Гудмэн Джо. В сердце моем навсегда

   Коннор вздрогнул, поняв наконец, чем вызвал ее раздражение.
   — Прости меня, — запоздало попросил он прощения. Мэгги пожала плечами. Встала на колени рядом с бадьей и взяла у него щетку и мыло.
   — Мне правда очень жаль, — сказал Коннор. Мэгги начала намыливать ему спину, а он наклонился вперед.
   — Я бы не сделала ничего, что может повредить моему ребенку, — тихо сказала она. — Не думала, что придется говорить это тебе. Мне казалось, что ты уже должен был это понять.
   — Я еще не привык, — ответил он. — Мысль о том, что у тебя ребенок… это все еще новость для меня. У тебя было много времени привыкнуть. А я узнал только вчера.
   Вероятно, она слишком многого от него хочет, подумала Мэгги, хочет, чтобы Коннор осознал, что она хочет стать матерью, всегда хотела ею быть. Она очень сильно постаралась, чтобы он поверил в обратное, и теперь тихо призналась ему в этом.
   — Почему? — спросил он.
   Движения Мэгги стали медленными.
   — Я не знала тебя, — ответила она. — И не знала, что ты можешь сделать. Ты ведь мог жениться на мне по совершенно невероятным соображениям.
   Слегка повернув голову, Коннор скептически взглянул на Мэгги:
   — А ты считаешь, мы поженились по правильным соображениям?
   Она легонько постучала по его спине щеткой, достаточно сильно, чтобы дать понять, что она думает по поводу его замечания.
   — Ты понимаешь, что я хочу сказать, — ответила она. — Тогда брак был бы заключен из-за ребенка и не было бы соглашения его расторгнуть. — Она не упомянула о том, что он так и не прислал ей документы на развод.
   А он не упомянул о том, что она не подписала тех бумаг, которые он ей послал.
   Мэгги снова принялась тереть ему спину.
   — Ты был прав, когда назвал меня эгоистичной, — сказала она. — Я не хотела, чтобы кто-то помешал мне стать врачом. В том числе и моя семья, и ребенок, и особенно — ты.
   — А сейчас?
   Она ответила не сразу:
   — А сейчас я здесь. И все еще не знаю, что это значит.
   Коннор протянул руку за спину и забрал у нее щетку. Повернулся в тесной бадье, чтобы лучше видеть ее.
   — А что тебе хочется, чтобы это значило? Прояви хоть немного мужества, сказала себе Мэгги.
   Скажи ему, что думаешь о том, что тебе может захотеться стать его женой, что внутри у тебя все трепещет от возможности любить его. Мэгги опустила глаза и пожала плечами, обзывая себя трусихой.
   Коннор не нарушал затянувшегося молчания. Наконец сказал:
   — Все в порядке, Мэгги. Я тоже не знаю, что это должно означать.
   Не смея взглянуть на него, Мэгги кивнула. Коннор дотронулся до ее руки, лежащей на краю бадьи.
   — Иди спать, — сказал он. — Я приду через несколько минут.
   Мэгги неуклюже поднялась на ноги. Уронила мыло в воду.
   — Спасибо за ванну, — произнес он, когда она уже повернулась к выходу.
   — Я подумала, что у тебя могут быть боли после падения с коня.
   — Ты угадала. Мэгги поколебалась.
   — Я приготовила мазь. — Она указала на коричневую бутылочку на столе. — Дала немного Баку и Патрику и тебе оставила достаточно. Будет лучше, если ты намажешься, пока еще не остыл после ванны.
   — Спасибо. Так и сделаю. — Он смотрел ей вслед, потом снова погрузился в бадью, вытянувшись, насколько смог. В какое-то мгновение ему показалось, что Мэгги была готова предложить самой намазать его. Коннор закрыл глаза, улыбаясь. Об этом стоило подумать.
   Оказавшись в спальне, Мэгги быстро переоделась в ночную сорочку, прикрутила фитиль керосиновой лампы так, что остался только слабый огонек, затем забралась в постель и натянула плед до самого подбородка.
   — Я знаю, что ты не спишь, — произнес Коннор, входя в комнату. Он нес мазь, вокруг его талии было обернуто полотенце. Другое было свернуто и переброшено через шею, чтобы впитывать воду, капающую с волос. Когда Мэгги не открыла глаза, он уже тише подошел к кровати. Она не шевельнулась.
   — Мэгги? — тихо позвал он. Ответа не последовало. — Будь я проклят. Она и правда уснула.
   С печальной улыбкой Коннор сел на край кровати и откупорил бутылочку с мазью. Ожидая сильного запаха, который заставит его вздрогнуть, он был приятно удивлен лекарством Мэгги. Коннор втер его в руки и плечи, затем в ноги. Лекарство приятно обжигало кожу. Втер немного в шею сзади, не спеша, все еще надеясь, что Мэгги проснется и предложит свою помощь. Трудно было отказаться от этой мысли, думая о ее прикосновениях к его обнаженному телу. Он все время оглядывался через плечо, чтобы поймать ее на притворстве.
   Вздохнув, Коннор закрыл бутылочку и отставил в сторону. Более тщательно высушил волосы, затем приподнял одеяло и скользнул в постель рядом с Мэгги. Сдернул полотенце, повязанное вокруг талии, швырнул его на стул, затем погасил лампу. Коннор слегка подтолкнул Мэгги, и она послушно повернулась во сне, подставив ему спину. Он прижался к ней, повторяя изгибы ее тела, словно ложечка, и тихо застонал, когда она прижалась к нему потеснее.
   Думая о том, что ночь будет долгой и мучительной, он уснул.
   Каждый день из последующих четырех недель Мэгги ловила себя на том, что наблюдает за Коннором. Ее глаза приветливо встречали его, когда он приходил домой поесть, и смотрели ему вслед, когда он уходил на работу. Она обнаружила, что ей нравится его походка, нравится уверенность, с которой он переставляет свои длинные ноги, и то, как он взбегает по ступенькам крыльца, чтобы первым явиться к обеду.
   Еще она заметила, что он любит прислоняться. Он прислоняется к, ограде кораля, словно ему все равно, что происходит. Прислоняется к дверному косяку, и его сильная, мускулистая, тугая, как струна, фигура вырисовывалась на фоне дверного проема в небрежной позе. Прислоняется к кухонному столу, опираясь на него бедром и вытянув вперед длинные ноги, когда медленно допивает последнюю кружку кофе после завтрака. Вечерами, когда все собираются на переднем крыльце, чтобы рассказывать друг другу истории или послушать, как Бен играет на гармонике, Коннор прислоняется к грубо обтесанному столбу и легонько постукивает ногой об пол.
   Мэгги нравилось смотреть, когда он едет верхом. Иногда она выходила из дома только затем, чтобы мельком увидеть Коннора верхом на Урагане, снующих среди деревьев на горном склоне. Иногда конь со всадником мчались через долину с дикой непредсказуемостью ветра, Коннор сидел, пригнувшись в седле, погоняя Урагана, и тогда человек и животное сливались в одно смутное пятно в свете солнца или в наступающих сумерках.
   Он был трудолюбив. Почти каждое утро вставал первым и часто последним лоншлся спать. Осматривал ограждения, считал поголовье, спасал запутавшихся коров, сгребал сено, ухаживал за осенним садом и чистил стойла. Был готов участвовать в любой работе, которой занимались нанятые им помощники. Он отвечал за все и за всех и относился к этому серьезно, просматривая счета, следя за безопасностью своих людей, планируя улучшения на ранчо.
   Она узнала, что ему нравится запах поджаривающегося, бекона, но он редко съедал больше одной полоски, однако мог умять полдюжины блинчиков, пока закипал кофе. Любил картофельное пюре, клубничный джем с хлебом и хорошо прожаренный ростбиф. Мог съесть два яблока, запеченных в тесте, но отказывался от пирога с ревенем. Редко досаливал еду на столе, но Мэгги едва успевала намолоть перцу, так быстро он его расходовал.
   Ночью он спал рядом с ней, их тела соприкасались, но ни разу не сливались воедино. Иногда Мэгги просыпалась среди ночи и обнаруживала, что его нет. Обычно она находила его в кабинете за чтением. Он приглашал ее присоединиться к нему, но она всегда отказывалась, уважая его стремление посидеть спокойно в одиночестве.
   Когда он смотрел на нее, его черные глаза больше не казались ей совершенно отчужденными или непроницаемыми. Она научилась распознавать промелькнувшую в них насмешку, теплый юмор. Понимала, когда он чувствует подозрение, когда обеспокоен, когда сдерживается, чтобы не сорваться. Любила слушать его смех.
   И еще ей хотелось, чтобы он ее поцеловал.
   Мэгги сидела у стола, поставив локти на край и положив подбородок на сплетенные пальцы. Пальцы ее были в муке, мука попала на щеки и припудрила волосы, когда она отводила их с висков. Край пирога на сковородке перед ней был завернут только с одной стороны, а она сидела, уставившись в пространство и позабыв о нем.
   Она даже не моргнула, когда задняя дверь хлопнула и в кухню вошел Коннор.
   — Мэгги?
   При звуке его голоса ее локтя соскользнули со стола, голова дернулась, подбородок соскочил с рук. Щеки залились румянцем, ей стало стыдно, что он застал ее, когда она грезила наяву. А румянец был результатом того, о чем она грезила.
   — Мне бы хотелось, чтобы ты не подкрадывался ко мне, Коннор.
   Его глаза удивленно распахнулись, один уголок рта приподнялся в насмешливой улыбке.
   — Я три раза повторил твое имя.
   — Вот как, — сказала Мэгги, остывая. — Ну, что ты хочешь?
   — Люк говорит, что надвигается буря. Обычно он не ошибается в таких вещах.
   Мэгги кивнула. Она была благодарна за предупреждение, хотя жалела, что не смогла скрыть свой страх перед грозами.
   — Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Ты можешь вернуться к работе. — И поскольку он не двинулся с места, спросила: — Что-нибудь еще? Ты боишься, что речка выйдет из берегов?
   Коннор присел на край стола и кончиками пальцев стряхнул муку с волос Мэгги.
   — Это не такая буря. Начинается снегопад. По словам Люка, снега будет много.
   — Много? — с надеждой спросила она. — Ты хочешь сказать, три или четыре дюйма?
   Ее серьезность показалась ему смешной и наивной.
   — Я хочу сказать — три или четыре фута.
   Брови Мэгги сошлись у переносицы, а глаза метнулись к окну. Небо было совершенно серым, и поднимался ветер. Она была так занята собственными мыслями, что даже не заметила перемены.
   — Футов? Он рассмеялся.
   — Да, — произнес он и похлопал пальцем по кончику ее носа. — Это еще чудо, что снег задержался так надолго. Или ты думаешь, мы обманывали тебя, что зима здесь начинается в октябре?
   Она жила на ранчо уже почти месяц, и единственный снег, который она видела, лежал на горных вершинах, поэтому Мэгги именно так и считала.
   — Завтра первое ноября, — сказала она. Коннор сделал вид, что вытирает пот со лба.
   — Слава Богу, значит, мы успели в последний момент. — Он надеялся, что Мэгги улыбнется. Так как этого не произошло и она продолжала мрачно смотреть в окно, он спросил: — Что случилось? Я почти могу гарантировать, что не будет ни грома, ни молнии.
   Мэгги оторвала взгляд от надвигающихся туч.
   — Не в этом дело, — покачала она головой. — Наверное, я только сейчас окончательно поняла, что мой ребенок появится на свет здесь. Дансер в последнее время так бойко хромает по дому, что я думала, мы скоро сможем уехать.
   — Уехать? — Коннор слегка выпрямился, когда Мэгги сказала «мой ребенок», но следующая фраза заставила его застыть. — О чем это ты? С чего ты взяла, что я бы позволял тебе уехать?
   При этих словах Мэгги вздрогнула, глаза ее засверкали.
   — С чего ты взял, что можешь помешать мне? Счет сравнялся, но в этот момент на кухню вошел Дансер, опираясь на один костыль.
   — Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — Вижу, здесь тоже надвигается буря. — Он повернулся, собираясь вернуться в гостиную.
   — Не уходи, — сказал Коннор. — Мне надо опять бежать на улицу и помочь собрать скот. — Он многозначительно посмотрел на Мэгги: — Наш спор еще не окончен.
   Снег начал падать как раз перед полуднем. Он летел маленькими обжигающими хлопьями, кружился по долине мощными вихрями, и кораля уже не было видно из дома. Через два часа на земле уже лежало четыре дюйма, а у крыльца намело сугробы. Дансер следил за бушующим снегом из окна в гостиной. Мэгги ходила по всему дому, от кухни до передней двери, выглядывала в окна спальни и кабинета.
   Люк и Бен вернулись первыми после поисков отбившихся животных в северном конце долины. Они промерзли и промокли, их брови и ресницы покрылись инеем и стали такими белыми, что они выглядели стариками, но они задержались в доме всего лишь настолько, насколько потребовалось, чтобы согреться. Потом протянули веревки от дома к пристройке и оттуда к уборной, чтобы никто не отклонился слишком далеко от дороги. К конюшне и коптильне протянули такие же спасательные веревки.
   Бак с Патриком ввалились позже, с их сапог и штанин осыпались комья снега, когда они топали по кухне, пытаясь согреться. Сугробы уже достигли подоконника кухонного окна, и они по очереди сметали снег с крыльца и ступенек для Мэгги.
   Коннор явился в дом последним, перед самым обедом, и Люк с Баком уже собирались пойти его искать. Стряхнул снег с куртки и только потом снял ее.
   — Все в доме? — спросил он Люка.
   — Ты последний, — ответил Люк, снимая, в свою очередь, куртку и вешая ее на крючок рядом с курткой Коннора. — Мы уже начали беспокоиться.
   Взгляд Коннора сейчас же отыскал Мэгги. Она доставала из духовки пирог. Если Люк включил ее в число тех, кто беспокоился, то явно ошибся.
   — Мы с Ураганом наткнулись на волчью стаю, — сообщил он, снимая шляпу. — Они какое-то время преследовали нас, пытаясь добраться до отставших коров, которых я вел домой.
   Мэгги поставила яблочный пирог на подоконник остывать.
   — Бен, помешай, пожалуйста, бобовый суп, — попросила она. — Я пойду прилягу. — И вышла из кухни, никто даже не успел спросить, как она себя чувствует.
   В спальне Мэгги сняла туфли и свернулась калачиком на середине кровати. Когда Коннор час спустя вошел на цыпочках, она все еще лежала в той же позе и не спала; глаза ее оставались сухими, она прижимала к животу подушку.
   Коннор поставил сапоги за дверью и прошлепал к кровати.
   — Бен послал сказать тебе, что обед готов, — сообщил он. — И очень горд тем, что не сжег твой суп.
   — Скажи всем, чтобы обедали без меня, — равнодушно ответила она. — Я не очень голодна.
   Коннор окинул ее взглядом, пытаясь понять причину такого равнодушия.
   — Ладно, — наконец ответил он. Вышел из комнаты, молча съел обед и ухитрился вызвать у всех остальные ощущение, что они за столом лишние. Наемные работники удалились в свою пристройку, а Дансер вымыл посуду. Коннор резко встал из-за стола, почти не притронувшись к своему любимому десерту.
   — Я собираюсь поговорить с Мэгги начистоту, — сказал он.
   Дансер пожал плечами:
   — Меня это не касается.
   — В том случае, если разговор выйдет громкий, постарайся об этом не забыть. — Он не мог бы доказать этого, но ему показалось, что старатель улыбается.
   Когда Коннор вернулся в спальню, Мэгги уже сидела. Подушка, которую она прежде прижимала к себе, теперь поддерживала ее поясницу. Она выглядела королевой, сидя в центре кровати с поднятым подбородком; волосы ее были сзади гладко стянуты в узел.
   — Лучше закрой дверь, — спокойно произнесла она. — Не хочу, чтобы другие нас услышали.
   Сначала Коннор подумал, что она услышала его слова, обращенные к Дансеру, но потом понял, что она пришла к той же мысли независимо от него.
   — Дансер убирает на кухне, — ответил он, — Ему нас не слышно. Все остальные ушли в пристройку. — Придвинул единственный в комнате стул поближе к кровати и сел, поставив ноги на железную раму. — Хочешь начать? — спросил он. — Или мне начать?
   Она мгновенно утратила свою уверенность:
   — Ты мне хочешь что-то сказать?
   Коннор кивнул. Изменившееся выражение лица Мэгги сказало ему о том, что она готовила свою речь, пока он обедал.
   — Собственно, довольно многое, но начинай ты первая. Думаю, ты больше думала об этом, а что я могу выпалить, никогда нельзя предсказать.
   — Раз так — ладно, — произнесла она, притворяясь, что полностью владеет собой. — Я считаю, что мы должны иначе распределить наше жилое пространство. Я больше ни одной ночи не могу делить с тобой эту кровать и эту спальню, и поскольку я не могу жить в пристройке и мы оба не хотим выставить Дансера из его постели, то уйти придется тебе.
   — Понимаю, — медленно произнес он. — И это новое распределение произойдет из-за… — Вопросительно подняв брови, Коннор замолчал. Так как Мэгги не ответила, а лишь отвела глаза, он закончил вопрос: — …из-за ребенка?
   Ее голова резко дернулась, она гневно взглянула на него:
   — Ребенка? Почему ты думаешь, что все на свете связано с ребенком?
   Он открыл было рот, чтобы ответить, но Мэгги не слушала.
   — Ты меня больше вообще не видишь, да? Просто меня. — Она ткнула себя в грудь пальцем, — Отдельно от ребенка. Боишься, что, если я буду работать слишком много, или ходить слишком далеко, или спать слишком долго, или спать слишком мало, я нанесу вред ребенку. — В ее глазах заблестели слезы, и она нетерпеливо смахнула их, сердясь на себя за то, что не может удержаться. — Я и правда эгоистка. Иногда мне хочется, чтобы это была просто я.
   — Это всегда была ты, — тихо ответил Коннор.
   Не уверенная, что правильно расслышала, Мэгги перестала вытирать слезы и замерла.
   — Что?
   — Это всегда была ты, — повторил он. — Я просто не знал другого способа сказать тебе об этом. — Он спустил ноги с кровати и нагнулся вперед на стуле. — Ты и правда думаешь, что я вижу только ребенка, которого ты носишь? — Он покачал головой, не веря в это. — Я все время наблюдаю за тобой. Знаю, сколько раз ты проводишь щеткой по волосам, когда расчесываешь их на ночь. Знаю, что когда ты задумываешься или чувствуешь неуверенность или тревогу, то втягиваешь нижнюю губу и покусываешь ее. Вижу, как ты улыбаешься по утрам Люку, когда ставишь перед ним яичницу, и с каким терпением относишься к Дансеру, когда он неуклюже двигается на костыле. Ты щадишь Бака, когда он не сразу понимает шутку.
   — Иногда мне просто нравится следить за твоими руками, когда ты разговариваешь, — продолжал он, слегка улыбаясь. Перед его мысленным взором мелькнула грациозная жестикуляция ее ладоней. — Иногда мне просто нравится слушать твой голос. — Он пожал плечами. — Я знаю, как ты поднимаешь брови, как вздергиваешь подбородок в гневе и как решительно сжимаешь губы. Знаю каждый изгиб твоего тела — и помню, какими они были до ребенка. Что бы ты ни думала, неправда, что я тебя не замечаю.
   Прежде чем Мэгги осознала, что собирается сказать, у нее вырвалось:
   — Но ты меня больше не хочешь. Кониор слегка прищурил глаза:
   — Откуда ты это взяла? — Голос его стал хриплым. — Каждую ночь с тех пор, как я привез тебя на ранчо, мы спим, прижавшись друг к другу. Мне приходится уходить посреди ночи, потому что иногда я просыпаюсь и хочу тебя так сильно, что меня трясет от желания.
   За окнами ветер бушевал в долине, сгибая тополя и теребя сосны. Стекла дребезжали в оконных рамах, когда на дом обрушивались снежные заряды. В отличие от шума природы голос Мэгги был тихим.
   — Тогда почему же ты не протягиваешь ко мне руки? — спросила она, изо всех сил стараясь не опустить глаза. — Я бы тебе позволила. Я ведь позволила у Дансера.
   — Знаю, — тихо ответил он, почти на вздохе. — Но я больше не хочу, чтобы это было желание.
   — О чем ты говоришь? Я не понимаю.
   — Разве ты не знаешь? — спросил он. — В следующий раз, когда я протяну к тебе руки, я хочу, чтобы это была любовь.

Глава 13

   — Любовь? — спросила Мэгги.
   — Тебе ведь не нужно это объяснять, не так ли?
   Она покачала головой.
   — Тебе необходимо понять, можешь ли ты полюбить меня, — тихо произнесла она.
   Коннор наклонил голову к плечу и слегка прищурился, пристально глядя на нее.
   — У тебя иногда очень странный взгляд на вещи, — заметил он небрежным тоном, без осуждения в голосе. — Я говорил вовсе не о своих чувствах, а о твоих. Не могу понять тебя, Мэгги, — продолжал он. — Когда ты не подписала бумаги на развод, я…
   — Не подписала? — озадаченно спросила Мэгги. — Как я могла их подписать? Ты ведь не прислал их к Дансеру.
   Словно кулак стиснул его сердце, ледяной кулак.
   — Я их отослал, — напряженным голосом ответил он.
   — Вот как! — В душе у Мэгги появилась пустота, которая все разрасталась, заполняя ее целиком. — Я подумала, что ты, вероятно, передумал.
   — Мы ведь заключили соглашение, — ответил Коннор, поднимаясь. — А я подумал, что это ты передумала. — Он прошел через комнату к комоду и стал шарить в двух средних ящиках. Достал документы на развод, принес их к кровати и подал Мэгги, — Полагаю, Дансер должен кое-что объяснить, — сказал он. — Я нашел их в сундуке на чердаке у Дансера, когда искал одеяло. И подумал, что это ты их туда положила. По-видимому, я ошибался. Похоже, он решил их от тебя скрыть.
   — Похоже, что так. Ты никогда не упоминал о них, — сказала она.
   — А ты никогда не упоминала, что хочешь их видеть. Мэгги расправила на коленях бумаги. Эти движения помогли ей скрыть дрожь в руках.
   — Когда-то я сказала Дансеру, что ты не нарушишь наш договор. Возможно, он уже тогда прятал от меня эти бумаги.
   — Полагаю, у него есть собственное представление о том, как должны обстоять дела.
   Она выдавила из себя улыбку, которая получилась довольно печальной.
   — Наверное, ты прав. Хорошо, что мы сами можем решить за себя.
   Коннор кивнул. Наклонив голову, он смотрел, как Мэгги теребит края листков бумаги.
   — Мэгги?
   — А? — Она не смотрела на него.
   — Что ты собираешься делать?
   Мэгги уставилась на подпись. Он намеревался развестись с ней, как она и просила. Он так и не передумал, так и не пересмотрел это решение, как она было подумала.
   — Наверное, мне нужна ручка, — шепнула она. Мгновение Коннор колебался, затем повернулся и вышел из комнаты, а через минуту вернулся. Вручил ей ручку и поставил чернильницу на тумбочку у кровати.
   — Мне нужно что-то твердое, на чем можно писать. На туалетном столике лежала книга. Коннор взял ее и подсунул под бумаги у нее на коленях.
   Мэгги вертела ручку в руках. Потянулась к чернильнице, открыла стеклянную пробку и обмакнула перо в чернила.
   — Если я сейчас подпишу, это будет означать, что мы уже разведены, — сказала она. Трудно было проталкивать слова сквозь комок, стоящий в горле.
   — Не будет.
   Мэгги взглянула в окно. Ночь превратила его в черное зеркало. Она увидела только собственное отражение, но знала, что за этим расплывчатым силуэтом стихия накрывает долину белым покрывалом. — Похоже, завтра мы не сможем отправить их в Квинз-Пойнт.
   — Вероятно, до самой весны.
   — И ты говорил, что понадобится еще шесть месяцев, после того как бумаги попадут к адвокату.
   — Правильно. — Коннор присел на край кровати. Протянул руку к подбородку Мэгги, осторожно взялся за него двумя пальцами и приподнял. — Так что ты хочешь этим сказать?
   Что же она хочет сказать? — спросила себя Мэгги. Она молча смотрела на Коннора, пытаясь понять выражение его задумчивых глаз.
   — Если бы я сейчас забрал эти бумаги обратно, ты бы всегда сомневалась, не сделал ли я этого из-за ребенка.
   — Разве я ошиблась бы? Он покачал головой:
   — Я бы сделал это потому, что моя подпись на этих документах свидетельствует о единственном в моей жизни обещании, о котором я сожалею. — Он отпустил ее подбородок, но продолжал смотреть прямо в глаза. — И я пожалел о нем раньше, чем узнал, что ты еще носишь моего… нашего ребенка. Пожалел тогда, когда речь шла только о тебе.
   — Но ты же дал мне сейчас эти бумаги.
   — Подумал, что ты уже сделала выбор и знаешь, как с ними поступить. Но это не так. Тебе решать, Мэгги. Условия ставила ты.
   Капля чернил шлепнулась на подписанный лист, расплылась в темно-синюю кляксу, похожую на взорвавшуюся звезду. Мэгги долго смотрела на нее, потом поднесла перо к бумаге.
   Коннор следил за ее рукой со стесненным сердцем. Он не сознавал, что сдерживает дыхание.
   Мэгги перевела взгляд от той строчки, на которой она должна была поставить подпись, к тому месту, где расписался Коннор.
   — Кажется, я не знала, что твое второе имя Харт, — сказала она. Потом нарочито медленно зачеркнула пером его подпись, старательно замарав ее чернилами. И подняла на него глаза. — Я приняла решение.
   Коннор взял у нее бумаги, скомкал их и швырнул в дальний угол.
   — А я принял свое.
   Мэгги отложила перо и чернильницу. Робкая улыбка осветила ее лицо.
   Коннор нагнулся и легонько поцеловал ее в губы. Дыхание ее было легким, сладким. Почти прикасаясь своим лицом к ее лицу, Коннор сказал:
   — Полагаю, это означает, что я могу продолжать спать в своей постели.
   Темные зрачки ее глаз расширились. Губы приоткрылись.
   — Полагаю, да, — тихо ответила она.
   — Ты мне больше ничего не хочешь сказать? — спросил Коннор. Поцеловал ее в уголок рта, потом в чувствительное местечко пониже уха. — Пока я не зацеловал тебя до смерти?
   Это ей понравилось. Он уже положил одну руку ей на шею, нащупывая пуговку белой блузы. Пальцы его скользнули внутрь, провели по вырезу ночной сорочки. От его легких прикосновений по коже забегали мурашки.
   — Я тебя люблю, — произнесла Мэгги. — Это ты хотел услышать?
   — А ты это хотела сказать?
   У Мэгги прервалось дыхание, так как влажный кончик языка Коннора прикоснулся к ее уху.
   — Да, я это хочу сказать, именно это, — ответила она. Его губы осторожно прижались к ее шее. — Я люблю тебя.
   Он губами почувствовал вибрацию голоса, произносящего эти слова. Мэгги повторила, на этот раз погромче, и он плотно прижал губы к ее коже, словно хотел впитать ее слова и ее чувства. Через мгновение Коннор поднял голову и прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.