— О Боже! — прошептала вслух Тила, прижав руки к вискам. И тут она услышала сзади скрип кресла-качалки. Обернувшись, девушка увидела Джаррета, залилась румянцем и опустила голову. Он встал и, подойдя к Тиле, приподнял ее подбородок.
   — Если я жесток и нетерпелив, — мягко сказал он, — то это не намеренно.
   Отпрянув, она пожала плечами:
   — Вы не жестоки. И, как я уже сказала Таре, вам незачем беспокоиться за меня. Я вовсе не такая хрупкая. Все, что произошло здесь, случилось по моей воле, и я сама несу за это ответственность.
   Тилу удивило, что Джаррет улыбается, словно его позабавили. Усевшись на крыльцо, он прислонился спиной к колонне.
   — Вы вовсе не кажетесь хрупкой. — Она приподняла бровь, и Джаррет улыбнулся еще шире. — И в этом, моя дорогая мисс Уоррен, заключается стоящая передо мной дилемма. Ради брата я готов заботиться о вашей безопасности. Ради брата, который, с одной стороны, страстно желает вас, а с другой — раньше самого Майкла Уоррена подтолкнул бы вас к браку с Джоном Харрингтоном, чтобы удалить из этих опасных мест. Что же касается хрупкости, то этого в вас нет! Напротив, именно ваша непреклонная воля, решительность и, конечно же, изысканная красота привлекли моего брата, сделали его одержимым.
   — Значит, и вы подтолкнули бы меня к браку с Джоном Харрингтоном? — с горечью спросила Тила.
   — Возможно…
   — Если вы сердитесь…
   — Я не сержусь, скорее испытываю чувство вины. Я привез вас сюда, не представляя себе, что все так сложится между вами. Как бы мне хотелось, чтобы здесь вы нашли свое счастье!
   Типа улыбнулась:
   — Вы рассердились на меня, поскольку я не понимала, что Мэри должна жить своей жизнью, и были правы. Мне следовало усвоить это скорее, чем кому бы то ни было. Люди должны жить той жизнью, которую избрали. Я не жалею о том, что произошло, каким бы мрачным ни было мое будущее. Да, я ни о чем не жалею.
   Джаррет пристально посмотрел на нее:
   — Джим Джонсон действительно привез сообщение от Мэри, но он видел и Джеймса. Ее сердце замерло.
   — Да?
   — Джеймс на совете с Оцеолой, Филиппом, Джампером, Маканопи и другими. Он жив и здоров.
   — Но он на пути у солдат.
   — Джеймс здоров, Тила, и способен позаботиться о себе. Она кивнула:
   — Благодарю вас.
   — Вам следует немного поспать.
   Еще раз поблагодарив его, она пошла в дом. Джеймс, конечно же, знал, что Джим Джонсон направляется в Симаррон. И ничего ей не передал! Ему нечего ей сказать, он уже все сказал раньше.
   Тила заснула очень поздно и спала плохо. Разбудил ее громкий стук в дверь. Встревоженная Тара звала ее:
   — Тила, проснись! Быстрее!
   Тила бросилась к двери и, распахнув ее, увидела бледную Тару.
   — Джеймс?.. — в ужасе прошептала Тила.
   — Нет-нет! Это… Майкл Уоррен. Он приехал за тобой. С Джеймсом ничего не случилось! Тила испытала неимоверное облегчение, но вдруг все почернело, и она упала в обморок.
 
   Она очнулась в постели. Рядом стояла обеспокоенная Тара.
   — Ты только дыши глубже. Я что-нибудь сделаю, если Джаррет не поможет. Я… я застрелю его. Тебе не придется ехать с ним…
   — Тара! — Тила села и откинула назад волосы, преодолевая слабость. — Прошу тебя! Я не боюсь Майкла Уоррена. Просто я испытала такое облегчение… Увидев тебя, я ужасно испугалась. За Джеймса.
   — Уоррен приехал за тобой. Его перевели в только что построенный и сильно укрепленный форт. Вместе с ним туда направляются Тайлер Аргоси и доктор Брэндейс, так что уверена, тебе ничто не угрожает. Однако уезжать нет необходимости, наверняка можно что-то придумать…
   — Тара, ты же не застрелишь Майкла Уоррена ради меня. — Девушка через силу улыбнулась.
   — Но все же…
   — Ничего страшного. Я не боюсь его, правда. И помни: я помолвлена с Джоном Харрингтоном. Майкл поневоле будет сдерживаться.
   — Сомневаюсь.
   Тила поднялась с постели:
   — Сейчас я оденусь и спущусь.
   Одеваясь, она старалась не думать, но, к своему удивлению, поняла, что готова ехать с отчимом. Девушка по-прежнему любила Симаррон и людей, проявивших к ней столько доброты.
   Тем не менее, хорошо зная Майкла Уоррена, она считала дни, проведенные здесь, временной передышкой в борьбе с ним. Кроме того, в Симарроне все напоминало о Джеймсе и заставляло ее страдать.
   Когда Типа спустилась, молчаливый и расстроенный Дживс проводил ее в библиотеку. У дверей она поцеловала его в щеку.
   — Со мной все будет хорошо, Дживс!
   Джаррет Махкензи стоял за своим письменным столом — высокий, прямой, внушительный. Джошуа Брэндейс и Тайлер сидели в креслах лицом к столу, а Майкл Уоррен, стоя у глобуса, медленно вращал его. Неподалеку от него девушка увидела очень напряженную Тару. Когда вошла Тила, все молчали, но она была уверена, что ее появлению предшествовал весьма бурный разговор.
   Джошуа и Тайлер встали.
   — Мисс Уоррен! — радостно воскликнул Джошуа, подойдя к девушке и взяв ее за руки. — У Тайлера была приятная возможность часто посещать вас. А я, увы, один раз увидев вас, очень скучал.
   — Благодарю вас, доктор Брэндейс, я тоже рада снова встретиться с вами. — Тила заметила, что отчим холодно и сурово взирает на нее.
   — У тебя будет много возможностей наслаждаться обществом доброго доктора, Тила. Я получил назначение в форт Деливеренс и должен доставить туда людей и провиант. Даже господин Маккензи считает это место безопасным для тебя, поскольку со мной едут двести человек и еще больше находятся в Деливеренсе. Не сомневаюсь, что ты захочешь отправиться с нами. Ведь и Джон Харрингтон тоже иногда будет приезжать туда.
   — Майор Уоррен, вам предстоит дорога почти в сто миль через опасную территорию, — сурово заметил Джаррет.
   — Но, — поспешно вмешалась Тила, смущенно улыбнувшись ему, — я очень хочу увидеть эти места.
   При таком количестве солдат мне ничто не угрожает. А если доктору Брэндейсу понадобятся мои услуги…
   — Безусловно, понадобятся. — Доктор посмотрел на Джаррета. — Мисс Уоррен чрезвычайно расторопна и весьма полезна. У нее дар от Бога.
   — Вы можете остаться здесь. Более того, мы предпочли бы, чтобы вы остались, — проговорил Джаррет.
   — «Мы»? — переспросил Майкл Уоррен.
   — Моя жена и я, сэр, — ответил Джаррет.
   — От всего сердца благодарю вас обоих и надеюсь, что еще вернусь. — Тила потупилась. — Если Джон приедет в форт Деливеренс, я должна быть там.
   — Джон ведь часто наведывается и сюда, — заметил Джаррет.
   — Харрингтон, как и я, сэр, приписан к территории к югу от Сент-Августина, где, похоже, собрались многие из агрессивных вождей, чтобы обсудить войну и другие дела. В ближайшие месяцы мы выкурим их оттуда. У нас там большие силы, Маккензи, заверяю вас, хотя в этом и нет необходимости. Ведь Тила — моя дочь.
   — Падчерица, — в унисон сказали Джаррет, Тара, Тила и даже Тайлер Аргоси.
   Легкая улыбка заиграла на губах Типы, но Майклу это уточнение не понравилось.
   — Тила — моя подопечная, и я отвечаю за нее.
   — У меня все будет прекрасно, — искренне сказала девушка Джаррету.
   Он развел руками:
   — Что ж, если вы хотите ехать…
   — Да.
   — Я помогу тебе уложить вещи, — предложила Тара.
   — Может, на этот раз мне не стоит выпускать Тилу из поля зрения? — Майкл бросил на падчерицу настороженный взгляд.
   — Я очень скоро спущусь, — заверила его Тила.
   — Ладно, можешь не спешить. Как только женщины вошли в комнату Тилы, Тара сказала:
   — Тебе нет необходимости уезжать. Ты согласилась потому, что не хочешь причинять неприятности мне и Джаррету. Не бойся этого.
   — Тара, все будет хорошо, вот увидишь. Джошуа и Тайлер сопровождают Майкла. Ему придется вести себя прилично в их обществе.
   — Но…
   — Тара, я больше не могу оставаться здесь. Я люблю дом, люблю детей. Мне нравится ездить к Роберту, читать его книги. Но я чувствую, что должна уехать. Рядом с Джошуа я буду что-то делать, помогать выхаживать раненых, — Ладно. Я согласна с тобой. Но Джеймсу это не понравится.
   — Я только и слышу, что Джеймс должен вести свою войну и жить своей жизнью. Ну так и мне нужно сделать то же самое — или я сойду с ума!
   Когда Тила собрала вещи, женщины крепко обнялись на прощание. Девушка поцеловала малыша, и у нее защемило сердце. Еще тяжелее было расставаться с Дженифер. Джаррет, строго посмотрев на Тилу, смягчился и обнял ее.
   — Берегите свою рыжую головку, мисс Уоррен.
   — Обещаю.
   — Интересно, догадывается ли мой брат, как сильно вы его любите?
   — Надеюсь, что нет, поскольку он не испытывает ко мне подобных чувств.
   — Джеймс отдал бы за вас жизнь. Чего же еще желать?
   — Он отдал бы жизнь за многих; думаю, эта черта у вас общая.
   Джаррет покачал головой:
   — Для него эта война совсем не то, что для вас. Попытайтесь понять это. И не сомневайтесь: он отдал бы жизнь за вас. Именно за вас, Тила, а не во имя какой-то цели. Я же говорил вам, что Джеймс — реалист.
   — А я — нет? — Тила поцеловала Джаррета в щеку. — Не тревожьтесь. Я не допущу, чтобы он умер за меня. Если когда-нибудь еще увижу его, — с болью добавила она.
   — Я почти хочу, чтобы вы не встретились, но, как ни странно, убежден: мы еще увидимся. Поэтому повторяю: берегите вашу прекрасную рыжую головку, будьте здоровы, не подвергайте себя опасности.
   — И вы тоже.
   К глазам девушки подступили слезы, и она, быстро повернувшись, направилась к кораблю, где ее ожидал отчим.
   Джошуа помог девушке подняться на палубу.
   Она обернулась. Вся семья Маккензи провожала ее взглядом. Высокий темноволосый Джаррет, положив одну руку на плечо Дженифер, другой обнимал за талию жену, которая прижимала к груди малыша. Тила помахала им, уже не сдерживая слез.
   Корабль отошел от пристани Маккензи и направился вниз по реке.
   За спиной Тилы раздался тихий голос:
   — Мы будем один день плыть по реке, а потом двинемся пешим строем в глубь территории. Сейчас, когда нас могут услышать, я ничего тебе не скажу. Но клянусь, когда мы сойдем на берег, я о многом потолкую с тобой. — С этими словами Уоррен удалился.
   Причал Маккензи вскоре исчез за изгибом реки.

Глава 14

   Отряд двигался быстро. На второй день последнее транспортное судно — рыболовная шхуна, «позаимствованная» у рыбака в Тампе, — достигла причала, откуда должен был начаться поход на восток. Отряд под командованием Майкла Уоррена насчитывал двести солдат: среди них пятьдесят пять всадников и сто сорок пеших — добровольцы, солдаты регулярной армии, а также несколько моряков, посланных командованием для подкрепления сухопутных сил.
   Они быстрым маршем шли через некогда цветущие земли индейцев, расчищая путь, и везли с собой припасы из форта Брук. В обозе были ружья, сумки для провизии и палатки — простые и госпитальные, поводья, упряжь, подковы, чайники, инструменты и провиант: мешки с рисом и кукурузой, терпкие вина, продукты, способные выдержать изнурительную жару, донимавшую отряд изо дня в день. Джаррет часто рассказывал Тиле о жизни индейцев. Сейчас она могла бы сказать ему, что жизнь солдат, посланных выследить этих индейцев, почти так же тяжела. Но Джаррет наверняка знал и это.
   Состав солдат был неоднородным. Среди них было много иммигрантов, едва говоривших по-английски. Но, как ни странно, встречались и образованные люди — юристы, священники. Вся страна переживала тяжелый финансовый кризис, и на военную службу нередко поступали только затем, чтобы прокормить себя и свои семьи. Тила кое с кем подружилась.
   Однако она приобрела и врагов среди кадровых военных, входивших в окружение ее отчима.
   На третий день марша через полуостров они обнаружили небольшую группу индейцев ючи и для расправы с ними направили одну роту.
   Там было не больше пятидесяти индейцев, наверное, около двадцати воинов с женами и детьми.
   Тила знала это, поскольку всему отряду пришлось потом пройти через уничтоженную деревню. Девушка никогда еще не испытывала такого ужаса: тела воинов и окровавленные, изуродованные тела мирных людей лежали повсюду. Ужас охватил не только ее. Она слышала, что тихо говорили солдаты, ехавшие рядом с ней. В подобной расправе не было необходимости. Господь никогда бы не одобрил такого жестокого убийства, даже если индейцы и варвары.
   Тила словно окаменела и почти не замечала слез, бежавших по ее щекам.
   К вечеру отряд остановился у реки. Мужчины быстро спешились и начали разбивать лагерь. Неподалеку Тила увидела Тайлера, отдававшего приказы, и подошла к нему:
   — Капитан Аргоси?
   — Тила?
   — Кто командовал нападением на ючей?
   — Тила, вам не следует вмешиваться…
   — Так кто же, Тайлер? — твердо повторила она.
   Рядом с Тайлером стоял молодой солдат.
   — Да это капитан Джулиан Хэмптон. Он вон там, у реки, мэм, — с готовностью сказал он.
   — Солдат, займись палаткой! — распорядился Тайлер, но Тила уже направилась туда, где умывался молодой капитан.
   Едва девушка приблизилась, он обернулся — красивый мужчина с холеными усами, карими глазами и густой копной рыжевато-каштановых волос. Подойдя, Тила дала капитану пощечину, совершенно ошеломив его.
   Он изумленно и растерянно смотрел на девушку, потирая щеку. Тила вновь подняла руку.
   — Вы что, не в себе, мисс? — выдохнул Хэмптон. Она подумала, что действительно спятила. Ну и пусть, ей все равно. Девушка собиралась еще раз ударить его, но тут кто-то схватил ее за руку. Это был Джошуа Брэндейс.
   — Как вы могли? — в ярости крикнула она. — Как вы могли убить младенцев?
   — Тила, пойдемте, — сказал Джошуа.
   — Тила! — Тайлер Аргоси быстро подошел к ним и попытался увести девушку.
   — Подожди! — воскликнул Хэмптон. — Не уводи ее, Тайлер. Мисс Уоррен, то, что вы видели, — лишь одна сторона войны. Белых младенцев тоже убивают. И белых женщин, таких же молодых, как вы. Вы поймете все, когда один из этих краснокожих занесет над вами нож и ваши рыжие волосы станут его трофеем.
   Хэмптон нахлобучил на голову шляпу и ушел.
   — Увы, Тила, такое случается, — сказал Джошуа Брэндейс.
   — Знаю, но разве это дает нам право убивать детей?
   — Нет, — согласился Брэндейс, — не дает. Но ты одна не можешь противостоять всей армии, девочка моя. Приказы здесь отдает твой отчим. Пойдем, забудь об этом.
   — Я никогда не забуду этого.
   — Пойдем, выпей виски и отдохни.
   Дрожащая Тила выпила с Джошуа виски. Как только поставили палатки, она ушла к себе. Она спала очень беспокойно, а утром, открыв глаза, увидела Майкла Уоррена.
   Схватив девушку за руку, он вытащил ее из постели.
   — Отойдем от лагеря и там поговорим.
   Он потащил ее по полю, уставленному палатками. Солдаты отдавали Уоррену честь; Майкл вывел Тилу за пределы лагеря.
   — Не смей осуждать действия моих офицеров или мои приказы, слышишь?
   — Вы приказали солдатам убивать детей!
   Внезапно Уоррен ударил ее по лицу с такой силой, что Тила, вскрикнув, пошатнулась и упала в грязь у кромки воды. В глазах у нее потемнело.
   — Ты ничего не знаешь ни об этой войне, ни о том, что хорошо или плохо. Ты — маленькая потаскушка, получавшая сведения только от метиса. Но предупреждаю: если ты еще раз вздумаешь сделать из меня посмешище, я отлуплю тебя кнутом перед всей армией.
   — Прекрасно! Сделай это!
   При этих словах уже удалявшийся в лагерь Уоррен вернулся. Вскочив, она отступила. Глаза ее полыхали ненавистью.
   — Ты не в Симарроне. Джаррет Маккензи и его брат-метис, может, и имеют влияние на этом полуострове, но уверяю тебя: армия — могущественная сила, а я занимаю в ней важное положение. И хочешь знать почему? Возможно, белые в Бостоне в глубине души и сочувствуют бедному благородному дикарю, но на юге они хотят двигаться дальше, в глубь полуострова, чтобы вытеснить отсюда семинолов. Белым политикам нужны люди, способные осуществить эту задачу, а я, Тила, солдат, умеющий делать дело. Для меня метис — тот же индеец. От Джеймса Маккензи у нас не меньше неприятностей, чем от самого Оцеолы, и я с удовольствием бы пристрелил это индейское отродье, попадись он мне. Только попробуй взбунтоваться, и я устрою на него настоящую охоту. За моей спиной сотни солдат. Я сделаю так, что он станет главным преступником, разыскиваемым на этой территории. Я буду охотиться на него, как на ягуара. Попробуй еще раз грубо заговорить со мной, попробуй ослушаться меня еще раз…
   — Я подчинилась твоему приказу. Я помолвлена с Джоном Харрингтоном.
   — Джон Харрингтон воюет к югу отсюда. Ты пока не жена ему, а по-прежнему моя дочь, обязанная подчиняться мне. Кстати, Тила, теперь и солдаты снимают скальпы с индейцев, неофициально, разумеется. И если ты еще раз поставишь меня в неловкое положение, я получу скальп Джеймса Маккензи! Даже если для этого мне придется задействовать целую армию. Итак, надеюсь, мы поняли друг друга?
   — Да.
   — Что «да»?
   — Да, мы поняли друг друга.
   — Да, сэр, мы поняли друг друга.
   — Да, сэр, мы поняли друг друга.
   Майкл Уоррен улыбнулся и направился к лагерю.
   Несмотря на жару, девушку била дрожь. Она твердила себе, что сильнее его, что выдержит, не допустит никаких ошибок и непременно одержит верх над отчимом.
   Но внезапно от сильного приступа тошноты у нее в глазах снова потемнело. Девушка склонилась над водой, омыла лицо и постаралась подавить тошноту. Наконец это ей удалось.
   Решимость одолеть Уоррена укрепилась. Не все ли равно, какую войну они ведут? В конце концов она победит.
 
   Много вождей и воинов собиралось к юго-западу от Сент-Августина. Все прибыли оттуда, где воевали; с севера приехали немногие, ибо солдаты успешно вытеснили индейцев с богатых земель к югу от Таллахасси, Белой Столицы, по иронии судьбы названной в честь тех, кто обитал там тысячи лет. Их оттеснили к востоку от Сент-Августина, к западу от Тампы, к югу от Окалы. Даже «хорошие» испанские индейцы подвергались нападениям, и им пришлось воевать.
   После массового побега индейцев из форта Брук пошли слухи, будто даже сам генерал Джесэп, хоть и не мягкий, но все же здравомыслящий человек, заявил, что среди индейцев нет ни одного человека чести. Он называл Оцеолу отступником, заключавшим соглашения лишь к собственной выгоде, а потом нарушавшим их.
   Этим вечером вокруг ярко горящего костра собралось много влиятельных воинов. Кое-кто приехал с женами и семьями. Здесь теперь уже не было аккуратных бревенчатых хижин. Они соорудили шалаши, хути, как их здесь называли, — незамысловатые укрытия из лапника и листьев капустных пальм, — на случай непогоды. Их ставили наспех, ибо вскоре и туг могли появиться белые солдаты и, оттесняя индейцев, сжечь все постройки.
   Оцеола уже не был лидером, но сегодня, когда они обсуждали войну, жизнь, смерть и вопросы выживания, играл очень важную роль. Однако он мрачно смотрел на огонь, ожидая, когда Джеймс прочтет письмо, взятое из ранца погибшего белого солдата.
   Джеймс оглядел сидящих вокруг костра: Аллигатора, Миканопи, Коуэту и Коакоочи, или Дикого Кота, сына короля Филиппа. Потом снова взглянул на письмо.
   — Солдат писал своему дяде. Он спрашивает о семье и рассказывает о генерале Джесэпе. Судя по всему, Джесэп попросил помощи правительства для борьбы с индейцами. Джесэп намерен привлечь других индейцев для борьбы с нами: переманить шауни, делаваров, кикапу, сиу и чоктавов. — Джеймс никогда не лгал лидерам семинолов, даже чтобы потрафить им. — Генерал Джесэп просит правительство заплатить этим индейцам, чтобы они воевали против нас как против традиционных врагов. Он считает, что они согласятся убивать воинов, брать пленных, порабощать женщин и детей.
   Дикий Кот возмущенно фыркнул.
   — Бегущий Медведь, расскажи нам все остальное, — тихо, но твердо попросил Оцеола. Джеймс пожал плечами:
   — Это все. Солдат жалуется на скудный рацион, маленькое жалованье и сообщает, что больше не пойдет в армию.
   — Мы будем воевать и убьем сиу, чоктавов и любого другого врага так же, как белых солдат! — гневно воскликнул Коуэта.
   — Мы убьем тех, но придут новые, — заметил Оцеола.
   — Мы убьем их! — откликнулся Дикий Кот.
   — И придут новые, — тихо проронил Джеймс.
   Дикий Кот вдруг вскочил. Это был высокий и красивый молодой мужчина с приятным, но изуродованным шрамами лицом. Он получил свое имя после схватки с пантерой, которую еще мальчиком нечаянно потревожил. Сжав кулаки. Дикий Кот в упор смотрел на Джеймса.
   — Ты говоришь как один из них. Может, добиваешься, чтобы мы уступили их требованиям?
   Джеймс покачал головой и поднялся, не отводя твердого взгляда от Дикого Кота.
   — Я никогда не предавал друга и никогда не воевал против моего народа. Я делал все от меня зависящее, чтобы сообщать условия и в ответ передавать требования. Я…
   — Ты ничего не понимаешь. Бегущий Медведь, потому что у тебя не чистая кровь, а ум затуманен.
   — Кровь Оцеолы, возможно, еще белее, чем моя. У многих мужчин нашего поколения течет в жилах кровь белых. Не стоит из-за этого бросать мне вызов.
   — Ты не понимаешь! — закричал Дикий Кот. — Ты ищешь в белых хорошее. Послушай меня. Они хотят, чтобы мы ушли отсюда. Если им не удастся убрать нас, они уничтожат всех.
   — Не все белые хотят этого.
   — Политика белых требует, чтобы солдаты сделали это. Ты воюешь с нами лишь тогда, когда нож оказывается в дюйме от твоего сердца.
   — Я не стану нападать на плантации! — гневно воскликнул Джеймс, простирая руку к вождям. — Мне известна тяжелая судьба наших детей. Женщины душат своих младенцев, чтобы избавить их от мук голода. Солдаты разбивают головы малышам, лошади топчут плачущих детей. Так вот, я клянусь: мой белый брат не возьмет в руки оружие, не будет воевать рядом с теми, кто уничтожает детей семинолов. Его уцелевшая племянница — ребенок семинола. Моя белая невестка рисковала жизнью из-за моей семьи. Мой брат и его жена считают мою дочь, живущую у них, невинной, доверчивой, любящей девочкой. И я думаю так же. Мой единственный племянник — белый. Я не стану участвовать в налетах, где погибают дети белых, — по злому умыслу или случайно. Я держал на руках белого младенца. Мой белый брат был с моей женой и моим ребенком, когда они умирали, хотя другое боялись лихорадки. Я всегда честно говорил о своих намерениях и взглядах. Ты можешь назвать меня за это предателем?
   Дикий Кот, несмотря на вспыльчивость и гневливость, учился быть лидером. Он терпеливо выслушал Джеймса.
   — Не стану сейчас оспаривать твои убеждения, Бегущий Медведь. — Внезапно Дикий Кот ударил себя кулаком в грудь. — Мы должны сражаться за наш образ жизни, за наших детей, за их землю и выживание.
   — Мы сражаемся, — твердо сказал Оцеола, — продолжаем сражаться. Когда солдаты преследуют нас, мы разделяемся, чтобы избежать встречи с ними. Мы достигли этих мест потому, что они не могут выследить нас в наших тайных убежищах. Им не удается победить потому, что мы хорошо сражаемся, а потом бесследно исчезаем. Не следует забывать об этом.
   — Иногда нам приходится говорить с ними, — заметил Коуэта. — Джесэп направил своих посланников с большим запасом белой материи, чтобы мы без опаски приближались к его вождям, когда желаем поговорить.
   Оцеола встал:
   — Сейчас нам нечего сказать им. Пусть генерал Джесэп планирует свою великую кампанию. А мы будем наблюдать, выжидать и сражаться. Что до меня, то, если Бегущий Медведь обратится ко мне с просьбой позволить женщинам и детям подчиниться условиям белых, я не пойду против тех, кто отчаялся. Однако помни. Бегущий Медведь: есть и такие, кто скорее убьет своих родных, чем разрешит им склонить голову перед белыми. Будь осторожен, ведя переговоры с белыми солдатами: они могут предать тебя. Это все. Если придешь ко мне и попросишь поговорить с солдатами, я сделаю это. Однако знай — я буду сражаться до последнего вздоха.
   Отойдя от костра, Оцеола закутался в одеяло, прикрывавшее его плечи.
   Джеймс подумал, что слово его твердо, но сам он выглядит и чувствует себя плохо, если в разгар лета кутается в одеяло.
   Все начали расходиться. Джеймс пристально смотрел на огонь. Он устал от затянувшейся войны, его утомили постоянные нападки. Все прочие на этом совете хотя бы знали, с кем воюют. А он чаще всего сражался лишь для того, чтобы не потерять рассудок.
   Взгляд Джеймса упал на длинные ноги в ярко-красных гамашах, и он поднял голову. Перед ним стоял Дикий Кот.
   — Мальчиками мы росли вместе и давно стали друзьями. Джеймс кивнул:
   — Я и теперь не враг тебе.
   — Иногда я злюсь, потому что ты многое видишь. Но потом понимаю, что ты приходишь к нам с мудрыми советами, хотя мог бы отвернуться от нас и жить жизнью белого человека.
   — Я не всегда понимаю свою роль во всем этом, — признался Джеймс, — но хочу, чтобы все здраво оценивали ситуацию. Однако это битва, которую нельзя выиграть.
   — Нет, друг мой, ты не проиграл, ибо понимаешь, к чему стремишься.
   — Надеюсь, ты прав.
   — Да, прав. Но ты одинок, а это плохо для тебя. Подсолнух — вдова моего двоюродного брата, Летящей Птицы. Как ближайший родственник ее мужа, я могу освободить ее от необходимости носить траур в течение многих лет. Я сделаю это для тебя, Бегущий Медведь. Принеси ей свадебный подарок, и твои ночи не будут такими безрадостными. Ведь нам предстоят трудные дни.