Главной мишенью был Малдер.
Скалли вспомнила про человека из мемориала Джефферсона.
«…вы беззащитны, мистер Малдер, вы по-прежнему беззащитны…»
– Боже милостивый, – пробормотала она, – да что же это такое?
«Думай!» – сказала она самой себе. Ей нужна была ясная голова, чтобы все как следует обмозговать. В противном случае она превратится в такого же параноика, как и ее партнер.
Она разделась и встала под душ. Из головы у нее не выходил тот, второй. Ей казалось, что она представила себе вполне разумные объяснения его действий – по крайней мере в этих объяснениях не оставалось места ни для каких гоблинов.
И все же…
Скалли застонала от собственного бессилия.
И все же время от времени ей казалось, что все ее объяснения не что иное, как простая рационализация без понимания истинных мотивов происходящего. Она снова тихо застонала и наклонила голову, подставляя под горячую воду спину и плечи. Глаза ее были полузакрыты. Отгоняя прочь воспоминания о злополучном происшествии, она старалась дышать размеренно и глубоко.
Она не чувствовала ничего, кроме обжигающих струй.
Не слышала ничего, кроме шума воды.
А вдруг какой-нибудь Норман Бейтс с ножом проберется к ней в ванную? Скалли усмехнулась. С затуманившимся взором, убаюканная обволакивающим сознание ощущением неги во всем теле, она бы наверняка не успела и глазом моргнуть. Не успела бы даже вскрикнуть. Поскольку все, что она видела сейчас, была неровная тень на матовой двери-ширме, ведущей в душевую.
Тень была неподвижна.
Казалось, она стоит и наблюдает.
Выжидает.
Разумеется, это была лишь тень от полотеь л, висящего на крючке.
Скалли знала это.
Нет – только предполагала.
Она на секунду зажмурила глаза, мысленно проклиная Малдера, внесшего смятение в ее душу. Затем, затаив дыхание, она приоткрыла дверь – чуть-чуть.
Просто чтобы удостовериться.
– Малдер, я тебя задушу, клянусь… – с облегчением прошептала она, когда ее подозрения полностью развеялись: она не обнаружила никаких признаков чьего-либо присутствия.
Пар клубился вокруг ее тела и возносился к потолку, создавая иллюзию легкого тумана.
Было свежо.
Пар, вываливающийся из душевой кабинки, неровно дрожал и вился змейками, так как дверь в ванную была открыта.
Ему не спалось. Слишком много предстояло работы. Но боль постепенно улеглась, уступив место смертельной усталости. Он уже не мог рассуждать трезво: мысли путались и обгоняли друг друга.
малдер, надо следить за тем, что делается у тебя за спиной
Обрывки воспоминаний, словно фотовспышки, мелькали у него в сознании, – так быстро, что он не успевал сосредоточиться ни на одном из них. Напоминавшая кору, но не такая шершавая на ощупь кожа – казалось, под ней не было ткани. Впрочем, это было лишь мимолетное прикосновение, и он ничего не мог утверждать наверняка.
малдер
Во сне голос звучал приглушенно – точно начинал таять во времени – и все же был до боли знакомым, хотя и не принадлежал никому из тех, кого Малдер знал. Голос был хриплый и натужный – как будто обладатель его, то есть гоблин, глубоко страдал или просто еще не привык к своему собственному голосу.
надо следить за тем, что делается у тебя за спиной
Но если так, если он действительно не следил за тем, что делается у него за спиной, почему же он До сих пор не убит, как те двое?
«Не знаю», – отвечал он сам себе. А голос меж тем не унимался, не желал оставлять его в покое…
Это было уже слишком. Колени у Розмари подогнулись, и она медленно сползла на пол, привалившись спиной к стене лифта.
– Вам нездоровится?
Хриплый и участливый, голос неприятно резал слух.
Она покачала головой.
– Что произошло?
«Все пропало, – подумала она, – все пропало, и Джозеф теперь непременно убьет меня – и все будет кончено…»
– Доктор Элкхарт, что случилось? Она подняла голову и безнадежно махнула рукой.
– Доктор Элкхарт, скажите хоть что-нибудь. Вы меня путаете.
– Дорогуша, – горько усмехнулась она, – вы и понятия не имеете, что значит по-настоящему испугаться.
Легкое шарканье ног – и мягкая рука коснулась ее Лодыжки.
– Я могу чем-то помочь?
Она хотела было покачать головой, но передумала и внимательно посмотрела на стальную дверь лифта, где, искаженные до неузнаваемости, корчились два отражения. Неожиданно для нее самой ее губы растянулись в некое подобие улыбки.
– Да, – произнесла она. – Да, дорогуша. Думаю, можете.
Ее сумочка лежала на полу, в промежутке между туалетом и ванной. Скалли протянула руку за ширму, схватила сумочку, вытащила пистолет и выпрямилась, не сводя глаз с приоткрытой двери.
Левой рукой она завинтила кран, правой отодвинула ширму.
Ступив на коврик, она схватила полотенце и лихорадочно обернулась им. Толку в этом не было никакого, но зато она почувствовала себя менее уязвимой. Ее окатило холодом, тянущимся из комнаты. Кожа ее покрылась мурашками. Застучали зубы.
Она выключила свет.
Было слышно, как капает вода в душе.
В комнате горела только одна лампа, на ночном столике между двумя кроватями, которую сама же Скалли и включила.
Было тихо – ни звука, ни шороха.
Левой рукой – как можно тише – она открыла дверь и, держа пистолет прямо перед собой, юркнула на корточках за ближайшую к ней кровать. Никого.
«Не выдумывай, – твердила она себе, – не выдумывай…»
Чувствуя себя полным ничтожеством, она едва ли не ползком обогнула кровать, чтобы убедиться, не прячется ли кто в проходе. Выяснив, что она и в самом деле в комнате одна, Скалли присела на кровать, пытаясь припомнить, не могла ли она сама оставить открытой дверь в ванную. Или, может быть, она закрыла ее, а защелка замка не сработала? Или это заходила Эндрюс, но, услышав шум воды, решила не мешать?
Но если это так, если Эндрюс слышала шум воды, зачем ей тогда понадобилось открывать Дверь?
С мокрых волос на спину упала капля воды.
– Ну все, довольно! – нарочито громко произнесла Скалли. – Все в порядке. Ты здесь одна.
Однако, как бы Скалли ни старалась себя успокоить, все же она не смогла удержаться от того, чтобы включить свет. Чтобы разогнать притаившиеся в углах тени. Затем она быстренько вытерлась и начала одеваться – блузка, юбка, темно-красный жакет. Уже почти успокоившись, она встала перед зеркалом, поправляя блузку, и подумала о том, что в ближайшие же дни устроит себе красивую жизнь – и пускай Контора летит ко всем чертям!
Затем она вернулась в ванную, чтобы причесаться. Глядя на свое собственное отражение в зеркале, она вообразила, будто перед ней стоит Малдер, и принялась клясть его на чем свет стоит за все эти его дурацкие выдумки. Но и это ей не помогло. Ее отражение взирало на нее с той же язвительной улыбкой, с которой взирал бы на нее и сам Малдер, если бы слышал, что она сейчас несет. А посему, приведя волосы в порядок, Скалли решила, что нет никакой надобности повторять все это в его присутствии.
Криво усмехнувшись, она шагнула к двери, и тут ее точно током ударило – боковым зрением, буквально краешком глаза, Скалли заметила, что за спиной у нее кто-то стоит…
– Слушайте меня внимательно, – с тревогой в голосе заговорила Розмари, указывая пальцем на дверь. – Таймонс хочет уничтожить нас. Ему страшно – он трусоват. Ему плевать на вас, на меня, на Проект. Он хочет… он хочет нашей смерти.
Она замолчала, чтобы перевести дух.
– Вы же знаете, он с самого начала отзывался обо мне неодобрительно, – голос был по-прежнему хрипл, только теперь в нем отчетливо звучала едва сдерживаемая ярость. – Он считал меня слишком… эмоциональной личностью.
Розмари молча кивнула. Мрачный хохоток:
– Знаете, а он и впрямь меня побаивается.
– Да, я знаю. Уже серьезнее:
– Что я могу сделать? Доктор Элкхарт, я прекрасно понимаю, что произойдет, если вы прекратите помогать мне. Что я могу сделать?
Розмари попыталась собраться с мыслями и решить, что может обезопасить ее.
– Он вам нужен? Доктор Таймонс? Розмари колебалась не дольше секунды.
– Нет, нет… – ответила она.
– А другие?
– Трое, – на нее вдруг напал приступ кашля. Она поднялась на ноги. Ее одолевали сомнения – получится ли у них? – А сможете ли вы, дорогуша? В состоянии ли вы?
– Смогу. Нет, правда! Только мне потребуется для этого некоторое время. Дня два. Мне нужно…
Кашель стал невыносимым. Задыхаясь, Розмари протянула вперед руку, схватилась за чужое плечо и сжимала его до тех пор, пока не миновал приступ.
– Ничего, ничего, – прошептала она. – Все будет хорошо.
Ей самой хотелось этому верить. Все будет хорошо.
И она назвала имена…
Скалли потянулась было за лежащим на кровати пистолетом, когда до нее вдруг дошло, что она видела лишь свое собственное отражение в зеркале комода.
«Здесь слишком много зеркал», – мрачно заключила она, с напускной бравадой ткнув пальцем в сторону комода – мол, пугай кого-нибудь другого, и замерла, словно пораженная внезапной мыслью.
За спиной у нее что-то двигалось. Это было нечто едва уловимое глазом. Она могла бы и не обратить на это никакого внимания.
Скалли выжидала, робко надеясь, что это была всего лишь тень проехавшей за окном машины.
Движение возобновилось. Скалли повернулась и подошла к проходу между кроватями.
От стены отделилась крошечная тень и устреми лась к потолку – это был всего лишь мотылек.
Облизывая пересохшие губы, Скалли наблюдала за ним, как завороженная, после чего вскочила на кровать, взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и потеряла его из виду. Вот он!
Нерешительная улыбка коснулась ее губ и тут же растаяла.
– Ладно же, – прошептала Скалли. В следующее мгновение она вновь подпрыгнула на матрасе, и отчаянно трепыхающийся мотылек оказался в ее ладони. Что-то бормоча себе под нос, Скалли бросилась открывать дверь и выпустила свою жертву в коридор. Затем, прислонившись к двери и не в силах отдышаться, она огляделась по сторонам, задумчиво потирая ладонью подбородок, Необходимо было проверить еще раз. Услышав шаги в коридоре, она стала лихорадочно соображать.
Устроившись на дальней от двери кровати, она откинулась на ее спинку и скрестила ноги. Верхний свет был включен. Скалли едва различала очертания собственного тела.
В замке повернулся ключ.
Скалли не шелохнулась.
Дверь открылась, и в комнату вошла Лиша.
– Скалли?
Дана хотела было ответить, но в последний момент предпочла промолчать. Эндрюс направилась к ванной.
– Скалли, где ты? Послушай, мне что, всю ночь придется провести с этим малым? Черт, ты бы слышала… – Она распахнула дверь и осеклась. Вздохнув, она повернулась и вскрикнула от неожиданности, увидев перед собой сидящую на кровати Скалли.
– Боже! – Эндрюс всплеснула руками. – Черт побери, Скалли, я тебя не заметила. Почему же ты не отозвалась?
Скалли загадочно улыбнулась:
– Ты не видела меня.
– Ну, разумеется, нет, – хмыкнула Эндрюс. – Было темно. Ты сидела в тени. Скалли указала на люстру.
– Это не совсем так. Теперь-то ты меня видишь, верно?
У Эндрюс лишь беззвучно шевельнулись губы.
– Ну да… верно. Теперь вроде вижу, – произнесла она после некоторой паузы и тотчас же рассмеялась собственной глупости. – Ну разумеется, вижу. Свет был…
Скалли слезла с кровати, сунула в сумочку пистолет и сняла с вешалки пальто.
– Иди позови Хэнка, – сказала она. – Встретимся у Малдера.
– Снова?
– Снова. – Скалли вежливо, но настойчиво подтолкнула Эндрюс к двери. – Бог знает, что все это значит, но у меня такое чувство, что Малдер прав.
Эндрюс уставилась на нее, широко открыв рот:
– Гоблины? Ты про гоблинов?
– Вроде того. – Скалли и сама отказывалась верить тому, что эти слова сорвались с ее губ. – Похоже, что это так.
Глава 16
Скалли вспомнила про человека из мемориала Джефферсона.
«…вы беззащитны, мистер Малдер, вы по-прежнему беззащитны…»
– Боже милостивый, – пробормотала она, – да что же это такое?
«Думай!» – сказала она самой себе. Ей нужна была ясная голова, чтобы все как следует обмозговать. В противном случае она превратится в такого же параноика, как и ее партнер.
Она разделась и встала под душ. Из головы у нее не выходил тот, второй. Ей казалось, что она представила себе вполне разумные объяснения его действий – по крайней мере в этих объяснениях не оставалось места ни для каких гоблинов.
И все же…
Скалли застонала от собственного бессилия.
И все же время от времени ей казалось, что все ее объяснения не что иное, как простая рационализация без понимания истинных мотивов происходящего. Она снова тихо застонала и наклонила голову, подставляя под горячую воду спину и плечи. Глаза ее были полузакрыты. Отгоняя прочь воспоминания о злополучном происшествии, она старалась дышать размеренно и глубоко.
Она не чувствовала ничего, кроме обжигающих струй.
Не слышала ничего, кроме шума воды.
А вдруг какой-нибудь Норман Бейтс с ножом проберется к ней в ванную? Скалли усмехнулась. С затуманившимся взором, убаюканная обволакивающим сознание ощущением неги во всем теле, она бы наверняка не успела и глазом моргнуть. Не успела бы даже вскрикнуть. Поскольку все, что она видела сейчас, была неровная тень на матовой двери-ширме, ведущей в душевую.
Тень была неподвижна.
Казалось, она стоит и наблюдает.
Выжидает.
Разумеется, это была лишь тень от полотеь л, висящего на крючке.
Скалли знала это.
Нет – только предполагала.
Она на секунду зажмурила глаза, мысленно проклиная Малдера, внесшего смятение в ее душу. Затем, затаив дыхание, она приоткрыла дверь – чуть-чуть.
Просто чтобы удостовериться.
– Малдер, я тебя задушу, клянусь… – с облегчением прошептала она, когда ее подозрения полностью развеялись: она не обнаружила никаких признаков чьего-либо присутствия.
Пар клубился вокруг ее тела и возносился к потолку, создавая иллюзию легкого тумана.
Было свежо.
Пар, вываливающийся из душевой кабинки, неровно дрожал и вился змейками, так как дверь в ванную была открыта.
Ему не спалось. Слишком много предстояло работы. Но боль постепенно улеглась, уступив место смертельной усталости. Он уже не мог рассуждать трезво: мысли путались и обгоняли друг друга.
малдер, надо следить за тем, что делается у тебя за спиной
Обрывки воспоминаний, словно фотовспышки, мелькали у него в сознании, – так быстро, что он не успевал сосредоточиться ни на одном из них. Напоминавшая кору, но не такая шершавая на ощупь кожа – казалось, под ней не было ткани. Впрочем, это было лишь мимолетное прикосновение, и он ничего не мог утверждать наверняка.
малдер
Во сне голос звучал приглушенно – точно начинал таять во времени – и все же был до боли знакомым, хотя и не принадлежал никому из тех, кого Малдер знал. Голос был хриплый и натужный – как будто обладатель его, то есть гоблин, глубоко страдал или просто еще не привык к своему собственному голосу.
надо следить за тем, что делается у тебя за спиной
Но если так, если он действительно не следил за тем, что делается у него за спиной, почему же он До сих пор не убит, как те двое?
«Не знаю», – отвечал он сам себе. А голос меж тем не унимался, не желал оставлять его в покое…
Это было уже слишком. Колени у Розмари подогнулись, и она медленно сползла на пол, привалившись спиной к стене лифта.
– Вам нездоровится?
Хриплый и участливый, голос неприятно резал слух.
Она покачала головой.
– Что произошло?
«Все пропало, – подумала она, – все пропало, и Джозеф теперь непременно убьет меня – и все будет кончено…»
– Доктор Элкхарт, что случилось? Она подняла голову и безнадежно махнула рукой.
– Доктор Элкхарт, скажите хоть что-нибудь. Вы меня путаете.
– Дорогуша, – горько усмехнулась она, – вы и понятия не имеете, что значит по-настоящему испугаться.
Легкое шарканье ног – и мягкая рука коснулась ее Лодыжки.
– Я могу чем-то помочь?
Она хотела было покачать головой, но передумала и внимательно посмотрела на стальную дверь лифта, где, искаженные до неузнаваемости, корчились два отражения. Неожиданно для нее самой ее губы растянулись в некое подобие улыбки.
– Да, – произнесла она. – Да, дорогуша. Думаю, можете.
Ее сумочка лежала на полу, в промежутке между туалетом и ванной. Скалли протянула руку за ширму, схватила сумочку, вытащила пистолет и выпрямилась, не сводя глаз с приоткрытой двери.
Левой рукой она завинтила кран, правой отодвинула ширму.
Ступив на коврик, она схватила полотенце и лихорадочно обернулась им. Толку в этом не было никакого, но зато она почувствовала себя менее уязвимой. Ее окатило холодом, тянущимся из комнаты. Кожа ее покрылась мурашками. Застучали зубы.
Она выключила свет.
Было слышно, как капает вода в душе.
В комнате горела только одна лампа, на ночном столике между двумя кроватями, которую сама же Скалли и включила.
Было тихо – ни звука, ни шороха.
Левой рукой – как можно тише – она открыла дверь и, держа пистолет прямо перед собой, юркнула на корточках за ближайшую к ней кровать. Никого.
«Не выдумывай, – твердила она себе, – не выдумывай…»
Чувствуя себя полным ничтожеством, она едва ли не ползком обогнула кровать, чтобы убедиться, не прячется ли кто в проходе. Выяснив, что она и в самом деле в комнате одна, Скалли присела на кровать, пытаясь припомнить, не могла ли она сама оставить открытой дверь в ванную. Или, может быть, она закрыла ее, а защелка замка не сработала? Или это заходила Эндрюс, но, услышав шум воды, решила не мешать?
Но если это так, если Эндрюс слышала шум воды, зачем ей тогда понадобилось открывать Дверь?
С мокрых волос на спину упала капля воды.
– Ну все, довольно! – нарочито громко произнесла Скалли. – Все в порядке. Ты здесь одна.
Однако, как бы Скалли ни старалась себя успокоить, все же она не смогла удержаться от того, чтобы включить свет. Чтобы разогнать притаившиеся в углах тени. Затем она быстренько вытерлась и начала одеваться – блузка, юбка, темно-красный жакет. Уже почти успокоившись, она встала перед зеркалом, поправляя блузку, и подумала о том, что в ближайшие же дни устроит себе красивую жизнь – и пускай Контора летит ко всем чертям!
Затем она вернулась в ванную, чтобы причесаться. Глядя на свое собственное отражение в зеркале, она вообразила, будто перед ней стоит Малдер, и принялась клясть его на чем свет стоит за все эти его дурацкие выдумки. Но и это ей не помогло. Ее отражение взирало на нее с той же язвительной улыбкой, с которой взирал бы на нее и сам Малдер, если бы слышал, что она сейчас несет. А посему, приведя волосы в порядок, Скалли решила, что нет никакой надобности повторять все это в его присутствии.
Криво усмехнувшись, она шагнула к двери, и тут ее точно током ударило – боковым зрением, буквально краешком глаза, Скалли заметила, что за спиной у нее кто-то стоит…
– Слушайте меня внимательно, – с тревогой в голосе заговорила Розмари, указывая пальцем на дверь. – Таймонс хочет уничтожить нас. Ему страшно – он трусоват. Ему плевать на вас, на меня, на Проект. Он хочет… он хочет нашей смерти.
Она замолчала, чтобы перевести дух.
– Вы же знаете, он с самого начала отзывался обо мне неодобрительно, – голос был по-прежнему хрипл, только теперь в нем отчетливо звучала едва сдерживаемая ярость. – Он считал меня слишком… эмоциональной личностью.
Розмари молча кивнула. Мрачный хохоток:
– Знаете, а он и впрямь меня побаивается.
– Да, я знаю. Уже серьезнее:
– Что я могу сделать? Доктор Элкхарт, я прекрасно понимаю, что произойдет, если вы прекратите помогать мне. Что я могу сделать?
Розмари попыталась собраться с мыслями и решить, что может обезопасить ее.
– Он вам нужен? Доктор Таймонс? Розмари колебалась не дольше секунды.
– Нет, нет… – ответила она.
– А другие?
– Трое, – на нее вдруг напал приступ кашля. Она поднялась на ноги. Ее одолевали сомнения – получится ли у них? – А сможете ли вы, дорогуша? В состоянии ли вы?
– Смогу. Нет, правда! Только мне потребуется для этого некоторое время. Дня два. Мне нужно…
Кашель стал невыносимым. Задыхаясь, Розмари протянула вперед руку, схватилась за чужое плечо и сжимала его до тех пор, пока не миновал приступ.
– Ничего, ничего, – прошептала она. – Все будет хорошо.
Ей самой хотелось этому верить. Все будет хорошо.
И она назвала имена…
Скалли потянулась было за лежащим на кровати пистолетом, когда до нее вдруг дошло, что она видела лишь свое собственное отражение в зеркале комода.
«Здесь слишком много зеркал», – мрачно заключила она, с напускной бравадой ткнув пальцем в сторону комода – мол, пугай кого-нибудь другого, и замерла, словно пораженная внезапной мыслью.
За спиной у нее что-то двигалось. Это было нечто едва уловимое глазом. Она могла бы и не обратить на это никакого внимания.
Скалли выжидала, робко надеясь, что это была всего лишь тень проехавшей за окном машины.
Движение возобновилось. Скалли повернулась и подошла к проходу между кроватями.
От стены отделилась крошечная тень и устреми лась к потолку – это был всего лишь мотылек.
Облизывая пересохшие губы, Скалли наблюдала за ним, как завороженная, после чего вскочила на кровать, взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и потеряла его из виду. Вот он!
Нерешительная улыбка коснулась ее губ и тут же растаяла.
– Ладно же, – прошептала Скалли. В следующее мгновение она вновь подпрыгнула на матрасе, и отчаянно трепыхающийся мотылек оказался в ее ладони. Что-то бормоча себе под нос, Скалли бросилась открывать дверь и выпустила свою жертву в коридор. Затем, прислонившись к двери и не в силах отдышаться, она огляделась по сторонам, задумчиво потирая ладонью подбородок, Необходимо было проверить еще раз. Услышав шаги в коридоре, она стала лихорадочно соображать.
Устроившись на дальней от двери кровати, она откинулась на ее спинку и скрестила ноги. Верхний свет был включен. Скалли едва различала очертания собственного тела.
В замке повернулся ключ.
Скалли не шелохнулась.
Дверь открылась, и в комнату вошла Лиша.
– Скалли?
Дана хотела было ответить, но в последний момент предпочла промолчать. Эндрюс направилась к ванной.
– Скалли, где ты? Послушай, мне что, всю ночь придется провести с этим малым? Черт, ты бы слышала… – Она распахнула дверь и осеклась. Вздохнув, она повернулась и вскрикнула от неожиданности, увидев перед собой сидящую на кровати Скалли.
– Боже! – Эндрюс всплеснула руками. – Черт побери, Скалли, я тебя не заметила. Почему же ты не отозвалась?
Скалли загадочно улыбнулась:
– Ты не видела меня.
– Ну, разумеется, нет, – хмыкнула Эндрюс. – Было темно. Ты сидела в тени. Скалли указала на люстру.
– Это не совсем так. Теперь-то ты меня видишь, верно?
У Эндрюс лишь беззвучно шевельнулись губы.
– Ну да… верно. Теперь вроде вижу, – произнесла она после некоторой паузы и тотчас же рассмеялась собственной глупости. – Ну разумеется, вижу. Свет был…
Скалли слезла с кровати, сунула в сумочку пистолет и сняла с вешалки пальто.
– Иди позови Хэнка, – сказала она. – Встретимся у Малдера.
– Снова?
– Снова. – Скалли вежливо, но настойчиво подтолкнула Эндрюс к двери. – Бог знает, что все это значит, но у меня такое чувство, что Малдер прав.
Эндрюс уставилась на нее, широко открыв рот:
– Гоблины? Ты про гоблинов?
– Вроде того. – Скалли и сама отказывалась верить тому, что эти слова сорвались с ее губ. – Похоже, что это так.
Глава 16
Завернувшись в полотенце, Малдер посмотрел в запотевшее от пара зеркало. Он выглядел осунувшимся и был чуть бледнее обычного. Но никак не производил впечатление человека, которого только что едва не убили. Причем дважды – в один и тот же день. Впрочем, как должен выглядеть такой человек? Малдер встал на цыпочки и увидел огромный синяк у себя под ребрами. «Наутро разнесет еще больше», – подумал он и попытался вздохнуть всей грудью.
Затем он осторожно вытерся полотенцем, щадя ушибленное место, а заодно и голову, где в любую минуту мог снова заработать кузнечный цех. Движения Малдера были нарочито медленными. Это было связано с накатывающим на него время от времени предчувствием – предвосхищением, – которое появляется обычно у настоящего охотника, идущего по горячему следу.
Он догадывался, что Уэббер, должно быть, находится сейчас в состоянии крайнего возбуждения, а Эндрюс нервно ходит по комнате – даже если на самом деле и сидит на месте. Это естественно. Они попытались сунуть нос не в свое дело и очутились в пекле, что не могло не вызвать притока адреналина в кровь. Все они, несомненно, полагали, что главное теперь – не методично прорабатывать версии, а решительно действовать. Не важно, что, кроме стреляных гильз, у них не было никаких других улик и что на месте устроенной на него засады они вообще ничего не нашли.
Действовать! Двигаться! Не сидеть сложа руки! Для Уэббера с Эндрюс было очевидно то, что если они будут пить кофе и вести умные разговоры, то не продвинутся ни на шаг.
Одевшись, Мадлер обвел рассеянным взглядом комнату, не замечая ни мебели, ни выцветших обоев. Пока он возвращался к жизни, стоя под струёй горячей воды, у него было такое чувство, будто кто-то незримый нашептывает ему что-то на ухо, словно стараясь подвести к некоей мысли.
Смутный шепот.
Смутные мысли.
Малдер продолжал находиться во власти своих лихорадочных видений – иначе он никак не мог их назвать. Каждый толчок крови в виске, каждый приступ боли под ребрами напоминал ему о том, что он видел.
И это не было плодом его воображения.
Он неловко натянул пиджак, сунул в карман галстук и снял с вешалки пальто.
Перед дверью Малдер остановился.
Он должен встретиться в ресторане со всеми остальными членами группы.
А может, лучше на время исчезнуть из-под бдительных очей Скалли, чтобы…
Внезапно дверь распахнулась.
От неожиданности Малдер попятился и, споткнувшись, повалился на кровать. Ему показалось, что голова его вот-вот разорвется на части.
– Проклятие, – пробормотал он. На пороге стояла Скалли. Она глядела на него без всякого сочувствия.
– У меня есть идея, – только и сказала она.
Майор Тонеро сидел на крыльце своего скромного коттеджа, расположенного на окраине Мар-вилла. В одной руке он держал сигарету, в другой – стакан виски с содовой. Тонеро предполагал, что фэбээровцы нанесут ему визит, и был готов к нему. И все же, так и не дождавшись гостей, он вздохнул с облегчением. Теперь эти люди явно заняты другим. Кем бы ни был тот малый, устроивший эту злополучную засаду, он оказал ему – майору Тонеро – громадную услугу.
Теперь ему оставалось лишь рассказать Розмари о своем разговоре с руководством, и они могут приступать к передислокации. Если повезет, то в воскресенье они уже будут далеко отсюда.
Он пригубил виски из стакана и выпустил вверх колечко дыма.
Было прохладно, но дома сидеть ему не хотелось.
Тонеро здесь нравилось. Тихо, соседей немного, и к тому же все они настолько незамысловатые и простодушные обыватели, что порой ему казалось, будто его забросили в какой-нибудь телесериал 50-х годов. Да, это было неизмеримо лучше, нежели жить в той среде, из которой он сюда попал – в среде твердолобых служак, живущих и умирающих во имя превратно понятого долга и даже не подозревающих о том, что где-то может существовать другая жизнь.
Эта мысль приятно согрела душу Тонеро, и он выпил еще немного виски.
Затем он подумал о другом: оставались еще две проблемы – что делать с Леонардом Таймонсом и что делать с объектом исследований.
Впрочем, Тонеро не особенно волновался по этому поводу, поскольку знал, что ответ непременно будет найден – так случалось всегда.
На дороге появилась машина, несущаяся на огромной скорости. Тонеро нахмурил брови, заподозрив неладное – кто-то явно собирался испортить ему вечер. Взвизгнули тормоза, и машина остановилась у самого бордюра. Тонеро даже привстал от неожиданности – Розмари?
Через несколько секунд она вышла из машины и нетвердой походкой направилась к дому. Он встретил ее у крыльца и, взяв под руку, помог подняться по лестнице.
– Леонард, – выдохнула она, оказавшись в комнате, и тяжело опустилась на диван.
Выглядела Розмари неважно – то есть, в буквальном смысле слова, как покойник: слипшиеся пряди волос, пепельно-серые пятна на щеках, лишний раз подчеркивающие природную бледность ее кожи.
«Что за черт, – в сердцах подумал Тонеро. – Неужели нельзя хоть раз обойтись без проблем?»
– Рассказывай, – сдержанно приказал он. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он слушал ее рассказ о том, что произошло в лаборатории. Не попытался он и успокоить Розмари, когда ту вдруг начала колотить дрожь, да так, что она вынуждена была обхватить себя руками. Не проронил он ни звука, когда Розмари замолчала и бросила на него умоляющий взгляд.
Он отвернулся и, заложив руки за спину, задумчиво посмотрел в окно.
Когда же он снова повернулся к ней, на губах его блуждала странная улыбка:
– Ты уверена, что он мертв?
– Он… должно быть…
– Должны были остаться резервные копии, верно?
Она потерла ладонью лоб, стараясь вспомнить.
– Да, – неуверенно кивнула она затем. – Разумеется. Хотя я не знаю, как давно они сделаны. Леонард всегда…
– Не важно, – Тонеро подошел ближе. – В его офисе?
– Да.
Он задумчиво почесал пальцем нос.
– А что насчет объекта? – Он посмотрел на дверь и в глазах его мелькнула тревога.
– Нет, можешь не беспокоиться. – Розмари глубоко вздохнула, устало откинулась на диванную подушку, закрыла глаза, расстегнула пуговицы на пальто и стянула его, словно оно теснило ей грудь. – Мы были в лифте, а потом… Я не знаю, где…
Он сделал еще один шаг вперед.
– Следует ли из этого, что без соответствующих препаратов объект в конечном итоге… – легкая улыбка коснулась его губ и тут же исчезла, – что он исчезнет?
– Джозеф, да что с тобой? Ты что, не слышишь, о чем я тебе говорю?
Он протянул к ней ладони и поманил к себе. Затем ьзял ее за руки и, подняв на ноги, принялся целовать ей шею, щеки, губы…
– Джозеф?
Ей было холодно. Холодно от страха.
Она вся дрожала.
Тонеро что-то шептал ей о телефонном разговоре, о проблемах, которые стояли перед ним до тех пор, пока все не разрешилось само собой. Шептал, что во время разговора не преминул замолвить за нее словечко. Что им надо отправиться обратно в госпиталь и взять в офисе доктора Таймонса резервные диски. Что, хотя никто, кроме них самих, и не имеет доступа к помещениям, отведенным под Проект, может статься так, что им придется уехать раньше, чем предполагалось.
– Или, – прошептал он, когда Розмари прижалась к нему и ответила наконец на его поцелуи, – мы можем подождать до утра.
Теперь уже шептала она, одновременно с этим расстегивая на нем рубашку:
– Джозеф, тебе известно, что ты самонадеянный наглец?
– Но ведь дело того стоит, доктор Элкхарт. Не забывайте об этом.
Барелли чувствовал – себя неловко, когда ему пришлось оставить старушку Ланг одну в ресторане. Однако чувство вины скоро прошло, поскольку в этом заведении госпожу Ланг, похоже, хорошо знали и любили.
Вечер уготовил ему немало сюрпризов. Заведение, расположенное за углом, неподалеку от пресловутого бара «У Барни», представляло собой не высокое дощатое здание, расцвеченное голубыми неоновыми огнями. За широким окном маршировал неоновый солдат, над которым горели неоновые же буквы: «РОТА ДЖИ». Стекла, заклеенные черной блестящей пленкой, не позволяли заглянуть внутрь, но, войдя, Барелли был приятно удивлен. Ресторан представлял собой один большой зал, освещенный мягким светом и отделанный черным пластиком и стеклом. Вдоль левой его стены тянулась стойка бара. На полу, покрытом ковром, размещалось примерно два десятка столиков, половина из которых уже была занята. В задней части зала находилась площадка для танцев с невысоким возвышением для сцены.
Еда оказалась более чем приличной, а напитки – недорогими. Элли Ланг заказала себе множество всякой всячины и теперь ела неторопливо и аккуратно, словно собираясь растянуть это удовольствие на всю ночь. Когда Карл попросил ее рассказать о себе, она улыбнулась и согласилась, но рассказывала, вопреки его ожиданиям, мало, поведав лишь о той скандальной репутации, которой наградила ее молва.
А всему виной гоблины.
Покончив с ужином, Карл понял, что больше ей сказать нечего. Не то чтобы это был пустопорожний треп – просто ему показалось, что она пересказывает эту историю уже в сотый раз и что примерно то же самое он уже слышал в полицейском участке.
Элли не стала его удерживать, видя что мысли его заняты чем-то другим. На прощание он хотел Церемонно поцеловать ее в щеку, чем премного позабавил старушку. Она только рассмеялась и простодушно отмахнулась от него.
Оказавшись на улице, Карл подумал: а не вернуться ли ему в участок, чтобы поговорить с дежурным? Эти люди по долгу службы знают больше других. В разговоре с ним сержант Нильсен упомянул о некоей Мэдди Винсент, которая могла что-то знать.
И тут он вспомнил о своем обещании встретиться с Бабе Рэднор.
– Черт, – буркнул он. – Совсем вылетело из головы.
Придется вернуться в отель и извиниться. Карл знал – ей лестно знакомство с известным журналистом. Он надеялся, что Бабе не очень расстроится, если он заверит ее, что вовсе не собирался уехать без предупреждения. Лучше всего отложить встречу до завтра.
Карл поспешил в сторону Мэйн-стрит. По дороге он раздумал ехать в мотель, решив, что довольно будет и телефонного звонка. Если ему удастся преподнести все в выгодном для себя свете, возможно, в ее глазах Карл будет еще более привлекателен.
Карл поежился, сожалея, что не захватил с собой пальто.
На город опустилась ночь – беззвездная, предвещающая дождь. Дома потонули в ночной мгле, уступив место неоновым огням и уличным фонарям, придающим улице ощущение жизни, то есть именно то, чего ей не хватало при свете дня. Пешеходов было ровно столько, сколько необходимо, для того чтобы городишко казался в меру оживленным: полицейский разбирался с группой рассерженных юнцов, патрульная машина неторопливо катилась по узкой улице, не обращая внимания на выстроившуюся за ней вереницу автомобилей, работали ночные магазинчики, в которых, как при зраки, блуждали посетители.
Ветер стих.
И все-таки было прохладно. Зябко пожимая плечами. Карл подошел к полицейскому участку – по пути ему не попалось ни одного таксофона. Он оглянулся и, воспользовавшись лазейкой в неторопливом автомобильном потоке, перебежал на другую сторону улицы. В полицейском участке ему пришлось немного подождать. Теперь там было довольно шумно: двое полицейских вели под руки пошатывающихся пьянчужек, радио то и дело оглашало комнату звуком позывных, человек в штатском спорил с какими-то женщинами, у одной из которых красовалась на руке окровавленная повязка. Когда Карлу наконец удалось обратить на себя внимание дежурного сержанта, тот проворчал, что Мэдди Винсент работает в другую смену и что зму придется подождать до утра.
Ждать Карл не мог.
Идея поговорить с Винсент всецело овладела его душой.
Простодушно улыбаясь и размахивая перед носом сержанта журналистским блокнотом – последнее окончательно убедило дежурного в серьезности его намерений, он что-то наплел насчет того, что готовит материал и ему необходимо срочно встретиться с Мэдди Винсент. Сержант сказал ему ее адрес и объяснил, как туда добраться.
Выйдя на улицу. Карл понял, что совершенно выбился из сил.
«Успокойся, парень, – подумал он, – не принимай это так близко к сердцу».
Два квартала, потом еще один – как объяснил ему сержант. Приятная прогулка. По пути он обдумает те вопросы, которые хотел бы задать Винсент.
Найти ее дом оказалось просто – он был единственным на всей улице, в чьих окнах не горел свет.
Карл постучал, позвонил в звонок, обошел дом вокруг, постучал в заднюю дверь – никто ему не ответил.
«Ладно, – подумал он и устроился на ступеньках, – рано или поздно она объявится. Я буду ждать ее здесь – а со мной ее будет ждать известность».
Карл закурил и прислушался: в соседнем доме скандалили. Он встал и прошелся взад-вперед, чтобы размять ноги и согреться. Дойдя до ближайшего фонаря, он посмотрел на часы: было лишь начало девятого. Он вдруг подумал, что Мэдди Винсент может вернуться и через час, и через пять. Семьи у нее нет – почему бы ей не отдохнуть в пятницу вечером где-нибудь вне дома?
В нерешительности остановившись на углу, Карл чертыхнулся, проклиная собственную тупость, и поспешил к дому Винсент, на ходу вынимая из кармана блокнот. Он решил оставить ей записку. Напустить туману, чтобы подстегнуть ее профессиональное любопытство. Лесть он прибережет до встречи.
Ему пришлось исчеркать четыре листа, прежде чем текст удовлетворил его. Теперь надо было найти место, где можно было бы так оставить записку, чтобы ее не занесло ветром куда-нибудь в соседний округ.
Затем он осторожно вытерся полотенцем, щадя ушибленное место, а заодно и голову, где в любую минуту мог снова заработать кузнечный цех. Движения Малдера были нарочито медленными. Это было связано с накатывающим на него время от времени предчувствием – предвосхищением, – которое появляется обычно у настоящего охотника, идущего по горячему следу.
Он догадывался, что Уэббер, должно быть, находится сейчас в состоянии крайнего возбуждения, а Эндрюс нервно ходит по комнате – даже если на самом деле и сидит на месте. Это естественно. Они попытались сунуть нос не в свое дело и очутились в пекле, что не могло не вызвать притока адреналина в кровь. Все они, несомненно, полагали, что главное теперь – не методично прорабатывать версии, а решительно действовать. Не важно, что, кроме стреляных гильз, у них не было никаких других улик и что на месте устроенной на него засады они вообще ничего не нашли.
Действовать! Двигаться! Не сидеть сложа руки! Для Уэббера с Эндрюс было очевидно то, что если они будут пить кофе и вести умные разговоры, то не продвинутся ни на шаг.
Одевшись, Мадлер обвел рассеянным взглядом комнату, не замечая ни мебели, ни выцветших обоев. Пока он возвращался к жизни, стоя под струёй горячей воды, у него было такое чувство, будто кто-то незримый нашептывает ему что-то на ухо, словно стараясь подвести к некоей мысли.
Смутный шепот.
Смутные мысли.
Малдер продолжал находиться во власти своих лихорадочных видений – иначе он никак не мог их назвать. Каждый толчок крови в виске, каждый приступ боли под ребрами напоминал ему о том, что он видел.
И это не было плодом его воображения.
Он неловко натянул пиджак, сунул в карман галстук и снял с вешалки пальто.
Перед дверью Малдер остановился.
Он должен встретиться в ресторане со всеми остальными членами группы.
А может, лучше на время исчезнуть из-под бдительных очей Скалли, чтобы…
Внезапно дверь распахнулась.
От неожиданности Малдер попятился и, споткнувшись, повалился на кровать. Ему показалось, что голова его вот-вот разорвется на части.
– Проклятие, – пробормотал он. На пороге стояла Скалли. Она глядела на него без всякого сочувствия.
– У меня есть идея, – только и сказала она.
Майор Тонеро сидел на крыльце своего скромного коттеджа, расположенного на окраине Мар-вилла. В одной руке он держал сигарету, в другой – стакан виски с содовой. Тонеро предполагал, что фэбээровцы нанесут ему визит, и был готов к нему. И все же, так и не дождавшись гостей, он вздохнул с облегчением. Теперь эти люди явно заняты другим. Кем бы ни был тот малый, устроивший эту злополучную засаду, он оказал ему – майору Тонеро – громадную услугу.
Теперь ему оставалось лишь рассказать Розмари о своем разговоре с руководством, и они могут приступать к передислокации. Если повезет, то в воскресенье они уже будут далеко отсюда.
Он пригубил виски из стакана и выпустил вверх колечко дыма.
Было прохладно, но дома сидеть ему не хотелось.
Тонеро здесь нравилось. Тихо, соседей немного, и к тому же все они настолько незамысловатые и простодушные обыватели, что порой ему казалось, будто его забросили в какой-нибудь телесериал 50-х годов. Да, это было неизмеримо лучше, нежели жить в той среде, из которой он сюда попал – в среде твердолобых служак, живущих и умирающих во имя превратно понятого долга и даже не подозревающих о том, что где-то может существовать другая жизнь.
Эта мысль приятно согрела душу Тонеро, и он выпил еще немного виски.
Затем он подумал о другом: оставались еще две проблемы – что делать с Леонардом Таймонсом и что делать с объектом исследований.
Впрочем, Тонеро не особенно волновался по этому поводу, поскольку знал, что ответ непременно будет найден – так случалось всегда.
На дороге появилась машина, несущаяся на огромной скорости. Тонеро нахмурил брови, заподозрив неладное – кто-то явно собирался испортить ему вечер. Взвизгнули тормоза, и машина остановилась у самого бордюра. Тонеро даже привстал от неожиданности – Розмари?
Через несколько секунд она вышла из машины и нетвердой походкой направилась к дому. Он встретил ее у крыльца и, взяв под руку, помог подняться по лестнице.
– Леонард, – выдохнула она, оказавшись в комнате, и тяжело опустилась на диван.
Выглядела Розмари неважно – то есть, в буквальном смысле слова, как покойник: слипшиеся пряди волос, пепельно-серые пятна на щеках, лишний раз подчеркивающие природную бледность ее кожи.
«Что за черт, – в сердцах подумал Тонеро. – Неужели нельзя хоть раз обойтись без проблем?»
– Рассказывай, – сдержанно приказал он. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он слушал ее рассказ о том, что произошло в лаборатории. Не попытался он и успокоить Розмари, когда ту вдруг начала колотить дрожь, да так, что она вынуждена была обхватить себя руками. Не проронил он ни звука, когда Розмари замолчала и бросила на него умоляющий взгляд.
Он отвернулся и, заложив руки за спину, задумчиво посмотрел в окно.
Когда же он снова повернулся к ней, на губах его блуждала странная улыбка:
– Ты уверена, что он мертв?
– Он… должно быть…
– Должны были остаться резервные копии, верно?
Она потерла ладонью лоб, стараясь вспомнить.
– Да, – неуверенно кивнула она затем. – Разумеется. Хотя я не знаю, как давно они сделаны. Леонард всегда…
– Не важно, – Тонеро подошел ближе. – В его офисе?
– Да.
Он задумчиво почесал пальцем нос.
– А что насчет объекта? – Он посмотрел на дверь и в глазах его мелькнула тревога.
– Нет, можешь не беспокоиться. – Розмари глубоко вздохнула, устало откинулась на диванную подушку, закрыла глаза, расстегнула пуговицы на пальто и стянула его, словно оно теснило ей грудь. – Мы были в лифте, а потом… Я не знаю, где…
Он сделал еще один шаг вперед.
– Следует ли из этого, что без соответствующих препаратов объект в конечном итоге… – легкая улыбка коснулась его губ и тут же исчезла, – что он исчезнет?
– Джозеф, да что с тобой? Ты что, не слышишь, о чем я тебе говорю?
Он протянул к ней ладони и поманил к себе. Затем ьзял ее за руки и, подняв на ноги, принялся целовать ей шею, щеки, губы…
– Джозеф?
Ей было холодно. Холодно от страха.
Она вся дрожала.
Тонеро что-то шептал ей о телефонном разговоре, о проблемах, которые стояли перед ним до тех пор, пока все не разрешилось само собой. Шептал, что во время разговора не преминул замолвить за нее словечко. Что им надо отправиться обратно в госпиталь и взять в офисе доктора Таймонса резервные диски. Что, хотя никто, кроме них самих, и не имеет доступа к помещениям, отведенным под Проект, может статься так, что им придется уехать раньше, чем предполагалось.
– Или, – прошептал он, когда Розмари прижалась к нему и ответила наконец на его поцелуи, – мы можем подождать до утра.
Теперь уже шептала она, одновременно с этим расстегивая на нем рубашку:
– Джозеф, тебе известно, что ты самонадеянный наглец?
– Но ведь дело того стоит, доктор Элкхарт. Не забывайте об этом.
Барелли чувствовал – себя неловко, когда ему пришлось оставить старушку Ланг одну в ресторане. Однако чувство вины скоро прошло, поскольку в этом заведении госпожу Ланг, похоже, хорошо знали и любили.
Вечер уготовил ему немало сюрпризов. Заведение, расположенное за углом, неподалеку от пресловутого бара «У Барни», представляло собой не высокое дощатое здание, расцвеченное голубыми неоновыми огнями. За широким окном маршировал неоновый солдат, над которым горели неоновые же буквы: «РОТА ДЖИ». Стекла, заклеенные черной блестящей пленкой, не позволяли заглянуть внутрь, но, войдя, Барелли был приятно удивлен. Ресторан представлял собой один большой зал, освещенный мягким светом и отделанный черным пластиком и стеклом. Вдоль левой его стены тянулась стойка бара. На полу, покрытом ковром, размещалось примерно два десятка столиков, половина из которых уже была занята. В задней части зала находилась площадка для танцев с невысоким возвышением для сцены.
Еда оказалась более чем приличной, а напитки – недорогими. Элли Ланг заказала себе множество всякой всячины и теперь ела неторопливо и аккуратно, словно собираясь растянуть это удовольствие на всю ночь. Когда Карл попросил ее рассказать о себе, она улыбнулась и согласилась, но рассказывала, вопреки его ожиданиям, мало, поведав лишь о той скандальной репутации, которой наградила ее молва.
А всему виной гоблины.
Покончив с ужином, Карл понял, что больше ей сказать нечего. Не то чтобы это был пустопорожний треп – просто ему показалось, что она пересказывает эту историю уже в сотый раз и что примерно то же самое он уже слышал в полицейском участке.
Элли не стала его удерживать, видя что мысли его заняты чем-то другим. На прощание он хотел Церемонно поцеловать ее в щеку, чем премного позабавил старушку. Она только рассмеялась и простодушно отмахнулась от него.
Оказавшись на улице, Карл подумал: а не вернуться ли ему в участок, чтобы поговорить с дежурным? Эти люди по долгу службы знают больше других. В разговоре с ним сержант Нильсен упомянул о некоей Мэдди Винсент, которая могла что-то знать.
И тут он вспомнил о своем обещании встретиться с Бабе Рэднор.
– Черт, – буркнул он. – Совсем вылетело из головы.
Придется вернуться в отель и извиниться. Карл знал – ей лестно знакомство с известным журналистом. Он надеялся, что Бабе не очень расстроится, если он заверит ее, что вовсе не собирался уехать без предупреждения. Лучше всего отложить встречу до завтра.
Карл поспешил в сторону Мэйн-стрит. По дороге он раздумал ехать в мотель, решив, что довольно будет и телефонного звонка. Если ему удастся преподнести все в выгодном для себя свете, возможно, в ее глазах Карл будет еще более привлекателен.
Карл поежился, сожалея, что не захватил с собой пальто.
На город опустилась ночь – беззвездная, предвещающая дождь. Дома потонули в ночной мгле, уступив место неоновым огням и уличным фонарям, придающим улице ощущение жизни, то есть именно то, чего ей не хватало при свете дня. Пешеходов было ровно столько, сколько необходимо, для того чтобы городишко казался в меру оживленным: полицейский разбирался с группой рассерженных юнцов, патрульная машина неторопливо катилась по узкой улице, не обращая внимания на выстроившуюся за ней вереницу автомобилей, работали ночные магазинчики, в которых, как при зраки, блуждали посетители.
Ветер стих.
И все-таки было прохладно. Зябко пожимая плечами. Карл подошел к полицейскому участку – по пути ему не попалось ни одного таксофона. Он оглянулся и, воспользовавшись лазейкой в неторопливом автомобильном потоке, перебежал на другую сторону улицы. В полицейском участке ему пришлось немного подождать. Теперь там было довольно шумно: двое полицейских вели под руки пошатывающихся пьянчужек, радио то и дело оглашало комнату звуком позывных, человек в штатском спорил с какими-то женщинами, у одной из которых красовалась на руке окровавленная повязка. Когда Карлу наконец удалось обратить на себя внимание дежурного сержанта, тот проворчал, что Мэдди Винсент работает в другую смену и что зму придется подождать до утра.
Ждать Карл не мог.
Идея поговорить с Винсент всецело овладела его душой.
Простодушно улыбаясь и размахивая перед носом сержанта журналистским блокнотом – последнее окончательно убедило дежурного в серьезности его намерений, он что-то наплел насчет того, что готовит материал и ему необходимо срочно встретиться с Мэдди Винсент. Сержант сказал ему ее адрес и объяснил, как туда добраться.
Выйдя на улицу. Карл понял, что совершенно выбился из сил.
«Успокойся, парень, – подумал он, – не принимай это так близко к сердцу».
Два квартала, потом еще один – как объяснил ему сержант. Приятная прогулка. По пути он обдумает те вопросы, которые хотел бы задать Винсент.
Найти ее дом оказалось просто – он был единственным на всей улице, в чьих окнах не горел свет.
Карл постучал, позвонил в звонок, обошел дом вокруг, постучал в заднюю дверь – никто ему не ответил.
«Ладно, – подумал он и устроился на ступеньках, – рано или поздно она объявится. Я буду ждать ее здесь – а со мной ее будет ждать известность».
Карл закурил и прислушался: в соседнем доме скандалили. Он встал и прошелся взад-вперед, чтобы размять ноги и согреться. Дойдя до ближайшего фонаря, он посмотрел на часы: было лишь начало девятого. Он вдруг подумал, что Мэдди Винсент может вернуться и через час, и через пять. Семьи у нее нет – почему бы ей не отдохнуть в пятницу вечером где-нибудь вне дома?
В нерешительности остановившись на углу, Карл чертыхнулся, проклиная собственную тупость, и поспешил к дому Винсент, на ходу вынимая из кармана блокнот. Он решил оставить ей записку. Напустить туману, чтобы подстегнуть ее профессиональное любопытство. Лесть он прибережет до встречи.
Ему пришлось исчеркать четыре листа, прежде чем текст удовлетворил его. Теперь надо было найти место, где можно было бы так оставить записку, чтобы ее не занесло ветром куда-нибудь в соседний округ.