Гомонов Сергей. Плата за души (Книга 2)

   И Ра-Хорахте весьма разгневался, ибо желание Ра было отдать сан Сету, великому силой, сыну Нут.
   И Онурис испустил великий крик пред Девяткой, говоря: "Что же нам делать?!"
   И тогда Атум, великий владыка, находящийся в Гелиополе, сказал: "Да вопросят Банебдедета, бога великого, живого, да рассудит он обоих юношей!"...
   После очередной беспокойной ночи Рената ощущала себя окончательно измотанной. От сидения за рулем тоскливо ныла спина, в мозгу звучали какие-то посторонние диалоги, в которые она не вслушивалась и не вдумывалась, при резких поворотах или остановках все внутри пыталось подняться к горлу, и ей приходилось высовываться из окошка и дышать морозным воздухом. Очередная неудача привела ее в состояние полной прострации.
   Ник увидел ее, входящую в подъезд, и прибавил шагу. Догнать Ренату удалось только на их площадке.
   - Послушай, ладонька! Нам с тобой нужно поговорить...
   Рената устало улыбнулась. Он вытащил сигарету, дал ей, закурил сам и выпалил:
   - Дальше так продолжаться не может!
   - Да, я слушаю, - она встала возле большого полукруглого окна, и Гроссман рассеянно поднес ей зажигалку.
   - Я надеялся, что между нами все наладилось, что теперь, после всего, что нам перепало, мы будем хотя бы друзьями... хотя мне было бы... хотя это было бы не то, но я согласен и на это... Я понял свои ошибки, я их признаю, я делаю все, что от меня зависит. Можно уважать хотя бы это?! Ты говорила, что я жестокий. Но не жестока ли ты?
   Она выслушала его, красиво поднесла сигарету ко рту, глубоко затянулась и сложила руки под грудью.
   - Ник... - за этим последовало долгое молчание и еще несколько затяжек. - Все не так просто. Ты словно играешь в детскую игру и чуть что - готов кричать "А так не честно, я так не играю, давайте снова!" Если ты хочешь, я могу объяснить тебе мотивы моих действий и то, почему я больше не буду этого делать...
   Гроссман приподнял брови:
   - Ты меня очень обяжешь, ладонька!
   - Ты помнишь последний разговор с Сашей?
   Его передернуло. События прошлого месяца воскресли с новой силой и с отчетливой яркостью. Картинка мертвого - да, да, абсолютно мертвого - лица бывшей жены... Картинка сурового озера с летящим орлом... Гостиничный номер, залитый кровью телохранителя... Последний разговор, когда Николай уже знал, что тот не вернется, но не хотел в это поверить... Все это промелькнуло в несколько мгновений. Гроссман отвел глаза. Рената же пристально смотрела ему в лицо.
   - Отправляясь на встречу с тем человеком, он заключил с ним негласный договор: диск и его собственная жизнь в обмен на то, чтобы нас с тобой оставили в покое... Двойник первым нарушил это условие...
   - Первой нарушили это условие мы с тобой, куколка - когда полезли кромсать эту чертову программу... Я предупреждал тебя, но ты никогда не слушаешь меня...
   - Сейчас уже поздно об этом говорить... Они получат свое сполна, и теперь это не будет беспомощной попыткой огрызнуться...
   - Я уже слышал эту сказочку про графа Монте-Кристо...
   - Я найду его рано или поздно. Но не сейчас...
   "Верно, братец! Лучше вспомни, как она предупреждала тебя, а твой разум не хотел слушать ее душу! Ты ведь мужчина! Ты ведь прав! Свяжи ее, примотай к кровати, отвези в дом для умалишенных - ей там самое место! Действуй! А не то она такого натворит, что ты забудешь о своих удобствах, о своем спокойствии"...
   Николай вздрогнул. На секунду ему показалось, что кто-то стоял за его правым плечом и шептал странные речи хрипловатым голосом, от которого холодные мурашки бежали по телу, и оттуда же повеяло гнилью и сыростью.
   - Посмотри на себя! - сказал он. - Ночами не спишь, по утрам не ешь, куда-то сматываешься, не предупреждая! - Ник покрутил у виска. - Совсем баба с катушек скатилась! Сколько можно?!
   - Прекрати кричать, - еще тише сказала она и затушила сигарету в консервной банке - пепельнице общего пользования. Я должна вернуть долг...
   - Пока ты будешь раздавать долги, жизнь закончится! - Ник тряхнул ее за плечи, но она отстранилась. Тогда он сверкнул на нее черными глазами и поднялся в квартиру, так и не выслушав до конца.
   Рената вздохнула и сжала упрямые губы.
   Вернувшись поздно вечером из офиса своей маман, Николай был сильно не в духе. Они рассорились с Розой Давидовной, он наорал на старого наглого кота по кличке "Прохиндей" (Проша, как любовно называла его мадам Гроссман) и сердито вымыл посуду, составленную после обеда в раковину.
   - Где была? - буркнул он на жену, которая проскользнула из прихожей в их комнату.
   Одним взглядом она осадила его, и Ник не решился приставать к ней с упреками.
   Прошло не менее получаса, прежде чем он успокоился. И, словно почувствовав его настроение и чувство вины за срыв, Рената вышла к нему в зал.
   - Ник... - тихо сказала она и уселась на подлокотнике пустующего соседнего кресла рядом с Гроссмановским. - Ты не дослушал меня сегодня, но ты должен знать. Я не стану больше предпринимать никаких поисков, сегодня был последний раз. Я... нашла выход... кажется...
   Николай скептически усмехнулся:
   - Ну, знаешь, куколка! Зарекалась одна такая...
   - Я совершенно серьезно. На то есть причина.
   - Наверное, это очень веская причина? - продолжал насмехаться тот, не сводя с нее черных глаз, в которых он так просто воскрешал высокомерный блеск; но Ренату это не задело.
   - Достаточно веская... - Николай хотел перебить, однако девушка сделала повелевающий жест и договорила: - Я нашла выход, но я не должна рисковать. У меня будет ребенок... - она откинула со лба свесившуюся прядь волос, а Гроссман подавился на полуслове. Рената поднялась, собираясь уходить, но он поймал ее за руку и вскочил на ноги:
   - Стой! Ты это серьезно?
   - А с этим шутят?
   - Ну... не знаю... От тебя всего можно ожидать. Так ты правда?.. - он кивнул куда-то вниз и поднял глаза на ее непроницаемое лицо. Рената промолчала. Гроссман прихватил себя за волосы на затылке: - Ох, черт!.. Как же тебя угораздило-то? Хм, хотя да... о чем это я... Но надо же что-то делать!
   - Наоборот. Сейчас нужно передохнуть, собраться с силами, успокоиться...
   - Будешь ты меня учить!.. - он повернулся к балкону, похлопал себя по карманам джинсов, затем нашел пачку сигарет на столе: - Я хочу побыть один... Иди спать, поздно.
   На балконе он бессильно облокотился о перила и закрыл рукой лицо. Ну за что им все это?! То одно, то другое... А теперь вот... Странно, что он не учел такой возможности, хотя было столько симптомов... Что теперь с нею делать? Если предложить то, что было бы лучшим выходом в данной ситуации, она заартачится. Обязательно заартачится. Да и он... если отключить мозги и послушать себя как следует - ведь жалко, черт его возьми! Непонятно почему, но жалко. Пусть он не его, не Николая, пусть неизвестно, что из этого получится после всего, что случилось, но нельзя ей предлагать такого. Пока тлела сигарета, Ник исследовал это свое чувство. Редко, но случалось ему впадать в сентиментальность, растроганно каяться перед самим собой в содеянных злодеяниях и в такие моменты смотреть на жизнь с какой-то женской точки зрения. Не было этого сейчас. Не сентиментальность мешала сейчас холодному рассудку, а что-то другое. Такими бывают вспышки интуиции; точно так же они не поддаются никакому логическому объяснению.
   Так ни в чем и не разобравшись, Гроссман в сердцах выкинул сигарету в темноту и, выходя с балкона, громко хлопнул дверцей. "Еще раму вынеси!" - отчетливо возникли в голове объемные и сочные мысли, произнесенные... голосом Розы Давидовны.
   Рената сидела в кресле, склонив голову на руку. Ник присел на корточки и увидел, что она дремлет.
   - Пойдем-ка, я тебя отнесу, - шепнул он и попытался взять ее на руки, но Рената проснулась и отстранилась. Ник уселся у ее ног и тяжело вздохнул. Она выжидательно смотрела на него, ей требовался ответ. - Кто знает, малыш... Может быть, это и к лучшему... - произнеслось вдруг само собой и не его голосом.
   - Извини, что так получилось, - Рената погладила его по щеке.
   - По крайней мере, этого можно было ожидать. Не могу сказать, что я в восторге - жестоко, но честно. Кроме нас с тобой, обо всех подробностях никто не узнает. Может, хотя бы благодаря этому мы наконец подружимся со своими головами и перестанем мстить друг другу за прошлое?..
   Рената улыбнулась:
   - Ты - чудо...
   - Ладно, ладно, а то еще покраснею. Запомни о том, что ты мне обещала: не повторять своих променадов без моего участия. И закончим. Наша девчонка никогда не услышит, чтобы мы ссорились.
   - Мальчишка, - мягко поправила она Николая.
   - Мальчишка?! С какой это стати?! Никаких мальчишек! Мне лучше знать!
   Она грустно засмеялась:
   - Что же, как хочешь... Посиди со мной в эту ночь. Мне очень нужно, чтобы ты был сегодня рядом. Хорошо?
   - Ну, если тебе от этого легче, то пожалуйста...
   Рената легла в постель, и Гроссман прикрыл ее пледом.
   - Ты замерзла?
   - Нет. Все в порядке.
   - Да у тебя же озноб, ладонька! - он вскочил и закрыл фрамугу. - Ты простыла.
   - Ник! Сядь, - она похлопала рядом с собой. - Сядь и успокойся. Все в порядке. Все так, как и должно быть. Просто побудь рядом со мной...
   Николай закутал ее и прижал к себе, как ребенка. Дрожа от мелкого озноба, Рената положила голову ему на грудь, прикрыла глаза и вздохнула.
   - Спи, я никуда не уйду, - шепнул он, поцеловал ледяной лоб девушки и, взяв в ладони ее руку, стал греть дыханием маленькие застывшие пальцы.
   Сам Ник думал о том, что все катится черт знает куда, а все как-то нелепо, непонятно; ощущал он, что ему действительно хочется сменить игру, правила, участников... Ладошка бывшей жены стала теплеть, и в конце концов запылала жаром. На щеках проступил нездоровый румянец. Она размякла. Дыхание выровнялось, но было по-прежнему болезненно-хриплым. Ник провел пальцами по тускло-рыжим волосам. Устала. Сколько же она уже не спала как следует? И как все это скажется на маленьком существе, которое Николай почему-то отчетливо представлял хорошенькой девчонкой, похожей на Ренату, но с характером ее отца. Такая будет счастлива... Гроссман слегка прикоснулся к животу бывшей жены. Так странно... Почему-то они никогда не думали об этом...
   В тот момент, когда он уже хотел убрать руку и переложить спящую на подушку, Рената задержала его кисть и хрипловатым шепотом произнесла:
   - Когда он родится, я перестану видеть его сны - фиолетовые сумерки над горами, тайгу, скалы... Странная душа останется в нем... Я никогда не могла понять его... Когда-нибудь он точно так же уйдет от меня, и я не смогу и не стану удерживать его...
   - Она еще на свет не появилась, а ты ее уже провожаешь, усмехнулся Ник. - Все вы, барышни, фантазерки дикие...
   - Так суждено...
   Тут она напряглась, тело судорожно прогнулось:
   - Не уходи, Ник! Скоро это кончится. Не уходи никуда.
   - У тебя снова припадок, нужно позвать врача!
   Рената вцепилась в его руку и посмотрела на Гроссмана глазами подстреленной косули:
   - Не уходи! Осталось недолго. Я все сделаю быстро и не стану долго вас мучить!..
   Она застонала и, извиваясь, закусила край пледа. Забыв о ее просьбе, Николай вскочил и заметался в поисках полотенца, потому что ее вот-вот должно было стошнить, как тогда. Внезапно она дико завизжала, словно смертельно раненный зверь, визг перешел в истошный вопль и замер на полузвуке. Скорчившись, девушка замерла. Гроссман бросился к ней и стал хлопать ее по щекам. Все тщетно: Рената не шевелилась и не подавала признаков жизни. Как тогда...
   В спальню ввалилась Роза Давидовна и, не контролируя себя, громко закричала - едва ли не громче, чем несколько секунд назад Рената:
   - Да вы шо, с ума сбрендили или где?! Вы времени видели сколько?! - но, увидев безжизненно запрокинутое бледное лицо снохи, мадам Гроссман взволновалась по-настоящему: - И шо это с нею?
   - Все нормально, Роз...
   - Она припадочная? - Роза Давидовна встала коленками на кровать, потянулась к Ренате, затем круглыми от испуга глазами уставилась на сына: - Скорую зови, чего стоишь, как памятник Ришелье?!
   - Она не хотела. Сказала, что все пройдет.
   - Ты ее слушай, слушай. Шо-то вы темните, бисовы диты! С чего ей сплохело?
   - Я не понял. Может быть, потому что она беременна...
   Та всполошилась окончательно:
   - Николай, а Николай! Ты совсем рехнутый, а? Звони, идиёт!
   Сопровождаемый ревом дражайшей матушки, Ник схватил трубку. Исследовав пульс Ренаты, мадам Гроссман пришла к выводу, что она просто очень крепко спит.
   - Не тормоши ее, ма! - попросил Николай.
   - Вы не вы будете, если не станете секреты секретничать! проворчала она; Гроссман стал ходить по комнате взад-вперед. Шушукаются по углам, а потом - нате, распишитесь в получении! Вы получше времени найти не могли? Ну, ты скажи, ты скажи!
   Ник потер лицо ладонью, дохнул в кулак и ушел на кухню.
   Роза открыла дверь врачам и возникла перед ним:
   - Иди, сам буди ее!
   Почесывая бородку, фельдшер вошел в спальню первым, но для осмотра пациентки выделил одну из своих медсестер. Николай с трудом растолкал жену.
   - Отстань! - сонно щурясь, она оттолкнула его. - Снова ты, Гроссман?! О, какой кошмар! - и тут Рената увидела посторонних. - Кто это?! Гроссман? Кто это?!
   - Они тебя осмотрят, - успокаивающим тоном объяснил Николай. - Осмотрят - и все.
   - Зачем?! Я не хочу. Это не врачи.
   - Врачи, врачи. Все в порядке, - и он кивнул медсестре.
   Роза Давидовна по мере сил и фантазии описывала, что произошло. Гроссман отмалчивался или отвечал кратко и односложно.
   - Соматически она абсолютно здорова, - пожала плечами медсестра. - Какой срок?
   Николай окончательно растерялся. Рената, приоткрыв рот, перевела взгляд с него на врачей, снова - на него, а потом опустила вниз. Если кто-то и был не в курсе всего происходящего, то, судя по виду, это была она.
   Фельдшер попытался разобраться более простыми методами и стал задавать ей вопросы, от которых она вообще перестала соображать.
   - Да не помню я! - закричала она наконец. - Не до того мне было! Я в порядке, я совершенно нормальна, только оставьте меня в покое! Гроссман, уйдите отсюда, богом тебя заклинаю! Уведи их!
   - Это стресс! - махнул рукой фельдшер. - Во-о-от... Да, ты вот здесь пиши вероятный диагноз, а здесь - что рекомендовано. Всему-то вас учить-таки надо, ё-мое!
   - А какой вероятный диагноз, Петр Кузьмич? - пропищала молоденькая сестричка.
   - Ну-к, слезь! - он отогнал ее от стола, всею своей грузной массой опустился на хрупкий стульчик и размашисто вписал в нужную графу: "Невроз на почве стресса. Рек-но: корень валерианы, димедрол, полный покой". - Вот и все, шо попу мять?!
   Сестричка покраснела, а остальные, такие же юные и в прыщичках, прыснули и отвернулись. Николаю надоел этот балаган, и он поспешно избавил себя и Ренату от их присутствия.
   Девушка, недоумевая, смотрела на него:
   - Гроссман, я ничего не поняла. Что со мной? Это... правда?
   Николай так и сел, округлив и без того большие глаза:
   - Ты ж сама сказала!
   - Я?.. - она задумалась, потерла виски. - Ничего не помню... У меня туман в голове, Гроссман. Я думала, мне приснилось, что мы уже приехали сюда... Мне не приснилось?!
   - Нет.
   - Как жаль... А Са... - тут она осеклась, взглянула на часы, в окно... И вдруг, прижав тыльную сторону кулака к губам, тихо всхлипнула.
   Ник прочитал на ее лице: страшное открытие сделала она только что. Это была другая, прежняя, Рената. И он снова не знал, как с нею разговаривать. Что бы он сейчас ни произнес, непременно будет встречено в штыки. Она плакала, а он молча смотрел в ее зазеленевшие глаза и поражался, как резко она обнажила все свои чувства через прозрачный взгляд. Она не закрывалась, не отворачивалась. Точно в какой-то каталепсии Рената глядела сквозь Гроссмана.
   - Прости меня, - пробормотал он.
   Девушка вздрогнула, вскочила на кровати и швырнула в него подушкой, второй:
   - Я тебя ненавижу! Убирайся вон! Я ненавижу тебя! Это ты виноват!
   Николай обхватил ее и стянул вниз. Рената трепыхалась в его руках до полного бессилия. Истерика вымотала ее:
   - Это ты виноват! Отпусти... - она слабо ткнула его кулаком в грудь, еще раз - и обмякла.
   - Малыш, ну...
   - Не смей... - простонала она. - Не смей... меня так... называть, Гроссман...
   - Спи, - Николай погладил ее по разлохмаченным волосам, собрал их в горсть на затылке, пропустил сквозь пальцы. Ренату всегда убаюкивал этот прием, но теперь она затихла не от неги, а от изнеможения.
   Прошло два дня, и за это время ничего не изменилось. Да, она перестала носиться по городу за призраком Сашиного двойника. Но при этом и желание жить словно покинуло ее. Рената никуда не выходила. Она лежала на своей кровати, отвернувшись к стене, и не отвечала ни на один вопрос. Она или спала, или притворялась спящей, лишь бы никто не беспокоил ее.
   Куколка, куколка... Что же происходит с тобой?.. Что же я должен сделать, чтобы ты ожила? Что я могу для тебя сделать, Рене?..
   *************************************************************************************
   На широкоформатном экране происходило действо. Поколение next шушукалось и грызло семечки с попкорном, ерзая в креслах заднего ряда.
   Секретаршу Юленьку это очень раздражало и отвлекало. Она то и дело оглядывалась, пока Влад не предложил ей пересесть в центр зала, где большинство мест пустовало. Симпатичная блондиночка согласилась. По первоначальному замыслу они собирались уединиться на заднем ряду, но Юлю, по видимому, настолько увлек фильм, что она даже убрала с плеч руку Ромальцева. Влад нисколько не огорчился, и они перебрались в центр.
   Широко открытыми глазами Юленька старательно пялилась на экран. Она очень хотела походить на девочку, которую роскошный кавалер впервые вывел в свет. Ей казалось, что Ромальцеву нравятся именно наивные и "неиспорченные" милашки с белокурыми кудрями и большими голубыми глазами - увеличенная модель Барби, одним словом. Влада это веселило, и он не мешал подружке получать удовольствие от собственной плохой игры.
   Некоторые реплики героев направили его размышления по необычной стезе. Неожиданно для самого себя он вдруг подумал: "Вот если бы можно было заново родиться и прожить по-другому..." Эта мысль посещала его не впервые, но в первый раз он с такой яркостью увидел и осознал, что для него это было бы выходом из замкнутого круга. "Все новое, все совершенно другое!" Он вздохнул. Размечтался... Загадай себе это в Рождество, мальчик! Получишь в сапожке под елочкой...
   По странному стечению обстоятельств все именно так и случится в канун Нового Года. По всем каналам будет вертеться реклама со снеговиками, дедами морозами и прочей дребеденью. Когда куранты призовут к столу, где Ромальцевы будут только вдвоем - Влад с матерью. Зинаида Петровна, как всегда в таких случаях, будет отчаянно изображать буйное веселье и пытаться заставить делать то же самое Влада. Хлопая в ладоши, она посоветует сыну загадать самое сокровенное желание пока бьют часы. Ромальцев призадумается, но так и не сможет вспомнить хоть одно мало-мальски значительное желание. И вдруг в его голове мелькнет рекламная фраза: "Начни новую жизнь вместе с автомобилем "Ока"!" Мысль мелькнет и исчезнет, а загадать желание он так и не успеет...
   Сидя же сейчас в кинотеатре с секретаршей Юленькой, он об этом еще не знает. Мечты, мечты... Не всем суждено сбыться, и все же некоторые сбываются, подчас помимо нашей воли...
   Было прохладно, но не холодно, и после окончания картины парочка поехала побродить по набережной Дона.
   Река сурово катила свои воды, покрываясь рябью от порывов ветра, словно таким образом выражала свое недовольство тем, что наступила зима. От речпорта несло топливом и еще какой-то химией - гадость, в общем.
   Ромальцев поморщился и, зябко поежась, поднял воротник куртки:
   - Юль, пойдем уже, может, в машину?
   - Давай лучше погуляем. Смотри, как красиво! Правда ведь?
   - Где?
   Она уже переиграла. Окружающая мгла, студеный туман и висящий над рекою смог никак не могли добавить красоты вечернему пейзажу. Издержки урбанизированной эпохи давали о себе знать.
   Секретарша мялась. Если изменить тактику поведения, то будет видно, что раньше она притворялась. А если не менять, то невозможно узнать то, о чем хотелось бы узнать... Наконец она осторожно произвела на свет:
   - Влад, как ты ко мне относишься?
   - Оу, оу! - Влад поморщился и тщательно перевел все в шутку. - Осторожно: двери закрываются! Просьба притормозить у обочины!
   - Но я ведь серьезно!
   Он вздохнул и перестал паясничать:
   - Что ты хочешь услышать?
   - Правду, - в ее голосе прозвучал напор, никак не подходящий для наивной Барби с большими голубыми глазами, которой она прикидывалась еще две минуты назад.
   - Ой ли? Что-то боязно даже... Вы ведь всегда кричите, что хотите правду, а затем впадаете в такое крутое пике, что рискуете разбиться в лепешку.
   - Так что, все так плохо?
   Влад опустил руки в карманы и поднял голову, запрокинув ее так, что W Кассиопеи светило ему прямо в лицо. Как будто заученным, много раз повторяемым текстом он выдал:
   - К тебе я отношусь хорошо. Ты красивая, умная, у тебя шикарные волосы. Еще мне нравится твоя неприступность. Это здорово заводит.
   - Да ты настоящий потребитель, Влад! - очень даже натурально ужаснулась Юленька, и Влада это задело. Если бы она не играла или же играла бы менее натурально, он бы не так закипел. Тем не менее подыгрывать секретарше ему не хотелось.
   - Ну вот, так я и знал! - насмешливо парировал он, поддерживая прежнюю несерьезность.
   - И ты так спокойно об этом говоришь?! Это же цинично! Или... или у тебя попросту нет души!
   - Ну, как же? - фыркнул Ромальцев - "О душе заговорила, надо же, до чего разыгралась! Ври, да знай меру!". - Её не может не быть. Я ведь хожу, думаю...
   - Ну и что?! А зачем ты это делаешь? Микробы, может быть, тоже передвигаются и думают по-своему. Но ведь это не значит, что у них есть душа!
   Спасибо за сравнение... Ладно, и мне церемониться ни к чему!
   - А у тебя, по-видимому, она большая и широкая! - с сарказмом выпалил он, почти не играя негодование. - Так что же тебе нужно? Найди себе душевную компанию - и гуляй...
   - Владислав Андреевич...
   Он со злостью пнул валявшуюся под ногами пустую бутылку и быстро пошел к машине.
   Понимая, что зря затеяла весь этот спектакль, Юленька угрюмо посмотрела ему вслед и пошла к ступенькам.
   НАЧАЛО МАРТА
   Теперь Первый Даос был среди постигших высшую Мудрость. Он вернулся в свой мир и отныне почти не спал. На берегу ледяной реки вместе с остальными учениками исполнял ритуальные танцы Высших, забавлялся, чаще, чем все остальные, меняя внешний вид и пребывание. Всей своей сутью он чувствовал легкость наверное, из-за этого Первый так любил перевоплощаться в забавного толстого щенка, постоянно плюхавшегося носом в чашку с молоком. Никто здесь не мог осудить его за это.
   И все же изредка Первый Даос наведывался в ирреальный мир. Правда, там не было для него ничего особенно интересного: тепло, темнота и почти полное отсутствие шума. Точно так же, как и в своей новой жизни, он попеременно менял обличья, превращаясь из рыбки в зверька, а из зверька - в крошечного человечка с огромными черными глазками без зрачков; но здесь все это происходило слишком медленно и незаметно. Здесь он не мог думать, а только лишь впитывал в себя все ощущения и наслаждался ими: когда кувыркался, когда дергал маленькими руками и ногами, когда слушал приглушенные голоса, которые обращались к нему (а он хорошо понимал, что обращаются к нему)... Он хотел дать им знак, что слышит, но было еще слишком рано. Как бы старательно он ни барахтался, она не чувствовала его. Тогда он со скуки засовывал в рот большой палец правой руки (ого-го какой это был палец! Почти настоящий, с наметками на ноготок, ведь не все сразу!). Затем, свернувшись калачиком, он засыпал, чтобы проснуться в своем мире и наслаждаться жизнью, от которой уже порядком отвык...
   О юный, приди в мире, о брат мой!
   Приди, да увижу тебя, Севера царь, князь вечности!
   Не уставай усталостью сердца своего, владыка наш!
   Приди же в дом свой и не опасайся!
   И она опустила пылающую голову на холодные плиты возле бассейна. Служители молча окружали ее. Она выпрямилась, сложила ладони под грудью, взглянула в небо и прислушалась. Безмолвие окружало ее, небо было черно, в трех алмазах пояса одежд жрицы не отражались три звезды Его образа.
   - Нефернептис, - послышался тихий голос колдуна.
   Жрица поднялась на ноги. Он помог ей, поддержав под локти и нежно глядя и лицо. Она плакала.
   - Нефернептис, тебе пора... Ты должна идти...
   Она знала, что теперь останется совершенно одна и уже не будет жрицей.
   - Прощай, - прошептала девушка и выпустила его горячую руку. Он долго смотрел ей вслед...
   "Я - Исида, я вышла из темницы для рабынь, куда запер меня мой брат Сет. И вот сказал мне Тот, великий бог, глава истины на небе и на земле: "Приди же, о Исида, богиня! Хорошо ведь послушать: один живет, а другой руководит. Спрячься же со своим сыном, младенцем, пришедшим к нам!" И когда я вышла в вечернее время, вышли за мной и семь скорпионов, и они были вокруг меня: Тефен и Бефен позади меня, Местет и Местетеф под моим ложем, Петет, Четет и Матет охраняли мне дорогу. Я их просила, и моя речь достигла их ушей: "Не знайте Черного, не приветствуйте Красного. Не различайте сына знатного человека от бедняка! Да будут лики ваши опущены на дорогу, опасайтесь возбудить подозрения, пока мы не достигнем Пер-Суй, города Двух обутых женщин, начала болот, конца клетки!"
   Но когда я достигла домов замужних женщин, увидела меня издали знатная женщина и заперла свои двери предо мною. Моим спутникам она показалась злою. Они посоветовались о ней и положили свой яд вместе на жало скорпиона Тефен, но я не знала тогда об этом. А мне открыла дверь обитательница болот, и я вошла в ее дом, усталая.