Страница:
Джон рванул огромный, похожий на кочергу рычаг, отводя его вниз и в сторону. Шестерни выдали короткую пулеметную дробь, затем взвыли, постепенно набирая обороты. Ротор уже вращался.
— Включаю вторую! — крикнул Джон, стараясь перекричать вой и грохот. Его почти не было слышно. На контрольной панели генератора вспыхнули неоновые индикаторы, и извивающиеся огненные змейки указателей медленно поползли к первым отметкам. Олег все еще не верил, что им это удалось. Каждую секунду он ожидал сверху чудовищного грохота, возвещавшего о том, что вся неуклюжая, держащаяся на честном слове конструкция развалилась. У них не было ни инструментов, ни материалов, чтобы все сделать как следует, и теперь приходилось надеяться лишь на чудо.
— Шесть оборотов в минуту, скорость увеличивается! — донесся голос Глена.
Джон переключил передачу. Редуктор взвыл более высоким тоном, и на подвешенной к потолку силовой проводке, проложенной до самого танкового реактора, слабым желтым светом зажглась контрольная лампа, свидетельствуя о том, что в линии появился первый настоящий ток. Олег по-прежнему боялся верить в то, что это произошло на самом деле.
Как только указатели индикаторов коснулись первых рабочих отметок, Джон бросился вниз, к реактору. Олег едва сдержал желание рвануться следом. Ему было поручено следить за генератором. Каждый из них находился теперь на своем ответственном участке. Операция по запуску реактора вступила в свою решающую стадию, и Олег с ужасом подумал, что случится, если сейчас ударит мощный подземный толчок. Корпус звездолета, несмотря на свой огромный вес, вибрировал и содрогался от каждого оборота чудовищного колеса, закрепленного на верхней оси вместе с пропеллером и выполнявшего роль первой ступени редуктора, увеличивая обороты вала в несколько раз.
Лампочка, подвязанная к проводке, постепенно разгоралась все ярче, стрелки индикаторов вошли в рабочую зону. Теперь наступил самый опасный момент. Как только Джон внизу повернет рубильник, обмотки генератора превратятся в сильнейший тормоз и передадут этот эффект торможения сначала на вал, а затем и на верхнее колесо. Выдержит ли оно?
Подшипники на верхнем валу — самое уязвимое место во всей конструкции. Если они полетят, Джону скорей всего не удастся заглушить наполовину разогретый реактор. Что за этим последует, нетрудно себе представить. Начнется неуправляемая ядерная реакция. Впрочем, если это случится, все произойдет мгновенно. Последнее соображение неожиданно успокоило Олега.
Да и надеяться все равно было не на что. Разве что на длинную ременную передачу, она должна хоть немного смягчить рывок.
Нет ничего хуже ожидания и неизвестности. Все основные приборы находились внизу, на танке. Он мог следить лишь за напряжением. Теперь Олег пожалел, что послушался Джона, когда тот определил для каждого из них рабочий участок.
Цепочку его близких к панике мыслей прервал звук глухого удара. Корпус генератора содрогнулся, со щеток посыпались каскады сверкающих искр, ремень над его головой изогнулся восьмеркой. Казалось, он вот-вот лопнет, визг шкивов заглушил все другие звуки… Он должен был что-то сделать… Джон говорил, что если это случится, надо будет переключить скорость, но сейчас Олег начисто забыл, в какой именно момент следует это сделать. Достигла ли ситуация критической точки? Что, если он своим вмешательством еще больше усугубит положение?
Искры продолжали сыпаться, шкивы надсадно выли, скользя по поверхности ремня, и вдруг все это совершенно неожиданно кончилось. Олег похолодел — неужели он опоздал? Неужели подача тока прервалась в самый ответственный момент?
Из ведущего вниз люка показалось лицо Джона, перепачканное в машинном масле.
— Почему ты не отключишь эту чертову визжалку?
— Отключить?
— Ну да. Поставь рычаг в нейтральное положение.
Не задумываясь над смыслом сказанного, он сделал то, что от него требовалось. Сразу стало совершенно тихо.
— Что?! — прохрипел Олег, он почти не мог говорить, во рту у него пересохло.
— Все в порядке. Реактор уже работает.
Он не отреагировал на это известие. Но даже потом, когда значение того, что им удалось сделать, обрело в его сознании более четкие формы, он все еще не мог поверить. И еще он думал о том, что природа не терпит перекосов и после такой удачи на них обязательно обрушится какое-нибудь несчастье.
— Мы потеряли на ремонт слишком много времени. Осталось всего пять дней, даже с танком мы не успеем. Мне придется поговорить с Корсинским и попросить перенести срок бомбардировки. Теперь у меня есть все основания потребовать этого.
— Вот так просто взять и поговорить с Корсинским? Ты что, спятил? Откуда ты возьмешь рацию? На «Дейнебе» не осталось ни одного устройства связи!
— У меня есть растровый передатчик. Не было энергии. Батареи на этой планете садятся намного быстрее, чем рассчитывали наши инженеры. Теперь энергия появилась. Есть даже необходимая мощность для того, чтобы пробить озоновый слой атмосферы, и мы сможем услышать ответ…
— А раньше, когда батарея была в порядке, ты пробовал с ним связываться?
— Не было причины, да и желания особого не было…
Как всегда, радиограмма, составленная для импульсного передатчика, получилась слишком сухой, слишком короткой и официальной. Вряд ли Корсинский прочтет между этих строчек все, что он хотел бы ему сказать…
«Обнаружил центр выхода Рутянских кораблей. Необходимо увеличить срок задания на десять дней. Отмените ковровые бомбардировки. Через десять дней получите координаты конкретной цели».
Было ясно, что ответа придется подождать. Пока пройдет раскодировка, пока составят ответное сообщение, пока его закодируют. Лишь треск помех грохотом отдавался в наушниках, усиленный одной из уцелевших локаторных антенн «Дейнеба», напрямую подсоединенной теперь к его крохотному передатчику.
Когда Олегу уже начало казаться, что ответа не будет вообще, он все же пришел. На дисплее вспыхнули слова радиограммы:
«Поздно. Бомбы сброшены. Ни одна не взорвалась. Флот уходит из этого района. Тебе разрешено остаться на Остране на неопределенный срок. Конец сообщения. Конец связи».
— Может быть, ты скажешь, что все это значит? Они что, не собираются выслать за тобой даже шлюпки?
— Это слишком дорогое удовольствие… Намного дороже жизни какого-то паршивого агента. Тем более теперь. После неудачных бомбардировок их интерес к Острану значительно уменьшился. Не по зубам оказалась для них наша милая планетка…
— И после этого ты все еще хочешь идти к озеру?
— Я собирался дойти до него не из-за федералов.
Мертвый остов корабля исчез за невысокой грядой холмов. Все трое почувствовали грусть с примесью необъяснимой горечи, словно прощались с другом, которого больше никогда не увидят.
Танк шел удивительно ровно. Антигравитационная подушка поддерживала многотонную махину корпуса в метре над землей, и компьютер заблаговременно изменял ее форму, учитывая малейшие неровности почвы.
На лице Джона, сидевшего за штурвалом танка, читалось нескрываемое блаженство.
— Давно не ездил на нормальной земной технике! — Он сказал это так, словно только что вывел машину из собственного конструкторского бюро.
Один Олег сидел мрачный, ему не нравилась всеобщая эйфория. Слишком хорошо он знал, что по сравнению с той мощью, которая ждала их в центре каньона, эта самая могучая земная машина вполне могла оказаться обыкновенной игрушкой.
Ложное чувство безопасности, возникшее у них внутри наглухо закрытой коробки кабины, ему тоже не нравилось, потому что ослабляло постоянную готовность встретить лицом к лицу неожиданную опасность.
Он ни словом не обмолвился о своих сомнениях, чтобы не портить спутникам праздничное настроение, в общем-то, вполне оправданное. После стольких опасностей, после нескольких дней каторжного труда, они наконец стремительно приближались к цели.
Курсограф вычерчивал на электронном планшете зеленую линию маршрута, и, едва взглянув на нее, Олег определил, что до озера оставалось всего километров двадцать. Если ничего не случится, уже к полудню они будут у цели.
— А куда подевался Крипе? — спросил Глен, с недоумением оглядываясь, словно только теперь заметил, что их в кабине трое. — Он все время вертелся рядом, когда мы собирались, а потом внезапно исчез.
— В самом деле, — заинтересовался Олег, — он же не мог уйти, не простившись с тобой.
— Да здесь он. Никуда не делся, сидит в грузовом отсеке. — Джон ухмыльнулся, и от этой усмешки борода его разделилась на две части.
— То есть ты хочешь сказать, что взял с собой аборигена, даже не предупредив нас об этом? — В голосе Олега неожиданно зазвенел металл.
— А что здесь такого, он все время собирался отправиться с нами. Его старейшины специально для этого отрядили.
— Договор был о том, что он проводит нас до корабля. Не знаю, какие порядки были на «Дейнебе», но в моей команде не принято брать с собой посторонних, не посоветовавшись с остальными членами группы.
— В твоей команде, может, и не принято, но сейчас ты на моей машине, и здесь я устанавливаю порядки. — Борода Джона вновь раскололась надвое, и Олег почувствовал, как в нем поднимается холодная ярость.
Он хотел было сдержать себя усилием воли, но подумал, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, почему бы и не сейчас?
Если он промолчит, Джон вряд ли поймет его правильно и дальнейшие поступки механика «Дейнеба» полностью выйдут из-под контроля. Им только лидера с надломленной психикой здесь не хватало!
— Останови машину!
На секунду в глазах Джона мелькнуло настоящее удивление.
— Это еще зачем? Здесь не Бродвей для прогулок.
— А я вот собрался прогуляться с тобой вместе. Думаю, настала пора нам поговорить наедине.
Джон снова, теперь уже неуверенно, усмехнулся. Однако возражать не стал и нажал на тормоз.
На это Олег и рассчитывал. На то, что мужское самолюбие не позволит Джону игнорировать явный вызов, брошенный ему в присутствии третьего человека Он, правда, не совсем ясно представлял, что будет делать после того, как они выйдут из машины. Но прекрасно понимал — в той сложной обстановке, в которой они сейчас находились, у группы может быть только один лидер.
Он должен быть уверен в том, что если наступит момент, когда ему придется отдать срочный приказ, никто не станет его обсуждать. Слишком хорошо Олег знал, что те группы, в которых позволялось обсуждать приказ командира, никогда не возвращались с заданий. Джон не был его подчиненным, и это значительно осложняло его задачу. Еще больше ее осложнял уход флота. Джон имел все основания не считать себя больше причастным к военной машине федералов Но вот они выбрались по тяжелому, метровой толщины пандусу наружу.
Корабля за низкой грядой холмов уже не было видно, и ветер, уныло завывая в эмиттерах танка, время от времени приносил с собой от центра кратера густые тучи пепла.
— Что ты собирался сказать мне такое, ради чего пришлось останавливать машину?
— Все очень просто, Джон. Мы сейчас не на Земле, но здесь каждый из нас очутился, выполняя свою часть задания. Ты механик боевого крейсера, я — сотрудник военной разведки Вопрос в том, собираешься ли ты войти в нашу группу или предпочитаешь действовать самостоятельно?
— Какая группа? Какое задание? О каком задании ты можешь говорить сейчас, когда они бросили нас здесь на произвол судьбы, флот ушел, что тебе еще надо?
— Оттого, что один конкретный человек оказался сволочью, мы не перестали быть людьми. И Остран все равно остался Остраном. То, что происходит здесь, намного важнее наших личных амбиций. Так что ты должен сейчас решить, идешь с нами или нет.
— Ну предположим, я выбираю самостоятельность, что тогда? Вы вылезете из машины?
— Вылезем, если потребуется. Во всяком случае, я не позволю тебе рисковать нашими жизнями до тех пор, пока мы остаемся в одной упряжке — Из-за чего весь этот шум? Из-за того, что я взял с собой Крипса?
— Не из-за самого Крипса, а из-за того, что ты сделал это, не посоветовавшись. Может быть, завтра ты сделаешь еще что-нибудь такое, что покажется тебе несущественным, но на самом деле от этого будет зависеть наша жизнь. Здесь все новое для нас. Весь этот мир чужой. Каждый из нас может ошибиться. Именно поэтому любое решение тебе придется согласовывать со мной.
— Почему с тобой, а не с Гленом, например?
— Потому, что не Глен, а я командир нашей группы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и я должен выполнять твои приказы?
— Только если в этом возникнет необходимость. Я не люблю отдавать приказы.
— А ты случайно не забыл, что я не твой подчиненный, и все, что находится на «Дейнебе», в том числе и этот танк, принадлежит мне? — Вообще-то ты не прав. Хотя бы потому, что все, что находится на «Дейнебе», так же как и сам «Дейнеб», принадлежит нам всем. Всем землянам. Может, ты забыл, что мы, и ты в том числе, здесь чужие, или ты снова хочешь остаться один среди аборигенов?
Джон ничего не ответил, его напряженный взгляд ушел в сторону, уперся во что-то, видимо, неожиданное, и разговор мгновенно потерял для него всякое значение.
— Что там?
— Этот столб между холмами. Он появился совсем недавно. До того, как мы остановились, я проверял направление — горизонт был абсолютно чист. Теперь там вырос этот столб.
— Так давай пойдем и посмотрим.
Двадцатиметровое сигарообразное тело управляемой ракетной бомбы ушло в землю почти наполовину. По привычке Олег называл поверхность Острана землей. Почва еще дымилась, корпус ракеты раскололся от удара, и из трещины на землю сыпался какой-то сероватый порошок.
— Проверь радиацию, — мгновенно охрипшим голосом попросил Джон. — Это нейтронная бомба. Они все еще продолжают свои бомбардировки…
— Уже сделано. Нет никакой радиации, только естественный фон.
Олег достал анализатор и решительно направился к ракете.
— Свинец. Вся ее радиоактивная начинка превратилась в обыкновенный свинец. Они могут продолжать бомбардировки сколько им вздумается. На этой планете не произойдет ничего такого, что ей может повредить.
— Ты хочешь сказать, что Остран, сама планета, превратила нейтронные бомбы в обыкновенные свинцовые болванки?
— Я пока не уверен, Джон. Ответ где-то совсем рядом. Мы должны ехать дальше.
Равномерный, ритмично повторявшийся металлический грохот донесся из-за ближайших холмов. Оба, не раздумывая и не теряя ни секунды, бросились обратно к танку, слишком хорошо они знали, что означает этот звук.
— Видел его? — спросил Джон, протискиваясь следом за Олегом в узкую входную дверь танка.
— Мельком. Что-то вроде великана, одетого в бронзовые доспехи. Однажды ночью мы с Гленом сидели рядом, когда он сражался с черной звездой и разрубил ее надвое одним ударом.
— Доспехи на самом деле золотые — здесь не мелочатся, и это самая опасная тварь из всех, которые здесь встречаются.
— У него есть имя?
— Я зову его Клином. Это больше всего походит по созвучию на свист, который издают Пандорцы пли его появлении.
— Почему ты не включаешь двигатель?
— Зачем? Первый раз я могу себе позволить не бежать от него. Пусть познакомится с возможностями хорошей земной техники. До сих пор ему удавалось выдавливать кишки в основном из безоружных людей.
— Это неразумно, Джон. Сам по себе он мало что значит, но за ним стоит сила, способная выбрасывать в космос флотилии боевых кораблей. И превращать нейтронные бомбы в свинец. Нам лучше убраться отсюда, пока не поздно.
— Ну уж нет! Только не сейчас.
— Джон! Ты снова все решаешь один?
— Я вас не держу. Вы можете выйти. — Он захохотал истерическим, визгливым смехом, и Олег опять подумал о том, что слепой случай поставил их жизни в зависимость от каприза свихнувшегося водителя.
Больше всего в сложившейся ситуации его угнетала беспомощность. Даже если бы им удалось как-то нейтрализовать Джона, сами они не справятся со сложным управлением танка. И уж во всяком случае ничего не успеют сделать за немногие оставшиеся у них минуты.
Великан в золотых доспехах между тем уже показался из-за холмов. Он был ростом с трехэтажный дом, никак не меньше шести метров, и шел прямо к танку, стремительно и целеустремленно.
Ночью, во время поединка со звездой, Олег не смог рассмотреть его как следует, зато теперь он предстал перед ними во всем своем золотом блеске.
Уходить было уже поздно. Каждый шаг этого позолоченного чудовища сокращал расстояние между ним и танком на несколько метров. Несмотря на отсутствие прямых солнечных лучей, на доспехах великана вспыхивало множество световых бликов, а за плечами развевался, как знамя, огромный, небрежно заколотый на левом плече алый плащ.
Обеими руками Клин сжимал длинный и, видимо, очень тяжелый, стальной меч. Трехметровое лезвие, опущенное почти до самой земли, было направлено в сторону танка.
Еще не приблизившись на нужное расстояние, великан начал поднимать свой чудовищный меч, отводя его за голову для удара наотмашь.
С правого борта, к которому шел великан, находился один из мощных бортовых лазеров. Олег, сидящий недалеко от его панели управления, потянулся к гашетке — но прежде чем он успел до нее дотронуться, рявкнул бортовой станер.
Энергетическая бомба, эквивалентная сорока тоннам тротила, ударила в среднюю часть туловища Клина.
Время словно замерло. Олег видел, будто в нереальном сне, как в том месте, где только что находилось туловище великана, начал вспухать огненный шар. Хотя автоматика давно уже включила светофильтры на всей бортовой оптике, блеск наружных экранов на мгновение стал невыносимым для глаз. Затем экраны превратились в мертвые черные пятна.
Вслед за этим на них налетел ураган взрывной волны, приподнявшей машину в воздух и отшвырнувшей ее на десятки метров от эпицентра взрыва. Гравитационные подушки смягчили удар, а защитное поле не пропустило внутрь ни высокой температуры, жесткого излучения.
Но им хватило и перегрузок от механического удара. Все трое мгновенно потеряли сознание.
Глава 36
— Включаю вторую! — крикнул Джон, стараясь перекричать вой и грохот. Его почти не было слышно. На контрольной панели генератора вспыхнули неоновые индикаторы, и извивающиеся огненные змейки указателей медленно поползли к первым отметкам. Олег все еще не верил, что им это удалось. Каждую секунду он ожидал сверху чудовищного грохота, возвещавшего о том, что вся неуклюжая, держащаяся на честном слове конструкция развалилась. У них не было ни инструментов, ни материалов, чтобы все сделать как следует, и теперь приходилось надеяться лишь на чудо.
— Шесть оборотов в минуту, скорость увеличивается! — донесся голос Глена.
Джон переключил передачу. Редуктор взвыл более высоким тоном, и на подвешенной к потолку силовой проводке, проложенной до самого танкового реактора, слабым желтым светом зажглась контрольная лампа, свидетельствуя о том, что в линии появился первый настоящий ток. Олег по-прежнему боялся верить в то, что это произошло на самом деле.
Как только указатели индикаторов коснулись первых рабочих отметок, Джон бросился вниз, к реактору. Олег едва сдержал желание рвануться следом. Ему было поручено следить за генератором. Каждый из них находился теперь на своем ответственном участке. Операция по запуску реактора вступила в свою решающую стадию, и Олег с ужасом подумал, что случится, если сейчас ударит мощный подземный толчок. Корпус звездолета, несмотря на свой огромный вес, вибрировал и содрогался от каждого оборота чудовищного колеса, закрепленного на верхней оси вместе с пропеллером и выполнявшего роль первой ступени редуктора, увеличивая обороты вала в несколько раз.
Лампочка, подвязанная к проводке, постепенно разгоралась все ярче, стрелки индикаторов вошли в рабочую зону. Теперь наступил самый опасный момент. Как только Джон внизу повернет рубильник, обмотки генератора превратятся в сильнейший тормоз и передадут этот эффект торможения сначала на вал, а затем и на верхнее колесо. Выдержит ли оно?
Подшипники на верхнем валу — самое уязвимое место во всей конструкции. Если они полетят, Джону скорей всего не удастся заглушить наполовину разогретый реактор. Что за этим последует, нетрудно себе представить. Начнется неуправляемая ядерная реакция. Впрочем, если это случится, все произойдет мгновенно. Последнее соображение неожиданно успокоило Олега.
Да и надеяться все равно было не на что. Разве что на длинную ременную передачу, она должна хоть немного смягчить рывок.
Нет ничего хуже ожидания и неизвестности. Все основные приборы находились внизу, на танке. Он мог следить лишь за напряжением. Теперь Олег пожалел, что послушался Джона, когда тот определил для каждого из них рабочий участок.
Цепочку его близких к панике мыслей прервал звук глухого удара. Корпус генератора содрогнулся, со щеток посыпались каскады сверкающих искр, ремень над его головой изогнулся восьмеркой. Казалось, он вот-вот лопнет, визг шкивов заглушил все другие звуки… Он должен был что-то сделать… Джон говорил, что если это случится, надо будет переключить скорость, но сейчас Олег начисто забыл, в какой именно момент следует это сделать. Достигла ли ситуация критической точки? Что, если он своим вмешательством еще больше усугубит положение?
Искры продолжали сыпаться, шкивы надсадно выли, скользя по поверхности ремня, и вдруг все это совершенно неожиданно кончилось. Олег похолодел — неужели он опоздал? Неужели подача тока прервалась в самый ответственный момент?
Из ведущего вниз люка показалось лицо Джона, перепачканное в машинном масле.
— Почему ты не отключишь эту чертову визжалку?
— Отключить?
— Ну да. Поставь рычаг в нейтральное положение.
Не задумываясь над смыслом сказанного, он сделал то, что от него требовалось. Сразу стало совершенно тихо.
— Что?! — прохрипел Олег, он почти не мог говорить, во рту у него пересохло.
— Все в порядке. Реактор уже работает.
Он не отреагировал на это известие. Но даже потом, когда значение того, что им удалось сделать, обрело в его сознании более четкие формы, он все еще не мог поверить. И еще он думал о том, что природа не терпит перекосов и после такой удачи на них обязательно обрушится какое-нибудь несчастье.
— Мы потеряли на ремонт слишком много времени. Осталось всего пять дней, даже с танком мы не успеем. Мне придется поговорить с Корсинским и попросить перенести срок бомбардировки. Теперь у меня есть все основания потребовать этого.
— Вот так просто взять и поговорить с Корсинским? Ты что, спятил? Откуда ты возьмешь рацию? На «Дейнебе» не осталось ни одного устройства связи!
— У меня есть растровый передатчик. Не было энергии. Батареи на этой планете садятся намного быстрее, чем рассчитывали наши инженеры. Теперь энергия появилась. Есть даже необходимая мощность для того, чтобы пробить озоновый слой атмосферы, и мы сможем услышать ответ…
— А раньше, когда батарея была в порядке, ты пробовал с ним связываться?
— Не было причины, да и желания особого не было…
Как всегда, радиограмма, составленная для импульсного передатчика, получилась слишком сухой, слишком короткой и официальной. Вряд ли Корсинский прочтет между этих строчек все, что он хотел бы ему сказать…
«Обнаружил центр выхода Рутянских кораблей. Необходимо увеличить срок задания на десять дней. Отмените ковровые бомбардировки. Через десять дней получите координаты конкретной цели».
Было ясно, что ответа придется подождать. Пока пройдет раскодировка, пока составят ответное сообщение, пока его закодируют. Лишь треск помех грохотом отдавался в наушниках, усиленный одной из уцелевших локаторных антенн «Дейнеба», напрямую подсоединенной теперь к его крохотному передатчику.
Когда Олегу уже начало казаться, что ответа не будет вообще, он все же пришел. На дисплее вспыхнули слова радиограммы:
«Поздно. Бомбы сброшены. Ни одна не взорвалась. Флот уходит из этого района. Тебе разрешено остаться на Остране на неопределенный срок. Конец сообщения. Конец связи».
— Может быть, ты скажешь, что все это значит? Они что, не собираются выслать за тобой даже шлюпки?
— Это слишком дорогое удовольствие… Намного дороже жизни какого-то паршивого агента. Тем более теперь. После неудачных бомбардировок их интерес к Острану значительно уменьшился. Не по зубам оказалась для них наша милая планетка…
— И после этого ты все еще хочешь идти к озеру?
— Я собирался дойти до него не из-за федералов.
Мертвый остов корабля исчез за невысокой грядой холмов. Все трое почувствовали грусть с примесью необъяснимой горечи, словно прощались с другом, которого больше никогда не увидят.
Танк шел удивительно ровно. Антигравитационная подушка поддерживала многотонную махину корпуса в метре над землей, и компьютер заблаговременно изменял ее форму, учитывая малейшие неровности почвы.
На лице Джона, сидевшего за штурвалом танка, читалось нескрываемое блаженство.
— Давно не ездил на нормальной земной технике! — Он сказал это так, словно только что вывел машину из собственного конструкторского бюро.
Один Олег сидел мрачный, ему не нравилась всеобщая эйфория. Слишком хорошо он знал, что по сравнению с той мощью, которая ждала их в центре каньона, эта самая могучая земная машина вполне могла оказаться обыкновенной игрушкой.
Ложное чувство безопасности, возникшее у них внутри наглухо закрытой коробки кабины, ему тоже не нравилось, потому что ослабляло постоянную готовность встретить лицом к лицу неожиданную опасность.
Он ни словом не обмолвился о своих сомнениях, чтобы не портить спутникам праздничное настроение, в общем-то, вполне оправданное. После стольких опасностей, после нескольких дней каторжного труда, они наконец стремительно приближались к цели.
Курсограф вычерчивал на электронном планшете зеленую линию маршрута, и, едва взглянув на нее, Олег определил, что до озера оставалось всего километров двадцать. Если ничего не случится, уже к полудню они будут у цели.
— А куда подевался Крипе? — спросил Глен, с недоумением оглядываясь, словно только теперь заметил, что их в кабине трое. — Он все время вертелся рядом, когда мы собирались, а потом внезапно исчез.
— В самом деле, — заинтересовался Олег, — он же не мог уйти, не простившись с тобой.
— Да здесь он. Никуда не делся, сидит в грузовом отсеке. — Джон ухмыльнулся, и от этой усмешки борода его разделилась на две части.
— То есть ты хочешь сказать, что взял с собой аборигена, даже не предупредив нас об этом? — В голосе Олега неожиданно зазвенел металл.
— А что здесь такого, он все время собирался отправиться с нами. Его старейшины специально для этого отрядили.
— Договор был о том, что он проводит нас до корабля. Не знаю, какие порядки были на «Дейнебе», но в моей команде не принято брать с собой посторонних, не посоветовавшись с остальными членами группы.
— В твоей команде, может, и не принято, но сейчас ты на моей машине, и здесь я устанавливаю порядки. — Борода Джона вновь раскололась надвое, и Олег почувствовал, как в нем поднимается холодная ярость.
Он хотел было сдержать себя усилием воли, но подумал, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, почему бы и не сейчас?
Если он промолчит, Джон вряд ли поймет его правильно и дальнейшие поступки механика «Дейнеба» полностью выйдут из-под контроля. Им только лидера с надломленной психикой здесь не хватало!
— Останови машину!
На секунду в глазах Джона мелькнуло настоящее удивление.
— Это еще зачем? Здесь не Бродвей для прогулок.
— А я вот собрался прогуляться с тобой вместе. Думаю, настала пора нам поговорить наедине.
Джон снова, теперь уже неуверенно, усмехнулся. Однако возражать не стал и нажал на тормоз.
На это Олег и рассчитывал. На то, что мужское самолюбие не позволит Джону игнорировать явный вызов, брошенный ему в присутствии третьего человека Он, правда, не совсем ясно представлял, что будет делать после того, как они выйдут из машины. Но прекрасно понимал — в той сложной обстановке, в которой они сейчас находились, у группы может быть только один лидер.
Он должен быть уверен в том, что если наступит момент, когда ему придется отдать срочный приказ, никто не станет его обсуждать. Слишком хорошо Олег знал, что те группы, в которых позволялось обсуждать приказ командира, никогда не возвращались с заданий. Джон не был его подчиненным, и это значительно осложняло его задачу. Еще больше ее осложнял уход флота. Джон имел все основания не считать себя больше причастным к военной машине федералов Но вот они выбрались по тяжелому, метровой толщины пандусу наружу.
Корабля за низкой грядой холмов уже не было видно, и ветер, уныло завывая в эмиттерах танка, время от времени приносил с собой от центра кратера густые тучи пепла.
— Что ты собирался сказать мне такое, ради чего пришлось останавливать машину?
— Все очень просто, Джон. Мы сейчас не на Земле, но здесь каждый из нас очутился, выполняя свою часть задания. Ты механик боевого крейсера, я — сотрудник военной разведки Вопрос в том, собираешься ли ты войти в нашу группу или предпочитаешь действовать самостоятельно?
— Какая группа? Какое задание? О каком задании ты можешь говорить сейчас, когда они бросили нас здесь на произвол судьбы, флот ушел, что тебе еще надо?
— Оттого, что один конкретный человек оказался сволочью, мы не перестали быть людьми. И Остран все равно остался Остраном. То, что происходит здесь, намного важнее наших личных амбиций. Так что ты должен сейчас решить, идешь с нами или нет.
— Ну предположим, я выбираю самостоятельность, что тогда? Вы вылезете из машины?
— Вылезем, если потребуется. Во всяком случае, я не позволю тебе рисковать нашими жизнями до тех пор, пока мы остаемся в одной упряжке — Из-за чего весь этот шум? Из-за того, что я взял с собой Крипса?
— Не из-за самого Крипса, а из-за того, что ты сделал это, не посоветовавшись. Может быть, завтра ты сделаешь еще что-нибудь такое, что покажется тебе несущественным, но на самом деле от этого будет зависеть наша жизнь. Здесь все новое для нас. Весь этот мир чужой. Каждый из нас может ошибиться. Именно поэтому любое решение тебе придется согласовывать со мной.
— Почему с тобой, а не с Гленом, например?
— Потому, что не Глен, а я командир нашей группы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и я должен выполнять твои приказы?
— Только если в этом возникнет необходимость. Я не люблю отдавать приказы.
— А ты случайно не забыл, что я не твой подчиненный, и все, что находится на «Дейнебе», в том числе и этот танк, принадлежит мне? — Вообще-то ты не прав. Хотя бы потому, что все, что находится на «Дейнебе», так же как и сам «Дейнеб», принадлежит нам всем. Всем землянам. Может, ты забыл, что мы, и ты в том числе, здесь чужие, или ты снова хочешь остаться один среди аборигенов?
Джон ничего не ответил, его напряженный взгляд ушел в сторону, уперся во что-то, видимо, неожиданное, и разговор мгновенно потерял для него всякое значение.
— Что там?
— Этот столб между холмами. Он появился совсем недавно. До того, как мы остановились, я проверял направление — горизонт был абсолютно чист. Теперь там вырос этот столб.
— Так давай пойдем и посмотрим.
Двадцатиметровое сигарообразное тело управляемой ракетной бомбы ушло в землю почти наполовину. По привычке Олег называл поверхность Острана землей. Почва еще дымилась, корпус ракеты раскололся от удара, и из трещины на землю сыпался какой-то сероватый порошок.
— Проверь радиацию, — мгновенно охрипшим голосом попросил Джон. — Это нейтронная бомба. Они все еще продолжают свои бомбардировки…
— Уже сделано. Нет никакой радиации, только естественный фон.
Олег достал анализатор и решительно направился к ракете.
— Свинец. Вся ее радиоактивная начинка превратилась в обыкновенный свинец. Они могут продолжать бомбардировки сколько им вздумается. На этой планете не произойдет ничего такого, что ей может повредить.
— Ты хочешь сказать, что Остран, сама планета, превратила нейтронные бомбы в обыкновенные свинцовые болванки?
— Я пока не уверен, Джон. Ответ где-то совсем рядом. Мы должны ехать дальше.
Равномерный, ритмично повторявшийся металлический грохот донесся из-за ближайших холмов. Оба, не раздумывая и не теряя ни секунды, бросились обратно к танку, слишком хорошо они знали, что означает этот звук.
— Видел его? — спросил Джон, протискиваясь следом за Олегом в узкую входную дверь танка.
— Мельком. Что-то вроде великана, одетого в бронзовые доспехи. Однажды ночью мы с Гленом сидели рядом, когда он сражался с черной звездой и разрубил ее надвое одним ударом.
— Доспехи на самом деле золотые — здесь не мелочатся, и это самая опасная тварь из всех, которые здесь встречаются.
— У него есть имя?
— Я зову его Клином. Это больше всего походит по созвучию на свист, который издают Пандорцы пли его появлении.
— Почему ты не включаешь двигатель?
— Зачем? Первый раз я могу себе позволить не бежать от него. Пусть познакомится с возможностями хорошей земной техники. До сих пор ему удавалось выдавливать кишки в основном из безоружных людей.
— Это неразумно, Джон. Сам по себе он мало что значит, но за ним стоит сила, способная выбрасывать в космос флотилии боевых кораблей. И превращать нейтронные бомбы в свинец. Нам лучше убраться отсюда, пока не поздно.
— Ну уж нет! Только не сейчас.
— Джон! Ты снова все решаешь один?
— Я вас не держу. Вы можете выйти. — Он захохотал истерическим, визгливым смехом, и Олег опять подумал о том, что слепой случай поставил их жизни в зависимость от каприза свихнувшегося водителя.
Больше всего в сложившейся ситуации его угнетала беспомощность. Даже если бы им удалось как-то нейтрализовать Джона, сами они не справятся со сложным управлением танка. И уж во всяком случае ничего не успеют сделать за немногие оставшиеся у них минуты.
Великан в золотых доспехах между тем уже показался из-за холмов. Он был ростом с трехэтажный дом, никак не меньше шести метров, и шел прямо к танку, стремительно и целеустремленно.
Ночью, во время поединка со звездой, Олег не смог рассмотреть его как следует, зато теперь он предстал перед ними во всем своем золотом блеске.
Уходить было уже поздно. Каждый шаг этого позолоченного чудовища сокращал расстояние между ним и танком на несколько метров. Несмотря на отсутствие прямых солнечных лучей, на доспехах великана вспыхивало множество световых бликов, а за плечами развевался, как знамя, огромный, небрежно заколотый на левом плече алый плащ.
Обеими руками Клин сжимал длинный и, видимо, очень тяжелый, стальной меч. Трехметровое лезвие, опущенное почти до самой земли, было направлено в сторону танка.
Еще не приблизившись на нужное расстояние, великан начал поднимать свой чудовищный меч, отводя его за голову для удара наотмашь.
С правого борта, к которому шел великан, находился один из мощных бортовых лазеров. Олег, сидящий недалеко от его панели управления, потянулся к гашетке — но прежде чем он успел до нее дотронуться, рявкнул бортовой станер.
Энергетическая бомба, эквивалентная сорока тоннам тротила, ударила в среднюю часть туловища Клина.
Время словно замерло. Олег видел, будто в нереальном сне, как в том месте, где только что находилось туловище великана, начал вспухать огненный шар. Хотя автоматика давно уже включила светофильтры на всей бортовой оптике, блеск наружных экранов на мгновение стал невыносимым для глаз. Затем экраны превратились в мертвые черные пятна.
Вслед за этим на них налетел ураган взрывной волны, приподнявшей машину в воздух и отшвырнувшей ее на десятки метров от эпицентра взрыва. Гравитационные подушки смягчили удар, а защитное поле не пропустило внутрь ни высокой температуры, жесткого излучения.
Но им хватило и перегрузок от механического удара. Все трое мгновенно потеряли сознание.
Глава 36
Олег очнулся от того, что ему на голову капала холодная жидкость. Сходящиеся грани огромного кристалла наполнились светом и пропитали им все вокруг. Он стоял внутри стеклянной клетки, стиснутый ее боковыми гранями так сильно, что не мог ни вдохнуть, ни пошевельнуться. Последнее время это видение преследовало его все чаще.
— Ты хотел у меня что-то спросить?
Вопрос, который он попытался из себя выдавить, застрял у него на губах. Не было ни воздуха, ни сил, чтобы протолкнуть слова сквозь плотно сжатые губы. Тогда он спросил так, как умел говорить когда-то, нa том самом истинном языке, которому не надо звуков.
Он спросил, и его услышали — Олег получил ответ.
— Зачем ты это делаешь? Зачем ты издеваешься над собственными созданиями?
— Они поступают по своему усмотрению, они перестают считаться с моей волей, они забыли, кто им подарил жизнь.
— Отделившись от тебя, они обретают собственную волю, собственную индивидуальность, они получают право на собственную судьбу.
— Ты странное создание, человек, ты все время вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются. Ты нe относишься к нашему миру, и не тебе судить о законах, которые я здесь устанавливаю.
— Ты устанавливаешь жестокие, несправедливые законы. Ты сам вмешиваешься в дела моего мира. Ты творишь зло повсюду.
— Да, потому что повсюду я создаю жизнь, но вместе с ней прорастают семена зла.
— Жизнь — это великий дар. Она не может быть злом. Я не собираюсь подчиняться твоим законам и твоим правилам!
— Правила не имеют значения. Значение имеет лишь сам процесс игры.
Олег почувствовал, как в нем нарастает гнев. От давления его сконцентрированной воли стены стеклянной тюрьмы стали раздвигаться, пока не лопнули. Их сверкающие осколки разлетелись в черной пустоте, а он летел сквозь нее, и вслед ему неслись раскаты издевательского хохота.
Олег очнулся от того, что ему на голову капала холодная жидкость. Он открыл глаза и увидел, что из лопнувшего трубопровода над его головой сочится вода. Тускло горели лампы аварийного освещения, в кабине танка стояла непривычная тишина — не работал ни один двигатель.
— Глен! — позвал Олег, Никто не отозвался. Тогда он, превозмогая боль, поднялся на ноги и увидел, что страховочные ремни кресел не выдержали удара, а оба его спутника лежали на полу без сознания. Он достал медиатор и оказал Глену первую помощь. Убедившись в том, что у Джона нет серьезных повреждений, он решил не торопиться приводить его в чувство.
Глен зашевелился, открыл глаза и секунду бессмысленно смотрел на неподвижного Джона, очевидно, стараясь вспомнить, что произошло. В конце концов, он спросил:
— Ты не собираешься обезопасить нас от этого сумасшедшего? Может, лучше его связать, пока он не пришел в себя?
Глен говорил медленно, с трудом превозмогая боль. Ему досталось больше всех, и Олег знал, что если бы не транквилизаторы, введенные медиатором, он бы еще долго не мог двигаться.
— В этом нет необходимости — ему досталось не меньше нашего. Надо решать, что делать дальше.
— Танком без него мы управлять не сможем, даже если у машины нет серьезных повреждений. Значит, надо снять оружие, какое сможем унести, и уходить.
— Снаружи нас ждет немало сюрпризов. С неприязнью посмотрев на скорченное тело Джона, Глен проворчал: — Здесь этих сюрпризов не меньше. Мы должны сделать так, чтобы в его распоряжении не осталось современного оружия, с ним он тут может черт знает что натворить.
— Реактор работает, а в крепости Пандорцев остались лазеры, — так что оружие у него будет в любом случае.
— Чтобы его получить, ему придется возвращаться, на это потребуется немало времени. Вряд ли он станет нас преследовать, особенно если будет знать, что у нас есть станер.
— Он и так не станет нас преследовать. Он немного свихнулся (хотел бы я знать, кто бы из нас не свихнулся на его месте), но он нам не враг.
В конце концов Олег согласился с предложением Глена и без всякого сожаления стал готовиться покинуть танк.
Конечно, внутри его стальной громады они чувствовали себя уверенней, но Олег все время помнил о том, что для сил, которые им здесь противостояли, танк не более чем очередная игрушка. Так что не имело особенного значения, останутся они внутри или пойдут дальше пешком.
Взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, они вылезли через бортовой люк наружу. Перевернутый танк лежал на боку, и плоскость борта, на которой они теперь стояли, возвышалась над обожженной взрывом поверхностью планеты метров на двадцать.
— Как насчет остаточной радиации? — спросил Глен, внимательно осматривая пустынный пейзаж, в котором ничто, кроме огромной воронки, не напоминало о недавней схватке.
— Чуть выше обычного фона, — ответил Олег, мельком взглянув на прибор. — Разряды стайера не вызывают наведенной радиации. Не понимаю, куда делись останки этого рыцаря? Такая огромная масса не могла аннигилировать полностью. Я не вижу ни одного обломка — Может, масса не соответствовала объему?
— Все равно что-то должно было остаться.
Они спустились до самой земли по приводу гравитационной подушки. Раскаленная взрывом поверхность камня излучала дополнительное тепло.
— Давай посмотрим, как там Крипе.
Открыть дверь в багажное отделение удалось далеко не сразу. Автоматика работала в аварийном режиме, и бортовой компьютер отказывался принимать команды, не связанные с жизнеобеспечением машины.
В конце концов им пришлось вручную откатывать по направляющим тяжеленную стальную дверь.
Едва она приоткрылась, как появился Крипе. Он бодро спрыгнул на землю, словно ничего не случилось, и заверещал на своем птичьем языке.
— Что он говорит?
— Говорит, что сожалеет о происшедшем.
— Ты еще можешь шутить?
— Это не совсем шутка… Джон был прав, коша сказал, что основу речи Пандорцев составляет телепатия. За последнее время я стал лучше слышать язык чужого сознания. Не сомневаюсь, что о Джоне Крипе позаботится. Мы можем идти дальше.
Когда силуэт поверженного танка исчез за скалами, Глен, словно прощаясь с ним, в последний раз обернулся: — Думаешь, Джон сможет вновь заставить машину двигаться?
— Основная проблема состоит лишь в том, как его перевернуть без подъемных механизмов. Почва там твердая, и подкоп вряд ли получится, но если Пандорцы ему помогут, он с этим справится.
Некоторое время они шли молча, каждый по-своему приноравливаясь к изменившейся обстановке. Дыхание огненного озера с каждой минутой ощущалось все сильнее, в конце концов жара стала невыносимой, и им пришлось достать из рюкзаков защитные костюмы. Идти теперь стало еще труднее, зато высокая наружная температура не могла проникнуть сквозь теплонепроницаемый материал костюма.
Пейзаж постепенно менялся, принимая все более мрачный, безжизненный оттенок. Появились вулканические трещины, в бездонной глубине которых просвечивала красноватым недобрым огнем расплавленная лава. От нее на поверхность поднимались густые клубы ядовитых испарений.
Только фильтры, встроенные в шлемы защитных костюмов, давали им возможность двигаться и дышать в окружавшей их раскаленной ядовитой атмосфере.
— Ты хотел у меня что-то спросить?
Вопрос, который он попытался из себя выдавить, застрял у него на губах. Не было ни воздуха, ни сил, чтобы протолкнуть слова сквозь плотно сжатые губы. Тогда он спросил так, как умел говорить когда-то, нa том самом истинном языке, которому не надо звуков.
Он спросил, и его услышали — Олег получил ответ.
— Зачем ты это делаешь? Зачем ты издеваешься над собственными созданиями?
— Они поступают по своему усмотрению, они перестают считаться с моей волей, они забыли, кто им подарил жизнь.
— Отделившись от тебя, они обретают собственную волю, собственную индивидуальность, они получают право на собственную судьбу.
— Ты странное создание, человек, ты все время вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются. Ты нe относишься к нашему миру, и не тебе судить о законах, которые я здесь устанавливаю.
— Ты устанавливаешь жестокие, несправедливые законы. Ты сам вмешиваешься в дела моего мира. Ты творишь зло повсюду.
— Да, потому что повсюду я создаю жизнь, но вместе с ней прорастают семена зла.
— Жизнь — это великий дар. Она не может быть злом. Я не собираюсь подчиняться твоим законам и твоим правилам!
— Правила не имеют значения. Значение имеет лишь сам процесс игры.
Олег почувствовал, как в нем нарастает гнев. От давления его сконцентрированной воли стены стеклянной тюрьмы стали раздвигаться, пока не лопнули. Их сверкающие осколки разлетелись в черной пустоте, а он летел сквозь нее, и вслед ему неслись раскаты издевательского хохота.
Олег очнулся от того, что ему на голову капала холодная жидкость. Он открыл глаза и увидел, что из лопнувшего трубопровода над его головой сочится вода. Тускло горели лампы аварийного освещения, в кабине танка стояла непривычная тишина — не работал ни один двигатель.
— Глен! — позвал Олег, Никто не отозвался. Тогда он, превозмогая боль, поднялся на ноги и увидел, что страховочные ремни кресел не выдержали удара, а оба его спутника лежали на полу без сознания. Он достал медиатор и оказал Глену первую помощь. Убедившись в том, что у Джона нет серьезных повреждений, он решил не торопиться приводить его в чувство.
Глен зашевелился, открыл глаза и секунду бессмысленно смотрел на неподвижного Джона, очевидно, стараясь вспомнить, что произошло. В конце концов, он спросил:
— Ты не собираешься обезопасить нас от этого сумасшедшего? Может, лучше его связать, пока он не пришел в себя?
Глен говорил медленно, с трудом превозмогая боль. Ему досталось больше всех, и Олег знал, что если бы не транквилизаторы, введенные медиатором, он бы еще долго не мог двигаться.
— В этом нет необходимости — ему досталось не меньше нашего. Надо решать, что делать дальше.
— Танком без него мы управлять не сможем, даже если у машины нет серьезных повреждений. Значит, надо снять оружие, какое сможем унести, и уходить.
— Снаружи нас ждет немало сюрпризов. С неприязнью посмотрев на скорченное тело Джона, Глен проворчал: — Здесь этих сюрпризов не меньше. Мы должны сделать так, чтобы в его распоряжении не осталось современного оружия, с ним он тут может черт знает что натворить.
— Реактор работает, а в крепости Пандорцев остались лазеры, — так что оружие у него будет в любом случае.
— Чтобы его получить, ему придется возвращаться, на это потребуется немало времени. Вряд ли он станет нас преследовать, особенно если будет знать, что у нас есть станер.
— Он и так не станет нас преследовать. Он немного свихнулся (хотел бы я знать, кто бы из нас не свихнулся на его месте), но он нам не враг.
В конце концов Олег согласился с предложением Глена и без всякого сожаления стал готовиться покинуть танк.
Конечно, внутри его стальной громады они чувствовали себя уверенней, но Олег все время помнил о том, что для сил, которые им здесь противостояли, танк не более чем очередная игрушка. Так что не имело особенного значения, останутся они внутри или пойдут дальше пешком.
Взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, они вылезли через бортовой люк наружу. Перевернутый танк лежал на боку, и плоскость борта, на которой они теперь стояли, возвышалась над обожженной взрывом поверхностью планеты метров на двадцать.
— Как насчет остаточной радиации? — спросил Глен, внимательно осматривая пустынный пейзаж, в котором ничто, кроме огромной воронки, не напоминало о недавней схватке.
— Чуть выше обычного фона, — ответил Олег, мельком взглянув на прибор. — Разряды стайера не вызывают наведенной радиации. Не понимаю, куда делись останки этого рыцаря? Такая огромная масса не могла аннигилировать полностью. Я не вижу ни одного обломка — Может, масса не соответствовала объему?
— Все равно что-то должно было остаться.
Они спустились до самой земли по приводу гравитационной подушки. Раскаленная взрывом поверхность камня излучала дополнительное тепло.
— Давай посмотрим, как там Крипе.
Открыть дверь в багажное отделение удалось далеко не сразу. Автоматика работала в аварийном режиме, и бортовой компьютер отказывался принимать команды, не связанные с жизнеобеспечением машины.
В конце концов им пришлось вручную откатывать по направляющим тяжеленную стальную дверь.
Едва она приоткрылась, как появился Крипе. Он бодро спрыгнул на землю, словно ничего не случилось, и заверещал на своем птичьем языке.
— Что он говорит?
— Говорит, что сожалеет о происшедшем.
— Ты еще можешь шутить?
— Это не совсем шутка… Джон был прав, коша сказал, что основу речи Пандорцев составляет телепатия. За последнее время я стал лучше слышать язык чужого сознания. Не сомневаюсь, что о Джоне Крипе позаботится. Мы можем идти дальше.
Когда силуэт поверженного танка исчез за скалами, Глен, словно прощаясь с ним, в последний раз обернулся: — Думаешь, Джон сможет вновь заставить машину двигаться?
— Основная проблема состоит лишь в том, как его перевернуть без подъемных механизмов. Почва там твердая, и подкоп вряд ли получится, но если Пандорцы ему помогут, он с этим справится.
Некоторое время они шли молча, каждый по-своему приноравливаясь к изменившейся обстановке. Дыхание огненного озера с каждой минутой ощущалось все сильнее, в конце концов жара стала невыносимой, и им пришлось достать из рюкзаков защитные костюмы. Идти теперь стало еще труднее, зато высокая наружная температура не могла проникнуть сквозь теплонепроницаемый материал костюма.
Пейзаж постепенно менялся, принимая все более мрачный, безжизненный оттенок. Появились вулканические трещины, в бездонной глубине которых просвечивала красноватым недобрым огнем расплавленная лава. От нее на поверхность поднимались густые клубы ядовитых испарений.
Только фильтры, встроенные в шлемы защитных костюмов, давали им возможность двигаться и дышать в окружавшей их раскаленной ядовитой атмосфере.