— Я попозже взгляну. Скажи, в доме у мисс Парр бывало много гостей?
   — Не могу сказать, что много. У меня есть и карточки тех, кто приходил к ней домой.
   — Не припомнишь, бывала ли у нее графиня Маргрейв?
   Губы Дубина расплылись в широкой улыбке.
   — Ее-то я хорошо помню. Я был у мисс Парр, когда ее милость нанесла ей визит. Очень жалею, что не ушел тогда.
   У них возникла перепалка.
   — Значит, ты ее видел?
   — Из верхнего холла. Мисс Парр занималась со мной в гостиной — давала мне урок. И тут приехала леди Маргрейв. Мисс Парр сошла вниз, чтобы поздороваться с ней, а я вытянул шею и сумел разглядеть гостью. Знаю, что мне не следовало этого делать, но мисс Парр явно не обрадовалась визиту. Вот мне и захотелось посмотреть, кто ее так расстроил.
   — Можешь описать леди Маргрейв?
   Дубин поморщил лоб и задумался:
   — Она очень высокая, милорд. Конечно, для дамы. И на ней была бархатная шляпка со страусовыми перьями, которые качались, когда она говорила. У нее привычка то и дело покачивать головой. Именно это и привлекло мое внимание. Поэтому я не рассмотрел цвета ее волос. Но у нее… лошадиное лицо. Это я хорошо помню. Оно мне напомнило одну лошадь, которую я видел однажды. То был арабский скакун с длинной черной гривой, очень похожей на те перья, что были на шляпе ее милости. И у него были огромные черные глаза, — Мальчик немного помолчал и добавил: — Хотя леди несколько отличалась от лошади.
   — Неужели? — усмехнулся Саут. — Значит, ты не думаешь, что леди Маргрейв была красива в молодости?
   Дубин энергично покачал головой:
   — Нет-нет, милорд, не была. Знаете, я слышал, как джентльмены отзываются о таких женщинах. Они называют их… мужеподобными.
   Саут молча кивнул и задумался. Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что остался в комнате один.
   Устроившись в своем любимом кресле, полковник Джон Блэквуд выбил пепел из трубки и снова набил ее.
   — Значит, мне не удастся тебя отговорить? — спросил он, даже не взглянув на Саута.
   — Нет, сэр. Я обыскал весь Лондон, но безуспешно. Не нашел ее. Я надеюсь…
   — Сколько же времени прошло с тех пор, как ты вернулся из Эмбермида? — перебил полковник. — Недели три-четыре?
   — Три недели и три дня, — ответил Саут. Он мог бы даже сказать, сколько часов прошло с тех пор.
   Блэквуд ненадолго задумался, потом вновь заговорил:
   — Мне стало известно из разных источников, что ты трижды врывался в театр во время репетиции и что досаждал родственникам мистера Кендалла и мистера Радерфорда вопросами, на которые они не могли ответить, да и не захотели бы отвечать, если бы даже смогли. Кроме того, тебя видели в трущобах Холборна, ты был у леди Маккуэй-Хауэлл. Тем самым ты невольно привлек ее внимание к расследованию в министерстве иностранных дел. Наконец, что твоя матушка все больше склоняется к мысли, что ты тронулся умом. Эту последнюю новость я услышал непосредственно из уст твоего отца, у которого, конечно, есть и другие заботы. Но твоя мать настояла на том, чтобы он поговорил о тебе со мной.
   Виконт хотел что-то сказать, но полковник продолжал:
   — Всего лишь за три недели, Саут, ты успел совершить столько непростительных ошибок — выдающееся достижение. Стоит к этому добавить и то, что ты уже побывал в Марлхейвене и досаждал графине вопросами о ее сыне и местонахождении мисс Парр. Как видишь, я все о тебе знаю.
   Саут снова попытался заговорить, но полковник поднял руку и разразился заключительной тирадой.
   — Твои друзья обратились ко мне с просьбой: я должен добиться твоего согласия на то, чтобы ты разрешил им помочь тебе. Теперь, когда расследование Норта, касающееся Джентльмена Вора, удачно завершено, а с Элизабет все в порядке, Нортхем мог бы тебе помочь.
   Саут вскочил на ноги.
   — И оставить Элизабет вдовой, сэр? Нет, не хочу, чтобы это несчастье оказалось на моей совести.
   Полковник с удивлением взглянул на собеседника:
   — Значит, ты по-прежнему настаиваешь на своем?
   — Настаиваю, сэр. Я принял твердое решение. Индии нет в Лондоне. Возможно, Маргрейв увез ее за границу. Или прячет в одном из своих поместий. И у меня теперь есть веские основания подозревать, что это — Марлхейвен.
   — Но ты ведь уже был там, — заметил Блэквуд. — И графиня едва ли примет тебя, если ты представишь ей такое же обоснование своего визита, как в первый раз. Чем, собственно говоря, второй визит будет отличаться от первого?
   — Видите ли, сэр, я нанесу этот визит в таком облике, что моя собственная мать не узнала бы меня. Тем более не узнает родительница Маргрейва.
   — Конечно, вы должны ехать, — сказала Элизабет. Графиня с удивлением взирала на мужа и его друзей. — Не могу понять вашей нерешительности. Прошло уже более недели с его отъезда, а от него никаких известий. Если бы кто-нибудь из вас оказался в опасности, Саут не колебался бы ни минуты. Он помчался бы на помощь. А разве он не помог тебе, Норт? — Элизабет с осуждением посмотрела на супруга.
   Нортхем в смущении откашлялся и пробормотал:
   — Видишь ли, Саут стоял на своем. Он упорно утверждал, что ему не требуется наша помощь. Об этом он сказал и полковнику, и тому не удалось его уговорить.
   — Это не имеет значения, — возразила Элизабет. — Разве Саут когда-нибудь просил вас о помощи? А вы, Уэст? Разве не вы мне рассказывали, как Саут в Хэмбрик-Холле опрокинул столы на «епископов»? Разве тогда он просил вас помочь ему? Насколько я помню, нет. А ведь Саут прекрасно знал, что для него приготовлена западня. И по доброй воле отправился на заседание Трибунала, а вы в это время стояли за дверью и слушали… — Графиня вздохнула и добавила: — Полагаю, вы обязаны поехать.
   Друзья молча переглянулись. Наконец Уэст проговорил:
   — Думаю, что Саут не поблагодарит нас за вмешательство. Вполне возможно, что после этого даже не захочет с нами разговаривать.
   Норт пожал плечами.
   — И все же мне кажется, что Элизабет права. Мы должны отправиться в Марлхейвен. Ист энергично закивал:
   — Да-да, конечно. Я всегда считал, что мы так и не отблагодарили его должным образом за то, что произошло в Хэмбрик-Холле. И думаю, что теперь мы сможем это сделать.
   Уэст откинулся на спинку стула и заявил:
   — Что ж, согласен. Ведь мы поклялись быть друзьями до конца жизни, и это — наша единственная истина. Все остальные мы отвергаем.
   Элизабет наконец-то улыбнулась. Она не сомневалась, что друзья примут именно такое решение.
   Стоя у окна гостиной, Индия смотрела на залитый лунным светом лабиринт. Когда-то она часто там бродила, но с тех пор прошло уже много лет. Она уходила в это уединенное место всякий раз, когда приезжала в Марлхейвен. В то время Маргрейва отвлекала болезнь отца, и он не досаждал ей. Иногда она брала с собой альбом и садилась с ним у фонтана. Ей нравилось рисовать то, что подсказывала фантазия, то, что приходило в голову.
   Но что же именно она тогда рисовала?
   Индия прижала ладонь к холодному оконному стеклу и улыбнулась. Да, она прекрасно помнила свои фантазии. Помнила замок, башню и томившуюся в ней принцессу. Разумеется, был и рыцарь на коне, примчавшийся ее спасать. А если она изображала дракона, то не забывала изобразить и победителя чудовища.
   Но в жизни же все было иначе.
   Тут в дверной скважине залязгал ключ, но Индия даже не обернулась; она прекрасно знала, что это или Маргрейв, или его мать — никто, кроме них, не заходил в эти комнаты.
   — Я принес тебе ужин, — послышался голос Маргрейва.
   Индия наконец-то обернулась. — Будешь есть здесь?
   Она кивнула и прикрыла глаза.
   — Да, если не возражаете. Вот за этим столом.
   Индия надеялась, что граф с ней не останется и не помешает ей. Большую часть утра она провела, стараясь вытащить расшатавшуюся половицу под своим платяным шкафом. Индия устроила под шкафом тайник и собиралась прятать там пищу — по крайней мере в течение недели. За это время ничего не случилось бы — разве что мыши разжирели бы от жирных соусов, приправленных опиумом, и глаза у них остекленели бы.
   — Сегодня у тебя на ужин пирог, — сообщил Маргрейв. — Миссис Гувер испекла его специально для тебя.
   — Да, спасибо. — Индия снова кивнула и обняла себя за плечи.
   Граф внимательно посмотрел на нее и проговорил:
   — Если тебе холодно, следует отойти от окна.
   Проигнорировав это замечание, Индия спросила:
   — Вы будете ужинать со мной?
   Глядя на нее все так же пристально, Маргрейв ответил:
   — Нет, я уже ужинал. Мать попросила составить ей компанию, и было бы невежливо отказаться. Она не нуждается ни в чем, кроме моего общества, и больше ни о чем меня не просит.
   — Да, конечно.
   Индия наконец-то отошла от окна и, усевшись за низенький столик, сняла крышку с блюда с пирогом. Рот ее тотчас же наполнился слюной — трудно было устоять перед искушением. Отрезав большой кусок пирога, она взяла в руку вилку.
   — Он не придет, Индия, — неожиданно сказал Маргрейв.
   Индия молча принялась за пирог.
   — Он не может прийти. Понимаешь? Он мертв. Сгорел во время пожара. Как и твои родители.
   Рука, лежавшая у нее на коленях, сжалась в кулак. Пальцы другой руки изо всех сил стиснули вилку.
   — Да, — ответила она, — я помню. Вы ведь уже говорили об этом.
   Маргрейв покосился на бутылку с вином, стоявшую у ее локтя.
   — Может, подать тебе другое вино? Я не уверен, что это придется тебе по вкусу.
   Не отрывая взгляда от тарелки, Индия кивнула в ответ. Когда же Маргрейв вышел из комнаты, на губах ее появилась улыбка.

Глава 15

   Саут прибыл в Марлхейвен очень вовремя: графиня на днях уволила многих слуг, а работы в доме, конечно же, не убавилось. Стало ясно, что леди Маргрейв совершила весьма опрометчивый поступок — в сутках не хватало часов, чтобы оставшиеся слуги могли справиться с возложенными на них обязанностями. Именно поэтому Саута тотчас же зачислили в штат; дворецкий даже ни о чем его не расспрашивал.
   Должность у нового работника была чрезвычайно ответственная: его обязанности заключались в том, чтобы заботиться о доставке топлива для очагов, каминов и плит (следует заметить, что в доме насчитывалось сто двадцать семь комнат). Внешность же его вполне соответствовала должности. Он ходил, чуть прихрамывая, и сильно сутулился, как будто бы постоянно страдал от холода. Волосы у него были довольно длинные и взлохмаченные, щедро припорошенные серебром, на носу же красовались очки в металлической оправе. Он постоянно жаловался на мучивший его ревматизм, не снимал перчаток. Кроме того, Дубин научил своего хозяина гримироваться, накладывать темные тени под глазами и подчеркивать морщины в уголках губ. Разумеется, и говорил теперь Саут совсем не так, как прежде. Он постоянно хрипел и откашливался; к тому же у него появился замечательный ливерпульский выговор — его виконт позаимствовал у одного морского волка.
   На четвертый день своего пребывания в Марлхейвене Саут, сидя на табуретке, грелся у кухонного очага. Время от времени он помешивал ложкой с длинной ручкой куриный бульон, варившийся в котле. Эту обязанность на него возложила кухарка. Миссис Гувер разрешила ему немного погреться, но потребовала компенсации за такую любезность.
   Саут молча поглядывал на кухарку. Было очевидно, что она не склонна вступать в беседу. Наконец, пытаясь привлечь ее внимание, он громко хмыкнул и сделал вид, что не заметил ее сурового взгляда.
   — Вас что-то насмешило? — спросила миссис Гувер.
   Саут пожал плечами.
   — Нет-нет, ничего… Просто я подумал, что вы очень уж ловко здесь управляетесь.
   Кухарка промолчала и повернулась к печи. Вынув из нее только что испеченный кекс, она подержала его в руках, словно не знала, что с ним делать, а потом протянула Сауту.
   — Вот вам. Он согреет вас изнутри.
   — Благодарю вас, — проговорил он скрипучим голосом и откашлялся. — Это очень мило с вашей стороны.
   Миссис Гувер поджала губы — она с подозрением относилась к любой лести.
   — У вас просто замечательные кексы, — заметил Саут.
   Кухарка смерила его высокомерным взглядом и отвернулась к печи.
   — Мне кажется, — продолжал Саут, — что наша добрейшая графиня не ценит вас по достоинству.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Ей следовало бы принять меры и обеспечить вам должную помощь на кухне, — отвечал Саут. — Тогда вы могли бы не отвлекаться на мелочи. — Он откусил кусок кекса и пробормотал: — Действительно, очень вкусно. Никогда не ел ничего подобного.
   Тут миссис Гувер наконец не выдержала и улыбнулась. Саут же, приободрившись, откусил от кекса еще кусок и вновь заговорил:
   — Да, удивительные кексы. Пища богов…
   — Это любимые кексы его милости. — Кухарка снова улыбнулась. — Я часто пекла их для него, когда он был мальчиком. А сегодня подумала, что и сейчас они ему придутся по вкусу.
   — Не сомневаюсь, что он оценит ваши усилия, — сказал Саут. Заметив, что кухарка с беспокойством поглядывает на котелок с супом, он спросил: — А как насчет леди Маргрейв? Вы ведь и ей стараетесь угодить? Для нее вы, наверное, готовите что-нибудь особенное?
   — Этот суп — для нее. — Кухарка кивнула на котелок. — В последнее время она очень мало ест.
   — Ей нездоровится? — спросил Саут.
   Миссис Гувер пожала плечами и, понизив голос, проговорила:
   — Боюсь, что у нее снова приступ меланхолии.
   — Значит, она подвержена таким приступам?
   Кухарка кивнула.
   — Со смерти мужа. И это… — Миссис Гувер внезапно умолкла; очевидно, она поняла, что и так сказала слишком много.
   Саут доел кекс и снова принялся помешивать бульон.
   — А доктора здесь нет? — спросил он, немного помолчав.
   Кухарка медлила с ответом. Наконец сказала:
   — За ней ухаживает его милость. Он не согласился бы ни на что другое.
   Саут откашлялся и пробормотал:
   — Говорят, меланхолия не возникает просто так. Для нее должны быть особые причины. Наверное, так и случилось с леди Маргрейв.
   Кухарка нахмурилась.
   — Вы о чем? Какие могут быть причины?
   — Ну… Может, слуги ей не угодили? Не зря же в последние дни уволили половину штата.
   Миссис Гувер пристально посмотрела на него и проговорила:
   — Не знаю, что вы вбили себе в голову, но дело в том, что на увольнении слуг настаивал его милость.
   Тут кухарка снова нахмурилась и отвернулась. И Саут понял, что больше не вытащит из нее ни слова. Причем ему показалось, что она искренне беспокоится за графиню.
   Об Индии же он и на сей раз ничего не узнал. Впрочем, виконт на это и рассчитывал. Он провел в Марлхейвене уже несколько дней, и у него сложилось впечатление, что слуги и не подозревают о ее присутствии в поместье. Возможно, Маргрейв где-то прятал ее А может быть… Мысль о том, что ее уже нет в Марлхейвене, приводила виконта в ужас.
   Леди Маргрейв, направлявшаяся в комнаты Индии, шла с высоко поднятой головой; как всегда, она держалась с необыкновенным достоинством. Граф, шедший следом за матерью, уже у самой двери обогнал ее и вытащил из кармана ключ. Открыв дверь, он сделал шаг в сторону, и леди Маргрейв переступила порог.
   Индия, сидевшая в кресле, тотчас же поднялась на ноги и проговорила:
   — Добрый вечер, леди Маргрейв. Добрый вечер, милорд.
   Граф прикрыл за собой дверь и сказал:
   — Сегодня вечером матушка выразила желание разделить твое одиночество, Дини. И я сказал ей, что она может немного побыть с тобой. Ты рада?
   Индия кивнула:
   — Да, очень рада, милорд.
   Маргрейв с улыбкой взглянул на мать.
   — Вот видите, матушка? Разве я не говорил, что ей это понравится? — Граф посмотрел на Индию. — Она боялась, что ты сердишься. Думала, что ты винишь ее за то, что оказалась здесь.
   — Я никогда не сердилась на графиню, милорд. Да-да, миледи, я никогда на вас не сердилась. Хорошо, что вы пришли. Думаю, мы посидим в другой комнате. Там вам будет удобно. У меня есть вышивка, над которой вы начали работать в ваш последний приезд. Возможно, вам захочется продолжить работу…
   Леди Маргрейв кивнула. Индия подошла к ней и взяла ее под руку.
   — Сюда, миледи. — Посмотрев на Маргрейва, она спросила: — Не уделите ли мне минуту, милорд?
   — Да, конечно. — Он внимательно посмотрел на нее. Затем отвел взгляд в сторону и сказал: — Знаешь, Индия, сегодня вечером ты выглядишь просто замечательно.
   Она пожала плечами и проговорила:
   — Ваша мать нездорова, милорд, и это бросается в глаза.
   Маргрейв приподнял бровь.
   — Моя мать? Ты хотела поговорить о ней?
   — Вы только вредите ей своим опием. Боюсь, вы сведете ее в могилу, если не дадите передышку.
   — Видимо, о тебе того же не скажешь. С тобой все будет в порядке, если давать опий с осторожностью. Верно, Индия? — Граф провел ладонью по ее щеке. — Уверяю тебя, мне лучше знать, как поступать с матушкой. А теперь иди к ней, побудь с ней часок-другой. Потом я вернусь. Сегодня мы поработаем над новой картиной. Знаешь, у меня появились кое-какие идеи, и, возможно, ты их одобришь.
   Индия лишь отчаянным усилием воли сохранила самообладание. Молча кивнув, она покосилась на графиню, сидевшую у камина.
   — Что ж, иди к ней, — сказал Маргрейв. — Она ждет ебя с нетерпением.
   Он направился к двери, и Индия с облегчением вздохнула. Вернувшись к леди Маргрейв, она увидела, что та так и не сделала ни одного стежка. Опустившись на колени рядом с графиней, Индия положила руку ей на плечо и спросила:
   — Может, мне начать вместо вас? А вы посмотрите, как это делаю, и потом…
   — Ты лишилась остатков здравого смысла, моя дорогая, — перебила графиня. — Неужели мне теперь придется думать за нас обеих?
   Индия в недоумении захлопала глазами. Леди Маргрейв едва заметно улыбнулась и проговорила:
   — Ты, конечно же, подумала, что я уже ни на что не пособна, не так ли? Надеюсь, мне удалось убедить в этом и сына. Но должна заметить, я считала тебя более проницательной. — Графиня снова улыбнулась и отложила пяльцы в сторону. — Ты знаешь, я не люблю рукоделие. И никогда не любила. Я заметила, что на меня это занятие действует со всем не так, как на других женщин. Оно вызывает у меня не умиротворение, а беспокойство.
   Графиня немного помолчала и указала на соседний стул:
   Садись, моя дорогая. А с тобой то же самое?
   — Нет, миледи. — Индия опустилась стул и сложила руки на коленях. — Рукоделие всегда успокаивает меня.
   Леди Маргрейв вздохнула.
   — У нас с тобой очень мало общего.
   Индия промолчала. Графиня же вдруг спросила:
   — Думаешь, он не подслушивает? — Она покосилась на дверь.
   — Не беспокойтесь, — ответила Индия. — Я бы сразу подала вам знак, если бы предполагала, что нас подслушивают. Ваш сын ушел.
   Графиня внимательно посмотрела на собеседницу.
   — Скажи, как тебе это удалось? Я имею в виду опиум… Ведь он на тебя не подействовал, верно?
   Индия молча кивнула, а графиня продолжала:
   — На меня тоже не подействовал. Потому что я стараюсь не есть то, что приносит мне Аллен. Вообще стараюсь по меньше есть. Если же сын наблюдает за мной во время еды, то я потом специально вызываю рвоту.
   — Я поступаю так же, миледи, — пробормотала Индия.
   Она с беспокойством посмотрела на графиню.
   — А вам это не повредит? Ведь отказ от пищи может оказать столь же пагубное действие, как и настойка опиума.
   — Со мной все в порядке, — заявила графиня. — А ты могла бы сказать о себе то же самое? Думаю, что нет. Да, я вижу, что с тобой не все ладно. Тени под глазами… И платье на тебе висит как на вешалке. Аллен что-нибудь говорил об этом?
   — Нет, миледи.
   — Очень на него похоже. Он видит только то, что хочет видеть. Ты можешь три дня пролежать в постели без движения, прежде чем он поймет, что ты умерла.
   Индия с удивлением посмотрела на графиню. Та усмехнулась и проговорила:
   — Тебя шокируют мои слова, не так ли?
   — Нет-нет, миледи, просто я не привыкла… — Индия на мгновение умолкла, потом пробормотала: — Да, признаюсь, вы меня шокировали. Я даже не подозревала, что вы все так хорошо понимаете.
   — Думаю, гораздо лучше, чем ты, моя дорогая. — Графиня покачала головой. — Ты со мной согласна?
   Индия кивнула.
   — Миледи, а у вас есть доверенное лицо среди слуг?
   — Увы, теперь нет. До приезда Аллена я дважды говорила со своим дворецким мистером Лидсом. Первый раз — по поводу увольнения слуг, а во второй — по поводу приема на службу новых. Но мне ни минуты не удалось побыть с ним наедине. — Леди Маргрейв тяжко вздохнула. — Мне пришлось уволить даже свою личную горничную, и мой сын слышать не хочет о том, чтобы снова нанять ее, представляешь?
   Индия молча кивнула. Графиня между тем продолжала:
   — Он сказал мне, чтобы я не рассчитывала на помощь слуг, но я не думала, что он уволит половину штата. К сожалению, без них невозможно поддерживать порядок в поместье. Я говорила ему об этом. Мистер Лидс сказал ему то же самое, но Аллен никак не отреагировал.
   Пальцы леди Маргрейв впились в подлокотники кресла, но голос ее оставался таким же ровным.
   — Моего сына никогда не интересовало положение дел в Марлхейвене. Он всегда позволял мне вести хозяйство и в Мерримонте и жил на доходы от двух имений. Мистер Лидс делает все, что в его силах, чтобы помочь арендаторам. Это тяжкий труд, но, к счастью, есть еще люди, на чью поддержку он может рассчитывать.
   — Например, миссис Гувер, кухарка, — заметила Индия.
   — Да. И миссис Биллингс, моя домоправительница. И еще Смитсон. На него всегда можно положиться.
   — Почему же никто из них не придет вам на помощь?
   Графиня снова вздохнула.
   — Потому что они боятся моего сына. Мне кажется, они очень из-за меня переживают.
   — В таком случае нам с вами придется самим отсюда выбираться, — проговорила Индия.
   Леди Маргрейв кивнула:
   — Да, конечно. — Она легонько похлопала Индию по плечу и добавила: — Можешь рассчитывать на мою помощь. Я сделаю все, что ты захочешь.
   — Я хочу только одного: чтобы вы, миледи, как-нибудь отвлекли его. Мне надо раздобыть… оружие.
   — Оружие?
   — Да, миледи. Вернее — что-нибудь тяжелое. Мне удалось расшатать одну половицу под кроватью. Думаю, этого будет достаточно, чтобы оглушить его.
   Графиня с беспокойством взглянула на Индию:
   — Ты должна ударить его… порешительнее.
   — Да, знаю.
   — Мне страшно за тебя, Диана. Если он не потеряет сознание, то изобьет тебя.
   — Миледи, он никогда меня не бил.
   — Но ты ведь никогда и не пыталась ударить его, верно?
   Индия вдруг почувствовала озноб. Она сняла со спинки кресла шерстяную шаль и накинула ее на плечи.
   — А как же вы, миледи? Как он поступит с вами, если у нас ничего не получится?
   — За меня не беспокойся. Что бы он ни сделал, это не ляжет тяжким бременем на твою совесть.
   — Но…
   — Не возражай, Диана. Ты должна думать только о нашем побеге. Если мы не выберемся отсюда, то сойдем с ума. Скоро мы ничем не будем отличаться от Аллена. Ты сможешь вынести это заточение? Поверь, я все еще люблю своего сына, но не желаю уподобляться ему.
   Индия кивнула:
   — Я тоже.
   Леди Маргрейв поднялась с кресла и шагнула к камину. Пристально глядя на огонь, спросила:
   — Диана, ты осуждаешь меня?
   — Осуждаю… вас? Миледи, за что?
   Графиня по-прежнему смотрела на пламя.
   — За то, что не сумела совладать с ним. За то, что он стал таким.
   — Нет, — ответила Индия — За это не осуждаю.
   — Тогда за что же?
   — Сейчас это уже не важно.
   — Диана, я не стала бы спрашивать, если бы не хотела услышать ответ.
   Индия колебалась.
   — Видите ли, миледи, я была вашей подопечной. И я рассчитывала, что вы сделаете больше, надеялась, что вы защитите меня.
   — Но я же отправила тебя к Олмстедам…
   — А он последовал за мной.
   — Я содержала тебя в Лондоне, Диана.
   — Вы платили мне, чтобы я следила за ним.
   — Да, я просила тебя об этом. Потому что не могла удержать его в Марлхейвене.
   — Ваш сын показывал вам свои картины?
   Графиня кивнула;
   — Да, кое-что. И они привели меня в ужас.
   — Но вы-то ему не позировали, миледи. Вас он не писал. Он писал меня. Можете представить, что я при этом чувствовала?
   — Я старалась не думать об этом.
   — Неужели вы так мало думали обо мне? Или так сильно любили его?
   — К сожалению, ты не понимаешь меня.
   — Да, миледи, не понимаю. Не понимаю и никогда не понимала.
   — А я не могу тебе объяснить, — проговорила графиня с горечью в голосе.
   — Может, все-таки займемся рукоделием? — неожиданно спросила Индия. — Ведь ваш сын наверняка захочет узнать, как мы проводили время.
   Леди Маргрейв молча кивнула и снова уселась в кресло. Взяв пяльцы с начатой вышивкой, она внимательно осмотрела свою работу, потом со вздохом взяла иголку и сделала аккуратный стежок.
   Несколько тягостно долгих минут они вышивали молча. Наконец графиня спросила:
   — Ты хочешь бежать этой ночью?
   — Да, миледи, попытаюсь.
   — Но хватит ли у тебя на это сил? — допытывалась графиня. — Мне показалось, что ты не очень твердо держишься на ногах.
   — Не могла же я показать Маргрейву, что стала невосприимчивой к опиуму, — ответила Индия.
   Графиня внимательно посмотрела на нее и пробормотала:
   — Что-то я не очень верю тебе, Диана.
   Индия потупилась.
   — Просто у меня… на секунду закружилась голова, вот и все. Но я чувствую себя хорошо.
   — Ты уверена, что сможешь оглушить его?
   Индия невольно улыбнулась.
   — Да, миледи, абсолютно уверена.