Гривз К. София

подавлять, не внушать чувства вины и страха, а волновать души людей,
заставлять их искать освобождения и представлять им пути его достижения.
Такова была Его главная миссия, и именно так Он и поступал.
Хотя Он и говорил: "Мое Царствие не от мира сего", - все же люди
хотели, чтобы Он основал империю или установил теократию сегодня или в
будущем.
Хотя Он и говорил: "Мое Царствие в вас самих", все же многие из нас
мечтали об идеальном граде где-то за пределами этой жизни, где только
мертвые узнают истину.
Хотя Он и говорил: "Царствие Божие повсюду на Земле, но вы его не
видите", многие верили, что мир по сути своей есть зло.
Хотя Он и говорил: "Царствие уже здесь, но вы этого не понимаете", люди
воображали, что Бог предстанет перед нами, возведет шатер и пригласит нас
войти, даже если они не попросят Его об этом.
Хотя Он и говорил: "Царствие Божие среди вас", и "Где двое и трое
сойдутся, любя, посередине, там и Я", и "Возлюби ближнего своего, как свою
душу, береги его, как зеницу ока своего", все же люди отворачивались от
ближних своих и всякий искал своего Царствия.
Хотя Он и говорил: "Пока вы не станете невинны, как дети, вы не войдете
в Царствие", все же мужчины и женщины думают, будто благодаря пышным
ритуалам, власти, титулам "священника" и "епископа", которые они дают друг
другу, или показному добру, самоистязанию, постам, беспутству во имя веры,
либо другим ухищрениям они попадут в Царствие.
В который уже раз мы понимали и толковали Его речи неверно, так, как
было выгодно и удобно нашему .мелкому тщеславию.
Вот почему я говорю, что хотя Он олицетворял Слово, Логос, силу Святого
Духа и одухотворил все Творение, хотя приблизил нас, и любил нас, и омывал
ноги своим ученикам, Иисус истинно должен был чувствовать Себя в этом мире
чужеземцем.

ГРОМ

Однажды мы пришли в деревню в Самарии. Было холодно. Нас встретили
равнодушно и подозрительно. Оказалось, что до нас там побывали некие
поклонники Митраса и еще одна гадалка-предсказательница с Севера, и они
вскружили головы молодежи своими необычайными историями. А старшие встретили
нас так холодно, будто им осточертели чужестранцы с их призывами к покаянию
и разговорами о спасении. Мы для них были лишь досужими болтунами, а не
носителями истины. Они полагали, что нас просто околдовали, причем не
священники, а несведущий в религии сын плотника.
Иисус в тот день все же говорил на базарной площади. Но из тех, кто
пришел послушать Его, одни в отдалении наблюдали за Ним, будто пришли
поразвлечься, и Он будто ублажал их какой-то ролью, другие дерзко
допрашивали Его. Кто-то, специально нанятый священниками, перебивал Его и
засыпал вопросами. Кто же действительно хотел что-то знать и вышел вперед,
не очень-то верили Ему и критиковали. Они желали чудес, но не главного чуда
- своего перевоплощения.
Все это привело меня и моего брата в ярость, ибо то были уже последние
дни Его служения, и Господь наш уже неоднократно доказал величие Своего
духа, подтвердил Свое божественное происхождение, и об этом
свидетельствовало каждое Его слово. Тем не менее эти люди желали знаков и
знамений, сверхъестественных явлений, и, не доверяя Ему, устраивали допрос
на каждом шагу или демонстративно выказывали свое равнодушие.
Но худшее было еще впереди. В соседней деревне люди не пожелали видеть
нашего Господа, не дав никаких объяснений. Мы с Иаковом были возмущены такой
враждебностью и леностью деревенщины: как они могли пренебречь нашим
Спасителем и, как я теперь понимаю, в какой-то степени и нами. Мы пошли к
Иисусу той ночью и спросили, не призвать ли огонь небесный и уничтожить этих
людей без следа, как бывало в дни Илии.
Но к нашему удивлению, Господь наш сурово осудил нас и сказал: "Не
думаете ли вы, что Я прихожу только к праведникам? или что Я говорю только с
самыми лучшими?"
Если человек безупречен, ему не нужны Мои речи и Мой пример: он это уже
слышал, уже делал так и уже очистился.
Но Я пришел для заблудших, ищущих истину.
Я пришел для детей, заблудившихся во время грозы в темном лесу, где
бродят духи, где гремит гром...
Я пришел для женщин, которым достались шипы, а не розы.
Я пришел для мужчин, которые своими словами и делами попрали цветы
жизни, а теперь, когда наступила ночь, кричат: "Мы не ведали, что творили!"
Я пришел для "Человека, который желает снять урожай радости, но сеет
только боль и печаль.
Я пришел для Человека, чья сокровенная мечта - освобождение, но он
денно и нощно вращает колесо желаний левой рукой и колесо поступков - правой
и потому страдает.
И вы должны не судить или миловать. Не сомневайтесь, наступит время
суда и Всемогущий Бог возгласит: "Вот столько, и столько - и не более", - но
это время еще не пришло. А ваше дело спасать: сначала себя, потом других, а
не осуждать. Ваше дело нести Божье сострадание: всеми средствами, в любом
виде, во все времена.
Потом Он улыбнулся и назвал нас Воянергес, то есть "сыновьями грома",
из-за нашего гнева на жителей той деревни.
Однако Он знал, что в нашем гневе все же была толика чистоты, так как
мы разгневались за неуважение к Нему, и толика недоумения, так как для нас
было непостижимо, что люди могут отворачиваться от Его Евангелия, несмотря
на все ими услышанное и увиденное, и что Бог почему-то не может растрогать
души этих людей, дабы они пошли за ним, устилая Его путь пальмовыми листьями
и осыпая цветами. И посему Он сказал: "Мужчина и женщина могут сами свободно
решить, служить ли рабски своему мелкому тщеславию и убеждениям, если они
того желают. Сын Человеческий пришел не для того, чтобы отнять у них эту
свободу, а чтобы ее преумножить". И я понял Его так, что если они сами не
предпочтут свободу Духа, то даже Бог со всеми Своими ангелами и властью не
лишит их свободы следовать своим желаниям. Не потому, что Он не смог бы
этого сделать, если бы пожелал, но для того, чтобы человек сам имел свободу
выбора между рабством и освобождением: это было частью той формы Вселенной,
в которую Святой Дух облек ее, и Бог не станет по Своей воле менять ее.
Услышав Его слова, я задумался и более не испытывал к жителям той
деревни ни антипатии, ни симпатии, а лишь жалел их за нищету духа, за их
несчастье и их судьбу.

ВИНА

Было время, когда я стал бояться и стыдиться в присутствии Господа.
Когда Он говорил о человеке, который зарыл талант, полученный от богача, я
думал о себе. Когда Он говорил: "Благословенны чистые сердцем", я видел свою
душу погруженной во тьму гнева и желаний. Когда Он говорил о "месте, где
стон и скрежет зубовный", я воображал неприступных, безжалостных ангелов, в
гневе препровождающих меня туда. Короче, я видел в своей особе средоточие
всех грехов человечества, и, хотя Господь Иисус был рядом, я не мог
приблизиться к Нему. Я не был более "Сыном грома", как Он называл меня, но
ослабел от беспричинного и смутного страха.
Иисус не говорил ничего.
Мы много путешествовали в то время, и ежедневно, где бы мы ни были,
толпы людей бросали свои насущные дела и приходили послушать Иисуса. Я
чувствовал себя чужим среди них. Некоторые чтили меня как спутника нашего
Господа, но чем больше почтения они выказывали мне, тем больше я чувствовал
себя актером, который в любую минуту будет разоблачен как самозванец. Самый
ничтожный из них по сравнению со мной казался великим либо в своей уверенной
добродетели, либо в неведении своего несовершенства. Я видел надежду в их
глазах, улыбки на их губах, когда они шли домой после проповеди Христа, а я
чувствовал, что предал себя самого и Бога, потому что все вокруг меня были
счастливы, и только один я, как мне казалось, страдал. Я пытался
успокоиться, твердил, что не желаю зла и ищу истины, что надо верить, ибо
вне сомнений ученики и я сам были его избранниками среди всех людей... И все
же счастливым я себя не чувствовал, несмотря на свою избранность, а из-за
этого испытывал еще большую вину, которая не отпускала мою душу. И все же
Иисус ничего не говорил.
В снах своих я видел восхождение как опасный подъем. Мои товарищи
достигали вершины с легкостью, но когда подходила моя очередь идти вперед,
тропа сужалась, склон внезапно становился крутым, вокруг летели острые
обломки скалы; я не мог сдвинуться с места от страха упасть в пропасть.
И вот однажды Иисус отвел меня в сторону и сказал: "Иоанн, чего ты
боишься?
Я не знал, что ответить, и подумал: ничего определенного, всего вообще,
Ему я сказал: "Тебя, Господи".
Ответ Иисуса прозвучал для меня неожиданно. Он только сказал: "Жил
когдa-тo царь, и однажды к нему пришли трое. Первым пришел утром принц из
далекой страны, с которой царь враждовал. Принца привели к царю, и тот был
поражен величием государя. Второго, мелкого преступника и грешника, царь
принял днем, чтобы поговорить с ним до того, как тот предстанет перед судом.
А третий был его сын, который любил царя. Его царь принял вечером.
Так вот, двое их этих людей боялись царя, а третий нет. Кто был
третий?"
Я ответил: "Его любящий сын". Иисус кивнул.
"А почему?"
Не задумываясь, я ответил: "Потому что он любил его".
"Ты так сказал. Потому что он любил его, а такая любовь не может
сосуществовать со страхом.
А разве сын был совершенен? Разве душа его не знала греха? Но он был
сыном своего отца и любил его. Он чувствовал в себе эту любовь, а не свои
грехи, поэтому и не боялся.
Итак, открой мне свое сердце и не бойся, - сказал Господин всех миров и
махнул рукой в сторону холмов над Геннисаретом, дремавших в вечернем свете.
- Как тебе не захочется, глядя на эти холмы, думать о червях, копошащихся в
грязи, так и Мне не хочется замечать черноту в твоей душе.
Итак, открой Мне свое сердце и не бойся.
Правду говорят: Я - Свет, который сам освещает душу. Но не бойся, ибо
он не только освещает, но и разгоняет мрак, и когда этот свет в твоем
сердце, он разгоняет все темное вокруг твоей души.
Итак, открой Мне свою душу и не бойся. Ибо Сын Человеческий жаждет
войти в сердца людей, но по природе Своей Он не может войти без
приглашения".

ВОДА

Иисус не волновался. Иисус, задумавшийся над каким-то вопросом или
трудной ситуацией, напоминал колодец, в который бросили камушек: ждешь
всплеска воды, но ни-чего не слышишь. Камушек падает, падает, но никак не
долетит до воды. Когда же берешь из этого колодца воду, видишь, что ее там
очень много. Вот так и Иисус реагировал на сложные проблемы и
обстоятельства: с внешней невозмутимостью. Он давал ответ и решал проблему
так, как было лучше для Духа всех тех, кто был к ней причастен. В Иисуса,
как в колодец, фарисеи бросали камень за камнем и ни разу не услышали плеска
воды, хотя люди постоянно и сполна черпали из него живую воду, чтобы
освежиться, омыться и утонуть.
Иисус держался внешне хладнокровно, или, как говорят, Его действия
нельзя было предсказать. Сталкиваясь с мирскими заботами, Он не обращал
внимания на пустяки, не волновался и не возмущался; никто не мог польстить
Ему или оскорбить. Не выказывая эмоции, Он, скорее, был свидетелем
происходящего и действовал, побуждаемый Своим собственным бесконечным
состраданием. Импульсом к действию служило для Него не взаимодействие с
миром, а был Он сам.
Можно даже сказать, что Он вообще не действовал, а, как сам Он
выражался, во всем следовал воле Своего Отца. Не он, а Отец действовал через
Него. Когда Иисус говорил, двигался или решал, по какой дороге идти или что
сделать, Он не задумывался, не медлил и не колебался, не отделял предмет от
цели. Мы говорим: "Я сделаю то" или "Я сделаю это", а Иисус просто делал.

БЕЛИЛЬЩИК

Я думаю, нашего Господа ничто так не радовало, как хорошее отношение
Его учеников друг к другу. У духовных учителей обычно было один-два ученика,
а Он обращался к толпе. Искатели истины обычно удалялись от мира, уединялись
в горах или пустыне, а Иисус шел в самую гущу повседневной жизни, где и
творил свое дело.
Он прославлял нашу невинность как основу единения в любви, которая и
есть Дух. Именно поэтому Он утверждая, что даже смотреть на женщину с
вожделением во взгляде - уже прелюбодеяние. Это грех, который нельзя
совершать. Однажды в Иерусалиме Он пошел к белильщику Левию. На полу там
валялись разноцветные лоскутки, и Иисус велел нам подобрать и отдать их Ему.
Он бросил их в ближайший чан, и когда по приказу Левия рабочие вынули их, то
они все оказались белыми.
И Иисус сказал: "Вот так и Сын Человеческий пришел, как белилыцик, дабы
объединить и очистить".
Мы думали о том, как люди разобщены, даже когда ищут истину, когда
спорят друг с другом о своей стране, о религии, о сути вещей. И в споре
ничего в них не напоминает о любви. Более того, мы были очевидцами, как
сторонники Христа начинали объединяться в секты и каждая из них ревностно и
непреклонно придерживалась какого-то одного аспекта Его учения: например,
как Он поклоняется Отцу, как далек от мира сего, как исцеляет и так далее.
Мы думали и о том, что Он, пожалуй, впадает в крайность, когда говорит:
лучше совсем не видеть, чем смотреть с прелюбодеянием; если твоя правая рука
заставляет тебя грешить, лучше бы ее совсем не было.
Если единство и целомудрие - условия вхождения в Царствие Божие, то
сколько же в таком случае туда войдет?
Об этом мы и спросили у Иисуса в тот день у белильщика.
Иисус засмеялся. Он показал на отбеленную ткань и сказал: "Сейчас время
проповедей, образов и притч, вот Я и показал вам образ. Но когда во всей
своей силе явится Утешительница, Она вас самих бросит в чан и вы выйдете
оттуда совершенно белые!"

МУЗЫКАНТ

Иисус любил слушать игру одного цимбалиста. Когда Господь наш был в
Иерусалиме, он иногда приходил в дом, где мы жили, и далеко за полночь
раздавалась его чудесная музыка.
Он играл, и нам начинало казаться, будто Время теряет свою власть над
нами и будто рабы на галерах переплыли наконец, через океан иллюзий и
достигли порта назначения, выйдя на бе-рег освобожденными. После одного
такого концерта Иисус, растрогавшись, сказал: "Есть левая и правая сторона,
но этот человек посередине. Есть левая и правая сторона, но этот человек
уравновесил обе, и получилось то, что вы слышите".
Слева - женщина, ночь и луна.
Слева - ритм.
Слева тот, кто живет эмоциями, кто понимает взаимоотношения и
преданность; тот, кто занят только своей любовью к мужу, или жене, или
семье; тот, кто забыв об истине, не думает о Единстве.
Слева - прошлое и все человеческие предубеждения; слева темнота, и
Страх и предрассудки; и налево идет тот, кто сам себя превратил в раба.
Справа же - мужчина, день и солнце.
Справа - мелодия.
Направо идет тот, кто рассуждает, кто думает о действии, цели, власти и
материи. Справа оказывается тот, кто честолюбив, суров и меркантилен, кто
больше заботится о деньгах, чем о чувствах других людей, кто больше
интересуется идеалом, чем реальностью.
Справа - иллюзии мелкого тщеславия.
Этот же человек - посередине, и его игра создает равновесие между
техникой и творчеством, страстью и разумом, между ритмом и мелодией, между
левым и правым.
И говорю вам: "Чтобы так владеть крайностями, которые и слева и справа,
надо сначала выйти за их пределы. Надо стать сначала Духом.
Итак, когда вы соедините две половины в единое целое, как это сделал
музыкант, тогда вы войдете в Царствие. Когда женское и мужское в вас друг
другу уподобятся и внешнее будет выражением внутреннего, то есть Дух и плоть
сойдутся в своем единстве, это будет означать, что вы вошли в Царство, где
звучит абсолютная музыка".

ТАНЕЦ

Мы поужинали и отдыхали на подушках в верхней комнате таверны. Иисус
страстно проповедовал нам о Царстве, ибо то были Его последние часы с нами.
Затем Он встал, запел гимн и повел нас танцевать.
Это происходило перед самым Его арестом.
Он пригласил нас на танец невинности и дружбы и заставлял каждого по
очереди повторять: "Я - Дух, а не плоть; я - Дух, а не разум; я - Дух, а не
эмоции; я - Дух, а не память; я - Дух, а не страдалец; память, разум и плоть
подвержены мукам, а кто свободен от них, тот не страдает, потому что он
воплощает радость".
Он вновь повторял: "Я - Дух, а значит - радость, я - Дух, а значит -
истина. Я - Дух, а значит - невинен. Я - Дух, а значит - знание. Я - Дух, а
значит - весь мир".
.Он повторял: "У Меня нет дома, но дом Мой повсюду. У Меня нет
имущества, но Мне принадлежит Вселенная". Oн повторял: "Я беззаботен, но
забочусь обо всем мире. Я свободен, но то, как воплощается свобода по Моей
собственной воле, и есть сострадание ко всему миру".
Думаю, что в этом танце, когда мы касались рук друг друга и собирались
в едином ритме вокруг нашего Господа, который оставался в центре, Он хотел
передать нам, что у Него нет предубеждений. Он хотел, чтобы мы поняли, что
это путь освобождения, а не порабощения; путь жизни и истины, а не догмы.
Когда кто-то направляет путника к его цели, то говорит: "Надо идти
туда, но не слишком далеко, а потом вон туда, и опять не слишком далеко;
нужно взять еду, но не слишком много, и по таким-то и таким-то приметам ты
узнаешь, что путешествие твое пришло к концу". Так и наш Господь пытался
рассказать нам о Царствии. Но последователи Иисуса вновь превращали Его
учение в самоцель, словно важна была дорога, а не золотой град, в который
она вела. Верно, что дорога важна, но та, которую Он указал нам как дорогу
жизни во всем ее единстве, а не та, которая отделена от повседневной жизни,
не та, на которую люди допускаются только через Церковь, не та, которую
охраняют священники и которая усеяна правилами и догмами.
Иисус шел по пути истины и жизни; однако для догматиков истина есть
догма, а жизнь кажется подчиненной смерти. Даже самого Христа они сводят к
Его действиям, которые предписаны доктринами, даже Иисуса они связали бы
догмами и прошлым. Но единственное, чем Он позволил связать Себя, так это
любовью.
Дабы показать нам, что Его путь свободен от предубеждений, радостен и
открыт для всех, Он пригласил нас на танец радости, братства и
непринужденности, в котором сам по себе наладился порядок, ибо путь вечной
жизни по своей природе не хаотичен, а упорядочен и милосерден.
Мы вышли в ночь.

РАСПЯТИЕ

Когда они вели Его к месту распятия, шедшие впереди римляне спрашивали
нас: как же Бог позволит, чтобы в него плевали бы, убили и издевались бы над
нашей верой?
Мы не возражали. Но все же я тоже хотел, чтобы в ту последнюю
бесконечную ночь в Гефсиманском саду Иисус призвал Свои силы и поразил Своих
врагов тут же на месте, чтобы слава Его (и наше сознание Его славы) прошла
бы по всему миру...
Я представлял себе ангелов с огненными мечами, спускающихся с небес и
подпаливающих дома священников, сам Храм... и тут я уснул под эти видения.
Но Иисус не спал. Он не воспользовался оружием, которое дал Ему Отец, и
не вознегодовал на Свою судьбу. Вместо этого в ту последнюю бесконечную ночь
в Гефсиманском саду Он спокойно принял решение идти вперед навстречу Своему
предателю и толпе главных священников, старейшин и палачей.
А они придут от имени Смерти, чтобы казнить Его, потому что у них самих
мертвы души и они сами рабы смерти.
Я тем самым хочу сказать, что Его палачами были те, кто перешел за
грань обеих крайностей, что слева и справа, а значит, себя предали Смерти.
Это были те, над кем властвовали предубеждения, кто жил в прошлом, кто
свои рутинные и закостеневшие взгляды и предрассудки навязывал живым. Так
было, когда они хотели запретить Господу исцелять в субботу.
Это были те, кто думал лишь о своем иллюзорном маленьком "эго", а не о
Духе. Если наши предубеждения - это отголосок прошлого, то наше маленькое
"эго" - отзвук будущего, которое никогда не удовлетворяется и вечно ищет
себя в будущем, обращено в будущее и живет им. Однако будущее всегда
нереально и тоже мертво.
Иисус же был олицетворением самой Жизни, реальной и вечной. Поэтому они
и пришли убить Его; ибо, поглощенные предрассудками и тенями прошлого, не
могли вынести свет настоящего в лице Иисуса. Столкнувшись с живой
светоносной сутью, они ощутили бремя собственного небытия и потому хотели
убить Его.

ПУТЬ

Он действительно Сам Себя распял.
Со стороны это выглядело иначе, но если вы знаете, кто Он на самом
деле, то согласитесь, что так оно и было: Он распял Себя.
Иисус хотел Своим поступком открыть путь в Царствие Божие внутри нас.
Этот путь был закрыт нашим маленьким тщеславным "эго" и предубеждениями.
Хотя немногие, подобно Иоанну Крестителю, открыли Его для себя благодаря
своей приверженности истине и раскаянию, но для массы людей Он был
недоступен, словно загорожен железным занавесом. Иоанн, как я слышал,
сказал: "Зачем это нужно? Правильнее было бы предоставить людям самим решать
свою судьбу, ибо они ничего не ведают о борьбе за истину, о раскаянии,
которое может очистить душу, и смеются над теми, кто истину ищет".
Но Иисус сказал: "Нет. Я пришел, чтобы это сделать, и сделаю. Сделаю в
Израиле, где находятся ведущие туда врата, в Иерусалиме, где лежит ключ к
тем вратам; сделаю это распятием, ибо нет другого способа".
Так Он и поступил - открыл путь в Царствие Божие во внутренней незримой
вселенной Духа, а мы только видели человека на кресте, окруженного в жаркий
день стражей и ворами, видели в осязаемом внешнем мире.

ВОРЫ

Я мысленно вижу тех двух воров, которые похитили нашу бдительность:
один подобен нашим предубеждениям, а другой - нашему маленькому "эго"; и
между ними Христос ведет напряженную внутреннюю работу, дабы заронить в наше
сознание свет Царствия Божиего.

ГОЛГОФА

Страдал ли Он?
Я не могу сказать.
Думаю, в тот день Он страдал и не страдал на кресте.
Лицо атлета искажено, его дыхание умерло, мускулы напряжены, ноги
подкашиваются, но его истинная суть сосредоточена на победе, а не на боли.
Происходило ли нечто подобное с Иисусом на кресте?
Я видел, как Его вели на Голгофу, и могу засвидетельствовать, что Он не
страдал, как страдал бы человек. Может ли вообще страдать Божество, как это
свойственно людям, ведь оно воплощение истины, а истина - это радость.
Но тем не менее, могу ли я утверждать, что Он совсем не страдал, если
они жгли Его плоть и насмехались над Его терновым венцом, а в глазах Его
Матери я видел ужас?
Думаю, Он страдал и не страдал на Голгофе. Возможно ли было не
чувствовать боль и унижение такой смерти? И все же природа Духа - радость, а
Иисус был неотделим от Духа. Более того, Он и был Дух. Так что возможно, Он
созерцал свои страдания как бы от-страненно, и Его душевные силы были
поглощены выполнением возложенной на Него миссии. Или же Он испытывал
радость состояния, когда все переживание преображается? Тогда Он как бы и не
страдал, и не наслаждался страданием, а просто оно и не было таковым - в
нашем понимании. В Его же понимании страдание перевоплотилось в нечто такое,
чему у нас нет названия, ибо мы не знаем такого опыта.
Ошибаются те, кто рассуждают о Его страдании, ибо не понимают, что
Иисус подвергся распятию ради нас, Он пережил ту драму, чтобы мы не
страдали. Отчасти Он подвергся распятию из-за того, чтобы мы избавили себя
от страдания. Поэтому глупо и неверно воображать, будто мы можем или должны
воздать Ему, предаваясь скорби или подвергая себя страданиям. Это нездорово,
ошибочно и противно тому, чего Он желал.
Но будь эти люди там во время распятия, они бы рассуждали более здраво
и не захотели бы подражать Ему. Они поняли бы, что это было бы противно
стремлениям души.
В своем невежестве они думают, что если мысленно проследуют за
страданиями, вообразят, как Его истязали и распяли на кресте, почувствуют,
будто сами подвергаются тем же мукам, то это будет угодно Господу и
приблизит их к Нему. Но если бы они знали о своем
Духе, то поняли бы, как противно такое самоистязание.
Ведь Христос пришел для того, чтобы заложить не культ страдания, а
культуру радости.

РАДОСТЬ

Иногда Иисус облачался в одежды печали, однако Он носил в Себе радость.
Хотя, проклиная книжников, Он гневался, но в Себе Он лелеял радость. Хотя
они надели Ему терновый венец, Его сутью оставалась радость. Хотя они давали
Ему пить уксус, чтобы в последние минуты жизни Он испил ее горечь, в Нем
по-прежнему лучилась радость. Хотя они обставили Его мраком своей сути, но
свет радости в Нем не угасал. Хотя Он и умер среди преступников, проклятый
священниками, поруганный толпой, отвергнутый или осужденный теми, кого
пришел спасти, Он воплощал Собой блаженство, счастье, которые выше всякого
страдания. Он был чистой радостью, nirananda; был любовью.

ДРАМА

Все же мне невыносимо было видеть нашего Господа на кресте, как Его
судил и пытал весь мир, который должен был бы поклоняться Ему как своему
Спасителю. Я был в отчаянии. Мой гнев был безнадежен, и я чувствовал себя
абсолютно беспомощным, как муж при родах своей жены. Мне хотелось остаться
наедине со своими смятенными мыслями. В то же время мне казалось, будто я
попал на тихий остров, и в уединении воспринимал собственные мысли
отрешенно, потому что внутренне был спокоен.
Итак, нутром я чувствовал эфемерность происходящего, и я ушел на
Масличную Гору.
Там, в пещере, я увидел Иисуса Христа, тогда как Его распинали на