– Послушайте, – произнес он наконец. – Нам с этими людьми работать, понимаете? В наших интересах иметь их на своей стороне, чтобы сделать свое дело и поскорее вернуться в Вашингтон. Мне все равно, что вы про них думаете, – обратился он к Лише. – Но с этого момента держите свои комментарии при себе, понятно?
Лиша кивнула – впрочем, не слишком уверенно. Малдер подумал о том, что надо бы попросить Скалли, чтобы та поговорила с ней с глазу на глаз.
Уэббер стоял, потупившись, как провинившийся школьник. Откашлявшись, чтобы преодолеть смущение, он спросил:
– Малдер, а кто такая Бабе?
– Бабе Рэднор. Хозяйка мотеля. Уэббер насупился:
– А откуда вам это известно?
– Так я же привидение, Хэнк, – хмыкнул Малдер, избегая скептического взгляда Скалли. – Самое настоящее привидение. – Он повернулся и указал на какую-то забегаловку с кирпичным фасадом. – Встречаемся здесь около часа. Перекусим чего-нибудь.
Он велел Хэнку и Эндрюс пооколачиваться в районе заведения Барни, поговорить с людьми об Убитом, выяснить, какой репутацией пользуется мне известно, если им нужен детектив, он тут как тут. Кстати, что с Лишей?
Скалли пожала плечами:
– У нее это первое дело – слегка лихорадит.
Малдер допускал, что такое возможно, но ему это не нравилось. Что-то здесь было не так. Да и вообще что-то неладное было во всем этом деле. Он не сомневался в профессиональной компетентное ти Лиши – иначе ей никогда бы не занять положе ние, которое она занимала. Однако с этой уверенностью в собственном превосходстве, которую она продемонстрировала в полицейском участке, необходимо что-то делать. Столкнувшись с подобной манерой поведения, Хоукс закроет рот быстрее, чем если бы ему было ведено это сделать постановлением суда.
На противоположной стороне улицы показался бар Барни. Малдер окинул его беглым взглядом и, как и прежде, не заметил ничего особенного. Захудалый бар в захудалом городе. Перенеси его куда-нибудь в Мичиган или в Орегон – и он останется точно таким же. Внезапно Малдера осенило: до него вдруг дошло, какую ошибку он совершил, отпустив Эндрюс с Уэббером. Этот малый обладал даром располагать к себе людей. Его лицо, мальчишеская улыбка, копна рыжих волос – все это действовало на собеседника обезоруживающе. Оставалось лишь надеяться, что этих качеств будет достаточно для того, чтобы нейтрализовать Лишу Эндрюс.
Небо мрачнело все больше.
С каждой минутой усиливался запах приближающегося дождя.
Краем глаза Малдер наблюдал за тем, как Скалли пытается восстановить путь, которым шел Греди Пирс, выйдя из бара: где-то здесь он перешел улицу; возможно, шел, пошатываясь – возможно, нет. Пустынная улица. Легкий моросящий дождь.
– Он никого не видел, – сказал Малдер, когда они подошли к тупику между двумя трехэтажными кирпичными зданиями, на первых этажах которых размещались магазинчики готового платья, а верхние этажи, похоже, занимали жильцы.
– Или просто не заметил, – предположила Скалли.
– В такое-то время? В этом городе? Субботней ночью. Возможно, место это и не из самых здоровых, но все же это и не могила. Он бы заметил. Тем более что шел дождь.
Скалли не спорила. Помолчав немного, она произнесла:
– Разве что только он его знал.
Малдер посмотрел на нее искоса:
– Женофобское заявление, Скалли. Почему ты сбрасываешь со счетов женщин? Я оскорблен.
– Малдер, я говорю в среднем роде. Пока что я беспристрастна. Пока.
Как только они достигли конечной цели своего путешествия, из-за угла показалась белая полицейская машина, из которой вывалился шеф Хоукс – в пиджаке и при галстуке, с растрепавшимися нэ ветру волосами. Пока он обходил вокруг свой автомобиль, несколько прохожих поздоровались с ним, и он ответил им тем же, к каждому обратившись по имени. Наконец, держа руки в карманах, он присоединился к Малдеру и Скалли.
Под мышкой у Хоукса Малдер заметил кобуру.
Шеф поежился:
– Вы это серьезно?
– Я понимаю, что прошло уже слишком много времени, – ответил Малдер. – Но все-таки это лучше, чем читать протоколы.
– Визуализация, – добавила Скалли. Хоукс понимающе кивнул:
– Итак?..
В ширину тупичок был немногим более шести футов и тянулся ярдов на двадцать, упираясь в облезший забор футов двенадцать высотой. Хотя там и не стояло ни мусорных бачков, ни специальных контейнеров, мусора, согнанного ветром под стены, было не много. В тупик не выходило ни одного окна. Не было поблизости и пожарных лестниц. Желтую ленту, которой было отмечено место убийства, давно убрали.
Они стояли на тротуаре, и немногочисленные прохожие вынуждены были обходить их.
Витрины по обе стороны улицы пестрели объявлениями «На продажу», и лишь одна витрина оказалась темной и пустой. Окна на верхних этажах были плотно зашторены или занавешены жалюзи.
«Кто-то здесь умер, – грустно подумал Малдер, – какой-то бедолага истек здесь кровью».
Настала пора пройти по кривой дорожке убийства.
– Греди нашли вон там, – махнул рукой Хоукс, – футах в двух отсюда. Он сидел, привалившись к стене. Даже при том, что шел дождь, можно было подумать, что бедняга искупался в собственной крови.
Малдер сделал шаг вперед и, присев на корточки, принялся осматривать это место. Никаких признаков совершенного здесь убийства не было, и все-таки чутье не обманывало его – место пахло кровью.
За спиной у него стояла Скалли.
– Где же он был убит?
Хоукс также сделал шаг и встал в ярде от них.
– Судя по кровавому следу – а я еще раз хочу напомнить, что шел дождь, – подрезали его вот здесь, после чего ему еще удалось сделать шаг – другой – возможно, он пытался выбраться на улицу и скончался там, где сейчас находится агент Малдер. – Хоукс отошел в сторону, уступая место Скалли. – Вся штука в том, что свет от уличных фонарей сюда почти не проникает. Бьюсь об заклад, Греди не многое успел разглядеть.
– Малдер!
Малдер медленно поднялся на ноги и внимательно посмотрел на Скалли, которая прижалась спиной к стене.
– Убийца должен был стоять примерно здесь. Хоукс нахмурился:
– Почему вы так думаете?
– Протокол вскрытия, – скупо проронила Скалли, переводя взгляд с асфальта на противоположную стену, а затем снова на мостовую. – Если ваш док Джунис не врет, убийца должен был стоять здесь. Можно вашу ручку?
Шеф Хоукс вопросительно посмотрел на Малде-ра и, ничего не понимая, протянул Скалли свой шарик. Она взяла ручку правой рукой, держа ее наподобие ножа, которым собираются что-то резать.
– Фотографии были не очень отчетливые, – продолжала Скалли, размышляя вслух. – Но взгляните… – Она жестом предложила Хоуксу подойти поближе, и, когда тот, вплотную приблизившись к ней, встал спиной к улице, Скалли прочертила воздух ручкой у самого его горла.
От неожиданности Хоукс едва не подпрыгнул. Вместо извинения Скалли лишь саркастически усмехнулась:
– На стене следов крови не было. Одним ударом – чрезвычайно мощным – были перерезаны яремная вена и сонная артерия. Конечно, фонтаном, так сказать, кровь не била, но, если бы Греди стоял по-другому, значительное количество ее неизбежно бы попало на стену. – Она вернула Хоуксу его ручку. – А на ней не было обнаружено ни пятнышка. Как не было крови и у него за спиной.
– Шел дождь, – напомнил шеф. – И прошло не менее часа, прежде чем его обнаружили. Скалли кивнула:
– И все же даже по истечении этого времени кровавый след на асфальте отчетливо виден.
Задрав голову, Скалли внимательно осмотрела нависавшие над мостовой карнизы крыш с водостоками. Только проливной ливень с сильным ветром мог превратить этот тупик в бурный поток. Она взглянула на Малдера:
– Он стоял лицом к стене.
Малдер понимал, что в этом-то и кроется вся чертовщина.
Если Скалли права, то Греди Пирс должен был быть по крайней мере слепым, чтобы не увидеть своего убийцу.
Если только последний не был невидимкой.
– Нет, – сказала Скалли, словно прочитав его мысли. – Существует другое объяснение.
Не говоря ни слова, Малдер подошел к изгороди и внимательно осмотрел ее. Древесина прогнила и пропиталась влагой. Не было никаких признаков того, что кто-то перелезал через изгородь или хотя бы пытался это сделать.
Следовательно, убийца ушел тем же путем, каким и пришел.
– Пирс должен был знать его, – предположила Скалли, дождавшись, когда Малдер вновь присоединится к ним.
– Судя по всему, иного разумного объяснения не существует, – согласился Хоукс и неожиданно для всех расхохотался, обхватив руками живот. – Если, конечно, не принимать во внимание Элли.
– Свидетельница, – подсказал Малдер.
– Если вам угодно так ее называть. Я бы не решился поставить на нее. – Хоукс двинулся к машине. – Видите ли, для нашего городка Элли – своего рода достопримечательность. Местная сумасшедшая. – Он покачал головой. – Она милашка, Элли Ланг, и если бы не эта ее теория…
– Что за теория?
– Ну, нет. Я не хочу лишать вас удовольствия услышать все это из первых уст.
Темная, мрачная квартира на первом этаже – сама по себе словно предостережение о надвигающейся грозе.
Стоящей на покосившемся приставном столике лампы с темно-оранжевым абажуром едва хватало, чтобы осветить ту часть кушетки, где сидела Элли Ланг. Хоукс стоял у двери, прислонившись к стене и держа руки в карманах. Скалли устроилась на Допотопном, источавшем запах плесени кресле с подголовником. Малдер примостился на табурете. Он сидел, чуть подавшись вперед, уперевшись локтями в колени, и внимательно изучал окружающую обстановку.
Маленькая комнатка. В конце небольшого холла кухонька типа «пульман», встроенная в нишу. Спальня, где едва-едва хватало места для односпальной кровати и комода, в котором из пяти ящиков двух недоставало. На стенах, обклеенных дешевыми обоями, – старые репродукции в рамках. Фальшивый камин без дров. На каминной доске в беспорядке расставлены пластмассовые и глиняные фигурки лошадей. На полу – протертый до дыр ковер с обтрепавшейся бахромой, первоначальный цвет которого уже наверняка никто не помнил. Эркер, затянутый желтоватыми, сделанными из грубой шерсти шторами с разлохматившимися краями. Телевизора нет и в помине – лишь маленький радиоприемник с часами на приставном столике, под лампой.
Элли Ланг носила неопределенного цвета башмаки на толстой подошве, какие обычно можно видеть на монахинях, носки из суровой шерсти и простенькое коричневое платье без пояса. Никто не знал, сколько ей на самом деле лет. В тусклом свете лампы она казалась древней, как Иов, – беззубая, с ввалившимися щеками. Из-под сетки для волос выбивались седые сальные пряди. Ни следа косметики на лице. Руки, на которых не было ни колец ни часов, Элли держала на коленях.
Не Малдера привлекли ее глаза: в них искрилась жизнь, и их никак нельзя было назвать старческими. Удивительного бледно-серого цвета, они казались почти прозрачными.
– Гоблин, – заявила она голосом, не терпящим возражений.
Малдер кивнул:
– Понятно.
Прищурив один глаз, Элли подозрительно уставилась на него:
– Я сказала, гоблин. Он еще раз кивнул:
– Понятно.
– Понимаете, они живут в лесу, – говорила она низким, хриплым голосом, каким обычно говорит ведьма на детском празднике всех святых. – Они объявились в этих краях вместе с армией, точно уж и не помню когда – году в шестнадцатом, семнадцатом – незадолго перед тем, как я появилась на свет. – Сказав это, Элли как-то вся поникла. Остались только горящие глаза и тонкие бескровные губы. – Бывает, что-то случается – и гоблинам это не нравится.
– Что именно? – терпеливо допытывался Мал-дер.
– Откуда мне знать. Я же не гоблин. Малдер едва заметно – одними губами – улыбнулся, и Элли улыбнулась ему в ответ.
– Мисс Ланг…
– Госпожа Ланг, – поправила она. – Я не слепая, газеты читаю.
– Прошу прощения, госпожа Ланг. Нас интересует, что вы видели той ночью, когда был убит Греди Пирс.
– Богохульник, – не задумываясь, заявила Ланг.
Некоторое время он молча наблюдал за ней, разглядывая ее глаза, губы…
– Богохульником был этот ваш Греди Пирс. Кроме сквернословия, ничего от него не слыхала. Особенно когда напивался… – Она презрительно поджала губы. – А другим я его и не помню. Все лопотал о своих призраках, глупости разные. Словно он один-единственный на свете, кто их видел! – Элли сокрушенно покачала головой. – Он никогда меня не слушал. Сколько раз я говорила ему не выходить из дому, когда здесь гоблины, а он не слушал. Никогда меня не слушал.
– А сами-то вы выходили? – как можно более учтиво спросил Малдер.
– Конечно. У меня есть обязательства, вы понимаете?
В глазах Малдера застыл немой вопрос.
– Я их мечу, – объяснила она. – Гоблинов. Как только я вижу гоблинов, я мечу их, чтобы вот этот так называемый полицейский мог упрятать их в кутузку, пока они не сгорели на солнце. Но, знаете, он никогда этого не делает. – Она метнула яростный взгляд в сторону Хоукса. – А ведь он мог бы спасти жизнь старому олуху, если бы забирал меченых.
– Я уверена, госпожа Ланг, скоро все будет иначе, – попыталась успокоить женщину Скаллн.
– Хорошо бы, – проворчала та.
– Что же вы видели? – напомнил свой вопрос Малдер.
Элли Ланг поерзала на кушетке и принялась нервно перебирать пальцами.
– Я шла домой.
– Откуда?
– Из «Ком пани Джи».
– Это что… бар? – Малдер старался говорить ровным, бесстрастным тоном.
– Это ресторан-салон, молодой человек. Пошевелите мозгами, которыми снабдил вас Господь. Разве я похожа на завсегдатая бара? Никогда не появлялась в подобных местах и не появлюсь.
– Разумеется. Прошу прощения, – поспешил извиниться Малдер.
– Это к востоку от того вертепа, который посещал Греди – там сплошное старичье да проститутки. Ресторация же находится за углом, на Маршан-стрит. Очень приятное заведение, – в уголках ее губ застыла улыбка. – Я лично знакома с хозяином.
Малдер заметил, что шеф Хоукс начинает проявлять нетерпение.
Элли кашлянула, и Малдер весь обратился в слух.
– Я увидела Греди впереди себя, когда он входил в тот самый тупик между лавкой Макконела и магазином «Орион». «Орион»-то, правда, сейчас закрыт. Там всегда обсчитывали, а одежда, которую они продавали, была впору разве что корове. Гоблины их прогнали. Иногда они так поступают: прогоняют разбойников.
Элли продолжала все так же нервно перебирать пальцами.
Первые капли дождя забарабанили по стеклу.
– Разумеется, мне-то что за дело? Я хочу сказать: какое мне дело до этого Греди? Он всегда обзывал меня – пьяный ли, трезвый ли. Поэтому какое мне было дело до того, что он свернул в тупик! Я продолжала идти своей дорогой, У меня и в мыслях не было остановиться. В наше время для женщины это небезопасно. – Она посмотрела на Скалли, словно спрашивая у нее поддержки, и та согласно кивнула. – Потом я услышала голос.
– С другой стороны улицы?
– Молодой человек, он кричал. Греди Пирс вечно орал. По-моему, за время службы в армии он оглох и всегда орал, даже когда считал, что говорит нормальным голосом – вы меня понимаете?
Малдер разглядывал ковер у себя под ногами.
– Вы слышали, что он кричал? Элл и фыркнула:
– Я не сую нос в то, что меня не касается. Он орал, вот и все. А я шла своей дорогой. Пальцы ее вдруг замерли. Она принялась постукивать каблуком по полу.
– Я оглянулась. Просто из любопытства – посмотреть, чего ради этот пьяница так разорался там в тупике.
Неожиданно она сцепила ладони с такой яростью, что Малдеру показалось, будто он услышал хруст костей. Его так и подмывало взять ее за руки, чтобы успокоить, но он не смел даже пошевелиться.
– Греди я не видела – разве что только одну его ногу, на которую падал свет. Зато я видела гоблина.
– Вот как? Элли замерла.
– Я не нуждаюсь в вашей снисходительности, мистер Малдер. Я этого не люблю. Гоблин вышел из стены, оттолкнул ногу этого старика и побежал по улице.
– Вы сообщили об этом полиции? Она сердито фыркнула:
– Вот еще! Знаю я, что они на это скажут. Я не хочу оказаться в психушке на старости лет. Хочу умереть здесь, у себя дома.
Малдер посмотрел на нее с мягкой улыбкой:
– Но ведь прежде вы заявляли в полицию, не так ли?
Она откинулась назад, и лицо ее оказалось в тени.
– Да, да, заявляла. Проклятая совесть не давала мне покоя, хотя я и знала, что они все равно не предпримут никаких мер.
– Госпожа Ланг, – обратилась к ней Скалли, – а как выглядел этот гоблин?
– Он был совершенно черный, деточка.
– Вы хотите сказать…
– Нет, не негр. Я вовсе не это имею в виду. Я имею в виду то, что сказала. Он был черный. Абсолютно черный. Черный как смоль. Словно у него вообще не было цвета…
Они стояли на тротуаре. На другой стороне улицы располагался небольшой парк, оглашаемый криками детей, играющих в бейсбол. Дождик прекратился, оставив после себя рваные облака и запах мокрого асфальта.
Хоукс выглядел озадаченным.
– Она пьет, – буркнул он. – Как рыба. Только этим она и занимается, когда не метит своих гоб-линов. – Он нервно и вымученно хохотнул. – Вы не поверите – метит она их оранжевой краской из спрея. Чаще всего ее можно встретить здесь, в парке. Вон та скамейка на траве, у третьей базы[11] – это ее излюбленное место. Сидит-сидит, а потом вдруг как разразится слезами – не знаю, что уж на нее находит, – и давай колесить по всему городу, поливая людей оранжевой краской. Потом приходит ко мне в участок и требует, чтобы я арестовал гоблинов.
В машине Хоукс сунул в рот зубочистку, и они тронулись с места.
– Здесь ее почти все знают, так что мы ее не арестовываем – ничего такого. Платим за испорченную одежду – на этом все и кончается. В остальном же она совершенно безобидна. – Он улыбнулся. – Словом, местная достопримечательность.
– Стало быть, вы считаете, что она ничего не видела? – с заднего сиденья подал голос Малдер.
– Да мне и самому интересно. Мы приглядывались, разумеется, но так ничего и не нашли. Что же касается меня, так мне кажется, что, кроме теней, она ничего не видела. Шел дождь… ветер… вот и все.
Некоторое время они ехали молча.
Нарушила молчание Скалли:
– А что, если она все-таки что-то видела? Зубочистка перекочевала из одного уголка рта в другой.
– Что именно, агент Скалли? Черного гоблина? И что прикажете мне с этим делать? Я уже сказал:
она, как всегда, была пьяна. Просто ей померещилось. Увидела какую-то тень – вот и все.
«Возможно, и так, – подумал Малдер, – однако если есть тень, то должен быть и тот, кто ее отбрасывает».
– Шеф, а она одна такая? – спросила Скалли.
От внимания Малдера не ускользнуло то, что от неожиданности Хоукс вздрогнул.
– В каком смысле одна?
– Она одна видит гоблинов? Они миновали еще один парк, где вокруг бейсбольной площадки собралась небольшая толпа.
– Нет, – признался Хоукс. – Нет, черт их подери, есть и другие…
Глава 10
Лиша кивнула – впрочем, не слишком уверенно. Малдер подумал о том, что надо бы попросить Скалли, чтобы та поговорила с ней с глазу на глаз.
Уэббер стоял, потупившись, как провинившийся школьник. Откашлявшись, чтобы преодолеть смущение, он спросил:
– Малдер, а кто такая Бабе?
– Бабе Рэднор. Хозяйка мотеля. Уэббер насупился:
– А откуда вам это известно?
– Так я же привидение, Хэнк, – хмыкнул Малдер, избегая скептического взгляда Скалли. – Самое настоящее привидение. – Он повернулся и указал на какую-то забегаловку с кирпичным фасадом. – Встречаемся здесь около часа. Перекусим чего-нибудь.
Он велел Хэнку и Эндрюс пооколачиваться в районе заведения Барни, поговорить с людьми об Убитом, выяснить, какой репутацией пользуется мне известно, если им нужен детектив, он тут как тут. Кстати, что с Лишей?
Скалли пожала плечами:
– У нее это первое дело – слегка лихорадит.
Малдер допускал, что такое возможно, но ему это не нравилось. Что-то здесь было не так. Да и вообще что-то неладное было во всем этом деле. Он не сомневался в профессиональной компетентное ти Лиши – иначе ей никогда бы не занять положе ние, которое она занимала. Однако с этой уверенностью в собственном превосходстве, которую она продемонстрировала в полицейском участке, необходимо что-то делать. Столкнувшись с подобной манерой поведения, Хоукс закроет рот быстрее, чем если бы ему было ведено это сделать постановлением суда.
На противоположной стороне улицы показался бар Барни. Малдер окинул его беглым взглядом и, как и прежде, не заметил ничего особенного. Захудалый бар в захудалом городе. Перенеси его куда-нибудь в Мичиган или в Орегон – и он останется точно таким же. Внезапно Малдера осенило: до него вдруг дошло, какую ошибку он совершил, отпустив Эндрюс с Уэббером. Этот малый обладал даром располагать к себе людей. Его лицо, мальчишеская улыбка, копна рыжих волос – все это действовало на собеседника обезоруживающе. Оставалось лишь надеяться, что этих качеств будет достаточно для того, чтобы нейтрализовать Лишу Эндрюс.
Небо мрачнело все больше.
С каждой минутой усиливался запах приближающегося дождя.
Краем глаза Малдер наблюдал за тем, как Скалли пытается восстановить путь, которым шел Греди Пирс, выйдя из бара: где-то здесь он перешел улицу; возможно, шел, пошатываясь – возможно, нет. Пустынная улица. Легкий моросящий дождь.
– Он никого не видел, – сказал Малдер, когда они подошли к тупику между двумя трехэтажными кирпичными зданиями, на первых этажах которых размещались магазинчики готового платья, а верхние этажи, похоже, занимали жильцы.
– Или просто не заметил, – предположила Скалли.
– В такое-то время? В этом городе? Субботней ночью. Возможно, место это и не из самых здоровых, но все же это и не могила. Он бы заметил. Тем более что шел дождь.
Скалли не спорила. Помолчав немного, она произнесла:
– Разве что только он его знал.
Малдер посмотрел на нее искоса:
– Женофобское заявление, Скалли. Почему ты сбрасываешь со счетов женщин? Я оскорблен.
– Малдер, я говорю в среднем роде. Пока что я беспристрастна. Пока.
Как только они достигли конечной цели своего путешествия, из-за угла показалась белая полицейская машина, из которой вывалился шеф Хоукс – в пиджаке и при галстуке, с растрепавшимися нэ ветру волосами. Пока он обходил вокруг свой автомобиль, несколько прохожих поздоровались с ним, и он ответил им тем же, к каждому обратившись по имени. Наконец, держа руки в карманах, он присоединился к Малдеру и Скалли.
Под мышкой у Хоукса Малдер заметил кобуру.
Шеф поежился:
– Вы это серьезно?
– Я понимаю, что прошло уже слишком много времени, – ответил Малдер. – Но все-таки это лучше, чем читать протоколы.
– Визуализация, – добавила Скалли. Хоукс понимающе кивнул:
– Итак?..
В ширину тупичок был немногим более шести футов и тянулся ярдов на двадцать, упираясь в облезший забор футов двенадцать высотой. Хотя там и не стояло ни мусорных бачков, ни специальных контейнеров, мусора, согнанного ветром под стены, было не много. В тупик не выходило ни одного окна. Не было поблизости и пожарных лестниц. Желтую ленту, которой было отмечено место убийства, давно убрали.
Они стояли на тротуаре, и немногочисленные прохожие вынуждены были обходить их.
Витрины по обе стороны улицы пестрели объявлениями «На продажу», и лишь одна витрина оказалась темной и пустой. Окна на верхних этажах были плотно зашторены или занавешены жалюзи.
«Кто-то здесь умер, – грустно подумал Малдер, – какой-то бедолага истек здесь кровью».
Настала пора пройти по кривой дорожке убийства.
– Греди нашли вон там, – махнул рукой Хоукс, – футах в двух отсюда. Он сидел, привалившись к стене. Даже при том, что шел дождь, можно было подумать, что бедняга искупался в собственной крови.
Малдер сделал шаг вперед и, присев на корточки, принялся осматривать это место. Никаких признаков совершенного здесь убийства не было, и все-таки чутье не обманывало его – место пахло кровью.
За спиной у него стояла Скалли.
– Где же он был убит?
Хоукс также сделал шаг и встал в ярде от них.
– Судя по кровавому следу – а я еще раз хочу напомнить, что шел дождь, – подрезали его вот здесь, после чего ему еще удалось сделать шаг – другой – возможно, он пытался выбраться на улицу и скончался там, где сейчас находится агент Малдер. – Хоукс отошел в сторону, уступая место Скалли. – Вся штука в том, что свет от уличных фонарей сюда почти не проникает. Бьюсь об заклад, Греди не многое успел разглядеть.
– Малдер!
Малдер медленно поднялся на ноги и внимательно посмотрел на Скалли, которая прижалась спиной к стене.
– Убийца должен был стоять примерно здесь. Хоукс нахмурился:
– Почему вы так думаете?
– Протокол вскрытия, – скупо проронила Скалли, переводя взгляд с асфальта на противоположную стену, а затем снова на мостовую. – Если ваш док Джунис не врет, убийца должен был стоять здесь. Можно вашу ручку?
Шеф Хоукс вопросительно посмотрел на Малде-ра и, ничего не понимая, протянул Скалли свой шарик. Она взяла ручку правой рукой, держа ее наподобие ножа, которым собираются что-то резать.
– Фотографии были не очень отчетливые, – продолжала Скалли, размышляя вслух. – Но взгляните… – Она жестом предложила Хоуксу подойти поближе, и, когда тот, вплотную приблизившись к ней, встал спиной к улице, Скалли прочертила воздух ручкой у самого его горла.
От неожиданности Хоукс едва не подпрыгнул. Вместо извинения Скалли лишь саркастически усмехнулась:
– На стене следов крови не было. Одним ударом – чрезвычайно мощным – были перерезаны яремная вена и сонная артерия. Конечно, фонтаном, так сказать, кровь не била, но, если бы Греди стоял по-другому, значительное количество ее неизбежно бы попало на стену. – Она вернула Хоуксу его ручку. – А на ней не было обнаружено ни пятнышка. Как не было крови и у него за спиной.
– Шел дождь, – напомнил шеф. – И прошло не менее часа, прежде чем его обнаружили. Скалли кивнула:
– И все же даже по истечении этого времени кровавый след на асфальте отчетливо виден.
Задрав голову, Скалли внимательно осмотрела нависавшие над мостовой карнизы крыш с водостоками. Только проливной ливень с сильным ветром мог превратить этот тупик в бурный поток. Она взглянула на Малдера:
– Он стоял лицом к стене.
Малдер понимал, что в этом-то и кроется вся чертовщина.
Если Скалли права, то Греди Пирс должен был быть по крайней мере слепым, чтобы не увидеть своего убийцу.
Если только последний не был невидимкой.
– Нет, – сказала Скалли, словно прочитав его мысли. – Существует другое объяснение.
Не говоря ни слова, Малдер подошел к изгороди и внимательно осмотрел ее. Древесина прогнила и пропиталась влагой. Не было никаких признаков того, что кто-то перелезал через изгородь или хотя бы пытался это сделать.
Следовательно, убийца ушел тем же путем, каким и пришел.
– Пирс должен был знать его, – предположила Скалли, дождавшись, когда Малдер вновь присоединится к ним.
– Судя по всему, иного разумного объяснения не существует, – согласился Хоукс и неожиданно для всех расхохотался, обхватив руками живот. – Если, конечно, не принимать во внимание Элли.
– Свидетельница, – подсказал Малдер.
– Если вам угодно так ее называть. Я бы не решился поставить на нее. – Хоукс двинулся к машине. – Видите ли, для нашего городка Элли – своего рода достопримечательность. Местная сумасшедшая. – Он покачал головой. – Она милашка, Элли Ланг, и если бы не эта ее теория…
– Что за теория?
– Ну, нет. Я не хочу лишать вас удовольствия услышать все это из первых уст.
Темная, мрачная квартира на первом этаже – сама по себе словно предостережение о надвигающейся грозе.
Стоящей на покосившемся приставном столике лампы с темно-оранжевым абажуром едва хватало, чтобы осветить ту часть кушетки, где сидела Элли Ланг. Хоукс стоял у двери, прислонившись к стене и держа руки в карманах. Скалли устроилась на Допотопном, источавшем запах плесени кресле с подголовником. Малдер примостился на табурете. Он сидел, чуть подавшись вперед, уперевшись локтями в колени, и внимательно изучал окружающую обстановку.
Маленькая комнатка. В конце небольшого холла кухонька типа «пульман», встроенная в нишу. Спальня, где едва-едва хватало места для односпальной кровати и комода, в котором из пяти ящиков двух недоставало. На стенах, обклеенных дешевыми обоями, – старые репродукции в рамках. Фальшивый камин без дров. На каминной доске в беспорядке расставлены пластмассовые и глиняные фигурки лошадей. На полу – протертый до дыр ковер с обтрепавшейся бахромой, первоначальный цвет которого уже наверняка никто не помнил. Эркер, затянутый желтоватыми, сделанными из грубой шерсти шторами с разлохматившимися краями. Телевизора нет и в помине – лишь маленький радиоприемник с часами на приставном столике, под лампой.
Элли Ланг носила неопределенного цвета башмаки на толстой подошве, какие обычно можно видеть на монахинях, носки из суровой шерсти и простенькое коричневое платье без пояса. Никто не знал, сколько ей на самом деле лет. В тусклом свете лампы она казалась древней, как Иов, – беззубая, с ввалившимися щеками. Из-под сетки для волос выбивались седые сальные пряди. Ни следа косметики на лице. Руки, на которых не было ни колец ни часов, Элли держала на коленях.
Не Малдера привлекли ее глаза: в них искрилась жизнь, и их никак нельзя было назвать старческими. Удивительного бледно-серого цвета, они казались почти прозрачными.
– Гоблин, – заявила она голосом, не терпящим возражений.
Малдер кивнул:
– Понятно.
Прищурив один глаз, Элли подозрительно уставилась на него:
– Я сказала, гоблин. Он еще раз кивнул:
– Понятно.
– Понимаете, они живут в лесу, – говорила она низким, хриплым голосом, каким обычно говорит ведьма на детском празднике всех святых. – Они объявились в этих краях вместе с армией, точно уж и не помню когда – году в шестнадцатом, семнадцатом – незадолго перед тем, как я появилась на свет. – Сказав это, Элли как-то вся поникла. Остались только горящие глаза и тонкие бескровные губы. – Бывает, что-то случается – и гоблинам это не нравится.
– Что именно? – терпеливо допытывался Мал-дер.
– Откуда мне знать. Я же не гоблин. Малдер едва заметно – одними губами – улыбнулся, и Элли улыбнулась ему в ответ.
– Мисс Ланг…
– Госпожа Ланг, – поправила она. – Я не слепая, газеты читаю.
– Прошу прощения, госпожа Ланг. Нас интересует, что вы видели той ночью, когда был убит Греди Пирс.
– Богохульник, – не задумываясь, заявила Ланг.
Некоторое время он молча наблюдал за ней, разглядывая ее глаза, губы…
– Богохульником был этот ваш Греди Пирс. Кроме сквернословия, ничего от него не слыхала. Особенно когда напивался… – Она презрительно поджала губы. – А другим я его и не помню. Все лопотал о своих призраках, глупости разные. Словно он один-единственный на свете, кто их видел! – Элли сокрушенно покачала головой. – Он никогда меня не слушал. Сколько раз я говорила ему не выходить из дому, когда здесь гоблины, а он не слушал. Никогда меня не слушал.
– А сами-то вы выходили? – как можно более учтиво спросил Малдер.
– Конечно. У меня есть обязательства, вы понимаете?
В глазах Малдера застыл немой вопрос.
– Я их мечу, – объяснила она. – Гоблинов. Как только я вижу гоблинов, я мечу их, чтобы вот этот так называемый полицейский мог упрятать их в кутузку, пока они не сгорели на солнце. Но, знаете, он никогда этого не делает. – Она метнула яростный взгляд в сторону Хоукса. – А ведь он мог бы спасти жизнь старому олуху, если бы забирал меченых.
– Я уверена, госпожа Ланг, скоро все будет иначе, – попыталась успокоить женщину Скаллн.
– Хорошо бы, – проворчала та.
– Что же вы видели? – напомнил свой вопрос Малдер.
Элли Ланг поерзала на кушетке и принялась нервно перебирать пальцами.
– Я шла домой.
– Откуда?
– Из «Ком пани Джи».
– Это что… бар? – Малдер старался говорить ровным, бесстрастным тоном.
– Это ресторан-салон, молодой человек. Пошевелите мозгами, которыми снабдил вас Господь. Разве я похожа на завсегдатая бара? Никогда не появлялась в подобных местах и не появлюсь.
– Разумеется. Прошу прощения, – поспешил извиниться Малдер.
– Это к востоку от того вертепа, который посещал Греди – там сплошное старичье да проститутки. Ресторация же находится за углом, на Маршан-стрит. Очень приятное заведение, – в уголках ее губ застыла улыбка. – Я лично знакома с хозяином.
Малдер заметил, что шеф Хоукс начинает проявлять нетерпение.
Элли кашлянула, и Малдер весь обратился в слух.
– Я увидела Греди впереди себя, когда он входил в тот самый тупик между лавкой Макконела и магазином «Орион». «Орион»-то, правда, сейчас закрыт. Там всегда обсчитывали, а одежда, которую они продавали, была впору разве что корове. Гоблины их прогнали. Иногда они так поступают: прогоняют разбойников.
Элли продолжала все так же нервно перебирать пальцами.
Первые капли дождя забарабанили по стеклу.
– Разумеется, мне-то что за дело? Я хочу сказать: какое мне дело до этого Греди? Он всегда обзывал меня – пьяный ли, трезвый ли. Поэтому какое мне было дело до того, что он свернул в тупик! Я продолжала идти своей дорогой, У меня и в мыслях не было остановиться. В наше время для женщины это небезопасно. – Она посмотрела на Скалли, словно спрашивая у нее поддержки, и та согласно кивнула. – Потом я услышала голос.
– С другой стороны улицы?
– Молодой человек, он кричал. Греди Пирс вечно орал. По-моему, за время службы в армии он оглох и всегда орал, даже когда считал, что говорит нормальным голосом – вы меня понимаете?
Малдер разглядывал ковер у себя под ногами.
– Вы слышали, что он кричал? Элл и фыркнула:
– Я не сую нос в то, что меня не касается. Он орал, вот и все. А я шла своей дорогой. Пальцы ее вдруг замерли. Она принялась постукивать каблуком по полу.
– Я оглянулась. Просто из любопытства – посмотреть, чего ради этот пьяница так разорался там в тупике.
Неожиданно она сцепила ладони с такой яростью, что Малдеру показалось, будто он услышал хруст костей. Его так и подмывало взять ее за руки, чтобы успокоить, но он не смел даже пошевелиться.
– Греди я не видела – разве что только одну его ногу, на которую падал свет. Зато я видела гоблина.
– Вот как? Элли замерла.
– Я не нуждаюсь в вашей снисходительности, мистер Малдер. Я этого не люблю. Гоблин вышел из стены, оттолкнул ногу этого старика и побежал по улице.
– Вы сообщили об этом полиции? Она сердито фыркнула:
– Вот еще! Знаю я, что они на это скажут. Я не хочу оказаться в психушке на старости лет. Хочу умереть здесь, у себя дома.
Малдер посмотрел на нее с мягкой улыбкой:
– Но ведь прежде вы заявляли в полицию, не так ли?
Она откинулась назад, и лицо ее оказалось в тени.
– Да, да, заявляла. Проклятая совесть не давала мне покоя, хотя я и знала, что они все равно не предпримут никаких мер.
– Госпожа Ланг, – обратилась к ней Скалли, – а как выглядел этот гоблин?
– Он был совершенно черный, деточка.
– Вы хотите сказать…
– Нет, не негр. Я вовсе не это имею в виду. Я имею в виду то, что сказала. Он был черный. Абсолютно черный. Черный как смоль. Словно у него вообще не было цвета…
Они стояли на тротуаре. На другой стороне улицы располагался небольшой парк, оглашаемый криками детей, играющих в бейсбол. Дождик прекратился, оставив после себя рваные облака и запах мокрого асфальта.
Хоукс выглядел озадаченным.
– Она пьет, – буркнул он. – Как рыба. Только этим она и занимается, когда не метит своих гоб-линов. – Он нервно и вымученно хохотнул. – Вы не поверите – метит она их оранжевой краской из спрея. Чаще всего ее можно встретить здесь, в парке. Вон та скамейка на траве, у третьей базы[11] – это ее излюбленное место. Сидит-сидит, а потом вдруг как разразится слезами – не знаю, что уж на нее находит, – и давай колесить по всему городу, поливая людей оранжевой краской. Потом приходит ко мне в участок и требует, чтобы я арестовал гоблинов.
В машине Хоукс сунул в рот зубочистку, и они тронулись с места.
– Здесь ее почти все знают, так что мы ее не арестовываем – ничего такого. Платим за испорченную одежду – на этом все и кончается. В остальном же она совершенно безобидна. – Он улыбнулся. – Словом, местная достопримечательность.
– Стало быть, вы считаете, что она ничего не видела? – с заднего сиденья подал голос Малдер.
– Да мне и самому интересно. Мы приглядывались, разумеется, но так ничего и не нашли. Что же касается меня, так мне кажется, что, кроме теней, она ничего не видела. Шел дождь… ветер… вот и все.
Некоторое время они ехали молча.
Нарушила молчание Скалли:
– А что, если она все-таки что-то видела? Зубочистка перекочевала из одного уголка рта в другой.
– Что именно, агент Скалли? Черного гоблина? И что прикажете мне с этим делать? Я уже сказал:
она, как всегда, была пьяна. Просто ей померещилось. Увидела какую-то тень – вот и все.
«Возможно, и так, – подумал Малдер, – однако если есть тень, то должен быть и тот, кто ее отбрасывает».
– Шеф, а она одна такая? – спросила Скалли.
От внимания Малдера не ускользнуло то, что от неожиданности Хоукс вздрогнул.
– В каком смысле одна?
– Она одна видит гоблинов? Они миновали еще один парк, где вокруг бейсбольной площадки собралась небольшая толпа.
– Нет, – признался Хоукс. – Нет, черт их подери, есть и другие…
Глава 10
Майор Джозеф Тонеро всей душой любил сестру – хотя та и была крайне неразборчива, когда дело касалось мужчин. Их отец умер. Мать фактически была инвалидом. Так что Джозефу пришлось взять на себя роль главы семейства. Он не возражал. Примерно тем же он занимался на службе:
улаживал конфликты между взрослыми людьми, отдавал приказы, облекая их в форму настойчивых пожеланий, и строил планы на будущее, когда сможет наконец вместо мундира надеть сшитый на заказ костюм, в котором не стыдно будет появиться на Капитолийском холме.
Джозеф ничуть не удивился, когда Розмари Элк-харт устроила сцену у него в офисе, в госпитале Уолсона. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив на груди руки, пока Розмари с жаром произносила свою тираду, расхаживая по обитой дубовыми панелями комнате. Наконец она устало опустилась в кресло и положила ногу на ногу. При этом полы ее халата разлетелись в разные стороны, обнажив бедра. Он не потрудился отвести взгляд, хотя зрелище это и не было для него в новинку.
– Стало быть, ты раздражена, – усталым голосом произнес он.
Глаза Розмари злобно сверкнули, но в следующее мгновение она рассмеялась и обескураженно покачала головой:
– Джозеф, ты меня поражаешь. Просто поражаешь.
– Чем же?
Розмари фыркнула и всплеснула руками:
– На карту поставлено все, а ты вдруг – подумать только! – обращаешься в ФБР. Леонард уже подумывает, а не сбежать ли ему в Бразилию.
Джозеф одарил ее бесхитростной улыбкой. Ему ни к чему было притворяться: Розмари знала все секреты его ремесла, а некоторым даже обучила его сама.
– Я же не сам им звонил.
«Только этого не хватало», – прочел он в ее глазах и махнул рукой, словно желая развеять ее опасения:
– Рози, фэбээровцы меня не пугают – и тебе не советую беспокоиться по этому поводу. Почитают отчеты, осмотрят место преступления – следов-то уже никаких…
– А как же быть с Кайзер? Она же свидетельница.
– Да что ты?
Розмари пожала плечами:
– Ну, положим, не очень надежная. – Она рассеянно теребила подол халата. – Но как быть с Леонардом?
Джозеф помрачнел:
– Он нам нужен. Нравится нам это или нет, но Леонард нужен Проекту. – Он поднялся, обошел вокруг стола, встал за спиной Розмари и, уставившись невидящим взглядом в стену, принялся массировать ей плечи. – Когда эта маленькая проблема…
Розмари отрывисто хохотнула.
– … будет решена и когда ты снова окажешься на высоте, тогда мы разберемся с доктором Тай-монсом.
Она наклонила голову и поцеловала ему руку.
– Ты же знаешь, Джозеф, я могу это сделать. Ничего безнадежного в этом нет.
– Я всецело доверяю тебе, Рози.
– Нужна лишь небольшая коррекция.
– Как я и предполагал. Она подняла на него глаза:
– Потребуется неделя – может быть, две. Он провел ладонью по ее шее и задержался на подбородке.
– И… изоляция?
Полузакрыв глаза, Розмари прижалась щекой к его ладони. Джозеф подумал, что, будь она кошкой, то сейчас непременно замурлыкала бы.
– Нет. Он замер.
– Мы не можем, Джозеф, – сказала она, поднимаясь с кресла, – мы должны довериться Леонарду.
– Мы уже доверились ему. Дважды.
– Иначе мы проиграем.
Джозеф вздохнул. Все верно. Как бы тяжело ему ни было признаваться в этом. Но если он хочет, чтобы Проект работал, если он желает заручиться поддержкой министерства обороны, то психопатический подопытный ему совершенно ни к чему.
Выбора не было. Таймонс будет продолжать осуществлять руководство, пока цель не будет достигнута.
Если только…
Он взял Розмари за руку и проводил до двери.
– Рози, еще один срыв – и я не смогу защитить его.
Увидев на ее лице обворожительную улыбку, он невольно вздрогнул.
– Тебе не потребуется этого делать, Джозеф, – сказала она и, поцеловав его, вышла, оставив после себя запах своих умопомрачительных духов.
Несколько секунд Джозеф вдыхал их аромат, а затем решительно направился к столу. Сейчас его меньше всего занимали вопросы, связанные с Тай-монсом и Проектом. Даже если субъект истребит половину этого вонючего штата – плевать! При правильной подаче и это обстоятельство можно представить как одно из достоинств Проекта. Не боялся он и осложнений с ФБР.
Другое не давало ему покоя – этот мерзавец Карл Барелли. Он уже дважды звонил утром, добиваясь встречи, а майор хорошо знал такой тип людей – если ему не назначить встречи, он припрется в гарнизон без приглашения и поднимет такой шум, что и мертвому станет тошно.
Не говоря уже о том, что среди людей, не имеющих никакого отношения к Проекту Таймонса, пойдут ненужные разговоры.
Если работаешь в темноте, зачем зажигать фонарь?
С этими репортерами сплошные проблемы – они вбили себе в голову, будто Конституция изо-вретена исключительно ради их удобства. Барелли придется как-то утихомирить. Присутствие ФБР будет Джозефу на руку. Он заверит этого глупца в том, что лично контролирует ситуацию, а также поддерживает постоянную связь с управлением уголовного розыска и гражданскими властями. Тем более что он все равно собирался это сделать:
Фрэнк Ульман, конечно, был непроходимым тупицей, но все-таки надо позаботиться о том, чтобы как-то успокоить сестру.
Однако, если Энджи снова свяжется с каким-нибудь военным, он лично проследит, чтобы того упекли куда-нибудь в Южную Корею.
Джозеф сел и взялся за трубку телефона, рассеянно барабаня пальцами свободной руки по крышке стола. Он встретится с Карлом, угостит его обедом, устроит ему небольшую экскурсию, похлопает по спине и даже прольет слезу, если потребуется, по незадачливому любовнику Энджи, а потом избавится от этого сукиного сына. Пусть возвращается к себе и сочиняет свои опусы про хоккей, баскетбол – или про что он там еще писал в апреле?
Черт его дери! В конце концов кто он такой? Кузен – седьмая вода на киселе.
Какое отношение он имеет к его семье?
Элли нервничала – гоблины возвращались. Она стояла на кухне и, близоруко щурясь, рассматривала календарь, висевший на дверце холодильника. Она знала, что эти чиновники ей не поверили – ей никто не верил, – но следующим днем была суббота, а значит, гоблины объявятся снова.
Она уже устала от того, что была единственным человеком, который их видел.
улаживал конфликты между взрослыми людьми, отдавал приказы, облекая их в форму настойчивых пожеланий, и строил планы на будущее, когда сможет наконец вместо мундира надеть сшитый на заказ костюм, в котором не стыдно будет появиться на Капитолийском холме.
Джозеф ничуть не удивился, когда Розмари Элк-харт устроила сцену у него в офисе, в госпитале Уолсона. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив на груди руки, пока Розмари с жаром произносила свою тираду, расхаживая по обитой дубовыми панелями комнате. Наконец она устало опустилась в кресло и положила ногу на ногу. При этом полы ее халата разлетелись в разные стороны, обнажив бедра. Он не потрудился отвести взгляд, хотя зрелище это и не было для него в новинку.
– Стало быть, ты раздражена, – усталым голосом произнес он.
Глаза Розмари злобно сверкнули, но в следующее мгновение она рассмеялась и обескураженно покачала головой:
– Джозеф, ты меня поражаешь. Просто поражаешь.
– Чем же?
Розмари фыркнула и всплеснула руками:
– На карту поставлено все, а ты вдруг – подумать только! – обращаешься в ФБР. Леонард уже подумывает, а не сбежать ли ему в Бразилию.
Джозеф одарил ее бесхитростной улыбкой. Ему ни к чему было притворяться: Розмари знала все секреты его ремесла, а некоторым даже обучила его сама.
– Я же не сам им звонил.
«Только этого не хватало», – прочел он в ее глазах и махнул рукой, словно желая развеять ее опасения:
– Рози, фэбээровцы меня не пугают – и тебе не советую беспокоиться по этому поводу. Почитают отчеты, осмотрят место преступления – следов-то уже никаких…
– А как же быть с Кайзер? Она же свидетельница.
– Да что ты?
Розмари пожала плечами:
– Ну, положим, не очень надежная. – Она рассеянно теребила подол халата. – Но как быть с Леонардом?
Джозеф помрачнел:
– Он нам нужен. Нравится нам это или нет, но Леонард нужен Проекту. – Он поднялся, обошел вокруг стола, встал за спиной Розмари и, уставившись невидящим взглядом в стену, принялся массировать ей плечи. – Когда эта маленькая проблема…
Розмари отрывисто хохотнула.
– … будет решена и когда ты снова окажешься на высоте, тогда мы разберемся с доктором Тай-монсом.
Она наклонила голову и поцеловала ему руку.
– Ты же знаешь, Джозеф, я могу это сделать. Ничего безнадежного в этом нет.
– Я всецело доверяю тебе, Рози.
– Нужна лишь небольшая коррекция.
– Как я и предполагал. Она подняла на него глаза:
– Потребуется неделя – может быть, две. Он провел ладонью по ее шее и задержался на подбородке.
– И… изоляция?
Полузакрыв глаза, Розмари прижалась щекой к его ладони. Джозеф подумал, что, будь она кошкой, то сейчас непременно замурлыкала бы.
– Нет. Он замер.
– Мы не можем, Джозеф, – сказала она, поднимаясь с кресла, – мы должны довериться Леонарду.
– Мы уже доверились ему. Дважды.
– Иначе мы проиграем.
Джозеф вздохнул. Все верно. Как бы тяжело ему ни было признаваться в этом. Но если он хочет, чтобы Проект работал, если он желает заручиться поддержкой министерства обороны, то психопатический подопытный ему совершенно ни к чему.
Выбора не было. Таймонс будет продолжать осуществлять руководство, пока цель не будет достигнута.
Если только…
Он взял Розмари за руку и проводил до двери.
– Рози, еще один срыв – и я не смогу защитить его.
Увидев на ее лице обворожительную улыбку, он невольно вздрогнул.
– Тебе не потребуется этого делать, Джозеф, – сказала она и, поцеловав его, вышла, оставив после себя запах своих умопомрачительных духов.
Несколько секунд Джозеф вдыхал их аромат, а затем решительно направился к столу. Сейчас его меньше всего занимали вопросы, связанные с Тай-монсом и Проектом. Даже если субъект истребит половину этого вонючего штата – плевать! При правильной подаче и это обстоятельство можно представить как одно из достоинств Проекта. Не боялся он и осложнений с ФБР.
Другое не давало ему покоя – этот мерзавец Карл Барелли. Он уже дважды звонил утром, добиваясь встречи, а майор хорошо знал такой тип людей – если ему не назначить встречи, он припрется в гарнизон без приглашения и поднимет такой шум, что и мертвому станет тошно.
Не говоря уже о том, что среди людей, не имеющих никакого отношения к Проекту Таймонса, пойдут ненужные разговоры.
Если работаешь в темноте, зачем зажигать фонарь?
С этими репортерами сплошные проблемы – они вбили себе в голову, будто Конституция изо-вретена исключительно ради их удобства. Барелли придется как-то утихомирить. Присутствие ФБР будет Джозефу на руку. Он заверит этого глупца в том, что лично контролирует ситуацию, а также поддерживает постоянную связь с управлением уголовного розыска и гражданскими властями. Тем более что он все равно собирался это сделать:
Фрэнк Ульман, конечно, был непроходимым тупицей, но все-таки надо позаботиться о том, чтобы как-то успокоить сестру.
Однако, если Энджи снова свяжется с каким-нибудь военным, он лично проследит, чтобы того упекли куда-нибудь в Южную Корею.
Джозеф сел и взялся за трубку телефона, рассеянно барабаня пальцами свободной руки по крышке стола. Он встретится с Карлом, угостит его обедом, устроит ему небольшую экскурсию, похлопает по спине и даже прольет слезу, если потребуется, по незадачливому любовнику Энджи, а потом избавится от этого сукиного сына. Пусть возвращается к себе и сочиняет свои опусы про хоккей, баскетбол – или про что он там еще писал в апреле?
Черт его дери! В конце концов кто он такой? Кузен – седьмая вода на киселе.
Какое отношение он имеет к его семье?
Элли нервничала – гоблины возвращались. Она стояла на кухне и, близоруко щурясь, рассматривала календарь, висевший на дверце холодильника. Она знала, что эти чиновники ей не поверили – ей никто не верил, – но следующим днем была суббота, а значит, гоблины объявятся снова.
Она уже устала от того, что была единственным человеком, который их видел.