Грин Джордж Д.. Присяжный заседатель

   Включается автоответчик. Мужественный баритон Славко вещает: “Детективное агентство Черника. В настоящий момент в офисе никого нет, но…”
   Противный голос, думает Славко. Нечто среднее между брачной песней игуаны и скрипучей дверью. Славко затягивается сигаретой, а потом погружается в воду с головой, но голос автоответчика слышно и там.
   Потом раздается нечто необычайно мелодичное, и Славко сразу выныривает. Совершенно ангельский голосок сообщает, что его владелицу зовут Сари Ноулз. Какое чудесное имя. Сари Ноулз диктует свой номер телефона, а потом произносит следующий текст:
   — …Понимаете, мне… Как бы это сказать… Нужна ваша помощь. Дело не то чтобы срочное… И я знаю, что уже поздно… Вообще-то, я про вас ничего не знаю… Наткнулась на ваше имя в телефонной книге…
   — Алло. (Славко уже у телефона.)
   — Алло, это мистер Сирник?
   — Не Сирник, а Черник. Я был в ванной, извините, что заставил ждать.
   — Ой, я не надеялась даже, что вы еще на работе.
   — Ничего, все в порядке.
   Славко мерзнет. Поэтому, не выпуская из руки трубку, он закрывает дверь в коридор, ложится на матрас, заменяющий ему кровать, и кутается в одеяло. Интерьер офиса такой: вчерашняя газета, коробка печенья, замызганный номер “Пентхауса”, телефонный аппарат. Больше ничего.
   — Да, мэм? Чем я могу вам помочь?
   — Я и сама не знаю.
   — У вас неприятности?
   — Нет, ничего противозаконного. Просто… — Голос стихает.
   — Вы замужем?
   — Нет.
   — Это касается вашего приятеля? — Глубокий вздох.
   — Да.
   — Какие-нибудь проблемы?
   — В общем, да.
   — Вы не знаете, где он?
   — Нет, дело не в этом. Ничего особенного не случилось…
   — Вы подозреваете, что у него есть кое-кто еще?
   — Дело в том, что я вообще понятия не имею, чем он занимается. — В голосе звучат слезы. — Он ничего мне не говорит. Я только знаю, что он все время занят, все время работает. Он управляет потребительским фондом, и я знаю, что у него действительно много работы. Но в последнее время я только и слышу, что о новом клиенте. Кажется, это женщина.
   — И вы ревнуете, да?
   — Черт! Это совершенно на меня не похоже. Я ведь знаю, что уже поздно, я могла бы подождать с этим звонком до утра. Но я не могу уснуть, не нахожу себе места. Я совершенно расклеилась. Ведь я — деловой человек, у меня собственное бюро путешествий. Я умею держать себя в руках, я…
   — Я все понимаю. В жизни всякое бывает. Могу я задать вам вопрос, мисс…
   — Сари Ноулз. Можете звать меня просто Сари.
   — Так вот, Сари, можете не отвечать на мой вопрос, но я хотел бы знать, ходите ли вы к психоаналитику? — Молчание. — У вас сейчас такой сложный период, — начинает объяснять Славко. — Вот я и подумал…
   — Какая вам разница? Если он встречается с кем-то еще, если я его теряю… — В голосе женщины звучит страх. — Мне совершенно все равно, чокнулась я или нет.
   Эта интонация Чернику хорошо знакома. Можно считать, что клиент в кармане. Приходилось ли вам чувствовать, что стены вашего дома дрожат и вот-вот рассыпятся? Что ваша любовь умирает? Что жизнь насквозь прогнила и ее тяжелая кровля, того и гляди, обрушится вам на голову? Что к вам со всех сторон подступает одиночество?
   Если да — скорей звоните частному детективу.
   Вы ведь уже поняли, что главная причина ваших страданий — неосведомленность. Чего вам больше всего хочется — так это услышать правду. Так звоните же детективу, не теряйте времени — он докопается до правды.
   На самом деле вы совершите поступок, глупее которого не бывает.
   Ведь настоящая правда состоит в том, что детектив не раскопает для вас ничего хорошего. Если уж ваша любовь дала трещину, мэм, разве способен ее заделать какой-то частный сыщик? Если бы я был честным человеком, я бы сразу вам об этом сказал. Повесил бы трубку, не стал бы морочить голову.
   Но Славко говорит:
   — Так что именно вам нужно? Чем я могу помочь вам, Сари?
 
   Энни сидит на кровати. Три часа ночи. Работает телевизор, показывают телешоу, но Энни не смотрит на экран. Ее взгляд устремлен чуть выше — там на обоях пятно. Лишь когда в телевизоре бьют в гонг, Энни автоматически смотрит на экран. Жаль только, в гонг бьют не часто. Смысл происходящего на экране от нее ускользает.
   Во всех комнатах горит свет. Радио включено на полную громкость — передают мелодии рэгги: бас-гитара, ударник. Энни забыла выключить радио, когда включала телевизор.
   Думает она о том, что неплохо бы забрать домой Оливера. К сожалению, слишком поздно, она перебудит весь дом. Оливеру будет стыдно перед своим другом. Нужно ждать до утра. С Оливером все в порядке, до утра ничего не случится.
   До Энни смутно доходит, что шоу закончилось и началась какая-то другая программа, но сил сконцентрироваться у нее нет.
   Звонит телефон. Неужели ты, сволочь, забыл сообщить мне какую-нибудь пакость? Очередная угроза? Придумал какую-нибудь новую пытку? А вдруг это Оливер?
   Энни снимает трубку.
   — Да?
   Плохо слышно — хрип, треск. Потом мужской голос:
   — Энни, это ты? Как у тебя дела?
   Черепаха! Он говорит:
   — Ты работаешь? Или у тебя любовное свидание?
   — Черепаха! Как ты поживаешь?
   — У меня все в порядке.
   — Погоди!
   Она выключает радио, выключает телевизор. В доме становится очень тихо, только слегка потрескивает в телефонной трубке. Черепаха звонит из Гватемалы. Очевидно, добрался до телефона в каком-нибудь ближайшем городке. У него в клинике телефона нет.
   — Тебя плохо слышно, — говорит она.
   — А теперь? — кричит он.
   — Теперь лучше!
   Она так рада, что он позвонил, чуть не плачет.
   — Мне пришлось везти ребенка в большой госпиталь, и я вспомнил, что мы с тобой давно не разговаривали. Когда я тебе звонил в последний раз?
   — Не помню. Кажется, весной.
   — Ну, как ты? — спрашивает он.
   — У меня все в порядке, — упавшим голосом отвечает Энни.
   Всякий, кому я расскажу, окажется в смертельной опасности…
   Этого допускать нельзя. Нужно поскорее прервать разговор, пока Зак Лайд не узнал, кто звонит и откуда. Он наверняка подслушивает. Неужели? Неужели он сидит в наушниках и прислушивается к каждому сказанному слову?
   Вне всякого сомнения. Нужно повесить трубку.
   Но Черепаха обязательно позвонит снова. Отключить телефон?
   Нет, от Черепахи так просто не отделаешься. Если он не сможет дозвониться, то начнет беспокоиться. Первым же автобусом поедет в аэропорт, сядет на самолет…
   — Энни, я помню, что у тебя должна быть выставка, верно? Она открылась еще в прошлом месяце, да?
   У меня нет выбора.
   — Ну и как? Эти козлы, художественные критики, сообразили наконец, насколько хороши твои работы?
   Нужно поскорее кончать разговор.
   — Черепаха, у меня нет желания с тобой разговаривать.
   Помехи на линии, диковинные хрипы, словно дикие звери из пустыни выстроились в шеренгу по всему телефонному проводу до самой Гватемалы.
   — Я не вовремя звоню?
   — Ты вообще больше не звони. У нас с тобой все давно кончено. Мы попытались остаться друзьями, но не вышло. Теперь у меня есть другой человек, понял? И ему не нравятся твои звонки. Мне они тоже не нравятся.
   Тишина, прерываемая лишь хрипом и треском. Может быть, он повесит трубку сам? Но нет, Черепаха вздыхает и говорит:
   — Извини, Энни, я не знал.
   Он еще извиняется. Я веду себя с ним, как последняя стерва. Поэтому-то у нас с ним ничего и не вышло. Ты слишком хорош для меня, Черепаха.
   — Ладно, не переживай, — говорит она. — Просто оставь меня в покое, понял?
 
   Учитель лежит в кровати, погруженный в полудрему. Селектор настроен на канал 4: спальня Энни Лэйрд. Он слышит, как она кладет телефонную трубку. Молодец какая — даже не плачет.
   Должно быть, ей больно вот так расставаться со старым другом. Учитель гордится своей подопечной.
   Раздается скрип ее кровати, потом шаги. Куда это она собралась? Энни, тебе лучше поспать, думает Учитель. Я знаю, это нелегко, но утром все покажется не таким уж страшным — сама увидишь. Да и мне поспать не мешает.
   Он переключается на канал 1 (кухня). Какой-то шорох. Кажется, она надевает куртку. Хлопает дверь. Потом ничего. Учитель подкручивает громкость. Слышит тиканье часов, ровный гул холодильника. Потом доносится шум автомобильного двигателя.
   — Энни, — шепчет Учитель. — Вернись домой. Пора спать.
   Учитель устал. Он ждет звонка от Эдди, который дежурит в машине возле дома — на случай, если Учитель ошибся и женщина попытается сбежать. Но Учитель знает — он не ошибся.
   Вот и телефонный звонок.
   — Винсент, она садится в машину, собирается куда-то ехать, — докладывает Эдди. — Понятия не имею, куда она собралась.
   — Я знаю, — говорит Учитель.
   — Куда?
   — К дому Джесса Грабовски. У нее там сын ночует.
   — Она что, хочет его забрать? Собирается смыться?
   — Не думаю. Полагаю, Эдди, она просто хочет быть поближе к своему ребенку.
 
   Десять минут спустя Эдди бесшумно подъезжает к дому, на почтовом ящике которого написано “ГРАБОВСКИ”.
   Энни Лэйрд сидит в своей машине — Эдди видит ее силуэт. Поэтому он не останавливается, проезжает мимо, а Учителю докладывает:
   — Да, ты прав, она здесь.
   Винсент не отвечает, он уснул. Тогда Эдди повышает голос:
   — Она здесь, говорю.
   — Хорошо, — отвечает Винсент.
   — Ты опять оказался прав.
   — Угу, — сонно мычит тот.
   — Но я этого не понимаю.
   — Чего ты не понимаешь, Эдди?
   — Я не понимаю, что за хреновина происходит? Какой смысл торчать рядом с домом, ведь с ребенком все в порядке?
   — Загадка, — хмыкает Винсент.
   — Нет, в самом деле. Почему она не пойдет и не разбудит его?
   — И перебудит весь дом?
   Эдди вынужден признать, что Винсент прав. Он думает: откуда Винсент может все это знать? Ведь у него нет собственных детей, однако он правильно вычислил поведение матери, а Эдди, хоть он и отец, ничего не понял. А Эдди — настоящий отец, дочку он вырастил практически один. Как получается, что Винсент всегда прав?
   — Эй, Винсент, — зовет он. Сонный голос отвечает:
   — Что?
   — Хочу спросить у тебя совета.
   — Хочешь совет? Советую: отправляйся спать. Ничего с нашей дамочкой не случится. Посидит немножко и поедет домой.
   — Нет, я не об этом.
   — А о чем?
   — Хочу посоветоваться насчет дочки, Розанны.
   Учитель вздыхает.
   — Валяй.
   — Ей уже четырнадцать.
   — Не четырнадцать, а пятнадцать.
   — Что?
   — Ей недавно исполнилось пятнадцать. Я посылал ей подарок на день рождения.
   — Елки-палки, Винсент! Так это ты ей прислал роликовые коньки? Она была от них без ума.
   — Я очень рад.
   — А она тебя поблагодарила?
   — Конечно.
   — Слава Богу. А теперь послушай, какая у меня проблема. Мне на днях позвонил ее врач. Розанна проходила обычную проверку, для школы. Так вот, врач сказал, что у нее, у моей дочурки…
   — Ну что там у твоей дочурки?
   — У нее проколоты губы влагалища, представляешь?! И вставлены два колечка, запертые на замочек. С ума сойти! Это значит, никто не сможет ее трахнуть, если у него нет ключа. Винсент, девчонке пятнадцать лет! Ты что-нибудь понимаешь? Я к ней с расспросами, и выясняется, что у нее самой ключа нет — он, видишь ли, у ее парня. Скажи, как зовут парня, требую я. Она ни в какую. Мне просто интересно, говорю я, что это за принц такой. Нет — и все. Розанна, говорю, у меня есть возможности выяснить, кто это, и без твоей помощи. И что ты с ним сделаешь, говорит, бросишь в речку? Я говорю: Розанна, дочка моя любимая, мать твою, я хоть раз в жизни тебя ударил? Она говорит — нет. Я говорю, а зря, следовало бы. Ты, говорю, дура ненормальная, тебе нужно мозги вышибить. Надо же додуматься до такого, себе на п… замок повесить! Сколько я с ней ни бился, так она мне имя своего парня и не сказала. Что мне делать, Винсент? Неужели я потерял свою девочку?
   Эдди едет по главной улице городка. Улица пуста, лишь один раз навстречу попадается патрульный полицейский автомобиль.
   — Не знаю, Эдди, — вздыхает Винсент. — Ты не пробовал ей мать подыскать?
   — Где ж я найду ей мать? Ты ведь знаешь, какой я урод.
   — Вовсе ты не урод.
   — Жирный, физиономия скособоченная — кто за меня пойдет?
   — В тебе много хорошего, Эдди. Поговорил бы ты со своими друзьями. Например, с Д`Аполито, владельцем ночного клуба. Пусть подыщет для тебя подходящую девчонку.
   — Хватит с меня шлюх. Мать моей Розанны тоже была шлюха. Как вспомню эту поганую Риту, так с души воротит.
   — Ладно-ладно. Главное, любишь ли ты свою дочь?
   Голос у Винсента звучный и какой-то потусторонний — только он умеет говорить таким голосом.
   — Люблю, — говорит Эдди.
   — Значит, все обойдется. Показывай ей свою любовь. Рано или поздно она снимет этот дурацкий замок. А пока утешайся тем, что она не трахается с кем попало. И давай прощаться, Эдди. Я спать хочу.

Глава 3
“КОГДА Я РЯДОМ С НИМ, Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ”

   Неделю спустя Энни сидит в зале суда и вместе с остальными присяжными переворачивает страницы расшифрованной магнитофонной записи. Совсем как в школе: теперь переходим на следующую страницу.
   С пленки звучит голос Луи Боффано. Микрофон был установлен в обувной мастерской, в районе Квинс. Слышно так себе — мешают помехи. Если бы не расшифровка, Энни почти ничего бы не разобрала. Но даже с текстом в руках понять смысл слов Боффано чертовски трудно: “Вот я и говорю ему, какого хрена, говорю? Он ко мне пришел, так? Ты понял, Поли? Он говорит, ни хрена, говорит. Не желаю, говорит, тебя видеть. Я говорю, ладно. Тогда, говорю, что за фигня там в строительной фирме? А он говорит, что успел потолковать с этим типом Уилтоном”.
   Потом раздается скрипучий голос Поли Де Чико. Голос скрипит что-то неразборчиво, но в тексте написано: “Кто?”
   Луи: “Или Уэлтон, какая к… матери разница? Ну не помню я, Уилтон или Уэлтон. Ты его знаешь?”
   Тут Поли Де Чико произносит нечто такое, что расшифровке не поддается. В тексте написано: “Неразборчиво”.
   Луи разглагольствует дальше: “Ну не знаю, не знаю. Кто его разберет, этого Уилтона-Уэлтона, прямо не знаю. А ты-то знаешь?”
   Поли сипло заявляет: “Он кусок дерьма”.
   Луи: “Кто? Уэлтон?”
   Поли: “Кто-кто?”
   Луи: “Или Уилтон. Так ты знаешь его или нет?”
   Поли: “Я не (неразборчиво). Ты про Вито, что ли?”
   Луи: “Вито, при чем здесь Вито? Ты меня слушаешь или нет? Все они сукины дети. И учти, Поли, это еще лучший из них. Мы еще с ним дерьма накушаемся, вот увидишь”.
   Поли Де Чико клекочет что-то невразумительное.
   Энни изо всех сил старается, но никак не может сообразить, о чем идет речь. Должно быть, сказываются бессонные ночи. Однако ей кажется, что никто в зале не понимает, о чем толкуют два мафиози — просто остальные не показывают виду. Каждый из присяжных внимательно смотрит в текст, все дружно шелестят страницами. Остальные участники суда делают то же самое — кроме Энни и Луи Боффано.
   У Луи скучающий вид. Пленку он не слушает, лениво постукивает ручкой по блокноту. Думая о чем-то своем, Боффано недовольно кривится. Потом отрывает кусок бумаги, комкает и сует в рот. Он что, плеваться собирается? Никто, кроме Энни, его не видит. Луи закидывает голову, смотрит в потолок. Потом вдруг высовывает язык, на кончике — комочек из бумаги. В зале все увлечены текстом, никто даже не рассмеялся. Разочарованный Луи выплевывает бумажку, обводит взглядом присяжных. Энни прячет глаза, но слишком поздно — Луи Боффано понял, что она его разглядывала.
   И тут вдруг текст приобретает вполне понятный и однозначный смысл.
   Луи Боффано говорит:
   “Я не понимаю, Поли, неужели этот козел думает, что от меня можно прятаться? Сальвадоре тоже думал, а где он теперь? Хренов Сальвадоре Риджио, наш неуловимый герой, а? Все говорили, что я до него не доберусь. Таких, мол, не убивают. Засел у себя в доме, двадцать головорезов, по забору проволока с током и все такое. Но я потолковал с Учителем, и он сказал мне: “Этот парень не хочет, чтобы его убили? Засел в доме и не вылазит? Никаких проблем. Мы сами до него доберемся. Выроем тоннель”. Помнишь, Полли?”
   Поли: “(Неразборчиво)”.
   Луи: “Я говорю Учителю: о`кей, говорю, хочешь рыть тоннель — рой. Прикончи этого сукина сына. Класс, да?”
   Поли: “Да, это был настоящий прикол”.
   Луи: “Жалко только, Сальвадоре не успел оценить юмор. И я не завидую этому козлу, который от меня прячется. От Луи Боффано не спрячешься. Так я говорю?”
   Поли: “(Неразборчиво)”.
   Луи: “(Неразборчиво)”.
   Поли: “(Неразборчиво)”.
   Энни снова смотрит на Боффано. Тот сидит с закрытыми глазами. Его защитник Боузмен кривится — ему не нравится то, что он слышит. Наверняка он и раньше знал, что в распоряжении прокурора имеется такая запись, но все равно приятного мало. Краешком глаза Энни замечает, что ее сосед слева неодобрительно качает головой.
   Энни знает, что эту пленку ей придется потом прослушать еще не один раз. Боффано, ты идиот, думает она. Ты бы еще напечатал официальное признание в журнале “Таймс”. Неужели ты думаешь, что после этого мне удастся убедить остальных присяжных в твоей невиновности? Трепло ты поганое!
   Стало быть, ты сказал этому своему Учителю: хочешь рыть тоннель — рой. Убей этого сукина сына. Молодец, нечего сказать.
 
   Славко сидит за ресторанным столиком с Сари Ноулз, которая на поверку оказалась сногсшибательной красоткой.
   — Стало быть, вы хотите, чтобы я для начала выяснил, куда он ходит по ночам? — подытоживает Славко. — Вас интересует, состоит ли он со своей клиенткой в интимных отношениях?
   — Да.
   — Какие-нибудь предположения есть?
   — О чем?
   — О том, куда он ходит.
   Она качает головой. Славко не сдается.
   — Ну хорошо, а что он вам говорит по этому поводу?
   — Ничего. Говорит, работа. Сделки. Я же вам говорила, он управляет потребительским фондом.
   — Почему вы ему не верите?
   Вопрос повергает Сари в задумчивость. Она проводит кончиком языка по губам.
   Такая знает себе цену, думает Славко. Только посмотреть на эти медовые волосы, рассыпанные по плечам. Так и вспыхивают, так и переливаются. Наверняка девчонка об этом знает. Вон как на нее уставился официант, да и двое мужиков за соседним столиком все глаза проглядели. Она на них — ноль внимания, а между тем наверняка в курсе. Должно быть, давно привыкла к такому отношению. Без него, поди, уже жить не может.
   Славко отмечает безукоризненность ее косметики. На девице шикарный деловой костюм с шарфиком от “Гермеса”. Видно, что, несмотря на душевное расстройство, мисс Ноулз не забыла приодеться и привести себя в порядок, все сделала для того, чтобы несчастный официант слюнями истек.
   Отхлебнув чаю, Сари пожимает плечами и говорит:
   — Я не знаю, почему я ему не верю. Вы считаете, я должна ему доверять?
   — Вы бы лучше задали этот вопрос ему.
   — Могу ли я ему доверять? Вы хотите, чтобы я спросила, не обманывает ли он меня? Ни за что на свете.
   — Почему?
   Она хлопает ресницами.
   — Я не могу задать ему такой вопрос.
   — Почему?
   — Не могу и все.
   — Я вас не понимаю.
   — Это потому что вы его не знаете.
   — А что в нем такого?
   — Это человек, которому такие вопросы не задают.
   — Почему?
   — Послушайте, вы со всеми своими клиентами так разговариваете?
   — Я так разговариваю со всеми потенциальными клиентами. Мы с вами еще не сговорились. Дело хлопотное, неясное. Я должен сориентироваться, разобраться что к чему.
   Она подсказывает:
   — Вы хотите понять, где факты, а где бабские фантазии?
   — Вот именно. Но если вам кажется, что я слишком пристаю к вам с вопросами...
   — Ничего, спрашивайте, — вздыхает она и простирает к нему ладони, как бы показывая, что ей нечего скрывать. — Понимаете, я не хочу, чтобы Эбен знал о моих… сомнениях. Он сочтёт это признаком слабости.
   — Как вы его назвали? Эбен?
   — Эбен Рэкленд.
   — Что это за имя такое? Сокращенное от Эбенезер?
   — Нет, его зовут Эбен.
   — Понятно. И этому вашему Эбену не нравятся слабые люди?
   — А кому они нравятся? Ревнивые, подозрительные. Думаю, что никому.
   — И вам тоже?
   Она бросает на него недоумевающий взгляд. Мол, какое это имеет отношение к делу? Славко и сам понимает, что никакого. Чего ты бесишься? — спрашивает он себя. Только из-за того, что Джули когда-то сказала, что терпеть не может слабаков, и ты подумал, что она намекает на тебя? Расслабься, обычный разговор с клиентом, больше ничего.
   Но вопрос, тем не менее, задан, и Сари на него отвечает, хоть и не сразу:
   — Да, наверно, сила меня привлекает больше, чем слабость. Несомненно.
   — Ясно. И Эбен Рэкленд человек сильный?
   — Не просто сильный, а могучий, — без малейшего колебания отвечает она.
   — В каком смысле “могучий”?
   Славко, ближе к делу, говорит он себе. Ты что, ревнуешь к ее приятелю? Запал на эту девчонку? Вообще-то, это на тебя похоже. Ты ничем не отличаешься от слюнявого официанта. Настоящий профессионал, ничего не скажешь. Она всю жизнь мечтала о таком, как ты — лысеющем неудачнике, страдающем болезненным любопытством. Но даже терзаясь самоуничижением, Славко продолжает гнуть свою линию.
   — Вы хотите сказать, что если бы он сейчас был рядом с нами, то разорвал бы меня на куски?
   Вопрос явно ставит Сари в тупик.
   — В каком смысле? Нет, Эбен совсем не такой. Он не агрессивный, если вы имели в виду это.
   — Сари, я не могу понять главного. Почему бы вам не послать этого парня к черту? Ну хорошо, он такой, сякой, замечательный, расчудесный, имя у него библейское и все такое, но ведь вы ему не доверяете. Нельзя быть счастливым с человеком, если ему не доверяешь. Так или нет? Зачем вам такой нужен? Найдите себе кого-нибудь другого.
   Сари смотрит в чашку, явно борясь со слезами. Потом спрашивает:
   — Вы знаете, что такое навязчивая идея? — И, не дожидаясь ответа, продолжает: — Я чувствую себя полной дурой. Чувствую себя ребенком. Посмотрите на меня — я взрослая самостоятельная женщина. У меня собственная фирма. Я в жизни не имела никаких комплексов. Я говорю себе: он часто работает по ночам, он работоголик, ну и что с того? Ведь когда он рядом со мной, я чувствую его любовь. А потом на меня находит, и я твержу себе: он встречается с кем-то еще. Эта мысль сводит меня с ума. Когда я рядом с Эбеном хотя бы пять минут, все мои сомнения исчезают. Этот человек видит тебя насквозь, он понимает абсолютно все. Когда я рядом с ним, я ничего не боюсь. Я вот сказала, что он могучий. У него душа могучая, понимаете? Да нет, где вам понять? Если он бросит меня, я просто умру. Но вам этого действительно не понять. С вашей точки зрения это полный абсурд.
   — Почему же, я очень хорошо это понимаю, — отвечает Черник.
   У Сари текут черные слезы. Она осторожно промокает глаза салфеткой. Зачем ей столько косметики? — думает Славко. Она и без косметики была бы хоть куда. Наверно, малюется для того, чтобы понравиться тому типу. Что ж это за ублюдок такой, если мучает такую девчонку?
   — Сари, я очень хорошо вас понимаю. Мне и самому приходилось переживать такое.
   Он накрывает ее руку своей ладонью, и она отвечает на рукопожатие.
   Потом Славко прощается и уходит, думая: я и сейчас от этого не избавился.
 
   Джесс в гостях у Оливера. Оба сидят, уткнувшись носами в дисплей. Оливер с помощью “мыши” рисует на экране дракона. Проблемы с клыком — он получается какой-то мелковатый, неубедительный.
   — Нарисуй здоровенный такой клычище, — говорит Джесс.
   — Ты хочешь здоровенный? — спрашивает Оливер.
   — Ага.
   — Здоровущий-прездоровущий?
   Оливер щелкает “мышью”, переводит курсор дракону под хвост и внезапно у чудовища вырастает огромный ярко-красный фаллос.
   — Ты псих, — говорит Джесс, но сам хохочет, потому что фаллос становится все больше и больше.
   — Хватит? — спрашивает Оливер.
   — Нет, давай еще!
   Тогда Оливер обматывает фаллос вокруг шеи дракона.
   — Вот теперь в самый раз, — кивает Джесс. На красном появляются желтые точки.
   — А это еще что такое? — интересуется Джесс.
   — Это у дракона триппер.
   — Дай-ка я! — Джесс хватается за “мышь”, но Оливер его отталкивает.
   — Подожди.
   У дракона на члене расцветают зеленые листочки, вырастают веточки. Борясь за “мышь”, оба мальчика заливаются хохотом.
   Вдруг Оливер замечает, что в дверях стоит мать. У нее странное, тревожное выражение лица, как во все последние дни.
   — Что это он здесь делает? — спрашивает она. Оливер уже не смеется.
   — Кто, Джесс? В каком смысле?
   — Ты должен сидеть и делать уроки.
   Голос у нее ледяной. Она так разговаривает, лишь когда у нее нервы на пределе. И никогда не позволяет себе этот тон в присутствии посторонних.
   — Мама, но еще шести часов нет…
   — Ты делай то, что я тебе говорю. И первым делом попрощайся со своим другом.
   У Оливера вспыхивает лицо, голос срывается:
   — Но это нечестно! Мы же только что…
   — До свидания, Джесс, — отрезает мать. Джесса моментально как ветром сдувает. У Оливера слезы на глазах.
   — Мам, зачем ты так?
   — Теперь скажи, кто изрезал всю газету? — не слушает его она.
   В руках ее газета с вырезанным квадратом.
   — Я, — отвечает Оливер, не глядя ей в глаза.
   — Ах вот как? А я думала, что мистер Слайви пробрался сюда среди ночи и искромсал всю газету. О чем была статья?
   Мать говорит с такой злобой, такой ненавистью, что Оливер теряет дар речи.
   — Это была статья о судебном процессе, так ведь? — продолжает она. — Я пролистала всю газету и никаких упоминаний о суде не нашла.