он понравился. По крайней мере, в глазах его была симпатия:
   - Ты сам, Хусейн, откуда?
   - Отсюда. Аракеловский помнишь?
   - Ну.
   - Из того дома...
   Чеченец сочувственно кивнул:
   - Мой дом в микрорайоне тоже разбили. А сейчас откуда путь держишь?
   - В селе жил, у родственников. Потом русские пришли, теткин дом спалили. Всю скотину перерезали. Я три дня в лесу прятался, но солдат тех запомнил... - светлые глаза Влада сверкнули недобрым огнем.
   Собеседнику приглянулась свирепость и безрассудная смелость, сквозившая в каждой черточке лица Ромальцева. Он кашлянул в кулак, прикидывая, стоит ли вести его прямо к Маге или пока подождать, присмотреться, что за человек. Влад молча докуривал свою сигарету.
   - Ладно, посмотрим... - пробормотал чеченец. - Ехали пока, у меня погостишь...
   Ромальцев исподлобья посмотрел на него. Сам того не желая, чеченец сделал небольшой шаг назад - на всякий случай.
   - Не подойду твоему Маге - не пропаду. Отыщу других, мне все равно... - глухо, как бы рыча, презрительно вздернув верхнюю губу, проговорил Влад.
   - Ладно, орел. Уболтал! - чеченец протянул ему ладонь. Шарипом меня зови. Пошли к Маге, пусть он на тебя поглядит...
   Влад бросил окурок в глинистую лужу, под колеса стоящего у края дороги БТР. Если бы не бронетранспортер и не дома с выбитыми стеклами да выщербленными стенами, а некоторые - в руинах, можно было бы подумать, что в столице Ичкерии сейчас мир. По улице время от времени ходили люди, чаще мужчины, изредка - вооруженные. Как и "оборотни", "духи" вылезут из этих людей ночью. Сейчас все они - забитые войной тихие жители, пытающиеся восстановить разоренное хозяйство. Именно таких снимают корреспонденты из России... Именно этому потом и удивляются они, недоумевая, куда исчезают многочисленные бандформирования...
   Прощаясь с ним позавчера, Афганец сказал:
   - Теперь без прикрытия будешь работать, Ромаха. Не буду тебя обманывать: думаю, что не выживешь между двух огней... Так что давай прощаться, как если насовсем...
   Они простились, впервые в жизни обняв друг друга и похлопав по спине.
   Шарип вел его по длинному, обсаженному вишневыми деревьями, переулку. Здоровался по дороге со знакомыми. На Влада не оглядывался.
   - Погоди! - сказал он, задерживая Ромальцева у поворота за угол. - Не суетись. Тут простреливаться может...
   Шарип осторожно выглянул из-за низенькой оградки, заплетенной пожухлым редким виноградом, и обозрел окрестности возле реки.
   - Пошли пока... Там увидим... Не дергайся.
   К Сунже спускаться не стали: улочка вильнула вправо и снова повела их мимо дворов и усадеб, целых и разбитых. Она была односторонней, дворы смотрели на поросший старыми деревьями берег, пологий, но не дававший увидеть саму реку. Шарип тревожно поглядывал на противоположный, крутой откос. И Влад знал, почему: где-то на той стороне находилась тюрьма, заключенных которой еще в начале 90-х распустил генерал Дудаев и которая теперь стала исключительным бастионом для снайперов и любителей всех мастей. Проводник тихо сказал что-то себе под нос и перешагнул через валявшуюся поперек дороги тушу огромной собаки. Убитая уже давно, она медленно разлагалась, никем не убираемая в окружающем мусоре. Влад повторил за Шарипом его действия.
   Наконец они достигли цели - дома, огороженного зеленым железным забором и воротами с узором из пятиконечных звезд и еще различных аляповатых завитушек. Во дворе тут же заклокотали индюшки, а когда открылась калитка, толпой повалили от входа, напирая друг на друга и высоко задирая грязные лапы. На участке злобно залаял цепной пес.
   Поднявшись на крыльцо, Шарип приоткрыл дверь в дом:
   - Мага! К тебе пришли...
   На деревянных перилах крыльца висела застиранная, некогда зеленая бархатная тряпка, вывешенная для просушки после мытья пола. Посреди штандарта еще можно было различить круглую эмблему со звездочками и воющим волком.
   "Ох, и не говори, братишка! О-о-о-очень плохая примета так обращаться со своей свободой! Но ты - один из них. Придется привыкать, никуда не денешься!"
   - Проходи, - кивнул головой Шарип, оглядываясь на Влада.
   Магомед - крупный седой мужчина с глубокими морщинами на щеках - обедал. По левую руку от него за столом сидел маленький рыжий парень, при ближайшем рассмотрении оказавшийся человеком лет тридцати пяти. Даже так было видно, что у него невероятно кривые ноги. Одет он был, как боевик - в отличие от Магомеда, на котором был обычный, гражданский, серый костюм. На телохранителя рыжий не тянул, скорее им был Шарип, но вот какую функцию он исполнял при "Маге", Влад еще не определил. Вокруг них суетились три женщины в капроновых косынках: одна подавала, две - убирали. Или наоборот.
   - Садись. Будешь с нами обедать, - Магомед указал на табурет напротив себя - чтобы лучше видеть гостя.
   Все нутро Влада протестовало против того, чтобы обедать с ними. Он знал, что эти вареные куски теста - чеченские галушки, что их нужно макать в жир и есть, несмотря на неприятный запах. На самом деле эта пища была довольно вкусной и калорийной. Однако чтобы не навлечь на себя подозрений хозяев, пришлось есть в их доме. У многих других народов, в частности, у русских, этот обычай уже изжился, а вот на Кавказе отказ разделить трапезу непременно приняли бы за дурной знак.
   - Магомед Арсаныч! - взглянув на Влада, сказал рыжий. Пойду.
   - Иди, Асланбек, иди. Все передай, как я сказал...
   Рыжий еще раз кинул взгляд на Ромальцева, протиснулся между ним и холодильником, хотя вполне мог бы обойти стол с другой стороны, и даже слегка замешкался, надеясь, что Влад, задетый им, как-нибудь выкажет недовольство. Тот даже не повернул головы. Взяв каракулевую шапку - почти такую же, как у Шарипа, Асланбек вышел во двор, встреченный дружным хором индюшек и остервенело рвущимся с цепи псом.
   Избавившись от общества рыжего, Магомед изменил и поведение. Он придвинулся к столу и тихо спросил, игнорируя при этом присутствие женщин:
   - Ты из чьих, Хусейн? Воевал раньше?
   - Не приходилось...
   - Шарип говорит, ты из Ачхой-Мартана?
   - Из Толстой-Юрта. Тетка там у меня.
   - Ну, ешь, ешь, - и Магомед снова занялся своими "галушками". - А ты, Шарип, сходи, скажи, кому положено... Пусть ждут. Сейчас, Хусейн, ешь хорошо: в горы поедешь. Дело есть.
   Влад загнал в рот пару кусков теста, стараясь макать их в пиалу с жиром самым-самым краешком и не вдыхать запах. Внутренний протест наконец сменился безразличием.
   Расторопная женщина с опухшим лицом сунула ему под руку глубокую тарелку с чем-то, что по виду напоминало загустевший и каким-то образом высушенный мед, наколотый кусочками. Это была чеченская халва. "Мать часто такую делает", - мелькнула мысль. Влад попробовал. Нет, у матери все же лучше выходит. Дома всегда лучше... Халва таяла на языке, рассыпаясь во рту прохладной сухой и сладкой пыльцой...
   ...Когда Влад уехал, Магомед поманил к себе своего телохранителя и сказал с крыльца:
   - Ехай с ним, дорогу покажи. А потом оставишь там - и к тетке его в Толстой-Юрт загляни...
   Шарип понимающе кивнул.
   ****************************************************************************************
   Рыжий Асланбек - вот кого увидел Влад в первую очередь, добравшись до места - уже был среди боевиков, вместе с которыми теперь ему предстояло жить и воевать. Его глубоко посаженные неопределенного цвета глазки повсюду преследовали Ромальцева. Он был не на лучшем счету среди своих, и его это бесило. Чеченцы обращались с ним, как с "шестеркой", хотя, судя по всему, Асланбек затесался к ним уже очень давно. Мнением его никто никогда не интересовался. Если он что-нибудь говорил, боевики слушали его вполуха, без всякого намека на уважение. И Влад стал вести себя с ним точно так же.
   Почти неделю не делали вообще ничего - только ели, спали да смотрели всякое старье по "видику", который был в доме. Все это время шел снег, но за день все успевало растаять, оставаясь только на ветках да поверх листвы на земле. Наконец с командиром "чертовой дюжины" (вместе с Владом их отряд насчитывал тринадцать человек) связался Шарип Яндиев, сподручный Магомеда Арсановича, и передал приказ последнего отходить к границе Грузии через заслоны федералов с целью выбить всех российских солдат из одного горного аула. Ромальцев почуял, что все начинается, хотя ему никто ни о чем не говорил. Рыжий куда-то исчез, и в походе участия не принимал.
   ****************************************************************************************
   Перестрелка с русскими была ожесточенной. Аул походил на слоеный пирог: одна улица - во владении федералов, другая - у боевиков, третья - снова у федералов... Прибывшая на подмогу своим "чертова дюжина" вломилась в село, как ураган. Первый же слой сразу, с налета, перешел в руки чеченцев...
   Ромальцев выволок из обстрелянного дома раненного в грудь и в голову напарника, Тимура. Самого его лишь немного зацепило в шею.
   Тимур хрипло стонал и оказался очень тяжелым, но для Ромальцева это было единственным шансом не стрелять в своих, причиной оправданной и в какой-то степени даже благородной. Однако какой-то федерал все же высмотрел их, отставших от остальных, и стал стрелять. Влад и Тимур закатились под фундамент недостроенного дома, в яму. Русский решил во что бы то ни стало поймать "духов" и понял, что они обессилены, а потому даже не сомневался в том, смогут ли они оказать сопротивление. Он сиганул с крыши, и Влад увидел, что это обычный пацан, призывник, возрастом, как двое в их "дюжине". Федерал был уверен, что отличится, что поймал удачу.
   Ромальцев откатил Тимура еще глубже в яму и пополз по гравию в сторону торца дома, где было до черта спутанных зарослей. Русский понял его замысел - уйти в кусты и начать отстреливаться оттуда - и поспешил наперерез, уже посмеиваясь в душе над тупым чучмеком. В зарослях что-то зашуршало - парень выстрелил наугад. Добежал и увидел, что палил по куску кирпича-сырца.
   Позади него бесшумно выпрямился словно выросший из-под земли чеченец с черной повязкой на голове. И, едва вскинувшись, пацан внезапно для себя узнал того самого... того, Оборотня... Влад его не помнил. Он резко приложил к губам указательный палец левой руки и вдруг, молниеносно развернувшись винтом, ногой ударил парнишку в ухо. Тот грянулся на "пятую точку" и, отгоняя искры и звездочки, посыпавшиеся из глаз, схватил автомат. Ромальцев слегка ударил его ребром ладони по шее, и пацан отключился.
   - Не шуми, - сказал Оборотень, забирая у него автомат и неиспользованный "рожок". - Полежи чуток. Целее будешь.
   Федерал обмяк.
   Через час, прошив насквозь село, "чертова дюжина" без потерь, но с подранками, ушла в Горную Грузию...
   ****************************************************************************************
   Перейдя через кордон, наемники, возглавляемые Афганцем, залегли близ дороги, по которой ожидался проезд фургона с оружием. Володька взглянул на часы. Чеченцы и Оборотень будут ниже этого места, в ущелье, через полчаса. Фургон проедет туда минут через десять-пятнадцать. У команды есть в запасе какое-то время - если, конечно, ничего не изменится.
   Самурай пыхтел возле него и вглядывался вдаль, туда, где за уступом скалы терялась дорога, виляющая вдоль отвесной стены над пропастью. Юрка ненавидел горы всеми фибрами души и готов был ненавидеть еще больше.
   Наконец окрестности огласились рокотом работающего мотора. Самурай взмахом руки изготовил сидящих в засаде наемников и спиной почуял их правильное напряжение. Внизу показался фургон без опознавательных знаков.
   По команде Володьки "оборотни" оцепили машину кольцом летящего свинца. По колесам не стреляли.
   Когда все было кончено, в кабине фургона и внутри обнаружили шесть трупов. У троих наемники обнаружили документы, и из них только один оказался жителем Грузии. Двое других были русскими.
   Самурай, матеря все горы на свете, еле-еле развернул машину, чудом не свалившись вместе с нею в пропасть, и повел ее обратно, в сторону обозначенных на карте Самурая пещер. И вовремя: вскоре над этим местом закружил вертолет пограничников...
   ПОСЛЕ НОВОГО ГОДА...
   Если бы Андрей предавался излишней рефлексии, то после долгих самокопаний он решил бы, что ответ пришел к нему случайно. Ознакомившись с информацией, которую предоставили ему отец и Рушинский, Скорпион-младший крепко призадумался. И было над чем. С самого начала становилось ясно, что противодействует им человек, хорошо знакомый с работой и, быть может, даже со структурой "Саламандр".
   Подобно пауку, Андрей принялся поддергивать паутинки сети, в центре которой он находился, желая выяснить, не запуталось ли где-нибудь там что-нибудь интересное. "Интересного" оказалось много, и, отсеяв ненужное, Скорпион-младший стал шерстить именно тех, кто имел какое-то отношение к "чеченской кампании". Естественно, эти люди и не догадывались о проверке, а сам Андрей и его сподручные проявляли фантастическую изобретательность, дабы не повторяться в "испытаниях на вшивость". В конце концов он все же собрался и приехал в Челябинск.
   В тот день, когда все прояснилось, Скорпион даже не рассчитывал получить какие-то новости. Он заехал к одной своей бывшей подружке, о которой вспоминал лишь изредка из-за их общей дочки - время от времени "отстегивал" им с барского плеча щедрый куш, на который обе безбедно существовали года полтора-два (до следующей милости "большого папы"). У Снежаны была своя жизнь, но с Андреем она предпочитала поддерживать сносные отношения, а потому всегда встречала его с широкой улыбкой на ослепительно-красивом, но ледяном лице.
   Андрей прошел в комнату, словно делал это ежедневно и был здесь полновластным хозяином. От его внимания не ускользали некоторые изменения в интерьере, но он вел себя так, как будто сам их и ввел. Пролистал лежавший на телевизоре журнал, небрежно отбросил его в кресло: