– Эй, кучер! – крикнула она, жестом отвергая помощь незнакомца. – Джентльмену не пристало…
   – О, простите, миледи, но в таких вещах я полный невежда, – сказал он, поспешно обхватив ее за талию и вынимая из кареты. Она находилась в его руках всего несколько секунд, а потом очутилась на земле. Совсем близко… Глаза ее словно заглянули ему в душу. Перси вздохнул от переполнявших его чувств. Он никогда не смог бы забыть этих глаз, этих хрупких, но властных пальцев, которые все еще ощущал на плечах… Он улыбнулся и продолжил: – Не могу судить о джентльменах, но мужчина… О, миледи, настоящий мужчина может лишь мечтать о ваших пленительных объятиях.
   Она молчала, не отрывая глаз от его лица. Перси в долгом безмолвии смотрел на нее, словно взглядом убеждая в истинности этих слов.
   – Перси, как она? – окликнул его мистер Генри.
   Он увидел, как глаза девушки сначала округлились, словно от страха, а затем наполнились гневом.
   – Перси! Перси Эйнсворт! – Она отчаянно вырвалась из его объятий. – Предатель!
   Он сухо усмехнулся, отпустил ее и снял треуголку со своей головы:
   – Предатель? Нет, леди. Патриот, и никак иначе.
   – Предатель! – снова выпалила она. – Трусливый изменник. Посторонитесь-ка, сударь, и дайте пройти.
   Перси продолжал скалить зубы:
   – Так скоро? Отчего же? Мне показалось, мы едва познакомились.
   – Пропустите меня! – Она сделала резкий шаг мимо него, но юбка зацепилась за подножку кареты, и девушку отбросило в его сторону. Перси подхватил ее, не давая шлепнуться в грязь. – О! – в ярости и растерянности закричала она. – Пустите же, вам говорят!
   Он вновь рассмеялся и, шутливо подмигнув, шепнул:
   – Не беспокойтесь, леди, уж я-то понял ваш ловкий маневр.
   – А я поняла, что вы предельно грубый наглец!
   – Неужто? – Он видел, как она дрожит, и словно тысячи молний пронзили его тело. Он резко оборвал смех, и улыбка исчезла с его лица.
   Кто она?
   – Леди, – мягко, но уверенно пообещал Перси, – вы будете моей.
   – Да вы с ума сошли! Знаете ли вы, кто я, мужлан?!
   – Еще нет, сударыня. Прошу вас, сделайте милость, мне непременно следует знать ваше имя.
   – Катрина Сеймур, – сообщила она с достоинством, – сестра лорда Сеймура!
   «Ах, вот оно что! Его светлость лорд Генри Сеймур. Самый ярый из сторонников тори», – горько улыбнулся Перси.
   – Вы будете принадлежать мне. Но умоляю, не надо больше прилюдно бросаться в мои объятия. Есть более укромные уголки, чем улица.
   – О! – воскликнула Катрина, с трудом оттолкнув его и пытаясь вновь не потерять равновесие. Перси склонился, чтобы помочь ей высвободить юбки, и почувствовал щекой ее частое горячее дыхание, а всем телом – пронизывающую девушку дрожь.
   В конце концов отцепив подол платья от кареты, он не сразу выпустил его, а еще раз заглянул ей в глаза.
   – Итак, сегодня вечером, леди Сеймур? – Он дразнил ее и голосом, и взглядом. – У южных ворот…
   Ее хрупкая ладонь наверняка бы расшиблась вдребезги о загорелую щеку Перси. Но он перехватил ее и привлек Катрину к себе:
   – Вы поняли, где мы встречаемся? Она отпихнула его изо всех сил:
   – Вы – невероятно наглый…
   – Подонок янки?
   Она замялась и, заметив комизм положения, неожиданно улыбнулась:
   – Вот именно. Благодарю вас.
   Перси отпустил подол синей юбки и слегка придержал Катрину под локоть:
   – Все-таки вам необходим мужчина, миледи.
   – Вы полагаете, это вы?
   Смеялась она очаровательно. Высокие, крутые скулы и дерзкий подбородок, который она то и дело вызывающе приподнимала, магнитом притягивали взгляд Перси.
   – Не полагаю. Я знаю это.
   – Безумец.
   – Недалеко время, когда мне достаточно будет поманить пальцем, и вы прибежите.
   – О нет, сэр, гораздо раньше наступит время, когда вы будете болтаться в петле! – Катрина стремительно зашагала к своему кучеру. Перси услышал, как она сказала бедняге пару сочувственных слов, заботливо поддержав, когда он вставал на ноги.
   Джеймс подошел к другу.
   – Я должен снова ее увидеть, – пробормотал Перси.
   – Ты спятил? Знаешь, кто она?
   – Да, – рассеянно отозвался он.
   – Сестренка Сеймура. Лорд ноги об нас вытереть побрезгует. И она не лучше – тори до самых печенок.
   – Нет. – Перси медленно покачал головой. – Тори, янки… Она только думает так. Но она…
   – Перси, друг мой, ты меня беспокоишь. Погляди вокруг, страна вот-вот расколется на две части, а у тебя на уме…
   Перси не обратил на него внимания, лишь широко улыбнулся:
   – Она – женщина, друг мой. Единственная женщина для меня в этом мире. – Затем вновь улыбнулся Джеймсу и хлопнул его по плечу. – Поспешим-ка зазвать мистера Генри в таверну, запрем дверь для всех, кроме самых отважных, и послушаем, о чем он собирается рассказать на следующей сходке!

Глава 4

   Галерея ломилась от посетителей. Маленькие столики, накрытые темными бархатными, а поверх – белоснежными кружевными скатертями, были уставлены серебряными ведерками с бутылками охлажденного «Дом Периньон». На искусно украшенных подносах красовались нежнейшие паштеты, красная и черная русская икра, копченый окорок, брийе, камамбер, прозрачные ржаные и пшеничные крекеры.
   Уже через час после того, как приехал первый гость, все картины были проданы. Посетители, которые ничего не решились купить, теперь с завистью глядели на счастливых обладателей работ Брента Мак-Келли.
   Гейли, в длинном синем бархатном платье от Олега Кассини, присев на краешек рабочего стола и рассеянно накручивая на палец нить жемчуга, слушала Сильвию Гутледж, художественного критика из престижной газеты «Зеркало Ричмонда». Она восторженно рассуждала об эротизме полотен Мак-Келли. Гейли едва находила силы кивать головой, вежливо соглашаясь с собеседницей. На самом деле Гейли давно уже не могла отвести глаз от героя сегодняшнего вечера.
   Он был в необычном смокинге. Фрак с не длинными, но и не короткими фалдами напоминал какую-то старомодную одежду вроде военного мундира времен войны за независимость. Под фрак Брент надел розовую рубашку. Гейли никогда не думала, что розовый цвет можно использовать в мужских официальных костюмах, но Мак-Келли умудрился в этом костюме выглядеть неотразимо. В течение вечера он любезно позировал фотокорреспондентам, а его поведение даже не намекало на капризность или сумасбродство. Он одинаково приветливо отвечал каждому, кто бы к нему ни обращался.
   Но накануне вечера он казался совершенно непредсказуемым. Прямо с утра заявился в галерею в поношенных джинсах и футболке, на которой красовалось изображение скандально известной рок-группы. Многие художники – странный народ. Гейли знала это не понаслышке.
   «Интересно, – подумала она, увидев Брента на пороге. – Наверное, он решил вырядиться как можно безобразнее, чтобы весь артистический мир сплетничал о нем все десять ближайших лет».
   К превеликому ее удивлению, он не захотел перевесить ни одну из работ, одобрив ее старания. Зря она волновалась, давая объяснения, почему выбрала такое освещение для полотен или почему поместила их в таком порядке… Но едва наступила очередь картины с обнявшимися влюбленными, как Гейли в который раз ощутила необъяснимый прилив тепла и смутной тревоги.
   Ей вспомнились беспорядочные обрывки странных снов, она попыталась воссоздать их полностью, но не сумела воскресить ни одного целостного воспоминания. Неожиданно у нее резко перехватило дыхание, когда она внезапно поняла, что обрывки снов четко перекликаются с неизведанным ощущением, навеваемым полотном… Это желание быть вот так же любимой.
   Между тем Мак-Келли смотрел на нее в упор. Чуть не заикаясь, Гейли выразила восхищение уникальной красотой этого полотна.
   – Оно заслуживает отдельной, совершенно пустой стены, со специальной подсветкой, – объяснила она. – Безусловно, это стержневая картина выставки.
   – Тебе действительно нравится? – переспросил Брент.
   – Да. Это лучшая твоя работа. – Гейли уже не могла совладать с собой: глядя на полотно, она неотвратимо заливалась краской смущения.
   «Трогательная? Пожалуй, да», – сказала она себе.
   Но только когда Брент Мак-Келли стоял рядом, картина казалась ей очень и очень эротичной. Гейли не могла смотреть на нее, не рисуя в воображении похожий сюжет: их с Брентом в такой же позе.
   Она страшно смутилась, и щеки заалели пунцовым румянцем от твердой уверенности, что он тоже сейчас представляет, как они обнимаются… Любовники навечно.
   – Странно, не так ли? – пробормотал Брент. Гейли поняла, что он стоит у нее за спиной и смотрит на картину. Отклонись она слегка назад, и голова легла бы Бренту на грудь, а волосы пощекотали бы его подбородок.
   – Что именно? – спросила она шепотом.
   – Чувство. Разве не видишь? Не можешь домыслить? Словно это уже случалось прежде.
   – Не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Понимаешь. Ты и я. Это написано в твоих глазах. Мы с тобой. Здесь. На этом холсте. Ты представила нас на месте нарисованных влюбленных. В туманном полумраке, как там… – Брент на секунду смолк. – И так уже было когда-то. Сто раз.
   – Но я знаю тебя всего несколько часов, – отрицательно покачав головой, слабо возразила Гейли.
   – Вчера вечером ты поцеловала меня как старого знакомого.
   – Боже, опять за свое! – простонала она. – Пожалуйста, Брент, я ведь… просила прощения. Я никогда не позировала, ни голая, ни одетая… И потому было большой ошибкой прикоснуться к тебе, ведь я не… никогда не тороплюсь с этим. А ты снова напоминаешь из-за какой-то картины…
   – Картина ни при чем, не надо лукавить. Я вижу твое лицо. Твои глаза… и чудесный румянец.
   – Но Брент…
   Он резко и деловито перебил ее:
   – Я согласен. Это место – самое лучшее. И освещение очень хорошее.
   Гейли остолбенела, почти уязвленная в чувствах. Она отошла от Брента и въедливо оглядела его с ног до головы.
   – Ты что же это… – И она нарочно запнулась, ожидая его реакции.
   – А что я?
   – Ты собираешься переодеться хотя бы к открытию?
   Он взглянул на Гейли, потом – на портрет Джолли Роджера на своей майке и рассмеялся:
   – Ты считаешь, стоит?
   – Уверена, Джеффри оценит твои усилия.
   – Тебе не нравится, как я одеваюсь?
   – Отнюдь, это очень элегантно… если очищаешь выгребную яму.
   Он улыбнулся, подчеркнуто скрестил на груди руки и уставился на Гейли.
   – Хорошенько попроси, и приду вовсе без одежды, – проговорил он. На лице играла улыбка, а в глазах – явный вызов.
   – Согласна на обычный костюм, – растерянно пробормотала Гейли, но черт побери! Перед глазами снова нарисовалось его обнаженное тело. Нагой Брент, идущий прямо к ней… Она отвернулась и торопливо направилась к рабочему столу, кивнув: – Увидимся вечером.
   «Нет! – решила она. – Сейчас я не в состоянии поднять брошенную им перчатку».
   А потом Брент появился снова, перед открытием выставки, в необычном смокинге, поразительно красивый и раскованный, любезный и услужливый с окружающими, так что Сильвия заметила:
   – Он не художник! Джеффри подсунул нам кого-то другого. Схватил на улице первого попавшегося симпатичного парня и попросил разыграть роль знаменитого живописца. Подделка!
   – Сильвия, уверяю вас – это настоящий Брент Мак-Келли.
   – Возможно, но где же он был все эти годы?
   – Писал, наверное.
   – Было дело, года три-четыре назад я познакомилась с одной девушкой, которая тогда ему позировала. Случилось это в Риме. Она рассказывала, будто он совсем юн и прекрасен, как Аполлон, но сокрушалась, что Мак-Келли ведет себя исключительно по-деловому и не обращает на нее иного внимания. Сердце у бедняжки было совершенно разбито, но я не верила ей. Такое безразличие, должно быть, здорово нервирует, Гейли?
   – Что?
   – Вообразите, сидеть в чем мать родила, пока великий мастер смотрит на тебя, словно ты – ваза с цветами.
   Гейли пожала плечами:
   – Не знаю, Сильвия. Я вспоминаю художественную школу. Большинство моделей были студентами, и для них это был единственный шанс закончить курс.
   – Не самый отвратительный способ поднакопить деньжат, особенно если модель – что надо, – откровенно заметила Сильвия. Она поправила шапочку-таблетку, надетую набекрень, и с наслаждением отпила глоток шампанского. – Впрочем, мне бы, наверное, следовало поверить той натурщице. А вы, – она шутливо погрозила пальцем, – вы должны были позвонить мне, Гейли. Тогда я успела бы опередить тут всех.
   – Но я познакомилась с Мак-Келли лишь вчера вечером, – сказала она и тоже пригубила из своего бокала. Который это? Уже шестой? Гейли не помнила толком. Завтра голова будет раскалываться. Она осмотрелась. Брент разговаривал с Ривой Чен из нью-йоркской газеты. Гейли прекрасно знала ее, любила и уважала. Рива – роскошная женщина восточного типа, высокая, с гладкими и черными как вороново крыло волосами, ниспадавшими ниже талии. Они непринужденно смеялись чему-то, и вдруг Гейли с изумлением почувствовала прилив ревности. Но она не имела оснований для чувств, хотя бы каплю напоминавших ревность. Однако разумные доводы здесь бессильны. Гейли предположила, что Брент просит собеседницу позировать. А вдруг Рива согласится? Наверное, у нее великолепная спина, фигура ее такая стройная и холеная.
   Должно быть, Рива очень тихо говорила, потому что Брент наклонился к ней, как бы ловя каждое слово, и рассмеялся. Лицо его оказалось совсем близко к ее лицу.
   Сильвия звучно вздохнула, привлекая внимание Гейли:
   – Жаль, жаль. Я не успела купить картину, которая мне больше всего понравилась. Кто-то увел ее у меня из-под носа.
   – Правда? – улыбнулась Гейли, с усилием отвлекаясь от наблюдений. – И какая же это картина?
   – О влюбленных – «Джим и Мери». Это чудо!
   – И кто купил ее, не знаете?
   – Нет, дорогая, понятия не имею. Этот смышленый коллекционер стремительно скрылся. Картина ушла, едва Джефф успел открыть двери галереи. – Она снова вздохнула. – А какая красивая, чудесная работа! Я обязательно напишу о ней целую полосу!
   – Отлично, – почти искренне радуясь, отозвалась Гейли, хотя с грустью задумалась, кто же мог купить «Джима и Мери». Ей хотелось обладать этим сокровищем!
   Внезапно блеснула вспышка фотоаппарата – Брент позировал вместе с Ривой. Они чудесно смотрелись рядом: оба смуглые, элегантные, ухоженные. Рива ослепительно улыбалась, и не оставалось сомнения, что они очень симпатичны друг другу.
   – Гейли?
   Она обернулась. Голова начинала побаливать. Перед нею стоял Джефф.
   – Прости, Сильвия, но Гейли просят к телефону. Пройди ко мне в кабинет.
   – Бегите, дорогая, бегите, – сказала Сильвия, снова поправив на голове шляпку. – Я смотрю, Чед Беллоуз скучает. Возможно, мне удастся выудить у него хоть несколько тайн из жизни нашего маэстро. – Она отчалила, твердой рукой направляя свой корабль по намеченному курсу. Джефф улыбнулся Гейли, а она пожала плечами.
   – Ты сказал, меня к телефону? Кто это?
   – Тина. Она передает поздравления и желает удачи. Я пригласил ее приехать, но она не может. Иди, возьми трубку в моем кабинете.
   – Но я же не могу вот так…
   – Ты была отличной хозяйкой. Вечер прошел безупречно, можешь отдохнуть.
   Гейли сползла со стола и стала пробираться в глубь галереи, где располагался кабинет Джеффа. Усевшись в кожаное кресло, она взяла трубку.
   – Мои поздравления! – воскликнула Тина. – Джеффри уже сказал мне, что успех сногсшибательный.
   – Сногсшибательный, – согласилась Гейли, накручивая на палец телефонный шнур.
   – А как там Мак-Келли?
   – Само очарование, – недовольным голосом ответила Гейли.
   – Это уже интересно. Он что, грубит? Резко разговаривает с критиком? А казался таким приятным парнем. И таким красавчиком! Значит, если загнать в угол, то котик превращается в тигра?
   – Да нет же. Я сказала именно то, что хотела, – он был совершенно очарователен.
   – Так что ж случилось?
   – Да он здесь с одной Драконихой, – проворчала Гейли.
   – Что-о?!
   – Все. Забудь, что я сказала.
   – Ты сказала о какой-то Драконихе. Гейли вздохнула, уныло качнув головой:
   – Да, о Риве Чен. Но вообще-то я не хотела. Наоборот, очень хорошо о ней думаю. Просто дело в том, что она… не знаю, как сказать. Рива очень прекрасна, видимо, в этом-то все дело.
   – Ясно, зеленые глаза ревности.
   – Не могу я ревновать! Я ведь едва знакома с ним!
   – Никто, глядя на вас вчера вечером, не сказал бы этого.
   – Да, Мак-Келли – большой оригинал. Наверное, в эту минуту он и ее просит позировать.
   – А тебя уже просил?
   – Да.
   – А ты?
   – Отказала!
   – Ну-ну! Значит, он волен искать другую модель, верно?
   Гейли задумчиво прикусила нижнюю губу. Ничего не поделаешь. Она-то не способна с бухты-барахты раздеться перед абсолютно незнакомым человеком.
   – Ты слушаешь?
   – Да.
   – Странноватенький у тебя голосишко.
   – Шесть бокалов шампанского, – подтвердила Гейли.
   – Ты Брента еще видишь?
   – Нет. Я в кабинете Джеффа.
   – Может, лучше тебе поскорее выбраться и спасти беднягу от Драконихи?
   – Может, его вовсе и не требуется спасать.
   – Да нет же! Глупенькая. Ты обязана спасти его для себя.
   – Я не могу…
   – О преисподняя! Кто же, черт побери, тогда может?! – с плохо скрываемым смехом бушевала Тина. – Хотела бы я раз в жизни – всего один, ты слышишь? – переспать с таким парнишкой. Хватило бы и одной ночи! Я долго проработала на курорте и ни разу не видела мужика, у которого было бы всего пять процентов жира, как у твоего Мак-Келли, и аж девяносто пять – полезного веса!
   – Тина! Ты ужасна!
   – Я не ужасна, а цинична! Ступай и держи его, милая!
   – Держи! Ну а дальше-то что мне с ним делать? – недоумевала Гейли. Но неожиданно она встала и решительно скинула с пальца колечки телефонного шнура. Шампанское уже сказывалось головной болью, однако одновременно придавало смелости.
   – Мне пора, Тина. Увидимся.
   – Жду подробностей, – предупредила ее подруга.
   – Не случится ничего, о чем можно рассказывать в подробностях, обещаю тебе! – Гейли повесила трубку. У нее перехватило дыхание, сердце громко ухало, а вдоль спины проносилась дрожь волнения. Она выскочила из кабинета и заторопилась в салон.
   Брент Мак-Келли стоял у закусочного столика и наливал шампанское. Он с интересом взглянул на Гейли. Она еще не перевела дух, но сразу же отметила, что бокалов было два. Тем временем Рива разговаривала с Чедом и каким-то бородатым покупателем, троица стояла перед «Джимом и Мери».
   – Ну-с, мисс Норман, как я вам? Вы по-прежнему отправили бы меня чистить сортиры? Я, право, старался изо всех сил, чтобы угодить вам.
   Гейли пропустила его вопрос мимо ушей и, глядя в черную глубину глаз, решительно спросила:
   – Ты еще хочешь, чтобы я позировала?
   Он замялся, словно всерьез раздумывал над словами Гейли. Потом черная бровь с любопытством приподнялась.
   – Что-то случилось? Вчера я ничем не мог соблазнить тебя, даже королевской страховкой, а сейчас ты передумала?
   – Брент, не увиливай! Берешь меня в натурщицы или нет?
   Недоверчиво глядя на нее, Мак-Келли колебался всего какой-то миг:
   – Да.
   – Хорошо.
   – Вот так вот просто?
   «Ах, ну зачем он мучает?» – подумала Гейли и ответила: Да.
   Брент протянул ей руку, она приняла ее, ощутив, как его тепло согревает застывшие пальцы.
   – Договорились, мисс Норман. Она облизнула губы:
   – Когда?
   – Лучшего момента, чем сейчас, не дождаться.
   – Когда-когда?
   – Нынче же. Я хочу начать не откладывая.
   В его голосе Гейли слышала искреннее нетерпение. Он снова рассказал о своем замысле, и она поняла, что он был совершенно честен – ему не хотелось терять драгоценное время. Брент, будь такая возможность, готов был начать здесь, в галерее, и немедленно. Он что-то говорил про цветовую гамму и освещение, про ракурс и поворот… Гейли опять ощутила знакомую дрожь. Сумасшедшая, что она только пообещала?!
   – Брент? – к ним приближалась Рива.
   – О, прости, пожалуйста, – извинился он. – Твое шампанское, Рива. Пощади меня. Я отвлекся и не думал, что так надолго, – с этими словами Мак-Келли вручил ей бокал. Принимая его, Рива улыбнулась и вежливо похвалила устройство и оформление выставки. Гейли поблагодарила.
   Потом они немного побеседовали втроем. Рива внимательно поглядела на Гейли, на Брента, затем извинилась и отошла от них.
   – А у тебя… не было других планов? – спросила Гейли, когда они остались наедине. Брент покачал головой. – А то я подумала…
   – Она очень красивая женщина.
   – Очень, – согласилась Гейли и мысленно прибила на ней табличку: «Экзотическая красавица».
   Брент шагнул ближе к столу, взял крекер и намазал его черной икрой.
   – Она знает это.
   – Что именно?
   – Она вообще сообразительная дамочка.
   – Ты о чем?
   – Рива понимает, что чертовски красива и чрезвычайно сексуальна. Судя по всему, она весьма чувственна и чрезвычайно щедра. Обычно я бываю восприимчив ко всему, что подобная женщина может мне предложить.
   – Ты совершенно невыносим.
   – Неужели? А мне казалось, всего лишь откровенен.
   – Так, значит, у тебя уже есть другие планы, и…
   – Нет, нет. Вы не поняли, мисс Норман. Могли быть. Но нет. Да, Рива – красавица, но не такая, как… ты. Она искусная очаровательница и знает свою силу. Может быть, поэтому так внимательно наблюдала, как мы заключали наш договор.
   – Но никакого договора не было и нет.
   – Есть, – улыбнулся Брент и пригубил шампанское. Гейли не понравился его нахальный, как у кота, съевшего канарейку, взгляд. – Похоже, у вас другие планы на вечер?
   – Да. То есть нет. Какая разница? Не следует начинать сегодня. Я подумала, что ты, наверное, предпочитаешь дневное освещение… Обычно художники работают днем.
   – Это зависит от замыслов. – Последние слова прозвучали как намек, хотя, конечно, им не были. Брент немедленно пустился объяснять, какое полотно он задумал. Это должно было походить на туманную мечту. – Представь себе, – вдохновенно говорил он, – искусственное освещение, что-то вроде ночника, неверный, трепещущий свет… Вот что я вижу.
   – Не знаю… – пробормотала Гейли. – Тяжелый день. Может, перенесем на завтрашнее утро?
   – Но завтра – суббота. Джефф не приедет в галерею. Нет, начинать надо сегодня же. Еще только четверть девятого, а прием, похоже, идет к концу.
   – Но…
   – Ты снова пытаешься идти на попятную? Отсюда до моего дома меньше часу езды. Собирайся. Едем.
   При этом он вытащил бутылку «Дом Периньон» изо льда, налил и, вручив холодный ребристый бокал Гейли, поднял свой. Хрусталь звякнул.
   – Итак, сделка состоялась, мисс Норман.
 
   Через полчаса она сидела в его стареньком «Мэч-1», глядя, как за окном проносятся огни города, и думая, что больше никогда в жизни не будет злоупотреблять шампанским. Наступала темная ночь, и очень холодная. Гейли не могла даже разговаривать с Брентом. Она съежилась в удобном кресле и плотно обхватила себя руками за плечи. Но Брент, казалось, не замечал этого. Он произносил длинный монолог, объясняя будущие планы, предполагая начать с небольшого наброска. По нему Гейли сразу же поймет его замысел, и ей непременно понравится.
   – Да, я… уверена, – согласилась она и поглядела в его сторону. Дорожные огни причудливо подсвечивали контуры лица Брента. – Наверное, Рива поехала бы с тобой для других целей, – вдруг услышала Гейли собственный голос.
   – Что? – бросив на нее цепкий взгляд, оживился Брент, но по-прежнему продолжал улыбаться и спокойно вести машину. – Да, скорее всего ты права. Похоже, мы с ней думали об одном финале.
   – Я… Я предупреждала – это не для меня. Может, я обманула твои ожидания? Тогда не поздно повернуть. Успеешь застать Риву.
   Брент покачал головой. Улыбка не покидала его лица.
   – Один твой ласковый взгляд мне дороже экстаза с любой женщиной.
   – Пощади. Не смеши. У меня страшно болит голова.
   – Правда? Бедное дитя. Шампанское любит меру.
   Наконец они свернули с шоссе и поехали по проселочной дороге, где была полнейшая темень. Гейли казалось, что они будут бесконечно кружить и поворачивать в этом мраке, но все-таки «мэч» выбрался к какой-то кирпичной ограде, густо переплетенной стеблями вьюнов. Брент достал пластиковый пропуск, открыл кованые ворота, и они поехали по извилистой ленте дороги, ведущей к дому. Когда наконец машина остановилась у подъезда под массивным портиком, Гейли поняла, что дом вовсе не старый. В свете огней лишь кирпичная ограда намекала на старину, а дом выглядел отстроенным совсем недавно. Из-под портика сквозь огромные окна-витрины просматривалась гостиная. Дальняя стена выложена из гранита. Возле нее стояли кожаные диваны и стулья серо-бежевого цвета, гармонировавшие с каменной отделкой стен.
   – Тебе нравится?
   Брент еще не вышел из машины, продолжая разглядывать Гейли в полумраке портика.
   – Да.
   – Но я же вижу, что нет.
   – Я представляла тебя в каком-то другом убранстве. В старинном, века девятнадцатого… или даже восемнадцатого.
   Брент рассмеялся:
   – Да, я люблю старину. У нашей семьи есть такое жилище. Но этот дом мне нравится потому, что здесь никто не мешает работать, к тому же я полюбил окрестные леса. – Он открыл свою дверцу, вышел из машины и обогнул ее, чтобы помочь Гейли. Колени у нее немного дрожали. Брент положил руку ей на плечо и повел к парадному. У двери он позвонил, и Гейли невольно напряглась, но Брент улыбнулся: