Грэм Уинстон. С этим я справлюсь

 
   В субботу днем я отправилась на выставку роз. Меня мало волновали цветы, просто я думала, что Ротлэнд может поинтересоваться, была ли я, а врать трудно, если представления не имеешь, как там вообще все выглядит.
   Но, попав туда, я пришла в полнейший восторг от огромного количества роз и поняла, что моя несчастная розочка с заднего двора, вряд ли принадлежала к тем образцам, по которым можно судить об этом цветке.
   Народу там собралось видимо-невидимо, и все из тех, которых я увидела только в Лондоне. И хотя я с удовольствием подорвала бы их всех к чертовой матери, нужно признать: деньгами своими они распорядиться умели. Я слышала, как одна женщина заказывала шестьдесят роз сорта «Пис», сорок штук сорта «Даки Мейден», три десятка – «Опера». Я попыталась представить, каковы же размеры её сада, поскольку она сказала, что хочет всего лишь «заменить» этими часть старых. Двое мужчин обменивались впечатлениями вчерашнем обеде в Нью-Йорке. Какая-то дама жаловалась, что на вилле в Каннах розы растут лучше, чем у неё дома в графстве Суррей, и она не понимает, почему. Как же это было непохоже на местную биржу труда с её безнадежными и забытыми Богом клиентами! Сознают ли вообще эти люди, что живут на одной планете?
   Кто знает, может и у меня когда-нибудь будет вилла в Каннах, где бы они ни были.
   – А, вы пришли, миссис Тейлор! Надеюсь, вам нравится?
   Марк Ротлэнд! Вот никогда не знаешь, что тебя ждет, и как судьба обернется, верно?
   – Да. Я ужасно рада, что пришла. Никогда не видела таких цветов!
   – И каждый год они лучше прежнего. Я иногда боюсь, что, достигая совершенства, он теряют свою прелесть. Видели розу, получившую золотую медаль?
   Мы вместе шли по павильонам. Это что же, ещё один на мою голову? Только этого не хватало! Едва от одного избавилась…
   Сегодня Ротлэнд был одет лучше обычного – на работу он ходил в старом костюме, – но волосы опять нечесаны и в лице ни кровинки. И все смотрелся он неплохо.
   Но мне нужен ни он, ни его кузен. Мне нужно было спокойно их ограбить – вот и все.
   Я собиралась уже придумать предлог, чтобы уйти, но он сказал;
   – Мне нужно вернуться в Биркемстэд к шести, но на чашку чая времени хватит. Составите компанию?
   Вопрос застал меня врасплох, и я брякнула:
   – Где?
   Он улыбнулся.
   – Здесь, за углом. Небольшое кафе с чудесной сдобой.
 
   В очень скромном кафе с розовыми шторами и совсем не такой обстановкой, как «АВС» или «Лайонс», Марк Ротлэнд стал расспрашивать меня о фирме: нравится мне работа, и что я думаю насчет реорганизации отдела розничной торговли. И я решила, что ошиблась, и что он, слава Богу, мной самой не интересуется.
   – Вы, конечно, слышали, что у нас семейная фирма, – сказал он. – Главная беда таких фирм в том, что ничего не меняется. Сыновья получают директорские посты по наследству, и невозможно сказать, есть ли у них для такой работы нужные способности. Мой отец, например, совершенно не годился для бизнеса. Его увлечением были цветы, в них заключалась вся его жизнь. И некоторые сегодняшние директора, на мой взгляд… – Он замолчал, легкая улыбка скользнула по лицу. – Но это уже другой разговор.
   – Вы в фирме недавно?
   – Я служил на флоте, пока не умер отец.
   – Говорят, вы многое на фирме изменили?
   – Кто говорит? Впрочем, неважно, потому что это правда. Некоторые отделы не перестраивались с двадцатых годов, представляете? В прошлом году я фирму ввел в жуткие расходы. Учитывая общий застой в делах, это было очень рискованно.
   – Мне понравился прошлый вечерний прием в, – сказала я. – Вы всегда на них бываете?
   – Нет, первый раз. Мне было не до того, пока долго болела жена. В прошлом году она как раз перед праздником умерла.
   Значит, Терри Холбрук наплел со злости.
   – Как вам в бизнесе после флота, мистер Ротлэнд?
   – А здесь тоже – как в море.
   Я в этом сомневалась, но возражать не стала. Он казался человеком, который знает, чего хочет, и всегда добивается своего.
 
   – Почему они друг друга не любят? – переспросила Донна. – А чего ты ожидала ждать? Семейные проблемы. Он пришел в фирму, когда все привыкли к заведенному порядку и своим внушительным окладам. Делами заправлял один Сэм Уорд. Марк и Терри – противоположности, если понятно, что я имею в виду. А противоположности в одной семье – хуже всего. И жены у них были совсем не похожи друг на друга.
   – Ты знала и ту, и другую?
   – Ну не то чтобы знала… Жена Терри была актрисой, и ей осталась. Она закрутила с каким-то телережиссером, поэтому Терри с ней развелся. Блондинка, длинная эффектная. Грудь, талия, бедра – как у Бриджит Бардо. Красивая, конечно. С её успехами она нашему Терри не по зубам.
   – А миссис Ротлэнд?
   – Миссис Ротлэнд мне всегда казалась немного странной. Знаешь, из тех, что слишком умные. Некрасивая, но привлекательная, хотя ничего для этого не делала. Возилась с какими-то камнями – археолог, историк и так далее. Говорят, писала книгу, когда болела.
   Я провела пальцами по волосам.
   – И что же, Марк тоже как Терри?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ну, выбирает девушку с работы, приглашает куда-нибудь, потом пристает?
   Донна рассмеялась:
   – Нет, Марк не по этой части, насколько мне известно. А что, тебе уже досталось?
 
   Шла неделя шла за неделей, и я заметила, что никто не сверяет недельную выручку отдела розничной торговли и запись в чеке, по которому каждый четверг добирают деньги на зарплату. Конечно, в учетных книгах все фиксировалось; но если на зарплату нужно, допустим, 1200 фунтов, а недельная выручка составила 300 фунтов, то никто, кроме кассира, не обязан был вычитать 300 из 1200. Если кассир выведет разницу 1100 фунтов, значит на такую сумму и выпишут чек, и никто об этом не узнает до самого понедельника.
   В конце июня Марк Ротлэнд подвернул ногу на теннисном корте и две недели не появлялся на работе. С Терри Холбруком мы с той ночи почти не разговаривали, но он часто поглядывал на меня, полагая, что я не вижу. Ни один мужчина на моей памяти не доставлял мне столько беспокойства.
   Как-то мне пришлось зайти к нему в кабинет по делу. Терри стоял у окна, вертя в руках номер «Татлера». Когда мы закончили с бумагами, он сказал:
   – Ну и как поживает моя donna intacta? ^[1]
   – Простите, я не понимаю.
   – И догадываешься?
   – Догадываюсь.
   – Не сомневаюсь.
   – Жаль, что вас это беспокоит. – Я повернулась, чтобы уйти.
   Он взял меня за руку и, как всегда, умудрился найти такое место, где заканчивается рукав и начитается голая кожа.
   – Нужно ли нам враждовать?
   – Нет… у меня нет желания.
   – Дорогая, большинство женщин вовсе не считают оскорблением, когда им говорят, что они чертовски привлекательными. А что с тобой?
   – Я тоже не считаю.
   Он покосился на меня, словно обдумывал сказанное.
   – Я человек настойчивый. А капля камень точит.
   – Да, только жизни на это обычно не хватает.
   Теперь я понимаю, что моем ответе был совершенно иной смысл, но тогда нужно было что-то сказать: ведь Терри явно начинал видеть меня насквозь, и мне хотелось скрыться от его взгляда.
   Он отпустил меня, добавив на прощание:
   – Жизнь коротка, Мэри, и основное время уходит на работу и сон. Так попытайся насладиться тем, что остается. Расправь крылышки, распусти волосы, дай себе свободу, милая. Вскружи голову мужчине и радуйся – ничто не вечно под луной. И нужно уметь получить свое, даже у Ротлэндов… Я слишком много говорю? Не соверши непоправимой ошибки. Не верю, что ты рождена стать бухгалтером. Это противоречит самой природе.
 
   С той недели начинались отпуска, и в такой маленькой фирме, как наша, приходилось на время заменять друг друга. Одной из первых ушла секретарша Кристофера Холбрука, и мистер Уорд поручил мне по утрам выполнять её обязанности. В первый же день я пришла в кабинет Холбрука ещё до его появления, разобрала почту и разложила на столе, чтобы он просмотрел. Примерно через полчаса после того, как он пришел, вдруг раздался звонок, и я отправилась в кабинет с блокнотом и ручкой наготове.
   – Миссис Тейлор, вы распечатывали эти письма?
   – Да, мистер Холбрук.
   – Разве вы не заметили, что на двух конвертах помечено «лично»?
   – Кажется, на одном…
   Он испепелил меня взглядом.
   – На двух. – Я поняла, что он уже успел их разыскать в корзине для бумаг. – В нашей фирме, миссис Тейлор, не принято распечатывать такие письма – и нигде не принято, насколько я знаю.
   – Простите, я просто не подумала.
   – Хорошо, но запомните на будущее!
   – Да, сэр.
   После разноса я стала вспоминать, что же было в тех письмах. Первое, если не ошибаюсь, пришло от местной страховой фирмы с извещением, что для мистера Кристофера Холбрука куплено двести пятьдесят акций фирмы «Джон Ротлэнд и K°, ЛТД», держателем которых была миссис И. И. Томас, причем их посчастливилось приобрести всего на три шиллинга выше последнего рыночного курса.
   Второе письмо было личным посланием одного из партнеров фирм «Джонсон и Джонсон», который уведомлял мистера Холбрука, что после визита мистера Терри Холбрука в прошлый понедельник они навели справки и выяснили, что компания «Гластбери Инвестмент Траст» проявляет определенный интерес. «Однако, – говорилось далее с письме, – совершенно ясно, что при столь малом количество акций в руках простых акционеров вряд ли кто-то может принудить вас к действиям, которые пойдут вразрез с желаниями вашего теперешнего правления. Сообщите соображения на этот счет – либо всего правления, либо ваши лично, если они расходятся с мнением остальных В дальнейшем можно будет устроить частную беседу с мистером Малькольмом Лестером».
   Письма явно были из одной оперы. Но не устрой Холбрук мне головомойку, я бы никогда о них и не вспомнила.
 
   Весь июнь стояла жара, но самой невыносимой оказалась третья неделя.
   В четверг днем мистер Уорд послал за мной.
   – Вы умеете водить машину, миссис Тейлор?
   – Нет. – Я умела, но права у меня были на другую фамилию.
   – Жаль, что среди прочих ваших достоинств нет этого. Я надеялся, что вы мне поможете.
   – А в чем дело?
   Он снял очки и посмотрел на них так, словно те чем-то провинились.
   – Да все эта работа для «Лайвери Компании», Мы обещали сделать её к следующей среде, но я усомнился в готовом макете. Будь это обычный случай, но тут заказ принимал лично мистер Ротлэнд, и дело ещё усложняется обедом, который заказчики дают королеве-матери. Мы печатаем им меню, и поэтому ошибиться просто нельзя. Я уже говорил с мистером Ротлэндом по телефону.
   – Вы хотите сказать, он решил посмотреть?
   – Да. Но после травмы он ещё не ходит.
   – Можно взять такси, – предложила я.
   Уорд устремил на меня взгляд поверх своего длинного тонкого носа, явно прикидывая, во что это обойдется.
   – Да, полагаю, придется. Он дома, в Литтл-Гадстене. Будь Торнтон на месте, я послал бы его…
   Я думала, что на улице будет прохладнее, но спасения от духоты не было и там. гак же душно. День стоял пасмурный и парной. Минут сорок пять такси добиралось до небольшого нарядного дома с высокими трубами, узкими окнами и площадкой для гольфа под боком.
   Пожилая женщина в полосатом фартуке впустила меня внутрь. Марк Ротлэнд смотрел по телевизору скачки в комнате с открытыми настежь французскими окнами до самого пола, которые выходили на лужайку в саду. Одна нога его лежала на диване.
   При виде меня он улыбнулся.
   – Как поживаете? Простите, что приходится принимать вас так. Садитесь, пожалуйста.
   Я улыбнулась ему в ответ и протянула папку
   – Вам, наверное, известно, что хочет мистер Уорд. Как ваша нога, мистер Ротлэнд? Лучше?
   – Да, заживает. Ну, давайте посмотрим, что тут. – Густая шапка его черных волос как обычно была нечесана, но в рубашке с открытым воротом и в старых фланелевых брюках Марк Ротлэнд казался не таким бледным, как в выходном костюме. И даже выглядел не столь худым и хилым, хотя должно быть наоборот.
   Пока он листал меню, я смотрела телевизор.
   – Да, Уорд прав, мне это тоже совсем не правится. – Он сел к столу. – Жарко, правда? Вы приехали на такси?
   – Да, машина вернется за мной через пятнадцать минут.
   – Выключите телевизор, если мешает.
   – Нет… там кончается заезд. Это ведь Хемпдон-Парк?
   Марк принялся что-то писать на полях меню.
   – Интересуетесь скачками?
   – Обожаю.
   Он поднял удивленные глаза.
   – И часто на них ходите?
   – Нет, удается редко.
   – На скачки ходят с компанией. У вас она есть?
   – Нет, теперь нет, – я вовремя вспомнила, что вдова.
   – Ваш муж был любителем?
   – Да, верно.
   Марк Ротлэнд вновь склонился над меню, и тут раздались раскаты грома. Сначала гремело далеко, потом все ближе, словно запрыгала по ступеням газонокосилка. Я встала и выключила телевизор перед самым окончанием скачек.
   Марк Ротлэнд покосился на меня.
   – Еще минут пять, и все. Если хотите, посмотрите розы в саду. В этом году они расцвели очень рано. Там, за углом, есть клумба «Сияющего оникса».
   – Гроза собирается.
   Он кивнул.
   – Пожалуй, вы правы.
   В комнате потемнело. Небо зловеще порыжело, листья дерева у окна свинцово блестели. Вспышка молнии заставила меня подпрыгнуть и поспешно отступить в глубь комнаты.
   Ах, старая Люси… Никуда от неё не денешься, никуда.
   «Закрой зеркало, милая, – сказала бы она. – Не дай бог увидеть в нем молнию, ведь это огненный глаз дьявола. Бог так показывает нам ад. Убери ножи; если на них попадет отблеск молнии, она проникнет в тебя, как только ты их возьмешь потом». Никакие научные объяснения не могли её переубедить.
   В комнате стемнело, она казалась теперь довольно унылой. Полки со старыми черепками, фигурками и вазами с отбитыми краями, некоторые покрыты таким слоем древней сухой глины, что хотелось пройтись по ним жесткой щеткой. Перед полками стояло пианино, а на нем фотография молодой женщины на фоне чего-то вроде Стоунхенджа. Донна оказалась совершенно права: женщина была некрасива, но на слишком длинном лице чудесные большие и яркие глаза.
   Вспыхнула молния и совсем рядом оглушительно и грозно грянул гром.
   «Мы все грешны, – говорила Люси, держа меня на коленях, словно иначе я могла поскользнуться и рухнуть в какую-то разверзшуюся пропасть. – Мы все погрязли в грехах, и черви нас съедят. Но лучше быть съеденным червями, чем сгореть в пламени! Смотри, чуть в нас не попал! Ударил в самое окно, я видела, как мелькнул язык. Но нас не достал. Вырвался сегодня дьявол наружу, ищет себе добычу. Закройся с головой, милая, не смотри на него, не смотри, береги свои глазки!».
   Переубедить Люси было невозможно, она была просто смешна. Я рассмеялась. Марк Ротлэнд бросил взгляд в мою сторону, и я кашлем заглушила смех.
   – Вот как надо сделать, – сказал он, опять заглядывая в меню. – Теперь гораздо. Посмотрите, я объясняю вам на случай, если Уорд не разберется.
   Я опять вернулась к дивану, и Марк принялся объяснять. Но когда нас озарила вспышка молнии, я, вскрикнув, выронила бумаги.
   – Вы испугались? – подхватился он.
   Я принялась что-то лепетать, но слова потонули в раскатах грома, молния ударила, казалось, в самый дом. Вся комната затряслась и задрожала, как при землетрясении. А потом наступила пугающая тишина.
   Я видела, Ротлэнд ждет, что я подойду ближе, но не двигалась. Тогда он предложил:
   – Включите свет, если хотите. Выключатель возле двери.
   Я стала шарить по стене, но не могла найти, пальцы мои дрожали. За окнами не было слышно ни звука – ни раскатов грома, ни шума дождя.
   – Словно ждешь, когда сбросят следующую бомбу, – заметил Ротлэнд. – Хотите чаю? Как раз время.
   – Нет, спасибо.
   Помолчав, он добавил:
   – По-моему, гроза уходит.
   – Простите, я всегда её пугаюсь…
   – Удивительно.
   – Почему?
   – Ну, теперь, когда вы спросили, я сам не знаю, что сказать. Просто вы производите впечатления человека, которого нелегко чем-то испугать.
   – Вы же меня совсем не знаете.
   – Совершению верно. Мы действительно совсем не знаем друг друга. Посмотрите, дождь начинается.
   Я медленно двинулась по диагонали к окну. Две крупные капли величиной с шиллинг упали на ступеньку и растеклись.
   Марк Ротлэнд опустил меню и приподнялся в кресле. Потом с помощью палки встал.
   – Не интересуетесь древнегреческой керамикой?
   – Я ничего о ней не знаю.
   – Я заметил, вы её разглядывали. Это моей жены. Она собирала старинную керамику ещё до того, как мы поженились.
   Опять ударил гром.
   – А что с моим такси? – спросила я.
   – Сомневаюсь, чтобы оно уже вернулось.
   – Все равно я не хотела бы уходить, пока это не кончится.
   – Не волнуйтесь, гроза скоро пройдет. – Он видел, в каком я состоянии, поэтому и стал рассказывать о гончарном искусстве древних греков. Я слышала, как он говорит что-то о Крите и Делосе и о многих сотнях лет до нашей эры. Он сунул мне в руки маленький горшок и сказал, что это прощальный кубок, из которого пили, собираясь в дорогу, но я все время ждала следующего удара грома.
   И он грянул. Комната осветилась, два зеркала, изразцы на камине, стекла фотографий – все засверкало, замигало и вновь погрузилось в темноту. Потом раздался такой звук, будто небо было покрыто дешевой жестью и на неё обрушилось что-то тяжелое. Небо проломилось, и эта тяжесть рухнула на дом.
   Смерь, гибель, катастрофа… Грозы, и суд, и грехи… И только червь не умирает.
   – И она… все это… привозила с собой? – спросила я.
   – Да. Не знаю, имеет ли для вас это какое-то значение, но для меня держать в руках черепок, которым пользовался кто-то ещё за пять столетий до рождества Христова…
   Вслед за новой вспышкой молнии прямо на крышу обрушился ещё один неистовый раскат грома, даже уши заложило.
   – Довольно близко, – заметил Марк, глядя на меня.
   Видит ли он холодный пот, выступивший у меня на лбу? Во всяком случае, он проковылял через комнату и включил свет.
   – Садитесь, миссис Тейлор, раз вас так это беспокоит. Я налью чего-нибудь выпить.
   – Нет, спасибо. – Я была не только испугана, но и сердита.
   – У человека очень мало шансов погибнуть от молнии.
   – Я знаю. Я все знаю.
   – И не помогает?
   – Нет.
   – В некотором смысле, – заметил он, – мы с вами в равном положении.
   – Не понимаю.
   – Ну, вы ведь недавно потеряли мужа, верно?
   – О… о, да. Понимаю, что вы имеете в виду.
   Он поставил черепок обратно, передвинул пару других вещиц на полке.
   – Как это случилось… с вами?
   – Это… это случилось так внезапно, мистер Ротлэнд. Джим ехал на мотоцикле. Сначала я просто поверить не могла, если вы понимаете…
   – Да-да, я понимаю.
   – Потом, когда дошло до моего сознания, я почувствовала, что должна уехать. Я не могла там жить. Гораздо хуже, когда приходится оставаться, вот как вам.
   Он поудобнее устроил больную ногу.
   – Не уверен. С одной стороны, это постоянное напоминание, но с другой – успокоение; быть среди вещей, которых она касалась… – Он замолчал. – Много всего говорят о том, как следует принимать такие события, но когда настигает тебя, словно открывается новая страница, совершенно незнакомая. И что ты на ней напишешь, заранее никто не знает. Ясно одно: нельзя вывести правило, единое для всех.
   Временно затихшая природа взорвалась вспышкой и грохотом, ударившим в проклятый дом, словно бомба. Свет потух, за окнами раздались треск и хруст. Не знаю, кто из нас бросился первым, но мы столкнулись. Меня обуял такой панический страх, что я не сразу поняла, что это Ротлэнд. Через несколько секунд оказалось, что он держит меня, а я дрожу. Я попыталась перевести дух.
   Послышался чей-то голос. Видимо, женщины в фартуке.
   И тут хлынул ливень. Шум его нарастал, пока не превратился в грохот, подобный барабанному бою во время расстрела.
   Теперь я уже стояла сама по себе, а Марк Ротлэнд двинулся к двери. В комнату вошла экономка.
   – У вас все в порядке, сэр? Это наш клен трещал, в него ударила молния, ветка отломилась; и свет погас! Какое счастье, что вы отошли от окна, я за вас испугалась. Все нормально, мисс? Там машина пришла. Я хотела узнать… о, смотрите, оконное стекло в столовой раскололось!
   Марк, хромая, прошел к окну, а я осталась на месте. Отсюда мне видна была лужайка, уже залитая водой, по поверхности которой плавали лепестки роз. На ступенях лежала отломившаяся огромная ветка дерева.
   – Сегодня и правда опасно, – продолжала женщина. – Такого я вообще не припомню. – Она закрыла окна и заперла задвижки. На ковре уже натекла лужа.
   – Там, в столовой, есть бренди, миссис Ленард, – сказал Марк. – Я думаю, миссис Тейлор не откажется выпить.
   Я опустилась в кресло в глубине комнаты и сцепила руки, чтобы унять дрожь. Казалось, Ротлэнд повеселел, стал гораздо бодрее, чем раньше, словно что-то произошло.
   – У человека мало шансов погибнуть от молнии – передразнил он себя. – В будущем мне лучше держать свой болтливый язык за зубами.
   – Ш-шофер т-такси. Он ж-же весь п-промокнет.
   – Ничуть, если не будет выходить из машины.
   – Я… не могу пока уйти… пока это не закончится.
   – Разумеется.
   – Мистер Уорд будет недоволен. Ему макет нужен к четырем.
   – Ничего, подождет. Ему это не повредит.
   Когда миссис Ленард принесла бутылку и стаканы, раздался ещё один раскат грома, но после предыдущего оглушительного удара, этот не произвел никакого впечатления. Ротлэнд налил мне немного бренди.
   – Выпейте, – сказал он. – И вы тоже, миссис Ленард.
   Я сделала глоток и закашлялась. Напиток был крепким и обжигал. Но я выпила все залпом и почувствовала, как внутри занимается огонь. Миссис Ленард пошла поглядеть, не пострадал ли верхний этаж. А я утратила над собой контроль и заметила:
   – Да, интересно, кто же выиграл заезд?
   – А кто вел, когда вы выключили?
   – Норд Винд. Но фаворитом был Галли Джимсон.
   Минут через десять зажегся свет, но теперь ему едва ли кто обрадовался. Дождь стал утихать. Сода по-прежнему стекала по желобу, журчала в трубах. Миссис Ленард просунула голову в дверь, чтобы сказать, что наверху ничего не пострадало. Ротлэнд позвонил мистеру Уорду и объяснил, что случилось.
   Я поднялась, чтобы идти. У меня все еще, как у пьяной, дрожали колени, но думаю, этого не было заметно. Марк Ротлэнд отдал мне верстку и, хромая, проводил до двери. Держался он просто и дружелюбно. Его едва можно было узнать. Когда мы пили чай после выставки роз, он был скован, чувствовал неуверенность в себе или что-то еще. Теперь все было иначе. Но все же мне казалось, что он не рискнет последовать примеру своего двоюродного брата.
   В такси мне вдруг стало стыдно и неудобно за себя. Сначала я даже подумала, что заболела. Понадобилось некоторое время, прежде чем мне удалось разобраться, что было не так; в конце концов я отнесла это на счет того разговора, про гибель моего мужа и смерть его жены.

5

   Если Сюзан Клейбоун берет отпуск с десятого по двадцать шестое сентября, лучшим днем для изъятия денег, по моим расчетам, получался четверг, двадцать второе.
   Зарплату выдавали в пятницу с одиннадцати утра. Самое трудное заключалось в том, чтобы рассчитать заработную плату квалифицированных печатников. Нужно было учесть множество вычетов и надбавок. Мы работали вместе со Сюзан Клейбоун: одна считала на калькуляторе, другая вкладывала деньги в конверты вместе с листком бумаги, на котором указывалось, из чего складывается данная сумма. Обычно этим занималась я. Сюзан проверяла и пересчитывая деньги, прежде чем заклеить конверт. Как правило, мы заканчивали работу в четверг вечером перед тем, как уйти домой, и закрывали все в сейф до утра. Но иногда не успевали и доделывали в пятницу пораньше.
   К счастью, однажды в августе Сюзан заболела и не вышла на работу; я сказала мистеру Уорду, что справлюсь той одна, и действительно справилась. Единственное, что могло испортить мне все дело, пока Сюзан будет в отпуске, это ненужная помощница, но после того случая вряд ли кого-то станут мне навязывать.
   Я думала, что с радостью пошлю все к черту, когда настанет время, хотя это и была самая лучшая и самая интересная работа из всех, которые у меня были.
   Донна вечно надоедала мне, уговаривая куда-нибудь пойти с ней вечером, а я отговаривалась, не желая лишних осложнений. Донна жила в Барнете, и как-то в воскресенье я приезжала к ней на чай, но этого ей было мало. И вот чувствуя, что дело идет к концу, я согласилась, и мы с двумя её знакомыми, отправились в загородный ресторан возле Эйлсбери – «Две шестерки».
   Только зная таких мужчин, как Марк Ротлэнд, или даже Терри Холбрук и Элистер Макдональд, понимаешь, как примитивны и ужасно скучны большинство молодых людей. Мне достался неуклюжий краснощекий здоровяк с близко посаженными голубыми глазами и облупившимся носом. Он все время говорил про свою машину, про гольф и про отпуск, который провел в Испании. Он, видно, считал себя неотразимым, к тому же он непрерывно курил, что не особо приятно некурящим, вроде меня. Я здорово наглоталась дыма его сигарет.
   Загородный ресторан оказался захудалой забегаловкой с ужасными черными балками и плафонами, сделанными из старых стеклянных пивных кружек. Но я видела, что Донне там нравится, и потому не возражала. Мы пару раз станцевали, потом болтали, пока играла другая музыка, как вдруг коротышка в красной бабочке протиснулся ко мне через весь зал.
   – Простите, пожалуйста, вы не Пегги Никольсон?