Страница:
Я наклоняюсь над Людмилой. Неожиданно она просыпается, видит меня и… обнимает меня за шею. Ее губы шепчут:
– Ты нашел меня? Я знала, что ты придешь… Она впивается в мои губы своими и начинает прижимать меня к себе.
– Миленький, ты искал меня? Я тебе еще нравлюсь, правда?
Я не могу сопротивляться или противиться.
Я ошарашен. Все происходит настолько неожиданно, что я забываю обо всякой осторожности и представляю себя этаким пауком, которого паучиха пожирает после совокупления. В знак благодарности, что ли?
– Миленький, прости меня, что я убежала тогда, но так нужно было, иначе они схватили бы нас, – шепчет девушка, все более теряя контроль, – я ведь знала, что ты будешь со мной…
– Кто они, Людмила? Что здесь происходит? Думаешь, я не знаю, что было в сумке?
– Молчи, дорогой, молчи…
Некоторое время происходят взаимные объятия и поцелуи, а потом начинается настоящая схватка, а после и все остальное.
– Миленький, я знала, что ты меня найдешь… – шепчет девушка, которую я знал всего-то часа два, и которая тогда всячески пыталась отделаться от меня. А теперь я вместе с ней, рядом, держу в объятиях…
И вот я лежу совершенно опустошенный и без энергии.
– Миленький, я знала, что ты меня трахнешь… – уверенно говорит Людмила, пытаясь заглянуть в мои глаза. Но мне страшно неловко, хотя я не подаю вида. Пропадать, так пропадать!
В моих объятиях находится словно сгусток солнечной энергии. Эта женщина – биоэнергетический вулкан! Да, я совершенно опустошен и чувствую, что без ее тела уже не смогу так чудесно жить, потому что мне тепло, уютно и радостно возле нее. Почему я раньше не знал, как может быть хорошо с женщиной! Потому что все они – разные?
С каждой минутой силы возвращаются ко мне, и я вскакиваю, чтобы закрыть дверь.
– Почему ты здесь? Ты знаешь Фарида? – спрашиваю я. Уж слишком все невероятно складывается.
– Это я должна спросить – ты знаешь Фарида? – игривым тоном передразнивает Людмила и водит пальчиком по моей руке.
– Отвечай на мой вопрос: ты знакома с Фаридом? – настаиваю я. Я вообще люблю настоять на своем.
– Да, я знакома с Фаридом уже раз, два, три…
Да, уже четыре года. И много-много раз целовалась с ним…
– Ты хочешь меня разозлить? – я снимаю руку Людмилы со своей руки. Неужели все женщины так развращены?
– У-у! Мужчи-ина… Конечно, я хочу тебя разозлить… – совершенно спокойно отвечает девушка, соскакивая с кровати и взбивая волосы массажной щеткой.
Я не могу делить женщин ни с Цейбой, ни с Фаридом.
С меня хватит, я уезжаю. Пропади все пропадом.
Бросаюсь вниз по лестнице и убегаю. До города недалеко, и, переполненный противоречивыми чувствами, я брожу по улицам, выискивая очередные приключения. Я ждал, чтобы меня кто-нибудь зацепил, чтобы представилась возможность вылить всю злость на обидчике.
…Темной южной ночью я вернулся в гостиницу. Вахтер спал. За стеклянной дверью торчала щетка, положенная под ручку. Пришлось вцепиться в ржавые флагодержатели, подтянуться на руках, вцепиться в карниз, вскарабкаться, и пройти по нему к окну своего номера.
Но у Наташи в комнате, оказывается, идет пир горой. Вовсю светится незашторенное окно, и когда я пытался неслышно пройти по карнизу мимо него, девушки дружно закричали и начали открывать окно, благо оно открывалось внутрь. Вцепившись в меня, втащили в комнату. Девушки уже выпили целую бутыль вина и хохотали. Цейба тоже оказался там, был изрядно пьян и почему-то весело поглядывал на меня.
У меня не наблюдалось желания хохотать. У меня возникло желание напиться. Кажется, предстоит трудовая ночь: Наташа алчно смотрит на меня.
– Она твоя! – говорит Цейба. – Ты нам помог, она твоя.
Я ухожу в свою комнату. Наташа, в красном халате, идет следом. Что у нее под халатом – у меня полная информированность. Я бы сказал, избыточная информированность.
– Иди ты, Наташка, домой, я хочу сегодня побыть один.
Девушка нисколько не обиделась, даже наоборот. Вероятно, решила, что маленький перерыв в ночной работе только освежит ее. Кто знает, что она подумала.
Когда она вышла, я вытащил сумку и начал бросать туда свои вещи. Неожиданно мне попались на глаза вещи Людмилы, которые оставались в ее сумке. Гранаты ведь на дне морском! А я держал в руках женское белье и не знал, что с ним делать. Белье теплое, мягкое на ощупь. Если закрыть глаза, то всплывает образ девушки, которая была сегодня со мной. Может, все женщины такие, и что уж тут поделаешь?
Как вернуть все это барахло? Я ни слова не сказал о местонахождении гранат. Гранаты тоже следовало бы вернуть. Может, ничего не возвращать, а плюнуть и уехать? Нет, так настоящие рыцари не поступают. Есть прекрасный парень Цейба. Он-то все и передаст.
На улице, где-то далеко в городе раздалась самая настоящая автоматная очередь.
Ну и попал же я в заваруху. В городе стреляют! Вот тебе и прекрасная курортная зона. Тысячи отдыхающих, дети, инвалиды…
Сейчас я не удивлюсь, если ко мне вломится шайка с автоматами и изрешетит меня. Здесь всего можно ожидать. Это не просто мафиозные разборки. Начинается война грузин и абхазцев.
И тут ручка моей двери шевельнулась. Я бесшумно встал, вооружился боевой гранатой, разумеется, разогнув ее усики, и отошел к стене.
Ручка теперь задергалась, кто-то поскребся. Я услышал шепот.
– Милый, ты здесь?
Этот голос нельзя спутать ни с чьим другим. Людмила! Откуда она узнала мой адрес? Ах, да, я же сам ей все рассказал! А если это ловушка?
Стоя спиной к стене, я поворачиваю ключ. Дверь открывается – и входит Людмила. Она одна. У нее все такое же игривое настроение, как и прежде. Только-только я успеваю «разобраться» с гранатой, чтобы она не взорвалась, и возвращаю ее на прежнее место, как Людмила ловит мои губы и жадно целует меня. Неожиданно в дверь без стука входит Наташка. Зачем? Разве я ломился в твою дверь, когда ты трахалась с Цейбой?
– Ой, кто тут? Мне надо тебе кое-что сказать, – жарко шепчет Наташа, разглядывая девушку, которая все еще у меня в руках. Наташа оценивает свои шансы. Она их очень правильно оценивает. Они у нее нулевые.
У Людмилы игривое настроение пропадает.
– Мне уйти? – говорит она. – Ты, я вижу, тоже времени зря не терял.
Я молчу. Что мне говорить?
– Не томи, скажи, мне уйти? Моя сестра замужем за Фаридом. Он уехал к ней в Москву. Я отдыхаю здесь уже четвертый год…
Я закрываю ей рот поцелуем.
На следующий день я хожу в сопровождении прекрасного длинноногого гида по городку, уже не заботясь о том, чтобы прятать свое лицо от водителей такси.
Грузинскую мафию, которая владела таксопарком, разогнали абхазские парни с автоматами. Ходят самые невероятные слухи о количестве жертв. Грузины бросают дома и семьями уезжают в Тбилиси. В столице Грузии проходят митинги, осуждающие сепаратистов. Здесь, в Абхазии, покинутые дома грабят неизвестно кто.
Какое мне до этого дело, если я, наконец, обрел то, о чем мечтал! Мы с Людмилой целыми днями хохочем, вспоминая приключения на вокзале.
– Я просто испытывала оргазм, глядя, как ты их разбрасывал! – заходится от смеха Людмила…
Гранаты благополучно подняты со дна и благополучно переправлены в горы. Мы использовали при этом Цейбу и его акваланг. Рейтинг Цейбы среди его товарищей неизмеримо вырос.
– Это я нашел пропавший груз! – хвастает Цейба. Каждый вечер он на машине привозит нам продукты и свежие новости.
Я ошибался в характере Людмилы. Ее моральные устои оказались значительно выше и крепче, чем я предполагал. Мало того, я не только думаю, что это именно так, но также вел с девушкой открытый разговор, который она сама начала. Она вздумала изменить фамилию. На Язубец.
– Только, дорогой, я не знаю, как это сделать? Ты мне не подскажешь?
Единственное, что не совсем мне по нраву в девушке – некоторая ее несерьезность. Да ладно. Серьезности хватает у меня. И мрачности.
Людмила – москвичка, после института первый год работает в каком-то вычислительном центре. В начале сентября ей на работу.
И мне на работу тогда же. Людмила будет вычислять, а что же придется делать мне? Чтобы ни пришлось – такова судьба.
…Целых две недели я был совершенно счастлив. На вилле Фарида нас никто не беспокоил. Иногда только приезжали незнакомые вооруженные абхазцы, день или два отдыхали и снова уезжали. Фарида в городе нет. Он в Москве, иногда звонит нам. Ведет важные и секретные переговоры.
Но вот опять меня начали мучать тяжелые мысли. Я пытался анализировать ситуацию, стараясь выловить в себе ту самую зацепку, которая и порождала тревогу. Безрезультатно. Если мозг и имел какую-то информацию, касающуюся психологического состояния своего хозяина, то выдавать ее упорно отказывался. Как правило, в таких случаях следует просто ждать, пока разум не трансформирует эти знания в более приемлемую и понятную форму.
Но не теперь. В данной ситуации самым худшим было то, что я не мог найти вообще никаких поводов для тревоги. Все – в самом отличном виде, и лучшего нельзя было желать. Я жил с интересной и чрезвычайно привлекательной, и, к тому же, любимой девушкой на прекрасной вилле, занимаясь больше любовью, чем охраной дома.
Людмила заметила мое состояние, и всеми известными ей способами пыталась привести меня в нормальное расположение духа. Арсенал методов, используемых ею для этой цели, имел широчайший спектр, начиная от неожиданного, на ходу, нежного поцелуя, «нападения» сзади, когда она повисает на тебе и требует, чтобы ее несли, и заканчивая походом на море. Однако ее отчаянные попытки справиться с моей беспричинной тревогой потерпели полный провал. Если я и улыбался, то мысли мой оставались далеко. Что меня мучило, я узнал лишь потом, когда произошло такое, чего я не мог предвидеть. Здесь, в моих записках, я попытаюсь шаг за шагом воссоздать события. Для меня важна каждая деталь…
Было уже утро третьего дня, после того, как я начал, казалось бы, беспричинно тревожиться.
Началось оно, впрочем, точно так, как и утро любого проведенного здесь дня. Короче говоря, я проснулся в восемь утра в спальне и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам шагов Людмилы. Вот на кухне звякнула посуда, зашипела льющаяся из крана вода. Я еще несколько минут тупо разглядывал потолок, ощущая нахлынувшую волну беспокойства. Оно было гораздо сильнее того, которое я испытывал на протяжении последних дней.
Это могло означать только одно: опасность достаточно близка. Она где-то совсем рядом, затаилась и ждет момента, чтобы вцепиться мне в хребет.
Внизу принялся нудно бормотать чайник. Хлопнула дверца холодильника. Людмила начала готовить свои умопомрачительные бутерброды. С этими кулинарными изысками дело вообще обстояло довольно сложно. Каждый раз, съедая на завтрак очередной «шедевр» буйной фантазии милашки, я пытался добиться от нее, что же именно мне довелось употребить в пищу. Но во всем, что касалось кулинарии, Людмила стояла насмерть и секретов не выдавала. Как правило, я несколько дней мучился этим вопросом, время от времени вновь пытаясь выудить у подруги рецепт ее очередного блюда. Но все мои уговоры не действовали, оказывались не более чем простым сотрясением воздуха. В итоге, когда путем сложных умозаключений и тщательного обследования содержимого холодильника, мне все-таки удалось получить представление об основных ингредиентах бутербродов, то волосы у меня встали дыбом. А на следующее утро Людмила подавала мне очередную горячую «загадку», в которой умудрялась совместить, казалось бы, абсолютно несовместимое. Судя по звону посуды и ароматам, доносившимся с первого этажа, в кухне готовилось нечто за гранью моего понимания. Я потянулся, чувствуя, как хрустят суставы, и не без удовольствия ощутил силу собственных мышц. У меня, действительно, отличная фигура, об этом мне не раз говорили и Людмила, у которой опыт в этом деле, несомненно, был большим, чем у меня. Людмила любила гладить тугие бугры мускулов на руках, называла меня не иначе, как «мой сисястенький», пыталась оттянуть грудные мышцы, а по спине могла колотить кулаками, что для меня не представляло ни малейшей боли. А вот по росту я не очень подходил ей. У нее – метр восемьдесят пять, у меня – метр восемьдесят шесть. Если бы мы стояли на пьедестале, то не могли бы сойти за отличный образец Его и Ее. Но я не собирался на пьедестал, предпочитая всегда оставаться в тени, подальше даже от случайных фотографов. Людмила так и не простила меня за то, что я не захотел фотографироваться с ней, когда мы гуляли по городу. Но людям моей профессии строго запрещалось афишировать себя. Для соседей и милиции я был Иваном Беловым, тридцатилетним спортсменом из Ленинграда. Молчаливым, замкнутым человеком. Никто не знал о моей жизни правды, кроме моего начальства да пары друзей. Вот, собственно, и все.
Потянувшись, я хрустнул суставами и одним сильным рывком вытолкнул тело из теплых объятий постели. Проделав несколько энергичных движений, я подхватил полотенце и направился в ванную.
– Привет, Люда!
– Доброе утро, дорогой, – отозвалась из кухни Людмила.
Один из моих вечных недостатков заключается в том, что я веду себя либо абсолютно бесшумно, либо – если в этом нет необходимости, словно карельский медведь, прорывающийся сквозь бурелом.
Но тогда-то уж я становлюсь шумным настолько, насколько это вообще возможно. В таких случаях я разговариваю исключительно командным тоном, будто и не здороваюсь вовсе, а отдаю распоряжения целому батальону.
Приняв контрастный душ, отфыркиваясь, с явным удовольствием я вытерся огромным махровым полотенцем и вернулся в комнату. На то, чтобы одеться, потребовалось не более двух-трех минут. По армейской привычке, летом я ношу практически всегда одинаковую одежду, которая состоит из светлых теннисок и легких свободных брюк спортивного фасона. Я считаю подобный стиль наиболее удобным и подходящим для всех случаев жизни. Обувь я всегда тоже предпочитаю легкую. Самое лучшее – это спортивные туфли. Я недолюбливаю кроссовки, поскольку считаю, что нога должна чувствовать почву, тогда не подвернешь стопу.
Я и сегодня не думал изменять своей привычке. Светло-синяя тенниска, темно-синие, почти черные брюки и белые туфли – вот в таком виде я спустился к завтраку.
Первое, что я увидел, был роскошный торт, на котором неровным дамским почерком Людмила старательно вывела: «Я люблю тебя, милый».
– Я тоже тебя люблю! – воскликнул я, улыбаясь.
На столе уже стояли тарелки, лежали вилки и горкой на блюде – румяные пирожки. В «рюмочках» для яиц возвышались остроконечные яйца. Масло, покрытое мелкими капельками влаги, дожидалось в фаянсовой масленке со стеклянной крышечкой. Горячий кофейник еще выпускал из узкого носика струйки пара.
Я устроился на стуле напротив окна и вздохнул, сглотнув слюну. Желудок давал понять мне, что неплохо было бы позавтракать. Но я никогда не приступил бы к еде без любимой женщины. Неписаный закон влюбленных!
И вот Людмила появилась на пороге маленькой столовой. Она гордо несла перед собой две накрытые салфетками тарелки. Возлюбленная была обнажена, если не считать невесомого пеньюара, на изготовление которого потребовалось минимальное количество ткани.
– А вот и бутерброды, – радостно сообщила она.
– Потрясающий аромат, – заявил я вполне искренне. Запах, коснувшийся моих ноздрей, был очень знакомым, но в то же время к нему явно примешивались какие-то посторонние ароматы.
«Похоже, сыр, – подумал я, – хотя… нет, пожалуй, все-таки сыр. Впрочем, я поостерегся бы поставить на это „червонец“.
Людмила торжественно поставила тарелки на стол и, словно фокусница, с хитрой гримаской сдернула салфетки.
«Ого!»– я был в восхищении. То, что открылось моему взору, больше напоминало Вавилонскую башню, чем бутерброд. И это сооружение парило, текло, шипело расплавленным сыром, каким-то невероятным соусом и еще чем-то, не вполне понятным, пахнущим специями.
Тем не менее я привык относиться к любым новым видам пищи с осмотрительностью, особенно, когда готовит женщина. Некоторое время я молча наблюдал за Людмилой, и лишь после того, как она, фыркнув, впилась зубками в бутерброд, я взял свой и откусил от него солидный кусок. Мне не раз приходил в голову вопрос: каким образом я умудряюсь есть весьма скверную пищу в школе выживания, а иногда и вот такое нечто невообразимое? Скорее всего, в моем желудке есть особый переключатель, который срабатывает всякий раз, когда я получаю задание.
– Дорогой, ты уплетаешь так, словно я тебя не кормила три дня! – пролепетала Людмила.
– Вкусно. Только с чем эти бутерброды?
– Тебе об этом лучше не знать, дорогуша. Мужчины, которые узнают секреты женщин, всегда сматываются от них.
– Тактика твоих действий изумительна! Ты настоящая женщина. Я до сих пор не знаю ни одного твоего секрета.
– А я, милый, ни одного твоего, – Людмила улыбнулась. – Я не знаю ни твоего адреса, ни твоих интересов, ни твоей профессии! Я только догадываюсь…
И тут я неожиданно сделал короткое движение рукой, что означало необходимость моментально застыть, замереть на месте. По мимике моего лица Людмила догадалась, что делать лишние движения или произносить какие-либо звуки крайне нежелательно.
Насчет слуха у меня все в порядке. И сейчас я уловил новый звук, плавно влившийся в атмосферу утра. Рокот вертолетных лопастей. Да, причем это была двухвинтовая машина. Очевидно, семейства Ка. Ею обычно пользуются медики, пожарники и милиция.
Через секунду звук вертолетных двигателей услышала и Людмила. Она прошептала:
– Это вертолетик, милый. Он обрызгивает виноградники. Почему ты испугался?
Она внимательно смотрела на меня, ожидая ответа, но я молчал. Тревога, которая мучила меня, разрослась до огромных размеров. Я уже не сомневался, что вертолет объявился не случайно. Произошло, вероятно, что-то не то. Тем более, я понимал: что среди тех, кто мог быть на вертолете, не могло оказаться кого-либо из наших, поскольку мое местонахождение знала разве что Наташка, и то, если Цейба проболтался.
Я исчез для всего мира – и все. Откуда здесь вертолет? Ведь никогда раньше его тут не наблюдалось.
Неожиданно вертолет приближается и разносит свой страшный гул над виллой, словно хочет разбросать могучим вихрем лопастей кровлю крыши.
Я не выдерживаю и выбегаю во двор. Вижу, что вертолет совершает посадку на пустыре за оградой, а из него, пока машина еще не коснулась колесами земли, выскакивает… Алексей! В руке у него автомат, и на мгновение он исчезает в пыльном вихре.
Похоже, Людмила не из трусливых, но сейчас не та ситуация, в которую стоит бросаться сломя голову. Люда осторожно выглядывала из двери.
– Спрячься в доме, – приказал я. У меня не было оружия, но я знал, где Фарид хранит свой двустволки.
Тем временем из вертолета стремительно выскочили два пятнисто-зеленых десантника с автоматами и скрылись в буро-пыльном мареве.
Один из десантников взял под обстрел площадку перед домом, сам дом и деревья, которые располагались справа и слева, а тем временем Алексей и второй десантник перемахнули через ограду и, в свою очередь, залегли, чтобы подстраховать своего товарища, который мгновенным рывком преодолел ограду.
Рокот двигателя стих. На несколько секунд в воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь шумом волн, разбивающихся о скалы.
Я внимательно слушал эту тишину, стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки, отличающиеся от монотонного шума прибоя. Голоса, работающий телевизор, смех, музыку… что-нибудь, говорящее о наличии в доме живых людей. Тщетно.
Алексей сложил ладони рупором и поднес ко рту.
– Юрий!!!
Тишина. Дом замер. Молчаливый, настороженный. На какое-то мгновение мне показалось, что сама вилла – живое существо, ждущее пока он, майор Иванов, войдет внутрь, чтобы затем смять меня, раздавить, уничтожить.
– Ю-у-у-у-ра!!! Я знаю, ты здесь, Юра! Это я – Алексей!
В следующую секунду я выскакиваю из-за укрытия и упираю ствол «вертикалки» прямо под основание черепа майора.
– Будь я проклят… – бормочет Алексей. Только один-единственный человек из тех, кого знал этот майор, умеет передвигаться абсолютно бесшумно. Это я, доложу я вам без ложной скромности.
– Юра! Молодец, ты в своем амплуа, – улыбается мой старый приятель. – Ты что, не видел, кто к тебе в гости с небес свалился?
– Видел, – спокойно говорю я, убирая охотничье ружье. – Просто хотел удостовериться…
Алексей оборачивается. В глазах у него – напряжение, но теперь я, в свою очередь, улыбаюсь. Не каждому дано переиграть своего учителя. Майор вздыхает еще раз, и, чтобы снять напряжение, мы обнимаемся.
– Как всегда… Тебя не слышно и не видно, да? Юрген? – говорит Алексей. Он улыбается, протягивая мне автомат, доставая из кобуры пистолет.
– Но ты ведь сам научил меня этому, – подтверждаю я.
– Да, да… Я уже начал ржаветь потихоньку. Спина болит, – покачав головой, отвечает Алексей. – Что-то с позвонками…
Дверь запасного выхода открылась, и на пороге появилась Людмила. Она одним взглядом оценила ситуацию и направилась к нам. По ее решительным движениям я понял: назревает скандал. Людмила, очевидно, не хотела так быстро расставаться со мной, а женщины подобного рода всегда, когда им захочется чего-нибудь, становятся страшно капризными, а в достижении своего желания твердыми, как кремень. Я же считаю подобное обращение женщин с мужчинами большой глупостью.
– Что здесь происходит? – довольно неприязненно спросила моя девочка, подходя к нам. Ее глазки уставились на Алексея. Карие глаза, обычно теплые, сейчас выглядели застывшими стеклянными шариками.
– Добрый день! – улыбнулся майор Иванов, и я вдруг заметил, как Алексей сдал за тот год, что мы не видели друг друга. Я разговаривал с Алексеем несколько раз по телефону, и мне тогда казалось, что его бодрому голосу соответствует и нормальная физическая форма. Но это оказалось не так.
Улыбка майора выглядела блеклой, усталой. Морщины в уголках губ и у глаз обозначились отчетливей и резче. В волосах – седина явно начинала свое победное шествие.
Мне даже стало немного жаль майора. Что-то произошло с ним. Надломилась невидимая пружина в груди этого некогда очень сильного человека. Я, сам того не желая, вздохнул.
– Людмила, мне нужно поговорить с Юрием, – продолжил майор.
– С Юрием? – тонкие, конечно же немного выщипанные бровки девушки вопросительно изогнулись. – Так ты, оказывается, Юрий?
– Ах, да, извиняюсь, с Иваном, с Иваном Беловым. Черт возьми, эта конспирация ни к чему, тут вообще такая каша. Я думал… Прости, Юрий, если я… – Алексей, кажется, совершил грубейшее нарушение инструкции, и теперь оправдывается как школьник, пойманный за курением в школьном туалете.
– Да у вас, я вижу, дела такие… – Людмила отвернулась.
– Очень смешная ситуация, – почесал я в затылке. – Знаешь, иди-ка ты в дом, а потом разберемся.
– Думаю, потом не будет, – Людмила нервно повела плечом. Она предпочитала обманывать других, а тут вот ее хотели оставить в дураках. Кому это понравится? – Можно тебя на минуточку? – попросила она. Когда я наклонился, она прошептала, больно и незаметно ущипнув меня: – Знаешь, как говорят современные женщины, я честная девушка, но если неожиданно ты окажешься двоеженцем, или сбежал от беременной жены… то абхазцы отрежут тебе знаешь что?
Тон, которым она это произнесла, подразумевал, что она со мной с настоящего момента в ссоре. До тех пор, пока я не дам соответствующих объяснений. Я боялся, что я немногого стою в ее глазах, поскольку не сообщал о себе никаких подробностей. И впоследствии никакие извинения и аргументы не будут достаточны, чтобы восстановить наши романтические отношения. Причем все это произошло только из-за того, что я скрывал свое настоящее имя.
Так что, дорогой, желаю тебе по-абхазскому обычаю столько язв в организме, сколько правды в твоих словах.
Она резко повернулась и пошла к дому. Ну и штучка! Придется привыкать?..
Мы проводили ее взглядами и вернулись к прерванной беседе.
– Что, у тебя – медовый месяц? Кем она тебе приходится? – довольно заулыбался Алексей. На лице у него появилось приторно-сладкое выражение. – Где ты ее подцепил?
– Это просто хорошая знакомая. Могу же я, в конце концов, немного отдохнуть! Давай лучше к делу. Итак, зачем здесь "эти ребята? В Москве военный переворот? – я кивнул на застывших посреди площадки десантников и продолжил:
– Только не убеждай меня, что ты организовал весь этот маскарад только потому, что безумно соскучился, а их захватил с собой для компании, чтобы попить абхазского винца…
Я попытался улыбнуться, но Алексей не принял шутливого тона.
– Юра, возникла очень серьезная проблема, – майор, прищурившись, смотрел в сторону моря. Несколько маленьких цветных парусов скользили по золотисто-лазурной воде, за мысом протарахтел гидроплан. На секунду его белый корпус появился из-за скал, подобно гигантской морской птице. Затем самолет развернулся, подняв фонтан брызг, и снова скрылся за мысом. Майор проследил за ним взглядом и продолжил:
– Кто-то убивает наших парней. Сперва мне показалось, что я ослышался.
– Постой, Алексей… Но у них же новые имена, фамилии, рожи, в конце концов. Никто не мог знать ни на йоту об их прошлом. Да и кому это нужно…
– Да вроде никому, однако они – классные специалисты, – сказал майор. – Ведь ты в курсе, что здесь происходит. Абхазия рвет когти к независимости. Грузины объявили войну сепаратизму. У Грузии нет настоящей армии, хороших квалифицированных работников. Они вовсю вербуют наших. И наши идут, деньги делают свое дело. А сейчас они попытались вербовать людей из нашей службы, но… абхазцы их опередили. Кроме того, у абхазцев больше связей в Москве. Произошла утечка информации о наших здешних специалистах… Они ведь предпочитают Юг…
– Ты нашел меня? Я знала, что ты придешь… Она впивается в мои губы своими и начинает прижимать меня к себе.
– Миленький, ты искал меня? Я тебе еще нравлюсь, правда?
Я не могу сопротивляться или противиться.
Я ошарашен. Все происходит настолько неожиданно, что я забываю обо всякой осторожности и представляю себя этаким пауком, которого паучиха пожирает после совокупления. В знак благодарности, что ли?
– Миленький, прости меня, что я убежала тогда, но так нужно было, иначе они схватили бы нас, – шепчет девушка, все более теряя контроль, – я ведь знала, что ты будешь со мной…
– Кто они, Людмила? Что здесь происходит? Думаешь, я не знаю, что было в сумке?
– Молчи, дорогой, молчи…
Некоторое время происходят взаимные объятия и поцелуи, а потом начинается настоящая схватка, а после и все остальное.
– Миленький, я знала, что ты меня найдешь… – шепчет девушка, которую я знал всего-то часа два, и которая тогда всячески пыталась отделаться от меня. А теперь я вместе с ней, рядом, держу в объятиях…
И вот я лежу совершенно опустошенный и без энергии.
– Миленький, я знала, что ты меня трахнешь… – уверенно говорит Людмила, пытаясь заглянуть в мои глаза. Но мне страшно неловко, хотя я не подаю вида. Пропадать, так пропадать!
В моих объятиях находится словно сгусток солнечной энергии. Эта женщина – биоэнергетический вулкан! Да, я совершенно опустошен и чувствую, что без ее тела уже не смогу так чудесно жить, потому что мне тепло, уютно и радостно возле нее. Почему я раньше не знал, как может быть хорошо с женщиной! Потому что все они – разные?
С каждой минутой силы возвращаются ко мне, и я вскакиваю, чтобы закрыть дверь.
– Почему ты здесь? Ты знаешь Фарида? – спрашиваю я. Уж слишком все невероятно складывается.
– Это я должна спросить – ты знаешь Фарида? – игривым тоном передразнивает Людмила и водит пальчиком по моей руке.
– Отвечай на мой вопрос: ты знакома с Фаридом? – настаиваю я. Я вообще люблю настоять на своем.
– Да, я знакома с Фаридом уже раз, два, три…
Да, уже четыре года. И много-много раз целовалась с ним…
– Ты хочешь меня разозлить? – я снимаю руку Людмилы со своей руки. Неужели все женщины так развращены?
– У-у! Мужчи-ина… Конечно, я хочу тебя разозлить… – совершенно спокойно отвечает девушка, соскакивая с кровати и взбивая волосы массажной щеткой.
Я не могу делить женщин ни с Цейбой, ни с Фаридом.
С меня хватит, я уезжаю. Пропади все пропадом.
Бросаюсь вниз по лестнице и убегаю. До города недалеко, и, переполненный противоречивыми чувствами, я брожу по улицам, выискивая очередные приключения. Я ждал, чтобы меня кто-нибудь зацепил, чтобы представилась возможность вылить всю злость на обидчике.
…Темной южной ночью я вернулся в гостиницу. Вахтер спал. За стеклянной дверью торчала щетка, положенная под ручку. Пришлось вцепиться в ржавые флагодержатели, подтянуться на руках, вцепиться в карниз, вскарабкаться, и пройти по нему к окну своего номера.
Но у Наташи в комнате, оказывается, идет пир горой. Вовсю светится незашторенное окно, и когда я пытался неслышно пройти по карнизу мимо него, девушки дружно закричали и начали открывать окно, благо оно открывалось внутрь. Вцепившись в меня, втащили в комнату. Девушки уже выпили целую бутыль вина и хохотали. Цейба тоже оказался там, был изрядно пьян и почему-то весело поглядывал на меня.
У меня не наблюдалось желания хохотать. У меня возникло желание напиться. Кажется, предстоит трудовая ночь: Наташа алчно смотрит на меня.
– Она твоя! – говорит Цейба. – Ты нам помог, она твоя.
Я ухожу в свою комнату. Наташа, в красном халате, идет следом. Что у нее под халатом – у меня полная информированность. Я бы сказал, избыточная информированность.
– Иди ты, Наташка, домой, я хочу сегодня побыть один.
Девушка нисколько не обиделась, даже наоборот. Вероятно, решила, что маленький перерыв в ночной работе только освежит ее. Кто знает, что она подумала.
Когда она вышла, я вытащил сумку и начал бросать туда свои вещи. Неожиданно мне попались на глаза вещи Людмилы, которые оставались в ее сумке. Гранаты ведь на дне морском! А я держал в руках женское белье и не знал, что с ним делать. Белье теплое, мягкое на ощупь. Если закрыть глаза, то всплывает образ девушки, которая была сегодня со мной. Может, все женщины такие, и что уж тут поделаешь?
Как вернуть все это барахло? Я ни слова не сказал о местонахождении гранат. Гранаты тоже следовало бы вернуть. Может, ничего не возвращать, а плюнуть и уехать? Нет, так настоящие рыцари не поступают. Есть прекрасный парень Цейба. Он-то все и передаст.
На улице, где-то далеко в городе раздалась самая настоящая автоматная очередь.
Ну и попал же я в заваруху. В городе стреляют! Вот тебе и прекрасная курортная зона. Тысячи отдыхающих, дети, инвалиды…
Сейчас я не удивлюсь, если ко мне вломится шайка с автоматами и изрешетит меня. Здесь всего можно ожидать. Это не просто мафиозные разборки. Начинается война грузин и абхазцев.
И тут ручка моей двери шевельнулась. Я бесшумно встал, вооружился боевой гранатой, разумеется, разогнув ее усики, и отошел к стене.
Ручка теперь задергалась, кто-то поскребся. Я услышал шепот.
– Милый, ты здесь?
Этот голос нельзя спутать ни с чьим другим. Людмила! Откуда она узнала мой адрес? Ах, да, я же сам ей все рассказал! А если это ловушка?
Стоя спиной к стене, я поворачиваю ключ. Дверь открывается – и входит Людмила. Она одна. У нее все такое же игривое настроение, как и прежде. Только-только я успеваю «разобраться» с гранатой, чтобы она не взорвалась, и возвращаю ее на прежнее место, как Людмила ловит мои губы и жадно целует меня. Неожиданно в дверь без стука входит Наташка. Зачем? Разве я ломился в твою дверь, когда ты трахалась с Цейбой?
– Ой, кто тут? Мне надо тебе кое-что сказать, – жарко шепчет Наташа, разглядывая девушку, которая все еще у меня в руках. Наташа оценивает свои шансы. Она их очень правильно оценивает. Они у нее нулевые.
У Людмилы игривое настроение пропадает.
– Мне уйти? – говорит она. – Ты, я вижу, тоже времени зря не терял.
Я молчу. Что мне говорить?
– Не томи, скажи, мне уйти? Моя сестра замужем за Фаридом. Он уехал к ней в Москву. Я отдыхаю здесь уже четвертый год…
Я закрываю ей рот поцелуем.
На следующий день я хожу в сопровождении прекрасного длинноногого гида по городку, уже не заботясь о том, чтобы прятать свое лицо от водителей такси.
Грузинскую мафию, которая владела таксопарком, разогнали абхазские парни с автоматами. Ходят самые невероятные слухи о количестве жертв. Грузины бросают дома и семьями уезжают в Тбилиси. В столице Грузии проходят митинги, осуждающие сепаратистов. Здесь, в Абхазии, покинутые дома грабят неизвестно кто.
Какое мне до этого дело, если я, наконец, обрел то, о чем мечтал! Мы с Людмилой целыми днями хохочем, вспоминая приключения на вокзале.
– Я просто испытывала оргазм, глядя, как ты их разбрасывал! – заходится от смеха Людмила…
Гранаты благополучно подняты со дна и благополучно переправлены в горы. Мы использовали при этом Цейбу и его акваланг. Рейтинг Цейбы среди его товарищей неизмеримо вырос.
– Это я нашел пропавший груз! – хвастает Цейба. Каждый вечер он на машине привозит нам продукты и свежие новости.
Я ошибался в характере Людмилы. Ее моральные устои оказались значительно выше и крепче, чем я предполагал. Мало того, я не только думаю, что это именно так, но также вел с девушкой открытый разговор, который она сама начала. Она вздумала изменить фамилию. На Язубец.
– Только, дорогой, я не знаю, как это сделать? Ты мне не подскажешь?
Единственное, что не совсем мне по нраву в девушке – некоторая ее несерьезность. Да ладно. Серьезности хватает у меня. И мрачности.
Людмила – москвичка, после института первый год работает в каком-то вычислительном центре. В начале сентября ей на работу.
И мне на работу тогда же. Людмила будет вычислять, а что же придется делать мне? Чтобы ни пришлось – такова судьба.
…Целых две недели я был совершенно счастлив. На вилле Фарида нас никто не беспокоил. Иногда только приезжали незнакомые вооруженные абхазцы, день или два отдыхали и снова уезжали. Фарида в городе нет. Он в Москве, иногда звонит нам. Ведет важные и секретные переговоры.
Но вот опять меня начали мучать тяжелые мысли. Я пытался анализировать ситуацию, стараясь выловить в себе ту самую зацепку, которая и порождала тревогу. Безрезультатно. Если мозг и имел какую-то информацию, касающуюся психологического состояния своего хозяина, то выдавать ее упорно отказывался. Как правило, в таких случаях следует просто ждать, пока разум не трансформирует эти знания в более приемлемую и понятную форму.
Но не теперь. В данной ситуации самым худшим было то, что я не мог найти вообще никаких поводов для тревоги. Все – в самом отличном виде, и лучшего нельзя было желать. Я жил с интересной и чрезвычайно привлекательной, и, к тому же, любимой девушкой на прекрасной вилле, занимаясь больше любовью, чем охраной дома.
Людмила заметила мое состояние, и всеми известными ей способами пыталась привести меня в нормальное расположение духа. Арсенал методов, используемых ею для этой цели, имел широчайший спектр, начиная от неожиданного, на ходу, нежного поцелуя, «нападения» сзади, когда она повисает на тебе и требует, чтобы ее несли, и заканчивая походом на море. Однако ее отчаянные попытки справиться с моей беспричинной тревогой потерпели полный провал. Если я и улыбался, то мысли мой оставались далеко. Что меня мучило, я узнал лишь потом, когда произошло такое, чего я не мог предвидеть. Здесь, в моих записках, я попытаюсь шаг за шагом воссоздать события. Для меня важна каждая деталь…
Было уже утро третьего дня, после того, как я начал, казалось бы, беспричинно тревожиться.
Началось оно, впрочем, точно так, как и утро любого проведенного здесь дня. Короче говоря, я проснулся в восемь утра в спальне и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам шагов Людмилы. Вот на кухне звякнула посуда, зашипела льющаяся из крана вода. Я еще несколько минут тупо разглядывал потолок, ощущая нахлынувшую волну беспокойства. Оно было гораздо сильнее того, которое я испытывал на протяжении последних дней.
Это могло означать только одно: опасность достаточно близка. Она где-то совсем рядом, затаилась и ждет момента, чтобы вцепиться мне в хребет.
Внизу принялся нудно бормотать чайник. Хлопнула дверца холодильника. Людмила начала готовить свои умопомрачительные бутерброды. С этими кулинарными изысками дело вообще обстояло довольно сложно. Каждый раз, съедая на завтрак очередной «шедевр» буйной фантазии милашки, я пытался добиться от нее, что же именно мне довелось употребить в пищу. Но во всем, что касалось кулинарии, Людмила стояла насмерть и секретов не выдавала. Как правило, я несколько дней мучился этим вопросом, время от времени вновь пытаясь выудить у подруги рецепт ее очередного блюда. Но все мои уговоры не действовали, оказывались не более чем простым сотрясением воздуха. В итоге, когда путем сложных умозаключений и тщательного обследования содержимого холодильника, мне все-таки удалось получить представление об основных ингредиентах бутербродов, то волосы у меня встали дыбом. А на следующее утро Людмила подавала мне очередную горячую «загадку», в которой умудрялась совместить, казалось бы, абсолютно несовместимое. Судя по звону посуды и ароматам, доносившимся с первого этажа, в кухне готовилось нечто за гранью моего понимания. Я потянулся, чувствуя, как хрустят суставы, и не без удовольствия ощутил силу собственных мышц. У меня, действительно, отличная фигура, об этом мне не раз говорили и Людмила, у которой опыт в этом деле, несомненно, был большим, чем у меня. Людмила любила гладить тугие бугры мускулов на руках, называла меня не иначе, как «мой сисястенький», пыталась оттянуть грудные мышцы, а по спине могла колотить кулаками, что для меня не представляло ни малейшей боли. А вот по росту я не очень подходил ей. У нее – метр восемьдесят пять, у меня – метр восемьдесят шесть. Если бы мы стояли на пьедестале, то не могли бы сойти за отличный образец Его и Ее. Но я не собирался на пьедестал, предпочитая всегда оставаться в тени, подальше даже от случайных фотографов. Людмила так и не простила меня за то, что я не захотел фотографироваться с ней, когда мы гуляли по городу. Но людям моей профессии строго запрещалось афишировать себя. Для соседей и милиции я был Иваном Беловым, тридцатилетним спортсменом из Ленинграда. Молчаливым, замкнутым человеком. Никто не знал о моей жизни правды, кроме моего начальства да пары друзей. Вот, собственно, и все.
Потянувшись, я хрустнул суставами и одним сильным рывком вытолкнул тело из теплых объятий постели. Проделав несколько энергичных движений, я подхватил полотенце и направился в ванную.
– Привет, Люда!
– Доброе утро, дорогой, – отозвалась из кухни Людмила.
Один из моих вечных недостатков заключается в том, что я веду себя либо абсолютно бесшумно, либо – если в этом нет необходимости, словно карельский медведь, прорывающийся сквозь бурелом.
Но тогда-то уж я становлюсь шумным настолько, насколько это вообще возможно. В таких случаях я разговариваю исключительно командным тоном, будто и не здороваюсь вовсе, а отдаю распоряжения целому батальону.
Приняв контрастный душ, отфыркиваясь, с явным удовольствием я вытерся огромным махровым полотенцем и вернулся в комнату. На то, чтобы одеться, потребовалось не более двух-трех минут. По армейской привычке, летом я ношу практически всегда одинаковую одежду, которая состоит из светлых теннисок и легких свободных брюк спортивного фасона. Я считаю подобный стиль наиболее удобным и подходящим для всех случаев жизни. Обувь я всегда тоже предпочитаю легкую. Самое лучшее – это спортивные туфли. Я недолюбливаю кроссовки, поскольку считаю, что нога должна чувствовать почву, тогда не подвернешь стопу.
Я и сегодня не думал изменять своей привычке. Светло-синяя тенниска, темно-синие, почти черные брюки и белые туфли – вот в таком виде я спустился к завтраку.
Первое, что я увидел, был роскошный торт, на котором неровным дамским почерком Людмила старательно вывела: «Я люблю тебя, милый».
– Я тоже тебя люблю! – воскликнул я, улыбаясь.
На столе уже стояли тарелки, лежали вилки и горкой на блюде – румяные пирожки. В «рюмочках» для яиц возвышались остроконечные яйца. Масло, покрытое мелкими капельками влаги, дожидалось в фаянсовой масленке со стеклянной крышечкой. Горячий кофейник еще выпускал из узкого носика струйки пара.
Я устроился на стуле напротив окна и вздохнул, сглотнув слюну. Желудок давал понять мне, что неплохо было бы позавтракать. Но я никогда не приступил бы к еде без любимой женщины. Неписаный закон влюбленных!
И вот Людмила появилась на пороге маленькой столовой. Она гордо несла перед собой две накрытые салфетками тарелки. Возлюбленная была обнажена, если не считать невесомого пеньюара, на изготовление которого потребовалось минимальное количество ткани.
– А вот и бутерброды, – радостно сообщила она.
– Потрясающий аромат, – заявил я вполне искренне. Запах, коснувшийся моих ноздрей, был очень знакомым, но в то же время к нему явно примешивались какие-то посторонние ароматы.
«Похоже, сыр, – подумал я, – хотя… нет, пожалуй, все-таки сыр. Впрочем, я поостерегся бы поставить на это „червонец“.
Людмила торжественно поставила тарелки на стол и, словно фокусница, с хитрой гримаской сдернула салфетки.
«Ого!»– я был в восхищении. То, что открылось моему взору, больше напоминало Вавилонскую башню, чем бутерброд. И это сооружение парило, текло, шипело расплавленным сыром, каким-то невероятным соусом и еще чем-то, не вполне понятным, пахнущим специями.
Тем не менее я привык относиться к любым новым видам пищи с осмотрительностью, особенно, когда готовит женщина. Некоторое время я молча наблюдал за Людмилой, и лишь после того, как она, фыркнув, впилась зубками в бутерброд, я взял свой и откусил от него солидный кусок. Мне не раз приходил в голову вопрос: каким образом я умудряюсь есть весьма скверную пищу в школе выживания, а иногда и вот такое нечто невообразимое? Скорее всего, в моем желудке есть особый переключатель, который срабатывает всякий раз, когда я получаю задание.
– Дорогой, ты уплетаешь так, словно я тебя не кормила три дня! – пролепетала Людмила.
– Вкусно. Только с чем эти бутерброды?
– Тебе об этом лучше не знать, дорогуша. Мужчины, которые узнают секреты женщин, всегда сматываются от них.
– Тактика твоих действий изумительна! Ты настоящая женщина. Я до сих пор не знаю ни одного твоего секрета.
– А я, милый, ни одного твоего, – Людмила улыбнулась. – Я не знаю ни твоего адреса, ни твоих интересов, ни твоей профессии! Я только догадываюсь…
И тут я неожиданно сделал короткое движение рукой, что означало необходимость моментально застыть, замереть на месте. По мимике моего лица Людмила догадалась, что делать лишние движения или произносить какие-либо звуки крайне нежелательно.
Насчет слуха у меня все в порядке. И сейчас я уловил новый звук, плавно влившийся в атмосферу утра. Рокот вертолетных лопастей. Да, причем это была двухвинтовая машина. Очевидно, семейства Ка. Ею обычно пользуются медики, пожарники и милиция.
Через секунду звук вертолетных двигателей услышала и Людмила. Она прошептала:
– Это вертолетик, милый. Он обрызгивает виноградники. Почему ты испугался?
Она внимательно смотрела на меня, ожидая ответа, но я молчал. Тревога, которая мучила меня, разрослась до огромных размеров. Я уже не сомневался, что вертолет объявился не случайно. Произошло, вероятно, что-то не то. Тем более, я понимал: что среди тех, кто мог быть на вертолете, не могло оказаться кого-либо из наших, поскольку мое местонахождение знала разве что Наташка, и то, если Цейба проболтался.
Я исчез для всего мира – и все. Откуда здесь вертолет? Ведь никогда раньше его тут не наблюдалось.
Неожиданно вертолет приближается и разносит свой страшный гул над виллой, словно хочет разбросать могучим вихрем лопастей кровлю крыши.
Я не выдерживаю и выбегаю во двор. Вижу, что вертолет совершает посадку на пустыре за оградой, а из него, пока машина еще не коснулась колесами земли, выскакивает… Алексей! В руке у него автомат, и на мгновение он исчезает в пыльном вихре.
Похоже, Людмила не из трусливых, но сейчас не та ситуация, в которую стоит бросаться сломя голову. Люда осторожно выглядывала из двери.
– Спрячься в доме, – приказал я. У меня не было оружия, но я знал, где Фарид хранит свой двустволки.
Тем временем из вертолета стремительно выскочили два пятнисто-зеленых десантника с автоматами и скрылись в буро-пыльном мареве.
Один из десантников взял под обстрел площадку перед домом, сам дом и деревья, которые располагались справа и слева, а тем временем Алексей и второй десантник перемахнули через ограду и, в свою очередь, залегли, чтобы подстраховать своего товарища, который мгновенным рывком преодолел ограду.
Рокот двигателя стих. На несколько секунд в воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь шумом волн, разбивающихся о скалы.
Я внимательно слушал эту тишину, стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки, отличающиеся от монотонного шума прибоя. Голоса, работающий телевизор, смех, музыку… что-нибудь, говорящее о наличии в доме живых людей. Тщетно.
Алексей сложил ладони рупором и поднес ко рту.
– Юрий!!!
Тишина. Дом замер. Молчаливый, настороженный. На какое-то мгновение мне показалось, что сама вилла – живое существо, ждущее пока он, майор Иванов, войдет внутрь, чтобы затем смять меня, раздавить, уничтожить.
– Ю-у-у-у-ра!!! Я знаю, ты здесь, Юра! Это я – Алексей!
В следующую секунду я выскакиваю из-за укрытия и упираю ствол «вертикалки» прямо под основание черепа майора.
– Будь я проклят… – бормочет Алексей. Только один-единственный человек из тех, кого знал этот майор, умеет передвигаться абсолютно бесшумно. Это я, доложу я вам без ложной скромности.
– Юра! Молодец, ты в своем амплуа, – улыбается мой старый приятель. – Ты что, не видел, кто к тебе в гости с небес свалился?
– Видел, – спокойно говорю я, убирая охотничье ружье. – Просто хотел удостовериться…
Алексей оборачивается. В глазах у него – напряжение, но теперь я, в свою очередь, улыбаюсь. Не каждому дано переиграть своего учителя. Майор вздыхает еще раз, и, чтобы снять напряжение, мы обнимаемся.
– Как всегда… Тебя не слышно и не видно, да? Юрген? – говорит Алексей. Он улыбается, протягивая мне автомат, доставая из кобуры пистолет.
– Но ты ведь сам научил меня этому, – подтверждаю я.
– Да, да… Я уже начал ржаветь потихоньку. Спина болит, – покачав головой, отвечает Алексей. – Что-то с позвонками…
Дверь запасного выхода открылась, и на пороге появилась Людмила. Она одним взглядом оценила ситуацию и направилась к нам. По ее решительным движениям я понял: назревает скандал. Людмила, очевидно, не хотела так быстро расставаться со мной, а женщины подобного рода всегда, когда им захочется чего-нибудь, становятся страшно капризными, а в достижении своего желания твердыми, как кремень. Я же считаю подобное обращение женщин с мужчинами большой глупостью.
– Что здесь происходит? – довольно неприязненно спросила моя девочка, подходя к нам. Ее глазки уставились на Алексея. Карие глаза, обычно теплые, сейчас выглядели застывшими стеклянными шариками.
– Добрый день! – улыбнулся майор Иванов, и я вдруг заметил, как Алексей сдал за тот год, что мы не видели друг друга. Я разговаривал с Алексеем несколько раз по телефону, и мне тогда казалось, что его бодрому голосу соответствует и нормальная физическая форма. Но это оказалось не так.
Улыбка майора выглядела блеклой, усталой. Морщины в уголках губ и у глаз обозначились отчетливей и резче. В волосах – седина явно начинала свое победное шествие.
Мне даже стало немного жаль майора. Что-то произошло с ним. Надломилась невидимая пружина в груди этого некогда очень сильного человека. Я, сам того не желая, вздохнул.
– Людмила, мне нужно поговорить с Юрием, – продолжил майор.
– С Юрием? – тонкие, конечно же немного выщипанные бровки девушки вопросительно изогнулись. – Так ты, оказывается, Юрий?
– Ах, да, извиняюсь, с Иваном, с Иваном Беловым. Черт возьми, эта конспирация ни к чему, тут вообще такая каша. Я думал… Прости, Юрий, если я… – Алексей, кажется, совершил грубейшее нарушение инструкции, и теперь оправдывается как школьник, пойманный за курением в школьном туалете.
– Да у вас, я вижу, дела такие… – Людмила отвернулась.
– Очень смешная ситуация, – почесал я в затылке. – Знаешь, иди-ка ты в дом, а потом разберемся.
– Думаю, потом не будет, – Людмила нервно повела плечом. Она предпочитала обманывать других, а тут вот ее хотели оставить в дураках. Кому это понравится? – Можно тебя на минуточку? – попросила она. Когда я наклонился, она прошептала, больно и незаметно ущипнув меня: – Знаешь, как говорят современные женщины, я честная девушка, но если неожиданно ты окажешься двоеженцем, или сбежал от беременной жены… то абхазцы отрежут тебе знаешь что?
Тон, которым она это произнесла, подразумевал, что она со мной с настоящего момента в ссоре. До тех пор, пока я не дам соответствующих объяснений. Я боялся, что я немногого стою в ее глазах, поскольку не сообщал о себе никаких подробностей. И впоследствии никакие извинения и аргументы не будут достаточны, чтобы восстановить наши романтические отношения. Причем все это произошло только из-за того, что я скрывал свое настоящее имя.
Так что, дорогой, желаю тебе по-абхазскому обычаю столько язв в организме, сколько правды в твоих словах.
Она резко повернулась и пошла к дому. Ну и штучка! Придется привыкать?..
Мы проводили ее взглядами и вернулись к прерванной беседе.
– Что, у тебя – медовый месяц? Кем она тебе приходится? – довольно заулыбался Алексей. На лице у него появилось приторно-сладкое выражение. – Где ты ее подцепил?
– Это просто хорошая знакомая. Могу же я, в конце концов, немного отдохнуть! Давай лучше к делу. Итак, зачем здесь "эти ребята? В Москве военный переворот? – я кивнул на застывших посреди площадки десантников и продолжил:
– Только не убеждай меня, что ты организовал весь этот маскарад только потому, что безумно соскучился, а их захватил с собой для компании, чтобы попить абхазского винца…
Я попытался улыбнуться, но Алексей не принял шутливого тона.
– Юра, возникла очень серьезная проблема, – майор, прищурившись, смотрел в сторону моря. Несколько маленьких цветных парусов скользили по золотисто-лазурной воде, за мысом протарахтел гидроплан. На секунду его белый корпус появился из-за скал, подобно гигантской морской птице. Затем самолет развернулся, подняв фонтан брызг, и снова скрылся за мысом. Майор проследил за ним взглядом и продолжил:
– Кто-то убивает наших парней. Сперва мне показалось, что я ослышался.
– Постой, Алексей… Но у них же новые имена, фамилии, рожи, в конце концов. Никто не мог знать ни на йоту об их прошлом. Да и кому это нужно…
– Да вроде никому, однако они – классные специалисты, – сказал майор. – Ведь ты в курсе, что здесь происходит. Абхазия рвет когти к независимости. Грузины объявили войну сепаратизму. У Грузии нет настоящей армии, хороших квалифицированных работников. Они вовсю вербуют наших. И наши идут, деньги делают свое дело. А сейчас они попытались вербовать людей из нашей службы, но… абхазцы их опередили. Кроме того, у абхазцев больше связей в Москве. Произошла утечка информации о наших здешних специалистах… Они ведь предпочитают Юг…