Гудмэн Джо. В сердце моем навсегда

   Джей Мак замер:
   — Мне не хранится то, к чему вы клоните, Раштон. Возможно, вам лучше высказаться с большей определенностью или совсем оставить эту тему.
   — Мне казалось, я высказался достаточно ясно, — сурово ответил тот. — Но если происходящее нужно вы разить другими словами, то я вас прямо спрашиваю: Мэри Маргарет бер…
   Коннор не дал отцу закончить фразу, которая наверняка бы положила конец деловым отношениям, продолжавшимся вот уже почти десятилетие.
   — Сэр, я прошу у вас руки Мэгги, — сказал Коннор, обращаясь к Джею Маку.
   — Коннор!
   Отец резко окликнул его, на мгновение позабыв, что никогда не мог повлиять на жизнь сына, а если и имел какое-то влияние, то давно уже прошли те времена, когда одним только окриком мог что-то изменить в жизни Коннора.
   Коннор продолжал, обращаясь к Джею Маку:
   — Я говорю вполне серьезно, сэр. Мне хотелось бы получить разрешение приходить к вашей дочери.
   Пепельные брови Джея Мака сошлись на переносице в одну линию. Он снял очки, сложил дужки и затолкал их в карман жилета, сознательно увеличивая время на размышление. За всем этим крылось нечто такое, чего он не понимал. Это уж точно. Они с Раштоном получили то, что хотели, и все же он не чувствовал себя полностью удовлетворенным, и было ясно, что Раштон тоже.
   — Сперва мне бы хотелось поговорить с Мэгги наедине, — ответил Джей Мак.
   Коннору этого совсем не хотелось, но у него не было выбора.
   — Конечно.
   — Но только не сегодня. Не думаю, что сегодня она в состоянии разговаривать.
   — Я понимаю.
   — Заезжайте ко мне через два дня. В контору в Уорт-Билдинге. Вы знаете, где это?
   — Найду. — Коннор посмотрел на отца: — Я готов к отъезду. Если вы с Берил хотите остаться еще, я пойду пешком.
   — В этом нет необходимости, — ответил Раштон. — Мы едем с тобой.
   Много позже в тот вечер, когда Джей Мак и Мойра удалились в свою спальню, он рассказал ей об обмороке Мэгги и предложении Коннора Холидея. Мойра перестала заплетать косу и повернулась на пуфике к Джею Маку в поисках поддержки. Но в этот раз она не увидела на его лице ничего, что могло бы ее успокоить.
   Кто-то из них должен был произнести это, и Мойра видела, что Джей Мак не может заставить себя это сделать.
   — Ты думаешь, Мэгги беременна?
   — Нет! — Он медленно опустился на край кровати. — То есть я не знаю. Кто же сделал это? Она же нигде не бывала, ни с кем не встречалась… она знает только свои книги и медицину, больше ничего… и никого.
   Мойра поняла, что наступило время подбодрить его. Она поднялась от туалетного столика и села рядом с ним на кровать.
   — Если она и беременна, это еще не конец света, — мягко произнесла она, беря его за руку. — Мы родили пятерых дочерей вне брака. Вырастили пятерых детей, не принося друг другу клятв в церкви.
   Джей Мак почти не слышал ее слов.
   — Она такая скрытная.
   — Мэгги всегда держалась замкнуто.
   — Да, но если она беременна…
   — Что тебя тревожит, Джей Мак?
   — Значит, отец ребенка женат. Я это знаю. Вот в чем дело. Вот почему мы никогда ее ни с кем не видели и не слышали, чтобы она о ком-то упоминала.
   — Ты тоже был женат, — ласково напомнила Мойра. — Я была твоей любовницей двадцать восемь лет и оставалась бы ею по сей день, если бы Нина не умерла.
   — Это другое дело, — упрямо ответил он.
   Она улыбнулась:
   — Когда-нибудь я заставлю тебя объяснить, в чем разница. А сейчас я все же пойду к дочери и сама спрошу, есть ли у нас причины беспокоиться по этому поводу. И если я не нанесу ей ужасного оскорбления, тогда можешь позже сообщить ей о предложении Коннора Холидея.
   Мэгги сидела в постели с нераскрытой книгой на коленях, когда мать вошла в комнату. Она держала так книгу уже почти час, не находя в себе сил и желания читать. Теперь Мэгги отложила книгу и подвинулась, чтобы дать место Мойре.
   — Я думала, ты уже спишь, — сказала Мэгги.
   — Могу то же самое сказать о тебе.
   — Что-то случилось?
   — И задать тебе тот же вопрос.
   Зеленые глаза Мэгги потемнели, улыбка стала неуверенной.
   — Джей Мак рассказал тебе, что случилось внизу. — Она поняла по выражению лица матери, что угадала правильно. — Ему не следовало этого делать. Не было никакой необходимости. Со мной все в порядке, правда. Произошла глупейшая вещь. Не знаю, как это могло случиться.
   Мойра вгляделась в тонкие черты лица дочери. Из всех дочерей именно Мэгги пошла внешностью в род Дэннехи. Однако характер она унаследовала скорее от Мойры, чем от Джея Мака. Мойре хотелось знать, сожалела ли Мэгги когда-либо о том, что не так похожа на сестер и отца. Возможно, именно по этой причине сама Мойра чувствовала себя более близкой к Мэгги. В них обеих ощущалась спокойная сила. За эти годы Мойра много раз пускала ее в ход; Мэгги же, как она понимала, пока не подозревала, на что она способна.
   — Возможно, нам следует попросить доктора Тернера тебя осмотреть, — сказала Мойра. Она перебросила волосы вперед и начала заплетать их. — Когда люди падают в обморок, у них обычно есть на то причина.
   — Я думаю, это просто нервы, мама. Ты же знаешь, что бывает, когда Джей Мак берет на прицел кого-то из своих. Полагаю, теперь моя очередь, и я не знаю, смогу ли выдержать. Я хочу поехать в медицинскую школу. По чему он пытается меня остановить?
   — Разве он это делает?
   Мэгги наклонилась вперед, взяла из рук матери косу и начала сама заплетать ей волосы. Ей всегда было легче разговаривать, если руки чем-то заняты.
   — А как ты назовешь эту… эту одержимость Коннором Холидеем?
   — Мне кажется, твой отец считает медицину неподходящей профессией для женщины.
   — Это несправедливо. Майкл — газетный репортер. Рении — инженер. Разве это подходящие для женщины профессии? Я что, должна стать монахиней, как Мэри Фрэнсис?
   — Если ты помнишь, отец тоже был не в восторге от ее решения. — Мойра положила ладонь на перебирающие волосы пальцы Мэгги. — Ты получила образование, дорогая. Четыре года учебы и диплом, так же, как и сестры. Это больше того, что позволяет дочерям большинство мужчин, занимающих то же положение, что и твой отец. Если тебе хочется еще большего, то ты должна рассчитывать только на себя и не ждать помощи от Джея Мака.
   — У меня есть сбережения. А остальное заработаю. Это меня не пугает. Но, мама, я хочу делать это с твоего благословения. Твоего и Джея Мака. Ты думаешь, я не смогу? В этом дело?
   Мойра покачала головой и сжала руку Мэгги:
   — Мы с отцом уже давно говорим об этом, еще с тех пор, как ты сообщила о своем желании. Никто из нас не сомневается в твоих способностях. Даже не думай. Мы сомневаемся в том, сможешь ли ты себя обеспечить. Нет, выслушай меня. Наверное, ты думала об этом. Кто к тебе обратится? Кто возьмет тебя на практику? Ты всегда будешь страдать от того, что могла бы многое сделать для других, но лишена такой возможности. Вот что беспокоит твоего отца, и, если быть честной, меня это беспокоит тоже.
   Мэгги вовсе не это хотелось услышать. Спазм, постоянно сжимавший ее желудок, стал еще сильнее.
   — Поэтому я должна выйти замуж.
   — Нет, если тебе этого не хочется. — Мойра глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Убрав руку, она повернулась лицом к дочери, чтобы хорошо видеть ее. — Ведь у тебя нет никакой причины считать, что замужество тебе необходимо?
   Мэгги нахмурила брови. Склонила голову к плечу, что подчеркивало раскосый разрез ее глаз.
   — Ты хочешь сказать — другой причины, помимо настойчивости Джея Мака?
   — Другой причины.
   — Не уверена, что хорошо понимаю. Почему ты… — Голос ее замер, лицо прояснилось, а рот слегка приоткрылся. — Потому что я упала в обморок? О мама! Как ты могла? Так вот что вы с Джеем Маком подумали! Что я ношу ребенка?
   — Нам это приходило в голову, — честно призналась Мойра. Она не отводила глаз, чувствуя, что дочь заслужила прямой ответ. — Ты в последнее время была такой тихой. Я даже не уверена, когда мы впервые обратили на это внимание — возможно, полтора месяца назад. Мы тревожились, Мэгги, мы волновались. Ты бы сказала нам, правда, если бы была беременна?
   Что-то удержало Мэгги от ответа на этот вопрос. Она ответила на другой:
   — Я не беременна.
   — А могла забеременеть?
   — Непорочное зачатие?
   — Не богохульствуй.
   — Извини.
   Мойра вздохнула:
   — И ты меня извини, Мэгги. Мне очень жаль, что пришлось задать тебе этот вопрос. Я глубоко сожалею, что не доверяла твоему здравому смыслу. — Она наклонилась к Мэгги и поцеловала дочь в лоб. — А теперь ложись спать. Пусть сегодняшний вечер останется позади.
   Мэгги схватила мать за руку, прежде чем та поднялась.
   — Ты когда-нибудь жалела о том, что вырастила всех нас одна?
   — Ты так думаешь? Что я растила вас одна? Это неправда, Мэгги. Ваш отец всегда был со мной, даже когда был со своей женой. Возможно, он видел вас даже чаще, чел; если бы жил все эти годы с вами под одной крышей. Каждую свободную минуту он проводил с нами. Никогда не забывай об этом. Знай, Мэри Маргарет: я не испытываю никаких сожалений по поводу своей жизни с твоим отцом. Никаких. Ты думаешь, твои родители были в тебе разочарованы?
   — Они уже умерли к тому времени, когда я встретилась с Джеем Маком, но полагаю, они были бы глубоко разочарованы моим выбором.
   Мэгги только кивнула, задумавшись. И отпустила руку матери.
   — Спокойной ночи.
   Мойра улыбнулась. Она постояла еще секунду, глядя, как Мэгги повернулась на бок и натянула на плечи одеяло. Затем погасила лампу у кровати и вышла из комнаты. Тревога ее уменьшилась лишь на чуть-чуть, чем тогда, когда она вошла в эту комнату.
   Прошло много времени, прежде чем Мэгги погрузилась в сон. В глубине ее сознания сидели слова, которыми обозвал ее Коннор. Воровка. Шлюха. То, что, по его словам, она совершила: раздвинула бедра, ползала по его телу, целовала его. Он злой человек. Неуравновешенный, психически нездоровый человек.
   Но Мэри Маргарет Дэннехи спала бы спокойнее, если бы могла вспомнить те восемь часов ночью 24 марта.
 
   Коннор Холидей стоял, прислонившись к гранитным плитам портика Уорт-Билдинга. Поза его была небрежной, нога за ногу, руки он скрестил на груди. Вид у него был такой, словно он разглядывал поток прохожих на Бродвее, наблюдая за целеустремленными обитателями Нью-Йорка, спешащими по своим делам. В другое время он бы посчитал такое занятие даже забавным. Теперь же на улице, кишащей людьми, у каждого из которых свои цели и заботы, Коннор Холидей остался в одиночестве.
   Она не хочет выйти за него замуж. Эти слова снова всплывали в его памяти. Иногда их произносил голос Джея Мака, иногда он словно бы слышал хрипловатый, мелодичный голос Мэгги. Она не желает его видеть. Не хочет иметь с ним ничего общего.
   Результат разговора с Джеем Маком не явился для него совершенной неожиданностью. Коннор ожидал, что у Мэгги Дэннехи будут возражения. Но не был готов к тому, что Джей Мак, затеявший все это, теперь использовал эти события для достижения совсем другого результата. Он намеревался считаться с возражениями Мэгги. Коннор пытался понять, передала ли Мэгги отцу содержание их разговора в библиотеке или причиной всему являются обстоятельства их первой встречи.
   Он покачал головой. Невозможно было представить Мэгги, пересказывающую свои поступки или его обвинения Джею Маку. Коннор не представлял себе, как при этом он мог все еще оставаться в живых. И все же не отказался бы ни от одного сказанного слова. Все это было правдой. Он очень хорошо помнил тот вечер в заведении миссис Холл, пусть даже Мэгги Дэннехи притворяется, что не помнит; и также не отказался бы почти ни от чего из того, что там произошло.
   Коннор оттолкнулся от гранитной стены и сунул руки в карманы. Ему необходимо знать больше. Если он собирается получить назад то, что задолжала ему дочь Джея Мака, ему необходимо знать несколько больше, чем сейчас.
   Спускаясь по ступенькам Уорт-Билдинга, поворачивая за угол на Энн-стрит, Коннор не совсем ясно представлял себе, куда направляется. У него все еще не было уверенности в том, где и как получить ответы на свои вопросы. Он счел бы, что идет без определенной цели, в произвольном направлении, и тем не менее через двадцать минут прогулки Коннор очутился в районе красных фонарей.
   Как правило, до полудня Лиза Антония Холл не принимала посетителей. Девушки обычно еще спали, да и она не всегда была в лучшей форме. Она сделала исключение, когда Сэмюэль сообщил ей, кто ждет в фойе. Появление Коннора Холидея предвещало неприятности. Невозможно было надеяться, что он больше не появится у нее.
   Лиза пригладила волосы, поправила нитку жемчуга на шее и одернула на бедрах юбку. Быстро затолкала бумаги, которыми был завален ее письменный стол, в средний ящик. Бросила взгляд на свой маленький, размером с ладонь, пистолет, размышляя, оставить ли его на столе, но затем решила не делать этого. Засовывая в ящик бухгалтерскую книгу, она задвинула ею пистолет в дальний угол.
   Когда Коннора провели в кабинет, миссис Холл поднялась из-за письменного стола. Приветливо улыбнулась, надеясь, что выглядит более непринужденной и владеющей собой, чем чувствует.
   — Чем я могу вам помочь, мистер Холидей? — спросила она, указывая Коннору на стул у стола. — Не хотите ли чашечку кофе? Я могу попросить Сэмюэля принести нам кофе. — Вышибала и одновременно дворецкий топтался у двери, ожидая распоряжении. Когда Коннор отказался от кофе, миссис Холл отпустила его. — Надеюсь, ваш приход сюда означает, что вы возвратили свои деньги.
   Коннор осознал, что подобное заявление было довольно большой уступкой со стороны мадам.
   — Значит, вы все-таки верите, что у меня с собой были деньги.
   — В тот день, обдумав все более спокойно, мы с доктором вам поверили. — Она откинулась на спинку стула, склонив голову набок. — Надеюсь, к настоящему моменту вы осознали, что ваши обвинения в мой адрес были необоснованными.
   — Не могу сказать с полной уверенностью, но готов вас выслушать. Мне хотелось бы услышать больше о девушке, к которой вы направили меня той ночью.
   Миссис Холл подняла унизанную кольцами руку и медленно покачала головой:
   — Я не направляла вас к той молодой леди специально. И вам и ей не повезло, что у меня большие затруднения с определением, где право, а где лево. Признаю, что не заметила, куда вы свернули на лестничной площадке, но считала, что посылаю вас в комнату Миган, и только туда.
   Коннор воздержался от комментариев, глядя на мадам в упор.
   — Почему вы говорите, что ей не повезло? Это же у меня украли двенадцать тысяч долларов.
   — Эта молодая девушка вошла в наш дом девственницей. Следы на простынях свидетельствуют о том, что, уходя отсюда, она уже не была таковой.
   Коннор замигал, не вполне веря тому, что услышал:
   — Несомненно, здесь такое уже случалось?
   — Все мои девушки уже обладают опытом до начала работы у меня.
   — Она — нет?
   — Она не из моих девушек.
   Он заставил себя расслабиться.
   — Кажется, я все-таки выпью кофе, — сказал он. Лиза кивнула и позвонила, вызывая Сэмюэля. Отдав распоряжение, снова повернулась к гостю:
   — После вашего ухода, почти полтора месяца назад, я приказала обыскать весь дом, сверху донизу. И лично проследила за поисками. Мы обшарили чердак и погреб для овощей. Перевернули постели и платяные шкафы. Вашей сумки и денег здесь, нет. Так как вы не вернулись, я предположила, что либо вы сами пришли к такому же выводу, либо вы их нашли. — Браслеты на ее левом запястье мелодично зазвенели, когда она широким жестом обвела комнату. — Предлагаю вам поискать всюду, где хотите. Можете проверить мои бухгалтерские книги, мои личные банковские книжки, финансы всех моих служащих, пока не удостоверитесь, что у нас нет ваших денег.
   Лиза сунула руку в средний ящик стола и вытащила свою бухгалтерскую книгу. Подтолкнула ее к Коннору:
   — Можете начать с этого, хотя в вашем распоряжении все книги. Чтобы держать заведение, подобное моему, необходимо проявлять определенную тактичность, конфиденциальность, чтобы тебя не в чем было упрекнуть. Это включает в себя доверие. Клиенты, которых мы принимаем у себя, ждут этого от нас. — Она еще раз подтолкнула к нему книгу. — Я очень хорошо понимаю, что вы не сделали никаких замечаний, порочащих мой бизнес. В противном случае я к этому времени уже ощутила бы на себе их результат. Мои клиенты проявляют лояльность только до определенного предела. Они отказались бы от моих услуг, если бы сочли меня недостойной доверия.
   Сэмюэль вернулся с кофе, и Лиза жестом разрешила ему войти. Получив свою чашку кофе со сливками и с сахаром, точно так, как ей нравилось, она снова подхватила нить беседы:
   — Что заставляет меня верить, мистер Холидей, хоть вы и утверждаете обратное, что вам известно о моей невиновности.
   Коннор пил черный кофе. Не желая раскрывать свои карты, он все же не поддался искушению подтвердить правоту мадам.
   — Расскажите, что вы знаете об этой девушке. Она — единственный след, который у меня есть.
   Лиза поставила чашку на блюдечко и положила руки на стол.
   — Я знаю очень мало, хотя можете быть уверены — я навела кое-какие справки. Но моим источникам не вполне можно доверять.
   — Все равно расскажите.
   — Не знаю, насколько правдивым покажется вам мой рассказ. Она каким-то образом одна забрела в этот район. Даже не в нашу часть района. Заблудилась где-то на Кэнел-стрит, прежде чем зашла так далеко. Очевидно, к ней пристали матросы, ищущие развлечений. Они, вероятно, были слишком пьяны, чтобы обратить внимание на ее одежду, манеры и понять, что она не из тех мест, где они ее нашли. — Лиза подлила себе из кофейника горячего кофе. — Харлан Портер, один из сводников самого худшего сорта, спас ее.
   — Спас? — переспросил Коннор.
   — Конечно, термин весьма относительный, — сухо ответила Лиза. — По-видимому, он повел ее с собой, обещая проводить домой, а кончил тем, что одурманил ее чем-то и попытался продать Хорасу Билу. Между прочим, Бил — старик, который любит молоденьких.
   Непробиваемая броня отстраненного спокойствия Коннора дала легкую трещину. Его пальцы, держащие тонкую фарфоровую чашку, слегка побелели.
   Миссис Холл уловила едва заметно изменившееся выражение лица своего гостя, но воздержалась от замечаний. Ей было приятно вообразить, что сейчас он вспоминает ту девушку.
   — Мой человек, Сэмюэль, которому удалось выудить эти сведения у Харлана, почти не прибегая к физическим методам убеждения, говорит, что девушка именно в этот момент сбежала от Харлана. Он погнался за ней и настиг на моем заднем дворе. Одна из моих молодых женщин обратила его в бегство, и мы взяли девушку в дом. Я не дура, мистер Холидей. И поняла, что девушка ведет совсем другую жизнь. Разумеется, в мои намерения не входило использовать ее по моему усмотрению. Бедняжка была больна. На шее у нее были синяки, там, где Харлан или матросы душили ее, и из-за этого, из-за болезни и дурмана, она не могла произнести ни одного слова, которое можно было бы разобрать.
   Мы поместили ее в свободную комнату, приготовили ей горячую ванну, дали ей немного опия и послали за доктором.
   Коннор дернулся. Кофе выплеснулся через край чашки и потек по пальцам. Лиза тут же подскочила с полотняной салфеткой, промокая его руку и хлопоча над ним. Он взял у нее салфетку и отставил чашку в сторону.
   — Ничего страшного, — сказал он.
   — Вы не обожглись?
   — Ничего страшного, — повторил он резко. Он и сам не знал, почему это случилось. Что-то из того, что сообщила Лиза, привлекло его внимание, зацепило память и пропало прежде, чем он смог осознать услышанное.
   — Вы говорили… — произнес он, когда она снова села на стул.
   — Собственно, я уже закончила. Вам лучше, чем мне, известно, что произошло потом.
   К Коннору вернулась прежняя невозмутимость. Он бросил салфетку на поднос.
   — Меня направили не в ту комнату?
   — Не нарочно, — быстро подсказала Лиза.
   — Возможно, — уступил он после секундной паузы. — Я тоже не дурак, миссис Холл. Когда я вошел в комнату, у меня не было причин сомневаться в том, что ваша гостья не такая, какой кажется. Она была покорна и не болтлива.
   — На нее действовал принятый наркотик, и она была больна.
   Черные глаза Коннора прищурились.
   — Что вы хотите сказать? Что я взял ее силой?
   — Меня там не было. А вы это сделали?
   Он встал и перегнулся через стол, опираясь на него руками и нависая над миссис Холл.
   — Вы ничего не знаете об этом.
   Но Лизу Антонию Холл трудно было запугать. Она спокойно смотрела на него снизу вверх.
   — Если когда-нибудь отыщете эту молодую женщину, можете у нее спросить, что она об этом думает. Возможно, она считала, что имеет полное право взять ваши деньги в обмен на то, что вы у нее отняли.
   На мгновение искорки промелькнули во взгляде Коннора, а потом они снова превратились в зеркала. Он выпрямился, резко повернулся и ушел, не сказав ни слова.
 
   Скай вышла из-за угла верхнего коридора и замерла на площадке. Поглядев вниз, в прихожую у подножия широкой лестницы, она увидела сестру, которая завязывала ленты соломенного капора у зеркала.
   — Куда ты собралась? — окликнула она ее. — Еще только светает.
   Мэгги едва не проткнула себя шляпной булавкой, подпрыгнув от неожиданности. Декоративные ягоды лесной земляники на полях съехали набок.
   — Я не собиралась тебя пугать, — сказала Скай, сбегая по лестнице.
   — Все в порядке. — Потому что не испуг заставил Мэгги подпрыгнуть, а чувство вины. Она снова поправила капор. — Я задумалась.
   — Да? — выжидательно спросила Скай.
   — Тебя это не касается.
   Разочарованная Скай скорчила гримаску:
   — Ах так!
   Удовлетворенная тем, как сидит капор, Мэгги отошла от зеркала.
   — Вернусь домой к обеду. — Она положила руку на дверную ручку.
   — Куда ты идешь?
   Рука Мэгги стиснула ручку, но она ответила небрежно;
   — В библиотеку.
   Скай кивнула. Но туг же заметила, что сестра не взяла ни книг, ни бумаги, ни перьев. И нелепо идти в библиотеку так рано. Брови ее нахмурились.
   — Мэгги, — серьезно начала она, — если есть нечто такое, что…
   — Только не от тебя! — воскликнула Мэгги. Не трудно было притворяться обиженной. Именно так она себя и чувствовала. — Пожалуйста, Скай, не делай этого. Мама и Джей Мак настолько уверены, что со мной что-то не так, что все время наблюдают за мной. Я чувствую себя раздавленной в собственном доме. Не могу никуда выйти без расспросов.
   — Ты никуда и не выходила, — напомнила ей Скай. — Уже много недель. С тех пор, как сказала Джею Маку, что не собираешься замуж за Коннора Холидея. Можно подумать, ты боишься случайно встретить его.
   — Не говори ерунды. Он, вероятно, уже вернулся к себе на ранчо.
   — Ну, если и вернулся, то ненадолго. Джей Мак готовится завершить сделку с Раштоном. Ранчо «Дабл Эйч» все-таки не будет принадлежать Коююру.
   Мэгги на мгновение прикрыла глаза, почувствовав, как ее снова захлестнуло смутное чувство вины. Несколько недель назад она призналась себе, что каким-то образом виновата в том, что Коннор потеряет свою землю, но все же у нее не было ясного представления, почему это так.
   — Оно никогда не принадлежало Коннору, — резко ответила Мэгги сестре. — Оно принадлежало его отцу.
   Скай нахмурилась:
   — Ты стала другой, Мэгги. Что-то не…
   — Я иду в библиотеку, — Она выскользнула за дверь и решительно закрыла ее за собой.
   Воздух был напоен запахами раннего лета. День выдался теплый, слегка влажный, в воздухе витал аромат цветущих садов. Легкая шаль Мэгги была более теплой, чем необходимо, но она поплотнее натянула ее на плечи, холод проникал под одежду. Она вышла из дома, стараясь развеяться, но все равно чувствовала себя раздавленной. Старалась убежать от самой себя, от собственных мыслей, от чувства ужаса, который пригибал ее к земле и вызывал то апатию, то оцепенение.
   Ей не хотелось думать о том, куда она идет и что ее ждет там, но понимала, что у нее почти не осталось выбора. Она не могла по желанию стать бесчувственной.
   Мэгги Дэннехи опустила голову и сгорбилась, подходя к большому каменному дому на северо-восточном углу 52-й улицы и Пятой авеню. Резиденция мадам Рестель была претенциозной, построенной задолго до того, как богатые жители начали переселяться в предместья. То, что в число обитателей Пятой авеню теперь входила самая известная и дорогая специалистка по абортам в Нью-Йорке, было предметом тихого скандала. Ее не пускали в приличное общество, но зато она была знакома с интимной стороной его жизни. После более чем тридцати лет практики она внушала страх и поэтому была защищена.
   Мэгги поспешно поднялась по ступенькам парадного входа, радуясь, что еще очень рано и на обычно оживленной магистрали почти нет движения. Она позвонила, и ее почти сразу же впустили, Мэгги тревожно ждала в пышно обставленной гостиной, отделанной пурпуром и золотом. Часы отсчитали тридцать долгих минут, прежде чем мадам Рестель вышла к ней.
   Мэгги встала, когда вошла мадам Рестель. Ее пальцы нервно теребили складки платья.
   — Вам не следовало приходить сюда, — высокомерно сказала она.
   Это была стройная женщина, с величественной осанкой, которая делала ее выше ростом и значительнее. Бледную кожу на лице прорезали тонкие морщинки, особенно вокруг рта, где они подчеркивали решительное и мрачное выражение лица. Ясный и острый взгляд ее глаз был откровенно оценивающим, мудрым и хитрым.
   — Это мой дом. У меня есть кабинеты на Чемберс и Гринвич-стрит. Я их рекламирую.