кофе пить.
   – У тебя сердце есть? – взревел Анчар.
   – Откуда мне знать? – по-мещерски пожал я плечами. – Пойдем, не надо им мешать.
   И мне, стало быть, тоже.
   В доме было непривычно тихо и пусто. Я, оказывается, уже сильно привязался к его обитателям. Мне их не хватало.
   Ничего, пройдет с течением времени. И событий. Все равно скоро расставаться. Насовсем. Так или иначе.
   Мы прошли на кухню. Анчар ворчливо сделал мне кофе, себе налил вина.
   – Ближе к вечеру, – сказал я, поставив пустую чашку, – я пойду купаться. И не вернусь. До ночи. Твое дело – вовремя лечь спать. И что бы ни случилось – носа своего длинного из сакли не высовывать. Тревоги не поднимать.
   Тревогу я сам подниму.
   – Почему не хочешь, чтобы помог тебе?
   – Твоя помощь еще впереди. Успеешь повоевать.
   – Ты похож на умного человека… По чему не скажешь, что будешь делать?
   – Потому что сам еще не знаю…
   – 
   Ближе к вечеру катер вернулся, снова спрятался за косой.
   Проводил, стало быть, проверил. Надеюсь – не более того. Надеюсь, в его трюме не валяются мои клиенты, скованные одной цепью…
   – Пойду искупаюсь, – сказал я Анчару, который неподвижно сидел на стуле в гостиной перед амфорой – созерцал, пытаясь понять своего хозяина.
   Он проводил меня добрым взглядом, посоветовал:
   – Не утони ни разу.
   Чудак ты, Арчи, простодушный. Как ропан в казанке.
   Я мог бы выйти из дома прямо в плавках и ластах. Но не сделал этого. Пускай моя одежда и полотенце сиротливо лежат на песке, напоминая кому надо о тщете и бренности наших устремлений.
 
   В море было хорошо. Но плыть надо было долго. Я опустил лицо в воду и смотрел, как разбегаются от моей скользящей по песку тени рыбешки, шарахаются, замирают в боевой позе крабы, колышутся травы морские и постепенно тускнеет золото дна, тонет в глубокой зелени вечных подводных сумерек.
   Дорогу я знал хорошо. Сперва держал курс строго на зюйд, а в нужный момент – над затонувшим баркасом – взял к весту ровно на семь с половиной градусов, вышел на траверз крабового могильника.
   Акваланг утонул удачно – лежал у самого подножия «надгробия». Я нырнул, отвернул воздушный вентиль, сняв с него визитную карточку Мещерского с Женькиными каракулями: «Люблю, целую, жду нетерпением. Эугения».
   Не надевая баллоны, взял в рот загубник, подышал, осмотрелся.
   Все четко: ко мне красивым стилем «дельфин» двигался пловец в черном гидрокостюме с очень хорошей русалочьей фигурой. В одной, вытянутой вперед, руке русалка держала подводное ружье, а другой рукой послала мне приветствие.
   А ружьишко у нее славное, в тот раз я не разглядел, отнять, что ли? Да ладно, свой теперь человек, зачем обижать девушку? Лучше на что-нибудь выменяю потом. Если не подарит.
   Я помахал в ответ и резко всплыл, с плеском и брызгами вылетев из воды почти до пояса – все должно быть натурально, по Станиславскому, со сверхзадачей, – взмахнул беспомощно руками и – прощайте, скалистые горы, – утонул, погрузился в морскую пучину. Навеки, стало быть.
   Опустившись на дно, приник к загубнику, надел баллоны и застегнул ремни.
   Человек с ружьем разрядил его в песчаное дно, и мы поплыли. Сначала в одном направлении, а потом – он к катеру, за вознаграждением, а я к берегу, где томились в пещерке мои джинсы и пистолет.
   По дороге, благо баллоны были заправлены под пробочку, не поленился завернуть к причалу и отыскать Анчаров «кепок» – вот обрадуется. Камень из кепки я предусмотрительно вынул – кто знает, что нашему джигиту от радости в голову придет.
 
   До приезда Володи еще было время. Я выбрался на берег, снял акваланг – сегодня он мне не понадобится. Занес его в пещерку, положил в угол, бросил на него, чтобы не забыть, мокрую кепку.
   Проверил сумку – так и есть: все цело, но «молния» застегнута до отказа, а я, помнится, не довел ее до упора на несколько зубчиков. Кто-то проверял. Теперь я знал точно – кто именно. Посчитаюсь я с ним, не люблю, когда в моих вещах роются.
   Я оделся и пошел понаблюдать за виллой, не помешает.
   Там все было в порядке. Шорты мои так и лежали на песке – грустно; дом стоял на месте, и в окнах мелькала тень Анчара – прибирался.
   Потом он погасил в комнатах свет, вышел на терраску с кружкой вина, сел на ступеньках и закурил трубку. Смотрел в даль моря и о чем-то, наверное, думал. Может, о кепке жалел. Или Женьки боялся.
   Наконец он запер двери, прошелся по территории и остановился у дверей сакли. Тут мне показалось, что раздался беззвучный хлопок, и в стене сакли, рядом с носом Анчара, вспыхнуло легкое облачко – ноги Анчара подломились, и он рухнул на землю, зацепив и развалив бедную поленницу. Уснул, стало быть.
   Мне захотелось устроить его поудобнее, подложить что-нибудь под голову и укрыть теплым одеялом. Но я не стал, конечно, менять сценарий.
   Совсем стемнело. Все стихло, затаились даже цикады, чтобы не мешать, раздавался только непослушный мерный шипучий шорох волн, растворявшихся в гальке.
   В небе появились звезды и становились все чаще и ярче.
   Я еще раз оглядел владения Мещерского, в том числе и принадлежащую ему акваторию, и вернулся к пещерке, на место встречи с Володей.
   Покурил, подремал, привалясь спиной к теплой еще скале. Помечтал о чашечке горячего кофе, о рюмке холодной водки, о красивой девушке, которая может быть и холодной, и горячей. И это одинаково прекрасно.
   Мечты мои совсем некстати прервал шум приближающейся наверху машины. Привстал, посмотрел вверх – показалось, что коротко мелькнул свет фар и исчез вместе с умолкнувшим звуком мотора. Понятно: свет вырубили, идут накатом.
   Сейчас Володя появится.
   Высоко надо мной и впрямь послышался шорох, приглушенное резкое слово, снова шорох. Сорвался камешек, упал у моих ног. Все, пора подумать и о себе.
   Я отскочил подальше от наиболее вероятного места Володиной посадки. Вовремя. За камешком упал другой, третий, целая горсть, мешок, водопад камней, лавина и – под занавес – грохнулся на гальку задом злой работник милиции.
   – С приехалом, – сказал я Володе. – А парашют твой где?
   Он встал и пошел на меня медведем, которому зимой спать не дают.
   – Только без рук, – предупредил я, делая шаг назад. – Тебя змея укусила, да?
   Но Володя уже остыл. Повернулся ко мне спиной:
   – Посмотри, я там ничего себе не сломал?
   Я посмотрел.
   – А у тебя там вроде ничего особенного не было.
   Я привел его в пещерку, засветил фонарик. Дал посмотреть план дома и бумажку с вопросами.
   – Об этом будем спрашивать.
   Володя прочитал, запомнил.
   – Именно в такой последовательности?
   – Желательно. А там посмотрим, как он держаться будет. Раздевайся, дальше морем пойдем.
   – Мало того, что разбился, – проворчал Володя, – теперь еще и утону.
   Я забрал его одежду, разделся сам и уложил наши шмотки в пластиковый мешок.
   – Пистолет давай. Наручники взял?
   Почему я спросил про наручники? Ведь у меня были свои. Предчувствовал, стало быть.
   Я затянул мешок, закинул за спину. Надел Анчарову кепку.
   Володя удивленно взглянул на меня, ничего не спросил, но, наверное, что-то подумал. Тактичный он человек, хоть и мент.
   Мы вошли в воду и поплыли в море вдоль косы. Метров двести, наверное. И все двести метров я боролся с козырьком, валившимся мне на нос. Бедный Анчар!
   – Не заблудимся? – Володя отфыркивался у меня за спиной. – Далеко еще?
   – Тише, там катер впереди, вражеский. – И словно в подтверждение блеснул на миг неподалеку свет – дверь или люк, видимо, на секунду приоткрыли. Например, пустую бутылку выкинуть. Живут же люди.
   – Выбираемся, – сказал я. – Ненадолго.
   Мы пересекли косу и снова поплыли – уже к берегу. В надежное местечко меж двух камней на территории виллы.
   Выползли на берег, оделись, вооружились. Залегли за камнями. Отсюда хорошо просматривались ворота, дверь дома, сакля, у порога которой среди разбросанных поленьев спал бедный Анчар.
   – Ты свою тачку спрятать догадался? – спросил я Володю.
   – Нет, на дороге оставил. Чтоб твой гость сразу сообразил…
   – Допрашивать его будем вдвоем, – перебил я, – перекрестно, жестко. Главные вопросы…
   – Отставить разговоры, – прервал меня Володя, инстинктивно пригибая голову. – Приехал.
   К вилле крался, спускаясь с горы, автомобиль, нащупывая в темноте дорогу. Остановился у ворот. И все. Тишина. Мы ждали долго.
   – Может, тоже пока поспим? – шепнул мне в ухо Володя. – Ты ничего не напутал?
   – Сейчас вылезет. Я бы на его месте тоже не спешил.
   Вот так номер! Из машины вышли двое. Бесшумно прикрыли дверцы, не до конца.
 
   Предчувствие… А еще этот эскулап раскудахтался: сейф, сейф – обрадовался, похвалился.
   Вообще-то, мой промах. Мог бы догадаться, что их двое будет: один полы поднимать, другой, стало быть, сейф ломать. Специализация…
   – Не грусти, – сказал шепотом Володя. – Оно, однако, к лучшему. Ты развалишь одного, я – другого. Потом сравним показания. Уточним детали. Выявим противоречия. И доработаем того, который по-слабже окажется.
   Гости подошли к воротам. Тот, что поменьше, поставил у ног чемоданчик, ковырнул в замке, и ворота предательски распахнулись – закодированные, стало быть, на гостеприимство.
   У дома они разделились. Маленький остался у замка входной двери, а тот, что побольше, пошел к сакле. Наклонился над Анчаром – сердце мое немного дрогнуло – взял его под мышки, с трудом (так тебе и надо!) втащил в саклю. Вышел, осмотрелся, притворил дверь и припер поленом.
   Вот проспится Анчар, я ему все расскажу.
   Пока Большой возился с Анчаром, Маленький справился с замком – он же, конечно, и с сейфом будет работать.
   – Чур я в дверь, – сказал я Володе, – а ты в окно, вот это – второе слева, я его отпер. Берем одновременно, каждый своего. По сигналу.
   – По какому? – уточнил Володя. Дотошный.
   – Услышишь, не проспишь. Пошли.
   – Ты уедешь – скучно станет.
   – Не уеду, – смоделировал я. – Увезут.
   Ребята свое дело знали. Обошли весь дом, задернули шторы там, где они не были задернуты, и, видимо, начали работать.
   Я бесшумно вошел в дверь, нащупал обе кнопки сигнализации, дал Володе немного времени и разом нажал их.
   И даже сам испугался: по всей территории и в доме вспыхнул свет, взвыли сирены, залаяли, злобно захлебываясь, огромные беспощадные собаки. И вроде послышались голоса резких команд.
   Ударом ноги я распахнул дверь кабинета. Малыш, обернувшись, успел выпустить из рук миниатюрный газовый резак и заменить его пистолетом. Успел даже восхититься моим прыжком – обеими ногами вперед, у Женьки Серый научился.
   Он раскинул от удара в грудь руки («Ба! Кого я вижу!») и глухо вмазался затылком в дверцу сейфа – «броневик» даже не вздрогнул.
   Я перекрыл газ в резаке, затоптал загоревшийся ковер, подобрал пистолет (теперь их, стало быть, три у меня) и распахнул окна – сильно воняло ядовитой гарью.
   Когда Малыш пришел в себя, он уже сидел на стуле, руки вывернуты и за его спинкой взяты в наручники;
   – Отдохни пока, – сказал я и прошел в соседнюю комнату.
   Там примерно такая же картина. Володя засовывал в карман трофейный пистолет, а его прежний владелец корчился на полу – кисть и лодыжка схвачены кольцами кандалов. Вот и пригодились.
   Сирены выключились внезапно. А лай собак стихал постепенно, будто их успокаивал пробудившийся хозяин.
   Я вернулся к своему пленнику. Сел за стол, снял трубку телефона, не боясь разбудить Анчара, и «доложил» начальству об успешном задержании. Сурово приврал, конечно, об оказанном нам отчаянном сопротивлении, о попытках преступников применить огнестрельное оружие. Получил указание провести предварительное дознание на месте.
   Малыш слушал мою туфту, но никак не реагировал. Только сбросил кивком со лба капли пота.
   Я положил трубку, посмотрел на него пустым взглядом, встал из-за стола, медленно подошел к нему, покачался с пятки на носок.
   Он замер, ожидая первого удара.
   – Документы есть? – лениво спросил я, будто мне и спрашивать-то его больше не о чем.
   Молчание. Лучший способ не проговориться.
   – Фамилия?
   Та же бурная реакция.
   За воротами послышался рев Володино-го «уазика», отчаянный визг сносившихся колодок.
   Постучав, вошел водитель в форме сержанта, с автоматом на плече.
   – Товарищ полковник, – обратился он ко мне, игнорируя присутствие постороннего. – Так что операция завершена, ребята чешут территорию. И вроде наверху еще кто-то прячется…
   – Все?
   – Это… значит, – он нерешительно мялся.
   – Что еще? – резко спросил я.
   – Туточки до вас гражданка голая просится. Имеет, говорит, сведения сообщить по делу. Допустить?
   – Ну, если голая, то конечно… – Я ли хорадочно соображал – что за инициатива, с чьей стороны? И чем это грозит. Неужели русалка? – Пусть войдет.
   Вошла. Женька. В купальнике.
   Стала – руки по швам, подбородок вздернут, начальника глазами ест. Блудливыми, зелеными.
   – Что вы позволяете себе, товарищ лейтенант? – сорвался я. – Почему не в форме?
   Сейчас выдаст: я всегда в форме. Скажете – плохая форма, плохо сидит? Или как?
   Но Женька безмятежно уронила:
   – Искупалась, товарищ полковник. Надоело в кустах сидеть. Или нельзя?
   – Идите, приведите себя в порядок и подождите меня. Вы мне нужны.
   Женька повернулась и вышла строевым шагом. Подрагивая бедрами.
   Я скосил глаз на задержанного. Похоже, эта милая сценка произвела на него впечатление посильнее, чем мой «звонок начальству».
   В гостиной меня ждал Володя.
   – Как у тебя? – спросил я, нервно направляясь в свою комнату.
   – Бомжую, говорит, начальник. Заночевать хотел и скрасть что-нито. И на рынок снесть.
   – Мой вообще молчит. Но я таких знаю. Говорить начнет – не остановишь. – И я плотно прикрыл за собой дверь.
   – Что случилось? – Мне стоило большого труда задать этот вопрос спокойно.
   – Сигарету, кофе. – Женька упала в кресло, демонстрируя отчаянную усталость. – Ванну и мужика.
   По-моему, она не переигрывала. Ну, может, чуть-чуть насчет мужика.
   – Что с яхтой?
   Женька ткнула большим пальцем в пол, указательным в потолок.
   Яхта затонула, понял я, одна мачта торчит.
   – А люди?
   – Я их спасла, – с гордой скромностью ответила Женька. – С риском для жизни. – Для чьей жизни, уточнять не стала. – Они в безопасности, им только голодная смерть грозит. И переохлаждение. Ну дай же мне наконец сигарету. Кто тебе вообще дороже?
   – Как ты здесь оказалась?
   – Приплыла, – пожала плечами, – все мы этому научились. – Правда, на берег далеко отсюда вылезла. Миль за двести.
   – И как же ты добралась? Без денег? В одном купальнике?
   – Именно что – в купальнике. Вышла из кустов на шоссе и тормознуть не пришлось – сплошной визг поднялся. Всем счастье великое нужно – голую Женьку подбросить. Выбрала одного, машина понравилась, под цвет купальника…
   Господи, какой там цвет у этого купальника – две веревочки.
   – …А насчет денег… Ну поцеловала его разок. Ну невинности лишилась раза два. Или три, точно не помню, не считала, о тебе думала.
   Ах, Женька, золото ты мое! Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень хорошее, просить у нее прощения. За что? Не знаю. Но очень хотелось. Но не сейчас. Некогда.
   – Укол сумеешь сделать?
   – Подкожно могу, внутримышечно. Перенервничал? Снимай штаны.
   – Да не мне – задержанному.
   Я передал ей пакетик с одноразовым шприцем и ампулку, что мне достал Володя.
   – Поищи у Виты в спальне что-нибудь похожее на белый халат. Медицинский, не махровый.
   – А что искать? Он у нее есть. Она в нем Мещерскому массаж делает, – хитро улыбнулась, видно, Вита с ней очень откровенничала. Полагаю, и Женька не больно скромничала. Представляю, однако, какой информацией они обменивались. И как хихикали.
   – Сиди здесь, я тебя позову.
   Я вернулся в кабинет. Сел за стол, стал, зевая, заполнять «протокол задержания с поличным».
   «На поставленные вопросы отвечать отказался», – эту фразу я с удовлетворением прочел вслух.
   – Будешь говорить?
   Молчание.
   Я позвал Женьку.
   Она вошла в халате, белой шапочке, строгая, неузнаваемая. В руках – подносик, на нем – шприц, ампула, пузырек со спиртом. Остановилась у стола.
   Я посмотрел на часы.
   – Вот что, друг мой. У меня тоже есть хозяин. И я не хочу остаться без премии. На тебя мне, не скрою, наплевать. Я таких, как ты, за людей не считаю. А себя люблю. Условие простое: будешь говорить, отвезут тебя в горотдел, не будешь – останешься здесь, – я кивнул на окошко, в сторону моря, – навсегда.
   Молчание.
   Ну что же, на такой ответ есть старый способ.
   – Давайте, лейтенант.
   Женька подошла к задержанному, профессионально обнажила ему руку, наполнила шприц, протерла ваткой кожу, вколола.
   Я взял в баре стакан, бросил в него таблетку аспирина, наполнил водой.
   Стакан поставил на стол, снял с руки часы и положил перед задержанным.
   Отметил в его взгляде зарождающийся страх. Непонятно ведь – оттого и страшно. Сейчас разъясню. Еще страшнее станет.
   – У тебя ровно полторы минуты. Если не примешь вот это, – я указал на стакан, – умрешь от укола в мучениях, глаза лопнут и прямая кишка вылезет. Потом, при попытке бегства, я выстрелю тебе в спину и сброшу со скалы в море. Все, мне некогда. Спать хочу. У тебя минутка осталась.
   Он замигал, сбрасывая пот с ресниц.
   Кажется, я взял верный тон – равнодушный, спокойный, усталый: наплевать мне на все эти дела. Вроде того, что на хрена мне все эти хлопоты?
   Задолго до срока – еще двадцать секунд оставалось – он носом показал на стакан. Залпом, жадно выпил, вздохнул с облегчением.
   Сейчас скажет: обманули дурака, мол, по нужде в дом забрался… Тогда я его убью, здесь же.
   Нет, сказал совсем другое. Все сказал. Что знал, естественно. Но маловато, к сожалению.
   Задание и инструкции они получили от Боксера: разыскать документы в черном конверте. В углу конверта – золотом тиснут фирменный знак – свиток, подсвечник, старинный пистолет, а вокруг слова «Эльдорадо-Раритет». Документы очень важные. Стоят больших денег. Только за работу ему обещают десять «зеленых» кусков. При результате – сто.
   – В конверт, сейчас соврешь, заглядывать запретили?
   – Нет. Даже приказали. Чтоб ошибки не было.
   – И что? Цифирки? – подсказал я, без риска.
   – Да. Цифры на нескольких листах. На машинке. Такими колонками, квадратными. На одном листе по девять квадратов.
   – Сколько всего листов?
   – Сказали – десять.
   Он отвечал торопливо, больше прислушиваясь к себе, чем к моим вопросам.
   – Листы нумерованы?
   – Этого я не знаю, не говорили.
   – Кому вы должны их передать?
   – Только Боксеру, лично. Он подойдет на катере. По ракете.
   Ну теперь уж не подойдет.
   Я задумался. Положим, после такого шума я устрою пальбу и дам сигнал: «Все в порядке. Товар на руках». Подходит катер, на берег сходит Боксер. С секундантами. Ну, положим, я его все-таки возьму. Что дальше? Про содержание бумаг (которых уже нет) он наверняка немного знает. Это скорее всего знает теперь только Бакс. И Мещерский. Боксера мне не расколоть, на свою сторону не уговорить. Игру не продолжить. И что я с ним буду делать? Отпущу с миром, извинюсь и повернусь к нему спиной, подожду, пока он сбегает за автоматом?
   В целом – да, а в общем – нет, не согласен.
   И Мещерских не выручу, и сам пропаду. Надо продолжать состязание. По первому варианту. Тем более что у меня теперь и другая задача: либо убедиться, что искомая информация уничтожена, либо получить ее.
   Правда, мне эту задачу никто не ставил. Но разве может относительно честный остановиться на полпути?..
   – Кто вас страхует?
   – Двое в горах…
   Все-таки двое. Хорошо, что я с Монахом насчет банки договорился.
   – …И катер с моря.
   – Что еще?
   – Вроде все.
   Я тоже так думаю.
   – Отведите его в ИВС, – сказал я Женьке. – Наручники не снимайте.
   Она глазами спросила, где у нас изолятор, я глазами ответил – в чулане. Они ушли, вошел Володя.
   – Есть что-нибудь?
   – Поручено шмонать виллу до потери памяти. Найти бумаги с цифровым шрифтом. Передать Боксеру, получить баксы. Во времени их не ограничивали.
   – Не густо. Но кое-что есть. Твой хоть назвался?
   – А то! Да я его немного знаю. Он, кстати, когда-то в органах служил. Очень результативно обыски проводил. Какое-то чутье у него особое. Про него легенды ходили. Погорел на пустяке. Что-то специфическое к рукам прилипло… Да, знаешь, что он мне в конце допроса сказал? Промахнулся я, начальник, срок за пустышку взял. В этом доме ничего не спрятано, сразу видно, по всему.
   – Это я и без него уже знаю.
   – И вот это? – Володя протянул мне золотой фирменный знак на черном фоне. Вырезанный из конверта.
   – Откуда?
   – Он успел его в какой-то книге отыскать. Возьмешь?
   – Еще бы. Кофейку выпьешь?
   – Легко отделаться хочешь.
   – Все остальное потом. Забирай добычу.
   – А на хрена она мне сдалась? Мы с тобой поторопились. Если бы твой клиент сейф успел вскрыть – другое дело. Докажи теперь, что он не поспать на виллу забрался. Или пожрать.
   – А взлом?
   – Взлом без кражи совсем не то, что кража со взломом.
   – Пистолет, – напомнил я. – Незаконное хранение и ношение.
   – Два пистолета, – значительно уточнил Володя.
   – Надо же! – возмутился я, глядя ему в глаза. – В каждом кармане у него по пушке!
   – Подставишь ты меня, Серый. В газеты попаду.
   – Два раза, – пообещал я, потому что появилась вдруг одна мысль. Жестокая.
   Вошла Женька:
   – Серый, я спать хочу. Я сегодня двести миль проплыла. Без обеда. И чайка мне на голову капнула. И любовью я утомилась.
   – Отопри своего узника, отдай его Володе.
   – Щаз-з!.. Он уже оклемался. Я войду, а он как на меня набросится!..
   – Не набросится. Ему не до тебя сейчас. Ты ему слабительное вколола…
   Мы проводили всю компанию до машины. Я забрал свои наручники, а Володиными сковал задержанных в пару.
   – Спокойной ночи, – сказал Володя и поставил ногу на ступеньку.
   – Подожди, еще одно желание…
   – Не последнее, надеюсь…
   – Как знать… У тебя ведь есть с прессой связи? Так пусть завтра в утренних газетах заметочка под соответствующей рубрикой пройдет.
   – Завтрашние уже печатаются. – Володя насторожился. И правильно сделал.
   – Стало быть, пусть в вечерней. Примерно так: «Вчера доблестными правоохранительными органами на одной из дач побережья были задержаны с поличным при попытке ограбления неустановленные пока лица. Предварительное дознание, проведенное работниками уголовного розыска Майского отделения милиции, позволяет сделать предположение о готовящемся тяжком преступлении. Для дальнейшего расследования задержанные будут немедленно этапированы в районный ОВД».
   – Тебе это что-то даст? – не понял сначала Володя.
   Скорее всего тебе, подумал я, кивая. Большие неприятности. Ты уж прости меня.
   – Мне это не нравится, – честно сказал он. – Могут быть проблемы.
   Вот именно.
   – Ладно, езжайте. У меня еще дел полно.
   Да и Монах волнуется (не за Монашку ли?), баночку в ночной прицел изучает. Поручения ждет.
   Милиция уехала. Мы с Женькой сели рядышком на крыльцо терраски, закурили. Было тихо, даже море уснуло.
   – Как я люблю эти вечерние ночи, – мечтательно пропела Женька…
   И утренние закаты, добавил я мысленно.
   – Когда мы уедем отсюда, Серый?
   – Я тебя послезавтра отвезу в город.
   – А ты?
   – Я еще задержусь. – Я щелчком отбросил окурок – он падающей звездочкой прочертил черный воздух и долго светился на песке. Анчар завтра на него ругаться будет.
   – Да, а где Анчар? – прочел мои мысли «доктор Ватсон».
   – Спит джигит. Кстати, надо его саклю отпереть. А то он спросонья дверь вышибет.
   Я не поленился сходить на берег, где мы оставили наше имущество, забрал кепку, поднялся к сакле и откинул полено от двери.
   Анчар спал на полу. Я перетащил его и уложил на постель, укрыл буркой. Рядом положил мокрую кепку.
   Расстроится он поутру. Да еще и поленница опять развалилась.
   – Наконец-то мы с тобой совсем одни, – намекнула Женька в лоб, когда я вернулся.
   – Вот именно. Садись за компьютер.
   – Жестокий ты человек. Сухарь. Старый. – И ушла работать.
   Мне не пришлось стрелять в банку. В недрах скалы вспыхнул и замигал огонек. Я свистнул и помахал рукой. В ответ фонарик мигнул три раза – сигнал принят.
   – Серый! – высунулась в окно Женька. – Посиди со мной! Расскажи, как ты меня любишь.
   Что ж, время есть – пока-то Монах доберется, – можно и о любви поговорить.
   Женька сидела, уставившись в голубой экран монитора, легко положив руки на клавиши. Все в том же халатике, только шапочку сняла и волосы по плечам рассыпала. Золотое на белом. Неплохо у нее получилось.
   – Кстати, а где Мещерские? – вспомнил я – пора уже было о клиентах позаботиться.
   Женька, не отрываясь от экрана, равнодушно дернула плечом:
   – Там. – И сделала пальцами в воздухе какое-то сложное уточняющее объяснение. – На необитаемом острове. Им там хорошо. Романтично. – Обернулась лукаво, подернула зеленые глаза голубой дымкой. – Представляешь, Серый, они там совсем одни. Среди первозданной природы. Кругом только море. И голые камни. И эти тоже голые-голые. Как Адам и Ева. Над ними кричат чайки, благословляют их любовь. И они предаются ей день и ночь. Без пищи, воды и крова. Не завидно тебе? Давай мы с тобой тоже уединимся на каком-нибудь острове…