Страница:
– А тебе в глаз случайно не поссать, а, легавый? – криво ухмыльнулся кикбоксер. – Или посрать в широко открытый рот? Ты только скажи, я с радостью…
– Клиент хамит, капитан. Клиент не врубается, что с ним сейчас будет. – Словно дождавшись наконец нужного ответа, Бакула приблизился к вышибале и почти без замаха нанес ему удар в переносицу.
Что-то громко чавкнуло, из ноздрей кикбоксера двумя алыми струйками быстро побежала, стекая на раздвоенный подбородок, кровь.
Громко взвыв от боли, яростно матерящийся Чак снова изо всех сил дернул широкими плечами, отчего старый, с кривыми ножками, антикварный стул под его задницей жалобно скрипнул, покачнулся, и массивная туша с тихим стуком грузно рухнула на покрывающий пол комнаты мягкий персидский ковер.
– Так даже лучше. Полежи подумай, пока есть время, над моим предложением… – дружески похлопав потирающего ушибленную руку Толика, заключил Дреев, а потом перевел заметно потяжелевший взгляд на затравленно притихшего, вжавшего голову в плечи, ушастого Гоблина. – А с тобой, шакал, у меня разговор другой будет, особенный… Потому что, в отличие от дружка твоего бройлерного, ни в чем более гнусном, кроме сбыта «дури» и слишком болтливого языка, пока не замеченного, ты застрелил мента, а по сути – моего лучшего и единственного друга! Такое не прощают… Так что если веришь в Бога, что, впрочем, вряд ли, то можешь прямо сейчас начинать молиться… Жить тебе на этом свете осталось всего час! Но ты умрешь не сразу… Для такой твари, как ты, это было бы слишком легко и быстро… Потому ты будешь умирать долго и мучительно. Для начала я выколю тебе оба глаза… Лейтенант, найдите кляп и заткните ему рот, чтобы своими воплями не мешал спать соседям.
Капитан подошел к столу, положил на него пистолет, открыл принесенную Бакулой из машины плоскую пластмассовую коробочку и достал из нее блестящий хромированный крючок, который используют стоматологи для проверки зубов и заталкивания в «дупло» ваты с мышьяком.
– Я узнал тебя, – дрожащим голосом сказал Гоблин. – Это тебя Скат подстрелил в подъезде… А ты, выходит, был в бронике, раз до сих пор жив…
– Ну вот. – Повертев в пальцах легкий крюк, опер подошел к барыге и, чуть наклонившись, с перекосившей лицо улыбкой садиста поднес острую загнутую иглу к конвульсивно дергающемуся из стороны в сторону зрачку Гоблина. – Не волнуйся, я проткну его быстро. Опомниться не успеешь, как глаз вытечет… А зрачок я затолкаю тебе в рот и заставлю сожрать. Зачем пропадать добру?
В следующее мгновение тонкий крюк глубоко воткнулся в лицо Гоблина, в нескольких сантиметрах ниже глазного яблока, проткнув кожу и уперевшись в твердую выпирающую кость…
– А-а-а! – завизжал ушастый торговец. – Не на-а-адо!
– Черт, промахнулся, – с видимым сожалением констатировал Дреев, качая головой. – Он так дрыгается… И орет над ухом. Ну где ты там, лейтенант! Неси любую тряпку, заткни ему рот! В ванной, под раковиной посмотри… должна быть половая!
– Что ты от меня хочешь?! – проскулил наркобарыга. – Я же не знал, что вы из ментовки, я думал – меня подставили свои, чтобы забрать товар!
– Кому ты лепишь, паразит?! – Вернувшийся с грязной мокрой тряпкой Бакула вполсилы заехал Гоблину кулаком в ухо. – Да за килограмм «кокса» такие, как ты, мать родную пристрелят!.. Чего с ним базарить, командир, мочи его – и дело с концом! Подполковник сказал, что нужен только один, второго можно запросто пустить в расход. Открой пасть, ты!.. Я сказал, пасть открой, иначе челюсть на хер вырву!
Схватив Гоблина за подбородок и потянув его вниз, Толик принялся быстро, но осторожно, чтобы «подследственный» не откусил пальцы, запихивать в раззявленную хрипящую пасть край противно воняющей рваной половой тряпки.
– Одного, говоришь? – словно впервые слыша такое необычное распоряжение начальства, задумчиво переспросил Дреев. – Добро… Тогда для начала нужно решить, кто из них двоих будет лучше петь. Если ошибемся и приведем немого – подполковник с нас самих три шкуры сдерет. Я предлагаю мочить этого. – Почти не глядя на испуганного бледного Гоблина, Валера хлестко отвесил ему звонкую пощечину. – Ты разве забыл ментовский закон?! Тот, кто поднял руку на нашего, не должен жить!..
– А я все-таки предлагаю завалить бройлера, – покачал головой «добрый» опер Бакула. – Посмотри на его наглую рожу! Такие скорее сдохнут, чем дадут письменные показания и вломят всех своих подельников, включая черномазого Нигерийца! Нет, капитан, давай я лучше пристрелю вышибалу, от него все равно никакого толка не будет.
– Ну хорошо, действуй… – после короткого размышления, почесав затылок, «согласился» Дреев. – Только знаешь что… На всякий случай спроси у него вначале, хочет он поменять жизнь в обмен на чистосердечное собственноручное и гарантию отсидки в камере-одиночке… а то и вообще без «торбы» обойдется, это как карта ляжет… или уже прямо сейчас готов отправиться к праотцам. Опыт мне подсказывает, что такие вот нахрапистые быки с огромными буграми слишком борзо ведут себя лишь до тех пор, пока не поймут, что их собираются убивать серьезно, п о-н а с т о я щ е м у… А как только врубятся – начинают петь, аки Саша Шаляпин.
– Миша, – «поправил» лейтенант, грозно глядя сверху вниз на сопящего, шмыгающего распухшим сломанным носом и злобно косящегося на своих палачей, лежащего вместе со стулом вышибалу Чака.
– Какая разница, лишь бы голос был хороший, – отмахнулся капитан, снова с ухмылкой законченного садиста медленно наклоняясь над Гоблином с крюком в руке. – Ну что, свинья, зенки сохранить хоцца?! Смотри-ка, кивает… Страшно, наверное, ссать в темноте мимо унитаза и видеть мир цветным только в кошмарных снах! Эй, гля, да он уже обоссался! – Дреев с брезгливостью на лице посмотрел вниз, на расплывающуюся под стулом мокрую лужу, обильно пополняемую стекающей сверху струйкой. – Вот чмо болотное… Сейчас языком вылизывать заставлю!
– Слышь ты, окорок! – Бакула, презрительно сплюнув на рубашку Чака, больно пнул кикбоксера ногой в распухший багровый нос, заставив его снова гнусаво вскрикнуть и, насколько позволяли стул и веревки, конвульсивно изогнуться всем телом. Похоже, перелом носовой кости у хозяина грозной паучьей татуировки был на самом деле серьезный… – Тебе, как приговоренному к жертвоприношению, предоставляется последнее слово!.. Только, я тебя умоляю, не строй из себя героя и не рассчитывай, что с тобой блефуют! – поморщился лейтенант. – Любое грубое слово, сказанное в адрес милиции, будет истолковано как отказ от последнего шанса… Итак, я весь внимание… Будешь стучать, сука, или нет?! – вдруг выкрикнул Бакула, нагнувшись, схватил вышибалу за уши и, столь варварским способом дернув вверх, в два счета привел его в вертикальное положение.
– Да… – тихо, едва слышно шевеля испачканными в кровавых соплях губами, прошептал кикбоксер.
– Чего?! – торжествующе переглянувшись с Дреевым, вопросительно приподнял брови лейтенант. – Не расслышал! Громче!
– Да, блядь, да! Что ты еще от меня хочешь?! – срываясь на истерику, отчаянно загнусавил скорчивший оскорбленную рожу амбал. – Я напишу все, что знаю, развяжите грабки и дайте ручку с листком бумаги! Они там, в верхнем ящике секции…
Вспомнив «распоряжение подполковника», разрешающее оставить в живых только одного из наркобарыг – того, кто лучше расколется, громко замычал Гоблин, испуганно тараща «чудом» уцелевшие глаза на непреклонного, хмурого Дреева.
– Ну? Ты тоже горишь желанием накропать бестселлер? – со скепсисом осведомился капитан.
Лопоухий драгдилер часто закивал, едва не свалившись вместе со стулом.
– Как думаешь, Толик, дадим этому обоссанному никчемному паразиту шанс? – как бы еще не слишком твердо веря в грядущую откровенность доведенного страхом до жуткой трясучки и недержания Гоблина, спросил опер, обращаясь к Бакуле, уже доставшему и положившему на стол чистый лист бумаги и авторучку.
– Ладно, отвязывай, – пожал плечами лейтенант. – Устроим социалистическое соревнование – кто из них больше и лучше напишет, кто больше имен и точек застучит, того и заберем с собой в управление. А другому свернем шею, вольем в хлебало водяры… – Бакула кивнул на застекленный мини-бар со множеством импортных бутылок с горячительным пойлом, – и бросим в ванну. Типа поскользнулся, вырубился и утонул… Как считаешь, капитан, прокатит?
– Как стоячий болт в лоханку старой шалавы, – стараясь выглядеть как можно более развязным, заявил Дреев. – Так и быть, рискнем. – Убрав в коробочку с инструментом приведший в ужас Гоблина крюк, капитан достал оттуда поблескивающий в свете хрустальной люстры острый хирургический скальпель и принялся перерезать связывающую сыкуна капроновую веревку. – Строчить роман будете по очереди, но в темпе! Одно лишнее движение: шаг вправо, шаг влево – пиздец на месте! Вопросы есть?!
Закончив с путами, упавшими на ковер, он одним быстрым движением вырвал изо рта у боящегося пошевелиться Гоблина мокрую тряпку-кляп.
– Я спрашиваю, вопросы есть, чмо?! – повторил капитан, хватая наркодельца за волосы и сильно запрокидывая его шишковидную голову назад.
– Кха!.. Нет… Кха! – отплевывался, пытаясь мотать головой, едва не проглотивший язык тщедушный барыга. По его лицу градом катились огромные слезы.
– Тогда бери стул, садись и начинай! Потом все проверю и, если выясню, что хотя бы один раз соврал, посажу в камеру к уркам, шепну пару слов пахану на ушко, и первой же ночью тебя так пропашут, что кишки кровавые из задницы на метр наружу повылазят! Усек?! Тогда приступай… И только попробуй мне потом на суде от показаний этих отказаться, про пытки ментовские и издевательства слезу давить – за Логинова лично горло перережу, падло!
Конечно, руки у Валеры чесались, требуя расправы, с той самой минуты, как он зашел в квартиру и увидел отрубившегося на диване подонка, застрелившего Костю. Как хотелось поквитаться с ним за смерть друга, порвать на куски, выпустив хоть маленькую толику накопившейся в душе ненависти к этому убийце и ко всему наркотическому сброду вообще!
Но интересы дела, главной целью которого была нейтрализация Лероя, требовали иного, а именно – подробнейших показаний от одного из мелкооптовых дилеров, покупавшего наркотики у непосредственных сбытчиков Нигерийца.
Только так можно было изобличить «бедного студента» как крестного отца питерской наркомафии.
Поэтому приходилось держать себя в руках, ограничиваясь психическим и физическим воздействием и самыми грязными, дьявольскими угрозами, которые только приходили в голову…
Пацаны Костыля
Часть шестая
Чак и Гоблин
– Клиент хамит, капитан. Клиент не врубается, что с ним сейчас будет. – Словно дождавшись наконец нужного ответа, Бакула приблизился к вышибале и почти без замаха нанес ему удар в переносицу.
Что-то громко чавкнуло, из ноздрей кикбоксера двумя алыми струйками быстро побежала, стекая на раздвоенный подбородок, кровь.
Громко взвыв от боли, яростно матерящийся Чак снова изо всех сил дернул широкими плечами, отчего старый, с кривыми ножками, антикварный стул под его задницей жалобно скрипнул, покачнулся, и массивная туша с тихим стуком грузно рухнула на покрывающий пол комнаты мягкий персидский ковер.
– Так даже лучше. Полежи подумай, пока есть время, над моим предложением… – дружески похлопав потирающего ушибленную руку Толика, заключил Дреев, а потом перевел заметно потяжелевший взгляд на затравленно притихшего, вжавшего голову в плечи, ушастого Гоблина. – А с тобой, шакал, у меня разговор другой будет, особенный… Потому что, в отличие от дружка твоего бройлерного, ни в чем более гнусном, кроме сбыта «дури» и слишком болтливого языка, пока не замеченного, ты застрелил мента, а по сути – моего лучшего и единственного друга! Такое не прощают… Так что если веришь в Бога, что, впрочем, вряд ли, то можешь прямо сейчас начинать молиться… Жить тебе на этом свете осталось всего час! Но ты умрешь не сразу… Для такой твари, как ты, это было бы слишком легко и быстро… Потому ты будешь умирать долго и мучительно. Для начала я выколю тебе оба глаза… Лейтенант, найдите кляп и заткните ему рот, чтобы своими воплями не мешал спать соседям.
Капитан подошел к столу, положил на него пистолет, открыл принесенную Бакулой из машины плоскую пластмассовую коробочку и достал из нее блестящий хромированный крючок, который используют стоматологи для проверки зубов и заталкивания в «дупло» ваты с мышьяком.
– Я узнал тебя, – дрожащим голосом сказал Гоблин. – Это тебя Скат подстрелил в подъезде… А ты, выходит, был в бронике, раз до сих пор жив…
– Ну вот. – Повертев в пальцах легкий крюк, опер подошел к барыге и, чуть наклонившись, с перекосившей лицо улыбкой садиста поднес острую загнутую иглу к конвульсивно дергающемуся из стороны в сторону зрачку Гоблина. – Не волнуйся, я проткну его быстро. Опомниться не успеешь, как глаз вытечет… А зрачок я затолкаю тебе в рот и заставлю сожрать. Зачем пропадать добру?
В следующее мгновение тонкий крюк глубоко воткнулся в лицо Гоблина, в нескольких сантиметрах ниже глазного яблока, проткнув кожу и уперевшись в твердую выпирающую кость…
– А-а-а! – завизжал ушастый торговец. – Не на-а-адо!
– Черт, промахнулся, – с видимым сожалением констатировал Дреев, качая головой. – Он так дрыгается… И орет над ухом. Ну где ты там, лейтенант! Неси любую тряпку, заткни ему рот! В ванной, под раковиной посмотри… должна быть половая!
– Что ты от меня хочешь?! – проскулил наркобарыга. – Я же не знал, что вы из ментовки, я думал – меня подставили свои, чтобы забрать товар!
– Кому ты лепишь, паразит?! – Вернувшийся с грязной мокрой тряпкой Бакула вполсилы заехал Гоблину кулаком в ухо. – Да за килограмм «кокса» такие, как ты, мать родную пристрелят!.. Чего с ним базарить, командир, мочи его – и дело с концом! Подполковник сказал, что нужен только один, второго можно запросто пустить в расход. Открой пасть, ты!.. Я сказал, пасть открой, иначе челюсть на хер вырву!
Схватив Гоблина за подбородок и потянув его вниз, Толик принялся быстро, но осторожно, чтобы «подследственный» не откусил пальцы, запихивать в раззявленную хрипящую пасть край противно воняющей рваной половой тряпки.
– Одного, говоришь? – словно впервые слыша такое необычное распоряжение начальства, задумчиво переспросил Дреев. – Добро… Тогда для начала нужно решить, кто из них двоих будет лучше петь. Если ошибемся и приведем немого – подполковник с нас самих три шкуры сдерет. Я предлагаю мочить этого. – Почти не глядя на испуганного бледного Гоблина, Валера хлестко отвесил ему звонкую пощечину. – Ты разве забыл ментовский закон?! Тот, кто поднял руку на нашего, не должен жить!..
– А я все-таки предлагаю завалить бройлера, – покачал головой «добрый» опер Бакула. – Посмотри на его наглую рожу! Такие скорее сдохнут, чем дадут письменные показания и вломят всех своих подельников, включая черномазого Нигерийца! Нет, капитан, давай я лучше пристрелю вышибалу, от него все равно никакого толка не будет.
– Ну хорошо, действуй… – после короткого размышления, почесав затылок, «согласился» Дреев. – Только знаешь что… На всякий случай спроси у него вначале, хочет он поменять жизнь в обмен на чистосердечное собственноручное и гарантию отсидки в камере-одиночке… а то и вообще без «торбы» обойдется, это как карта ляжет… или уже прямо сейчас готов отправиться к праотцам. Опыт мне подсказывает, что такие вот нахрапистые быки с огромными буграми слишком борзо ведут себя лишь до тех пор, пока не поймут, что их собираются убивать серьезно, п о-н а с т о я щ е м у… А как только врубятся – начинают петь, аки Саша Шаляпин.
– Миша, – «поправил» лейтенант, грозно глядя сверху вниз на сопящего, шмыгающего распухшим сломанным носом и злобно косящегося на своих палачей, лежащего вместе со стулом вышибалу Чака.
– Какая разница, лишь бы голос был хороший, – отмахнулся капитан, снова с ухмылкой законченного садиста медленно наклоняясь над Гоблином с крюком в руке. – Ну что, свинья, зенки сохранить хоцца?! Смотри-ка, кивает… Страшно, наверное, ссать в темноте мимо унитаза и видеть мир цветным только в кошмарных снах! Эй, гля, да он уже обоссался! – Дреев с брезгливостью на лице посмотрел вниз, на расплывающуюся под стулом мокрую лужу, обильно пополняемую стекающей сверху струйкой. – Вот чмо болотное… Сейчас языком вылизывать заставлю!
– Слышь ты, окорок! – Бакула, презрительно сплюнув на рубашку Чака, больно пнул кикбоксера ногой в распухший багровый нос, заставив его снова гнусаво вскрикнуть и, насколько позволяли стул и веревки, конвульсивно изогнуться всем телом. Похоже, перелом носовой кости у хозяина грозной паучьей татуировки был на самом деле серьезный… – Тебе, как приговоренному к жертвоприношению, предоставляется последнее слово!.. Только, я тебя умоляю, не строй из себя героя и не рассчитывай, что с тобой блефуют! – поморщился лейтенант. – Любое грубое слово, сказанное в адрес милиции, будет истолковано как отказ от последнего шанса… Итак, я весь внимание… Будешь стучать, сука, или нет?! – вдруг выкрикнул Бакула, нагнувшись, схватил вышибалу за уши и, столь варварским способом дернув вверх, в два счета привел его в вертикальное положение.
– Да… – тихо, едва слышно шевеля испачканными в кровавых соплях губами, прошептал кикбоксер.
– Чего?! – торжествующе переглянувшись с Дреевым, вопросительно приподнял брови лейтенант. – Не расслышал! Громче!
– Да, блядь, да! Что ты еще от меня хочешь?! – срываясь на истерику, отчаянно загнусавил скорчивший оскорбленную рожу амбал. – Я напишу все, что знаю, развяжите грабки и дайте ручку с листком бумаги! Они там, в верхнем ящике секции…
Вспомнив «распоряжение подполковника», разрешающее оставить в живых только одного из наркобарыг – того, кто лучше расколется, громко замычал Гоблин, испуганно тараща «чудом» уцелевшие глаза на непреклонного, хмурого Дреева.
– Ну? Ты тоже горишь желанием накропать бестселлер? – со скепсисом осведомился капитан.
Лопоухий драгдилер часто закивал, едва не свалившись вместе со стулом.
– Как думаешь, Толик, дадим этому обоссанному никчемному паразиту шанс? – как бы еще не слишком твердо веря в грядущую откровенность доведенного страхом до жуткой трясучки и недержания Гоблина, спросил опер, обращаясь к Бакуле, уже доставшему и положившему на стол чистый лист бумаги и авторучку.
– Ладно, отвязывай, – пожал плечами лейтенант. – Устроим социалистическое соревнование – кто из них больше и лучше напишет, кто больше имен и точек застучит, того и заберем с собой в управление. А другому свернем шею, вольем в хлебало водяры… – Бакула кивнул на застекленный мини-бар со множеством импортных бутылок с горячительным пойлом, – и бросим в ванну. Типа поскользнулся, вырубился и утонул… Как считаешь, капитан, прокатит?
– Как стоячий болт в лоханку старой шалавы, – стараясь выглядеть как можно более развязным, заявил Дреев. – Так и быть, рискнем. – Убрав в коробочку с инструментом приведший в ужас Гоблина крюк, капитан достал оттуда поблескивающий в свете хрустальной люстры острый хирургический скальпель и принялся перерезать связывающую сыкуна капроновую веревку. – Строчить роман будете по очереди, но в темпе! Одно лишнее движение: шаг вправо, шаг влево – пиздец на месте! Вопросы есть?!
Закончив с путами, упавшими на ковер, он одним быстрым движением вырвал изо рта у боящегося пошевелиться Гоблина мокрую тряпку-кляп.
– Я спрашиваю, вопросы есть, чмо?! – повторил капитан, хватая наркодельца за волосы и сильно запрокидывая его шишковидную голову назад.
– Кха!.. Нет… Кха! – отплевывался, пытаясь мотать головой, едва не проглотивший язык тщедушный барыга. По его лицу градом катились огромные слезы.
– Тогда бери стул, садись и начинай! Потом все проверю и, если выясню, что хотя бы один раз соврал, посажу в камеру к уркам, шепну пару слов пахану на ушко, и первой же ночью тебя так пропашут, что кишки кровавые из задницы на метр наружу повылазят! Усек?! Тогда приступай… И только попробуй мне потом на суде от показаний этих отказаться, про пытки ментовские и издевательства слезу давить – за Логинова лично горло перережу, падло!
Конечно, руки у Валеры чесались, требуя расправы, с той самой минуты, как он зашел в квартиру и увидел отрубившегося на диване подонка, застрелившего Костю. Как хотелось поквитаться с ним за смерть друга, порвать на куски, выпустив хоть маленькую толику накопившейся в душе ненависти к этому убийце и ко всему наркотическому сброду вообще!
Но интересы дела, главной целью которого была нейтрализация Лероя, требовали иного, а именно – подробнейших показаний от одного из мелкооптовых дилеров, покупавшего наркотики у непосредственных сбытчиков Нигерийца.
Только так можно было изобличить «бедного студента» как крестного отца питерской наркомафии.
Поэтому приходилось держать себя в руках, ограничиваясь психическим и физическим воздействием и самыми грязными, дьявольскими угрозами, которые только приходили в голову…
Пацаны Костыля
Чахлый стоял напротив братков Костыля с гранатой в руке.
От долгого сжимания этой штуки в кармане суставы его пальцев побелели.
– А что у нее внутри вместо тротила? – нашел в себе силы частично сохранить лицо кавказский горный орел. – Свинец? Ха!
– Это очень легко проверить. Пусть один из твоих качков нажмет на курок.
– С-сученок… – процедил Костыль, сплюнув под ноги. – Что ты мне тут спектакль разыгрываешь?!! – Обычно спокойный, сейчас бригадир был на грани истерики.
– Короче, выбирай – или потеря точек, или потеря жизни! – с дьявольской ухмылкой предложил Чахлый. – Если я буду убит, грабка разожмется, и тебя с парочкой спортсменов разорвет на части. А с остальными, будь уверен, мои парни справятся без проблем. Мне терять нечего, или всё – или ничего…
– Ладно, отложим пока базар! – после напряженной, затянувшейся паузы скрепя сердце вынужден был пойти на попятную чечен.
Звучавший в голове внутренний голос, никогда не подводивший отъявленного негодяя, настойчиво и испуганно вещал Костылю, что этот съехавший с катушек отморозок не блефует. Даже несмотря на выбранную много лет назад профессию бандита, умирать Исе Джабраилову совсем не хотелось. Имея счет в швейцарском банке, коттедж в Репине и красавицу любовницу, жить хотелось бесконечно.
– Но мы еще встретимся, очень скоро, я тебе гарантирую!.. – судорожно дергая ртом, прорычал напоследок грозный гангстер. – В машины, быстро!
Он что есть силы ударил в плечо ближайшего боевика, продолжающего целиться в Чахлого.
Нехотя признавая поражение в предложенной чужаком войне нервов, братки Костыля, не опуская оружия, стали осторожно пятиться назад.
– Я расцениваю твои слова в том смысле, что ты мое предложение принял!.. – ощерился во всю пасть, в которой не хватало одного переднего зуба, довольный исходом первой части поединка Чахлый. – Вот и ладушки! У тебя, ты говорил, много дел? Не вижу больше повода задерживать! Гуляйте, пацаны!
Продолжая держать на виду гранату, другой рукой Чахлый плавно извлек из куртки сигарету, вставил ее в зубы, следом достал зажигалку, с жадностью прикурил и выпустил в сторону ретировавшейся стороны густую струю дыма.
– Как только отъедем за поворот, разворачиваемся, набираем скорость и открываем огонь из всех стволов! – хрипящим от ярости шепотом между тем бормотал чечен, уже стоя перед раскрытой дверью джипа…
Едва Костыль очутился в тачке, не успев захлопнуть за собой дверь с предусмотрительно опущенным стеклом, до сих пор нарочито лениво курящий Чахлый вдруг сделал кувырок, подкатом бросил гранату под стоящую справа от джипа «БМВ» с боевиками, пружинисто упал на асфальт и выхватил из-под куртки ствол.
А потом, за мгновение до взрыва, в левое ухо чечена вошла пуля, разломив черепную коробку, как перезрелый арбуз, и забрызгав салон «блейзера» кровавыми скользкими ошметками…
Взрывная сила гранаты, заставившая сдетонировать бензобак «БМВ», подбросила тачку с боевиками на полметра вверх, после чего она, пылая как факел, тяжело завалилась на бок, похоронив в своем раскаленном чреве троих братков из сопровождения бригадира.
Остальные четверо, выведенные из шока стрекотанием автоматов, успели начать ответную беспорядочную стрельбу, но партия была ими уже проиграна…
Водилы проезжающих по шоссе машин, ставшие невольными свидетелями разборки, в испуге втапливали педаль газа, с громким ревом моторов стараясь пулей проскочить опасное для жизни место…
Наконец стрельба прекратилась, и над площадкой для фур повисла гнетущая, давящая на уши тишина, разбавляемая треском горящей «бэмки».
Расстрелявший всю обойму Чахлый, руки которого мелко дрожали, осторожно поднялся с асфальта и, хромая на ушибленную во время падения ногу, подошел к превратившемуся в дуршлаг джипу, на заднем сиденье которого валялась истерзанная туша Костыля.
Из канавы с автоматами наперевес выползли и подбежали ко второму «БМВ», облаченные в черные маски Крокодил с Доцентом. С первого взгляда было ясно, что под шквальным огнем не удалось уцелеть ни одному из сопровождавших чечена громил…
– Ништяк, пацаны! – морщась от боли в разбитом колене, пряча под куртку пистолет, ухмыльнулся белый как мел, взмокший от напряжения главарь Пионеров. – Эй, а где Бита?! – вдруг вспомнил он о четвертом подельнике и бросился к кабине грузовика.
Амбал лежал возле пробитого пулей осевшего колеса «рено», неловко вывернув застрявшую в раме ногу. На его синем промасленном комбинезоне, вокруг входного пулевого отверстия в левой части груди, расплывалось багровое пятно. Открытые выпученные глаза неподвижно смотрели в небо. Легкий холодный ветер трепал разметавшиеся волосы. Рядом лежал выпавший из руки пистолет.
– Не повезло битюгу, словил-таки желудя! – постояв неподвижно пару секунд, без особой жалости вздохнул Чахлый, подбирая оружие. – А ведь должен был броник надеть, да пришлось слишком быстро натягивать комбинезон. Слышь, братва, надо бы его забрать и похоронить где-нибудь в тихом месте. И в темпе рвать когти, пока менты не подъехали… Всё, хватайте толстяка за руки за ноги и – в тачку!
Подняв убитого Биту и пошатываясь под тяжестью ноши, Доцент и прошедший боевое крещение отморозок Гена Елкин по кличке Крокодил без лишних слов отволокли повисшего сломанной куклой братка в багажник джипа, после чего, сорвав с лиц ненужные более спецназовские маски, попрыгали на сиденья, а занявший место водилы Чахлый завел мотор и, врубив скорость, быстро погнал отделавшийся в перестрелке всего несколькими царапинами «ниссан-террано» в сторону маячившего невдалеке леса…
На площадке у придорожного кафе остались дожидаться оперов из убойного отдела три изрешеченные пулями иномарки, одна из которых, лежа на боку, полыхала синим пламенем, поднимая в воздух столб черного как смоль дыма, восемь обезображенных, истекающих кровью трупов, а также груженная куриными окорочками фура и лежащий на дне канавы, вырубленный ударом по затылку и захлебнувшийся в грязи несчастный дальнобойщик, на свою беду так не вовремя остановившийся на оживленной российской трассе для короткого ремонта…
От долгого сжимания этой штуки в кармане суставы его пальцев побелели.
– А что у нее внутри вместо тротила? – нашел в себе силы частично сохранить лицо кавказский горный орел. – Свинец? Ха!
– Это очень легко проверить. Пусть один из твоих качков нажмет на курок.
– С-сученок… – процедил Костыль, сплюнув под ноги. – Что ты мне тут спектакль разыгрываешь?!! – Обычно спокойный, сейчас бригадир был на грани истерики.
– Короче, выбирай – или потеря точек, или потеря жизни! – с дьявольской ухмылкой предложил Чахлый. – Если я буду убит, грабка разожмется, и тебя с парочкой спортсменов разорвет на части. А с остальными, будь уверен, мои парни справятся без проблем. Мне терять нечего, или всё – или ничего…
– Ладно, отложим пока базар! – после напряженной, затянувшейся паузы скрепя сердце вынужден был пойти на попятную чечен.
Звучавший в голове внутренний голос, никогда не подводивший отъявленного негодяя, настойчиво и испуганно вещал Костылю, что этот съехавший с катушек отморозок не блефует. Даже несмотря на выбранную много лет назад профессию бандита, умирать Исе Джабраилову совсем не хотелось. Имея счет в швейцарском банке, коттедж в Репине и красавицу любовницу, жить хотелось бесконечно.
– Но мы еще встретимся, очень скоро, я тебе гарантирую!.. – судорожно дергая ртом, прорычал напоследок грозный гангстер. – В машины, быстро!
Он что есть силы ударил в плечо ближайшего боевика, продолжающего целиться в Чахлого.
Нехотя признавая поражение в предложенной чужаком войне нервов, братки Костыля, не опуская оружия, стали осторожно пятиться назад.
– Я расцениваю твои слова в том смысле, что ты мое предложение принял!.. – ощерился во всю пасть, в которой не хватало одного переднего зуба, довольный исходом первой части поединка Чахлый. – Вот и ладушки! У тебя, ты говорил, много дел? Не вижу больше повода задерживать! Гуляйте, пацаны!
Продолжая держать на виду гранату, другой рукой Чахлый плавно извлек из куртки сигарету, вставил ее в зубы, следом достал зажигалку, с жадностью прикурил и выпустил в сторону ретировавшейся стороны густую струю дыма.
– Как только отъедем за поворот, разворачиваемся, набираем скорость и открываем огонь из всех стволов! – хрипящим от ярости шепотом между тем бормотал чечен, уже стоя перед раскрытой дверью джипа…
Едва Костыль очутился в тачке, не успев захлопнуть за собой дверь с предусмотрительно опущенным стеклом, до сих пор нарочито лениво курящий Чахлый вдруг сделал кувырок, подкатом бросил гранату под стоящую справа от джипа «БМВ» с боевиками, пружинисто упал на асфальт и выхватил из-под куртки ствол.
А потом, за мгновение до взрыва, в левое ухо чечена вошла пуля, разломив черепную коробку, как перезрелый арбуз, и забрызгав салон «блейзера» кровавыми скользкими ошметками…
Взрывная сила гранаты, заставившая сдетонировать бензобак «БМВ», подбросила тачку с боевиками на полметра вверх, после чего она, пылая как факел, тяжело завалилась на бок, похоронив в своем раскаленном чреве троих братков из сопровождения бригадира.
Остальные четверо, выведенные из шока стрекотанием автоматов, успели начать ответную беспорядочную стрельбу, но партия была ими уже проиграна…
Водилы проезжающих по шоссе машин, ставшие невольными свидетелями разборки, в испуге втапливали педаль газа, с громким ревом моторов стараясь пулей проскочить опасное для жизни место…
Наконец стрельба прекратилась, и над площадкой для фур повисла гнетущая, давящая на уши тишина, разбавляемая треском горящей «бэмки».
Расстрелявший всю обойму Чахлый, руки которого мелко дрожали, осторожно поднялся с асфальта и, хромая на ушибленную во время падения ногу, подошел к превратившемуся в дуршлаг джипу, на заднем сиденье которого валялась истерзанная туша Костыля.
Из канавы с автоматами наперевес выползли и подбежали ко второму «БМВ», облаченные в черные маски Крокодил с Доцентом. С первого взгляда было ясно, что под шквальным огнем не удалось уцелеть ни одному из сопровождавших чечена громил…
– Ништяк, пацаны! – морщась от боли в разбитом колене, пряча под куртку пистолет, ухмыльнулся белый как мел, взмокший от напряжения главарь Пионеров. – Эй, а где Бита?! – вдруг вспомнил он о четвертом подельнике и бросился к кабине грузовика.
Амбал лежал возле пробитого пулей осевшего колеса «рено», неловко вывернув застрявшую в раме ногу. На его синем промасленном комбинезоне, вокруг входного пулевого отверстия в левой части груди, расплывалось багровое пятно. Открытые выпученные глаза неподвижно смотрели в небо. Легкий холодный ветер трепал разметавшиеся волосы. Рядом лежал выпавший из руки пистолет.
– Не повезло битюгу, словил-таки желудя! – постояв неподвижно пару секунд, без особой жалости вздохнул Чахлый, подбирая оружие. – А ведь должен был броник надеть, да пришлось слишком быстро натягивать комбинезон. Слышь, братва, надо бы его забрать и похоронить где-нибудь в тихом месте. И в темпе рвать когти, пока менты не подъехали… Всё, хватайте толстяка за руки за ноги и – в тачку!
Подняв убитого Биту и пошатываясь под тяжестью ноши, Доцент и прошедший боевое крещение отморозок Гена Елкин по кличке Крокодил без лишних слов отволокли повисшего сломанной куклой братка в багажник джипа, после чего, сорвав с лиц ненужные более спецназовские маски, попрыгали на сиденья, а занявший место водилы Чахлый завел мотор и, врубив скорость, быстро погнал отделавшийся в перестрелке всего несколькими царапинами «ниссан-террано» в сторону маячившего невдалеке леса…
На площадке у придорожного кафе остались дожидаться оперов из убойного отдела три изрешеченные пулями иномарки, одна из которых, лежа на боку, полыхала синим пламенем, поднимая в воздух столб черного как смоль дыма, восемь обезображенных, истекающих кровью трупов, а также груженная куриными окорочками фура и лежащий на дне канавы, вырубленный ударом по затылку и захлебнувшийся в грязи несчастный дальнобойщик, на свою беду так не вовремя остановившийся на оживленной российской трассе для короткого ремонта…
Часть шестая
Подстава
Чак и Гоблин
Утерев рукавом сопли и затравленно сжавшись всем телом, Гоблин осторожно сел за стол, дрожащей рукой взял авторучку и под пристальными взглядами милиционеров на удивление быстро и без пауз принялся заполнять чистый лист мелкими прыгающими вверх-вниз строчками.
Исписав крохотными, трудноразличимыми каракулями аж три листа, Гоблин наконец положил ручку на стол и, полуобернувшись, осторожно покосился на стоящих у него за спиной оперов:
– Всё… Больше я ничего не знаю…
– Хватит и этого для начала, – бегло пробежав глазами показания наркодилера, удовлетворенно кивнул серьезно уставший и измотанный последними трагическими событиями Дреев. – Поставь дату и подпись… Отлично. И запомни, тля, – мы тебя не пасли и не брали, ты сам к нам в контору пришел сегодня утром! С целью искренне помочь следствию, потому как осознал и выказал желание начать новую жизнь. Вопросы есть?
– Нет… – обреченно дернул башкой Гоблин. – Только вы… гарантируете, что ваши менты смогут прикрыть меня от мести? Ведь теперь я – крыса, и здесь, – он перевел взгляд на показания, – мой смертный приговор. Если я окажусь в общей камере, мне не прожить и часа…
– Если будешь делать все, что я скажу, тогда не подохнешь, – буркнул Валера, пряча сложенные вчетверо листы во внутренний карман. – Сейчас садись на диван, и не дай бог тебе шелохнуться… Толян, распеленай этого пожирателя анаболиков, пусть начинает. – Капитан, проводив взглядом переместившегося на диван Гоблина, сжал губами сигарету и щелкнул зажигалкой. – У нас здесь прямо конвейер молодых писательских талантов! Слышь, ты, морда боксерская!.. Дернешься – сразу сдохнешь… Сейчас твоя задача – переплюнуть дружка-сыкуна по количеству и качеству показаний. Справишься – поедешь с нами, если нет… Останешься здесь. До приезда труповозки, которую через пару недель вызовут одуревшие от вони соседи. Лейтенант, ты, кстати, приглядывай за ним – клиент дерганый, нервный, как бы чего не выкинул…
– Я ему выкину! – скривив лицо, с чувством собственного превосходства сказал Бакула, срезая скальпелем тугие веревки, соединяющие вышибалу со стулом. – Сейчас он у меня целое собрание сочинений родит!.. За стол, гнида, и без фокусов!
В отличие от расторопного Гоблина, быстро и окончательно сломленного хоть и жесткими, но до одури примитивными ментовскими угрозами, громила Чак, давая согласие на сотрудничество, блефовал, надеясь переиграть оперов и для начала избавиться от сковывающих руки и ноги веревок.
Его внимание мгновенно привлек пистолет раззявы капитана, самоуверенно оставленный прямо на столе, за коробкой с инструментами, буквально на расстоянии вытянутой руки от стула, на котором восседал активно отмаравший бумагу стукаческим доносом слабак Гоблин. И вышибала молил Бога, чтобы безмятежно подпирающий стену угрюмый опер вовремя не просек допущенную им роковую ошибку.
Только бы избавиться от веревок, добраться до стола, а там уж он не ударит лицом в грязь!
И плевать, что второй, молодой, мусор постоянно держит в руке готовую к стрельбе пушку. Тем хуже для него, получит между глаз первую пулю. Главное – неожиданный бросок.
Вторая маслина разнесет башку бакланистого капитана, а уже третья…
Нет, пожалуй, не стоит мочить стукача прямо в квартире. Гораздо лучше разыграть спектакль, заставить его поверить в чудесное освобождение, успокоить гнилую душонку: дескать, спусти в сортир свои показания – и дело с концом, а затем использовать в качестве помощника для перевозки трупов за город, в лес. И там закопать вместе с ментами.
Едва оказавшись за столом перед чистыми листами бумаги, громила стал терпеливо выжидать подходящий момент, когда молодой опер отвлечется, перестав буравить настороженным взглядом его затылок.
Чак не спеша выводил строчку за строчкой, примеряясь к лежащему за коробкой с инструментами пистолету и мысленно прокручивая все детали стремительного броска, разворота и победного выстрела…
Что-что, а метко стрелять из всех видов оружия он научился еще в армии, в латвийском военном городке Адажи, на ежедневных учебных стрельбах – на самом современном в мире полигоне!
– Давай в темпе, я не собираюсь торчать тут с тобой до вечера! – недовольно рявкнул мельком переглянувшийся с Дреевым и уловивший едва заметный кивок Бакула, ткнув вышибалу стволом пистолета между лопаток. – Как геморрой в толчке выдавливаешь, в час по чайной ложке… – и, обогнув стол, приблизился к задернутому тяжелыми шторами окну гостиной. Отодвинул край, посмотрел во двор. – Светает уже, пора закругляться… У тебя, жмурик, еще ровно пять минут, потом пеняй на себя!
Кикбоксер понял, что дождался.
Резко разжав пальцы, он бросил авторучку, подпрыгнул со стула, буквально упав грудью на полированную столешницу и нащупав ладонью холодную рифленую рукоятку пээма, а затем, не разгибаясь, навел ствол точно в затылок неуклюже дернувшегося лейтенанта и нажал на спуск.
В воцарившейся на мгновение в комнате зловещей, как показалось вышибале, тишине сухо щелкнул вхолостую ударивший боек. Затем еще и еще раз…
На лицах обоих ментов, не проявивших даже тени озабоченности внезапными действиями пленника, медленно расползались глумливые, холодные улыбки охотников, наконец-то загнавших разъяренного тигра в яму с острыми кольями.
Чак с ужасом понял, что угодил в заранее расставленную хитрыми операми ловушку. Теперь подкинувшие оружие менты точно знали, что никаких откровенных признаний с его стороны не будет и согласие на сотрудничество – обыкновенный блеф.
Вышибала, медленно опустив разряженный пистолет, сначала тяжело и обреченно повалился назад на стул, а потом, не в силах совладать с вспыхнувшей в нем яростью, вдруг с грохотом перевернул стол и бросился на стоящего у стенки Дреева…
Выстрел, благодаря накрученному на ствол «стечкина» глушителю, прозвучал тихо и глухо, словно хлопок двух ладоней. На виске кикбоксера словно раздавили красную смородину.
Он споткнулся, взмахнув руками, и упал на ковер, уперевшись лбом в ботинки нешелохнувшегося Валеры.
Щелкнув указательным пальцем по окурку, Дреев стряхнул на бритую голову вышибалы столбик серого пепла.
– Теперь ты понял, мразь, что возиться с тобой никто не станет?! – схватив оторопевшего, дрожащего всеми членами потного Гоблина за воротник и под треск рвущейся ткани намотав его на огромный кулак, жестко сказал Бакула. – Ты будешь делать все, что тебе скажут, а попробуешь взбрыкнуть – отправишься вслед за ним, кормить червей!..
Громко икая и часто-часто кивая головой, словно китайский фарфоровый болван, Гоблин, как мог, выразил свое полное понимание маячивших на горизонте нерадостных перспектив стать послушной марионеткой в руках сотрудников питерского УБНОНа. В голове его шумело, перед глазами пошли разноцветные круги, к горлу при виде расплывающейся у головы Чака кровавой лужи подкатывала мерзкая тошнота…
– Я думаю, ушастый все понял, отпусти его, – произнес Дреев, раздавив окурок сигареты об обои и швырнув его на пол. – Пора сваливать, Толян. На всякий случай протрем все места, где могли остаться отпечатки, а потом устроим здесь небольшой пикник. Пусть господа судмедэксперты в углях копаются, флаг им в руки… – Капитан на секунду задумался, окинув труп вышибалы брезгливым взглядом, и добавил: – Сдается мне, хозяин этой хаты на паперти медяки не сшибал. В квартире наверняка должны быть деньги… Эй ты, энурез ходячий, где твой подельник держал башли?!
– Тайник там… – Почти без раздумий затравленный наркобарыга указал пальцем на батарею парового отопления, вопреки обыкновению протянувшуюся вдоль всего окна. – Левая часть бутафорская, ее можно поднять вверх. В стене выдолблена ниша…
– Это что-то новенькое, – хмыкнув, заметил Бакула, направляясь к указанному месту, отодвигая штору и приседая над радиатором, на первый взгляд вполне обычным. – Ни фига себе, да здесь целый капитал! – после несложных манипуляций воскликнул лейтенант, достав из тайника и выложив на подоконник три толстые, плотно перетянутые резинками пачки долларов, два загранпаспорта и белый запечатанный конверт без каких-либо надписей. – Посмотрим, что цэ такэ?
Исписав крохотными, трудноразличимыми каракулями аж три листа, Гоблин наконец положил ручку на стол и, полуобернувшись, осторожно покосился на стоящих у него за спиной оперов:
– Всё… Больше я ничего не знаю…
– Хватит и этого для начала, – бегло пробежав глазами показания наркодилера, удовлетворенно кивнул серьезно уставший и измотанный последними трагическими событиями Дреев. – Поставь дату и подпись… Отлично. И запомни, тля, – мы тебя не пасли и не брали, ты сам к нам в контору пришел сегодня утром! С целью искренне помочь следствию, потому как осознал и выказал желание начать новую жизнь. Вопросы есть?
– Нет… – обреченно дернул башкой Гоблин. – Только вы… гарантируете, что ваши менты смогут прикрыть меня от мести? Ведь теперь я – крыса, и здесь, – он перевел взгляд на показания, – мой смертный приговор. Если я окажусь в общей камере, мне не прожить и часа…
– Если будешь делать все, что я скажу, тогда не подохнешь, – буркнул Валера, пряча сложенные вчетверо листы во внутренний карман. – Сейчас садись на диван, и не дай бог тебе шелохнуться… Толян, распеленай этого пожирателя анаболиков, пусть начинает. – Капитан, проводив взглядом переместившегося на диван Гоблина, сжал губами сигарету и щелкнул зажигалкой. – У нас здесь прямо конвейер молодых писательских талантов! Слышь, ты, морда боксерская!.. Дернешься – сразу сдохнешь… Сейчас твоя задача – переплюнуть дружка-сыкуна по количеству и качеству показаний. Справишься – поедешь с нами, если нет… Останешься здесь. До приезда труповозки, которую через пару недель вызовут одуревшие от вони соседи. Лейтенант, ты, кстати, приглядывай за ним – клиент дерганый, нервный, как бы чего не выкинул…
– Я ему выкину! – скривив лицо, с чувством собственного превосходства сказал Бакула, срезая скальпелем тугие веревки, соединяющие вышибалу со стулом. – Сейчас он у меня целое собрание сочинений родит!.. За стол, гнида, и без фокусов!
В отличие от расторопного Гоблина, быстро и окончательно сломленного хоть и жесткими, но до одури примитивными ментовскими угрозами, громила Чак, давая согласие на сотрудничество, блефовал, надеясь переиграть оперов и для начала избавиться от сковывающих руки и ноги веревок.
Его внимание мгновенно привлек пистолет раззявы капитана, самоуверенно оставленный прямо на столе, за коробкой с инструментами, буквально на расстоянии вытянутой руки от стула, на котором восседал активно отмаравший бумагу стукаческим доносом слабак Гоблин. И вышибала молил Бога, чтобы безмятежно подпирающий стену угрюмый опер вовремя не просек допущенную им роковую ошибку.
Только бы избавиться от веревок, добраться до стола, а там уж он не ударит лицом в грязь!
И плевать, что второй, молодой, мусор постоянно держит в руке готовую к стрельбе пушку. Тем хуже для него, получит между глаз первую пулю. Главное – неожиданный бросок.
Вторая маслина разнесет башку бакланистого капитана, а уже третья…
Нет, пожалуй, не стоит мочить стукача прямо в квартире. Гораздо лучше разыграть спектакль, заставить его поверить в чудесное освобождение, успокоить гнилую душонку: дескать, спусти в сортир свои показания – и дело с концом, а затем использовать в качестве помощника для перевозки трупов за город, в лес. И там закопать вместе с ментами.
Едва оказавшись за столом перед чистыми листами бумаги, громила стал терпеливо выжидать подходящий момент, когда молодой опер отвлечется, перестав буравить настороженным взглядом его затылок.
Чак не спеша выводил строчку за строчкой, примеряясь к лежащему за коробкой с инструментами пистолету и мысленно прокручивая все детали стремительного броска, разворота и победного выстрела…
Что-что, а метко стрелять из всех видов оружия он научился еще в армии, в латвийском военном городке Адажи, на ежедневных учебных стрельбах – на самом современном в мире полигоне!
– Давай в темпе, я не собираюсь торчать тут с тобой до вечера! – недовольно рявкнул мельком переглянувшийся с Дреевым и уловивший едва заметный кивок Бакула, ткнув вышибалу стволом пистолета между лопаток. – Как геморрой в толчке выдавливаешь, в час по чайной ложке… – и, обогнув стол, приблизился к задернутому тяжелыми шторами окну гостиной. Отодвинул край, посмотрел во двор. – Светает уже, пора закругляться… У тебя, жмурик, еще ровно пять минут, потом пеняй на себя!
Кикбоксер понял, что дождался.
Резко разжав пальцы, он бросил авторучку, подпрыгнул со стула, буквально упав грудью на полированную столешницу и нащупав ладонью холодную рифленую рукоятку пээма, а затем, не разгибаясь, навел ствол точно в затылок неуклюже дернувшегося лейтенанта и нажал на спуск.
В воцарившейся на мгновение в комнате зловещей, как показалось вышибале, тишине сухо щелкнул вхолостую ударивший боек. Затем еще и еще раз…
На лицах обоих ментов, не проявивших даже тени озабоченности внезапными действиями пленника, медленно расползались глумливые, холодные улыбки охотников, наконец-то загнавших разъяренного тигра в яму с острыми кольями.
Чак с ужасом понял, что угодил в заранее расставленную хитрыми операми ловушку. Теперь подкинувшие оружие менты точно знали, что никаких откровенных признаний с его стороны не будет и согласие на сотрудничество – обыкновенный блеф.
Вышибала, медленно опустив разряженный пистолет, сначала тяжело и обреченно повалился назад на стул, а потом, не в силах совладать с вспыхнувшей в нем яростью, вдруг с грохотом перевернул стол и бросился на стоящего у стенки Дреева…
Выстрел, благодаря накрученному на ствол «стечкина» глушителю, прозвучал тихо и глухо, словно хлопок двух ладоней. На виске кикбоксера словно раздавили красную смородину.
Он споткнулся, взмахнув руками, и упал на ковер, уперевшись лбом в ботинки нешелохнувшегося Валеры.
Щелкнув указательным пальцем по окурку, Дреев стряхнул на бритую голову вышибалы столбик серого пепла.
– Теперь ты понял, мразь, что возиться с тобой никто не станет?! – схватив оторопевшего, дрожащего всеми членами потного Гоблина за воротник и под треск рвущейся ткани намотав его на огромный кулак, жестко сказал Бакула. – Ты будешь делать все, что тебе скажут, а попробуешь взбрыкнуть – отправишься вслед за ним, кормить червей!..
Громко икая и часто-часто кивая головой, словно китайский фарфоровый болван, Гоблин, как мог, выразил свое полное понимание маячивших на горизонте нерадостных перспектив стать послушной марионеткой в руках сотрудников питерского УБНОНа. В голове его шумело, перед глазами пошли разноцветные круги, к горлу при виде расплывающейся у головы Чака кровавой лужи подкатывала мерзкая тошнота…
– Я думаю, ушастый все понял, отпусти его, – произнес Дреев, раздавив окурок сигареты об обои и швырнув его на пол. – Пора сваливать, Толян. На всякий случай протрем все места, где могли остаться отпечатки, а потом устроим здесь небольшой пикник. Пусть господа судмедэксперты в углях копаются, флаг им в руки… – Капитан на секунду задумался, окинув труп вышибалы брезгливым взглядом, и добавил: – Сдается мне, хозяин этой хаты на паперти медяки не сшибал. В квартире наверняка должны быть деньги… Эй ты, энурез ходячий, где твой подельник держал башли?!
– Тайник там… – Почти без раздумий затравленный наркобарыга указал пальцем на батарею парового отопления, вопреки обыкновению протянувшуюся вдоль всего окна. – Левая часть бутафорская, ее можно поднять вверх. В стене выдолблена ниша…
– Это что-то новенькое, – хмыкнув, заметил Бакула, направляясь к указанному месту, отодвигая штору и приседая над радиатором, на первый взгляд вполне обычным. – Ни фига себе, да здесь целый капитал! – после несложных манипуляций воскликнул лейтенант, достав из тайника и выложив на подоконник три толстые, плотно перетянутые резинками пачки долларов, два загранпаспорта и белый запечатанный конверт без каких-либо надписей. – Посмотрим, что цэ такэ?