— Вы понимаете, о чем это говорит? — обратился Харрис к коллегам по комиссии. Те, неоднократно испытав докторскую бесцеремонность, предпочли ограничиться неопределенными междометиями.
   — Значит, нет! — резюмировал доктор. — Печально, печально. Впрочем, не вижу в этом ничего удивительного. Элементарно. Мы просто-напросто одной крови. Насколько я понимаю, вы ждете разъяснений. Не так ли? Можно! Но как-нибудь потом, позже. Сейчас самое главное — разделаться с ней…
   Против ожидания грозная Черная смерть оказалась довольно уязвимой. На нее губительно действовала сложная химическая смесь, одной из главных частей которой был формальдегид. Под воздействием этой смеси Черная смерть превращалась в инертную массу. Правда, вредоносная радиоактивность и здесь сохранялась, но прямой угрозы уже не было. Как только все это установили, ликвидация Черной смерти перестала быть проблемой. Десятки тысяч рабочих срочно принялись заделывать все сточные люки и канализационные отверстия.
   Правительство вынуждено было принять соответствующее решение, и вскоре в Сан-Франциско пошли эшелоны цистерн с новым препаратом.
   Им начали заполнять канализацию. Через двое суток операция закончилась, и на исходе третьего дня Чрезвычайная комиссия известила жителей, что опасность устранена: Черная смерть уничтожена. Жизнь города вошла в обычное русло.
   Ученые с нетерпением ждали выступления доктора Харриса, их чувство разделяли репортеры.
   На кафедру нацелились объективы множества фотоаппаратов, кино— и телекамер. Насторожились и чуткие микрофоны. К трансляции речи приготовились крупнейшие радиокорпорации страны.
   Ученого — победителя Черной смерти — встретили бурей аплодисментов. Доктор Харрис протестующе замахал руками, и постепенно в огромном зале воцарилась тишина.
   — Уважаемые коллеги! — начал докладчик. — Позвольте приветствовать в вашем лице цвет науки нашего штата и всей страны. Свидетельствуя всем собравшимся свое глубочайшее уважение, я не могу не выразить чувства искреннего удивления характером устроенной мне шумной встречи. К чему эти аплодисменты и крики? Разве я пришел развлекать вас или смешить веселыми историями? Я не комик, а ученый. Мой долг — посвятить вас в подоплеку печальных событий и познакомить с новым явлением природы. Наука заслуживает уважения, легкомыслие здесь просто неуместно. Тем более, что речь пойдет о трагедии нашей страны и человечества. Итак, коллеги, призываю вас к серьезности и вниманию!..
   Отчитав аудиторию, доктор Харрис после небольшой паузы приступил к докладу.
   — Коллеги! Я думаю, нет нужды распространяться о прискорбных событиях, недавно потрясших Сан-Франциско. Они известны всем. А многие переживают и горечь утраты близких. Находясь на высоком посту председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с Черной смертью, я получил доступ к обширной информации, связанной с этим грозным нашествием. Вместе с моими сотрудниками мы провели большую работу, стараясь не упустить ни единой мелочи, которая могла пролить свет на это загадочное явление. Совокупность множества различных фактов, сообщений и деталей позволила воссоздать полную картину событий от начала до конца.
   Примерно с полгода назад в мировой печати начали проскальзывать разрозненные сообщения о гибели людей в море. Гибли чаще всего экипажи судов. Гибли при обстоятельствах темных и неясных. Начальным театром действия можно считать южные воды в районе атолла Бикини. Позже эпидемия таинственных морских трагедий переместилась севернее, к берегам Японии. Я позволю себе напомнить гибель Аллана Тромпетера, исчезновение пассажиров шхуны "Стелла" и команды японской шхуны "Косака". Во всех перечисленных мною случаях ни у кого не возникало каких-либо особых подозрений: люди гибнут на море испокон веку. Первый заслуживающий внимания сигнал поступил от капитана японского сейнера "Понго". Капитану Контиро Кодзи, к сожалению, не поверили. Его правдивый, точный и настораживающий рассказ сочли бредом душевнобольного и отправили моряка в сумасшедший дом. Из сообщения Контиро Кодзи явствовало, что район действия Черной смерти переместился на северо-запад, ближе к нашим берегам. Позже отметили еще несколько случаев необъяснимой гибели экипажей различных судов. С каждым разом все ближе и ближе к берегам Америки. Их тоже оставили без внимания, а между тем, все они являлись звеньями единой цепи: Черная смерть приближалась к нам.
   Из океана Черная смерть через канализацию проникла, наконец, на улицы Сан-Франциско.
   Последовали первые жертвы, а их могло и не быть. Но у властей не хватило ума, проницательности и, главное, желания отнестись к делу серьезно. Проанализировать события, сопоставить факты.
   Наконец, обратиться к ученым. Напротив, полиция делала все, дабы скрыть от общественное первые атаки Черной смерти. Это стоило напрасных жертв, и, по-моему, виновные должны понести жесточайшую ответственность без скидок на высокое служебное положение, недомыслие и глупость. Один дурак у власти может напакостить больше тысячи умных. Но я несколько отвлекся.
   Проведя серию разнообразнейших исследований, сопоставив все факты и результаты экспериментов, я и мои сотрудники логически пришли к определенной гипотезе. Поначалу она многим из нас показалась чудовищной, нереальной. Однако дальнейшее изучение вопроса и ряд неопровержимых фактов подтвердили ее и позволили прийти к неоспоримому выводу. Вот он! Мы сами породили Черную смерть. Она результат наших действий и ума!..
   Доктор Харрис делал паузу, ожидая бурных протестов, но их не последовало. Многотысячная аудитория хранила напряженное молчание.
   — Буду краток! — энергично продолжал Харрис. — Что же такое Черная смерть? Отвечаю! Это не что иное, как хищная радиоактивная плазма, зародившаяся в океанских водах. В результате ядерных взрывов. Взрывов, в изобилии и безрассудно произведенных нами. Начальный период зарождения этой новой материи требует дальнейшего изучения, но процесс развития и размножения плазмы уже ясен. Она питается преимущественно человеческой плотью. С накоплением приобретенного вещества плазменная масса разрастается, и происходит акт деления одной особи на две самостоятельные. Все остальные живые существа совершенно не привлекают хищного внимания плазмы. Очевидно, есть какая-то психофизиологическая связь между плазмой — порождением ядерных взрывов, и человеком — творцом ядерного оружия. Наступательным орудием плазмы является электрический разряд и сильный яд, парализующий нервную систему человека. Усвоение добычи происходит почти молниеносно и заключается во всасывании с помощью вакуумных полостей. При этом активные клетки выделяют едкую, размягчающую жидкость. Обстрел пистолетными или автоматными пулями не причиняет плазме особого вреда. Это элементарный организм, состоящий из совокупности простейших клеток, и повреждение незначительной их части не может иметь решающего значения. Но пули на какой-то период нарушают электрическое равновесие организма и герметичность вакуумных полостей. Это и вынуждает Черную смерть к немедленному отступлению.
   Вот, собственно, и все, что нам известно о зловещем порождении человеческого гения, направленного на уничтожение себе подобных.
   В заключение, я хочу выразить свое огромное уважение тем дальновидным государственным деятелям, по чьей инициативе запрещены бесчеловечные и опасные испытания в космосе, в воздухе и под водой. Ибо, как мы убедились, их последствия невозможно предвидеть. Мы преступно играли с грозными силами природы, и она отомстила нам. Расплата не заставила себя ждать. Черная смерть — блестящее, поучительное и грозное предупреждение на будущие времена. Благодарю за внимание, дамы и господа!
   Я кончил!
 

М.Немченко, Л.Немченко
Бог и беспокойная планета
Антирелигиозный памфлет

 
   Гигантский суперфотонный корабль бога мчался в пространстве, обгоняя лучи света проносящихся мимо звезд. Но, хотя розовые огоньки анализаторов на пульте управления свидетельствовали, что в пересекаемом секторе вверенного ему участка Мироздания в данный момент все в порядке, — на душе у бога было невесело. Мысль о предстоящей встрече с Беспокойной планетой, как всегда, портила ему и без того неважное настроение.
   Оно было неважным уже девятнадцатый миллион лет, с тех самых пор, как богу досталась при распределении эта небесная глухомань, огромный полупустынный кусок пространства на самой окраине Галактики. Обитаемые планеты были разбросаны здесь на таких расстояниях одна от другой, что, несмотря на непрерывные разъезды, богу никак не удавалось по-настоящему держать в поле зрения всех своих подопечных. Мотаясь из созвездия в созвездие, он с завистью думал о счастливчиках-коллегах, получивших теплые местечки близ центра Галактики.
   Да, в тех благословенных краях богам не нужно было тратить много времени на перелеты.
   Густо обросшие планетами звезды висели там сплошными сплетающимися гроздьями, и все объекты наблюдения были, что называется, под рукой. Наиболее удачливым из богов удавалось даже выкроить пару-другую световых лет, чтобы слетать на побывку в Рассадник Разума, как официально именовалось их родное семейство планет. Побывку, о которой этому периферийному богу не приходилось и мечтать.
   Словом, тот, о ком идет речь, имел достаточно оснований быть недовольным судьбой. И однако, сознавая важность возложенной на него миссии, он терпеливо тянул свою лямку. Тем более, что винить в своих невезениях богу было некого.
   Ведь все решил жребий. Каждые тридцать миллионов лет заступающие на вахту боги бросают жребий мечеными фотонами, разыгрывая между собой участки неба. Так повелось уже давно, с тех пор, как у ахиннеев возникла "Служба усовершенствования слаборазвитых миров".
   Собственно, все началось с того, что ахиннеям, заселившим, как уже говорилось, целую группу планет в одном из Центрально-галактических районов, удалось разработать остроумный метод, получивший название "самоконсервирования".
   Они нучились особым образом засушивать себя в специальных камерах, в результате чего все жизненные процессы столь сильно приглушались, что дальнейшее существование в несколько раз сократившегося в объеме индивида можно было растянуть практически до бесконечности. Благодаря этому замечательному открытию, свежезасушенные ахиннейские космонавты на своих суперфотонных кораблях, черпавших энергию прямо из пространства, сумели обшарить весь обозримый звездный мир. И тут они с радостным удивлением обнаружили, что во всей Галактике нет никого, кто бы мог, хотя бы отдаленно, сравниться с ними по интеллекту и цивилизованности.
   Возможно, другие на их месте лишь безмерно возгордились бы от такой новости, проникнувшись высокомерным презрением ко всей инозвездной мелюзге. Но не таковы были ахиннеи.
   Они сочли своим долгом взять шефство над невежественной Галактикой, дабы направить ее анархическое развитие по надлежащему руслу.
   Разумеется, ахиннеи отнюдь не собирались подрывать сложившегося в Галактике единоначалия.
   Облагодетельствованные миры должны были во всех случаях оставаться на ступеньку ниже своих архитекторов и наставников из Рассадника Разума — всевышних. Этот принцип был положен в основу деятельности "Службы усовершенствования" с момента ее создания.
   Ахиннеи ввели у себя нечто вроде воинской повинности.
   Специально отобранные молодые люди проходили соответствующий курс, после которого каждому из них присваивалось звание "Блюститель-опекун Галактики", или сокращенно "БОГ". Разыграв между собой уже описанным образом небесные сферы, эти тщательно засушенные молодцы отправлялись пасти звездные стада. А их предшественники, отдежурившие свой срок, возвращались к родным пенатам.
   О, как нетерпеливо ждал этого счастливого момента бог, летевший сейчас к Беспокойной планете. Но, увы, до конца вахты ему оставалось еще одиннадцать миллионов лет. В общем-то не так уж много, по-ахиннейским масштабам, но и не так чтобы уж очень мало.
   И миллионолетия эти обещали быть такими же полными хлопот, как и все предыдущие.
   Как назло, доставшиеся богу миры оказались самыми разношерстными и непохожими друг на друга. Каждый требовал, так сказать, индивидуального подхода. А поскольку бог был, как уже говорилось, очень старательным и добросовестным работником, ему в промежутках между перелетами буквально некогда было вздохнуть.
   Чем только не приходилось ему заниматься! На одной планете надо было срочно изменить ось вращения, на другой — подбавить в атмосферу кислорода, чтобы повернуть в нужную сторону колесо эволюции, на третьей — обработать соответствующими лучами лежбища заполнивших материки ящеров, дабы дать дорогу свежим силам из числа млекопитающих; на четвертой…
   Словом, всего не перечислишь: работать приходилось буквально во всех жанрах творения. И все эти трудоемкие манипуляции, для выполнения которых корабль бога имел, разумеется, полный набор необходимых приспособлений, преследовали одну конечную цель: выращивание разумной жизни по образу и подобию ахиннейской.
   Цель, которую нашему богу в одном случае уже почти удалось достичь.
   Да, он искренне гордился образцово-показательной цивилизацией, взлелеянной его хлопотами на уютной темно-серой планетке одной очень пожилой звезды. Именно взлелеянной! Бог так отрегулировал все температурные и прочие параметры, что жизненные блага буквально валились в рот его любимцам, — неторопливым, удивительно уравновешенным созданиям с симпатичными самоходными гусеницами вместо ног.
   Разумеется, они приписывали все свои достижения собственной гениальности, не догадываясь о существовании всемогущего благодетеля, неизменно остававшегося невидимым, но это не мешало им развиваться в точном соответствии с его планом. К описываемому моменту этот божий замысел был уже близок к полному воплощению.
   После долгих научных изысканий гусеничным удалось, наконец, осуществить свою давнишнюю, незримо внушенную свыше, мечту: упразднить молодость, как последний, еще неизжитый источник всяческих порывов и беспокойств. На планете был успешно внедрен метод воспитания, путем погружения новорожденных в летаргический сон, из которого они после соответствующей обработки пробуждались уже вполне солидными и умудренными опытом пожилыми особями. В результате столь смелых преобразований общество гусеничных вступило в долгожданную Эру Окончательной Упорядоченности.
   Словом, это было именно то, чего требовали от бога данные ему инструкции. И, естественно, он не мог нарадоваться на своих образцовых питомцев. Но, увы, несмотря на все божьи старания, подобных примеров в его обширном небесном хозяйстве было до обидного мало. Большинство миров очень плохо поддавалось усовершенствованию. И больше всего огорчений причиняла богу Беспокойная планета.
   Он назвал ее так не случайно. Ни в одном из закрепленных за ним миров жизнь не развивалась столь стихийно и беспорядочно, как на этом голубоватом шарике, на который держал сейчас курс божий корабль.
   Планета лежала на отшибе, в отдаленном углу подведомственного богу участка, и в первую половину своего дежурства он вообще туда не заглядывал. Просто не мог выкроить времени.
   А когда, наконец, однажды заглянул, — плоды бесконтрольности были уже налицо. На планете самостихийно оразумнилась самая непоседливая и неуживчивая ветвь млекопитающих, какую только можно было себе вообразить.
   Будь на то божья воля, он и близко не подпускал бы этих смутьянов к разумному состоянию.
   Тем более что на голубоватом шарике имелись гораздо более достойные, на его взгляд, кандидаты на должность царей природы.
   Богу, например, с первого же осмотра очень понравились возлежащие на полярных льдинах благодушно-спокойные округлые существа, которых самозванные хозяева планеты называли "тюленями". При некотором содействии свыше их ласты определенно имели шансы развиваться ничуть не хуже антипатичных богу пятипалых ладоней. И уж, конечно, они создали бы гораздо более смирную и благовоспитанную цивилизацию, чем эти суетливые выходцы из обезьян.
   Однако драгоценное время было упущено. Обладатели ладоней прочно овладели положением, сделав ластоногих объектом своей безжалостной охоты, — и даже всемогущий бог был тут уже не в состоянии ничего изменить.
   То есть, вообще говоря, у него было большое искушение обработать становища пятипалых кое-какими лучами, чтобы дать возможность ластам начать все сначала. Но один из параграфов Общевселенского Устава категорически запрещал выкидывать такие штуки с уже возникшим разумом. "Неудавшиеся мыслящие формы" предписывалось лишь "постепенно рационализировать". А поскольку загруженный по горло бог физически не имел возможности заглядывать в этот дальний сектор Галактики чаще, чем раз в тысячелетие, Беспокойная планета так и осталась без должного присмотра.
   Правда, во время своих редких наездов бог все-таки пытался кое-что сделать. В надежде хоть немного охладить пыл пятипалых, он устроил им несколько ледниковых периодов, а впоследствии периодически наделял их болезнетворными вирусами, чтобы привить оставшимся более философское отношение к жизни. Но все было тщетно. Обитатели Беспокойной планеты упорно не желали остепеняться.
   Положительно, эти неугомонные просто не умели жить. Вместо того, чтобы спокойно и без спешки заниматься самоусовершенствованием, они всюду совали нос, вечно доискиваясь до всяких причин и непрактично забивая свои мозги заведомо преждевременными мечтами.
   Им вечно всего было мало. Еще щеголяя в звериных шкурах, они уже люто завидовали всем и вся: птицам за то, что те умеют летать, за то, что плавают под водой; черепахам за то, что так долго живут. Однако стоило пятипалым осуществить какое-нибудь из своих ненасытных желаний, как они тут же теряли всякий интерес к достигнутому и с новым азартом принимались ломать головы над чем-нибудь другим. Право, можно было подумать, что этих одержимых больше привлекают не результаты, а сам бесконечный процесс поисков.
   Надо ли говорить, что бога каждый раз заново возмущало зрелище этого своевольного, не укладывающегося ни в какие рамки мира. Временами всевышний был прямо-таки близок к отчаянию.
   Однако с некоторых пор в нем стала крепнуть уверенность, что мучиться с пятипалыми ему осталось не так уж долго. Бог пришел к выводу, что в результате их бурной деятельности планета рано или поздно неминуемо должна вернуться к первоначальному девственному состоянию.
   Дело в том, что эти энергичные создания с момента изобретения дубины почти непрерывно охотились друг на друга, и во все более массовых масштабах. Богу был не совсем понятен смысл этого занятия, так как поедание разгромленного противника сравнительно быстро вышло из моды. Тем не менее военные действия продолжались, и, по мере развития производительных сил, все больше механизировались. К последнему визиту бога обитатели Беспокойной планеты обзавелись столь многообещающим оружием, что сейчас, перед очередном посещением, всевышний счел нужным на всякий случай достать из корабельного холодильника контейнер с первичными микроклетками, предназначавшимися для засевания пустующих небесных тел. Мысленно он давно уже дал себе слово, что никогда больше не повторит прежних ошибок и непременно вырастит на голубоватом шарике то, что нужно. Только бы скорее начать все сначала…
   Потерев щупальцы, — наименее засушенные своя члены, — бог включил торможение. До Бесконечной планеты оставалось еще не меньше пары парсеков, но, чтобы не проскочить мимо нее, корабль должен был заблаговременно сбавлять скорость. В общем-то это был уже менее ответственный участок полета. До подхода к планете можно было спокойно доверить управление автоматике. По этому случаю бог уже собирался было немного вздремнуть, как вдруг анализаторы на пульте вспыхнули тревожным темно-красным светом. В следующее мгновение приборы уточнили причину тревоги: навстречу божьему кораблю двигалось несколько удлиненных тел явно искусственного происхождения.
   Бог не был бы богом, если бы не обладал способностью молниеносно оценивать обстановку.
   Одного взгляда во всепроникающий нейтринный телескоп оказалось для него достаточно, чтобы все понять. Он разглядел даже лица. Ненавистные белые, черные и желтые лица пятипалых, приникшие к экранам, там, внутри своих возмутительно быстрых посудин. Похоже было, что эти дерзкие букашки пытаются разглядеть во мраке его корабль.
   Бог был взбешен. Да, конечно, он и раньше знал, что от обитателей Беспокойной планеты можно ожидать любых каверз. Он готов был даже примириться с тем, что, вопреки его надеждам, они ухитрились так и не перебить друг друга, несмотря на наличие столь эффективной техники.
   Но самовольное проникновение в Космос, — это было уж слишком!
   Общевселенский Устав предписывал строго пресекать малейшие попытки такого рода со стороны подопечных существ, в каком бы секторе Мироздания они ни проживали. Никто, кроме бессмертных ахинеев, не должен был даже помышлять о полетах в звездных сферах.
   Исходя из всего этого, бог без колебаний протянул правое щупальце к одному из многочисленных рычажков и передвинул его в нужную сторону.
   Последовавший за этим толчок не был для него неожиданностью.
   Именно так все и должно было происходить: мощное мезо-поле, отшвыривая посудины пятидалых назад к Беспокойной планете, в момент слегка тряхнет и сам божий корабль… Но тут бога вдруг с такой силой вдавило в кресло, что все три его глаза едва не вылезли из орбит.
   А придя в себя, всевышний с удивлением обнаружил, что какая-то неведомая сила стремительно влечет его корабль в сторону диаметрально противоположную той, куда он направляется.
   Тщетно нажимал бог бесчисленные кнопки и клавиши. Корабль больше не слушался своего хозяина. Он беспомощно падал куда-то к центру Галактики, и у бога невольно мелькнула мысль, что если так будет продолжаться, — он скоро окажется дома, в Рассаднике Разума.
   Божий мозг отказывался этому верить. А верткие суденышки с Беспокойной планеты, между тем, как ни в чем не бывало, летели сзади, словно решив сопровождать всевышнего до самого конца…
   И тут вдруг на пульте, прямо перед божьими глазами, необъяснимым образом возникли слова.
   То был вопрос, составленный по всем правилам ахиннейской грамматики: "Ну, как теперь настроение?"
   И тут же последовало не отличавшееся особой вежливостью напутствие:
   "Убирайся восвояси и передай своим коллегам, что мы не позволим им больше соваться в чужие дела. Оставьте Галактику в покое: она не приглашала вас в надсмотрщики".
   Бог в отчаянии схватился за голову дрожащими щупальцами. Он слишком хорошо представлял себе, какие кары обрушит на него начальство, там, в Рассаднике, за этот роковой недосмотр.
   Но если говорить откровенно, в глубине души он был даже доволен. Потому что лучше уж отбухать десяток миллионов лет на подземных принудработах, чем мотаться, как проклятому, тот же срок от созвездия к созвездию, не зная ни минуты покоя.
 

В.Крапивин
Я иду встречать брата

 
"МАГЕЛЛАН"
 
1.
 
   Кто бывал в Консате, должен помнить узкую и крутую лестницу, вырезанную в береговых скалах. Лестница начинается у площадки с колоннадой и ведет к морю. Внизу ее отделяет от воды только узкая полоска земли. Эта полоса, покрытия ноздреватыми камнями и крупным галечником, тянется между морем и желтовато-белыми скалами от Долины Юга до самой Северной косы, где наклонной иглой пронзает небо обелиск — памятник астролетчикам, погибшим на пути от Альфы Эридана.
   Места эти мало годятся для купания. Зато здесь хорошо собирать обточенные волной пестрые камни и охотиться за черными злыми крабами.
   Ребята из школьного городка, лежащего к югу от Ратальского космодрома, по дороге домой всегда задерживаются на берегу. Набив карманы находками, ценность которых никогда не понимали и не понимают взрослые, они взбегают наверх по высоким ступеням. Старая лестница нравится им больше, чем спиральный эскалатор, вьющийся среди скал в сотне шагов отсюда.
   …В ту пору я только что закончил отчет о третьей экспедиции в бассейн Амазонки. Можно было теперь целый месяц читать не дневники и описания раскопок, а обыкновенные книги, по которым я так стосковался за дни напряженной работы. Взяв томик стихов или новеллы Рандина, я уходил на верхнюю площадку Старой лестницы.
   Место было пустынным. В трещинах каменных плит росла трава. В завитках тяжелых капителей гнездились птицы.
   Сначала я все время проводил на площадке один.
   Потом туда стал приходить смуглый высокий человек в серой куртке странного покроя. В первые дни мы, словно по взаимному уговору, не обращали внимания друг на друга. Но, кроме нас, здесь почти никто не бывал, и мы, постоянно встречаясь, стали в конце концов обмениваться кивками. Но никогда не разговаривали. Я читал книгу, а незнакомца все время, видимо, беспокоила какая-то мысль, и, занятый ею, он не хотел вступать в разговор.