Страница:
Она закрыла глаза и долгое время вообще не шевелилась, затем начала медленно двигать руками вокруг и вдоль головы Ника, словно нащупывая что-то. Так продолжалось довольно долго, и Фейт уже начала сомневаться, не спектакль ли все это; но внезапно худенькое тело выгнулось назад, по нему прошла сильнейшая, ужасающая дрожь, словно абуэлу пронзила невидимая стрела молнии.
Старуха выгибалась снова и снова, ее хрупкое тело, казалось, сотрясается от мучительной боли. Затем Ник начал сотрясаться точно так же, словно волны боли перетекали из тела абуэлы в его тело. Он поднял руки и попытался оттолкнуть ее пальцы от своей головы, но не смог.
Фейт шагнула вперед, но Мак остановил ее:
– Если это началось, нельзя останавливать, иначе они оба умрут.
Всхлипнув от горя и страха, Фейт спрятала лицо, но затем Николас застонал, и она вскинула глаза.
Старуха начала непроизвольно содрогаться, дергаться и извиваться, и Ник делал то же самое. Внезапно он ужасающе изогнулся последний раз и повалился к ногам абуэлы, очевидно, без чувств.
Или мертвый.
После его падения абуэла сползла со стула, но не отпустила его голову. Они вместе лежали на полу, Николас – неподвижно, а старуха – вздрагивая и содрогаясь. Ее пальцы вцепились в него, как когтистые лапы, и внезапно Фейт увидела...
– Кровь!
Она хотела подбежать к Нику, освободить его, но снова Мак преградил ей путь.
– Слишком поздно что-то менять. Ты должна выдержать все до конца, к худу или к добру.
В конце концов, с нечеловеческим криком абуэла оторвалась от Ника и уронила руки. Фейт уставилась на ее окровавленные пальцы. Струйка крови сбегала по лицу Николаса.
Фейт подлетела к нему. Он не шевелился и, кажется, даже не дышал. Его голова и руки были в крови.
Мак склонился над ним.
– Проклятие, старуха, да ты, похоже, убила его.
Абуэла не шелохнулась.
Стивенс приложил голову к груди Никотаса.
– Нет, он жив! Он дышит! Давай-ка, Мак, помоги мне положить его на кровать.
Они осторожно подняли Ника на кровать.
– И бабушку тоже, – распорядилась Эстреллита.
Мак поднял маленькое, съежившееся тело и положил его на кровать рядом с Ником.
С невероятным облегчением Фейт увидела, что Ник дышит, хотя и очень поверхностно. Но кровь продолжала струится из его головы.
– Раны на голове всегда сильно кровоточат, – сказал ей Мак прозаичным тоном, от которого Фейт захотелось закричать. Как на голове Ника могла появиться рана от пальцев старухи?
Стивенс взял полотенце, смочил его и приложил к ране на голове Ника.
– На поле боя мне доводилось видеть и похуже, мисс, – сказал он в качестве утешения.
Вся эта спокойная прозаичность доводила Фейт до истерики. Ник пришел не с поля боя, он был ранен старой ведьмой! И она, Фейт, убедила его пойти на эго. И она ничего – ничего! – не может сделать, чтобы помочь!
– Она чуть не убила ею! – крикнула Фейт.
– Нет. Она убила себя. – Эстреллита склонилась над своей бабушкой и любовно обмыла морщинистое старое лицо. – Смотрите! – воскликнула она.
Ладонь старой женщины раскрылась. В ней было что-то, испачканное кровью. Что-то острое и металлическое.
– Бог мой, это похоже на...
– Осколок шрапнели, – закончил за него Стивенс.
– Значит, он вышел из головы мистера Блэклока? – спросил Мортон Блэк.
– Si, – коротко отозвалась Эстреллита. Она склонилась над абуэлой, которая теперь напоминала маленький тряпичный куль, и озабоченным тоном проинструктировала Фейт: – Когда кровотечение прекратится, ты должна приложить вон ту микстуру к его ране и обмотать голову чистой тканью. И держи его в тепле. Ты, Тавиш, разведи огонь и подтащи кровать ближе к окну. Бабушка должна смотреть на звезды и луну.
Фейт заморгала, дивясь спокойствию Эстреллиты, и тупо уставилась на зазубренный кусочек металла, лежащий на столе.
– Как это могло выйти из головы Николаса?
Стивенс объяснил:
– Такое случается, мисс. Осколки иногда сами выходят. Этот хирурги, должно быть, пропустили, когда капитан Ник был ранен при Ватерлоо. – Он удивленно покачал головой. – Но вот как старая леди узнала об этом, а тем более вытащила его, я не понимаю.
Стивенс и Фейт промыли рану на голове Ника. Мак устроил абуэлу так, как велела Эстреллита.
Два дня и две ночи Ник и абуэла лежали неподвижно, не приходя в сознание. Это были длинные дни и очень длинные ночи. Никто толком не спал.
На второй день Стивенс и Мак отправились поохотиться. Чтобы добыть мяса на обед, утверждали они, но, по правде говоря, все потихоньку сходили с ума, живя в такой тесноте, не слыша ничего, кроме едва различимого дыхания больных.
Вечером второго дня Мортон Блэк напомнил Фейт, что привез ей письма от родных, и она с благодарностью читала и перечитывала их, немножко улыбалась, много плакала и зачитывала отрывки остальным.
В каком-то смысле письма утешили ее, но, с другой стороны, заставили почувствовать себя такой далекой. Их заботы и интересы были из другого мира. Мир Фейт лежал на кровати, безмолвный и недвижимый.
На рассвете третьего дня на несколько мгновений Ник проснулся. Он пробормотал что-то, и Фейт подлетела к нему. Его глаза открылись, он уставился на нее, словно пытался вспомнить. Затем сказал: «Доброе утро, миссис Блэклок», и, закрыв глаза, заснул теперь уже нормальным сном.
– Доброе утро, мистер Блэклок, о, очень доброе утро, мой дорогой мистер Блэклок, – всхлипнула Фейт, целуя его лицо, руки и снова лицо. Она оставалась с ним целый день, наблюдая, как он спит. Наконец, измотанная, уснула, держа руку мужа в своих руках.
На закате того же дня абуэла умерла.
Все поняли это, когда Эстреллита издала протяжный стон и начала натирать лицо золой из очага. Фейт поспешила к ней.
– Ох, Эстреллита, – начала она.
Эстреллита подняла глаза. В свете огня вид у нее был безумный и языческий.
– Ты обещала мне, что он не убьет ее, но он убил. Убил!
До Фейт не сразу дошло, что она имеет в виду.
– В своем сне я видела их, кровь у нее на груди, кровь у него на руках. Ты помнишь, Фейт?
Ее слова поразили Фейт словно удар. Она обещала ей, что Николас не убьет абуэлу, но теперь Николас жив и с каждой минутой становится крепче, а старуха мертва. Сон цыганки оказался вещим.
– Мне очень жаль, – прошептала она. – Я не знала, как это будет.
– Нет, девочка, – вмешался Мак. – Посмотри на лицо своей бабушки, Эстреллита. Скажи мне, что ты видишь?
Лицо абуэлы, казалось, разгладилось, будто все заботы и печали девяноста лет ушли прочь. На нем были написаны великий покой и счастье, словно в момент смерти она была вознесена в рай.
– Ты говорила, что приход капитана был предсказан. Твоя бабушка знала, что это близится, и хотела, чтобы это случилось.
Эстреллита горячо отмахнулась:
– Как ты можешь так говорить? Кто хочет умирать? Ни ты! Ни я! Никто!
Мак криво улыбнулся:
– Да, но мы молодые, моя красавица. У нас вся жизнь впереди. Если б ты была старой и тебе бы оставалось жить совсем немного, как бы ты предпочла умереть? Медленно, постепенно угасая, терзаемая болью и болезнью, превращаясь в беспомощное, зависимое существо... – Он помолчал, давая ей время осознать его слова. – Или быстро и красиво. В сиянии вечной славы, так, как мы видели три дня назад?
Эстреллита подняла на него застывший взгляд.
– Она умерла как королева воинов, девочка, – мягко сказал он. – Она сама выбрала свою смерть, и ты должна почитать ее выбор.
Слезы потекли по лицу Эстреллиты, оставляя за собой серые дорожки золы. Она прошептала:
– Si, она умерла как королева воинов.
Эстреллита отослала всех прочь, пока мыла и одевала свою любимую бабушку.
Ник еще нетвердо держался на ногах, поэтому под покровом пещеры они соорудили для него постель из соломы. Он лежал там, то засыпая, то просыпаясь, а Фейт почти не отходила от него.
Мак нетерпеливо вышагивал перед коттеджем. Ему хотелось предложить поддержку, утешение и любовь, но Эстреллита держалась холодно и надменно. Лицо ее было искажено, глаза припухли и покраснели от слез.
Она заговорила с Маком только однажды, и то не напрямую.
– Фейт, пожалуйста, скажи Тавишу и Стивенсу, чтобы выкопали могилу для абуэлы. Там. – Она указала вниз. – Рядом с Элджи.
Стивенс удивленно вскинул глаза.
– Рядом с Элджи?
Эстреллита вновь обратилась к Фейт:
– Да, она давно говорила мне об этом. А четыре дня назад сказала снова. Поэтому пусть копают.
Утром следующего дня Эстреллита появилась из коттеджа, одетая в ярко-красный наряд, живое впечатление от которого портила зола, покрывающая лицо, руки и волосы.
– Пора упокоить бабушку с миром.
Похоронная процессия была небольшой: только Фейт, Эстреллита и четверо мужчин.
– Ты не хочешь пригласить священника, Эстреллита, любимая? – спросил Мак. – Я поеду в Витторию и привезу его.
Эстреллита адресовала ответ Фейт:
– Не надо священника. Абуэла и я, мы... были частью деревни, но жили немного не так, как другие. Священник, он придет позже, благословит могилу. И деревенские женщины придут потом и помолятся за нее. – Она потерла припухшие веки кулаками. – Потому абуэла велела положить ее в землю рядом с Элджи. Деревенские женщины очень уважали абуэлу. Она помогала им с детьми, с болезнями, со всем. Женщины будут приходить каждую неделю, убирать могилу, приносить цветы, оставлять еду, произносить молитвы, разговаривать с абуэлой. Элджи и моя абуэла, теперь они никогда не будут одиноки.
Стивенс вытащил платок из кармана и громко высморкался.
– Спасибо, моя дорогая, – сказал он.
Похороны старой леди были тихими и очень трогательными. Мужчины отнесли абуэлу вниз, завернутую в ковер и положенную на деревянный настил Ник к тому времени уже почти полностью поправился и захотел внести свою лепту, отдать дань уважения абуэле, которая умерла ради того, чтобы он жил.
Они осторожно опустили ее в глубокую яму рядом с надгробием Элджи. Эстреллита положила пару отличных кожаных ботинок, вышитую шаль, юбку, черный котелок, медный чайник, чашку, ложку, кружку, нитку гагатовых бус и гость монет. Затем она накрыла все это белым шерстяным покрывалом, произнесла длинную речь на языке, на котором они говорили с абуэлой, затем наклонилась и бросила горсть земли в могилу. Остальные выходили вперед один за другим, каждый что-то говорил, произносил молитву или что-то личное. Каждый бросал в могилу горсть земли.
Мак вышел первым и вскоре после этого исчез. Ник был последним, кто встал рядом с могилой. Он не отрываясь смотрел вниз, на маленькую фигурку, завернутую в ковер. Это могла быть его могила, здесь, на чужом каменистом холме, рядом с Элджи, его дорогим другом. Что говорят человеку, который отдал свою жизнь, чтобы исцелить тебя? Ник был уверен, что не хватит никаких слов, чтобы отблагодарить ее. Он просто стал читать двадцать третий псалом.
– Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: он покоит меня на злачных пажитях...
Когда он заговорил, остальные англичане присоединились к нему, декламируя прекрасную молитву.
– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла...
Эстреллита начала всхлипывать, и Фейт ласково обняла ее, читая молитву и глядя невидящими глазами на эту долину смерти для абуэлы и Элджи, для всех молодых солдат, которые умерли здесь, далеко от дома и своих любимых.
А когда последние слова молитвы унес ветер, гуляющий в долине, раздался низкий стон, за которым последовали звуки неземной мелодии. Эстреллита подняла глаза, потрясенная, недоумевающая.
– Что?..
Ник объяснил:
– Это Мак. Он играет на волынке для твоей прабабушки. Это шотландская традиция. – Он прислушался. – Песня, которую он играет, называется «Цветы леса». Это традиционная похоронная, то есть песня для умерших. «Все цветы в лесу увяли».
– Как красиво, – всхлипнула Эстреллита. – Абуэле это понравится.
Они слушали. Музыка была печальной и трогательно-прекрасной. Мелодия эхом разносилась по долине и постепенно затихала в горах.
– Он привез волынку, думая, что будет играть на похоронах капитана Ника, – сказал Сгивенс на ухо Фейт, и, услышав это, она обняла Эстреллиту еще крепче.
Глава 16
После смерти требовалось соблюсти девятидневный траур. Такова традиция, объяснила Эстреллита Фейт.
– И я должна сделать все как полагается, проявить уважение. Я последняя женщина в нашем роду.
В течение этого периода она разговаривала только с Фейт, хотя Мак несколько раз пытался заговорить с ней. Эстреллита не общалась с ним никаким способом, отказывалась даже смотреть на него. Выглядела она пугающе. Она не мылась, лицо и руки были измазаны золой и сажей, а волосы оставались спутанными и грязными. Ее ярко-красная траурная одежда тоже вскоре порвалась, обтрепалась и покрылась сажей и золой.
Она занималась тем, что убирала из коттеджа все, что принадлежало ее бабушке. Она разбила все, что смогла, а остальное сожгла. Она не готовила и отказывалась от еды. Она не возражала, чтобы Фейт и Стивенс готовили для всех остальных, ведь они не были связаны ее традициями, но сама не делала ничего, что могло показать неуважение.
Отчаяние Мака нарастало, наконец на шестой день он застал ее одну, сжигающую еще какие-то бабкины вещи.
– Какие у тебя планы, Эстреллита, девочка? Капитан Ник и остальные планируют уехать через пять дней. Леди капитана творит, ты будешь носить траур девять дней, значит, к тому времени он уже закончится. Мне остаться или уезжать?
Она продолжала заниматься своим делом, словно его здесь и не было. Он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
– Я спрашиваю тебя еще раз, Эстреллита. Ты выйдешь за меня замуж?
Она отвернулась и ничего не сказала.
– Тебе незачем оставаться. И судя потому, что ты все сжигаешь, у тебя все равно ничего не останется. Поэтому поехали со мной, девочка, мы поженимся. – Он притянул ее к себе и, не обращая внимания на измазанное золой лицо, наклонился, чтобы поцеловать.
Она вырвалась, осыпав его пинками и тумаками, и в ярости прошипела:
– Ты! Не заговаривай со мной! Ты проявляешь неуважение! В любом случае это я выбираю. Я, Эстреллита! Не мужчина!
Мак стиснул кулаки.
– Неуважение, да? – Он фыркнул. – Когда мужчина просит грязную маленькую ведьму выйти за него замуж? Да многие бы не стали утруждать себя такими любезностями!
Вместо ответа она с надменным безразличием тряхнула волосами и зашагала прочь.
Он посмотрел ей вслед, выругался и пнул камень с края скалы, с угрюмым выражением слушая, как он с грохотом покатился вниз. Когда злость немного улеглась, Мак вернулся к остальным.
– Она не говорит, что будет делать. Не знаю, останется она или поедет с нами.
Ник сочувствующе посмотрел на него.
– Ну, должно быть, это тебе решать. Теперь ты волен выбирать. – Он взял Фейт под руку. – Прошло шесть дней с тех пор, как все произошло. Конечно, еще пока рано говорить...
– А я верю, – прервала его Фейт. – Она действительно излечила тебя. Доктора не знали, что осколок шрапнели давит на твой мозг. Но теперь, когда он вышел...
– И как, черт восьми, она это сделана, я никак не могу сообразить.
– Разве это имеет значение? – спросила Фейт. – Главное, ты здоров, и мы можем... – Лицо ее сморщилось, но она овладела собой и продолжила: – Мы можем строить свою жизнь. Свое будущее. – Глаза ее наполнились слезами, иона спрятала лицо на груди мужа и обняла его. В последнее время она стала такой плаксивой! Учитывая обстоятельства, это неудивительно, но в самом деле, почему у нее сейчас глаза все время на мокром месте, ведь муж выздоровел, и будущее выглядит таким безоблачным?
Она с изумлением дотронулась до своего живота. Неужели абуэла права и в этом?
– Как вы поедете, капитан? – спросил Стивенс.
Николас погладил волосы Фейт.
– Мы поплывем из Бильбао.
– На корабле? – в один голос воскликнули Мак и Стивенс. – Вы?
Николас состроил гримасу.
– Я смогу это выдержать, потому что хочу вернуться как можно быстрее. – Он печально покачал головой. – Блэк говорит, мама знает о моей болезни. Она будет ждать со дня надень известия о моей смерти. Чертов трепач этот доктор!
Последовало короткое молчание, затем Мак сказал:
– Стало быть, я теперь вам не понадоблюсь.
Ник покачал головой:
– Никогда не думал, что буду так рад уволить человека.
– Ага, капитан, а я никогда не думал, что буду так радоваться увольнению! – Он хлопнул Ника по спине.
– Конечно, – сказал Ник, – если ты решишь приехать в Англию, тебя всегда будет ждать работа. Надеюсь, ты знаешь об этом.
Фейт пыталась вникнуть в суть разговора.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что уволил Мака с работы? С какой работы?
Последовало неловкое молчание. Мак поспешно проговорил:
– А, ну это просто организация путешествия и все такое, миссис.
– Тогда почему ты не понадобишься на обратном пути? Я полагаю, ты будешь очень необходим, если Николас свалится с морской болезнью.
– А, да... но Стивенс может позаботиться об этом, – сказал Николас.
– У Стивенса свои обязанности, – возразила Фейт.
Снова молчание.
– Думаю, теперь уже можно сказать ей, капитан, – пробормотал Стивенс. – Теперь-то этого не случится.
Фейт перевела взгляд с одного угрюмого лица на другое и медленно сказала:
– Теперь, когда Николас не умрет?
Мак внезапно решил, что костер из вещей абуэлы срочно требуется пошевелить. Николас проговорил нарочито бодро:
– Стивенс, я думаю, у тебя много работы, мы планируем выехать через несколько дней. Мак, что бы ты ни выбрал, я одобрю твое решение. – Он отпустил Фейт и пошел в пещеру проверить лошадиную сбрую.
Фейт остановила Стивенса, когда он проходил мимо нее.
– Скажите мне, Стивенс.
Стивенс заколебался, затем медленно проговорил:
– Помните того зайца, мисс? Не выносит страданий живого существа наш Мак. – Он со значением посмотрел на нее и прошел мимо.
Фейт почувствовала, как сжался желудок, когда невысказанное значение этих слов проникло в ее сознание. Николас приехал в Испанию, чтобы умереть, и Мак должен был позаботиться, чтобы он не страдал.
О Боже! Какой кошмар предстояло пережить этим трем мужчинам! Одному – умереть, второму – убить, а третьему – смотреть на все это. Слава Всевышнему за абуэлу Эстреллиты. Слава Всевышнему за то, что они вообще встретили Эстреллиту. Слава Всевышнему за то, что капитан корабля поверил, что она может выстрелить. Так много всего, за что надо быть благодарной. Она прочитала несколько быстрых благодарственных молитв. А потом приняла решение не переживать из-за того, чего они все избежали. У нее есть настоящее, о котором нужно думать, и их с Николасом будущее, к которому нужно стремиться.
– Я не хочу, чтобы ты осталась тут одна, девочка. Поехали со мной. Тебе не обязательно выходить за меня, я даже не прикоснусь к тебе, если это то, чего ты хочешь.
Эстреллита гневно зыркнула на него и прошла, не сказав ни слова.
Он пошел следом.
– Я не давлю на тебя, девочка, но я сойду с ума, думая, что ты одна и нет ни родных, ни мужчины, чтобы защитить тебя.
Эстреллита обратилась к воздуху:
– С чего бы мне хотеть ехать со здоровым, тупоголовым, волосатым кустом, который даже не знает, что такое уважение!
Мак вскинул руки в отчаянии и ярости.
– Ну что ж, если ты так это видишь! – проорал он ей вслед и ринулся прочь.
Когда в тот вечер остальные сели обедать, взгляд Эстреллиты выдал, что она заметила его отсутствие, и то, сколько раз она скользила к двери, сказало Фейт, что цыганка беспокоится, хотя и ничего не говорит.
Мака не было следующие два дня, и с каждым днем Эстреллита выглядела вес более встревоженной. Но всякий раз, когда Фейт пыталась поговорить с ней, цыганка просто пожимала плечами и делала вид, что ей все равно.
– Но почему ты даже не разговариваешь с ним? – вступилась она за Мака.
Эстреллита с изумлением посмотрела на нее.
– Из уважения, конечно. Женщины и мужчины не должны разговаривать между собой, пока не пройдет девять дней. – Она говорила так, будто это очевидно и понятно любому дураку.
– Конечно, – мягко сказала Фейт. – Но у нас нет такого обычая, Эстреллита. Мак думает, что ты злишься на него, что он тебе не нравится.
Эстреллита пожала плечами, как будто ей было все равно:
– Я злюсь. Он не проявляет уважения. Если он не может подождать всего лишь каких-то девять дней, значит, не любит меня.
Фейт решила найти Мака и рассказать ему. Она не думала, что сможет уладить разногласия между двумя такими вспыльчивыми людьми, но надеялась, что Мак поймет, что отказ Эстреллиты разговаривать с ним – часть ее траурного ритуала.
Но Мак как сквозь землю провалился.
На утро десятого дня Эстреллита появилась из коттеджа совсем другой. Она вымылась с головы до ног и выглядела свежей, юной и сладко пахнущей. Ее волосы, вымытые и расчесанные, блестящими локонами ложились вокруг лица и стекали по спине. Она была одета в новую черно-красную расклешенную юбку и свежую белую блузку с вышивкой.
– Эстреллита, какая ты красивая! – воскликнула Фейт.
Эстреллита погладила свою новую одежду и сказала почти застенчиво:
– Все до последней нитки должно быть новым. – Ее глаза обежали пространство вокруг, словно искали кого-то.
– Его еще нет, – сказала ей Фейт. – Но я уверена, что он вернется. Он не уедет, не попрощавшись.
Эстреллиту охватило сомнение. Его не было видно со дня их последней ссоры. И даже ночью он не вернулся.
– Мы завтра уезжаем, – сказала ей Фейт. – Ты должна решить, поедешь с нами или нет. Я бы очень хотела, чтобы ты поехала, моя сестра дороги. – Она быстро обняла ее. – Но решение должно быть твоим. Деньги у тебя будут. Ты вольна выбирать.
Эстреллита нахмурилась и отступила назад.
– Я не хочу твоих денег!
Фейт тронула ее за руку.
– Ш-ш-ш... Я обещала твоей абуэле, что позабочусь о тебе. Я не могу заставить тебя поехать в чужую страну, Эстреллита, хотя и надеюсь, что ты поедешь. Но я буду настаивать, чтобы ты взяла деньги. Одинокая женщина должна быть предусмотрительной, я знаю, нет ничего хуже, чем быть одной и без денег.
– Есть, – угрюмо пробормотала Эстреллита.
– Ну да, но ты возьмешь эти деньги, Эстреллита. – Это твое приданое. Подарок от меня во имя твоей бабушки, за спасение жизни моему мужу. – Это совсем другое дело. Это то, что Эстреллита могла принять, не поступившись своей гордостью. – Значит, мы договорились?
Эстреллита ворчливо согласилась.
Но от Мака по-прежнему не было ни слуху ни духу, и с каждым часом Эстреллита выглядела все более и более встревоженной.
Солнце закатилось, на темном бархате ночного неба начали загораться звезды. Они вкусно и плотно поели, и в этот раз Эстреллита ела все, но без особого удовольствия. Уголки ее губ были скорбно опущены, а глаза потемнели от печати. Мак не вернулся.
Никто не поднимал эту тему, но все начали беспокоиться. Рано утром они должны уехать.
Но когда луна показала свой бледный лик над горными вершинами, неземные звуки наполнили мягкий ночной воздух. Это были звуки волынки.
Эстреллита выпрямилась, лицо ее внезапно засветилось, словно внутри вспыхнул огонь.
– Что это за песня? – спросила она. – Красивая.
– Это «Песнь любви», – тихо отозвалась Фейт.
Она запела:
– Я не знаю. Это – шотландское наречие. Тебе придется спросить у Мака, – сказала Фейт и продолжила петь.
Эстреллита шмыгнула носом и поднялась.
– Это очень красивая песня. Глупец! Если ему одиноко без меня, зачем прятаться? – И она исчезла в темноте.
Фейт восторженно вздохнула.
– О, я надеюсь, у них все наладится, Николас.
– Я тоже, любимая. Сегодня чудесная ночь. Мы, конечно, можем сидеть здесь и предаваться бесплодным размышлениям, а можем пойти на улицу и... полюбоваться на луну. – Он пылко поцеловал ее.
Сердце Фейт наполнилось радостью. Она поняла его намек.
– О да, любимый, давай пойдем, полюбуемся на луну. – И они вышли, обнявшись, подлунный свет.
Эстреллита забралась на гору, следуя за звуками волынки. На открытом пятачке, окруженном низкими деревцами, она увидела одинокого волынщика, высокого и сильного, стоящего среди ночных теней. Внезапно она почувствовала странную робость и затаилась в темноте, ожидая, когда он доиграет красивую песню. Затем сделала несколько шагов в круг, чтобы лунный свет полностью осветил ее.
Мак заметил ее и отложил волынку. Инструмент печально вздохнул. Мак выпрямился и сложил руки на груди.
Он не подойдет к ней, поняла Эстреллита. На этот раз она сама должна прийти к нему. Она сделала глубокий вдох и пошла ему навстречу. Она приблизилась, чтобы видеть его лицо, и остановилась как вкопанная.
Старуха выгибалась снова и снова, ее хрупкое тело, казалось, сотрясается от мучительной боли. Затем Ник начал сотрясаться точно так же, словно волны боли перетекали из тела абуэлы в его тело. Он поднял руки и попытался оттолкнуть ее пальцы от своей головы, но не смог.
Фейт шагнула вперед, но Мак остановил ее:
– Если это началось, нельзя останавливать, иначе они оба умрут.
Всхлипнув от горя и страха, Фейт спрятала лицо, но затем Николас застонал, и она вскинула глаза.
Старуха начала непроизвольно содрогаться, дергаться и извиваться, и Ник делал то же самое. Внезапно он ужасающе изогнулся последний раз и повалился к ногам абуэлы, очевидно, без чувств.
Или мертвый.
После его падения абуэла сползла со стула, но не отпустила его голову. Они вместе лежали на полу, Николас – неподвижно, а старуха – вздрагивая и содрогаясь. Ее пальцы вцепились в него, как когтистые лапы, и внезапно Фейт увидела...
– Кровь!
Она хотела подбежать к Нику, освободить его, но снова Мак преградил ей путь.
– Слишком поздно что-то менять. Ты должна выдержать все до конца, к худу или к добру.
В конце концов, с нечеловеческим криком абуэла оторвалась от Ника и уронила руки. Фейт уставилась на ее окровавленные пальцы. Струйка крови сбегала по лицу Николаса.
Фейт подлетела к нему. Он не шевелился и, кажется, даже не дышал. Его голова и руки были в крови.
Мак склонился над ним.
– Проклятие, старуха, да ты, похоже, убила его.
Абуэла не шелохнулась.
Стивенс приложил голову к груди Никотаса.
– Нет, он жив! Он дышит! Давай-ка, Мак, помоги мне положить его на кровать.
Они осторожно подняли Ника на кровать.
– И бабушку тоже, – распорядилась Эстреллита.
Мак поднял маленькое, съежившееся тело и положил его на кровать рядом с Ником.
С невероятным облегчением Фейт увидела, что Ник дышит, хотя и очень поверхностно. Но кровь продолжала струится из его головы.
– Раны на голове всегда сильно кровоточат, – сказал ей Мак прозаичным тоном, от которого Фейт захотелось закричать. Как на голове Ника могла появиться рана от пальцев старухи?
Стивенс взял полотенце, смочил его и приложил к ране на голове Ника.
– На поле боя мне доводилось видеть и похуже, мисс, – сказал он в качестве утешения.
Вся эта спокойная прозаичность доводила Фейт до истерики. Ник пришел не с поля боя, он был ранен старой ведьмой! И она, Фейт, убедила его пойти на эго. И она ничего – ничего! – не может сделать, чтобы помочь!
– Она чуть не убила ею! – крикнула Фейт.
– Нет. Она убила себя. – Эстреллита склонилась над своей бабушкой и любовно обмыла морщинистое старое лицо. – Смотрите! – воскликнула она.
Ладонь старой женщины раскрылась. В ней было что-то, испачканное кровью. Что-то острое и металлическое.
– Бог мой, это похоже на...
– Осколок шрапнели, – закончил за него Стивенс.
– Значит, он вышел из головы мистера Блэклока? – спросил Мортон Блэк.
– Si, – коротко отозвалась Эстреллита. Она склонилась над абуэлой, которая теперь напоминала маленький тряпичный куль, и озабоченным тоном проинструктировала Фейт: – Когда кровотечение прекратится, ты должна приложить вон ту микстуру к его ране и обмотать голову чистой тканью. И держи его в тепле. Ты, Тавиш, разведи огонь и подтащи кровать ближе к окну. Бабушка должна смотреть на звезды и луну.
Фейт заморгала, дивясь спокойствию Эстреллиты, и тупо уставилась на зазубренный кусочек металла, лежащий на столе.
– Как это могло выйти из головы Николаса?
Стивенс объяснил:
– Такое случается, мисс. Осколки иногда сами выходят. Этот хирурги, должно быть, пропустили, когда капитан Ник был ранен при Ватерлоо. – Он удивленно покачал головой. – Но вот как старая леди узнала об этом, а тем более вытащила его, я не понимаю.
Стивенс и Фейт промыли рану на голове Ника. Мак устроил абуэлу так, как велела Эстреллита.
Два дня и две ночи Ник и абуэла лежали неподвижно, не приходя в сознание. Это были длинные дни и очень длинные ночи. Никто толком не спал.
На второй день Стивенс и Мак отправились поохотиться. Чтобы добыть мяса на обед, утверждали они, но, по правде говоря, все потихоньку сходили с ума, живя в такой тесноте, не слыша ничего, кроме едва различимого дыхания больных.
Вечером второго дня Мортон Блэк напомнил Фейт, что привез ей письма от родных, и она с благодарностью читала и перечитывала их, немножко улыбалась, много плакала и зачитывала отрывки остальным.
В каком-то смысле письма утешили ее, но, с другой стороны, заставили почувствовать себя такой далекой. Их заботы и интересы были из другого мира. Мир Фейт лежал на кровати, безмолвный и недвижимый.
На рассвете третьего дня на несколько мгновений Ник проснулся. Он пробормотал что-то, и Фейт подлетела к нему. Его глаза открылись, он уставился на нее, словно пытался вспомнить. Затем сказал: «Доброе утро, миссис Блэклок», и, закрыв глаза, заснул теперь уже нормальным сном.
– Доброе утро, мистер Блэклок, о, очень доброе утро, мой дорогой мистер Блэклок, – всхлипнула Фейт, целуя его лицо, руки и снова лицо. Она оставалась с ним целый день, наблюдая, как он спит. Наконец, измотанная, уснула, держа руку мужа в своих руках.
На закате того же дня абуэла умерла.
Все поняли это, когда Эстреллита издала протяжный стон и начала натирать лицо золой из очага. Фейт поспешила к ней.
– Ох, Эстреллита, – начала она.
Эстреллита подняла глаза. В свете огня вид у нее был безумный и языческий.
– Ты обещала мне, что он не убьет ее, но он убил. Убил!
До Фейт не сразу дошло, что она имеет в виду.
– В своем сне я видела их, кровь у нее на груди, кровь у него на руках. Ты помнишь, Фейт?
Ее слова поразили Фейт словно удар. Она обещала ей, что Николас не убьет абуэлу, но теперь Николас жив и с каждой минутой становится крепче, а старуха мертва. Сон цыганки оказался вещим.
– Мне очень жаль, – прошептала она. – Я не знала, как это будет.
– Нет, девочка, – вмешался Мак. – Посмотри на лицо своей бабушки, Эстреллита. Скажи мне, что ты видишь?
Лицо абуэлы, казалось, разгладилось, будто все заботы и печали девяноста лет ушли прочь. На нем были написаны великий покой и счастье, словно в момент смерти она была вознесена в рай.
– Ты говорила, что приход капитана был предсказан. Твоя бабушка знала, что это близится, и хотела, чтобы это случилось.
Эстреллита горячо отмахнулась:
– Как ты можешь так говорить? Кто хочет умирать? Ни ты! Ни я! Никто!
Мак криво улыбнулся:
– Да, но мы молодые, моя красавица. У нас вся жизнь впереди. Если б ты была старой и тебе бы оставалось жить совсем немного, как бы ты предпочла умереть? Медленно, постепенно угасая, терзаемая болью и болезнью, превращаясь в беспомощное, зависимое существо... – Он помолчал, давая ей время осознать его слова. – Или быстро и красиво. В сиянии вечной славы, так, как мы видели три дня назад?
Эстреллита подняла на него застывший взгляд.
– Она умерла как королева воинов, девочка, – мягко сказал он. – Она сама выбрала свою смерть, и ты должна почитать ее выбор.
Слезы потекли по лицу Эстреллиты, оставляя за собой серые дорожки золы. Она прошептала:
– Si, она умерла как королева воинов.
Эстреллита отослала всех прочь, пока мыла и одевала свою любимую бабушку.
Ник еще нетвердо держался на ногах, поэтому под покровом пещеры они соорудили для него постель из соломы. Он лежал там, то засыпая, то просыпаясь, а Фейт почти не отходила от него.
Мак нетерпеливо вышагивал перед коттеджем. Ему хотелось предложить поддержку, утешение и любовь, но Эстреллита держалась холодно и надменно. Лицо ее было искажено, глаза припухли и покраснели от слез.
Она заговорила с Маком только однажды, и то не напрямую.
– Фейт, пожалуйста, скажи Тавишу и Стивенсу, чтобы выкопали могилу для абуэлы. Там. – Она указала вниз. – Рядом с Элджи.
Стивенс удивленно вскинул глаза.
– Рядом с Элджи?
Эстреллита вновь обратилась к Фейт:
– Да, она давно говорила мне об этом. А четыре дня назад сказала снова. Поэтому пусть копают.
Утром следующего дня Эстреллита появилась из коттеджа, одетая в ярко-красный наряд, живое впечатление от которого портила зола, покрывающая лицо, руки и волосы.
– Пора упокоить бабушку с миром.
Похоронная процессия была небольшой: только Фейт, Эстреллита и четверо мужчин.
– Ты не хочешь пригласить священника, Эстреллита, любимая? – спросил Мак. – Я поеду в Витторию и привезу его.
Эстреллита адресовала ответ Фейт:
– Не надо священника. Абуэла и я, мы... были частью деревни, но жили немного не так, как другие. Священник, он придет позже, благословит могилу. И деревенские женщины придут потом и помолятся за нее. – Она потерла припухшие веки кулаками. – Потому абуэла велела положить ее в землю рядом с Элджи. Деревенские женщины очень уважали абуэлу. Она помогала им с детьми, с болезнями, со всем. Женщины будут приходить каждую неделю, убирать могилу, приносить цветы, оставлять еду, произносить молитвы, разговаривать с абуэлой. Элджи и моя абуэла, теперь они никогда не будут одиноки.
Стивенс вытащил платок из кармана и громко высморкался.
– Спасибо, моя дорогая, – сказал он.
Похороны старой леди были тихими и очень трогательными. Мужчины отнесли абуэлу вниз, завернутую в ковер и положенную на деревянный настил Ник к тому времени уже почти полностью поправился и захотел внести свою лепту, отдать дань уважения абуэле, которая умерла ради того, чтобы он жил.
Они осторожно опустили ее в глубокую яму рядом с надгробием Элджи. Эстреллита положила пару отличных кожаных ботинок, вышитую шаль, юбку, черный котелок, медный чайник, чашку, ложку, кружку, нитку гагатовых бус и гость монет. Затем она накрыла все это белым шерстяным покрывалом, произнесла длинную речь на языке, на котором они говорили с абуэлой, затем наклонилась и бросила горсть земли в могилу. Остальные выходили вперед один за другим, каждый что-то говорил, произносил молитву или что-то личное. Каждый бросал в могилу горсть земли.
Мак вышел первым и вскоре после этого исчез. Ник был последним, кто встал рядом с могилой. Он не отрываясь смотрел вниз, на маленькую фигурку, завернутую в ковер. Это могла быть его могила, здесь, на чужом каменистом холме, рядом с Элджи, его дорогим другом. Что говорят человеку, который отдал свою жизнь, чтобы исцелить тебя? Ник был уверен, что не хватит никаких слов, чтобы отблагодарить ее. Он просто стал читать двадцать третий псалом.
– Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: он покоит меня на злачных пажитях...
Когда он заговорил, остальные англичане присоединились к нему, декламируя прекрасную молитву.
– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла...
Эстреллита начала всхлипывать, и Фейт ласково обняла ее, читая молитву и глядя невидящими глазами на эту долину смерти для абуэлы и Элджи, для всех молодых солдат, которые умерли здесь, далеко от дома и своих любимых.
А когда последние слова молитвы унес ветер, гуляющий в долине, раздался низкий стон, за которым последовали звуки неземной мелодии. Эстреллита подняла глаза, потрясенная, недоумевающая.
– Что?..
Ник объяснил:
– Это Мак. Он играет на волынке для твоей прабабушки. Это шотландская традиция. – Он прислушался. – Песня, которую он играет, называется «Цветы леса». Это традиционная похоронная, то есть песня для умерших. «Все цветы в лесу увяли».
– Как красиво, – всхлипнула Эстреллита. – Абуэле это понравится.
Они слушали. Музыка была печальной и трогательно-прекрасной. Мелодия эхом разносилась по долине и постепенно затихала в горах.
– Он привез волынку, думая, что будет играть на похоронах капитана Ника, – сказал Сгивенс на ухо Фейт, и, услышав это, она обняла Эстреллиту еще крепче.
Глава 16
Нежнее, чем ночной зефир,
И ярче, чем сиянье тысяч звезд.
Твоя любовь.
Кристофер Марлоу
После смерти требовалось соблюсти девятидневный траур. Такова традиция, объяснила Эстреллита Фейт.
– И я должна сделать все как полагается, проявить уважение. Я последняя женщина в нашем роду.
В течение этого периода она разговаривала только с Фейт, хотя Мак несколько раз пытался заговорить с ней. Эстреллита не общалась с ним никаким способом, отказывалась даже смотреть на него. Выглядела она пугающе. Она не мылась, лицо и руки были измазаны золой и сажей, а волосы оставались спутанными и грязными. Ее ярко-красная траурная одежда тоже вскоре порвалась, обтрепалась и покрылась сажей и золой.
Она занималась тем, что убирала из коттеджа все, что принадлежало ее бабушке. Она разбила все, что смогла, а остальное сожгла. Она не готовила и отказывалась от еды. Она не возражала, чтобы Фейт и Стивенс готовили для всех остальных, ведь они не были связаны ее традициями, но сама не делала ничего, что могло показать неуважение.
Отчаяние Мака нарастало, наконец на шестой день он застал ее одну, сжигающую еще какие-то бабкины вещи.
– Какие у тебя планы, Эстреллита, девочка? Капитан Ник и остальные планируют уехать через пять дней. Леди капитана творит, ты будешь носить траур девять дней, значит, к тому времени он уже закончится. Мне остаться или уезжать?
Она продолжала заниматься своим делом, словно его здесь и не было. Он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
– Я спрашиваю тебя еще раз, Эстреллита. Ты выйдешь за меня замуж?
Она отвернулась и ничего не сказала.
– Тебе незачем оставаться. И судя потому, что ты все сжигаешь, у тебя все равно ничего не останется. Поэтому поехали со мной, девочка, мы поженимся. – Он притянул ее к себе и, не обращая внимания на измазанное золой лицо, наклонился, чтобы поцеловать.
Она вырвалась, осыпав его пинками и тумаками, и в ярости прошипела:
– Ты! Не заговаривай со мной! Ты проявляешь неуважение! В любом случае это я выбираю. Я, Эстреллита! Не мужчина!
Мак стиснул кулаки.
– Неуважение, да? – Он фыркнул. – Когда мужчина просит грязную маленькую ведьму выйти за него замуж? Да многие бы не стали утруждать себя такими любезностями!
Вместо ответа она с надменным безразличием тряхнула волосами и зашагала прочь.
Он посмотрел ей вслед, выругался и пнул камень с края скалы, с угрюмым выражением слушая, как он с грохотом покатился вниз. Когда злость немного улеглась, Мак вернулся к остальным.
– Она не говорит, что будет делать. Не знаю, останется она или поедет с нами.
Ник сочувствующе посмотрел на него.
– Ну, должно быть, это тебе решать. Теперь ты волен выбирать. – Он взял Фейт под руку. – Прошло шесть дней с тех пор, как все произошло. Конечно, еще пока рано говорить...
– А я верю, – прервала его Фейт. – Она действительно излечила тебя. Доктора не знали, что осколок шрапнели давит на твой мозг. Но теперь, когда он вышел...
– И как, черт восьми, она это сделана, я никак не могу сообразить.
– Разве это имеет значение? – спросила Фейт. – Главное, ты здоров, и мы можем... – Лицо ее сморщилось, но она овладела собой и продолжила: – Мы можем строить свою жизнь. Свое будущее. – Глаза ее наполнились слезами, иона спрятала лицо на груди мужа и обняла его. В последнее время она стала такой плаксивой! Учитывая обстоятельства, это неудивительно, но в самом деле, почему у нее сейчас глаза все время на мокром месте, ведь муж выздоровел, и будущее выглядит таким безоблачным?
Она с изумлением дотронулась до своего живота. Неужели абуэла права и в этом?
– Как вы поедете, капитан? – спросил Стивенс.
Николас погладил волосы Фейт.
– Мы поплывем из Бильбао.
– На корабле? – в один голос воскликнули Мак и Стивенс. – Вы?
Николас состроил гримасу.
– Я смогу это выдержать, потому что хочу вернуться как можно быстрее. – Он печально покачал головой. – Блэк говорит, мама знает о моей болезни. Она будет ждать со дня надень известия о моей смерти. Чертов трепач этот доктор!
Последовало короткое молчание, затем Мак сказал:
– Стало быть, я теперь вам не понадоблюсь.
Ник покачал головой:
– Никогда не думал, что буду так рад уволить человека.
– Ага, капитан, а я никогда не думал, что буду так радоваться увольнению! – Он хлопнул Ника по спине.
– Конечно, – сказал Ник, – если ты решишь приехать в Англию, тебя всегда будет ждать работа. Надеюсь, ты знаешь об этом.
Фейт пыталась вникнуть в суть разговора.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что уволил Мака с работы? С какой работы?
Последовало неловкое молчание. Мак поспешно проговорил:
– А, ну это просто организация путешествия и все такое, миссис.
– Тогда почему ты не понадобишься на обратном пути? Я полагаю, ты будешь очень необходим, если Николас свалится с морской болезнью.
– А, да... но Стивенс может позаботиться об этом, – сказал Николас.
– У Стивенса свои обязанности, – возразила Фейт.
Снова молчание.
– Думаю, теперь уже можно сказать ей, капитан, – пробормотал Стивенс. – Теперь-то этого не случится.
Фейт перевела взгляд с одного угрюмого лица на другое и медленно сказала:
– Теперь, когда Николас не умрет?
Мак внезапно решил, что костер из вещей абуэлы срочно требуется пошевелить. Николас проговорил нарочито бодро:
– Стивенс, я думаю, у тебя много работы, мы планируем выехать через несколько дней. Мак, что бы ты ни выбрал, я одобрю твое решение. – Он отпустил Фейт и пошел в пещеру проверить лошадиную сбрую.
Фейт остановила Стивенса, когда он проходил мимо нее.
– Скажите мне, Стивенс.
Стивенс заколебался, затем медленно проговорил:
– Помните того зайца, мисс? Не выносит страданий живого существа наш Мак. – Он со значением посмотрел на нее и прошел мимо.
Фейт почувствовала, как сжался желудок, когда невысказанное значение этих слов проникло в ее сознание. Николас приехал в Испанию, чтобы умереть, и Мак должен был позаботиться, чтобы он не страдал.
О Боже! Какой кошмар предстояло пережить этим трем мужчинам! Одному – умереть, второму – убить, а третьему – смотреть на все это. Слава Всевышнему за абуэлу Эстреллиты. Слава Всевышнему за то, что они вообще встретили Эстреллиту. Слава Всевышнему за то, что капитан корабля поверил, что она может выстрелить. Так много всего, за что надо быть благодарной. Она прочитала несколько быстрых благодарственных молитв. А потом приняла решение не переживать из-за того, чего они все избежали. У нее есть настоящее, о котором нужно думать, и их с Николасом будущее, к которому нужно стремиться.
– Я не хочу, чтобы ты осталась тут одна, девочка. Поехали со мной. Тебе не обязательно выходить за меня, я даже не прикоснусь к тебе, если это то, чего ты хочешь.
Эстреллита гневно зыркнула на него и прошла, не сказав ни слова.
Он пошел следом.
– Я не давлю на тебя, девочка, но я сойду с ума, думая, что ты одна и нет ни родных, ни мужчины, чтобы защитить тебя.
Эстреллита обратилась к воздуху:
– С чего бы мне хотеть ехать со здоровым, тупоголовым, волосатым кустом, который даже не знает, что такое уважение!
Мак вскинул руки в отчаянии и ярости.
– Ну что ж, если ты так это видишь! – проорал он ей вслед и ринулся прочь.
Когда в тот вечер остальные сели обедать, взгляд Эстреллиты выдал, что она заметила его отсутствие, и то, сколько раз она скользила к двери, сказало Фейт, что цыганка беспокоится, хотя и ничего не говорит.
Мака не было следующие два дня, и с каждым днем Эстреллита выглядела вес более встревоженной. Но всякий раз, когда Фейт пыталась поговорить с ней, цыганка просто пожимала плечами и делала вид, что ей все равно.
– Но почему ты даже не разговариваешь с ним? – вступилась она за Мака.
Эстреллита с изумлением посмотрела на нее.
– Из уважения, конечно. Женщины и мужчины не должны разговаривать между собой, пока не пройдет девять дней. – Она говорила так, будто это очевидно и понятно любому дураку.
– Конечно, – мягко сказала Фейт. – Но у нас нет такого обычая, Эстреллита. Мак думает, что ты злишься на него, что он тебе не нравится.
Эстреллита пожала плечами, как будто ей было все равно:
– Я злюсь. Он не проявляет уважения. Если он не может подождать всего лишь каких-то девять дней, значит, не любит меня.
Фейт решила найти Мака и рассказать ему. Она не думала, что сможет уладить разногласия между двумя такими вспыльчивыми людьми, но надеялась, что Мак поймет, что отказ Эстреллиты разговаривать с ним – часть ее траурного ритуала.
Но Мак как сквозь землю провалился.
На утро десятого дня Эстреллита появилась из коттеджа совсем другой. Она вымылась с головы до ног и выглядела свежей, юной и сладко пахнущей. Ее волосы, вымытые и расчесанные, блестящими локонами ложились вокруг лица и стекали по спине. Она была одета в новую черно-красную расклешенную юбку и свежую белую блузку с вышивкой.
– Эстреллита, какая ты красивая! – воскликнула Фейт.
Эстреллита погладила свою новую одежду и сказала почти застенчиво:
– Все до последней нитки должно быть новым. – Ее глаза обежали пространство вокруг, словно искали кого-то.
– Его еще нет, – сказала ей Фейт. – Но я уверена, что он вернется. Он не уедет, не попрощавшись.
Эстреллиту охватило сомнение. Его не было видно со дня их последней ссоры. И даже ночью он не вернулся.
– Мы завтра уезжаем, – сказала ей Фейт. – Ты должна решить, поедешь с нами или нет. Я бы очень хотела, чтобы ты поехала, моя сестра дороги. – Она быстро обняла ее. – Но решение должно быть твоим. Деньги у тебя будут. Ты вольна выбирать.
Эстреллита нахмурилась и отступила назад.
– Я не хочу твоих денег!
Фейт тронула ее за руку.
– Ш-ш-ш... Я обещала твоей абуэле, что позабочусь о тебе. Я не могу заставить тебя поехать в чужую страну, Эстреллита, хотя и надеюсь, что ты поедешь. Но я буду настаивать, чтобы ты взяла деньги. Одинокая женщина должна быть предусмотрительной, я знаю, нет ничего хуже, чем быть одной и без денег.
– Есть, – угрюмо пробормотала Эстреллита.
– Ну да, но ты возьмешь эти деньги, Эстреллита. – Это твое приданое. Подарок от меня во имя твоей бабушки, за спасение жизни моему мужу. – Это совсем другое дело. Это то, что Эстреллита могла принять, не поступившись своей гордостью. – Значит, мы договорились?
Эстреллита ворчливо согласилась.
Но от Мака по-прежнему не было ни слуху ни духу, и с каждым часом Эстреллита выглядела все более и более встревоженной.
Солнце закатилось, на темном бархате ночного неба начали загораться звезды. Они вкусно и плотно поели, и в этот раз Эстреллита ела все, но без особого удовольствия. Уголки ее губ были скорбно опущены, а глаза потемнели от печати. Мак не вернулся.
Никто не поднимал эту тему, но все начали беспокоиться. Рано утром они должны уехать.
Но когда луна показала свой бледный лик над горными вершинами, неземные звуки наполнили мягкий ночной воздух. Это были звуки волынки.
Эстреллита выпрямилась, лицо ее внезапно засветилось, словно внутри вспыхнул огонь.
– Что это за песня? – спросила она. – Красивая.
– Это «Песнь любви», – тихо отозвалась Фейт.
Она запела:
– «Одинок я наяву». О, как красиво, – Эстреллита вытерла глаза. А что значит «брайо-хей»?
Быстролетней летних дней,
Милой юности нежней, брайо-хей,
Ты пришла – и всех резвей Ты умчалась прочь.
Листья пали на траву,
Одинок я наяву, брайо-хей,
Тщетно сон к себе зову
Напролет всю ночь.[11]
– Я не знаю. Это – шотландское наречие. Тебе придется спросить у Мака, – сказала Фейт и продолжила петь.
Эстреллита шмыгнула носом и поднялась.
– Это очень красивая песня. Глупец! Если ему одиноко без меня, зачем прятаться? – И она исчезла в темноте.
Фейт восторженно вздохнула.
– О, я надеюсь, у них все наладится, Николас.
– Я тоже, любимая. Сегодня чудесная ночь. Мы, конечно, можем сидеть здесь и предаваться бесплодным размышлениям, а можем пойти на улицу и... полюбоваться на луну. – Он пылко поцеловал ее.
Сердце Фейт наполнилось радостью. Она поняла его намек.
– О да, любимый, давай пойдем, полюбуемся на луну. – И они вышли, обнявшись, подлунный свет.
Эстреллита забралась на гору, следуя за звуками волынки. На открытом пятачке, окруженном низкими деревцами, она увидела одинокого волынщика, высокого и сильного, стоящего среди ночных теней. Внезапно она почувствовала странную робость и затаилась в темноте, ожидая, когда он доиграет красивую песню. Затем сделала несколько шагов в круг, чтобы лунный свет полностью осветил ее.
Мак заметил ее и отложил волынку. Инструмент печально вздохнул. Мак выпрямился и сложил руки на груди.
Он не подойдет к ней, поняла Эстреллита. На этот раз она сама должна прийти к нему. Она сделала глубокий вдох и пошла ему навстречу. Она приблизилась, чтобы видеть его лицо, и остановилась как вкопанная.