Гривз К. София

странах знают много языков, и это в порядке вещей; а Святой Дух должен дать
нам нечто необычайное.
Спустя шестьдесят лет я хорошо помню тот день в Иерусалиме, будто это
было вчера. Помню уверенность и нежность Марии. Помню, как я вдруг увидел,
почему Царствие Божие вечно присутствует в нас и среди нас, как говорил
Иисус, и в то же время сокрыто и грядет. Таково измерение нашего сознания, и
наступит день, когда ищущие Царствие всем сердцем войдут в него en masse.
Я помню, как Мария пыталась научить нас тому, что pneuma есть язык, на
котором все люди могут понимать друг друга. Не посредством произносимых
слов, а благодаря языку своей сути, ибо слетающие с наших уст слова
относительны и мимолетны, а природа нашей
сокровенной сути иная и заявляет о себе через слова ветра и огня.
Человек, услышавший этот язык, может заговорить с другими людьми
словами ветра и огня и посредством чудесного священного ветра заговорить и с
их душами, утешать и исцелять их. А среди тех, кто познал самих себя, душа
говорит с душою на этом языке - языке любви.
Однако мы не придавали значения и не понимали того, чему учила нас
Мария, и Петр не признавал Ее права учить нас. Таким образом завещанное в
тот день было растеряно, и его уцелевшие крохи сохранились в моей памяти, в
рассказах одного-двух людей, в жестах, которые все еще в ходу в Церкви, и в
легенде, которую пересказал Павел.
Что же касается Петра, то его Павел изобразил по своему усмотрению. Его
сны переданы как видения, речи превратились в лекции, помогавшие ему
христиане преобразились в ангелов, и так далее. Я знал не такого Петра.
Особенно бросается в глаза то, что Павел выделяет Петра как главного из
апостолов. Он рассказывает именно о его деяниях, цитирует его слова. Правда,
Петр был человек открытый, часто высказывался от нашего имени, увереннее,
чем другие, чувствовал себя с Господом Иисусом, задавал Ему вопросы, когда
хотел, но все это еще не значит, что его надо считать нашим лидером. Наш
Господь завещал нам, если у нас возникнут вопросы, советоваться с братом
Господа Иаковом. То, что у нас должен быть лидер, тоже вымысел Павла. Просто
он знал Петра лучше и вывел его лидером.
В "Деяниях" и слова, и поступки, и мысли Петра изменены до
неузнаваемости. Вопрос о том, должны ли евреи-ученики Христа есть вместе с
язычниками, следовать законам Моисея, не представлял ни для нас, ни для
Петра никакой важности. Но имел значение для самого Павла, потому что, хотя
он и не признавался в этом, он воспринимал жизнь в рамках буквы закона,
который так или иначе довлел над его умонастроением. С самого начала Павел
был чужим и всегда стремился завоевать симпатию высшего духовенства, с
непримиримой яростью травил тех, кто нарушал закон, - и чего же он достиг?
Он по-прежнему оставался воинственным и не искупившим своей вины.
Несомненно, он сам нарушал закон, но, с другой стороны, закон был против
него, так что и не следовало его соблюдать.
Главное то, что Павел представлял нас так, будто мы радели только о
евреях и еврействе, так как он хотел иметь собственное поле деятельности.
Все знали, что он не такой апостол, как мы. Павел представлял дело так, что
нас Иисус поставил апостолами среди обрезанных, а его с самого начала Бог
назначил быть апостолом среди язычников, то есть в том мире, что за
пределами нашей родины.
А таким образом он мог удовлетворить свои амбиции.
Так какое же это имеет отношение к истине? Ведь Иисус не ставил нас
апостолами только среди обрезанных, потому что Он и Сам учил, исцелял и
благословлял не только их. Конечно, Он родился евреем среди евреев, но разве
Он кого-нибудь прогонял от Себя только потому, что тот был необрезанным?
Разве Он говорил толпам, которые следовали за Ним в горы над Морем
Галилейским: "Уходите все, кто не рожден евреем?" Напротив, Он делился своей
мудростью со всеми, кто желал Его слушать. Особенно Он проповедовал
Евангелие Царствия детям света, будь то евреи, римляне, греки, люди с
Востока или из Африки.
В притче о человеке, к которому пришли воры, сосед был самаритянин, а
не еврей. Центурион, чей слуга был исцелен Иисусом, был римлянин, а не
еврей. Женщина в Сидоне, ребенка которой Он исцелил, была гречанка,
рожденная сирофиникиянкой. А после воскресения Он велел нам
свидетельствовать о Нем и идти не только по всей Иудее, но в Самарию и
дальше - до самого края земли.
Разве в первую очередь не на евреев был направлен Его гнев, на тех, кто
приравнивали истину еврейскому обычаю и считали себя ее хранителями? Разве
иногда Он не приходил в отчаяние от того, что мы искали в псалмах и в
пророчествах свидетельства о Его жизни, в то время как Он Сам был рядом с
нами? Если мы заявляли: "Двадцать четыре пророка говорили в Израиле", то он
отвечал: "Вы забыли о том, кто живет среди вас, и говорите о мертвых". Иисус
родился в Палестине, потому что именно там Моисей и другие пророки
подготовили для Него почву, и Он был воплощением их учения, видений. Но
зачастую Его ученики, прослеживая Его родословную в пыльных фолиантах,
думали о Нем исключительно в прошедшем времени. Они преподносили Ему только
засохшие цветы, тогда как Он указывал им на Древо Жизни. Он обращал их
внимание на горящий куст, а они взамен давали Ему пепел.
Наше писание и традиции говорили о Его приходе именно в Палестине. Но
когда Он пришел, кто же узнал Его? Старик на пороге смерти по имени Симеон,
старуха Анна, Иоанн-Креститель, который потом сомневался, и какая-то горстка
людей. Но большинство были равнодушны, и хранители тех писаний либо не
признавали Его, либо также читали и перечитывали свои книги и не замечали
Его.
Евреи были избраны, потому что в отличие от других ждали Христа. Они
знали, чего ждут, и потому с них спросится больше. Все же до самого конца
они были слепы к Его славе и встречали Иисуса не дарами, а сомнениями,
терновым венцом и смертью на кресте.
Поэтому я и говорю последователям Павла: так вы воображаете, что после
всего, что мы испытали, еврейский обычай остался для нас священным? Где он
имел смысл, там мы его сохранили, но в нем было много такого, что только
отягощало наши души, и мы это подвергали осуждению. Помню, как однажды
кто-то спросил Иисуса, полезно ли для людей обрезание, и наш Господь
ответил: "Если было бы полезно, ваши отцы зачинали бы вас от ваших матерей
уже обрезанными. Но важны только очищение души". Вот как обстояло дело с
нами. Очищение души - вот что было важно.
Однако Павел представляет дело так, будто мы были в первую очередь
евреи, а потом только ученики Христа. Возможно, были и такие, но не среди
учеников, которые жили с Христом и следовали за Ним, и служили Ему,
Но кто же поверит тому, что я говорю? Давно умер и Петр, и апостолы, а
эти "Деяния" живут, и всякий, кто считает себя христианином, хочет читать
их. И они верят написанному, сердце их ни в чем не сомневается.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ПАВЛА

Думаю, "Деяния" были написаны позже, когда Павел находился в Риме и
ждал суда, евангелие же его было нам уже известно, когда мы жили и работали
в Иерусалиме.
Сегодня люди говорят, что евангелие от Павла - это евангелие Христа и
что Павел, который повсюду связывал обращенных им цепями умственного
рабства, унаследовал мудрость нашего Господа и был апостолом свободного
духа. Я этого не могу понять.
Какое отношение имел Павел к Христу? Он никогда не встречал нашего
Господа, и я не верю, что ему было видение Иисуса. Когда он направлялся в
Дамаск и был ослеплен, он услышал голос собственных сомнений, но ни тогда,
ни потом он не видел Иисуса Христа. Он видел свет, и это часто случается с
честолюбивыми людьми. Все, что с ним происходило позже, люди считали удачей
и благословением, а он сам - чудом. Таков уж был избранник Павел.
В своих писаниях он ни разу не упоминает Иисуса, который жил и
незадолго до того был распят. Он ни разу не проявляет даже интереса к Нему,
не цитирует Его, хотя время от времени использует слова Иисуса как свои
собственные, например, в главе о любви, которой он прерывает свое послание
коринфянам. Он слово в слово повторяет Иисуса, когда Тот ходил среди ефесян.
Тем же, кто верит, будто Павел и Иисус были единомышленниками, Господь,
наверное, кажется философом, интеллектуалом, выверяющим теории древних, к
которым присовокупляет кое-какие собственные рассуждения. Но Иисус был Сын
Бога и Сам Божество. Его учение было абсолютно и спонтанно, и Ему не надо
было ничего ни придумывать, ни записывать, ни переписывать, ни
пересматривать и обсуждать с другими, как делают философы. Он не обучался
этому в школе, и евангелие, как я уже говорил, было Его с самого начала.
Павел же рассуждает и доказывает, пользуется словами, которыми Иисус
никогда не говорил, сам себе противоречит, из нагромождения идей сооружает
систему, которая не имеет смысла. Мои же братья называют эту бессмыслицу
"трансцендентной".
В этой системе мы не находим понимания греха, страданий и воскресения,
которое Иисус стремился нам дать.
Павел - плоть, греховная сама по себе. "Ибо я знаю, что ничего хорошего
нет во мне, то есть в моей плоти", - говорит он, рассуждая о "законе греха,
который обитает в моих членах,". Но если плоть греховна, то каков же сам
мир, сама материя? Следовательно, они тоже должны быть отягчены грехом. А
если мир греховен, то что же Бог создал его таким? Какой извращенный ум
должен был задумать мир, состоящий из греха, и населить его существами с
греховной плотью? Мы приближаемся к идеям гностиков и их Демиурга, только
тех они привели к анархии, а Павел утверждал силу авторитета.
Но Бог - это добро, и добрый Бог никогда бы не создал греховный мир и
Демиурга, которого не допустил бы к творению. Не забудем, что Иисус всегда
говорил о Боге как о Своем самом чтимом и великодушном Отце...
Добрый Бог никогда бы не приобщил всех людей к ответственности за Адама
и не вложил бы греховность в плоть и материю. Они невинны. Греховно то, что
люди делают с плотью и материей. Помню, как Иисус говорил после воскресения.
Петр спросил его: "Господи, что есть грех мира?", - и Он ответил: "Мир не
имеет греха в том смысле, в каком ты говоришь, это люди творят грех, когда,
например, прелюбодействуют, гневаются или боятся".
Нельзя сказать, что Павел прямо высказывает ту мысль, что творец есть
зло, но она лежит в основе всего, что он говорит. Его Бог преисполнен ярости
и жажды обрушить на мир Свой суд.
Сын Божий в евангелии от Павла - это просто абстракция, ноль. Его слова
ничего не значат, жизнь, которую Он прожил среди нас, тоже не имеет
значения, Его воскресение во плоти - несущественно для Павла; однако смерть
Его на кресте - это важно. Это значит, что таким способом яростный Бог
закона и суда освободил от греха тех, кто сегодня в лоне Церкви.
На этой бессмыслице Павел строит свою Церковь и говорит тем, кого
обращает: "Христос умер за ваши грехи, следовательно, вы должны быть Ему
верны. А если нет у вас веры в Него, вы будете вечно виноваты". Короче, он
вымогает у людей некую веру.
Что же означает освобождение от грехов? Согласно Павлу, когда мы верим
в Иисуса, мы повинуемся не закону, а благодати. Но что же эта благодать дает
нам? Что происходит с законом? Реально, по-видимому, ничего. Известно, что
нам дано благословение, но все же мы не должны грешить, не должны "позволять
нашим членам грешить и быть инструментами зла", и надо продолжать жить, как
раньше. Нам дано благословение, но "закон все же свят", и мы не должны его
отрицать, но не должны и есть с язычниками.
Так что же мы получили? По сути, ничего. Но мы должны ждать вечной
жизни и судного дня. А почему нам дана такая благодать? Потому что мы верим
в Иисуса. Наша вера служит оправданием.
На вопрос, что значит оправдание, я отвечаю: не знаю. Иисус не часто
использовал это слово. Но если оно означает, что только через нашу веру в
Иисуса мы спасемся теперь и в судный день, то я отвечаю, что дьявол первым
войдет в Царствие Божие, ибо он-то верит в существование и дело Иисуса
Христа.
В конце концов, верить легко. Каиафа тоже верил в Бога, но каков был
плод его веры? Преследование Христа. Фарисеи, которые допрашивали Иисуса,
верили в Бога, но то был бог, которого они выдумали по образу и подобию
своему. Философы, которые спорили с Христом, говорили: "Мы верим, что Бог
существует", - но кто они такие, чтобы оказывать Богу услугу своей верой в
него? В церквях я слышу, как люди говорят: "Я верю, что Бог такой-то и
такой-то",... но какое имеет значение, что они говорят и во что верят?
Это не настоящая вера, а просто мнение или рассуждение. Бога нельзя
охватить нашей верой, как и нашими чувствами и мыслями. Кто преисполнился
Духом, тот и знает Бога; тот знает истину о материи.
Я ни в грош не ставлю веру, о которой говорит Павел и которая его
оправдывает. Мы верили в Иисуса и собственными глазами видели Его чудеса и,
более того, Его преображение. Тем не менее Он говорил нам, что у нас нет
веры, что "Если вы имеете веру с горчичное зерно и скажете горе сей:
"Перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для
вас". Вера имеет глубину. Это мера, сила знания нашего Духа, которое есть
знание Бога.
Вера встречается не часто. Взрастить ее - дело целой жизни. Ее нет
среди новообращенных Павлом. Он же считал, что вера оправдывает все его
грехи, желания, то, как он выволакивал наших братьев и сестер и предавал их
смерти еще до его судьбоносного путешествия в Дамаск. Думаю, он так и не
поверил в серьезность своего преступления и в греховность своей природы. Он
заявил, что все люди были непременно грешны, ибо повиновались закону, а как
только поверили в Христа, то таинственным образом были оправданы и получили
благословение.
После крещения обращенные Павлом и его ученики, несмотря на
благословение, продолжали предаваться тому, что мир считает грехом. Как же
философия Павла объясняет такую банальную безнравственность? Никак. Однако
нельзя было допустить такой разгул непочтительности среди своих
последователей, а значит, и издевательства над евангелием от Павла. Поэтому
он и ввел жесткую мораль в свою Церковь, и виновные в прегрешениях
подвергались страшным наказаниям. Судьей стал он сам. Он не заботился о том,
как другие судят о нем: "Очень мало значит, как судите обо мне вы или другие
люди; я и сам не сужу о себе. Хотя я ничего не знаю за собою, но не
оправдываюсь; судия же мне Господь". Осужденных он отдавал в руки Сатаны,
который должен был уничтожить их плоть. Кто сомневался в его заповедях, тех
более не признавали; кто сомневался в его евангелии, тех проклинали.
Почему же Павел жил по одним законам, а от своих обращенных требовал
жить по иным? Он считал себя хозяином-строителем Церкви, а остальных -
своими наемными рабочими. Себя он считал отцом обращенных, и слово его было
закон.
Церковь Павла была основана на иллюзии, и его учение состояло из
воздуха, слов и нашептываний духов. Разговоры о благословении и оправдании
ничего не значат, ибо кого Павел обратил, в лучшем случае сменили веру или
внешние представления. То же самое произошло с Павлом: когда он упал по
дороге в Дамаск, то сменил свою философию, как человек меняет одежду, но
суть его осталась прежней. Он не испытал никакого преображения, не произошло
оно и в его Церкви. Реально ничего не изменилось. Возникло какое-то ощущение
одержимости в завоевании симпатий других, которое испытывают одинокие, став
членами сообщества.
Какая-то опустошенность в Павле подвигала его внушать своим
последователям мысль не о настоящем, а о грядущем. Многие рассуждали так же:
дескать, они ждут своей смерти, когда войдут в Царствие Божие, что живут по
необходимости или чтобы славить Бога, пока они еще во плоти. Таким образом,
истина переносится в будущее, хотя Иисус говорил, что "Царствие Отца повсюду
на земле, но люди не видят его".
Евангелие от Павла - это ожидание конца, когда его абстрактный Христос
отомстит неверующим, грешникам и по волшебству вознесет праведных на небеса.
Под знаком распятого Бога все эти церковники опять будут ждать в своем
заблуждении, пока не проснутся, но благодаря не выдуманному благословению, а
здравому смыслу. Царствие Божие вокруг них, но по слепоте своей они
переносят его в загробную жизнь. Царствие Божие в них самих, но по
невежеству своему они ищут его вовне, в Церкви Павла.
Пока они ждут, силы, которым они подчиняются, правят бал. "Рабы, под
игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, -
говорит Павел Тимофею. - Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо
нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему
противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами
навлекут на себя осуждение", - заявляет он римлянам, несмотря на то, что
рабство - зло, а цари часто греховны. Народом правил Ирод, и он убивал
невинных, обезглавил Иоанна Крестителя. Правил Пилат, и он умыл руки, когда
Иисуса вели на казнь. Хотя Иисус действительно Сам позволил, чтобы Его
казнили, и призывал к миру, Он подорвал авторитет фарисеев и осудил всякое
подавление человека человеком. Он требовал, чтобы мы не были надменными, но
Он и не позволял нам мириться с угнетением других. Кто такие одержимые, если
не те, что подчинились власти другого? Кто были те люди, которым он велел
оставить своих матерей и отцов и следовать за ним, если не одураченные,
рабски покорные и внутренне не омраченные?
В евангелии от Павла ничто не меняется. Солнце движется по небу,
восходит луна, сменяются времена года, но никто ни на йоту не преображается.
Они только мысленно являются последователями Христа. У них воображаемая
благодать, нереальное крещение, иллюзорная свобода, бесполезная сила. Еще
хуже то, что через обращение они поиск истины подменили образом истины, свет
- картинами света; братство святых - принадлежностью к Церкви; сияющую
власть Духа - властью священнослужителей, епископов, дьяконов и
архидьяконов; прощение - оправданием; а Евангелие Царствия - законами морали
и абстрактной риторикой. А Иисус Христос, Сын Человеческий, подменен
безжизненным понятием: плотью, лишенной воли, или трупом, в чей полотняный
покров таинственным образом облекаются обращенные Павлом. Это не живой
Иисус, Сын Бога, а ложный, извращенный образ, некий Христос Иисус, которого
проповедует Павел и в которого верят невежественные и потерянные.

СТРАДАНИЕ

Павел с гордостью перечисляет свои страдания, хвастается своими
тревогами и теми опасностями, которые грозили ему среди дикарей во время
кораблекрушения, и тем, как его избили розгами. Он заявляет, что в сердце
его поселилась великая печаль и неутолимое страдание, что ему дано жало в
плоть и неизлечимые раны.
Он хвастается страданиями, потому что желает представить их как знак
его величия. Он будто хочет сказать: "Страдания мои велики, как и усердие во
имя Христа. Я наименьший среди апостолов", - заявляет он, однако желает,
чтобы мы поверили, будто на самом деле он - величайший: "Я более их всех
потрудился". Слабость он превращает в знак своего апостольства, а болезнь -
в знак своего совершенства, утверждая, что Господь заверил его: "Довольно
для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи".
Здравый смысл поставлен с ног на голову: болезнь, нужды, которые мучают
человека, объявлены его силой. Павел желает также, чтобы мы поверили, будто
его страдания - частица страданий Христа, и своими испытаниями он восполняет
то, чего не сделал Христос. Поэтому он говорит колоссянам: "Ныне радуюсь в
страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых
за Тело Его, которое есть Церковь..." Но это доктрина Павла, потому что
Иисус никогда не говорил о Своем Теле как о Церкви. Таким образом он рядится
в Христа. Думаю, что это было написано позднее.
Если верить Павлу, то страдать - хорошо, ибо, как говорит он
филлипийцам, страдая как христиане, мы делаем это во имя Христа, и,
по-видимому, таким образом становимся подобны Христу. Он утверждает: "Для
Него я от всего отказался", но ради того, "чтобы познать Его, и силу
воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы
достигнуть воскресения мертвых".
Таким образом, круг смыкается. В евангелии, которое проповедует Павел,
предлагается
фантастическое благословение и гарантируется теоретическая свобода.
Никто не преображается, и, следовательно, страдания должны
продолжаться. Но Павел отнюдь не считает, что ничего не произошло. Люди
по-прежнему страдают, что расценивается, как их достоинство, как их
святость, причем все это делается во имя Христа, ложится на чашу страданий,
которые Сам Господь принял, и завершает дело, которое Он не смог завершить.
Так это же насмешка надо всем тем, что совершил Иисус! Он страдал как
Сын Божий для того, чтобы мы не страдали. Он распял себя, чтобы принять наши
грехи на Себя, то есть освободил нас от последствий содеянного нами в
прошлом. Если мы поступаем дурно, то последствия худых поступков
накапливаются в нашей жизни, вызывают страдания, и это продолжается из одной
жизни в другую. Иисус освободил нас от этого.
Когда Фома вернулся с Востока, он рассказал мне историю о хозяине,
слуга которого никогда не улыбался. Шли годы, но хозяин ни разу не увидел
слугу улыбающимся. Однажды он спросил слугу о причине его печали. Тот
объяснил, что в наследство ему достались семейные долги его дедов и
прадедов, а по закону этой страны ему надлежало их заплатить, да еще с
процентами. Но проценты были такие большие, что он со своим маленьким
заработком никогда бы не расплатился с долгами, сколько бы он ни прожил и
как бы много ни работал, так что задолженность переходила к его детям. Его
рождение, вся жизнь были омрачены и отягощены этими долгами, и он так и
умрет в беспросветной безысходности. Поэтому он никогда не улыбается.
Хозяин был потрясен рассказом слуги и объявил, что сам заплатит все
долги. Баснословный для слуги долг для хозяина был мизерной суммой. Слуга
бросился к ногам хозяина, благодарил его от всего сердца и от всей души,
рыдал и славил Бога.
Хозяин в этой легенде был, как наш Господь Иисус, который освободил нас
от долгов нашего прошлого.
Его же распятие позволило нам освободиться от страданий, которые
выпадают в жизни, и преисполниться Духом. Радость и печаль сменяют друг
друга - такова природа вещей. Но когда человек преисполнится Духом, он лишь
безучастно наблюдает эту игру настроений. Скорее, мы радуемся, ибо природа
Духа - радость. Истина всегда радостна.
Предаваться страданию, если хотите, греховно, почитать страдание -
противно истине. Иисус пришел, дабы сделать человека счастливым, и вокруг
Него собрались мечтатели вечного света. Он исцелил их болезни, рассеял
смятение, в окружавший их мрак внес свет и беззаботность. Он не говорил:
"Тяжела Моя ноша". Кто хочет жить мирскими законами и отворачивается от
Христа, тот несет на своих плечах тяготы мирские, и кто желает страдать, тот
находит страдание. Он же пел песнь вечной радости, и кто ее жаждал, были в
восторге.

АНТИОХИЯ

Мы призвали Павла в Иерусалим, чтобы он поведал о своих деяниях. По его
словам, он пришел "по откровению", но это не так. Прибегнув к власти,
которой наделил его Господь, Иаков приказал Павлу явиться до конца года и
объяснить свое евангелие лично. Все это время он избегал Иудеи и, как он сам
говорит, целых четырнадцать лет прошло с тех пор, как мы в последний раз
видели его.
Павел отважился встретиться с нами в сопровождении двух учеников:
одного звали Титус, и был он нрава агрессивного, а другого - Варнава, а этот
был нрава доброго. Павел с годами изменился: он стал не только старше, но и
увереннее в том, что считаем своей харизмой, однако он научился и держать
язык за зубами, не спешил высказываться. Он спросил, что от него требуется,
и такая кротость застигла Иакова врасплох. Нам хотелось узнать все, что он
проповедовал людям. Он согласился, но сначала захотел, чтобы Варнава
произнес нам панегирик о его трудах, а Тит - привел доказательства того, что
Павел был поставлен апостолом самим Богом, и поэтому не обязан ни перед кем
отчитываться, кроме Бога. Потом он сам взял слово. Он говорил о своей миссии
и откровениях и, наконец, о евангелии, которое проповедует язычникам.
Никогда до тех пор нам не приходилось сталкиваться с такими людьми, как
Павел. Мы знали многих, которые, узнав об Иисусе, воодушевлялись и начинали
запугивать других, сами не понимая, что имел в виду Иисус. Знали тех, кто
стремился руководить своими братьями, проповедуя слово Христово со страстью,
но без любви. Некоторые использовали учение Иисуса, чтобы приправить им
собственные теории. Нам всегда удавалось помешать таким последователям
Христа развращать фальсифицированными идеями тех, к кому они обращались. Но
никто из них не был наделен столь сильной волей и честолюбием, как Павел.
Павел вооружился всеми возможностями своего маленького "эго", и мы не
могли убедить его не проповедовать. Кроме того, он попытался пойти с нами на
компромисс, заявив, будто его главная идея в том, что Иисус был Сын Бога. В
дальнейшем он скромно предоставил Варнаве и Титу говорить от его имени.