– Что? За жизнь твоей бабушки? Но ни у кого из нас и в мыслях нет каким-то образом навредить ей, Эстреллита. С чего ты вообще это взяла?
   Эстреллита явно не поверила ей.
   – Твой муж... Он слушает тебя. – Она крепче стиснула руку Фейт. – Пожалуйста, скажи, чтобы он не трогал ее. Скажи ему, чтобы не подходил к ней близко.
   Фейт, как никто другой, знала, как благороден Ник по отношению к женщинам.
   – Николас не сделает ей ничего плохого, обещаю тебе. Возможно, он выглядит суровым – и, может, он такой и есть, но с женщинами он нежнейшее создание. Уж я-то знаю.
   Эстреллита покачала головой:
   – Нет! Ты его жена. Он не причинит тебе вреда, потому что любит тебя. Но бабушку мою он не знает, не любит. А тебя он послушает. Скажи, чтобы не трогал ее.
   – Он спас меня так же, как спас тебя, когда я еще была ему никто. Совершенно чужая девушка, убегающая от ужасных мужчин.
   Но Эстреллиту и это не убедило.
   – Ты красивая. Конечно, он помог тебе. А бабушка, она старая и морщинистая, и ни один мужчина не назовет ее красивой – но каждая морщинка на ее лице дорога мне. Кроме нее, у меня больше никого нет. Все умерли, остались только мы с ней.
   – Внешность не имеет значения для Николаса. Когда он спас меня, было темно, он даже не видел моего лица, но это было не важно. Ведь он не ударил ни одну из тех женщин, которые напали на тебя в деревне. Хотя те женщины дрались и царапались, он не тронул ни одну из них, просто отражал их удары и отодвигал в сторону. Разве это похоже на человека, который может обидеть старую женщину, да к тому же твою бабушку?
   На короткий миг на глаза Эстреллиты набежало сомнение, но мгновение спустя она покачала головой и монотонным голосом сказала:
   – Во сне я видела это. Бабушка на земле, грудь у нее в крови. И твой муж с кровью на руках. Что это может означать? Мои сны, они не лгут. – Она добавила трагическим голосом: – Бабушка и я – мы последние в нашем роду. Если она умрет, я останусь одна в целом мире.
   Фейт закусила губу. Перед лицом обреченной уверенности Эстреллиты невозможно было сказать, что сны – это всего лишь сны. Эстреллита бы не поверила ей. Кроме того, Фейт и сама верила в силу снов. Но сны уже подводили ее раньше, а за доброту и порядочность Николаса она могла поручиться своей жизнью.
   Она обняла цыганку.
   – Эстреллита, уверяю тебя, мой муж не причинит вреда твоей бабушке, он не такой человек.
   Эстреллита обреченно пожала плечами:
   – Он убьет ее. Я это знаю.
   – Нет, не убьет, – твердо сказала Фейт. – Обещаю тебе.
 
   – Мы переночуем здесь, – объявил Ник, когда они достигли лесной прогалины у подножия гор.
   Фейт ссутулилась в седле. От разочарования не меньше, чем от усталости. С тех пор как Эстреллита присоединилась к ним, они устраивали ночевки под открытым небом.
   Николас протянул руки, чтобы помочь ей спуститься с лошади.
   – Теперь уже недолго, – проворчал он. – Я понимаю, что это путешествие должно казаться бесконечным.
   Бесконечным? Она хотела, чтобы оно было бесконечным.
   – Полагаю, мы доберемся до Бильбао через три дня.
   – Три дня! – ахнула Фейт. Не может быть, чтобы так скоро. Она взглянула на суровый профиль мужа. Она прекрасно понимала, что он заставит ее уехать, как только они доберутся до Бильбао.
   Она оставила без внимания его руки и крепче стиснула поводья, заставив свою лошадь отступить назад.
   – Я не хочу ночевать здесь, – заявила она. – Я устала, и у меня болит спина. Я хочу горячую ванну и нормальную постель. – Она отвела глаза на случай, если он разгадал ее хитрость.
   Он нахмурился:
   – Я предупреждал вас о трудностях, мадам.
   – Предупреждали, сэр, – парировала она. – И до сих пор я сносила их без единого звука. Но сейчас я хочу ванну и кровать. – Она мило улыбнулась ему. – Вы можете ночевать здесь. У меня есть те деньги, которые ты дал мне в Кале. Уверена, их будет достаточно, чтобы заплатить за комнату и горячую ванну в ближайшем городе. – И не успел он ответить, как она развернула свою лошадь и поскакала по дороге.
   Как Фейт и рассчитывала, он поскакал вслед за ней. Стук копыт его лошади послышался у нее за спиной. Она и не подумала замедлить скорость, и он, поравнявшись с ней, вынужден был прокричать на ходу:
   – Гром и молния, мадам, что это вы делаете?
   Она весело прокричала в ответ:
   – Ищу для себя комнату и ванну. Разве вы не слышали?
   – Вы вышли замуж за солдата, мадам, и как моя жена...
   – Но вы ведь больше не солдат, правильно? Война давно закончилась. – Она вызывающе взглянула на него. Если он хочет, чтобы она относилась к нему как к солдату, пусть объяснит свою миссию в Испании и Португалии.
   – Я говорил тебе с самого начала...
   – И я слушала. – Было так восхитительно скакать в сумерках, бросая доводы в лицо своему мужу. – Думаю, я совсем неплохо справлялась. Я научилась ловить рыбу и... – Она осеклась и вспыхнула, вспомнив про свою крайне неудачную попытку поохотиться, и поспешно продолжила: – И хотя готовит в основном Стивенс, я ему помогала.
   Его рот скривился в улыбке.
   – Да. Я помню обгорелые, почерневшие кусочки, которые ты выдавала за тосты.
   – Это была целиком твоя вина, – весело парировала она. – Я научилась стирать в речке, обустраивать лагерь и спать на земле.
   – Но...
   – А теперь, будучи хорошей солдатской женой, я хочу горячую ванну и кровать. Я ведь прошу не слишком много, нет?
   Он заколебался, затем сказал:
   – Нет, не слишком. – И посмотрел на нее затуманенным, загадочным взглядом, от которого в ней забурлили крошечные пузырьки надежды.
 
   Ник прилег на кровать, наблюдая за тщательными приготовлениями Фейт к купанию и получая удовольствие от этого женского ритуала: расчесывание волос, осторожное развертывание пахнущего розами кусочка мыла – все, что осталось от свадебного подарка Марты.
   У Ника бывали любовницы, хотя и не много; он был слишком разборчив, чтобы развлекаться с маркитантками. Он довольствовался временными, ни к чему не обязывающими любовными связями с далеко не юными, замужними, опытными женщинами, которым не нужно было ничего, кроме его тела и защиты.
   Никогда прежде он не испытывал этого, этой каждодневной... интимности. Интимности дней и ночей, наполненных поцелуями и мелкими знаками внимания: прикосновение, взгляд, невысказанная общая реакция на какие-то мелкие события, выраженная взглядом или улыбкой.
   Интимность. Она ужасно пугала его. И все же он не мог устоять против ее притягательной силы.
   А что, если бы они никогда не встретились? Что, если бы она побежала в ту ночь в другую сторону? Что, если бы она осталась на корабле и уплыла бы в Англию, как он ей велел?
   Он никогда бы не узнал, какой может быть интимность.
   Он гадал, стоит ли этот урок последующей боли.
 
   Фейт проснулась со странным ощущением. Что-то было не так. Теплое тело мужа лежало рядом с ней, и она легонько толкнула его, спросив:
   – Николас, ты не спишь?
   Он не пошевелился. Неудивительно, они полночи занимались любовью. Но она не могла избавиться от неприятного чувства, поэтому повернулась и встряхнула его.
   – Николас, я не знаю, но... – Ее голос смолк. Ник не ответил. Он лежал в кровати, не шевелясь, дышал ровно, но почти незаметно. – Николас! – Она снова встряхнула его, на этот раз сильнее. Он не пошевелился.
   Это не нормальный сон.
   Она соскочила с кровати, схватила кувшин с водой, стоявший на столе, зачерпнула из него горсть холодной воды и плеснула на Ника. Он не шелохнулся. Она плеснула еще и еще, потом сильно потрясла его, но он не реагировал.
   Ник не спал; он был без сознания.
   Она выбежала на лестницу и позвала на помощь. Хозяйка принесла нюхательную соль. Все напрасно.
   Посреди этого хаоса пришли Стивенс, Мак и Эстреллита. Фейт быстро объяснила, в чем дело, и они сгрудились в маленькой комнате и обступили кровать.
   – Вы знаете, что с ним? – спросила она Стивенса.
   – Не совсем, – уклончиво ответил тот. – Я думаю, мы должны оставить его в покое.
   – Погодите! Просто оставить и ничего не делать? Я так не могу! Он болен, разве вы не видите? Я должна помочь ему. – Фейт была вне себя. Она смочила полотенце, выжала его и потянулась, чтобы протереть Нику лицо.
   Мак остановил ее, просто ухватив за запястье.
   – Он и так уже мокрый, девочка.
   Фейт вспыхнула:
   – Я пыталась разбудить его.
   – Ага, я вижу. – Он наклонился над Николасом и внимательно пригляделся. – Стивенс прав, надо дать ему проспаться.
   – Он не пьян! И не спит! – Фейт чуть не кричала. – Он без сознания! Ему нужен врач! Кто-то из вас должен немедленно привести врача!
   Мак со Стивенсом обменялись взглядами. Мак ответил за обоих:
   – Нет. Капитан приказал этого не делать.
   – Но откуда он мог знать?..
   Стивенс по-отечески потрепал ее по плечу.
   – Ну-ну, это просто один из приступов головной боли. Не нужно так волноваться.
   Она сбросила его руку в сильнейшем раздражении. Глупые мужчины, ведут себя так, словно она устраивает шум из ничего, а Николас лежит без сознания и без движения!
   – Но вечером у него не болела голова. Он был вполне здоров. Вы должны привести доктора! Если вы не пойдете, я пойду!
   Хозяин гостиницы всунул голову в дверь и сказал с сожалением.
   – Здесь нет доктора, сеньора. Ближайший в Бильбао, и тот не очень хороший. Может, мне удастся привести священника.
   – Нет! – прокричали в один голос все трое.
   Фейт была напугана. Она понятия не имела, что делать. Мак, который до этого о чем-то тихо говорил с хозяином, повысил голос:
   – Завтрак будет подан через двадцать минут внизу, девочка. Без толку сидеть тут и беспокоиться о капитане. Умойся, оденься и спускайся вниз. Эстреллита поможет тебе. – Он слегка подтолкнул цыганку, застывшую в дверях.
   – Вы думаете, что я буду завтракать? – потрясенно начала Фейт.
   – Ага. Капитан проснется, а голодание никому пользы не принесет. А теперь делай, как я говорю, и не спорь.
   Он говорил спокойно, но Фейт заморгала. Мактавиш в войну был сержантом, вспомнила она. Похоже, даже сержанты имеют привычку командовать. Наверное, действительно, нужно одеться и позавтракать. Больше ничего не оставалось.
   – Я не хочу оставлять Николаса одного.
   – Я останусь с ним, – предложил Стивенс. – Мистер Ник не простит, если я позволю вам умереть с голоду, мисс.
   – Ладно, – несчастно пробормотала она. – Но имейте в виду, что я сразу же вернусь сюда.
   Николас пролежал без сознания весь день. После обеда Мак заставил Фейт пойти прогуляться с Эстреллитой. Когда Фейт хотела возразить, он просто вытолкнул ее за дверь, тихо пророкотав ей на ухо:
   – Эстреллита не привыкла сидеть взаперти. Ты окажешь девчонке услугу, а мы со Стивенсом пока побудем с капитаном. Возьмите собаку, и вас никто не тронет.
   Фейт неохотно согласилась, хотя ей совсем не хотелось брать с собой огромного, страшного, недружелюбного пса.
   Эстреллита ухватилась за возможность погулять и с радостью взяла Фейт под руку. К ужасу Фейт, Эстреллита достала тонкую веревку и потянула Беовульфа к себе, чтобы обвязать ему веревку вокруг шеи.
   – Осторожнее, он укусит тебя!
   Эстреллита засмеялась.
   – Этот? Никогда! – Она потрепала пса за загривок, разговаривая с ним на своем языке. К изумлению Фейт, зверь не только стерпел это, но и потерся своей большой жесткой головой о ноги Эстреллиты, словно получая удовольствие от такого обращения.
   – Поразительно.
   Эстреллита удивленно взглянула на нее.
   – Что?
   – Я думала, он ненавидит женщин. Он всегда рычит на меня.
   Эстреллита схватила огромного пса и игриво встряхнула его за загривок.
   – Ты рычал на Фейт? Ты это брось, Вулфи, слышишь меня? Она хорошая леди.
   Пес замахал хвостом, и его большой розовый язык высунулся в жуткой ухмылке.
   Фейт не удержалась от смеха.
   Прогулка оказалась короткой. Наползли тяжелые свинцовые тучи, и, когда небо потемнело, Фейт и Эстреллита повернули назад, добравшись до гостиницы, как раз когда хлынул дождь.
   Фейт собиралась поскорее подняться к Николасу, но Эстреллита остановила ее, неуверенно тронув за руку.
   – Мы ведь друзья, да? – Она выглядела смущенной.
   – Да, конечно. – Фейт недоумевала, отчего обычно смелая и самоуверенная цыганка выглядит сейчас совсем иначе.
   – Я хочу спросить тебя кое о чем. Чтобы никто нас не слышал. Ладно?
   – Да, разумеется. Наверху есть балкон, выходящий на море. Мы сможем там спокойно поговорить.
   На балконе было прохладно и сыро, но вполне терпимо. Они нашли узкую скамейку и сели на нее рядышком.
   – Ну, о чем ты хотела со мной поговорить? – поинтересовалась Фейт.
   – О любви. Нравится тебе это или нет? В смысле, спать с капитаном Ником.
   Фейт постаралась побороть свое смущение.
   – Извини, просто ты удивила меня. По сути дела, я вообще никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил об этом, разве что моя старшая замужняя сестра, и то только один раз и вскользь.
   Несколько лег назад они с Хоуп пристали к Чарити, чтобы она рассказала им про это. Но только они произнесли «это», как Чарити покраснела как рак и не сказала почти ничего, только что муж все объяснит и беспокоиться не о чем. А потом покраснела еще больше и добавила шепотом, что это весьма приятно.
   – У меня нет сестры, у которой можно было бы спросить, – прямо сказала Эстреллита.
   Фейт сглотнула, понимая, что тоже, должно быть, покраснела как рак. Она гадала, какие подробности интересуют Эстреллиту.
   – Что... что ты хочешь знать?
   – Нравится тебе это или нет?
   – Нравится.
   Эстреллита поджала свои пухлые губы, неудовлетворенная ее коротким ответом.
   – Очень нравится или просто терпимо?
   – Очень нравится. – Фейт взяла Эстреллиту за руку. – Это чудесно, Эстреллита. Самое прекрасное ощущение на свете.
   – Лучше, чем полный желудок?
   Фейт заморгала. Эстреллита слишком хорошо знакома с голодом, дошло до нее.
   – Да. Порой мне кажется, что всю свою жизнь я голодала, а теперь, с ним, никогда не испытываю голода.
   Цыганка задумчиво кивнула.
   – Лучше, чем поцелуи?
   – Да, лучше, чем поцелуи.
   Глаза девушки широко распахнулись от удивления. Она встала и несколько раз прошлась туда-сюда вдоль узкого балкона, глубоко задумавшись. Потом повернулась.
   – Я делала это только один раз, и это было ужасно.
   – В первый раз может быть немного нелов...
   Эстреллита устремила взгляд на море, все ее тело напряглось, и она сказала, не глядя на Фейт:
   – Солдат, он изнасиловал меня.
   Фейт подскочила и обняла ссутулившиеся плечи подруги.
   – Ох, Эстреллита, мне так жаль.
   – После битвы при Ва... – Эстреллита внезапно осеклась. – После большого сражения, – поправилась она. – Он был один. Он, наверное, струсил, убежал и спрятался от сражения. Я тоже пряталась. – Она пожала плечами. – Но я была молодая и глупая. Не слишком хорошо спряталась. Не знала, что такое может произойти. – Она замолчала, размышляя о прошлом, которое уже не изменить. Война в Испании уже несколько лет как закончилась. Эстреллита одного с Фейт возраста.
   – Сколько лет тебе было?
   – Четырнадцать.
   – О Боже!
   Спустя некоторое время Эстреллита громко шмыгнула носом и сказала будничным тоном:
   – Потом я убила его, когда он спал. Перерезала ему глотку.
   Потрясенная Фейт погладила спутанные кудри цыганки и с горячностью выпалила:
   – Я рада, что ты сделала это, Эстреллита! Так рада! Ты поступила совершенно правильно.
   Эстреллита кивнула:
   – Я лишилась чести, но отомстила.
   – Я тоже лишилась чести, – тихо проговорила Фейт. Эстреллита удивленно вскинула голову, и Фейт объяснила: – Это было до того, как я встретилась с Николасом. Я убежала с мужчиной, но он обманул меня. Я думала, что после этого ни один порядочный мужчина не женится на мне. – Она почувствовала, как глаза защипало от слез. – Но Николас женился. Поэтому я и говорю, что ты не должна беспокоиться из-за него и твоей бабушки.
   Они долго сидели, глядя на море и думая каждая о своем. Затем Эстреллита спросила:
   – Тот, другой мужчина – ну, который обманул тебя, – тебе нравилось... делать с ним это?
   Фейт задумалась. Странно, но с первой ночи с Николасом она почти не думала об этом.
   – Было неплохо, – сказала она. – Приятно. Но после я часто чувствовала себя одинокой. С Николасом все по-другому. Я чувствую намного... больше. А после он обнимает меня, и я испытываю такое счастье, что сердце разрывается. – На глаза вновь навернулись слезы, и она вытерла их рукой. – Извини, просто...
   Эстреллита положила свою шершавую смуглую ладонь на руку Фейт.
   – Ты сильно любишь его, поэтому сильно тревожишься. Но он не умрет, Фейт, – не здесь, не сейчас. – Она говорила с торжественной уверенностью.
   Фейт заглянула в глубокие карие глаза цыганки, отчаянно пытаясь поверить, что ее слова – правда.
   – Прости, Эстреллита, мне нужно идти к мужу.
   Эстреллита печально улыбнулась:
   – Иди. Ты помогла мне, Фейт. Спасибо. Я многим тебе обязана.
   Фейт шагнула к двери и повернулась, чтобы сказать Эстреллите, что между друзьями не бывает долгов, но у нее вырвались совсем другие слова:
   – Эстреллита, у меня четыре сестры, по которым я сильно скучаю. Не могу представить, каково это – совсем не иметь сестер. Если хочешь, мы с тобой можем быть сестрами, сестрами дороги.
   Цыганка уставилась на нее, словно не могла поверить своим ушам. Наконец она прошептала:
   – Ты... эго серьезно, Фейт?
   Фейт кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить. Глаза Эстреллиты наполнились слезами, она подскочила и крепко обняла Фейт. Потом отстранилась и со сдержанным достоинством поцеловала Фейт в обе щеки. Их слезы смешались, когда Эстреллита повторила как клятву:
   – Сестры дороги.
 
   Николас оставался без сознания весь день и последующую ночь. Фейт извелась от тревоги. Она мерила шагами комнату. Она заставила Стивенса привезти доктора, но, бросив один взгляд на его красную физиономию и нетвердую походку, тут же отослала прочь.
   Даже вид Эстреллиты, вплетающей красные ленточки в шерсть Беовульфа, не успокоил ее. Как и яростный рев, который испустил Мак, когда увидел, что его пса превратили в «чертову бабу». Даже горячий спор, который последовал за этим, не отвлек Фейт. Все ее мысли были о Николасе.
   Он проснулся на следующее утро около восьми. Вначале он был немного рассеян, но после того как поел и выпил несколько чашек кофе, полностью пришел в себя. Но Фейт все равно беспокоилась. Это ненормально – спать так долго, тем более таким сном, от которого невозможно проснуться, она гак и сказала.
   – Я хочу, чтобы ты проконсультировался с первым же трезвым доктором, которого мы найдем, Николас.
   – Ни за что! Хватите меня этих шарлатанов, тыкающих в меня своими инструментами!
   – Но...
   – Нет! – рявкнул он, и она вздрогнула. Ник сел рядом с ней на кровать и взял ее руку в свою. – Извини, что сорвался. Когда эти приступы головной боли только начались, я консультировался с врачом, по сути дела, я был у нескольких лучших врачей Англии. Я знаю, в чем проблема, и тут совершенно не о чем беспокоиться.
   – Но...
   – Мы потеряли немного времени, вот и все.
   Фейт отметила про себя, что он консультировался с врачами – не с одним, а с несколькими, значит, эю серьезно. Не просто мигрень, а что-то вроде эпилепсии.
   Что солдат может назвать незначительным неудобством?

Глава 13

   Цветок, что ныне цвел,
   К утру поник.
   Так все, что ты обрел,
   Исчезнет вмиг.
   Что есть восторг земной?
   Зарница в час ночной,
   Смех озорной.[9]
Перси Биши Шелли

   По подсчетам Николаса, до Бильбао оставался один день пути. Они решили провести последнюю ночь, разбив лагерь возле маленькой рыбацкой деревушки Биарриц.
   Стоял чудесный, теплый вечер. Стивенс принес рыбы, и Фейт помогла ему приготовить великолепный обед.
   После обеда Николас по просьбе Фейт достал гитару и заиграл. Он сыграл несколько знакомых мелодий, парочку любимых Фейт, одну для Стивенса и «Корабельную» для Мака. Фейт знала слова и подпевала. Ее голос подрагивал от волнения, как всегда, когда она доходила до женского куплета.
 
Мы ждем на берегу
С рассвета до заката,
С заката до рассвета
Мы ждем, ждем, ждем.
 
   Ждут мужчин, которые не вернулись домой. Женская роль в жизни такая пассивная и беспомощная, нет другого выбора, только ждать мужчин домой, молясь об их жизнях, не зная, как они, что с ними. Ну почему мужчины никогда не берут женщин с собой? Это было бы куда милосерднее, чем оставлять их ждать и тревожиться.
   Фейт высморкалась и попыталась овладеть собой. Ник заиграл зажигательную испанскую мелодию, и через несколько аккордов Эстреллита вскочила на ноги и, взмахнув юбками, начала танцевать.
   Фейт никогда не видела ничего подобного. Она поняла, что это настоящая цыганская пляска, не имеющая ничего общего с той глупой имитацией, которую Феликс использовал в своих выступлениях. Каким далеким это теперь казалось.
   Эстреллита танцевала на земле босиком, и ее маленькие смуглые ступни то отстукивали ритм, то мелькали в каких-то замысловатых движениях. Это были необузданная страсть и строгий порядок, древние традиции и огонь мгновения, тесно переплетенные вместе. Ее тонкое, гибкое тело извивалось, наклонялось, покачивалось.
   Песня закончилась. Никто не успел зааплодировать, как она потребовала, словно маленькая королева:
   – Еще!
   Николас подчинился, его пальцы были почти невидимы, извлекая огненную музыку из гитарных струн. Это было волшебно.
   Эстреллита танцевала песню за песней: быстрые, в которых был сумасшедший цыганский дух, и медленные, настолько чувственные, что Фейт казалось, будто она наблюдает за чем-то интимным.
   – Хорошо играешь, капитан, – сказала Эстреллита после третьей песни. – А эту знаешь? – И она произнесла какое-то название, которое Фейт не разобрала.
   Николас на мгновение задумался.
   – Эта? – Он взял несколько аккордов.
   – A, si, капитан, это она. Играй же! – потребовала Эстреллита с властным жестом. Она выбежала на середину поляны и ждала, опустив голову, замерев, словно стояла на сцене в каком-нибудь большом городе.
   Николас заиграл, ее голова резко дернулась вверх, и Эстреллита начала танцевать. Поначалу движения Эстреллиты были завораживающими, медленными, потом она затанцевала все быстрее.
   «Это история, – подумала Фейт, – рассказываемая языком танца. История невинности и предательства, гордости и безнадежной тоски». Движения проникали в самую душу, каждый жест был наполнен эмоциями. Николас доиграл последние, замирающие аккорды.
   Последовало долгое молчание, потом Эстреллита поднялась одним гибким, быстрым движением и, бросив мрачный взгляд на Мактавиша, убежала в лес.
   Секунду спустя Мак встал и пошел за ней.
   – Ты заставила меня позабыть все слова, девочка. Ты великолепна. – Мак потянулся, чтобы заключить ее в объятия.
   Она ударила его и оттолкнула.
   – Нет, не прикасайся ко мне! Я не хочу! Не буду! – Грудь ее все еще тяжело вздымалась после танца. Мак никогда в жизни не видел ничего прекраснее.
   – Я даже и не пытался. – Мак был сбит с толку. Она соблазняла его этим танцем, намеренно и недвусмысленно, а теперь даже не поцелует?
   Она отступила назад, в тень.
   – Я желаю уважения, Тавиш! – зазвенел ее голос из темноты. – И сама выбираю. Я! Не мужчина!
   Мак тяжело вздохнул. Соблазнение? Все это ему почудилось. Расчувствовавшийся болван.
   – Да, я знаю, девочка, – печально проговорил он. – Я не давлю на тебя. Да и зачем вообще тебе нужен такой, как я? Ты такая изящная и красивая, а я здоровый, страшный, неуклюжий увалень.
   Она осторожно приблизилась и сказала уже помягче:
   – Ты не страшный, Тавиш. Ты очень даже мужественный. Только эта борода делает тебя страшным.
   – Но это отличная борода. Я несколько лет ее отращивал.
   Она закатила глаза.
   – Ты мужчина, Тавиш. Конечно, мужчинам нравится борода. А я женщина. Мы другие. Ты не неуклюжий. Я видела, как ты управляешься с ножом. У тебя большие руки, но ловкие и умелые. – В глубине ее глаз сквозь тревогу промелькнуло женское одобрение, и Мак воспрянул духом.
   Он протянул руки, и на этот раз она позволила привлечь себя. Он мягко поцеловал ее, она вздохнула и, казалось, расслабилась, поэтому он поцеловал ее снова, на этот раз глубже. Она приоткрыла рот под его губами, неумело, но естественно чувственно, он потянулся к ее груди, и в мгновение ока Эстреллита в его руках превратилась в дикую кошку, кусающуюся, царапающуюся, вырывающуюся.
   Он отпустил ее, и она отпрянула, в любой момент готовая сорваться с места и убежать. Грудь тяжело вздымается, глаза широко раскрыты от страха.
   – Тише, девочка, тише, – пробормотал он, успокаивающе вскидывая руки – Я не обижу тебя, я никогда не обижу тебя, что бы ты со мной ни делала. – Он снова протянул к ней руку, мягко говоря: – Ну, давай попробуем еще раз. Не бойся, девочка, я не сделаю тебе больно...
   Она отступила назад и подозрительно уставилась на него.
   – Почему ты так со мной разговариваешь?
   – Как так?
   – Как с диким животным. Думаешь, меня надо укрощать? – Она прищурилась. – Может, ты разговаривал обо мне с Фейт?
   – Нет, я никогда ни с кем тебя не обсуждал.
   – Врешь! – Она ударила его по руке. – Ты знаешь, да?
   – Что знаю? – уклончиво спросил он, потирая руку. – Вот это ты двинула, девочка.