Вот так: прославленный бард, у которого был репрессирован отец и сам Булат немало претерпел от советской власти и высокопоставленный чиновник, министр кино сходятся в оценках одного и того же фильма, хотя, конечно, по-разному его понимают. Я обращаю внимание на этот факт не случайно. Ныне происходит процесс капитального пересмотра истории советского кино. Процесс, продолжительный, естественный, необходимый. Но и чреватый подчас упрощением, несправедливостью, непониманием прошлой жизни.
   Если прежде, в 70-е годы, нередко принижалась эстетическая значимость, а то и совсем изничтожались (клались на полку) прогрессивные, смелые фильмы, то теперь, воздавая справедливо им должное, порою отбрасываются иные из тех картин, которые раньше официальными инстанциями поднимались на щит. Реакция понятная, но и не стоит шарахаться из одного угла в другой. По моему глубокому убеждению (и не только, разумеется, моему), каждый фильм нашего недавнего и давнего прошлого требует взвешенной, объективной оценки, вне зависимости от того, как складывалась тогда его экранная судьба. Конечно, ее специалистам надо досконально знать. Но решающим критерием этой оценки является сам фильм - тот художественный текст, который мы имеем перед своими глазами. Увы, есть и "полочные" картины, которые, показываемые сегодня, никакого восхищения не вызывают. И становится ясным, что они не выдержали испытание времени. А некоторые ленты "неприкасаемых" его успешно выдержали. Истина, как всегда, конкретна.
   Впрочем, хотя к Николаю кинематографическое начальство относилось неплохо, к "неприкасаемым" он не принадлежал. Как не принадлежали к ним Э. Рязанова, А. Митта, В. Рубенчик, Э. Ишмухамедов, В. Абдрашитов, Н. Михалков...Но и гонимыми они в той мере, в какой являлись Кира Муратова или А. Аскольдов, позднее Э. Климов, не говоря уже о Сергее Параджанове, тоже не были, хотя едва ли не каждый из них, так или иначе, испил свою чашу обид и унижений.
   ***
   Однако нам пора предметно заняться "Подранками" (1976 г.). Безусловно, этот фильм можно смело назвать авторским. И не только потому, что Губенко, как бы подражая Шукшину, выступил здесь в качестве и сценариста, и режиссера, и исполнителя ведущей роли "Подранки" - произведение во многом автобиографическое. В нем художественно преломились трудное детство самого Николая с его сиротством, лишениями, детдомом. Вероятно, отсюда особо искренняя, доверительная интонация фильма.
   Предваряет его эпиграф из А. Твардовского: "дети и война - нет более ужасного сближения вещей на свете". То есть сразу автор картины обозначает концептуальную направленность своего произведения. И она, на первый взгляд, общеизвестна, самоочевидна по исходной мысли. Однако вскоре зритель убедится, что режиссер найдет своеобразный поворот в художественном ее раскрытии и интерпретации.
   Столь же сразу заявлено, что это фильм - воспоминание. В начальных кадрах мы видим красивого сорокалетнего мужчину (актер Юозас Будрайтис), который неторопливо ходит по старому парку. Он задумчиво курит, присаживается на заросшую зеленью запущенную лестницу. В мягких тонах кинокамера оператора А. Княжинского показывает чуть в отдалении фронтон большого, обветшалого дома, тоже красивого, но - увядшей красотой.
   Вскоре зритель узнает, что сюда приехал известный писатель, Алексей Бартеньев. Когда-то в этом старом парке был детский дом, где прошло детство и отрочество Алексея. Но им движет не только ностальгическое желание вновь увидеть родные пенаты. Он разыскивает своих братьев, которых потерял в военное лихолетье. Да, они наверняка совсем чужие ему люди. Но как-никак своя кровь. Эту палитру чувств с прибалтийской сдержанностью, однако, выразительно и достоверно, передает Будрайтис.
   Очевидно, что Бартеньев - alter ego Губенко. Симптоматично, что он сам озвучивал эту роль, чем подчеркнул ее автобиографический оттенок. Но почему тогда Николай сам не стал Бартеньевым? Казалось бы, тут ему все карты в руки. Видимо, автор "Подранков" стремился и типизировать этот образ, придать ему наряду с автобиографическими измерениями и более обобщенный смысл. Это - рассказ не только о судьбе одного ребенка, одного человека, но и целого поколения, к которому тот принадлежит. Само оно не воевало, но формировалось под непосредственным воздействием великой войны, которая порою безжалостно его опалила, лишив многих детей родителей и нормального детства. Как опалила она, и еще в большей степени, старшего сверстника Алеши Бартеньева, - Ивана из фильма "А. Тарковского "Иваново детство". Фильма, этапного для послевоенного советского кинематографа.
   Однако юный разведчик Иван состоит, фигурально говоря, при деле, хотя и совершенно противоестественном его возрасту. Он выполняет важные и опасные боевые задания. В отличие от юного Алеши Бартеньева, Иван не предоставлен самому себе, о нем постоянно кто-то думает, его любят и хотят помочь устроиться в жизни. Он вправе выбирать: либо остаться фронтовым разведчиком, либо поступить в суворовское училище. Объект беспощадной ненависти мальчика строго определенный и до печенок понятный: проклятые фашисты. Иван яростно мстит им за погибших родителей, за поруганную отчую землю. Мстит. Мщение противоречит христианской морали, Новому Завету, но кто присвоит себе право осуждать мальчика?
   Беспризорник Алеша из "Подранков" тоже потерял родителей во время войны, и тоже прошел скорбную науку ненависти. Однако она обращена не только к фашистам. И Алеша, и его сестра, и друзья страдают непосредственно от циничного равнодушия "своих" - тех взрослых, которые относительно благополучно устроились в жизни и знать не хотят о разных там сиротах, об их полной обездоленности и жуткой нищете. Удивительно даже, что цензура допустила эпизоды, показывающих наших - советских! - граждан в столь невыгодном свете.
   Защиты порою, что во сто крат обиднее, не найти вроде бы и у хороших людей. Боевой товарищ отца Алеши, демобилизованный солдат Николай Степанович решил усыновить мальчика. Благое желание, но не ими ли умащена дорога в ад?
   Николай Степанович приводит Алешу к себе домой, угощает вкусным обедом. Но это совершенно не по нутру хозяйке. В ее броской роли снялась великолепная наша актриса Наталия Гундарева, - сейчас она тяжело больна, и, наверное, сотни тысяч зрителей молят Бога об ее выздоровлении.
   Гротесковыми, резкими мазками создает она запоминающей образ красивой ведьмы, вульгарной мещанки и наглой стяжательницы до мозга костей. Со своим бессловесным Колей торгует она на рынке глиняными "кошками" и "свиньями" распространенным китчем тех далеких лет. Он охотно раскупался простыми людьми, задавленными горем и бедностью, но все равно тянувшимися к чему-то красивому, не зная, что оно такое. Довольствовались его базарным эрзацем, хотя иногда, помнится, среди него попадались и занятные вещицы в фольклорном духе.
   Зачем такой бабе чужой мальчишка с улицы? Не замечая ее злобных взглядов, Алеша, может быть, впервые за долгие недели, ест суп, стараясь не показать, как он жутко изголодался. Добрейший Николай Степанович предлагает ему добавку. Ну, разве что капельку, говорит не потерявший своего достоинства полуголодный ребенок. И здоровая, откормленная хозяйка с кривой ухмылкой медленно сцеживает с половника именно одну капельку. Скупость, помноженная на хамство.
   Потом, положенный спать в соседнюю каморку, Алексей услышит, как Николай Степанович униженно будет спорить с женой, убеждая ее взять мальчика, - дескать, он сирота, сын фронтового друга, да и дополнительную жилплощадь им будет легче получить. Все - пустое. Эту злющую бабу и пушкой не проймешь. Не хочет видеть у себя дома уличного мальчишку, и баста. Она давно подмяла под себя бывшего фронтовика.
   Не говоря никому ни слова, Алеша тихо уходит восвояси. Когда смотришь этот эпизод, комок к горлу подкатывает.
   В конечном счете, в те времена, в отличие, увы, от нынешних, государство возьмет на себя заботу о беспризорных детях. В детдом, и отнюдь не в самый худший, попадет и Алеша Бартеньев. Однако ощущение социальной несправедливости, своей вынужденной ущербности, надолго в нем останется. Может быть, и навсегда. И это ощущение, как мы увидим, отольется в разные, порою совершенно неожиданные формы.
   Подранком является не только Алеша, но и гораздо более удачливый брат его Денис, усыновленный вполне обеспеченными и любящими его приемными родителями. Только и это усыновление таит в себе немалый психологический сбой, который, хотя и не сразу, скажется на его мировосприятии. От Дениса отринут его старшего брата, когда тот, в предельном отчаянии, придет за помощью к нему. Получается, как в Библии. Брат предает брата.
   Разумеется, Алеша совсем не нужен новым родителям Дениса. Их даже трудно упрекнуть в бессердечии. Они не имеют материальной возможности воспитывать двоих детей, да и не без основания опасаются, что тот, второй, беспризорная шпана, испортит первого, к которому они успели привязаться, полюбить. Жестокость к одному во спасении другого? Но жестокость всегда остается жестокостью.
   В фильмах, поставленных старшим поколением шестидесятников, Отечественная война трактовалась как величайший нравственный подвиг лучшей и большей части нашего народа. И это - правда. Но и не вся правда.
   Андрей Тарковский акцентирует свое внимание уже на несколько иных моментах. Тема подвига присутствует в картине "Иваново детство". Но в ней жестко, без прикрас показывается и вся глобальная анормальность, античеловечность войны, делающей из ребенка беспощадного мстителя. И ответственность за это несут все взрослые, не одни немцы.
   Тему подобной античеловечности продолжают развивать режиссеры новых генераций. Л. Шепитько - "Восхождение", А. Герман - "Двадцать дней без войны" и "Проверка на дорогах" и рассматриваемый сейчас фильм Н. Губенко "Подранки", хотя собственно война, боевые действия в нем не показывается. Речь идет об ее не однозначных нравственных последствиях.
   ***
   По своей драматургической конструкции этот фильм - типичная монодрама. В центре повествования почти всегда находится главный герой, Бартеньев в детстве или взрослым. Через призму его восприятия даются все изображаемые события. Иногда, впрочем, режиссер нарушает чистоту приема, что, в общем, дело обычное. Так, Алеша никак не мог присутствовать при организации детского дома, как она показана в фильме. Однако вряд ли зритель замечает подобные "нарушения", да и не нужно фиксировать на них внимание.
   Большую часть ленты занимает рассказ о детстве Алеши. Оно протекает в южном курортном городе, в Одессе, откуда, как мы помним, родом и сам Губенко и куда в первых кадрах ленты приезжает и Бартеньев-писатель. В этой связи мне вспоминается, практически неизвестный ныне публике, замечательный фильм Михаила Калика "До свидания, мальчики" по одноименной повести Бориса Балтера.
   Молодые герои этого фильма полностью погружены в курортный быт, что определено художественным замыслом авторов. Этот веселый, легкий предвоенный! - быт служит как бы контрастом к той суровой жизни, которая ждет наших беззаботных мальчиков и их милых подруг. Но война перевернет все карты...
   Губенко же практически совсем снимает тему курорта. Она находится вне круга повседневных интересов и забот его персонажей. Проще говоря, им не до нее. Губенко и Княжинский даже море показывают не часто, и обычно вскользь, как бы периферийно, отстранено Юные беспризорники, да и отчасти, детдомовцы, заняты постоянным добыванием хлеба насущного, что они делают порою виртуозно, с чисто одесской изобретательностью и юмором.
   Роскошная мадам принесла с привоза живую курицу, которую привязывает на балконе. Сестра Алеши звонит во входную дверь и отвлекает хозяйку пустым разговором. Брат же тем временем ловко взбирается на балкон и утаскивает вожделенную курицу. Целая боевая операция, тщательно продуманная и спланированная. И, если бы не случайность, поблизости оказался милиционер, она, наверное, удалась бы. Как удалось утащить где-то старенький патефон и загнать его за пол кирпича серого хлеба. Впрочем, это даже не продажа. Покупатель, у которого собственная семья ютится Бог знает где, и тоже, видимо, живет не сытно, просто поделился с голодными ребятами своим скромным харчем.
   Уже в первых сценах ощущается основательное знание режиссера, его художником А. Толкачевым и оператором А. Княжинским, психологически-бытовой обстановки послевоенных лет в Одессе. С их неустроенностью и неурядицами, душещипательными мелодиями, в которых порою сквозило искреннее и печальное чувство. Тогда, помнится мне, неизвестно откуда появилась масса странных людей. Не то бродяг, не то лишенцев, не то бывших фронтовиков, не нашедших достойного места в мирной жизни. Одетые во что попало, почти всегда под шефе, занимались они неизвестно чем. Что-то мастерили, спекулировали по мелочам, играли в картишки, нищенствовали, воровали, а иногда и работали, отнюдь не на престижных должностях. Тоже, только взрослые, подранки отшумевшей войны. По фильму проходят такие персонажи, одного из них, немого сторожа, блистательно сыграл Евгений Евстигнеев.
   Типичны, узнаваемы и основные персонажи картины. Это и воспитатель Григорий Альбертович Криворучко (Н. Губенко) с его спортивными значками и низкими бакенбардами "в ниточку", что придает ему несколько пошловатый вид провинциального сердцееда, Это и учительница Алла Константинова (Ж. Болотова) в строгой блузке и с модной прической "под любовь Орлову". Это и военрук (Р. Быков), донашивающий столь родную ему морскую форму. Это и неуклюжий, сугубо штатский человек - директор детского дома (Б. Закариадзе).... Но дело не только в верно подобранных аксессуарах одежды или прически. Тут больше. Именно такие лица "носили" в то время, так двигались, говорили, держались. Актеры, а в фильме собран их замечательный ансамбль, органично вжились в образы своих героев, глубоко прониклись и духом, и буквой ушедшей эпохи.
   Лично мне было несколько трудно свыкнуться сразу с детскими персонажами фильма. В наше, относительно благополучное время, очень сложно подобрать юных исполнителей на роли из сверстников из полуголодных военных и первых послевоенных лет. Губенко рассказывал, что он посмотрел двенадцать тысяч людей, много ездил по интернатам. "Мне нужны были не "исполнители", мне нужно было то, что не "исполнишь". Такая смесь нежности и жестокости, детства и несчастья. Вы их спросите, что они думают о жизни, интернатские дет, они вам объяснят! "Как твое отчество, мальчик?" - И он тебе перечислит в ответ пять отчеств. С усмешкой. Детское горе не сыграешь"..
   В общем, достоверны экранные беспризорники и детдомовцы в фильме "Подранки". Однако порою у меня и словно помимо моей воли возникало ощущение, что в этих ребятах, какими их дают юные исполнители, чуточку просвечивает их нынешняя ухоженность, говорю о своем восприятии фильма в 1976 году. Глаза выдавали. Подчас в них не хватало горя и боли.
   Режиссер чувствовал сложность проблемы. Не случайно, роль Вали Ганьдина, самого близкого товарища Алеши по детдому, отдана девочке. По обоснованному мнению режиссера, она острее, эмоциональнее передавала всю трагичность этого героя. Валя написал в школьном сочинении: "Я хорошо помню своего папу. В последний раз он приезжал в отпуск в мае сорок шестого, и мы вместе ходили смотреть салют, потом он вернулся на службу в Берлин. Ночью 22 июня этого же года папу убили. Он был убит фашистами, которых так и не нашли... Маму я совсем не помню. Когда я вырасту большим, я обязательно стану военным. Пусть фашисты не думают, я им так просто забуду, что они сделали".
   Идея мщения постоянно витала в сознании губенковских героев. Но они знали, кому надо мстить. А вот кому станут мстить, когда вырастут, теперешние беспризорные ребята? Это большой вопрос, очень большой. И от него пахнет кровью.
   Валя Ганьдин не вырастет. Он настолько непримиримо ненавидит фашистов, что решает бросить связку динамитных патронов во двор, где находились немецкие военнопленные. Однако эта связка распалась у него в руках, и он погиб от мощного взрыва. Образ Вали Ганьдина - один из самых пронзительно-тревожных в фильме. Но, может быть, и чуточку идеализированный, по внешнему рисунку, Нежные черты у этого мальчика-девочки, излишне нежные.
   Словом, при просмотре фильма как вчера, так и сегодня, я не мог подчас отделаться от чувства, что показываемые там детдомовцы не всегда и не вполне типичны для мальчишек послевоенной поры. На мой взгляд, романтизирован и Алеша Бартеньев (исполнитель роли Алеша Черствов). Он наделен несколько в избытке рассудочной инфантильностью и артикулированной чистотой. Не буду утверждать категорично, но по моим воспоминаниям, тогдашние ребята, мои сверстники, были проще и грубее.
   Все это, однако, говорится не в упрек Николаю Губенко. Неоспоримо его право так, а не иначе, видеть свое прошлое. Кроме того, известная "не типичность" Алеши Бартеньева психологически мотивирована: у него, будущего писателя, а сочинять стихи он начал еще в детдоме, неординарный характер и судьба. И еще. Взрослый Бартеньев, а вместе с ним и режиссер, романтизируют свое детство, видят его в опоэтизированном флёре.. И как бы сквозь лупу взращенных в них понятий об интеллигентном мальчике, умном и развитом, одиноком и ранимом.
   Романтизируются и воспоминания о детском доме. Наверняка, в действительности бытовые условия и порядки были там более суровыми, чем это дано в картине, и чем это было типично для детских учреждений того времени. Вместе с тем, думаю, государственные структуры уделяли им больше внимания, чем в наше время... Воспоминания есть воспоминания, - в них погружается писатель Алексей Бартеньев. Что ни говори, но детство - лучшая пора в его жизни.
   Словом, повторюсь, лирическая романтизация юного героя, а отчасти и его друзей, имеет под собой глубокие психологические обоснования, с учетом которого и приходится корректировать собственное восприятие. Вероятно, тому зрителю, который сам лично эту эпоху не переживал, легче принять детских персонажей фильма, не угнетаясь сомнениями. И не случаен солидный успех "Подранков" в молодежной аудитории второй половины 70-х годов. В социологическом опросе "Советского экрана", ориентированного в первую очередь на эту аудиторию, фильм Губенко был оценен как лучший фильм 1977 года. Лента неплохо прошла и в прокате. Она собрала 20,3 млн. зрителей. Надо иметь в виду, что это отнюдь не приключенческий фильм, по жанру - это психологическая драма, с элементами эксцентрической комедии.
   **
   Бесспорно, детдом, куда попал Алеша Бартеньев, отнюдь не худшее учебно-воспитательное учреждение. Расположенное в старой усадьбе и в красивом парке. Дети там, пусть и без излишеств, какие тогда могли быть излишества, накормлены, хотя, может быть, и не всегда досыта и вкусно, одеты, обуты. Но оттого, что даже неплохой детдом - изрядная казарма, тоже не уйти. Все на людях - от питания до купания. Педантичный распорядок дня, один на всех. За нарушения - выговор, а то, чем явно злоупотреблял Криворучко, и два наряда не в очередь. Их в очередь регулярно выполнять радость не велика.
   У Алеши установились дружественные, неформальные отношения с учителем литературы. Тот приглашает его в свою, не слишком устроенную, видимо, холостяцкую квартиру, поит чаем. А так далеки от ребят их педагоги. И не потому, что те черствые. Просто заняты они безмерно, их мало, а воспитанников много. И, конечно, те - порядочные озорники. Их чуть распустишь, потом - не соберешь. Безотцовщина. В советских фильмах 70-8-х годов о школьниках любили показывать задушевные разговоры, которые ведут, чуть ли не часами внимательные учителя с почтительно слушающими их подростками. В "Подранках" не дано ни одного такого разговора. Отношения суше, чем в обычной школе, хотя и там время на подобные разговоры надо было еще найти. Но есть тут и немало схожего в самом поведении детей и педагогов.
   Алеша влюбляется в учительницу Аллу Константиновну. Жанна Болотова не просто красива в этой роли, от нее веет какой-то тайной, загадкой, что делает ее особенно привлекательной в глазах мальчика. Тонко чувствуя режиссерско-сценарный замысел, актриса ведет свою партию в мягко-сдержанной, чуть отстраненной манере, свойственной ее дарованию. Алле Константиновне присуще и чисто женское лукавство, и идущая от ее профессии учительская твердость. Она прекрасно знает, что с непутевыми воспитанниками ухо надо держать востро. Они на уроке незаметно подменили чучело грача живой птицей. К восторгу всего класса, Алла Константиновна падает в обморок. А потом выясняется, что она все превосходно слышала и во всем правильно разобралась, только она как бы приняла правила игры. Приняла и не приняла: закоперщиков этой шутки-розыгрыша учительница собирается призвать к порядку, но не криком, не выговором.
   В героини Жанны есть, разумеется, и чувственная прелесть. Она волнует Алешу, который случайно увидел свою учительницу полуобнаженной - она устроилась загорать на крыше. Но в этом волнении немного эротического. Для мальчика она, прежде всего, "гений чистой красоты".
   И вдруг он обнаруживает ее целующейся с Криворучко, самым ненавистным ему педагогом. Алеша, не без основания считает его, пошляком, одесским жоржиком, таких, как он, полно фланирует на Дерибасовской. Ребята из детдома их в упор не видят. Алла Константиновна выступает на самодеятельном концерте в паре Григорием Альбертовичем. Криворучко - мастер художественного свиста, он тогда был в большой моде. Как и аккордеон, на нем играет Алла Константиновна.
   Мир взрослых, с пронзительной болью и в какой уже раз убеждается Алеша, совсем иной, непонятный. И воистину, как понять ему, что после войны мужчин осталось немного и что Алла Константиновна нуждается в мужской заботе и ласке. Нет. Этот мир чуждый ему, даже враждебный.
   После гибели Вали Ганьдина у ребят срочно отбирают все, что может служить оружием. Решение правильное, но Криворучко осуществляет его в грубой, оскорбительной форме. Словно это не дети, а закоренелые преступники, арестанты. В постели Алеши воспитатель находит припрятанный кортик. Мальчик не хочет его отдавать, говоря, что это отцовский кортик. Может быть, Алеша и врет, выдумывает. Но ясно, что для него этот кортик самая дорогая, единственная даже "своя" вещь". Криворучко и слышать ничего не хочет, он силой отбирает "холодное оружие", бьет мальчика. В ответ Алеша называет воспитателя самым бранным словом тех лет - "фашист".
   На педагогическом совете горячо обсуждают этот неприятный инцидент. Большинство преподавателей гневно обличают Криворучко. Военрук Громов с искренней убежденностью произносит слова, который, видимо, выражают позицию и автора картины: "Ненависть к фашистам - я повторяю, к фашистам, а не просто к немцам, - это не самое худшее качество в человеке. У Алексея за плечами тяжелый путь. И, слава богу, что он сохранил в себе искренность и правдивость! Мы учим детей защищать других, так почему же мы их не учим защищать себя?! Он назвал воспитателя фашистом! Вот тут он неправильно поступил. Он должен был двинуть этому воспитателю и зубы так, чтобы он помнил... Поднять руку - и на кого?! Они же и так подранки! А вам (Криворучко) я после этого руки не подам, хотя вы и были выше меня по званию".
   Может быть, сегодня, после разоблачительных публикаций в прессе и на ТВ о почти арестантских порядках во многих наших детским учреждениях, это артикулированное возмущение Громова покажется кому-то нарочитым, фальшивым. Дескать, что уж такого из ряда вон выходящего совершил Криворучко? Ударил мальчишку. Рукоприкладство, увы, распространено в детдомах, оно имело место и в сталинскую пору. Еще не так там лупцевали.
   Как и ныне, тогда существовали разные детские дома. И в ряде из них работали честные и совестливые педагоги, которые не допускали никакого рукоприкладства именно потому, что время было крайне тяжелым. Да и сами ребята, они же прошли огонь и воду, умели нередко постоять за себя. Так что я склонен верить, что поступок Криворучко мог расцениваться в Алешином детдоме как чрезвычайное происшествие.
   Примечательна здесь и реакция самого Григория Альбертовича. Он вполне понимает, что не сдержался и совершил постыдный поступок и, возможно, педагогическая работа - вообще, не его призвание. Медленно, тяжелым шагом выходит он из учительской. Куда только девались его апломб и прыть. Он присаживается на железную сетку кровати, один в пустом, огромном помещении и неожиданно заходится в плаче. И тут Криворучко впервые за весь фильм снимает перчатки, в которых он ходил постоянно, что воспринималось как безвкусное пижонство. Теперь же, наконец, видны его руки. Он все в страшных рубцах, в глубоких следах от жестоких ожогов. Криворучко - танкист, он горел вместе со своим танком.
   Придумка с перчатками - сильный, психологически убедительный и драматургически неожиданный ход. Художественное мастерство Губенко заметно возросло в "Подранках". Экранная палитра уверенно обрело полутени, нюансировку, чего порою не хватало в картине "Пришел солдат с фронта". Психологическая характеристика героев стала более ёмкой и многозначной.
   Окрепла и режиссура. Губенко впечатляюще удаются теперь не только массовые, открыто драматические эпизоды, но и сцены сравнительно камерные, лирические. Они больше пронизаны поэтическим настроением и пластичнее по актерскому исполнению. Иногда, правда, Николай строит мизансцену несколько по театральному, что чувствуется и в кадрах педсовета. Губенко "актерский" режиссера, обеспечивающий, в первую очередь, каждому исполнителю хорошо видимое публике и по возможности выигрышное место на съемочной площадке. Актеры - участники педсовета - выступают со своими речами как бы попеременно, с относительно законченными монологами или отточенными репликами. Порою это выглядит чересчур за организованным, статичным.